Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Персонификация как стилистический приём и её роль в познании и описании мира
1.1. Онтологические аспекты приёма персонификации 16
1.2. Рассмотрение персонификации через призму художественной речи, эстетического и образного в стилистике XX века 27
1.3. Персонификация как троп 50
1.4. Персонификация среди других средств художественной выразительности 64
ГЛАВА 2. Индивидуально-мировоззренческие истоки и когнитивные функции приёма персонификации в творчестве Г. Гессе
2.1. Базовые истоки и предпосылки гессевской персонификации 75
2.1.1. Дуализм как свойство мира и человеческого сознания 76
2.1.2. Персонификация как элемент «территории духа» 79
2.1.3. Удивление ребёнка природе и пророческое внимание к её языку 81
2.1.4. Вовлечённость в волшебство и магию 83
2.1.5. Игра как важнейший инструмент и механизм человеческого познания 87
2.2. Лексико-семантические, стилистические и текстовые особенности языка Г. Гессе в аспекте персонификации 91
2.3. Концептуальная персонификация как средство отражения авторского мировоззрения и её отличительные признаки 101
ГЛАВА 3. Тематические классы персонифицируемых Г. Гессе природных объектов и особенности их персонификации
3.1. Критерии выделения тематических классов 116
3.2. Растительность (деревья, кустарники, сад, луг, лес) 117
3.3. Горные объекты (горы, скалы, ущелья) 148
3.4. Вода и водные пространства (река, озеро) 164
3.5. Атмосферные явления (облака, фён, ветер, погода,
времена года) 173
Заключение 193
Список использованной литературы 204
- Онтологические аспекты приёма персонификации
- Рассмотрение персонификации через призму художественной речи, эстетического и образного в стилистике XX века
- Базовые истоки и предпосылки гессевской персонификации
- Критерии выделения тематических классов
Введение к работе
Исследование средств художественной выразительности (в частности, тропов) на материале разных языков и их роли в формировании стилистического облика литературного произведения всегда вызывало неослабевающий интерес филологов. Этот интерес, возникший у древних авторов, в наши дни стал более целенаправленным в связи с возможностью использования методов и достижений современной лингвистики и применения таких видов анализа, как лингвопоэтический, лин-гвостилистический, когнитивный, дискурсивный [Арутюнова ; 6; Балли ; Барменкова ; Бельчиков ; Брандес ; Гин ; Константинова ; Лакофф Дж., Джонсон М. ; Липгарт ; Лосев ; Маслова ; Некрасова ; Роднянская ; Токарев ; Топоров ; Хёйзинга ; Чеботарёва ; Эпштейн ; Якобсон ; Kurz ; Pongs ; Seidler и др.]. В этом отношении персонификация, понимаемая как «увеличение меры духовности, присущей денотату» [Григорьев : ; ср. синонимичные олицетворение, прозопопея] и в качестве ведущего приёма стилистической организации конкретного текста формирующая (наряду с другими тропами) его художественную структуру, предоставляет широкие возможности для научной интерпретации материала. Этот троп, имеющий неоднозначное толкование и содержательное наполнение, по остроумному замечанию современного исследователя, «выразителен настолько, что даже опасно его иногда употреблять» [Зарецкая : ]. Персонификация, как нельзя более полно актуализирующая «ингерентное свойство метафоры - её антропометричность» [Северская : ] -принцип, согласно которому «человек - мера всех вещей» [Телия 6: ], реализует наиболее краткий путь к созданию «наивной картины мира». Подобной спецификой данного тропа и обусловлена, по-видимому, высокая частотность его употребления как в художественной, так и общелитературной речи.
В филологических исследованиях нередки ситуации, когда различные термины используются для обозначения одних и тех же понятий, либо в содержании одного термина смешиваются несколько смежных понятий. Чтобы избежать такого смешения при употреблении терминов «троп» и «приём», положим в основу этого употребления самые распространённые словарные дефиниции, поскольку детальное сопоставление данных понятий, выявление различий в объёмах их значений не входит в число основных задач диссертации, посвященной лингвистическому исследованию одного из конкретных средств художественной выразительности литературного текста — персонификации. Под тропом понимается такой оборот (образ), который основан на употреблении слова (или сочетания слов) в переносном значении и используется» для усиления) изобразительности и выразительности речи [Лингвистический энциклопедический словарь : ]. Стилистический приём представляет собой способ организации, высказывания (предложения, части текста или текста в целом) на основе прагматически мотивированного отклонения от языковой нормы, или её нейтрального варианта, или речевой нормы с целью определённого воздействия на адресата [Копнина, Сковородников : ]. Среди стилистических приёмов выделяются тропеические, к которым, в частности, относится персонификация, и нетропеические. Применительно к персонификации в диссертации будут использоваться оба термина {приём и троп), которые нисколько не противоречат друг другу, поскольку находятся в отношениях общего и частного.
Сосуществование различных терминов для обозначения одного понятия или явления также не исключительное явление в науке, но в случае с персонификацией обнаруживается и другое - называние одним термином как онтологически близких, так и далеко разошедшихся между собой понятий. Изменение семантического объёма термина (сужение или расширение), вовремя не обнаруженное и не зафиксированное, ино гда приводит к тому, что- исследователи под одним и тем же названием описывают весьма далёкие друг от друга явления [об этом см.: Татари-нов : ]. Подобная ситуация в случае с персонификацией стала возможной, по-видимому, из-за того, что само явление персонификации возникло на стыке (скрещении) мифологического, религиозного, психологического и языкового отражения действительности. Естественно, что в лингвистической диссертации должны исследоваться языковые аспекты, этого- тропа (его значение, метафорическое наполнение, области употребления, возможности использования в качестве образного сравнения в произведениях словесного искусства). Персонификация в мифологических, религиозных представлениях, выражающаяся в неких воображаемых реальностях при своеобразном объяснении явлений природы или человеческой жизни и приводящая к возникновению аллегории или особого вида символа.[см.: Мифы народов мира : ], не является объектом настоящего исследования и будет привлекаться исключительно с целью выявления онтологических истоков.данного приёма и в случаях взаимопроникновения тропов в анализируемом материале.
