Содержание к диссертации
Введение
1. Германия в новых международно-политических условиях 36
2. Проблема немецкой идентификации и немецких национальных интересов 50
1 Особенности формирования немецкой идентификационной модели и структуры немецких интересов в условиях "прежней" ФРГ
2. Первоначальные трудности приспособления внешней политики Германии к новым условиям своего существования в постбиполярном мире 64
3. Выдвижение проблемы нормальности в центр немецких поисков идентичности и определения национальных интересов в объединившейся Германии 74
4. Попытки формулирования немецких национальных интересов в постбиполярном контексте 86
5. Подходы правительства "красно-зеленой" коалиции к проблеме немецких интересов 95
3. Механизм формирования внешней политики фрг (на примере политики на европейском направлении) 104
1. Влияние канцлерской демократии на внешнеполитический курс 106
2. Деятельность МИДа ФРГ в условиях канцлерской и координационной демократии 124
3. Координационная демократия на политическом уровне федерального правительства 142
4. Мультилатерализм во внешней политике ФРГ 149
4. Германия и европейский интеграционный процесс 162
1. Эволюция подходов ФРГ к европейской интеграции в контексте германо-французского примирения (1945-1990 гг.) 162
2. Объединение Германии как фактор ускорения европейской интеграции 193
3. Основные события движения стран - членов ЕС к валютному союзу 206
4. Германо-французские противоречия в процессе строительства валютного союза 215
5. Пропагандистское обеспечение германскими средствами массовой информации перехода к единой европейской валюте евро 231
6. Роль Германии в расширении ЕС на Восток 249
7. Немецкое видение перспектив европейского интеграционного процесса в контексте германо-французского стратегического партнерства 285
5. Германо-американские отношения партнерство и соперничество 325
1. Проамериканская и антиамериканская тенденции в германо-американских отношениях в период после второй мировой войны 325
2. Взаимодействие европеистского и атлантического подходов в германо-американских отношениях 364
3. Германо-американские отношения в условиях реальностей постбиполярного мира 387
6. Германия и россия 413
1. Отношение немцев к России в проблемно-хронологической динамике 413
2. Германо-российское партнерство после объединения Германии 438
3. Потенциальные возможности и ограничительные факторы германо-российского сотрудничества 468
Заключение 498
- Первоначальные трудности приспособления внешней политики Германии к новым условиям своего существования в постбиполярном мире
- Попытки формулирования немецких национальных интересов в постбиполярном контексте
- Деятельность МИДа ФРГ в условиях канцлерской и координационной демократии
- Объединение Германии как фактор ускорения европейской интеграции
Первоначальные трудности приспособления внешней политики Германии к новым условиям своего существования в постбиполярном мире
Объединение Германии снова поставило перед немцами вопросы "Кто они такие?", "Каковы их интересы?", "Куда они идут?". Причем ответы на эти вопросы имели решающее значение не только для самих немцев, но и для их окружения. Не обладая полным суверенитетом и действуя в режиме чужих представлений о себе, ФРГ в период 1945-1989 гг. считала несвоевременным использование понятия "национальные интересы". Груз национал-социалистского прошлого и конфликт Восток - Запад на целых четыре десятилетия блокировали дискуссию о национальных интересах Германии. Однако это не означает, что национальные интересы отсутствовали и ФРГ не стремилась их реализовывать. Основополагающим национальным интересом было объединение Германии и воссоединение разделенного немецкого народа. Реализация этого интереса, которым завершилась "холодная война", изменила политическую карту Европы и соотношение сил на европейском континенте. Объединенная Германия стала функционировать в новых рамочных условиях, в создание которых она внесла значительный вклад. Партнеры и союзники Германии, испытывающие в отношении нее сложный комплекс чувств, в котором доминирует подозрительность, стали с интересом и напряжением ожидать, как объединенная Германия определит свои национальные интересы. Для немцев же вопрос о германских интересах стал важным фактором поиска идентичности, который требовал нового совмещения чужих и своих представлений об объединенной Германии, ее будущей роли и ответственности. Чтобы сразу снять подозрительность и опасения союзников, увидевших в объединении двух германских государств пугающий призрак "Великой Германии" и "четвертого рейха", канцлер Гельмут Коль обозначил национальные интересы страны в глобальном контексте, связав их с углублением европейской интеграции. Он произнес ставшую знаменитой фразу, что объединение Германии и европейское единство две стороны одной медали. Г. Колю многие не поверили как за рубежом, так и внутри страны. В тот период идея Европы не имела благоприятной конъюнктуры в Германии. Немецкая политика колебалась между новым самосознанием и растущей неопределенностью. И когда к незавершенному немецкому объединению добавлялось еще и европейское объединение, то такое не укладывалось во многих головах, даже если федеральное правительство и ставило это своей целью. Ситуацию того времени в интерпретации как левых, так и правых сил отразили германские средства массовой информации.
