Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Дискурс и мир человека 9
1.1 Средневековая картина мира 9
1.2 Специфика средневекового дискурса 24
1.3 Языковая личность в дискурсе 35
1.3.1 Лингвокультурологическая составляющая языковой личности 44
1.4 Понятие «диалогический дискурс» 49
1.5 Типология диалогического дискурса 54
Выводы по 1 главе 62
Глава 2. Субъектные компоненты речи, их свойства и особенности функционирования в средневековом диалогическом дискурсе 65
2.1 . Понятие «дейксис» и его актуализация в среднеанглийском диалогическом дискурсе 66
2.2 Понятие «метатекст» и его актуализация в среднеанглийском диалогическом дискурсе 87
2.3 Понятие «субъективная модальность» и его актуализация в среднеанглийском диалогическом дискурсе 100
2.4. Понятие «оценка» и его актуализация в среднеанглийском диалогическом дискурсе 116
2.5 Дискурсивные слова и их функционирование в среднеанглийском диалогическом дискурсе 144
2.6 Субъектные компоненты речи как единая система средств, актуализирующая когнитивно-прагматические установки говорящего 158
Выводы по 2 главе 166
Заключение 169
Библиография 171
- Специфика средневекового дискурса
- Понятие «дейксис» и его актуализация в среднеанглийском диалогическом дискурсе
- Понятие «оценка» и его актуализация в среднеанглийском диалогическом дискурсе
- Субъектные компоненты речи как единая система средств, актуализирующая когнитивно-прагматические установки говорящего
Введение к работе
Настоящее диссертационное исследование посвящено особенностям функционирования субъектных компонентов речи в диалогических дискурсах среднеанглийского периода. Субъектные компоненты речи - это компоненты высказывания, непосредственно ориентированные и связанные с порождающим их субъектом, который может быть представлен в высказывании одновременно в качестве говорящего (субъекта речи), субъекта сознания и мышления, представителя той или иной эпохи и культуры.
Актуальность разрабатываемой проблематики определяется ее связью с ведущим направлением в современной лингвистике - антропоцентризмом, а также отсутствием целостного описания механизмов взаимосвязи и взаимодействия субъектных компонентов в дискурсе, их связи с внутренними (ментальными) состояниями субъекта речи и их значений в различных видах коммуникативного взаимодействия. Актуальным в данном поле лингвистического исследования следует считать также рассмотрение функционирования изучаемых языковых единиц в диалогическом дискурсе в историческом аспекте, что позволяет описать становление этого явления в период интенсивного формирования английской национальной языковой нормы.
Объектом исследования являются субъектные компоненты речи как целостная, структурированная, взаимосвязанная система субъектно-ориентированных средств выражения коммуникативного намерения говорящего в среднеанглийский период.
Предметом исследования являются особенности субъектных компонентов речи в средневековый период развития английского языка и специфика их функционирования в среднеанглийских диалогических дискурсах.
Теоретическую основу настоящей работы составили исследования
ученых в области прагмалингвистики и когнитивной лингвистики
Ю.Д.Апресяна, Н.Д.Арутюновой, Ш.Балли, Н.Н.Болдырева, Т.А. Ван Дейка,
А.Вежбицкой, В.В.Виноградова, Е.М.Вольф, Л.И.Гришаевой, В.З.Демьянкова,
В.В.Зеленской, Г.А.Золотовой, А.А.Ивина, В.И.Карасика, Ю.Н.Караулова,
С.Д.Кацнельсона, Т.А.Колосовой, А.В.Кравченко, В.В.Красных,
Е.С.Кубряковой, М.В.Ляпона, М.Л.Макарова, Т.М.Николаевой, Е.В.Падучевой,
А.Н.Ростовой, Н.К.Рябцевой, И.А.Стернина, С.А.Сухих, В.Н.Телия,
В.А.Шаймиева и др.; в области медиевистики и культурологии анализировались работы Бенжамина Гене, Ж. ле Гоффа, А.Я. Гуревича, В.А.Даркевича, К.А.Иванова, П.Зюмтора, А.А.Радугина, А.Л.Юрганова.
Недостаточная разработанность проблем, связанных с субъектными компонентами речи с позиций прагматики и когнитивной лингвистики определили проблемное поле настоящего диссертационного исследования, его цели и задачи.
Цель исследования - выяснение роли различных субъектных компонентов речи в среднеанглийском дискурсе, выявление способов и средств
их репрезентации, а также механизмов выражения интенции говорящего, его отношения к сообщаемому.
Поставленная цель определяет следующие задачи исследования:
описать и выявить основные особенности средневековой картины мира и уточнить понятие средневекового дискурса;
рассмотреть роль и функции языковой личности в диалогическом дискурсе;
3) выявить наиболее частотные субъектные компоненты речи в
среднеанглийском диалогическом дискурсе;
4) осуществить структурно-семантический и когнитивно-
прагматический анализ субъектных компонентов речи в среднеанглийском
диалогическом дискурсе;
5) охарактеризовать закономерности и тенденции интеграции и
взаимодействия субъектных компонентов в соотнесении их с ментальными
состояниями говорящего.
Решение поставленных задач обеспечивается применением комплексной методики интерпретативного анализа, включающий приемы лингвистического наблюдения, сопоставления, обобщения, дефиниционного анализа, семантического разложения, контекстуального толкования.