Необходимо принять во внимание, что многослойность репрезентации реальности (или ирреальности - мнимой, воображаемой, фиктивной реальности), ставшая конструктивным признаком данного тропа, не всегда осознавалась и выявлялась, что в итоге осложняло или очень часто делало невозможным правильный анализ границ и сути исследуемого явления.
Именно поэтому важным аспектом, актуализирующим тему настоящего исследования; представляется.необходимость внести ясность в сущностные характеристики данного тропа, который рассматривается в качестве ведущего стилистического приёма в идиостиле крупнейшего немецкого писателя XX века Германа Гессе, пользовавшегося возможностями персонификации во всём её многообразии. В силу различных объективных и субъективных причин этот троп по своим содержатель ным и лингвистическим признакам оказался едва ли не самым близким писателю средством для выражения его внутренних, духовных устремлений. Всем сказанным и предопределяется, на наш взгляд, актуальность темы предлагаемого диссертационного исследования.
Научная новизна диссертации заключается, прежде всего, в том, что в ней впервые на материале творчества Г. Гессе предпринята попытка всесторонне рассмотреть явление персонификации во всех её разновидностях и по возможности полно проанализировать и систематизировать используемые при этом языковые средства, способы и приёмы персонифицирования объектов действительности. Это позволило по-новому подойти и к «феномену языка Г. Гессе» - писателя, которому удаётся, по мнению многих исследователей, просто говорить о сложном.
Основная цель работы — изучение и описание репертуара средств выражения персонификации в творчестве отдельного писателя. Поставленная цель достигается решением следующих конкретных задач:
1) определением сущности явления персонификации в её истории и современном употреблении;
2) рассмотрением аспектов изучения персонификации в стилистике XX века, её места среди других тропов, возможных контактов и условий взаимодействия между ними;
3) анализом индивидуально-мировоззренческих истоков приёма персонификации в творчестве Г. Гессе;
4) выявлением роли персонификации в арсенале художественно-стилистических приёмов Г. Гессе;
5) обзором тематических классов персонифицируемых Г. Гессе природных объектов, свойств и чувств живых существ, переносимых на артефакты и результаты ментальной деятельности человека;
6) описанием лексико-семантических особенностей выявленных в
произведениях Г. Гессе персонифицирующих контекстов, экспрессивных и дискурсивных функций персонификации;
7) выявлением особенностей перевода персонификаций Г. Гессе на русский язык путём сопоставления оригиналов произведений с их переводами (с привлечением при необходимости материалов толковых, переводных словарей немецкого и русского языков).
Теоретическое значение диссертации заключается в уточнении представлений о границах и объёме содержания приёма персонификации, характеристике сущности этого явления, определении его роли в стилистической системе языка и идиостиле отдельного писателя. Было введено понятие концептуальной персонификации, определены конкретные её типы и виды, выявлено соотношение между ними и тематическими классами персонифицируемых объектов, проанализированы языковое выражение и текстовые функции данного тропа, его лексические и грамматические «пристрастия» в целом и в отдельных разновидностях.
Практическое значение диссертации в том, что полученные результаты и выводы могут быть использованы в различных разделах стилистики, в частности, для изучения особенностей средств художественной выразительности (персонификации и смежных с ней понятий), в спецкурсах и спецсеминарах по лексикологии, семасиологии, в курсах теории и практики перевода, в практическом преподавании немецкого языка.
Методологической базой диссертации является система лингвистических категорий и понятий, сформировавшихся как результат успешных исследований в области стилистики, лингвопоэтики, метафорики и тропеистики. В качестве основных методов исследования в работе использованы традиционные методы лингвистического наблюдения, описания и поэтико-стилистического анализа, основанного на декодировании самого текста литературного произведения, в сочетании с современ ными приёмами когнитивистики и дискурсивного анализа-,Когнитивный анализ, позволяет при изучении: персонификации в художественном тексте показать механизм авторской; творческой работы, направленной на выявление и вербализацию глубинных свойств.и.способностей, черт и признаков-персонифицируемых объектов: Использование дискурсивного метода даёт возможность, проследить текстовую и внетекстовую: «жизнь» персонифицируемого объекта в,границахлитературного текста и широкого художественного пространства писателя.
В работе при необходимости используются возможности психолингвистического анализаи метода количественного подсчёта (последний,.в частности, при выявлении соотношений между количеством персонификаций-втексте и совокупностью персонифицируемых;объектов И Т.П.): .
Основные положения выносимые назащиту:
1. Персонификацию необходимо рассматривать в; числе важнейших средств художественной; выразительности литературного» текста, формирующих;идиостиль писателя (в частности такого;как Г. Гессе, в/ творчестве которого мировоззренческое своеобразие и образная концептуализация мира оказались неразрывносвязаны);
2: Персонификация каюдревнейшиш стилистический: приём; не перестаёт бытьлтструментом познания, и создания языковой картины мира и в последующие эпохи; напротив; в настоящее; время; когнитивная роль персонификации может возрастать на определённом этапе в творчестве отдельного писателя, в соответствии;с его;взглядами и мировидени-ем, что и обнаруживается в произведениях Г. Гессе..
3. Широкое использование персонификации; в творчестве1 Г.- Гессе, по популярности среди читателеш превосходящего всех других немецкоязычных писателей («В- соответствии с "Index translatorium" ЮНЕЄКО Гессе является самым переводимым немецкоязычным писателем со времён братьев Гримм») [см.: Rothfuss : 7, 8], - свидетельствует об «отзывчивости» читательского восприятия на этот троп, слу ЖИВШИЙ писателю едва ли не главным средством для наиболее полного раскрытия связи между природой и человеком, его чувствами и сознанием. Одновременно с помощью персонификации Г. Гессе удаётся показать степень трагической оторванности современного человека от природы, а его сознания — от чувств и духа.
4. Рассматривая традиционные формы этого приёма, необходимо отделить «старую» персонификацию, тесно граничащую со смежными видами тропов, от содержательно и структурно отличной концептуальной персонификации, используемой в произведениях Г. Гессе и служащей более широким целям, нежели простое «оживление», «одушевление» денотата, «наделение неживого предмета свойствами живого существа».
