Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Парламентские дебаты как компонент интституционального политического дискурса 12
1.1. Теория дискурса в современной лингвистике 14
1.2. Проблемы исследования политической коммуникации 20
1.3. Общая характеристика институционального дискурса 27
1.4. Прагматические аспекты парламентской коммуникации 33
1.4.1. Диалогичность как категория парламентского дискурса 39
1.4.2. Особенности языка парламентской коммуникации 46
1.4.3. Институциональные признаки парламентской коммуникации 50
1.5. Функционально-жанровая характеристика парламентских дебатов 59
1.6. Коммуникативный конфликт как составляющая парламентского дискурса 69
1.6.1. Коммуникативные стратегии и тактики в ситуации конфликта 77
1.6.2. Стратегия дискредитации как разновидность конфронтационной стратегии 84
Выводы по первой главе 85
Глава 2. Коммуникативно-прагматическая характеристика речевого действия «обвинение» в рамках парламентского дискурса 88
2.1. Когнитивная структура речевого действия «обвинение» в парламентском дискурсе 89
2.1.1. Структура концепта «vorwerfen, Vorwurf/обвинение» 89
2.1.2. Когнитивная структура речевого действия «обвинение» 95
2.1.2.1. Субъект обвинения 97
2.1.2.2. Объект обвинения 99
2.1.2.3. Предмет обвинения 105
2.2. Лингвистический анализ речевого действия «обвинение» 117
2.2.1. Средства лексико-семантического уровня 120
2.2.2. Средства синтаксического уровня 128
2.2.3. Средства риторико-стилистического уровня 138
2.2.4. Аргументативные приемы дискредитации в рамках актуализации речевого действия «обвинение» в парламентском дискурсе 144
Выводы по второй главе 155
Заключение 157
Библиография 161
Приложение
- Теория дискурса в современной лингвистике
- Общая характеристика институционального дискурса
- Когнитивная структура речевого действия «обвинение» в парламентском дискурсе
- Когнитивная структура речевого действия «обвинение»
Введение к работе
Данное диссертационное исследование посвящено проблеме изучения лингвистических особенностей реализации речевого действия «обвинение» в современных дебатах палаты парламента ФРГ - бундестага. Исследование стратегического характера коммуникации в парламентском дискурсе выполнено с учётом современных достижений в изучении функционирования дискурса в рамках прагмалингвистики, когнитивной лингвистики и теории коммуникации. Как целенаправленное социальное действие, дискурс изучается совместно с соответствующими "формами жизни". Одной из таких "форм жизни" является публичная политика.
В современной отечественной лингвистике целый ряд работ посвящен исследованиям политического дискурса. Так, Е.И. Шейгал (1999, 2000) рассматривает семиотическое пространство политического дискурса, в диссертационном исследовании Ж.В. Зигманн (2003) предпринята попытка структурирования современного политического дискурса, автор также выделяет речевые жанры и речевые стратегии политического дискурса на материале русскоязычных источников. О.Е. Рожковой (2003) проведен анализ когнитивно-прагматических аспектов политического дискурса, особое внимание автор уделяет концептуализации дискурсивных знаний и рассмотрению концептов политического дискурса, таких, как «власть», «солидарность», «война», «терроризм», «враг» и т.д. На материале публичных выступлений и мемуаров Л.А. Селиверстовой (2004) предпринята попытка прагмалингвистического анализа речевого поведения политических деятелей Германии XX века.
Однако политические тексты, благодаря своему сложному семантическому и прагматическому характеру, а также внедрению во все слои социально-исторической жизни общества, заслуживают гораздо большего исследовательского внимания.