Например, для социал-демократического политика Петера Глотца было очевидно, что увеличившаяся в размерах Германия сама стимулирует новый национализм, и потому опасность углубления старых противоречий в Сообществе велика. Поэтому, с его точки зрения, обещание, канцлера Коля, что европейское и немецкое единство пойдут рука об руку, не отражало действительного положения вещей. В интервью журналу "Штерн" П. Глотц подчеркнул, что истории нет дела до наших расписаний и что "бравые немцы", "образцовые европейские мальчики" могут вдруг снова стать приверженцами национального государства. В этой связи он обращал внимание на то, что в объединенной Германии идее национальной государственности отдавали предпочтение не только "старые правые", как это отмечала "Геральд трибун", но и "более утонченные круги"18. Например, политический обозреватель газеты "Ди вельт" Герберт Кремп увидел в идее углубления ЕС просто коварную попытку осуществления контроля Германии. Предельно откровенен был и комментатор журнала "Дер Шпигель" Рудольф Аугштайн. Он, в частности, высказал такую точку зрения: "Не существует солидарной Европы. Едины и солидарны другие в стремлении сузить политические возможности увеличившейся Германии и при этом, если можно, еще обеспечить выигрыш для себя"19. Вышеприведенные подходы немцев к одной из проблем, вставшей перед объединенной Германией, свидетельствуют об отсутствии консенсуса среди политических элит в отношении национальных интересов страны. Так, социал-демократ П. Глотц представляет позицию так называемых негативных националистов, которые считают, что немцы не искупили еще грех национал-социализма и потому путь реализации национальных интересов может снова привести их к катастрофе. Г. Кремп и Р. Аугштайн, напротив, заявляют о национальных интересах Германии, которые не во всем \ совпадают с интересами ее партнеров и союзников. Неудивительно,; что с 1991 г. в Германии постоянно менялись центральные подходы к международной политике. Первое внешнеполитическое испытание ФРГ после достижения единства - война в Персидском заливе показала, как необоснован был страх в отношении нового величия Германии. Тогда в больший стве своем немцы испугались военной роли и это, в принципе,; соответствовало культуре сдержанности и самоограничения, которую) J они десятилетиями практиковали с учетом мнения и представлений.! \ соседей. Упреки союзников в том, что немцы отлынивают и\ устраняются от ответственности, во многом способствовали крити- ческой перепроверке ими собственного самопонимания. Сейчас немцы уже готовы нести больше международной ответственности и не j только с помощью "чековой книжки". Однако, несмотря на эту новую \ ориентацию, все еще остается сдержанность в отношении прямого участия в военных акциях вне зоны ответственности НАТО, а также в отношении притязания на ведущую роль. В то же время расстановка новых акцентов в самовосприятии немцев довольно скоро проявилась в изменении их ролевого сознания, главным образом, в сфере дипломатии и практической политики. ФРГ продемонстриро- вала, что в вопросах, затрагивающих ее национальные интересы,1 она готова к большей дипломатической независимости. Наиболее рельефным выражением такой готовности стали действия ФРГ, подтолкнувшие распад Югославии и придавшие ему необ- средства массовой информации сыграли не последнюю роль в мировой изоляции Сербии, в "демонизации" ее образа в глазах мирового общественного мнения. В-четвертых, настояв на признании Евросоюзом Словении и Хорватии, Германия впервые добилась принятия устраивающего ее решения вопреки прежней воле стран - членов ЕС. Она четко продемонстрировала способность властно-политического отстаивания своей позиции внутри ЕС.