5. Суть концептуальной персонификации в том, что в результате персонифицирования осуществляется сложный чувственно-ментальный процесс, который переводит воспринимаемый объект в эстетический образ, существенно отличающийся от образа, содержащего первоначальное представление об этом объекте. Происходит эмоциональное и интеллектуальное наполнение этого образа, он берёт на себя совершенно новые художественно-эстетические и когнитивные функции.
6. С точки зрения структурного оформления концептуальная персонификация выходит за пределы одного-двух слов, используемых для обозначения денотата, и участвует в создании относительно самостоятельного внутрисюжетного микротекста. При этом неизменно происходит оживление широкого зрительного рисунка пейзажа, в котором все элементы выступают как субъекты активных действий.
7. В содержательном отношении концептуальная персонификация отличается тем, что, переводя персонифицируемый объект в новый статус, она служит более глубокому его осмыслению. В большинстве случаев подобная персонификация у Г. Гессе связана с первичными природными и культурными объектами и понятиями, статус которых может быть приравнен к национальным и общечеловеческим концептам. Глубокое воздействие на формирование их образов; оказанное такой яркой творческой личностью как Г. Гессе, даёт импульс для эволюции их содержания в сознании читателей. Описание этих константных образов в произведениях Г. Гессе, основанное на постоянной, имманентной персонификации, выводит их на особый уровень восприятия:
8. Концептуальнуя персонификация — неотъемлемый признак персонифицируемого объекта, «сопровождающий» его на протяжении тематического микротекста, отдельного произведения и даже всего творчества писателя в целом. Применительно к объектам каждого тематического класса в ней выделяются ключевые персонификаторы — слова; которые, неоднократно повторяясь, употребляются на разных; уровнях текста и различных этапах творчества писателя.,
9; Концептуальная? персонификация— универсальный стилистический приём, пронизывающий всё творчество писателя-мыслителяи позволяющий раскрыть его художественно-мировоззренческую концепцию. .
Методологической базой диссертации является; системаулин-гвистических категорий и понятий, сформировавшихся как результат успешных исследований в области стилистики, лингвопоэтики, метафорики и тропёистики. В качестве основных методов исследования в работе использованы традиционные методы лингвистического наблюдения, описания и поэтико-стилистического анализа, основанного на декодировании самого текста литературного произведения, в сочетании с современными приёмами когнитивистики; и дискурсивного анализа [о стилистике декодирования см.: Арнольд ]. Когнитивный анализ позволяет при изучении персонификации в художественном тексте описать механизм авторской творческой работы, направленной на выявление и вербализацию глубинных свойств и способностей, черт и признаков персонифицируемых объектов. Использование дискурсивного метода позво ляет проследить текстовую и внетекстовую «жизнь» персонифицируемого объекта (концепта) в границах литературного текста и широкого художественного пространства писателя.
В связи с тем, что персонификация (особенно на начальных этапах процесса возникновения стилистического средства) тесно связана с психологическими основаниями восприятия и отражения мира, в работе при необходимости используются приёмы психолингвистического, трансформационного и статистического методов (последний, в частности, при выявлении соотношений между количеством персонификаций в тексте (фрагменте текста) и числом описываемых здесь же персонифицируемых объектов и т.п.). Фрагментарное применение количественного подсчёта позволяет в определённой степени избежать доли субъективности, свойственной некоторым другим методам, в частности, методу декодирования, который рассматривает процесс стилистического исследования как функцию от акта коммуникации, дающей возможность исследователю стать на позиции получателя информации — читателя.
Материалом для анализа послужили, как уже было отмечено, произведения выдающегося немецкого писателя прошлого столетия Германа Гессе ( - ). Отбирались сочинения, в которых были расширенные контексты с персонификацией исследуемых объектов (за пределами одного-двух слов), образующие внутрисюжетные микротексты. С этой целью были просмотрены произведения писателя из собрания сочинений в томах (на немецком языке) и некоторых других немецких изданий. Параллельно анализировались эти же тексты по имеющимся русским переводам; при их отсутствии автором диссертации использовался собственный перевод. В некоторых случаях в процессе сопоставительного анализа на основе оригинала уточнялся и корректировался существующий художественный перевод персонифицирующих единиц и контекстов.
-Дополнительным критерием при отборе послужила доступность текста для сплошного анализа, что представляется немаловажным условием при изучении персонификации, поскольку этот троп, как правило, не замыкается границами одного слова и даже предложения, он очень часто «работает» на уровне текста. С этой точки зрения удобными для анализа в первую очередь оказались малоформатные произведения писателя: рассказы, эссе, статьи, очерки, сказки, небольшие повести. Хронологическая история сочинений, не представлявшая существенного значения для анализа, в качестве определяющего критерия не учитывалась (кроме отдельных случаев, которые особо оговариваются), поэтому с одинаковым успехом в диссертации анализировались как ранние, так и более поздние произведения писателя. С учётом данных критериев для детального анализа были отобраны повести „Peter Camenzind" («Петер Каменцинд»), „Siddhartha" («Сиддхартха»), рассказы „Aus Kinderzeiten" («Из детских лет»), „Aus den Erinnerungen eines Neunzigjahrigen" («Из 1 воспоминаний девяностолетнего», часть „Sor Acqua"), „Beschreibung einer Landschaft" («Описание одной местности»), „Der Pfirsichbaum" («Персиковое дерево»), „Herbstliche Erlebnisse" («Осенние впечатле 1 ния»), „Heumond" («Июль»), „Rigiagebuch" («На горе Риги. Дневник»), „Schon ist die Jugend" («Юность прекрасна»), эссе „Вашпе" («Деревья», из цикла „Wanderung"), „Bodensee" («Боденское озеро»), „Gegensatze" («Противоречия»), „Haus der Traume" («Дом сновидений»), „Klage um і, einen alten Baum" («Плач по старому дереву»),„Wolke"(« naKO»), ,,\Ыкеп"(«Облака»), „Zwischen Sommer und Herbst" («Между летом и осенью»), сказки „Eine Traumfolge" («Сновидение»), „Faldum" («Фаль-дум»), „Piktors Verwandlungen" («Превращения Пиктора»). К анализу выборочно привлекались и некоторые из наиболее крупных произведений Г. Гессе, явившихся вехами в его творчестве и отразивших в себе художественно-стилистические и языковые особенности его творческой манеры, в том числе и целенаправленное использование персонифика \ -ции: „Der Steppenwolf («Степной волк»), „NarziB und Goldmund" («Нарцисс и Гольдмунд»).