Практически во всех современных демократических обществах одним из важнейших политических институтов является парламент. Именно язык парламентариев отражает в значительной степени политическую культуру общества. Поэтому, на наш взгляд, парламентский дискурс является неотъемлемой частью политического дискурса и политической семиотики. Язык, являясь важнейшим средством взаимодействия институтов власти, в сфере политики представляет собой чисто практическое средство внутри- и внешнеинституциональной коммуникации. Языковой формой коммуникации в пленуме являются дебаты, которые в полной мере отражают коммуникативные стратегии речевого поведения депутатов и различные языковые средства, используемые для достижения целей интеракции. Некоторые попытки анализа парламентской коммуникации были предприняты отечественными исследователями. Так, например, СИ. Виноградов (1993) исследует культуру парламентского общения. Работа А.Н. Баранова и Е.Г. Казакевич (1991) посвящена изучению традиций парламентских дебатов. В своем труде С.К. Тамбурова (1999), опираясь на тендерную теорию, рассматривает эмоциональный компонент парламентских речей. Понятие «ярлык» и тактика «навешивания ярлыков» в парламентской речи стоят в центре внимания исследования О.Л. Дмитриевой (1994).
Актуальность работы определяется теоретическими и практическими задачами современной лингвистики, повышенным интересом науки к различным аспектам политической и институциональной коммуникации. В то же время проблема соотношения языка и политики не является до конца исследованной. На сегодняшний день она рассматривается в отрыве от конкретной речевой практики или ограничивается изучением функционирования политической лексики. Актуальность работы обусловлена также необходимостью исследования функциональных и жанровых характеристик различных типов дискурсов и текстов, особенностей реализации когнитивных структур, актуализации речевых стратегий и тактик в процессе коммуникативного общения.
Объект исследования составляет речевое действие «обвинение», реализуемое в парламентском дискурсе. Языковые способы и средства актуализации данного речевого действия в дебатах бундестага ФРГ являются предметом исследования.
Целью настоящей работы является анализ способов репрезентации речевого действия «обвинение» в парламентском дискурсе на примере дебатов в бундестаге ФРГ.
Цель исследования определяет постановку следующих задач:
• рассмотреть парламентский тип дискурса и выявить его структуру;
• охарактеризовать парламентские дебаты как тип текста, реализуемый в рамках общественного политического института - парламента;
• раскрыть особенности конфликтной коммуникативной ситуации в парламентских дебатах;
• выявить когнитивную структуру речевого действия «обвинение»;
• охарактеризовать языковые средства реализации речевого действия «обвинение»;
• проанализировать аргументативные приемы дискредитации в рамках реализации речевого действия «обвинение» в парламентских дебатах.
Материалом диссертационного исследования послужили 769 примеров со значением обвинения, полученных методом сплошной выборки из текстов стенографических отчетов заседаний бундестага ФРГ за период с 1999 по 2007 год, размещенных на немецкоязычном интернет-сайте http://www.bundestag.de. Общий объем проанализированного материала составил около 1340 страниц печатного текста. Полученные данные уточнялись с помощью ряда словарей и справочников: универсального словаря немецкого языка Дуден (Duden 2003), толковых словарей немецкого и русского языков, словаря политической терминологии, Большого словаря немецкого языка Дуден (Duden 1999), словарей немецкого языка Брокгауза и Варига (Brockhaus, Wahrig 1980, 1997), этимологических словарей немецкого и русского языков, Лингвистического энциклопедического словаря и других.