Материалом исследования послужили художественные произведения различных авторов среднеанглийского периода, а также драматургические произведения неизвестных авторов того же периода общим объемом 1146 страниц. Выбор времени и материала исследования обусловлен тем, что среднеанглийский период это период интенсивного формирования английского национального литературного языка, его норм и закономерностей, процессов концептуализации и категоризации мира в период сложения английской нации.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Субъектные компоненты речи, функционирующие в среднеанглийском
диалогическом дискурсе, представляют собой комплекс субъектно
ориентированных языковых средств, непосредственно соотносящих высказывание с субъектом мысли и речи, с текущей ситуацией общения, задают участие субъекта речи в данной ситуации. Основное назначение субъектных компонентов речи в высказывании - выразить отношение говорящего к ситуации, выделить и подчеркнуть главное с точки зрения говорящего субъекта об объекте, явлении, событии, как составляющих ситуацию, дать им оценку и отразить тем самым личностную интерпретацию субъектом актуализируемой ситуации.
2. Самую большую «субъектную» нагрузку в среднеанглийском дискурсе несут дейксис (выраженный указательными местоимениями, личными местоимениями, наречиями места и времени, актуальным членением предложения), оценочные высказывания (выраженные различными лексическими, морфологическими и синтаксическими средствами), метатекстовые операторы, субъективная модальность (глаголы мнения, суждения, волеизъявления), частицы и другие дискурсивные слова (наречия, модальные слова, междометия, стереотипные высказывания). Субъектные
компоненты речи неразрывно связаны с ментальным состоянием говорящего, с режимом общения, что отражается в намеренном использовании в составе высказывания различных единичных или, что значительно чаще, целого комплекса субъектных компонентов речи.
3. Представляя собой единую систему коммуникативно значимых в
среднеанглийском дискурсе языковых средств, выделенные субъектные
компоненты речи непосредственно связаны не только с субъектом речи, но и
между собой, дополняя и предполагая друг друга. Взаимодействуя в составе
высказывания, исследуемые субъектные компоненты речи формируют его
иллокутивную силу, придают ему определенность, связывают его с
происходящим «здесь и сейчас», создают дополнительный смысл, что делает
коммуникацию более действенной, эффективной и результативной.
4. Исследованные субъектные компоненты речи имеют прямое
отношение как к прагматике речи, так и к стоящей за ней концептуальной
системе знаний субъекта, сложившейся в результате предметно-
познавательного и перцептивного опыта субъекта, относящегося к
средневековому английскому социуму.
Научная новизна определяется его объектом, выявлением комплекса субъектных компонентов речи в средневековом английском диалогическом дискурсе, в определении их назначения в составе высказывания, в установлении их роли как средств выражения ментальных состояний говорящего.
Теоретическая значимость обусловлена дальнейшей разработкой
вопросов, связанных с проблемами антропоцентричности языка, в частности, с
выявлением субъектно-ориентированных компонентов речи в
среднеанглийском диалогическом дискурсе; их роли в организации эффективного общения; в способности выражать дополнительные смыслы и создавать прагматическую ауру вокруг сообщаемого.
Практическая ценность проведенного исследования заключается в возможности использования полученных результатов и выводов при изучении субъектных компонентов речи и их функционирования в других типах дискурса на материале других языков, а также в практике преподавания истории английского языка высшей школе.
Рекомендации по использованию результатов диссертационного исследования. Основные положения, результаты и выводы, а также методы и языковой материал могут быть использованы в лекционных курсах и на семинарах по истории языка, лексикологии и лингвокультурологии, спецкурсах по семантике и синтаксису диалогической речи, а также при написании дипломных и курсовых работ по истории английского языка.
Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены в докладах на Герценовских чтениях в РГПУ им .А.И.Герцена (апрель, 2006), на международных научно-практических конференциях «Языки и межкультурная коммуникация: актуальные проблемы филологической науки» в ЛГУ им. А.С.Пушкина (май, 2006) и «HOMO LUDENS как отражение национальной культуры и социального варьирования языка» в Невском институте языка и
культуры» (С.-Петербург, апрель 2006). Результаты исследования отражены также в четырех публикациях.
Объем и структура диссертационного исследования. Диссертация, объемом 190 страниц, состоит из введения, двух глав, сопровождаемых выводами, и заключения. К работе прилагается библиографический список, насчитывающий 235 наименований (в том числе 25 источников на иностранных языках), список использованных словарей, список источников фактического материала.
