Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Языковая картина мира и специальные подъязыки 11
1.1. Понятие «картина мира» 11
1.2. Языковая картина мира
1.2.1. К проблеме определения языковой картины мира 19
1.2.2. Специальная языковая картина мира и опыт ее исследования в рамках специальной лексики 24
1.3. К вопросу о методике исследования языковой картины мира в охотничьем подъязыке 31
1.3.1. Лексико-семантическое поле. Семантический анализ охотничьей лексики 31
1.3.2. Лексико-семантическая группа и концепт 35
1.4. Охотничьи подъязыки как лингвистическая категория 39
1.4.1. Место охотничьих подъязыков в системе подъязыков 39
1.4.2. Охотничья лексика как объект исследования 46
Выводы по первой главе 56
Глава 2. Опыт семантической классификации немецкой охотничьей лексики 59
2.1 Подсистема «HH4b»(das Wild) 63
2.1.1. Лексико-семантическое поле «живое существо» (das Lebewesen) 63
2.1.2. Лексико-семантическое поле «трофей » (die Jagdtrophae, die Trophae) 86
2.2. Подсистема «ОХОТНИК» (der Jager / der Weidmann) 92
2.2.1. Лексико-семантическое поле «виды охот» (die Jagdarten / die Jagdformen) з
2.2.2. Лексико-семантическое поле «охотничьи обычаи и традиции» (die Jagdtradition / der Jagerbrauch) 104
2.2.3 Лексико-семантическое поле «убивать» (erlegen) 115
2.2.4. Лексико-семантическое поле «собака» (der Jagdhund) 122
Выводы по второй главе 130
Глава 3. Особенности языковой картины мира немецкого охотничьего подъязыка 135
3.1. Немецкая охотничья лексика в парадигматике 135
3.2. Взаимодействие охотничьей и общеязыковой лексики 144
3.3. О некоторых специфичных элементах немецкой лексико-семантической системы ОХОТА 153
3.4. Явление безэквивалентности в рамках лингвокультурной сферы охота 160
Выводы по третьей главе 170
Заключение 174
Библиография
- К проблеме определения языковой картины мира
- Охотничьи подъязыки как лингвистическая категория
- Лексико-семантическое поле «трофей » (die Jagdtrophae, die Trophae)
- Взаимодействие охотничьей и общеязыковой лексики
Введение к работе
В современной лингвистике при изучении различных систем языка все
большее внимание уделяется вопросам отражения в них языковой картины
мира. С философской и языковой точек зрения это обусловлено стремлением
исследователя не только зафиксировать определенные языковые явления и
их системы, но и выяснить природу их происхождения, отражение в них
специфики и уникальности мироощущения каждого народа.
Исследование плана специальных подъязыков в этой связи представляет собой особый интерес, поскольку каждый подъязык является своего рода микромоделью общенационального языка, дополняя его специальными элементами лексики. Его обособленность позволяет рассматривать некоторые явления в комплексе, не ограничиваясь рамками какого-либо отдельного сегмента. Охотничьи подъязыки в лингвистическом плане представляют собой ценный материал для исследования, хотя и освещают ту сферу деятельности, которая сегодня подвергается неоднозначной, а зачастую и негативной оценке. Явно или не явно выраженные, они присутствуют в культурах большинства цивилизаций, являясь некой лингвокультурной универсалией, родившейся вместе с племенами и ставшей впоследствии достоянием целых народов. В то же время охотничьи подъязыки наилучшим образом демонстрируют национальную специфику лингвокультурных элементов и, на наш взгляд, являются крайне интересным объектом для изучения картины мира.
Настоящая работа посвящена исследованию особенностей отражения в рассматриваемом подъязыке специальной языковой картины мира и выявлению специфики средств ее репрезентации.
Актуальность рассматриваемой темы обусловлена
ориентированностью современной лингвистики на взаимодействие языка и культуры. При этом интерес вызывает соотношение универсального и узкоспециального, универсального и национально-специфичного в языке. В сферу межкультурного языкового взаимодействия вовлекаются все новые
области человеческой деятельности. Сфера охоты — не исключение. Однако на данный момент исследования специальной языковой картины мира охотничьего подъязыка отсутствуют. Вопрос ее отражения в подъязыке в целом также рассматривается редко.
Научная гипотеза: картина мира немецкого специального охотничьего подъязыка есть отражение особого мировоззрения современного человека и результат синтеза научной и наивной картины мира. С одной стороны, она консервативна и национально-специфична, с другой стороны — отражает взгляды современного охотника и является интеркультурной универсалией.
