Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Структурно семантические единицы драматургической речи стр. 10
1.1. О соотношении реплики, диалога, полилога, монолога в сценической речи стр. 10-23
1.2. Принципы анализа текстовых структур драматургического произведения стр. 23-32
1.3. Текст как закрытая система языковых знаков стр. 32-40
Выводы к Главе I стр. 41-43
Глава II. Реплика в структурно-семантической канве драматургического текста стр. 44
2.1. Высказывание как структурная единица речи стр. 44-58
2.2. Позиционное место реплики внутри драматургического текста стр. 58-64
2.3. Расширение инварианта на линии авторского ракурса стр. 64- 75
2.4. Реплика как компонент авторского ракурса и сюжетной перспективы
2.5 Реплика как компанет авторского ракурса и сюжетной перспективы стр. 83-92
Выводы к Главе II стр. 93-95
Глава III. Реплика как компонент драматургического текста стр. 96
3.1. Структурная оформленность реплики стр. 96-103
3.2. Реплика в ее вариативном выражении при оформлении кольцевой организации текста стр. 103-136
3.3. Драматургическая реплика и высказывание в их отношении к речевой ситуации стр. 136-142
3.4. Дифференциальные признаки драматургической реплики стр. 143-151
3.5. Драматургическая реплика как рематическая часть высказывания стр. 151-156
3.6. Драматургическая реплика как логический стержень высказывания стр. 156-163
3.7. Драматургическая реплика в сфере функциональной смысловой зависимости стр. 163-172
Выводы к Главе III стр. 173-175
Заключение стр. 176-1179
Список литературы стр. 180-1202
- О соотношении реплики, диалога, полилога, монолога в сценической речи
- Высказывание как структурная единица речи
- Реплика как компанет авторского ракурса и сюжетной перспективы
- Реплика в ее вариативном выражении при оформлении кольцевой организации текста
Введение к работе
I. Актуальность данной диссертации обусловлена, во-первых, постоянно возрастающим интересом современной лингвистики к исследованию текстологических единиц и, во-вторых, вызванное этим интересом привлечение к анализу данных психолингвистики, социолингвистики и литературоведения.
О соотношении реплики, диалога, полилога, монолога в сценической речи
Драматургический текст располагает своими структурными единицами, которые на поверхностном уровне классифицируются как реплика, монолог, диалог, полилог или беседа. Каждая из этих единиц имеет свое функциональное, структурное и общесмысловое значение, которое, на наш взгляд, в драматургической реплике (как объекте данного исследования) не вписывается в рамки определения, закрепленного за ней в словарях и специализированных энциклопедиях.
Для подтверждения своей мысли начнем с анализа этих определений. Реплика, согласно "Словарю русского языка" СИ. Ожегова под редакцией Н.Ю. Шведовой, это "ответ, возражение, замечание на слова собеседника, говорящего".1 Данное определение указывает на три компонента, относящихся к реплике: 1. ответ; 2. возражение; 3. замечание. Но в целом, оно позволяет заключить, что реплика - это краткое высказывание, обязательно зависящее от уже произнесенного ранее и поэтому не являющееся самостоятельной единицей речи, а входящее в текстовую фактуру диалога или беседы. Но при таком положении неясным остается вопрос о том, как реплика соотносится с диалогом, полилогом и монологом. Если признать, что реплика - это ответ, возражение или замечание на чье-то предшествующее высказывание, то в таком случае следует считать реплику частью диалога, поскольку диалог по определению "Словаря русского языка АН СССР" - это: 1. разговор между двумя или несколькими лицами; 2. часть литературного произведения, представляющая собой разговор двух лиц; 3. литературное произведение, написанное в форме беседы.1 В этом же плане идет определение беседы или полилога: "Беседа - 1. разговор деловой или задушевный; 2. сообщение на какую-то тему, с участием слушателей в обмене мнениями, собеседование; 3. собрание общества людей". Полилог - это, по сути, то же самое, что и беседа, так как он представляет собой разговор с непременным участием нескольких лиц (не менее трех). Монолог, согласно точке зрения С.