Теоретическую базу исследования составляют работы отечественных и зарубежных ученых в области теории дискурса (Н.Д. Арутюновой, В.Г. Борботько, В.И. Карасика, Ю.С. Степанова, Е.И. Шейгал, Р. Водак, П. Серио), теории текста и дискурса (М.М. Бахтина, В.В. Богданова, И.Р. Гальперина, К.А. Филиппова, К. Бринкера, Т. ван Дейка, Ф. Зиммлера). Проблема выбора стратегий коммуникативного воздействия на оппонента, а также средств реализации данных стратегий в парламентском дискурсе является важным звеном в настоящем исследовании, что обусловило необходимость обращения к трудам лингвистов прошлого и современности в области политической коммуникации (B.C. Третьяковой, Е.И. Шейгал, А.П. Чудинова, Р. Блакара, А. Буркхардта, Г. Гейснера, В. Дикмана, Ф. Зимлера, Ф. Шиммельфенига), риторики и теории коммуникативного воздействия (В.З. Демьянкова, А.А. Ивина, О.С. Иссерс, К. Байера, К. Бюлера, Г. Каливоды, Дж. Остина, Дж. Серля). Для более полной характеристики парламентского дискурса, его конфликтной составляющей, мы обратились к исследованиям в области конфликтологии таких авторов, как А.В. Дмитриев, B.C. Третьякова, Е. Апельтауер, X. Грубер, Г. Шанк, Й. Швитала и др., а также к работам, посвященным рассмотрению прагматических аспектов оценки и аргументированности высказывания А.А. Ивина, Г.И. Рузавина, М. Кинпоинтера, Н. Лумана, Р. Филера, В. Цилига, X. Янсена.
Научная новизна работы заключается в прагматическом и когнитивно-дискурсивном подходе к исследованию речевого поведения в конфликтной коммуникативной ситуации парламентского общения. Впервые выявлены прагматические и функционально-жанровые особенности парламентского типа дискурса, сочетающего в себе черты политического и институционального дискурсов; исследована когнитивная структура речевого действия «обвинение»; описаны языковые средства актуализации коммуникативной стратегии дискредитации в парламентской коммуникации.
Достоверность и обоснованность полученных результатов обеспечивается общей методологической и теоретической базой исследования. Поставленные в работе задачи обусловили выбор общенаучных и частных лингвистических методов исследования: методов дискурсивного, прагмалингвистического, лингвостилистического и концептуального анализа, метода анализа словарных дефиниций, а также классификационного и сопоставительного методов.
Теоретическая значимость данного исследования определяется тем, что оно вносит определенный вклад в изучение лингвистической теории политической коммуникации и теории речевого воздействия. Полученные результаты могут способствовать дальнейшему развитию теории дискурса и текста, разработке жанрово-стилевой типологии текстов, совершенствованию методики прагмалингвистического и риторико-стилистического анализа.
Практическая ценность диссертационного исследования заключается в том, что его положения и выводы могут найти применение в лекционных курсах по теории межкультурной коммуникации, риторике, лингвистике и стилистике текста, на занятиях по лингвостилистической интерпретации текста, а также при разработке тем курсовых и дипломных работ.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Парламентский дискурс является институционально организованным типом дискурса в сфере политической коммуникации.
2. Тип текста «парламентские дебаты» представляет собой четко регламентированную плюралистическую беседу, сочетающую в себе законотворчество и партийно-политическую борьбу; в ее основе лежит противостояние концепций и политических сил.
3. Речевое действие «обвинение» как вербальная реализация конфликта основывается на несоответствии между фактическим действием объекта обвинения и представлением субъекта обвинения о норме, носителем которой он себя считает.
4. В основе когнитивной структуры речевого действия «обвинение» лежит пропозиция, компонентами которой, наряду с предикатом, являются субъект, объект и предмет обвинения. Компонент «предмет обвинения» обладает сложным содержанием, включающим обозначение негативных последствий действий / бездействия объекта обвинения для экономической и/или социально-политической ситуации в стране.
5. Наиболее типичными для речевого действия «обвинение» в рамках парламентского дискурса являются следующие аргументативные приемы: приемы апелляции к факту, апелляции к авторитету, к чувствам, приемы цитации, самолигитимации, изолирования, «примыкания к победителю» и прием аналогии.
Апробация исследования. Материалы и результаты исследования обсуждались на заседаниях кафедры немецкого языка Челябинского государственного университета и теоретического семинара по проблемам когнитивной лингвистики Челябинского регионального отделения РАЛК в 2006г., а также представлены в виде докладов и сообщений на международных научных и научно-практических конференциях: «Теория и практика перевода и профессиональной подготовки переводчиков» (Пермь 2005), «Когнитивно-прагматические аспекты функционирования языка и дискурса» (Челябинск 2005), «Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах» (Челябинск 2006), «Язык и общество» (Москва 2006). Научно-исследовательская работа автора «Коммуникативно-прагматические особенности реализации речевого действия "обвинение" в парламентском дискурсе (на примере дебатов в германском бундестаге)» стала победителем конкурса исследовательских проектов для студентов, аспирантов, молодых учёных вузов Челябинской области в 2006 г.