Апробация работы1. Основные положения и выводы диссертации обсуждались на заседании кафедры немецкого языкознания филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, были изложены в докладах на научных конференциях Оренбургского госуниверситета ( , , ), МПГУ ( ), МГУ имени М.В. Ломоносова ( ), а также нашли отражение в четырёх публикациях автора.
Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трёх глав, Заключения и Списка использованной литературы. Текст диссертации изложен на страницах, список теоретической литературы включает наименований, в том числе на иностранных языках.
Во Введении дано обоснование актуальности темы, её научной новизны, теоретической, и практической значимости, рассмотрены основная цель и задачи исследования, положения, выносимые на защиту, охарактеризованы методы, материал и структура исследования; указана апробация работы.
В первой главе «Персонификация как стилистический приём и её роль в познании и описании мира» описаны онтологические аспекты приёма персонификации, дан обзор развития стилистики XX века через призму изучения художественной речи, эстетического и образного (в связи с персонификацией), выявлены сущностные характеристики персонификации как тропа, определено её место в системе средств художественной выразительности.
Вторая глава «Индивидуально-мировоззренческие истоки и когнитивные функции приёма персонификации в творчестве Г. Гессе» посвящена выявлению и описанию индивидуально-мировоззренческих истоков приёма персонификации в творчестве Г. Гессе, специфических функций, реализуемых персонифицируемыми -единицами в его сочинениях, лексико-грамматических особенностей персонифицирующих контекстов в них.
В третьей главе «Тематические классы персонифицируемых Г. Гессе природных объектов и особенности их персонификации» представлены тематические классы персонифицируемых Г. Гессе объектов действительности, проанализированы особенности конкретных микротекстов, содержащих персонификацию растительных, горных объектов, воды, водных пространств, атмосферных явлений, классифицирована и сгруппирована лексика, участвующая в персонифицировании перечисленных природных объектов. В Заключении обобщаются результаты исследования.
Онтологические аспекты приёма персонификации
Современная филологическая наука, во многом опирающаяся на риторико-стилистические традиции античности, всегда с неослабевающим интересом относилась к теориям, понятиям и терминам, разработанным древними. В рамках классической риторики, поэтики и стилистики на этапе их недифференцированного существования возникли и до сих пор сохранили свою особенность некоторые проблемы, которые занимают промежуточное положение как внутри филологических наук, так и между филологическими и смежными науками.
К подобным проблемам относится и проблема определения специфики тропов как явления.поэтического (художественного) языка, само существование которого становится возможным исключительно в. результате приобретения языковыми единицами новых коннотаций, отвергающих либо дополняющих уже известные смыслы. Можно сказать, что тропы - это один из реальных мостиков, крепко связывающих литературу и язык, одна из тех нитей, которыми прошита ткань литературного (поэтического) текста, и поэтому неслучайным и правомерным представляется общефилологический подход к изучению тропов. Но, несмотря на устойчивый исследовательский интерес к ним, всё ещё нельзя сказать, что как лингвистический, так и литературоведческий статус этих приёмов в филологической науке окончательно и однозначно определён. Это в полной мере относится и к персонификации как древнейшему художественному приёму, неразрывно связанному с процессом формирования образного мышления у человека.
Большинство авторов, пишущих о персонификации, связывает происхождение этого приёма с первобытным мифологическим мышлением древнего человека, в восприятии которого живой и неживой мир выступали нерасчленённо. Э. Тейлор в своей фундаментальной "Первобытной культуре" так пишет об этом: "Первая и главная причина превращения фактов ежедневного опыта в миф есть верование в одушевление всей природы, - верование, которое достигает высшей своей точки в олицетворении её. Это вовсе не случайное или гипотетическое действие человеческого ума неразрывно связано с тем первобытным умственным состоянием, когда человек в мельчайших подробностях окружающего его мира видит проявления личной жизни и воли. ...Для примитивных человеческих племен солнце и звёзды, деревья и реки, облака и ветры становятся личными одушевлёнными существами, которые живут наподобие людей или, животных и исполняют предназначенные им в мире функции с помощью членов, как животные, или искусственных орудий, как человек. Иногда же видимое человеческим глазом представляется лишь простым орудием для той или другой цели или ещё бесформенным материалом, за которым скрывается какое-нибудь чудовищное, хотя и получеловеческое существо, действующее на них своими руками или приводящее их в движение своим дуновением" [Тейлор 1939: 206].
Старая мифологическая школа XIX века, не различая виды олицетворения, пыталась свести любой фольклорный персонаж к древним мифологическим представлениям, рассматривая его как деградировавший миф, как персонификацию солнца, луны, грозы и других природных явлений. Известный русский фольклорист А.Н. Афанасьев, один из ярких представителей мифологического направления, однозначно свя ) зывал возникновение мифов с неистребимым стремлением раннего че ловеческого восприятия одушевлять всё, с чем оно сталкивается: "Первые наблюдения человека, первые опыты ума принадлежали миру физи ческому, к которому тяготели и его религиозные верования и его на чальные познания; и те и другие составляли одно целое и были проникнуты одним пластическим духом поэзии, или прямее: религия была поэзией и заключала в себе всю мудрость, всю массу сведений первобыт ного человека о природе. ...Такое отношение к природе, как существу живому, нисколько не зависело от произвола и прихоти ума. Всякое явление, созерцаемое в природе, делалось понятным и доступным человеку только через сближение с своими собственными ощущениями и действиями; и как эти последние были выражением его воли, то отсюда он естественно должен был заключить о бытии другой воли (подобной человеческой), кроющейся в силах природы" [Афанасьев 1983: 38].