С. Ковальчук, "... не требует ответной реакции, хотя он несет на себе заранее подготовленный текст автора с его художественной правкой"3. При таком положении, однако, роль реплики ни в диалоге, ни в беседе, ни в полилоге не уточняется. Если это ответ, то соответственно должна быть вопросно-ответная структура, где репликой является только ее конечная часть. Мы позволяем себе гипотетически привести такого рода структуру, в которой, если ответ является репликой, то непонятно, чем же является вопрос. Сравните, например, Ophelia: Where is the beauteous majesty of Denmark? Queen: How now, Ophelia? Ophelia: [Sings.] How should I your true love know From another one? By his cockle bat and staff And his sandal shoon. Queen: Alas, sweet lady, what imports this song? Ophelia: [Sings.] Say you? nay, pray you, mark. He is dead and gone, lady, He is dead and gone; At his head a grass green turf, At his heels a stone. Горацио: Скажите, принц Гамлет: Нет, вы расскажете. Горацио: Я - нет, мой принц! Клянусь вам небом. Марцелло: Я не расскажу. Гамлет: Вот видите... И кто бы мог подумать! Но, чур, молчать. Горацио и Марцелло: Клянусь вам небом, принц! Гамлет: Нет в Дании ни одного злодея, Который не был бы негодным плутом. Горацио: Чтоб это нам сказать, не стоит вставать из гроба мертвецу. ("Гамлет" Акт 1 сцена 5). Совершенно очевидно, что в приведенном примере трудно определить какое из высказываний является репликой, то есть следует ли все возражения относить в разряд реплик или какое-то одно, которое представляется обобщающим и в этом смысле, наиболее логически значимым. Перейдем, теперь, к третьему компоненту, способному формировать реплику: замечание на слова собеседника. Этот момент может быть проиллюстрирован следующим примером: Horatio: I warrant it will. Hamlet: If it assume my noble father s person, I ll speak to it, though hell itself should gape And bid me hold my peace. I pray you all, If you have hitherto conceal d this sight, Let it be tenable in your silence still; And whatsoever else shall hap to-night, Give it an understanding, but no tongue: I will requite your loves. So, fare you well: Upon the platform, twixt eleven and twelve, I ll visit you. ("Hamlet" act 1 scene 4) Горацио: Наверно, принц. Гамлет; И если вновь он примет вид отца, Я с ним заговорю, хоть самый ад, Открывши зев, приказывай умолкнуть! А вас прошу: когда виденья тайну Вы от других скрывали до сих пор, Так сохраните же ее и дольше. Всему, что встретится нам в эту ночь, Всему давайте смысл, но только молча. Я вам за дружбу отплачу. Прощайте. В двенадцатом часу я на террасе Увижу вас. ("Гамлет" Акт 1 сцена 4) Гамлет реагирует на слова друга Горацио, приведя пространное рассуждение, что будет делать он и в чем он просит помочь ему своих единомышленников, Горацио и Марцелло. При этом само высказывание, которое, согласно данному выше определению, следует рассматривать как реплику, структурно превосходит слова Горацио. При таком положении возникают три следующих вопроса. Во-первых, чем являются слова Горацио, то есть можно ли их отнести к разряду реплик? Во-вторых, можно ли говорить о структурной объемности реплики? В-третьих, должна ли реплика содержать в себе смысловое указание на дальнейшее развитие действия или она является в содержательном смысле завершающим этапом Для ответа на поставленные вопросы необходимо более детально рассмотреть последнюю структурную единицу драматургической речи, а именно: монолог.