В качестве объекта исследования выступает лексико-семантическая система ОХОТА как воплощение специальной языковой картины мира.
Предметом изучения являются специальные лексические единицы, представляющие лексико-семантическую систему ОХОТА как ключевые знаки, необходимые для ее объективного понимания.
Цель диссертационной работы заключается в выявлении основных лексических единиц лексико-семантической системы ОХОТА с точки зрения отражения национально-культурной самобытности специальной языковой картины мира в немецком языке и в описании специальной картины мира немецкого охотничьего подъязыка.
В рамках поставленной цели предполагается решение следующих задач:
анализ и уточнение понятий «специальная языковая картина мира» и «специальная охотничья картина мира» (как ее частного случая);
определение места охотничьего подъязыка в системе подъязыков и выявление оптимального статуса его лексических единиц;
описание структуры немецкой лексико-семантической системы ОХОТА;
обзор парадигматических отношений в рамках немецкой специальной охотничьей лексики;
выявление фактов взаимовлияния охотничьей и общеязыковой
лексики; выявление национально-специфичных элементов немецкой лексико-
семантической системы ОХОТА.
Для решения поставленных в диссертации задач и проверки гипотезы использовались следующие методы исследования: комплексная методика, включающая в себя анализ словарных фактов (метод анализа словарных статей), семантический анализ (при доминировании компонентного анализа), статистический подсчет и отдельные элементы контрастивного анализа.
Материалом для исследования послужила лексика, отобранная из авторитетного 10-томного словаря немецкого языка Duden. Das groBe Worterbuch der deutschen Sprache (1999) и обширных лексикографических источников: словаря Worterbuch der Weidmannssprache — Ein Nachschlagewerk fur jagdliche Ausdriicke (Ludwig, 1968), словарей немецких охотничьих сайтов, материала книги Jagdprufungsbehelf: Jagdprufungsbehelf fur Jungjager und Jagdaufseher (2003). Также привлекались материалы корпуса текстов института Мангейма и специальных периодических изданий. Общий объем материала исследования составил 998 лексических единиц.
Научная новизна диссертации заключается в том, что в ее рамках впервые специальные лексемы охотничьего подъязыка были описаны и проанализированы с точки зрения исследования специальной языковой картины мира, визуализирована их система, рассмотрена ее структура и лексические средства воплощения в языке.
Теоретическая значимость данной диссертации заключается в комплексном изучении специального фрагмента национальной языковой картины мира. Диссертация вносит вклад в разработку проблем взаимодействия языка и культуры, общих языковых картин мира и специальных языковых картин мира, в исследование специальной и безэквивалентной лексики.
Практическая значимость состоит в том, что результаты данного исследования могут использоваться при разработке вузовских лекционных
6 курсов и семинаров по общему языкознанию, лексикологии и лексикографии, переводоведению, лингвокультурологии, межкультурной коммуникации, при выполнении курсовых и дипломных работ. На базе реферируемой работы возможно составление немецко-русского словаря охотничьей лексики. Отдельные ее элементы могут включаться в состав лингвокультурных словарей и справочников, применяться при составлении идеографического словаря.
Положения, выносимые на защиту:
Специальная охотничья картина мира (как характерный пример картины мира подъязыка) представляет собой частный сегмент национальной картины мира, имеющий узкоспециальную направленность. Она расширяет и углубляет представления человека об определенном фрагменте действительности: живых существах, трофеях, видах охот, охотничьей традиции, методах добычи животных, охотничьих собаках.
При рассмотрении специальной охотничьей лексики в рамках принятой нами лингвистической концепции, возможно ее определение как части одного из подъязыков, имеющей ярко выраженную профессиональную направленность.
Лексемы немецкого охотничьего подъязыка своей национальной спецификой противопоставляют данную систему специальной лексики системам большинства прочих подъязыков (к примеру, технических), имеющих тенденцию к универсальности и интернациональности. Немецкий охотничий подъязык, по сравнению с ними, не имеет столь выраженной тенденции к интернационализации, стремясь сохранить собственный колорит.
Немецкий охотничий подъязык является своего рода микромоделью национального языка: в его составе можно выявить ряд более мелких специальных подъязыков (язык гончатников, язык соколиных охотников и пр.).
Лексико-семантическая система ОХОТА отражает разветвленную систему
представлений и ассоциативных связей, обладает богатой историей и сложными внутренними взаимоотношениями. В картине мира охотничьего подъязыка компонент «убивать» не занимает доминирующего положения, а лишь входит в состав целого набора ключевых понятий.