При этом она нарушила принцип взаимности, сторонником которого прежде выступала. В слишком быстром и явно небеспристрастном выступлении немцев на дипломатическом паркете в случае с признанием Словении и Хорватии многие наблюдатели увидели четкое выражение германских исторических предпочтений, за которыми стояли национальные интересы. Это способствовало реанимации среди других народов старых представлений о "безобразных" немцах. Эти представления в резкой и прямолинейной форме озвучил лидер боснийских сербов Радован Караджич в интервью журналу "Дер Шпигель". Он подчеркнул, что интересы европейских народов остались прежними. Это касается и Германии, которая смотрит дальше на Восток. Германия проиграла вторую мировую войну в военном отношении, но сейчас выиграла ее в экономическом и политическом. Кроме того, она получила все желаемые государства-сателлиты: Словению, Хорватию, хорватскую часть Боснии-Герцеговины, вероятно, и мусульманскую ков Германии: Сербия способствовала распаду Австро-Венгрии, блокировала при дипломатической поддержке Франции экспансионизм Италии на Адриатическом побережье. Касаясь деятельности Югославии в послевоенный период в рамках блока неприсоединившихся государств, Райсмюллер отмечает, что Югославия часто выступала как ведущая антизападная сила. Ее наследницей, разумеется, является Сербия, исповедующая православие в отличие от католических Словении и Хорватии. часть. Сюда же Караджич относит как сферы влияния: Чехию, Словакию, Венгрию, три государства Балтии, вероятно, также 23 Албанию. Германия доминирует в Европе, таков вывод Караджича . Интересно, что опасения, высказанные Караджичем, разделяли союзники и соседи Германии, так же как и она занявшие антисербскую позицию в балканской трагедии. Перспектива германского доминирования в Европе представлялась им, в духе сложившихся стереотипов о немцах, вполне реалистической. Так, ряд высокопоставленных чиновников администрации США выражали обеспокоенность по поводу того, что Германия при своей экономической мощи станет доминирующей державой в новой Европе и, возможно, не только в ней, а поэтому для нее будет необязательным сохранять гармонию с американской политикой. В этой связи они указывали на новую напористость Германии, проявившуюся в "тактике твердой руки" и стиле - "мы правы, и все вы должны следовать за нами".
Попытки формулирования немецких национальных интересов в постбиполярном контексте
Многие политологи, как немецкие, так и зарубежные, отмечают, что у Германии есть проблемы с формированием общей концепции постбиполярной внешней политики и ее применением в конкретных ситуациях. Это не должно удивлять, если принять во внимание место и роль ФРГ в системе международных отношений биполярного мира. Эти место и роль были предопределены в послевоенный период безальтернативной интеграцией ФРГ в западное сообщество, которое в условиях "холодной войны" устанавливало ориентировочные рамки, так же как и ограничительные нормы для внешней политики и политики безопасности западногерманского государства. В этих условиях Западная Германия прописала себе "инстинктивный мультилатерализм". В соответствии с ним определение целей и интересов происходило в рамках международных организаций. На первый план выдвигались общие цели, которым подчинялись специфические национальные интересы. Речь шла не о том, чтобы под собственную ответственность реализовывать представления о долгосрочных целях, а о том, чтобы ограничить "концептуальную политику" легко обозримым набором существенных задач и прагматично адаптировать их к международному развитию. Встав на путь западной ориентации как условия благосостояния и безопасности, ФРГ долгое время была свободна от решений стратегического характера, от бремени "первого шага" и связанной с ним "последующей ответственности". С окончанием "холодной войны" и объединением Германии\ ситуация коренным образом изменилась. Теперь ФРГ может позволить / себе самостоятельный выбор и адекватную своему весу ответ-/ ственность, вместо того чтобы и дальше ограничиваться запол- „ I нением заданных ниш в структуре регламентированных возможностей. По мнению политолога А. Зидшлага, интегрируясь в постбиполярный мир и определяя в нем свою роль и свои интересы, объединенная Германия должна совместить все внешнеполитические дилеммы прежних немецкий государств.