Специфика средневекового дискурса
Средневековый дискурс на ранней стадии своего развития характеризовался, как отмечают многие исследователи, двумя основными линиями - нисходящей и восходящей. Первая базировалась на языческой мифологии и античной философии, испытывавших в этот период жесточайший кризис. Это обнаруживает себя в таких проявлениях, как эскейпизм (бегство от общественно важного содержания), формализм (безусловное предпочтение формальных экспериментов разработке нового содержания литературы), риторизм (подчинение литературы риторическим правилам, рассмотрение поэтической деятельности как учебной работы при освоении риторики), комплиментарность (отражение зависимости авторов от властителей и богатых меценатов в комплиментах в адрес сильных мира сего, т.е. отход от собственно эстетической деятельности). Однако в этот же период развивалась и другая линия - восходящая, к которой относят произведения раннего христианства и куда, прежде всего, вошел Новый Завет в своей канонической форме, сыгравший выдающуюся роль в мировой культуре. Сквозь призму Нового Завета воспринимался весь окружающий мир. Он дал писателям идеи (любовь к ближнему, непротивление злу насилием), систему образов (Иисус Христос, апостолы, Иуда, Понтий Пилат, крест и т.д.), жанровые образцы (притча, житие, видение, проповедь, послание), сюжеты (рождение, крещение, распятие, воскресение и т.д.), образ мышления, язык, которому подражали как религиозные, так и светские авторы. Восходящую линию продолжали апологеты - писатели, защитники христианства: Тертуллиан, использующий в своих произведениях алогические парадоксы для доказательства примата веры; Блаженный Августин, написавший «Исповедь» - рассказ о своей жизни, адресованной Богу. Своим произведением Августин открыл жанр исповедальности, который свидетельствует об усилении авторского начала, а позже станет отправной точкой в развитии системы средств для описания внутреннего мира человека [Луков 2003: 59-63].
Особого внимания заслуживает средневековый героический эпос. Существует принципиальное отличие фольклорного эпоса от эпоса литературного, прежде всего романа. М.М.Бахтин выделяет три основных отличия эпопеи от романа: «...1) предметом эпопеи служит национальное эпическое прошлое; 2) источником эпопеи служит национальное предание (а не личный опыт и вырастающий на его основе свободный вымысел); 3) эпический мир отделен от современности, т.е. от времени певца (автора и его слушателей), абсолютной эпической дистанцией» [Бахтин 1975: 456]. Идея в литературном произведении выражает авторское отношение к изображаемому, она индивидуальна. В героическом эпосе нет индивидуального автора и может быть выражена только героическая идея.
Следующий вид жанра, получивший развитие в эпоху Средневековья - рыцарский роман, сложившийся в рамках рыцарской куртуазной культуры. В отличие от героического эпоса, соотносимого с мифом, роман соотносим со сказкой. Ядром рыцарского романа становится «авантюра», предусматривающая соединение двух элементов: любви и фантастики, при этом под фантастикой следует понимать не только невероятное, сказочное, но и необычное, экзотическое. Для адресата, воспринимающего рыцарский роман нет необходимости верить в истинность повествования, как при восприятии героического эпоса. Центральный герой рыцарского романа -рыцарь, идеальный или близкий к идеалу по меркам куртуазии. Фигура рыцаря еще не индивидуализирована, герой выступает как функция сюжетной конструкции («роман дороги»), но, в отличие от рыцарей героического эпоса (неопределенно-личной функции эпического мира), герои рыцарских романов наделяются личными мотивами совершения подвигов, но не во имя страны, народа, рода, религиозной веры, а во имя Дамы сердца или во имя личной славы.
Важнейшая черта рыцарского романа - наличие автора с определенной позицией. Формирующееся авторское начало проявляется в выборе героев, сюжетов, художественных средств.
Принято выделять три цикла средневековых рыцарских романов: античный - основанный на традициях античного романа, на сюжетах, связанных с античностью; византийский - его истоки лежат в византийской романной традиции; бретонские повести - основаны на легендах и мифах древних кельтов в соединении с новыми куртуазными мотивами. В свою очередь последние делятся на четыре группы: бретонские лэ, романы о Тристане и Изольде, романы артуровского цикла и романы о Святом Граале [Луков 2003: 67-80].
В рамках средневековой городской литературы сложились свои типы текстов/дискурсов. Прежде всего, к ним относят анонимные повествования комического или сатирического характера, а также драматургические произведения, возродившиеся в церкви, а затем вышедшие за ее пределы и перекочевавшие на торговые городские площади средневекового театра: литургическая драма (игралась в церкви, актуализируя отдельные библейские сцены по ходу церковного песнопения), полулитургическая драма, или драма на паперти (исполнялась за пределами церкви, на церковном крыльце), миракль (пьеса о чудесах), мистерия (инсценирующая библейскую историю грандиозная пьеса, представление которой длилось несколько дней), моралите (пьеса религиозно-дидактического характера, в которой персонажами выступали аллегорические фигуры, например, Вера, Надежда и т.д.). Из комических вставок в мистерии возникли фарсы.
С возникновением драматургических типов дискурса вся система произведений Средневековья обрела свою полноту и завершенность. Средневековая литература, какой она дошла до нас, была обусловлена способами фиксации речи. При этом сам текст/дискурс является результатом кодировки, осуществляемой на основе данного состояния языка в его структурной и культурной целостности. Как считает Поль Зюмтор, в средневековом тексте «присутствует элемент интенции, функция которого -задать направление декодировки; однако этот эффект более всего подвержен воздействию временных протяженностей. В лучшем случае каждая следующая декодировка актуализирует все новые скрытые возможности текста» [Зюмтор 2003: 9]. Здесь важную роль играет фактор времени: растяжимость текста имеет пределы, за которыми все рушится и любая коммуникация становится невозможной.
Классификация форм средневекового дискурса может строиться на изучении логико-семантических категорий, которые лежат в основе самых различных дискурсов и которые позволяют разграничивать несколько дискурсивных функций. П.Зюмтор, опираясь на работы М.Холлидея, выделяет три функции, которым свойственны определенные языковые особенности: 1) функцию «идейную», предполагающую наличие связи между говорящим и внешним миром или говорящим и его сознанием (здесь автор выделяет две субфункции - «опытную» и «логическую»); 2) функцию «межличностную», когда говорящий при помощи языка вводит в дискурс самого себя и предстает перед слушателем; 3) функцию «текстуальную», прикладную по отношению к двум другим, благодаря которой язык устанавливает связь с самим собой и ситуацией, образуя текст как дискурсивную единицу.