Начнем с общепринятого определения монолога: "Монолог - речь, в отличие от диалога, обращенная к самому себе, к слушателям или - в пьесе - к зрителям (сценический монолог)".1
Высказывание как структурная единица речи
Естественно встает вопрос, не является ли такое вопросно-ответное единство диалогом? Но это - отдельный вопрос, бесспорно требующий своего решения в свете общей проблемы, поставленной выше. В данном случае нас интересует не столько он, сколько структурная модель высказывания, объединенная общей смысловой направленностью. В результате такого вопросно-ответного единства создается уже не языковая, а речевая модель. Она не может относиться к грамматике языка, так как представляет собой высказывание, не просто произносимое в речи одним коммуникантом, а составное образование, вторая часть которого носит ответный характер, поскольку ее произнесение относится к речи иного коммуниканта. Причем сама структурная организация такого составного высказывания может включать в себя не одну, а несколько ступеней (как это показано в предшествующем примере). Происходит это обычно в случае, когда ответ не удовлетворяет спрашивающего: 1) либо своей отрицательной реакцией на поставленный вопрос (типа No, my lord), 2) либо своей недостаточной информативностью (типа You are merry my lord), что требует дополнительного разъяснения и потому появления нового вопроса (Who I?) с последующим ответом (типа Ay, my lord). При таком положении и сложные и составные высказывания противопоставляются простым, поскольку они образуют речевые комплексы. Мы называем речевым комплексом объединение нескольких простых высказываний, которые характеризуют один и тот же объект или явление с точки зрения его восприятия говорящим. Потому, речевой комплекс, представленный в виде сложного высказывания относится к речи только одного лица, произносящего этот речевой комплекс. Он может строиться на использовании всех трех моделей предложений: и повествовательного, и восклицательного, и императивного. Сравните, например: Hamlet: Why, look you now, how unworthy a thing you make of me! You would play upon me; you would seem to know my stops; you would pluck out the heart of my mystery; you would sound me from my lowest note to the top of my compass; and there is much music, excellent voice, in this little organ, yet cannot you make it speak. Sblood, do you think I am easier to be play d on than a pipe? Call me what instrument you will, though you can fret me, you cannot play upon me. ("Hamlet" act 3 scene 2) Гамлет; Вот видите, что за негодную вещь вы из меня делаете? На мне вы готовы играть; вам кажется, что мои лады вы знаете; вы хотели бы исторгнуть сердце моей тайны; вы хотели бы испытать от самой низкой моей ноты до самой вершины моего звука; а вот в этом маленьком снаряде - много музыки, отличный голос; однако вы не можете сделать так, чтобы он заговорил. Черт возьми, или, по-вашему, на мне легче играть, чем на дудке? Назовите меня каким угодно инструментом, - вы хоть и можете меня терзать, но играть на мне не можете. ("Гамлет" акт 3 сцена 2) Составное высказывание также формирует речевой комплекс, который, в отличие от сложного, строится на структурной модели вопроса и ответа, но по своему существу он включает в себя нескольких коммуникантов, формируя соответственно, диалоги и полилоги. Сравните, например, полилог, где участие в беседе принимает сразу четверо действующих персонажей: король Клавдий, королева Гертруда, Гамлет, Полоний и еще ряд лиц, речь которых мы, с целью сокращения объема, не включаем в иллюстративный материал. [Danish march. A Flourish. Enter King, Queen, Polonius, Ophelia, Rosencrantz, Guildenstern, and Others.] King; How fares our cousin Hamlet? Hamlet: Excellent, i faith; of the chameleon s dish: I eat the air, promise-crammed; you cannot feed capons so. King: I have nothing with this answer, Hamlet; these words are not mine. Hamlet: No, nor mine now. [To Polonius.] My lord, you played once i the university, you say? Polonius: That did I, my lord, and was accounted a good actor. Hamlet: And what did you enact? Polonius: I did enact Julius Caesar: I was killed i the Capitol; Brutus killed me. Hamlet: It was a brute part of him to kill so capital a calf there. Be the players ready? Rosengrantz: Ay, my lord; they stay upon your patience. Queen: Come hither, my good Hamlet, sit by me. Hamlet: No, good mother, here s metal more attractive. ("Hamlet" act 3 scene 2) -51 (Датский марш. Трубы. Входят король, королева. Полоний, Офелия, Розенкранц, Ггшъденстерн и другие приближенные вельможи вместе со стражей, несущей факелы). Король: Как поживает наш племянник Гамлет? Гамлет: Отлично, ей-же-ей; живу на хамелеоновой пище, питаюсь воздухом, пичкаюсь обещаниями; так не откармливают и каплунов. Король: Этот ответ ко мне не относится, Гамлет; эти слова не мои. Гамлет: Да; и не мои больше. (Полонию) Сударь мой, вы говорите, что когда-то играли в университете? Полоний: Играл, мой принц, и считался хорошим актером. Гамлет: А что же вы изображали? Полоний: Я изображал Юлия Цезаря; я был убит на Капитолии; меня убил Брут. Гамлет: С его стороны было очень брутально убить столь капитальное тело. -Что, актеры готовы? Розенкранц: Да, мой принц; они ожидают ваших распоряжений. Королева: Поди сюда, мой милый Гамлет, сядь возле меня. Гамлет: Нет, дорогая матушка, здесь есть металл более притягательный. ("Гамлет" акт 3 сцена 2) Но, даже не расширяя рамки данного полилога, ясно, что в таких составных высказываниях формирование речевого комплекса обязательно предполагает выделение вопроса, на который направлена и вокруг которого концентрируется весь диалог или полилог (как в приводимом примере - вопрос короля, желающего выяснить причину истинного или притворного сумасшествия принца Гамлета).