Развитость парадигматических отношений в рамках специальной охотничьей лексики свидетельствует о высоком уровне развития охотничьего подъязыка, а наличие фактов переосмысления лексических единиц — о взаимопроникновении охотничьего подъязыка и национального языка.
Охотничья лексика как универсальное явление находится в тесной связи с историческими и культурными процессами, протекающими в обществе носителей языка, что, в совокупности с большой степенью традиционности, обусловливает значительные различия специальных языковых картин мира охотничьих подъязыков разных народов. Эти различия являются причиной частого возникновения явления безэквивалентности при сравнении специальной лексики немецкого и русского охотничьих подъязыков.
Апробация и внедрение результатов. Основные выводы работы докладывалось на Гумбольдтовских чтениях в Московском городском педагогическом университете (2007-2009 гг.) и на заседаниях кафедры теоретической и прикладной лингвистики МГПУ (2007-2009 гг.). По материалам диссертации опубликовано 5 работ общим объемом 2,3 п.л., включая 1 работу объемом 0, 4 п. л. в рецензируемом ВАК научном издании. Структура и объем диссертации. Представленная диссертационная работа состоит из семи частей: введения, трех глав, заключения, библиографического списка и приложения. Библиография составляет 292 источника, в том числе 26 словарей и 60 книг на иностранных языках. Общий объем работы — 247 стр. (из них основного текста 178 стр.).
К проблеме определения языковой картины мира
Сказанное позволяет нам сделать вывод также о расслоении лексического запаса на два основных слоя — первичного, теоретически общего для носителей нескольких различных языковых культур, и вторичного - являющегося результатом самостоятельного исторического процесса развития языка, нации и национального духа в их взаимовлиянии. Если понимание и перевод первого типа лексики теоретически не должны представлять собой проблемы вследствие наличия в языковой картине мира прямых эквивалентов, то второй тип лексики не всегда доступен к абсолютно полному пониманию представителями иной лингвистической культуры. Подобное непонимание укрепляет представителя определенной нации в стремлении сохранить свою, национальную и языковую самобытность как нечто понятное и близкое, то, к чему тянется, его дух. Эта тенденция создает одно из важнейших противоречий современного европейского сообщества -стремление к глобализации и, в то же время, к некой унификации культур и острого желания сохранить яркие компоненты национальных культур, традиции и обычаи своего народа: традиция- сохранения- специфики национальных праздников, национальных блюд, своеобразных специальных языков (в том числе и охотничьего подъязыка и т. д.).
В результате усиления межкультурного взаимодействия наблюдается активное взаимопроникновение языков, и, своего рода, обмен впечатлениями о мире, осуществляемый посредствам языка. Но возможно ли при этом говорить о взаимопроникновении картин мира? О. А. Корнилов, вслед за С. Довлатовым, считает, что вместе с отрывом от родной5когнитивной базы и переходом в иное языковое сообщество человек теряет до 90 процентов своей личности и только активное освоение новой когнитивной базы позволяет избежать коммуникативных сбоев [Корнилов, 2003:138]. Таким образом, изучение и описание языковой картины мира делает возможным освоение этих когнитивных баз и имеет огромное значение для укрепления межкультурной коммуникации. Понятие «языковой картины мира» невозможно воспринять вне контекста национального менталитета, поскольку именно он обеспечивает склад мышления нации, национальную логику и национальное мировосприятие. Именно национальный менталитет и картина мира являются основополагающим компонентом знакомства с любой культурой. Мы принимаем суждение о национальном языке как о «сетке координат», улавливающей мир [Гачев, 2003]. Единственная возможность взглянуть на мир глазами носителя иной культуры видится им в изучении и анализе этой «сетки координат» — т. е. в изучении языка, его строя, проникновении в «план означаемого языка, в его семантику».