«Идейная» функция осуществляется главным образом посредством набора основных синтагматических элементов, а именно - связи субъекта с предикатом и адвербиальных форм с тем и другим, а также посредством дистрибуции лексических классов, обуславливающей характер глагола (переходные/непереходные, перформативные/неперформативные), предложных и союзных конструкций, распределение существительных, глаголов и эпитетов, либо семантических групп (одушевленное/неодушевленное, континуальное/дисконтинуальное, абстрактное/конкретное и их сочетания). Данные критерии очень важны при исследовании медиевистических дискурсов, т.к. внутри отдельно взятого дискурса, доминирующие тенденции образуют сильную общую константу, что может указывать на определенную ориентацию средневековой традиции. Это дает возможность понять культурный код средневековья в рамках сегодняшнего опыта.
«Межличностная» функция осуществляется посредством различных элементов, которые позволяют наделить высказывание различными оттенками модальности, находящими яркое воплощение в средневековых текстах: некоторые формы дискурса основаны на модальных оппозициях -самым наглядным примером здесь служит большая куртуазная песнь.
В значительном числе текстов наблюдается доминирование одной из двух функций - «идейной» или «межличностной», тогда как действие другой сильно ослаблено или совсем не ощутимо. Как отмечает П.Зюмтор, в этом состоит главная особенность средневековой поэзии. Она связана с другой примечательной чертой: формы дискурса с преобладанием идейной функции имеют, за некоторым исключением, предметный субъект, не совпадающий ни с автором, ни со слушателем; остальные - субъект в форме первого лица -«я». Таким образом, автор в силу данной особенности выделяет дискурсы «личные» и «безличные» [Зюмтор 2003: 175-176].
Понятие «дейксис» и его актуализация в среднеанглийском диалогическом дискурсе
Проблема дейксиса в современной лингвистической литературе исследуется уже давно, но вместе с тем многие вопросы остаются спорными и недостаточно изученными. Этим, в частности, объясняется отсутствие устоявшейся терминологии: так, наряду с терминами «эгоцентризм», «дейксис» достаточно распространены термины «индекс», «индексальность», используемые для обозначения аналогичных указательных явлений. Это находит отражение также в том, что название самой указательной единицы получило различные наименования (шифтеры, эгоцентрики, индексы, операторы и др.), а также в том, что явление указательности и его различные проявления как в лексике, так и в грамматике трактовались весьма разноречиво. Вместе с тем исследователи дейксиса отмечали, что дейктические средства образуют указательное поле языка, противопоставленное символическому полю по признаку соотношения номинативной и референциальной функций языкового знака [Апресян 1986, Булыгина 1982, Кравченко 1992]. Дейктические языковые единицы выступают в роли «указателей», не называя, а только направляя внимание воспринимающего на объект. К числу таких указателей традиционно относили притяжательные и личные местоимения, некоторые местоименные наречия места и времени, указательные местоимения и др. Дейктическое значение отмечалось у языковых единиц грамматического и морфологического уровней [Устин 1995, Сребрянская 2003].
В последние десятилетия в связи со сменой научной парадигмы понятие указательности в языке значительно расширилось. Пришло понимание, что точкой отсчета различных видов указания является человек как субъект речи и как субъект познания окружающей действительности, или субъект восприятия. Особенности восприятия действительности субъектом и связанные с этим когнитивные процессы находят отражение в языковой форме, фиксирующей разную когнитивную категоризованность тех или иных явлений. Под дейксисом стали понимать класс таких явлений, интерпретация которых предполагает знание условий экстралингвистической ситуации, в которой осуществляется акт речи [Palmer 1976: 128; ЛЭС 1990].
Дейксис стал квалифицироваться как наиболее яркий атрибут человеческой речи. «В мире неодушевленных предметов нет никаких дейктических средств, поскольку они там не нужны. Предмет не меняет своих свойств в зависимости от указания на его местоположение или выделения его из среды других предметов. Человеку дейксис нужен для ориентации в речи. Речь, лишенная дейктических средств, может быть совершенно непонятной для собеседника» [Серебренников 1988: 146]. «В актах речи происходит как бы приспособление значений единиц данного языка... к потребностям выражения мысли говорящего в данный момент, при данном адресате и других конкретных условиях речевой коммуникации [Теория функциональной грамматики 1987: 25]. Термин «дейксис» стал обозначать широкий круг явлений, связанных с указательной функцией различных языковых средств. Для всех этих средств общим является семантическое указание на некоторую точку отсчета, в роли которой выступает говорящий (субъект речи) или наблюдатель (субъект восприятия). Так, И.А.Стернин определяет дейктические слова как «слова, дающие относительную характеристику чувственно воспринимаемых в речевой или воссозданной ситуации объектов или событий и осуществляющие одновременно семантическое указание на центр координации (субъект или объект), относительно которого характеризуется данный объект или событие» [Стернин 1973: 43]. Данное определение содержит три важных момента: 1) чувственная воспринимаемость ситуации как обязательное условие создания деиктического контекста, 2) выделение двух типов ситуации - собственно речевой и воссозданной, 3) понятие «центр координации». Подобный подход к дейктическим явлениям присущ и другим исследователям [Апресян 1986; Кравченко 1992; Klein 1978; Fillmore 1986 и ДРІ Ученые подчеркивают, что при нарушении условия чувственного восприятия элементов ситуации участниками речевого акта высказывания часто оказываются неясными или неопределенными. Это условие тесно связано с двумя другими. В речевой ситуации, описываемой дейктическим способом, в качестве «центра координации» чаще всего выступает субъект речи, который нередко совпадает с субъектом восприятия (That s my sister to the left of John), а в воссозданной ситуации (т.е. в тексте) описание того или иного явления, события основано, как правило, на чувственном опыте другого лица, например, героя рассказа и т.п., который и выступает как «центр координации» (There was nothing unusual there).