По теме диссертации опубликовано 6 работ.
Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии, списка анализируемых текстов и приложения. Общий объем исследования - 182 печатные страницы.
Во введении определяется общее направление исследования, формулируются основные проблемы, цель и задачи, дается обоснование актуальности работы, ее научной новизны, теоретической значимости и практической ценности, описываются материал и методы исследования, а также формулируются основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе «Парламентские дебаты как компонент институционального политического дискурса» анализируются теоретические подходы к исследованию институциональной и политической коммуникации с позиций политической лингвистики, риторики, теории коммуникации, рассматриваются принципы организации и порядок парламентских дебатов, проводится анализ накопленного теоретического материала в области исследования типологии текстов. Кроме того, в данной части исследования рассматриваются понятия коммуникативного конфликта и стратегии коммуникативного поведения в ситуации конфликта.
Вторая глава «Коммуникативно-прагматическая характеристика речевого действия «обвинение» в рамках парламентского дискурса» посвящена анализу речевого действия «обвинение», способов его репрезентации в современных парламентских дебатах на материале заседаний парламента ФРГ. В данной части диссертационного исследования рассматривается концепт «vorwerfen, Vorwurf I обвинение», описывается когнитивная структура речевого действия «обвинение», проводится его лингвистический анализ. Рассмотрению подлежит степень аргументированности обвинений, а также аргументативные приемы, используемые в обвинительных высказываниях парламентариев.
В заключении обобщаются основные результаты проведенного исследования, делаются выводы о структуре парламентского дискурса, структуре и языковых средствах реализации речевого действия «обвинение» в рамках парламентских дебатов. Намечаются перспективы дальнейшего изучения парламентского общения как феномена политической коммуникации в рамках статусно-ролевых отношений.
Теория дискурса в современной лингвистике
Термин "дискурс" (от лат. "diskursus" - движение, круговорот; беседа, разговор) можно считать одним из наиболее популярных и широко употребляемых в современных гуманитарных науках, изучающих функционирование языка - лингвистики, семиотики, философии, социологии и др.
В современной научной литературе до сих пор не существует единства в понимании дискурса, именно поэтому его употребление так многозначно. Конкретное значение термина дискурс определяется в рамках существующих подходов к изучению языка и языковой деятельности. Специалисты в разных областях знаний говорят, например, о дискурсе персональном и институциональном, философском и научном, деловом и рекламном, политическом, религиозном и педагогическом; выделяют дискурс монологический и диалогический, письменный и устный; изучению подвергаются различные свойства дискурса.
Многие работы посвящены трактовке самого термина «дискурс», рассмотрению соотношения понятий «дискурс» и «речь», «дискурс» и «текст» [Борботько 1998, Костомаров, Бурвикова 1999, Серио 1999]. В современной лингвистике рядом ученых выделяются структурные характеристики и типы дискурса [Водак 1996, Карасик 2000, Степанов 1995, Шейгал 2000].
Рассматривая термин «дискурс», П. Серио выделяет следующие его значения: 1) эквивалент понятия «речь», т.е. любое конкретное высказывание; 2) единица, по размерам превосходящая фразу; 3) воздействие высказывания на его получателя с учетом ситуации высказывания; 4) речь с позиций говорящего в противоположность повествованию, которое не учитывает такой позиции; 5) употребление единиц языка, их речевую актуализацию; 6) беседу как основной тип высказывания; 7) социально или идеологически ограниченный тип высказывания; 8) теоретический конструкт, предназначенный для исследований условий производства текста [Серио 1999 :26-27].