Реплика как компанет авторского ракурса и сюжетной перспективы
Естественно, что высказывания не однозначны по отношению к словесной передаче инварианта. Среди них: во-первых, есть те, которые, повторяясь в виде его вариантов, составляют своего рода непосредственное соотношение с инвариантом; во-вторых, есть те, которые составляют его вариативное окружение, служащее для правильного понимания инварианта; в-третьих, есть те, которые, находясь по отношению к инварианту на его контекстуальной периферии, входят в общую для всей сцены речевую ситуацию. Эта речевая ситуация уже не является микротематической, поскольку она объединяет микротематические речевые ситуации всех мизансцен. Поэтому такая речевая ситуация выступает как тематическая речевая ситуация, то есть как речевая ситуация, передающая одну тему, общую для всей сцены. Она состоит из высказываний, структурно не выходящих за рамки тех типов, на которые они были расклассифицированы нами ранее, иными словами они могут быть либо однородными (то есть простыми), либо сложными, либо составными. Но семантически они имеют различную наполняемость и их отношение к инварианту, логическому стержню, смысловому ядру и центральному звену далеко неодинаково.
В связи с этим мы полагаем, что нельзя каждое высказывание или каждый ответ приравнивать к реплике. В таком случае, естественно, остается вопрос, поставленный нами выше, что же такое реплика и имеет ли она отношение к выражению инварианта, то есть, присущ ли реплике характер вариативного ответа в пределах мизансцены; связана ли реплика со смысловым ядром; является ли реплика в драматургическом тексте синтезом нескольких смысловых ядер; если да, то какова ее соотносительность с центральным звеном и контекстом, то есть с той речевой ситуацией, которая в пределах сцены является тематической, а в пределах мизансцены выступает как микротематическая. Совершенно очевидно, что для ответа на поставленные выше вопросы нам нужно выйти за пределы такого отрезка драматургического текста, как сцена и перейти к рассмотрению самого большого структурно-семантического блока произведения, а именно: к рассмотрению драматургического акта. К сожалению, текстовый размер акта в любой трагедии В. Шекспира настолько объемен, что привести его полностью не представляется возможным. Поэтому ниже мы попытаемся сделать некоторые выборки, которые наиболее тесно смыкаются с задачами нашего исследования. Итак, мы исходим из того общего положения, что акт, также как и мизансцена и сцена типологически строится на том же принципе смыслового и структурного соотношения глубинных и поверхностных единиц текста. Поэтому вначале остановимся более детально на этих общих положениях в пределах мизансцены и сцены, а затем перейдем к интерпретации реплики внутри акта. В этом контексте имеем следующее: 1. Инвариант на поверхностном уровне формирует мизансцену путем объединения высказываний, в которых находят свое словесное и грамматически оформленное выражение варианты и вариативное окружение, функционирующие внутри микротематической речевой ситуации; 2. Сама речевая ситуация такого микротематического плана имеет обязательную тенденцию к своему объединению с другими мизансценами, расположенными внутри той же сцены. В основе такого объединения лежит объединение логических стержней в формирующемся на их основе смысловом ядре. Итак, смысловое ядро на поверхностном уровне формирует сцену, объединяя несколько мизансцен с входящими в них высказываниями. Но речевая ситуация микротематического плана соответственно раздвигается и переходит в тематическую, потому что тема, раскрываемая в сцене, остается одной и той же. Однако, поскольку она включает в себя не одно, а несколько смысловых ядер, то все они объединены единым для них семантическим значением. При этом среди всех имеющихся в сцене высказываний, есть то, которое максимально близко соприкасается с темой и, следовательно, наиболее точно передает логический стержень, на котором держится: 1) или смысловое содержание, 2) или мировоззренческая позиция автора, 3) или психологическое состояние ведущего персонажа трагедии. Мы полагаем, что именно такое высказывание, используемое в драматургическом тексте, и является репликой. Иначе говоря, реплика в пьесе, по нашему мнению, связана с логическим стержнем, а через него соотносится со смысловыми ядрами всех входящих в сцену мизансцен, будучи, таким образом, обязательно связанной с инвариантом. При этом связь реплики с инвариантом осуществляется драматургом через те варианты, которые раскрываются в поясняющем их вариативном окружении. Если мы с этих позиций вернемся к рассмотренным выше примерам и проанализируем имеющиеся высказывания, объединенные общим для них инвариантом, то окажется, что все они передают понятие страха по-разному. Но при этом имеет место несколько характерных моментов: 1. внутри сцены их произнесение синхронно совпадает по времени; 2. происходит в том же месте (то есть пространственная точка остается той же); 3. обычно они произносятся одним и тем же персонажем, хотя это произнесение может происходить в различных мизансценах, то есть имеет повторяющийся, но прерывистый характер.