Исследователи предпринимали попытки создать поле дейктичности.
Максимальным дейктическим содержанием с точки зрения многих других исследователей обладают личные местоимения и местоименные наречия места и времени. Они составляют ядро данного поля. Сюда же относятся группа прилагательных с пространственным значением левый/правый, передний/задний, ближний/дальний, отдаленный и др., в основе которых лежит линия взгляда, когда человек смотрит перед собой и прилагательные с временным значением прошлого, будущего и одновременного/неодновременного с другим действием: вчерашний, прошлогодний, следующий, настоящий, преждевременный и т.д. Прямым дейктическим значением обладают такие глаголы движения и предлоги с пространственным значением.
Периферию указательного поля составляют единицы смешанного типа номинации (ср. ситуативность значения слов пассажир, сосед) [Сребрянская 2003: 34-36]. Дейктическим содержанием может наполняться любая ситуативно-обусловленная языковая единица: «дейктики предполагают наличие объекта в чувственной ситуации ... и выражают временные непостоянные объекты, сложившиеся только в данной ситуации» [Стернин 1973: 62]. Дейктическое значение присуще и грамматическим категориям, которые также субъектно ориентированны. Это имплицитное выражение дейктического содержания, поскольку выбор грамматических форм в большинстве случаев обусловлен отношением субъекта к сообщаемому факту.
По мнению А.В.Кравченко, идентифицировать различные лица в речевой ситуации позволяют глагольные лексемы, видо-временные формы и наклонения глагола, что во многих языках существует как обязательное условие [Кравченко 1995: 23-24].
Ю.Д.Апресян считает, что категория глагольного времени является одной из самых бесспорных дейктических грамматических категорий. Центром временной ориентации при этом выступает некая точка отсчета. Время обычно изображается в виде прямой линии, состоящей из множества моментов, линейно расположенных. Шкала градуирована как в направлении прошлого, так и в направлении будущего [Потаенко 1997: 114]. Точка отсчета - это избираемый субъектом воображаемый момент восприятия и воспроизведения в речи событий по отношению к самим событиям [Золотова 1982: 322]. События представляются относительно временной точки отсчета, как предшествование, одновременность и следование.
Дейксис может быть выражен на морфемном и фонетическом уровнях. Так, например, ряд приставок имеет пространственное или временное значение.
Физическое и темпоральное пространство можно отобразить в речи также с помощью звука. В данном случае важной характеристикой звука является его долгота/краткость. В качестве референциальной точки используется момент речи, а звуковая долгота/краткость означают дальность/близость от референциальной точки (ср. Это когда-а еще было -значение дальности от говорящего в темпоральном пространстве; Во-он он! -дальность от референциальной точки в физическом пространстве) [Кодзасов 2000]. Таким образом, центром координации или точкой отсчета различных видов указания является человек как субъект речи и познания окружающего мира. Интерес, роявляемый учеными к человеческому фактору вообще и к различным сторонам функционирования языковых единиц, позволил, в чатсности, выявить различные типы деиксиса и основные языковые средства его выражения. Суммируя точки зрения и результаты исследований разных лингвистов, в среднеанглийском языке с определенной долей уверенности можно выделить следующие типы:
Личный (ролевой) дейксис. Сюда относятся личные местоимения, указывающие на говорящего и слушающего. Говорящий, как правило, один. Его обозначение - «I» (Ic, Ich) - эксклюзивная форма деиксиса, так как «содержание» личного местоимения 1 л. ед.ч. всегда постоянно: оно обозначает говорящего и только говорящего.
Оппозицией говорящему выступает слушающий, в форме личных местоимения 2 л. ед. и мн.ч. и 3 лица. В данном случае указание на лицо осуществляется через отношение или только к говорящему - 2 л.: Зе, ре, рои - «тот, кому я говорю», или через отношение к говорящему и адресату - 3 л.: he /she (sho) - «тот/та, кто не «я» и не «ты»
Понятие «оценка» и его актуализация в среднеанглийском диалогическом дискурсе
Лингвистический подход к проблеме оценки во многом основывается на философских и логических концепциях этого важного аспекта человеческого познания. Категория оценки в языкознании относится к понятийным категориям, под которыми понимаются «смысловые компоненты общего характера, свойственные не отдельным словам и системам их форм, а обширным классам слов, выражаемым в естественном языке разнообразными средствами» [БЭСЯ 1998: 385]. Традиционно понятийные категории считаются универсальными. Благодаря этому свойству они являются основой сводимости описаний разнообразных и разносистемных языков. Поэтому оценка как понятийная категория тоже является универсальной категорией и, следовательно, имеет свою логико-философскую основу.