Исторически первым лингвистическое употребление этого термина встречается в статье А. Харриса «Анализ дискурса», опубликованной в 1952г. и посвященной исследованию языка рекламы.
Примерно в это же время Ю. Хабермас начал обращаться в своих работах к понятию дискурса, рассматривая его как коммуникацию особого вида, специфический диалог, цель которого - непредвзятый анализ реальности, неподверженный субъективной оценке исследователя. Согласно Ю. Хабермасу, участники речевой коммуникации (дискурса), анализируя реальность, отказываются от бытующих в их сознании и закрепленных в языке стереотипов [Хабермас 2001].
В лингвистике термин «дискурс» начал регулярно использоваться в начале 70-х годов в значении, близком к термину «функциональный стиль». В англосаксонской традиции, не выделявшей стилистику как особую отрасль языкознания, понятие дискурса употреблялось как синоним слова «текст», и лишь позднее лингвисты того времени пришли к выводу, что дискурс - не только текст, но и стоящая за ним коммуникативная ситуация.
Попытки противопоставления языка и речи, начатые Ф. де Соссюром, последовательное использование Э. Бенвенистом термина «дискурс» (discourse) вместо термина «речь» (parole) способствовали появлению мысли
о существовании «более речевой» категории, нежели сама речь. Подобный подход к интерпретации дискурса отражается в понимании его как «речи, погруженной в жизнь» (Н.Д. Арутюнова), «потока речи» (В.Г. Борботько), «языка в языке» (Ю.С. Степанов).
С другой стороны, термин «дискурс» неразрывно связан с таким понятием, как «текст». Причем текст понимается как статический объект, результат языковой деятельности, в то время как дискурс - явление динамическое, неразрывно связанное с ситуацией общения, «результат восприятия текста, когда воспринимаемый смысл совпадает с замыслом отправителя текста» [Костомаров, Бурвикова 1999 : 10].
По мнению В. И. Карасика, дискурс являет собой процесс, а текст -продукт речи, текст - виртуальная абстрактная сущность, а дискурс -актуализация этой сущности [Карасик, 2000а]. В.В. Богданов приходит к выводу о видовом характере терминов «речь» и «текст» по отношению к объединяющему их родовому понятию «дискурс» [Богданов 1993 : 5 - 6]. То есть дискурс представляет собой явление промежуточное между речью, общением, языковым поведением с одной стороны и фиксируемым текстом с другой.
С позиции лингвистики речи дискурс - это процесс живого общения, отличающийся от письменной речи, с различной степенью спонтанности, завершенности, тематической связности.
Так, Е.И. Шейгал под дискурсом понимает систему коммуникации, поле коммуникативных практик, рассматриваемое в реальном и потенциальном (виртуальном аспектах), где реальное измерение - текущая речевая деятельность, ее результаты - тексты, а потенциальное измерение есть совокупность знаков, обслуживающих данную коммуникацию [Шейгал 1999: 42].
Общая характеристика институционального дискурса
Проблема соотношения «язык и власть» нашла наиболее полное отражение в институциональной коммуникации. По мнению Р. Водак, именно в социальных институтах и институциональном дискурсе постоянно воспроизводятся барьеры власти и коммуникации. Общественная реальность в данных более мелких субсферах становится очевидной, явной и от этого более поддающейся анализу [Wodak 1989 : 37].
Институциональный дискурс представляет общение в рамках сложившихся в обществе институтов, то есть устойчивых комплексах формальных и неформальных правил, принципов, норм, установок, регулирующих различные сферы человеческой деятельности и организующих их в систему ролей и статусов, образующих социальную систему [Седов 1999].
Универсальный словарь немецкого языка Дуден трактует понятие «Institution» - «учреждение, институт, орган» как:
1. относящееся к определенной сфере деятельности человека общественное, государственное, церковное учреждение, которое служит на благо отдельного человека либо всего человечества (напр. парламент);
2. форма человеческого сосуществования, следующая определенным четким моделям (институт брака, семьи) [Duden, 2003:838] (здесь и далее перевод автора).