Для этого исследователя не остаётся никаких сомнений в том, что ."и язык, и,тесно связанный с ним образ мышления, и самая свежесть первоначальных впечатлений необходимо влекли мысль человека к олицетворениям, играющим такую значительную роль в образовании мифов. Человек невольно переносил на божественные стихии формы своего собственного тела или знакомых ему животных, разумеется, формы более совершенные, идеальные, соответствующие действительному могуществу стихий" [Афанасьев 1983: 39].
Именно поэтому все явления, события и вещи окружающегсмира неизбежно воспринимаются и осознаются древним человеком антропоморфно, лишь как объекты, продукты или средства осуществления воли, намерений, желаний или капризов существа, подобного человеку.
Как видим, в мифологических и религиозных представлениях олицетворения — некие воображаемые реальности, служащие для своеобразного объяснения явлений природы или человеческой жизни. Здесь это не частный вид поэтической метафоры или сравнения, который используется как средство повышения выразительности при описании явлений неодушевлённого мира, а особый, и притом наиболее богатый содержанием вид символа. В таких символических олицетворениях обозначаемое мыслится как живое и личностное начало, а обозначающее условно изображается по аналогии с человеческими действиями, чувствами и мыслями.
Изучение персонификации как тропа (vs. стилистического приёма, средства художественной; выразительности, образа) неизбежно подводит к необходимости выявления его места в стилистической системе языка, определению точек соприкосновения; персонификации и понятий «эстетическое», «образность», соотношений с репертуаром образных, средств (средств художественной выразительности); С этой целью проведём небольшой экскурс в историю развития стилистики через призму эстетического и образного и посмотрим;, на каких этапах, в рамках каких школ и направлений? стилистика интересовалась персонификацией как объектом исследования.
Имея древнейшие корни,происхождения, восходящие: не в І последнюю очередь к «Риторике» и «Поэтике» Аристотеля; стилистика как самостоятельная наука ещё очень молода: ей нет и ста лет. Как, особая научная: дисциплина она начинает формироваться; с 10-20-х годов,XX века, . а особенно активная разработка. некоторых ее направлений? происходит с середины 50-х годов. Следует отметить, что в научную дисциплину стилистика сложилась после формирования многих лингвистических дисциплин и научных направлений, и ей пришлось в буквальном смысле отвоёвывать.себе «место под солнцем» наобширном; но уже заселённом лингвистическом пространстве. Кроме того, многие категории, приёмы, понятия и термины, вошедшие впоследствии?в научный аппарат стилистики, поначалу воспринимались как, перенесённые из других смежных дисциплин - либо «упразднённых» (как, например риторика), либо забытых, либо не раскрывшихся полностью под прежним названием.
Среди зарубежных исследований, оказавших заметное влияние на развитие, стилистики, в первую очередь следует назвать замечательную книгу швейцарского лингвиста, ученика Ф. де Соссюра Шарля Балли «Трактат по-французской стилистике» (1909), изданную на русском языке в 1961 году под названием «Французская стилистика» (в переводе К.А. Долинина под редакцией Е.Г. Эткинда). Собственно, с этой работы началось понимание-лингвистической стилистики-в.современной интерпретации. Ш. Балли задумал показать широкую сферу действия эмоционально-аффективных тенденций речи — в фонетике, грамматике, лексике, ритмико-мелодическом рисунке предложения. Учёный пристально изучал различные-особенности слов.и выражений, бытующих в»разных языковых стилях. Одно и то же выражение вовсе не оказывается-одним и тем же, если, передавая логически единое понятие, оно облекается -в разные языковые формы, причем различие этой последней воспринимается, прежде всего, в эмоционально-аффективном плане. На основе разграничения логического и чувственного (эмоционального) в языке Ш. Балли стремится обосновать и свое понимание стилистики. Учёный подчеркивает, что стилистика как важнейший раздел языкознания не имеет ничего общего с изучением стиля отдельных писателей. По мысли Ш. Балли, это различие определяется» в первую очередь, тем, что стилистика изучает «аффективную значимость явлений самого языка», тогда как стиль отдельного автора должен исследоваться с эстетической точки зрения в литературоведении. Соответственно и стилистика как часть науки о языке как бы располагается между двумя полюсами: между грамматикой, анализирующей логику языка, и той областью литературно—художественного выражения, которая относится к эстетике и литературоведению. Если последние области знания интересуются лишь индивидуальными особенностями языка того или иного автора, то стилистика как языковедческая наука изучает общие «аффективные категории», свойственные нашей речи вообще [Балли 2001: 17 и след.]. Отсюда фор
Если- обратиться к истории изучения: поэтического (в значении «художественного», «эстетически значимого») языка в России, то обнаружится, что стилистика в значительной степени обязана исследованиям членов, ОПОЯЗа - «русских формалистов»; Представители «русской формальной школы» (ОМ. Брик, В.Б. Шкловский, P.O. Якобсон, Б.М. Эйхенбаум, G.И- Бернштейн, Б.А. Ларин, Л;П. Якубинский и др.) стремились найти общие формально-языковые признаки стиля художественных произведений, определить роль.языка в создании литературных образов (исследования учёных, о которых идёт речь в настоящем обзоре, достаточно известны, поэтому в библиографию включены только цитируемые и специально анализируемые работы).:
Русский «формализм» возник как отрицание старых философских, логических и психологических догм,! как провозглашение «новых . форм» и путей исследования художественных произведений с преиму-. щественной ориентацией: на лингвистические методы анализа [см. об этом содержательные обзоры: Медведева 1985; Ромашко 1985]. Собственно; и: книга ІШ Балли появилась в качестве.вызова господствовавшим наг Западе идеям К. Фосслера и Л; Шпитцера, согласно которым не проводится различия между такими, по словам;В:А. Будагова, «нетождественными категориями, как литературный язык и язык художественной литературы. Между тем, как общее правило, понятие литературного языка гораздо шире понятия шзыка художественной литературы...» [Бу-дагов 2001: 6-7]. Справедливы слова В;В. Виноградова о том, что «кризис теории поэтического образа; выдвинутой В. Гумбольдтом Е. Штейнталем и А. Потебнёй;. а затем: видоизменённой символистами.; с одной стороны, и кризис младограмматической концепции, сравнительно-исторического языкознания - с другой, привели в первые десятилетия XX в. к осознанию необходимости строить поэтику на новых структурных основах и принципах» [Виноградов 1963: 174-175]. мулируется;следующее определение,, которое ILL Балли даёт стилистике: . «.. .стилистика изучает экспрессивные факты,языковой системы с точки зрения их эмоционального содержания; то есть выражение: в речи, явлений из области чувств и действие речевых фактов на чувства» [там. же:.