Имеются в виду следующие: 1. Бисмаркова "дилемма выбора" между международной привязкой и одновременно необходимой свободой действий, чтобы в качестве "державы в центре Европы", с одной стороны, уменьшить страх соседей перед германской гегемонией, а с другой стороны, сохраняя для себя роль международного посредника, культивировать связи как с Востоком, так и Западом. 2. Дилемма Веймарской республики, состоящая в том, чтобы в особенности в кризисное и конфликтное время быть на высоте как настоятельных внутренних, так и внешнеполитических и международных проблем. 3. Дилемма ФРГ в 1949-1990 гг. , выражающаяся в том, чтобы между антиподами "одержимости властью" и "забвения власти" про- водить удовлетворяющую самым разным международным требованиям и ситуациям внешнюю политику и политику безопасности как ответ- 4? ственную властную политику4 . Осмысление и совмещение вышеприведенных дилемм в контексте исторической обусловленности внешней политики "новой" ФРГ еще не стало предметом систематического изучения в немецкой политической науке, хотя обращение к этой проблеме можно считать важным фактором дефиниции немецких национальных интересов. Другим не меньшим по значению фактором, конечно, является определение немцами своей позиции внутри затронутого радикальными переменами глобального миропорядка (после 1989 г.). Формулируя национальные интересы ФРГ, немецкие политологи и политики, разумеется, не уйдут от рассмотрения этих проблем. Имеющиеся проблемы в исследовании этих вопросов можно объяснить, в частности, тем, что обращение к проблеме национальных интересов и использование этого понятия в научном и политическом обиходе было детабуизировано относительно недавно. Вместе с тем усиление внимания к вопросу дефиниций национальных интересов в сфере политической науки становится устойчивой тенденцией. В этой связи несомненный интерес представляют публикации ведущих немецких политологических журналов "Интернационале политик" и "Блеттер фюр дойче унд интернационале политик", а также книги и сборники, выпускаемые Немецким обществом внешней политики. Что касается высказываний государственных и политических деятелей Германии, то они также сигнализируют о постепенном Ji отходе от прежних табу. Суть таких заявлений сводится к тому, что национальные интересы у Германии есть и что это нормальное явление, ничем не отличающее Германию от других государств» Первым достаточно четко по этому вопросу высказался прежний президент Германии Рихард фон Вайцзеккер43. Он подчеркнул еле- дующее: "Нас будут только тогда считать предсказуемыми и достойными доверия, если мы четко определим свои приоритеты и будем неуклонно им следовать; то, что мы их не имеем, ни на кого не произведет впечатления и нам просто не поверят"44. Одним из таких приоритетов Р. фон Вайцзеккер называет предоставление ФРГ статуса постоянного члена в Совете Безопасности ООН, т.е. статуса, который по меркам периода "холодной войны" имели великие державы. Роль Германии в Совете Безопасности ООН, а также в международной политике Р. фон Вайцзеккер понимает следующим образом: "Мы стремимся к роли в ООН, которая предполагает собственный полный суверенитет. Это означает, что в каждом случае мы принимаем такое решение, которое сами считаем правильным, и не действуем в соответствии с тем, что другие ожидают от нас в качестве знака хорошего поведения. В Европе мы не капитан команды, но и не игральный мяч. Для проведения политики национальной обособленности мы слишком малы: от подобных искушений мы застрахованы нашей географией, историей и интернациональным характером наших задач.
Однако мы слишком велики, чтобы с нами можно было бы не считаться, поэтому международные отношения не будут развиваться дальше без нашего одобрения или 45 содействия4 . В подходе Р. фон Вайцзеккера содержится и верность внешнеполитической ориентации "старой" ФРГ, и осознание необходимости новой постановки вопроса об интересах Германии. В целом аналогичную, но более конкретизированную позицию по проблеме германских интересов занимал Роман Херцог - преемник Р. фон Вайцзеккера на посту президента ФРГ. В речи по случаю/ празднования сорокалетнего юбилея Немецкого общества внешней политики он четко заявил, что было бы ошибкой пытаться отрицать национальные интересы Германии. Далее он, в частности, сказал: "Германские интересы это прежде всего наши непосредственные национальные интересы, такие, как безопасность и сохранение благосостояния. Нет смысла это умалчивать. Наши партнеры и без того не поверят, что мы исповедуем только международный альтруизм46. Обобщить имеющиеся концептуальные подходы к вопросу о национальных интересах Германии попытался немецкий политолог Кристиан Хаке в статье "Национальные интересы как максимы действия для внешней политики Германии"47. До него с краткими дефинициями германских интересов выступило министерство обороны ФРГ в Белой книге за 1994 г.48 В Белой книге и в статье К. Хаке подчеркивается, что высшим интересом Германии является сохранение свободы, безопасности и благополучия германских граждан, неприкосновенность территории Германии, обеспечение политических, экономических и социальных основ жизни страны. Немецким интересам соответствует также длительный, основанный на общности ценностей и совпадении интересов трансатлантический союз с США как мировой державой; интеграция соседних государств на Востоке в западные структуры и создание нового охватывающего все государства Европы кооперативного порядка безопасности, соблюдение во всем мире международного права и прав человека и основанный на рыночных законах справедливый мирохозяйственный порядок. Исходя из этих интересов, К. Хаке определяет направления практической внешнеполитической деятельности ФРГ.