Ю. Дитман различает узкое и широкое, «политологическое», понимание термина «институт» и определяет его как: «общественные организации, образованные на основе конституции либо общественного права (государственные органы, учреждения, а также отдельные организации, такие как партии и профсоюзы). Кроме того, [...] определенные процедуры (напр. выборы), а в более широком смысле [...] социальные группы или учреждения с законной и нормативной базой как брак или школа» [Dittmann 1979:211].
В своем эссе «Теория института и формирования», написанном в 1965г. М. Хору считает, что институты в правовом, как и в историческом поле, образуют категорию длительности, постоянства и истинности; процесс их формирования является правовым фундаментом государства и общества. Суть конституционного порядка заключена, по мнению автора, в создании жизнеспособных институтов [цит. по: Burkhardt 2003:149].
В то время как М. Хору в своих рассуждениях исходит из исключительно политического или экономического понимания института как формы организации, Б. Малиновски и А. Гелен трактуют «институт», охватывая одновременно сферы истории и культуры, как в социальном смысле более независимые, а значит более стабильные сферы отношения людей [Burkhardt 2003:157].
В основе любого института, по мнению немецкого исследователя институциональной коммуникации В. Вейманна-Вейе, непременно находятся следующие компоненты: ? идея какого-либо дела, создаваемого определенной группой; ? организующая сила, реализующая эту идею; одобрение данной идеи и заинтересованность инициативной группы в ее реализации [Weymann-Weye 1978 : 177].
Таким образом, важнейшим моментом в образовании какого-либо института была и остается основополагающая идея, которая в состоянии собрать вокруг себя силы, способствующие ее продвижению и одобрению в обществе.
По мнению Р. Водак, наиболее существенными характеристиками института являются четко установленные правила, роли и ритуалы, которые частично потеряли свое историческое значение.
Рассматривая в своем труде характерные особенности институциональной и повседневной коммуникации, автор отмечает, что институциональной коммуникации присущи:
1. Деперсонализация или анонимность: институты не признают никакой «я» - формы и очень редко «мы» - форму. Агенс не называется, а для канцелярского немецкого характерны императивы с «ist» и «hat zu».
2. Ритуализация и формализация: мир повседневных понятий полностью заменяется профессиональным языком (медицина, юриспруденция и т.д.). Это касается как устной, так и письменной коммуникации.
3. Милитаризм: краткость, командный тон в сочетании с типичными милитаризмами (звания, должностная иерархия, присяга, повиновение, регламент) создают «воинственную» картину. Особенно это касается «закрытых институтов», таких, как вооруженные силы или психиатрические учреждения.
4. Рационализация и гармонизация: утопия и девиз всех институтов - «объективность». Все должно быть подогнано под определенную схему, исключения нежелательны, конфликты подавляются либо скрываются. Таким образом, создается «гармоничная» картина мира, хотя, что вполне естественно, институциональные конфликты имеют место быть [Wodak 1989 : 38].
По мнению В.И. Карасика, институциональное общение представляет собой коммуникацию «в своеобразных масках». Именно трафаретность общения принципиально отличает институциональный дискурс от персонального [Карасик 2000а].
Когнитивная структура речевого действия «обвинение» в парламентском дискурсе
Проблема соотношения «язык и власть» нашла наиболее полное отражение в институциональной коммуникации. По мнению Р. Водак, именно в социальных институтах и институциональном дискурсе постоянно воспроизводятся барьеры власти и коммуникации. Общественная реальность в данных более мелких субсферах становится очевидной, явной и от этого более поддающейся анализу [Wodak 1989 : 37].
Институциональный дискурс представляет общение в рамках сложившихся в обществе институтов, то есть устойчивых комплексах формальных и неформальных правил, принципов, норм, установок, регулирующих различные сферы человеческой деятельности и организующих их в систему ролей и статусов, образующих социальную систему [Седов 1999].