Рассматривая BVрамках образной речи олицетворение, Щ. Балли-выводит его непосредственно из постоянного: стремления человека одухотворить всё, что его .окружает, поскольку он (человек) не может представить- себе, что природа- мертва" и бездушна; более тогоj «человек постоянно , приписывает всем предметам внешнего мира черты и стремления, свойственные его личности» [Балли 2001: 221]. Основой;таких метафор, как солнце встаёт; ветер дует, дерево машет ветвями; мне угрожает опасность, учёный считает страсть к олицетворению.с самого начала развития человеческойречи. В действительности все эти метафо- ры, которые ILL Балли рассматривает как единицы образной речи; с/те-чением времени утратили образность, но; поскольку человек, остаётся» неизменным на протяжении. многих веков и «по-прежнему он питается? обманами»; то язык спешит заменить эти абстрактные выражения новыми: «Люди охотнее прислушиваются! к голосу поэтов, этих взрослых детей, которые наивно верят, что открывают нам истину, упиваясь образами, ещё более:обманчивыми; чем те, что порождены простым;невежеством» [там же: 222].
Рассмотрение персонификации через призму художественной речи, эстетического и образного в стилистике XX века
При разработке проблемы поэтического языка «формалисты» исходили из противопоставления его системе жизненно-практического языка. Основной тезис «формалистов» — категорическое противоположение поэтического языка — покоился на противопоставлении эстетической функции как якобы единственной, которая присуща поэтическому языку, коммуникативной функции, характерной для практического языка.
Поскольку новая теория художественной речи начинает строиться на основе изучения самостоятельных, специфических структурных признаков поэтического языка, выделяющихся на фоне языка практического, то основным объектом, «главным героем» поэтики становится приём или приёмы и художественное произведение рассматривается как сумма приёмов разного уровня1 - простейших эстетически значимых языковых фактов. Приём преобразует внеэстетический материал в произведение искусства. То или иное сочетание приёмов даёт поэтическую конструкцию. Литературный процесс рассматривается как смена одной формы, одной суммы приёмов другой.
Помимо исследований представителей «формальной школы», заложивших основы стилистики, большой интерес в описываемое время представляют работы Ю.Н. Тынянова, Б.М. Эйхенбаума, Б.В. Томашев-ского, В.М. Жирмунского, посвященные стилистике стихотворной речи. С проблемами художественной речи- связаны собственно лингвистические труды Л.В. Щербы, Б.А. Ларина, В.В. Виноградова, Г.О. Винокура и др.
В сопоставлении с «формальной школой»- отчётливо прослеживаются особенности развития немецкой науки о языке и литературе в первые десятилетия XX века, в которой также наметился резкий поворот от узкофилологического направления, господствовавшего во второй половине предыдущего века, к проблемам историко-литературного синтеза. Из них культурно-философские проблемы, как писал в 1928 г. В.М.
Жирмунский в предисловии к сборнику статей О. Вальцеля, В. Дибелиу са5 К.Фосслера, Л. Шпитцера «Проблемы литературной формы», «несомненно пользуются преимущественным вниманием молодого поколения, что вполне объясняется старинными традициями развития гуманитарных наук вГермании, сохранявших тесную связь с философией вообще и специально - с философией культуры. Однако за последние годы проблемы художественной формы становятся также предметом оживлённого интереса, правда, далеко не в той степени, как это наблюдалось ещё недавно в русском литературоведении» [Жирмунский 2007: III].
О. Вальцель к вопросам литературной формы подходит иначе, чем представители русского формализма (для последних, как мы видели, существенную роль играло сближение поэтики с лингвистикой). Для определения стилевых особенностей словесного искусства О. Вальцель устанавливает тесную связь между результатами эстетического и фило-софско-психологического анализа поэтического произведения, между «содержимым» (Gehalt) и «обликом» (Gestalt) произведения. Для О. Вальцеля «облик» всегда является внутренне необходимым выражением данного «содержимого»: «При выяснении художественной функции словесного выражения мы уже вступаем в трудную область взаимоотношений между содержимым и обликом. Изучение художественной функции словесного выражения именно и заключается в установлении того содержимого, которое воплощено в данном облике» [Вальцель 2007: 16].
Статья «Словесное искусство и наука о языке» Л. Шпитцера, младшего современника и ученика К. Фосслера, посвящена — путём обоснования необходимости лингвистического изучения художественного текста - индивидуальным особенностям языка писателей. Эти индивидуальные особенности и отклонения приводятся в систему и интерпретируются, как выразительные приёмы или признаки известного индивидуального (или исторически-обусловленного) душевного строя пи -сателя. Что немаловажно, для Л. Шпитцера стиль есть выражение индивидуальной души, «поэтому он всегда стремится к установлению связи между восприятием жизни или мировоззрением писателя и его языковым стилем» [Жирмунский 2007: XIII]. До 20-х годов прошлого века словесному искусству в немецкой науке о языке почему-то уделялось мало внимания, и это приводило к тому, что «лёгкие и неуловимые эффекты художественного оформления слов отскакивали от историко-грамматической брони лингвиста» [Шпитцер 2007: 189]. Как пишет учёный, от внимания историков литературы, которые обычно занимаются изучением индивидуального стиля писателя, как правило, ускользает анализ языковых его особенностей, и они не идут дальше общих впечатлений, не пытаясь подтвердить их специальными языковыми примерами. Относя работы К. Фосслера к немногочисленным исключениям в этой области, Л. Шпитцер отмечает, что «аналогичные исследования гораздо чаще встречаются во Франции, классической стране интерпретации текстов ("explications de texte")... и национального чувства по отношению к стилистическим тонкостям родного языка» [там же: 191]. (На этом фоне ср. опыты Л.В. Щербы, в которых содержится блестящий образец комплексного, в том числе сопоставительного, анализа поэтического текста; см. об этом ниже). Л. Шпитцер особенно близко подошёл к осознанию связи между эстетикой языка и лингвистикой; последняя накопила «достаточно фактических данных о наших культурных языках и о свойственных им навыках, чтобы иметь возможность разобраться в характере новообразований отдельных великих художников слова» [Шпитцер 2007: 192]. Можно сказать, что с именем Л. Шпитцера, сторонника «деграмматизации лингвистики» через обращение к языку индивидуальному, в немецком языкознании связан поворот от исторической грамматики и стилистики к эстетике языка.