Реплика в ее вариативном выражении при оформлении кольцевой организации текста
Теперь обратимся к драматургической реплике: в плане доказательства вопроса о том, что не каждое высказывание является драматургической репликой. Высказывание, будучи связанным с речевой ситуацией в смысле создания художественного образа, всегда ограничено художественным местом и временем. Поэтому высказывание: 1. ситуативно; 2. образно; 3. ограничено в пространственном и временном выражении действия. В этом смысле высказывания, в первую очередь, сюжетно нагружены и лишь затем связаны с психолого-мировоззренческой позицией, раскрываемой в драматургическом тексте. Реплика входит не в каждое высказывание, поскольку она передает, в первую очередь, не сюжетную линию произведения, а психолого-мировоззренческую, которая непосредственно восходит к инварианту. Это значит, что высказывание сюжетно расширяет драматургический текст, последовательно переводя его из одной мизансцены в другую, из одной сцены в другую сцену, из одного акта в другой акт и, таким образом, исчерпывает сюжет, каждый раз по-разному представляя его речевые ситуации в различных временных и пространственных координатах. Реплика, напротив, сохраняет мировоззренческую и психологическую неизменность оценки персонажа или его действия от начала до самого конца, как то константное значение, которое не подлежит изменению. На этом основании мы можем заключить, что основным мотивом трагедии В. Шекспира "Макбет" является не мотив преступления (сюжетно он, несомненно, имеет место), а мотив страха, потому что именно он подтверждается системно повторенными репликами, однозначно воспроизводящими основной инвариант "fear" в его мировоззренческом и психологическом понимании, который раскрыт на фоне сюжета - совершенного преступления Инвариантное значение страха, которое испытывал Макбет и его супруга и которое они должны испытывать за совершенное ими преступление, остается тем лейтмотивом, который сопровождает их на протяжении всего драматургического произведения. Следовательно, реплика в отличие от высказывания не зависит от речевой ситуации в плане связи последней с местом и временем совершения действия. Вернее, она связана с этой ситуацией лишь косвенно. Где бы действие не происходило, в какое бы время оно не совершалось, реплика сохраняет свою прямую связь с инвариантом (хотя она может быть представлена, как мы видели, набором различных вариантов, как ее речевых синонимов, так и различным вариативным окружением). В этом плане выше приводились речевые синонимы. Итак, отсутствие непосредственной связи с художественным временем и местом действия мы считаем первой отличительной особенностью реплики, которая вытекает из непосредственной связи реплики с глубинным инвариантом. Далее, следующей отличительной особенностью реплики, на наш взгляд, является ее относительная хронологическая, (то есть временная) независимость, которая на поверхностном уровне отделяет драматургическую реплику от драматургического высказывания. И, наконец, третьей отличительной характеристикой драматургической реплики является, как показывает фактический материал, отсутствие ее связи с микротематической, тематической и макротематической речевой ситуацией, но сохранение ее связь с текстологической речевой ситуацией, потому, что последняя позволяет воспринимать ее на фоне всего сюжетного каркаса произведения. Текстологическая речевая ситуация - это речевая ситуация всего драматургического текста. Она выводится самим зрителем умозрительно, как синтез всех речевых ситуаций. В этом смысле и драматургическая реплика, будучи синтезированным слепком как мировоззренческой, так и психологической позиции драматурга, подается им таким образом, чтобы зритель смог как бы сам сформулировать ее. Обычно драматург делает это в последней мизансцене завершающего акта, где , он не называет больше ни одного из речевых вариантов, которые воспроизводили глубинный вариант на протяжении всего текста, то есть в пределах всей текстологической речевой ситуации. Драматург завершает произведение общим выводом, который подытоживает линию всего авторского ракурса и утверждает однозначно константный для всего текста смысл инварианта. Поэтому не случайно в заключительных мизансценах реплики с речевыми синонимами нам не встретились, но общий смьш этих драматургических реплик был полностью раскрыт именно в завершающей речевой ситуации текстологичекого плана.