Универсальный словарь немецкого языка Дуден трактует понятие «Institution» - «учреждение, институт, орган» как: 1. относящееся к определенной сфере деятельности человека общественное, государственное, церковное учреждение, которое служит на благо отдельного человека либо всего человечества (напр. парламент); 2. форма человеческого сосуществования, следующая определенным четким моделям (институт брака, семьи) [Duden, 2003:838] (здесь и далее перевод автора).
Ю. Дитман различает узкое и широкое, «политологическое», понимание термина «институт» и определяет его как: «общественные организации, образованные на основе конституции либо общественного права (государственные органы, учреждения, а также отдельные организации, такие как партии и профсоюзы). Кроме того, [...] определенные процедуры (напр. выборы), а в более широком смысле [...] социальные группы или учреждения с законной и нормативной базой как брак или школа» [Dittmann 1979:211].
В своем эссе «Теория института и формирования», написанном в 1965г. М. Хору считает, что институты в правовом, как и в историческом поле, образуют категорию длительности, постоянства и истинности; процесс их формирования является правовым фундаментом государства и общества. Суть конституционного порядка заключена, по мнению автора, в создании жизнеспособных институтов [цит. по: Burkhardt 2003:149].
В то время как М. Хору в своих рассуждениях исходит из исключительно политического или экономического понимания института как формы организации, Б. Малиновски и А. Гелен трактуют «институт», охватывая одновременно сферы истории и культуры, как в социальном смысле более независимые, а значит более стабильные сферы отношения людей [Burkhardt 2003:157].
В основе любого института, по мнению немецкого исследователя институциональной коммуникации В. Вейманна-Вейе, непременно находятся следующие компоненты: ? идея какого-либо дела, создаваемого определенной группой; ? организующая сила, реализующая эту идею; одобрение данной идеи и заинтересованность инициативной группы в ее реализации [Weymann-Weye 1978 : 177].
Таким образом, важнейшим моментом в образовании какого-либо института была и остается основополагающая идея, которая в состоянии собрать вокруг себя силы, способствующие ее продвижению и одобрению в обществе.
По мнению Р. Водак, наиболее существенными характеристиками института являются четко установленные правила, роли и ритуалы, которые частично потеряли свое историческое значение.
Рассматривая в своем труде характерные особенности институциональной и повседневной коммуникации, автор отмечает, что институциональной коммуникации присущи:
1. Деперсонализация или анонимность: институты не признают никакой «я» - формы и очень редко «мы» - форму. Агенс не называется, а для канцелярского немецкого характерны императивы с «ist» и «hat zu».
2. Ритуализация и формализация: мир повседневных понятий полностью заменяется профессиональным языком (медицина, юриспруденция и т.д.). Это касается как устной, так и письменной коммуникации.
3. Милитаризм: краткость, командный тон в сочетании с типичными милитаризмами (звания, должностная иерархия, присяга, повиновение, регламент) создают «воинственную» картину. Особенно это касается «закрытых институтов», таких, как вооруженные силы или психиатрические учреждения.
4. Рационализация и гармонизация: утопия и девиз всех институтов - «объективность». Все должно быть подогнано под определенную схему, исключения нежелательны, конфликты подавляются либо скрываются. Таким образом, создается «гармоничная» картина мира, хотя, что вполне естественно, институциональные конфликты имеют место быть [Wodak 1989 : 38].
По мнению В.И. Карасика, институциональное общение представляет собой коммуникацию «в своеобразных масках». Именно трафаретность общения принципиально отличает институциональный дискурс от персонального [Карасик 2000а].
Таким образом, структура института определяется различными ролями его членов и, как правило, иерархична. Любой институт, таким образом, является местом реализации человека не как индивидуума, а как носителя определенной общественной роли. Все участники институционального дискурса подразделяются на агентов (представители института) и клиентов (люди, обращающиеся к ним). К первым относятся те, кто играет активную роль в институциональном общении, ко вторым - те, кто вынужден обращаться к агентам и выступать в качестве представителей общества в целом по отношению к представителям института.