Деятельность МИДа ФРГ в условиях канцлерской и координационной демократии
После канцлера важными инструментами влияния на внешнюю политику в целом обладает министр иностранных дел. Он руководит внешнеполитической службой, состоящей из внешнеполитического ведомства (или МИДа) и заграничных представительств. В ФРГ пост министра иностранных дел и вице-канцлера традиционно занимает младший партнер по правительственной коалиции. В период пребывания у власти консервативно-либеральной коалиции этот пост занимали представители СвДП Г.-Д. Геншер и К. Кинкель. С образованием осенью 1998 г. "красно-зеленого" правительства портфель министра иностранных дел и вице-канцлера перешел к лидеру партии Союз 90/"Зеленые" Йошке Фишеру. Таким образом, в условиях коалиционной демократии, определяющей политическую систему ФРГ, формальное право влиять на внешнюю политику имеют небольшие по численности партии, главной задачей которых во время федеральных выборов становится преодоление 5 %-ного барьера. В то же время пост министра иностранных дел обладает известной автономией по отношению к канцлеру, поскольку конкретные назначения на этот пост зависят не только от канцлера, но и от младшего партнера по коалиции. Эти реальности лежат в основе противоречий между канцлером и министром иностранных дел. Впрочем, канцлеры довольно часто дают чувствовать главам внешнеполитического ведомства, что они представляют младшего партнера по коалиции и потому должны умерять свои амбиции. Сегодняшний МИД еще во многом несет печать СвДП, которая 29.лет была ответственна за внешнюю политику ФРГ. Министрами иностранных дел от СвДП были Вальтер Шель, Ганс-Дитрих Геншер, Клаус Кинкель. С эрой СвДП связана успешная история ФРГ, которой гордятся все немцы. Ее вехами являются новая восточная политика, объединение Германии, углубление европейской интеграции. Именно либералы заложили традиции внешней политики ФРГ, которые отличает немецкая культура сдержанности. Это наследие либералов прежде всего имеется в виду, когда речь идет о преемственности внешнеполитического курса. Примечательно, что в МИДе преемственность распространяется и на кадровую политику. Причину такой практики образно объяснил социал-демократический политик Гюнтер Ферхойген. Он считает, что МИД относится к ведомствам, по которым нельзя пройтись с автоматом17. Наверное, поэтому партийный билет на дипломатической службе редко играл решающую роль.