Базовые истоки и предпосылки гессевской персонификации
В огромном потоке биографических, религиозных, образовательных, культурных родников и источников, из которых сложился мощный поток гессевского творчества, ярко просматриваются те, что сформировали и развили в писателе его индивидуальные художественные особенности, способствовали выработке самостоятельной, неповторимой творческой манеры со всем её стилистическим богатством, вечными поисками и муками языка. К таким источникам можно отнести а) влияние религии пиетизма, атмосферы родительского дома; литературы немецкого романтизма; б) вовлечённость в волшебство и магию; в) поиски само-госебя; г) увлечение психоанализом и глубинной психологией; д) восприятие игры как важнейшего инструмента и механизма человеческого познания; е) осознание дуализма как свойства мира и человеческого сознания.
Как отмечают многие биографы и исследователи творчества Г. Гессе [см.: Bottger 1974; Kirchhoff 1982; Kohler 1977; Michels 1975; Mileck 1978; Rinser 1982; Schmid 1947; Schneider C. 1991; Tebben 1999; Unseld 1982; Uber Hermann Hesse 1976; Uber Hermann Hesse 1982; Zeller 1972; Ziolkowski 1979, 1982; Аверинцев 1977; Акиндинова, Бердюгина 1984; Березина 1976; Каралашвили 1982; Науменко 1990; Павлова 1984; Седельник 1987; Гучинская 1994], эти истоки оказали существенное влияние на формирование его личности, мировоззрения и творческих исканий. Не приходится сомневаться, что среди них есть такие, которые сформировали особенности языка и стиля писателя, из которых возникли элементы его стилистической системы и к которым непосредственно можно возвести приём персонификации у Г. Гессе. Выше уже говорилось об онтологических корнях этого приёма в сознании человека, и можно быть уверенным, что объективно они совпадут и с истоками Г. Гессе, что вполне закономерно. В качестве ещё одного подтверждения этого вывода можно привести рассуждения главного героя из рассказа «Юность прекрасна» - Германа: «В ночных прогулках под безмолвным небом есть что-то таинственное и возбуждающее до самых глубин. Мы становимся ближе к нашим истокам, чувствуем родство со зверьём и травой, в памяти всплывают обрывки воспоминаний о доисторических временах, когда ещё никто не строил домов и городов и бесприютно кочующий человек испытывал дружбу или1 ненависть к лесу, реке и горе, волку и ястребу, воспринимая их как подобные себе существа» [Гессе. Юность прекрасна: 88-89].
Практически все перечисленные выше истоки на том или ином этапе жизни писателя отразились в его мировоззрении, творчестве, стиле мышления и манере письма. Если вспомнить, насколько тесно персонификация связана с формированием внутреннего, духовного мира человека, можно отчётливо представить себе, какими нитями связан этот троп с каждым из данных источников. В то же время необходимо учитывать, что у Г. Гессе эти истоки во многом специфичны, поскольку обусловлены его собственными обстоятельствами жизни, воспитания и образования, и среди них могут быть выделены базовые, первичные, воздействие которых началось на самых ранних этапах жизни. Такими индивидуально-субъективными истоками, лёгшими в основу формирования авторского приёма персонификации, для Г. Гессе, на наш взгляд, явились волшебство и магия, удивление ребёнка природе и погружение в игру как в важнейший инструмент человеческого познания.
Следует отметить, что самым главным, сознательно сотворенным «истоком», который писатель выработал или, точнее, искал и формировал самостоятельно и который служил ему, образно говоря, путеводной звездой, определявшей весь жизненный путь и творчество, является его философско-мироеоззренческая концепция, складывавшаяся из множества различных взглядов, теорий, учений - всего того, что Г. Гессе нашёл «в поисках самого себя». Эти поиски, не прекращавшиеся ни на одну минуту, происходили в различных пространствах духа и материи: атмосфере родительского дома и его окрестностях, в поэзии романтиков и Гёте, в индийской философии и учении дао, жизни Франциска Ассизского и музыке Моцарта, психоанализе и творчестве Достоевского и многом другом.
В итоге в личности Г. Гессе органично слились в русле жизненной философии совершенно разные, иногда внешне несопоставимые ручейки идей и мыслей, вытекающие из различных источников его духовного и интеллектуального развития и в конечном итоге образовавшие мощный поток художественного творчества. Но каким образом это осуществлялось? Ведь нужна была особая точка зрения, особый взгляд, чтобы обозреть и объединить всё это многообразие, идейная платформа, на основе которой все эти направления можно было бы сплести, примирить друг с другом.
Думается, что это стало возможным в соответствии с лейтмотивом гессевского мировоззрения - осознанием дуализма как свойства мира и человеческого сознания. Именно такой подход позволил Г. Гессе видеть мир разным, слышать разные голоса и звуки в нём, описывать его, не отдавая предпочтения ни одной стороне в ущерб другой.