Когнитивная структура речевого действия «обвинение»
Рассматривая парламентскую коммуникацию с позиций статусных отношений, мы определяем ее как статусно-маркированную коммуникативную ситуацию, когда взаимодействие участников общения обусловлено связывающим их неравенством.
Речевое действие «обвинение» в рамках парламентских дебатов имеет пропозициональную структуру с включенной пропозицией: говорящий в устной форме производит высказывание в адрес оппонента, в котором утверждается, что: 1) объект совершил / не совершил какое-либо действие: «Es 1st schon beachtlich, welche Realitatsverweigerung die Sozialdemokraten in diesem Haus angesichts der okonomischen Lage in Deutschland betreiben» [DB - 168].
Партия социал-демократов обвиняется оппозицией в нежелании реально видеть факты, это принимает уже угрожающие масштабы, особенно учитывая сложившуюся экономическую ситуацию в Германии. «(...) dass die Bundesregierung den Schutz von Feldern mit gentechnisch veranderten Pflanzen nicht sicherstellen kann und Minusterin Kunast dies auch gar nicht will.(...) Wir haben das gefordert, aber sie hat es nicht getan»[DB - 168].
В своей речи депутат обвиняет правительство в том, что оно не может обеспечить надлежащую защиту полей с генетически модифицированными растениями, а министр Кюнаст (министр сельского хозяйства Германии) этого вообще не желает делать. Оратор, выступая от лица своей фракции использует личное местоимение «wir» - «мы», подчеркивая тем самым, это не только и не столько его мнение, сколько мнение целой группы депутатов, а, может быть, и всей общественности. При этом он противопоставляет себя и представленную им группу оппоненту, в адрес которого звучит обвинение -«wir haben das gefordert, aber sie hat es nicht getan» I мы требовали, но она (министр Кюнаст) этого так и не сделала. Для демонстрации важности обсуждаемого вопроса, а также принципиальности и твердости позиции его фракции выступающий депутат использует глагол «fordern» / требовать.
2) данное совершенное/несовершенное действие имеет / имело негативные последствия для экономической, политической ситуации в стране или для протекания дебатов (в зависимости от коммуникативной ситуации в процессе дебатов, от обсуждаемой темы и т.д.):
«Sie nehmen eine Schuld auf sich, die historische Dimension hat, weil Sie unser Bildungssystem und unsere Forschungseinrichtungen durch die Art und Weise, wie Sie hier Verhinderungspolitik betreiben, systematisch schwachen» [DB - 167]. I Вы несете ответственность, имеющую историческое значение, потому что проводимой здесь политикой срыва планов Вы систематически ослабляете нашу образовательную систему и наши научно-исследовательские учреждения.
Политика, проводимая правящей партией, называется политикой «срыва планов», которая уже повлекла за собой ослабление образовательного и научно-исследовательского сектора. Подчеркивая значимость происходящих процессов, являющихся результатом проводимой политики, оратор использует словосочетание «die Schuld, die historische Dimension hat» І вина, имеющая историческое значение.
Учитывая специфику парламентской коммуникации, можно сделать вывод о том, что объектом речевого действия «обвинение» являются действия адресата коммуникации, имеющие отрицательное значение, а также имеющие негативные последствия для экономической и политической жизни страны: «Verhinderungspolitik / политика срыва планов», «Bildungssystem systematisch schwachen I систематическое ослабление образовательной системы», «Realitatsverweigerung / нежелание реально видеть факты», «Staatliche Schntiffelei in unertraglichen Dimensionen I вынюхивание, выслеживание на государственном уровне в огромном масштабе», «das Geld anderer Leute verprassen I растранжирить деньги других людей».
Итак, пропозициональная структура речевого действия «обвинение» содержит три аргумента, которые в данной работе будут называться субъект обвинения, объект обвинения и предмет обвинения. Рассмотрим каждый из них отдельно.