Первые философские размышления об оценочных смыслах, появились еще в античной философии. Так, Аристотель в своих трудах рассматривает разновидности объектов, получающих оценочную квалификацию, и рассуждает о значении прилагаемых к ним оценочных предикатов [Аристотель 1984: 57]. Гораздо позже Б.Спиноза приводит в своих работах анализ оценочных значений, используя при этом понятие норматива [Спиноза 1957: 544]. Дж. Локк считается основателем гедонистической теории добра и зла [Локк 1960: 242]. И.Кант проповедовал утилитарную теорию оценок [Кант 1965: 380] и т.д. В истории развития философии практически нет такого ученого или мыслителя, который в тот или иной период своей деятельности, в той или иной степени не обратил бы внимание на понятие оценки.
Раздел философского знания, предметной областью которого являются оценка и ценности, номинируется аксиологией [Столович 1972, Василенко 1964, Ивин 1970 и др.]. Главная задача аксиологии - показать, каково отношение ценности к реальности, выявить объективные и субъективные факторы, влияющие на формирование системы ценностей и выводимых из нее идеалов и норм человеческой жизни, показать социально-историческую обусловленность и изменчивость такой системы. Оценка любого объекта определяется его положением в некоторой системе ценностей.
В логике под оценкой понимается суждение о ценностях в самом широком понимании. В логических словарях оценкой называется «мнение о чем-либо, например, об объеме знаний и способностях ученика В. решать задачи в области математики; о поведении того или иного гражданина в обществе; суждение об уровне или значении чего-либо, установление степени чего-нибудь» [Кондаков 1976: 426].
В логических теориях оценок под аксиологическим (оценочным) оператором понимается оператор «хорошо/плохо/ [Вольф 2002]. Логика практических рассуждений (или естественная логика) включает в качестве одного из важнейших компонентов представления аксиологического характера, т.е. определенным образом организованную совокупность знаний о способах оценки ситуаций и их частей, которая лежит в основе выбора тех или иных практических действий [Арутюнова 1984: 5].
С точки зрения логики слово «ценность» часто употребляется в положительном значении, т.е. ценно то, что считается добром некоторого вида, объектом положительного интереса, желания, стремления. Однако в рамках теории ценностей данное понятие употребляется и в более широком смысле. Различают позитивные (положительные) и негативные (отрицательные) ценности. В некоторых случаях понятие ценности охватывает и так называемую «нулевую» ценность, когда предмет (объект) оценки исключается из сферы интересов субъекта [Ивин 1970: 12-14].
Объектом пристального внимания лингвистики категория оценки становится в XX веке. Понятие «лингвистическая категория оценки» впервые ввел в начале XX века Шарль Балли. По мнению Балли, оценка - это своего рода реакция на выраженное словом явление или вещь в широком диапазоне отношений: вызывает ли вещь радость или страдание, полезна или вредна, плоха или хороша сама по себе, а также соответствует или не соответствует принципам морали [Балли 1961: 208].
Уже в середине XX века американский лингвист и философ Питер Хенл писал: «Не будет преувеличением сказать, что проблема смысла есть проблема нашего столетия» [Henle 1954], хотя она представлялась важной с момента возникновения языка. Особенно актуальной во второй половине двадцатого века как часть общей проблемы смысла становится проблема оценочного смысла.
В современной лингвистике исследования в области оценки как языкового явления связаны с исследованием модальности, коннотации, эмоционально-оценочного компонента, прагматической информации, прагматического компонента значения слова и многих других аспектов языка и речевой деятельности. То есть, изучение языковой оценки осуществляется рядом филологических наук - стилистикой, лексикологией, грамматикой, семасиологией, прагматикой, семантикой.
В 80-е - 90-е годы лингвистическая аксиология заняла прочные позиции в европейском языкознании, и в частности в России. Многие ученые посвятили свои труды оценочной проблематике: Ю.Д.Апресян [Апресян 1995], очень большой вклад внесли Н.Д.Арутюнова [Арутюнова 1980, 1984, 1985, 1988, 1993, 1999], Е.М.Вольф [Вольф 1985, 2002], М.В.Никитин [Никитин 1982, 1997, 2000], Т.В.Маркелова [Маркелова 1994, 1996, 1997], Л.О.Чернейко [Чернейко 1990, 1996], Н.Фрайда [Frijda 1987], Р.Сколлон [Scollon, Scollon 1995], А.Ортони, Г.Клор, А.Коллинз [Ortony, Clore, Collins 1998], А.Вежбицка [Wierzbicka 1987, 1991, Вежбицка 1997, Вежбицкая 2001] и многие другие исследователи.
Разработкой проблем лингвистической аксиологии активно занимается группа ученых-лингвистов, возглавляемых доктором филологических наук, профессором В.И.Карасиком в созданной ими научно-исследовательской лаборатории «Аксиологическая лингвистика» при Волгоградском государственном педагогическом университете.
Областью исследования данной лаборатории является аксиологическая лингвистика как сфера междисциплинарного знания, предметом которой является воплощение ценностей в языковом сознании и коммуникативном поведении. Основными направлениями исследования являются лингвокультурные концепты и концептосферы, типы дискурсов, прецедентные феномены, национальные и социокультурные типы языковых личностей [Карасик 2001; Карасик, Слышкин 2001; Красавский 2001].