Критерии выделения тематических классов
Тематические классы персонифицируемых в произведениях Г. Гессе объектов действительности определены на основе наблюдения и проведённого анализа отобранных текстов. В начале анализа было выделено большое число таких объектов, поскольку в гессевских сочинениях, в соответствии с авторским мировоззрением, как известно, может ожить всё, вплоть до вазы и картины на стене, чашки и пепельницы, чемодана и стула, часов и палки для прогулок. Подобную персонификацию мы встречаем во многих произведениях Г. Гессе, начиная с самых ранних,, вне зависимости от содержания-и объёма. В более поздних произведениях возникло значительное число отвлечённых субстанций, подвергнутых персонификации: музыка, счастье, тайна, надежда, мечта-и др. Список объектов первой и второй групп может быть расширен сколь угодно, он открыт не только для читателей, но и для писателя. Некоторые из этих предметов и субстанций становились объектами персонификации, совершенно случайно, единожды оказавшись в поле зрения автора и в. соответствии с конкретным его настроением и намерением, реализованным в данном произведении. Совсем по-другому обстоит дело с объектами третьей группы, в которой оказались природные создания и явления: деревья, цветы, облака, гора,, река, ветер. Для Г. Гессе они, как уже отмечалось, живые a priori, это аксиома, не нуждающаяся в доказательстве. Требуется лишь научиться понимать язык этих природных объектов и стать им достойным.собеседником. Вот как Петер Каменцинд, герой одноимённой повести и alter ego писателя, рассуждает об этом: «Горы, моря и зелёные острова я хотел заставить говорить с вами на их прекрасном, могучем языке, а вам — силою раскрыть глаза на бесконечно многообразную, хмельную жизнь, неустанно цветущую и благоухающую за порогом ваших домов и городов»; [Гессе. Петер Ка менцинд: 116].
На основе анализа были выявлены три тематических класса объектов персонификации у Г. Гессе: 1). вещи, предметы; 2) отвлечённые понятия, чувства, свойства, результаты ментальной, духовной деятельности человека:музыка; красота, счастье, мечта, магия, тайна, надежда, время, возраст, жизнь, смерть, ночь, сон; 3) природные объекты: растительность {деревья, кустарники, цветы, лес, сад); горные объекты {горы, скалы, ущелья) , водные пространства {река, озеро, море, пруд; ручей) , атмосферные явления; {облака, тучи, фен, циклон, ветер, дождь; воздух, погода, времена года). Персонификация объектов всех трёх классов представляет, несомненный интерес и даёт богатый материал для анализа особенностей; употребления: этого тропа в произведениях Г. Гессе. Однакопри таком широком охвате темы значительно увеличи-.. вался объём: и становился, затруднительным анализ материала, подвергаемого исследованию. Исходя из этого, в диссертации решено было ограничиться-описанием только третьего тематического; класса — природных объектов,, которые, в силу своей: архетипичности,. представляют собой ъ\ определённом смысле универсалии с точки зрения воплощения и отражения персонификации: они двуедины, живые и неживые одновременно, их бесспорная одушевлённость открыта одним и недоступна для. других. Кроме того., они выступают критерием; или точкой, отсчёта при выявлении характера-человеческого взгляда на природу, на.человека. и любые другие объекты действительности. Перечисленные выше природные объекты из третьего тематического класса- и легли в основу анализа средств испособов церсонификации в произведениях Г. Гессе. .
Растительность (деревья кустарники, лес, сад) Деревья, как часть природы, встречаются у Г. Гессе во многих его произведениях. G описания их начинаются повести, и романы, они появляются на пути странствий и поисков его персонажей, определяют и отражают физическое и психическое состояние людей, им посвящены отдельные рассказы, эссе, заметки. Какое бы дерево ни описывал Г. Гессе, он всегда делает это с особой любовью и чуткостью, проистекающей из трепетного и уважительного отношения к природе, из преклонения перед ней как перед высшей субстанцией, в основе которой лежит божественное единство и которое, возможно, таит в себе недоступную для человека гармонию.
Подобное отношение к деревьям связано, вне всякого сомнения, с имеющимся у каждого человека образом мирового древа, организующего своими корнями и ветвями структуру мироздания. Привлекательность этого образа для мифопоэтической эпохи обусловлена тем, что мировое древо «выступает как посредствующее звено между вселенной (макрокосмом) и человеком (микрокосмом) и является местом их пересечения», этот образ «гарантировал целостный взгляд на мир, определение человеком своего места во вселенной» [Топоров 1980: 405].
Дерево очень удачно воплощает в себе систему пространственных и духовных координат, соединяет небо и землю, верх и низ, правое и левое, все стороны света. Оно принадлежит одновременно двум мирам - небесному и земному, на его ветвях гнездятся птицы, а под ними, внизу, обитают и кормятся животные. Живя долго и воплощая в себе память о прошлом, дерево соединяет поколения людей между собой; оно старится, чтобы снова помолодеть и возродиться к новой жизни. Как пишет М.Н. Эпштейн, «деревья - пример совершенного союза со своей почвой и безупречной верности своему назначению, это совокупный образ того «дерева жизни», от которого некогда отпал человеческий род» [Эпштейн 1990: 42]. Деревья проходят те же стадии зарождения, роста, расцвета и гибели, что и сам человек, поэтому он без всякого сомнения переносил на них свои ощущения, переживания, способности и виды действий. О полном слиянии чувств и настроения человека с поведением дерева го ворит и то, что при персонификации последнего в фольклоре и литературе легко допускаются ситуации, принципиально несвойственные естественным атрибутам человека: например, «весной деревья простирают зелёные косы» - сложный образ дерева-женщины [см.: Кульпина 2001: 296].
По мнению В.А. Масловой, «хотя растительность — низшая форма жизни, но в ней можно рассмотреть и через неё постичь изначальные закономерности бытия; жизнь деревьев совершенна именно потому, что в ней нет лжи, нет разрыва между сущим и должным: каждый миг дерево есть то, чем оно призвано быть на земле» [Маслова 2006: 162-163].
Многосложная жизнь деревьев не могла остаться в стороне от пытливого, всепроникающего взгляда Г. Гессе, который, описывая их, через них пытался найти ответы на вечные вопросы всеобщего бытия и существования отдельного человека, мучащие не только его героев, но и самого писателя. Поскольку жизнь человеческая очень близка жизни дерева, по крайней мере, с внешней, биологической точки зрения, невозможно, описывая деревья, не подойти к ним с человеческими мерками.