Например, Г.-Д. Геншер в течение 18 лет своего пребывания на посту министра иностранных дел не использовал ни одного статс-секретаря с либеральным прошлым просто по той причине, что другие были лучше. Клаус Кинкель действовал аналогичным образом. Время от времени он даже 1 я позволял себе иметь два статс-секретаря от СДПГ10. Министр иностранных дел Йошка Фишер, признающий высокий профессионализм сотрудников МИДа, привел с собой во внешнеполитическое ведомство только обычную горстку доверенных лиц. При нем политический отдел МИДа возглавил карьерный дипломат Вольфганг Ишингер, который стал также советником министра иностранных дел. Нужно сказать, что первые шаги Й. Фишера на дипломатическом паркете принесли ему успех как внутри страны, так и за рубежом. Назначение Й. Фишера одобрил и Г.-Д. Геншер, заявивший, что в концептуальном и интеллектуальном отношении новый министр иностранных дел отвечает требованиям занимаемой им высокой должности. О Й. Фишере стали говорить как о дипломатической звезде и будущем политике с культовым статусом19. Особенно очевидными считались преимущества Й. Фишера при сравнении его с непосредственным предшественником К. Кинкелем. Один высокопоставленный немецкий дипломат в похвалу Й. Фишеру заметил, что после двух недель в МИДе он действует профессиональнее, чем К. Кинкель - 20 после шести лет . Со временем отношение немецких наблюдателей к И. Фишеру стало сдержаннее и критичнее. Как представляется, проблема Й. Фишера связана с его собственной партией. Не случайно его называют Гельмутом Шмидтом "зеленых"21, т.е. политиком, оказа-вшемся не в той партии. Свой авторитет среди избирателей И. Фишер заработал, дистанцируясь от своей партии, играя роль "одинокого гения среди кучи идиотов"22. Во многом благодаря Й. Фишеру партия Союз 90/"Зеленые" стала правительственной. Однако достигнув правительственной ответственности, партия стала терять политическое лицо и доверие своего электората, поскольку, ради нахождения у власти, была вынуждена идти в фарватере политики Й. Фишера, который, по собственному выражению, проводит не внешнюю политику "зеленых", а германскую внешнюю политику. По.этому поводу издатель журнала "Дер Шпигель" Рудольф Аугштайн довольно жестко заметил: "У него (т.е. у Й. Фишера) всегда в руке гвоздь, чтобы забить его в крышку гроба "зеленых". То, что он сам будет лежать с ними в этом гробу, ему в голову не приходит". Позиция Й. Фишера в вопросе об участии ФРГ в войне против ! Югославии нанесла значительный урон самоидентификации "зеленых", которые профилировались как пацифистская партия. Бывший ) председатель СДПГ 0. Лафонтен обвинил Й. Фишера в оппортунизме.] Г. Коль в узком кругу назвал Й. Фишера мини-бисмарком и заявил, j что при нем Германия не участвовала бы в этой воине". Хотя в случае с Косово Й. Фишер доказал, что может проводить свои решения среди "зеленых", все же можно утверждать, что он не свободен от идеологии "зеленых" и не может рассчитывать на автоматическую и безоговорочную поддержку как партии в целом, так и ее фракции в бундестаге. Поэтому шаги, отклоняющиеся от мировоззрения "зеленых", он вынужден компенсировать действиями или, по крайней мере, заявлениями, отвечающими ценностям партии. В этой связи закономерны оценки, которые дал журнал "Вирт-шафтсвохе" деятельности Й. Фишера на посту министра иностранных дел. Так, журнал отметил следующее: "Зеленый министр иностранных дел поступает все больше как второй Ганс-Дитрих Геншер. Как и его предшественник в МИДе, он инсценирует в первую очередь себя и свою внешнюю политику в интересах ее внутреннего воздействия на собственную партию"25.
В качестве примера указывается на инициирование Й. Фишером (представителем неядерной державы) в ноябре 1998 г. дискуссии об отказе от доктрины НАТО о нанесении ядерного удара первыми. Сюда же можно отнести его спор с федеральным канцлером по поводу поставок Турции танков Если в первое время своего нахождения на посту министра иностранных дел Й. Фишер продолжал внешнюю политику Г. Коля, то после войны в Косово становится отчетливее собственная линия, которая в германских средствах массовой информации иронично квалифицируется как "интернационализация гуманности". На первый взгляд такая линия может удовлетворить "зеленых", однако она ведет к последствиям, которые вряд ли будут ими одобрены. Урок, который Й. Фишер вынес из войны в Косово, состоит в том, что можно вмешиваться во внутренние дела суверенных государств ради защиты прав человека, даже если Совет Безопасности ООН не дает на это санкцию "из-за своей самоблокады". За этим тезисом, объединяющим Й. Фишера с генеральным секретарем ООН Кофи Аннаном, который требует внесения в меж- і дународное право положения о праве на гуманитарные интервенции, J стоит готовность Й. Фишера к значительному географическому расширению участия бундесвера в международных гуманитарных акциях і как военного, так и невоенного характера. Сигналом этого послужило предложение Й. Фишера направить сто солдат санитарной і команды бундесвера в Восточный Тимор. Следует отметить, что курс Й. Фишера на "интернационализацию гуманности" создал ему проблемы как внутри страны, так и за рубежом. Проявляемая им новая щедрость в подходе к направле- , нию немецких солдат на защиту прав человека за рубежом не встречает понимания в немецком обществе. Поскольку права человека нарушаются в большом числе стран на разных континентах, то немцы задаются вопросом, насколько последовательно будете Й. Фишер проводить свои моральные принципы во внешней политике и не приведут ли они к бесконечным гуманитарным войнам. По поводу Й. Фишера внешнеполитический спикер фракции ХДС/ХСС в бундестаге Карл Ламерс язвительно заметил, что тот, кто в течение многих лет предостерегал в отношении "милитаризации внешней политики", теперь сам намеревается следовать этим курсом Свои протесты выразили Китай, Алжир, Колумбия. Китай увидел в заявлениях Й. Фишера новую дипломатию канонерок (намек на роль Германии при подавлении боксерского восстания в 1900 г., когда Вильгельм II послал немецких солдат в международный экспедиционный корпус).