Основу категориального аппарата лингвокультурологии и лингвоаксиологии, по их мнению, составляют понятия «языковая личность» и «лингвокультурный концепт». Лингвокультурный концепт - это условная ментальная единица, направленная на комплексное изучения языка, сознания и культуы. Центральным элементом концепта является ценность [Слышкин 2001:87].
В рамках данного направления исследователи выделяют уровни аксиологии языка, аксиологии речи и аксиологии дискурса.
Таким образом, лингвистическая аксиология переживает бурное развитие в настоящее время и является довольно популярным предметом научного исследования. По мнению Е.М.Вольф, категорию оценки можно считать универсальной категорией [Вольф 1985: 6], поскольку едва ли существует язык, который каким-либо образом не выражает понятие о хорошем/плохом. Однако в разных языках эта категория выражается по разному. Например, по мнению А.Вежбицкой английский язык можно считать менее оценочным по сравнению с русским языком. Исследователь выделяет в русском языке группу активных эмоциональных глаголов, содержащих оценочный компонент, большинство которых трудно перевести на английский язык: тосковать, хандрить, любоваться, волноваться и т.п. (там же). Английский язык менее эмоционален и более «сдержан» как в позитивных, так и в негативных оценках. Об этом свидетельствует эксперимент, проведенный А.Вежбицкой: трем русским словам с негативной оценкой - подлец, мерзавец, негодяй в английском языке соответствуют только два понятия с негативной оценкой - scoundrel и bastard (последнее к тому же является табу и употребление его в речи нежелательно). На один миллион слов данные слова русского языка использовались 75 раз, английского языка только 4 раза. Что касается суждений с позитивной оценкой, то слово beautiful использовалось 127 раз, а его русские эквиваленты красивый - 127 раз, прекрасный - 130 раз [Вежбицка 1997: 83].
Аналогичное явление отмечает и В.Г.Гак по отношению к французскому языку - одному слову во французском языке соответствует ряд русских слов, обозначающих тот же объект, но с добавлением эмоционально-экспрессивной положительной или отрицательной окраски. Например, слову entente (нейтр.) соответствует три русских слова -соглашение (нейтр.), согласие (высок.), сговор(сяиж.), а слову maladie (нейтр.) - четыре: болезнь, недуг, немощь, хворь. Русскому языку свойственно сопровождать дескрипцию эмоцией, а значит, оценкой [Гак 1977, цит. по Чернейко 1996: 51].
Субъектные компоненты речи как единая система средств, актуализирующая когнитивно-прагматические установки говорящего
Субъектные компоненты речи функционируют в дискурсе не автономно, а совместно, в комплексе. При этом все они связаны не только с субъектом речи, но и между собой.
Рассмотрим пример из произведения Sir Gawain and the Green Knight. Сэр Гавейн просит Короля Артура позволить ему сразиться с Зеленым Рыцарем вместо властителя: Bid те bo3efro pis benche, and stonde by yow pere, Pat I wythoute vylanye my3t voyde pis table, And pat my legge lady lyked not ille, I wolde com to your counseyl bifore your cort ryche. For me pink hit not semly, as hit is sop knawen, Per such an askyng is heuened so hy3e in your sale, РаЗ 3e 3ourselfbe talenttyf, to take hit to yourseluen, Whil топу so boldeyow aboute vpon bench sytten, Pat vnder heuen I hope поп ha3erer ofwylle, Ne better bo dyes on bent per buret is rered.
I am ре wakkest, I wot, and of wyt feblest, And lest lur of my lyf quo laytes pe sope -Botfor as much as 3e ar туп em I am only to prayse, No bounte hot your Mod I in my bode knowe;
Andsypenpis note is so nys pat no3t hityow fades, And I haue frayned hit at yow fyrst, foldez hit to me; And if I carp not comlyly, let allepis cort rych bout blame. (Sir Gawain and the Green Knight).
Позвольте мне подняться с этой скамьи встать рядом с вами, чтобы я не оказался невежливым, и если властительная королева не будет против, позвольте подойти к вашему величеству при всем благородном собрании рыцарей. Я считаю неверным (неподобающим) все, что происходит, ведь тут прозвучало довольно дерзкое предложение и не вам следует принимать его, пока так много храбрых воинов рядом с вами на скамьях сидят, которые отличились во многих боях и турнирах, дозвольте ответить на вызов. А я слабейший из всех тут, я знаю, и умом самый слабый (мудростью уступаю), и моя жизнь будет самой малой потерей, поскольку никакого достоинства, кроме вашей крови в моем теле я не знаю. И раз уж такая дурацкая (глупая, ничтожная) история случилась -не вам в нее и ввязываться, и поскольку я первый об этом прошу, предоставьте это (дело) мне. И независимо от моей невежливости, пусть все благородное собрание рыцарей решает!
Данное высказывание Гавейна - классический образец средневековой риторики. Его речь этикетна, это обращение вассала к своему сюзерену. Поэтому, несмотря на то, что Гавейн возмущен и взволнован, он не позволяет себе просто вскочить из-за стола, не спросив церемонно разрешения { Bid те bo3efro pis benche, and stonde by yow pere,/ Pat I wythoute vylanye my3t voyde pis table,/ And pat my legge lady lyked not ille/ I wolde com to your counseyl bifore your cort ryche). В этой части высказывания говорящий употребляет дейктические выражения (fro pis benche, by yow pere, pis table, com to your counseyl). Далее его речь строится по всем правилам логики - не лишенный ума придворный (говорящий) незаметно подводит всех слушателей (участников коммуникативного процесса) к нужному решению. Начинает он с двух бесспорных фактов, отражающих высокую оценку говорящим качеств своего сюзерена: 1) король волен собственной рукой проучить грубияна (РаЗ Зе 3ourself be talenttyf, to take hit to yourseluen); 2) никто лучше короля не владеет мечом, чтобы сделать это (Ne better bodyes on bent per baret is rered). Хотя оба оценочных высказывания, на первый взгляд, противоречат цели говорящего, он добавляет к ним еще и третье, прямо противоположное по смыслу - самоуничижительное: он, Гавейн, в отличие от Артура, - личность ничем не примечательная, стало быть, ему и сразиться и, вероятно, погибнуть (/ am ре wakkest, I wot, and of wyt feblest,/ And lest lur of my lyf quo laytes pe sope). Следующий довод Гавейна - принадлежность к королевской крови {No bounte bot your blod I in my bode knowe). В этом высказывании наблюдается регрессивный порядок в актуальном членении предложения (где No bounte bot your blod - рема, / in my bode knowe — тема), что обусловлено желанием говорящего подчеркнуть главное - кровное родство с королем. С этой точки зрения, доверить ему удар - это для Артура почти то же самое, что нанести его самому. Последний аргумент Гавейна -ответственность короля перед своими поданными (pat no3t hit yow falles), т.к. смерть монарха всегда чревата беспорядками и междоусобицей, и рисковать жизнью по пустякам (And sypen pis note is so nys), - и тут опять имеет место оценочная фраза, - он просто не имеет права. Так субъект речи доказывает, что как рыцарь, родственник и вассал Артура он вправе принять этот вызов и король ему разрешает. Данная интенция достигается говорящим посредством употребления в своей речи самых разнообразных субъектных компонентов речи, которые связывают воедино участников общения с текущей ситуацией, задают операциональность высказыванию, его акциональность: придают ему уместность, определенность, связность, целостность, интенциональность, соотносят с текущей ситуацией общения, с субъектом сознания, речи и поведения, воплощают его намерения по отношению к адресату, задают его участие в ситуации.
Рассмотрим следующий пример комплексного применения субъектных компонентов в речи из произведения Havelok the Dane. В Дании маленький Хавелок и его две сестры, после смерти их отца, короля Биркабейна, поручены заботам графа Годарда. Годард нарушает клятву, убивает принцесс и собирается то же самое сделать с маленьким принцем. Хавелок, пытаясь спасти свою жизнь, когда тот уже занес нож над мальчиком, говорит графу Годарду: "Louerd, mercy now! Manrede, louerd, biddiyou: Al Denemark I wile you у eve, To that forward thu late me live. Here hi wile on boke swere That nevremore ne shal I here Ayen thee, louerd, sheld ne spere, Ne other wepne that may you dere. Louerd, have merci of me! Today I wile fro Denemark fie, Ne neveremore comen agheyn!" (Havelok the Dane).
Милорд, сжальтесь же! Мое почтение (уважение) я предлагаю Вам: я отдам Вам всю Данию, если согласитесь позволить мне жить (оставите меня в живых, отпустите меня). Здесь на книге я покпянусъ, что никогда боле не направлю я против Вас щит и копье, милорд, и никакого другого оружия, которое может Вам причинить вред. Милорд, сжальтесь надо мной! Сегодня же я покину Данию и никогда больше не приеду опять!
Здесь следует отметить патетичный и достаточно ироничный тон в сцене, когда мальчик, с целью избежания смерти выражает почтение, используя довольно пафосную оценку говорящим адресата {manrede -почтение, уважение, дейктики you, thee, thu, обращение louerd, которое, хотя и является феодальным этикетом, тем не менее ритуал, процедура играли в социальной и культурной жизни средневекового человека огромную роль), которая в данном контексте имплицирует желание адресанта возвеличить адресат в его собственных глазах и преуменьшить собственную значимость, ведь, по сути, маленький Хавелок выше по положению, чем граф Годард, ибо является наследником Датской короны и апеллирует к данному им, Годардом, его отцу, королю Биркабейну, обещанию позаботиться о Хавелоке. Особое внимание следует обратить на употребление будущего времени (Al Denemark I wile you у eve, Here hi wile on boke swere That nevremore ne shal I here Ayen thee, Today I wile fro Denemark fie), которые выражают готовность и обещание непременно выполнить необходимые в данной ситуации действия (отдать страну - Al Denemark I wile you у eve , поклясться на книге (очевидно Библии), что не причинит вреда оружием -Here hi wile on boke swere, покинуть Данию - Today I wile fro Denemark fie). Думается, что здесь можно говорить о намеренном использования подобной оценки, категории будущего времени, равно как и показателей пространственной {here, fro Denemark) и временной локализации (now, today), которые не только фокусируют внимание на главных для субъекта речи объектах и вписывают их в личную сферу говорящего, но и актуализируют интенцию субъекта (Хавелока) - сохранить себе жизнь, чего он в итоге и добивается посредством употребления вышеперечисленных языковых единиц.