Объединение Германии как фактор ускорения европейской интеграции
Объединение Германии открыло новый этап в строительстве Европы, придав ему революционный характер. Не подтвердились опасения партнеров и союзников, что единая Германия пойдет своим собственным путем, начнет "сползание к Востоку" или "повернется спиной к ЕС". Выступив с концепцией единства европейской интеграции и германского объединительного процесса, канцлер Г. Коль не лука- вил, чтобы, допустим, притупить бдительность партнеров и смягчить их недоверие и страхи перед лицом явного усиления нового германского государства, не становился в позу "образцового европейца", чтобы получить политические дивиденды за рубежом. Он просто озвучил осознанно принятое решение, которое базировалось на положениях Основного закона ФРГ и сорокалетнем опыте пребывания страны в западном сообществе, приведшем к пониманию важности западной ориентации Германии и преимуществ ее членства в ЕС, которыми немцы никогда бы не обладали, действуя с позиций национального государства. Прекращение глобального конфликта между Востоком и Западом, радикальные геополитические изменения на европейском континенте усложнили развитие ЕС, поставили его перед лицом серьезных вызовов и в то же время предопределили наступление благоприятных международно-политических условий для осуществления самых честолюбивых представлений европейцев о будущем Европы. "Великолепным шансом для Европы"29 назвал Гельмут Шмидт обстановку на европейском континенте после окончания "холодной войны" и падения "железного занавеса". Этот шанс во многом отвечал и немецким интересам, которые расширились вместе с территориальным увеличением объединившейся Германии, возросшей численностью ее населения, а также с превращением ФРГ из приграничного государства западного блока в усилившуюся страну в центре Европы. Сохранение Германией верности Европейскому сообществу и наступление благоприятной международно-политической обстановки в Европе еще не предопределяли неизбежности новых интеграционных инициатив, хотя многие перспективные идеи и их обоснования вошли в теоретическую базу развития ЕС еще до 1989 г. То, что эти идеи материализовались в качественном рывке, не в последнюю очередь связано с реакцией западноевропейских государств и прежде всего Франции на объединение Германии. Если вспомнить историю многовековых отношений между Францией и Германией, можно констатировать, что Франция всегда проявляла чрезвычайную чувствительность к возможности образования в центре Европы консолидированного германского центра власти.
Так, содержание политики Франции в отношении ее германского соседа было определено еще в политическом завещании Ришелье и последовательно реализовывалось в его германской политике, целью которой было через поддержку раскола страны обеспечивать неспособность "колосса по ту сторону Рейна" к борьбе30. В особенно острую фазу германо-французские отношения вошли после Венского конгресса3 . Этот период, охвативший почти полтора столетия, был отмечен как дипломатическими усилиями сторон, направленными на обеспечение равновесия и безопасности, так и борьбой за завоевание доминирующей позиции в Европе. Германо-французские конфликты привели к четырем войнам, двум Венский конгресс был созван победителями Наполеона I - Россией, Англией, Пруссией и Австрией. Он продолжался с октября 1814 по июнь 1815 г. Его цель, в частности, состояла в создании устойчивых гарантий против возвращения Франции к бонапартистскому режиму и попыткам завоевания Европы, а также в удовлетворении территориальных притязаний победителей Наполеона, передела Европы и колоний. оккупациям Германии и трем оккупациям Франции. Хотя экономические и культурные связи между обоими народами развивались динамично и плодотворно, все же по обе стороны Рейна предпринимались попытки проведения культурных разграничительных линий, велась пропаганда "заклятой вражды". Образование германской империи в 1871 г. было воспринято многими французами как "катастрофа катастроф", хотя часть французской элиты отнеслась к этому событию прагматично, видя в объединившейся Германии противовес усиливающейся России. После поражения Германии в первой мировой войне французская делегация на Парижской мирной конференции, подготавливавшей Версальский мирный договор, настаивала на максимальном ослаблении Германии в территориальном, военном, политическом и экономическом отношениях. Эти требования были реализованы лишь частично из-за сопротивления США и Великобритании, которые стремились сохранить в лице Германии опорный пункт, противодействующий французскому влиянию в Европе и направленный против Советской России. В первые годы после второй мировой войны Франция, став оккупационной державой, проводила политику, имевшую целью максимальную эксплуатацию Германии и обеспечение безопасности от новой немецкой агрессии. Немецкий историк и политолог Курт Зонтхаймер увидел в политике французских оккупационных властей стремление осуществить планы, зревшие еще после первой мировой войны: расчленить Германию на мелкие территориальные и политические единицы и установить свое влияние в непосредственно граничащих с ней областях0 . Во всяком случае, не Советский Союз, как подчеркивает К. Зонтхаймер, а Франция проголосовала в Союзном Контрольном совете против создания в оккупационный период центральных общегерманских институтов власти. Кроме того, не признав обязательность для себя потсдамских решений, она проводила своевольную политику в отношении Германии, заложив первый камень в провал совместной оккупационной политики четырех держав. Вместе с тем экономическая ситуация во Франции, а также во французской оккупационной зоне, и прежде всего начавшаяся "холодная война" между Востоком и Западом заставили Париж постепенно приспосабливать свою оккупационную политику к политике англо-саксонских держав.
На этом фоне возобладал подход, в соответствии с которым основа любой конструктивной европейской политики мыслилась в сближении двух длительное время враждовавших нации00. В контексте вышеизложенного становится очевидным, что прежний исторический опыт Франции, а также трагические события XX столетия не могли не оказывать влияния на восприятие французским президентом Франсуа Миттераном осуществлявшегося на его глазах и независимо от его воли процесса объединения Германии. До этого события Ф. Миттеран никогда не говорил, что Франция действительно желает единства Германии. Например, в 1979 г., когда вопрос объединения Германии даже не стоял на международной повестке дня, Ф. Миттеран сделал следующее заявление: "Не умалчивая, что объединение может означать для немцев в политическом, историческом и моральном плане: когда я исхожу из неумолимых обстоятельств, которыми являются европейское равновесие, безопасность Франции и сохранение мира, я не считаю его ни желательным, ни возможным"34. Поэтому, когда 10 лет спустя процесс объединения Германии начал стремительно разворачиваться, Ф. Миттеран избегал всякого символического жеста, который мог бы показать общественному мнению, что в это историческое время Франция стоит на стороне Германии. Аналогичным образом вела себя и Маргарет Тэтчер, разделявшая позицию Франции. По мнению журналистов из информационного агентства "Франс-пресс" Пьера Фавьера и Мишеля Мартина-Ролана, французский президент и британский премьер-министр испытывали "исторический страх" в отношении прироста германского могущества после объединения страны, которое Москва не могла предотвратить, а Вашингтон не хотел предотвратить35. Ф. Миттеран несколько раз менял тактику, реагируя на события, связанные с германским объединительным процессом. Вначале он исходил из того, что объединение - это вопрос многих лет, если не десятилетий. Затем он полагал, что оба немецких государства могут быть с помощью М. С. Горбачева интегрированы в общеевропейский порядок и контроль СССР над ГДР будет восстановлен. В конечном итоге, когда пришло понимание неизбежности быстрого объединения Германии, Ф. Миттеран в тесном взаимодействии с Г. Колем попытался ускорить интеграцию Западной Европы так, чтобы интеграционный процесс шел в ногу с объединением Германии. Происходило это все в обстановке, когда по германскую сторону Рейна царили ликование и восторг по поводу обретенного единства страны, а по французскую сторону - смятение чувств и страх по поводу опасности возникновения "четвертого рейха".