В. данном исследовании мы полностью разделяем мысль А. Вежбицкой, что язык является руководством к пониманию культуры, показателем которой, в свою очередь, является лексика [Вежбицкая, 1999], и именно слова становятся «бесценными ключами к пониманию культуры». В них сдержатся особые, культурно-специфичные значения, отражающие образ жизни и мышления, характерный для данного сообщества. Подчеркивается также и двусторонний характер слова — оно и отражает, и формирует образ мышления. Однако взгляды отдельного индивида «никогда не бывают полностью «детерминированы» понятийными орудиями, которые дает ему родной язык, частично оттого, что всегда найдутся альтернативные способы выражения», хотя концептуальные взгляды, в целом, определяются именно языком [Вежбицкая, 1999]. Приводя доказательства несостоятельности теории С. Линкера (говорившего об отсутствии взаимосвязи образа мышления и языков, и воспринимавшего язык как, своего рода, соглашение членов языкового сообщества), Вежбицкая подчеркивает зависимость способа расчленения мира от образа, залоэюенного языком. В работе Е. В. Урысон картина мира представляется как особая модель, лежащая в основе каждого языка. Именно на ее знании и базируется организация содержания высказывания. Не ограничивая изучение языковых «моделей» мира лишь их описанием и типологическим сравнением, подчеркивается, что языковые картины мира могут рассматриваться «в широком контексте фольклора, мифологии, культуры данного народа» в контексте его психологии [Урысон, 2003:10]. Таким образом, в целом под современной языковой картиной мира нами понимается применяемая человеком система анализа окружающего мара, сформированная рядовыми членами языкового сообщества в ходе исторического пути развития языковой нации. В! ходе этого развития она подвергалась значительным изменениям и тем самым сама, подвергала изменениям образ мышления своих носителей, что позволяет говорить о разности картин мира у представителей различных эпох.
В. рамках изучения языковой картины мира работы ведутся в двух направлениях. С одной стороны, на. основании системного семантического анализа лексики определенного языка производится реконструкция- цельной системы представлений, отраженной в данном языке. Данная выявленная1 система оценивается безотносительно к тому, является она специфичной для данного языка или универсальной. То есть в независимости от того, к какому из двух названных выше слоев- лексического запаса относятся ее лексические реализации [Апресян, 1995; Маслова,1997; Булыгина, 1997;. Арутюнова, 1999]. С другой стороны, исследуются отдельные характерные для одного определенного языка (лингвоспецифичные) концепты, обладающие двумя свойствами: они являются «ключевыми» для данной культуры (при этом их выделение основывается на их важности для понимания самой рассматриваемой культуры), и одновременно при переводе соответствующих слов возникают определенные трудности (частично эквивалентная лексика и безэквивалентная лексика) [Вежбицкая, 1999, 2001; Левонтина, 1995, Пименова, 2006 и т. д.].
Охотничьи подъязыки как лингвистическая категория
В современной, немецкой- лингвистике вопрос изучения охотничьего подъязыка, по сути, окончательно перешел в сферу лексикографических интересов. К примеру, за последние 15 лет были изданы и переизданы словари. «Jagdliches Brauchtum und Jagersprache» [Frevert, 2007], «Jagersprache in Wort und Bild» [Prosinagg, 1997], Das Grofie Kosmos Jagdlexikon [2004] и т. д. На основе печатных лексикографических данных создаются электронные словари в рамках специальных охотничьих сайтов [278], [288], [282] и т. д. Вопросы охотничьей культуры рассматриваются на стыке наук, как, например, в диссертации «Die Jagd als Mechanismus der biotischen und kulturellen Evolution des Menschen» («Охота как механизм биолого-социальной и культурной революции человека») [Kiihnle, 2003], где с философской точки зрения раскрываются аспекты изменения человеческого мировосприятия, культуры, общественных взаимоотношений через призму изменения приемов охоты и отношения общества к ней.
Некоторое внимание уделяется составлению двуязычных или трехъязычных словарей: был, в частности, создан немецко-французско-английский словарь Worterbuch der Jagd: Deutsch, Franzosisch, Englisch = Dictionnaire De La Chasse = Dictionary of Hunting [Kirschhof, 1976]. Неоднократно предпринимались попытки составления немецко-русского словаря охотничьей лексики. В 1969 году Мартином Клеммом был составлен биологический словарь Zoologisches Worterbuch Palaarktische Тіеге (немецко-латинско-русский биологический) [Klemm, 1969]. Однако он, прежде всего, позиционировался именно как словарь для биологов и включал лишь отдельные специальные охотничьи лексемы. Создан также русско-немецкий словарь охотничьей лексики [Lorenz, 2005], где, как и у М. Клемма, представлены лексемы из области зоологии, охотоведения и русская охотничья лексика романа «Война и мир» Л. Толстогої
В, отечественной лингвистике исследованию немецкого охотничьего-подъязыка посвящена лишь одна работа: «Охотничья лексика в современном немецком языке (Опыт семантической и социально — функциональной стратификации)» [Куликов, 1995]. В! ней представлена интересная попытка стратификации немецкой охотничьей:лексики, и основное внимание уделено распределению единиц по уровням общения (официальному, полуофициальному, неофициальному, региональному) [Куликов, 1995].
В.рамках данной-работы как классы специальной лексики выделяются термины, профессионализмы, профессиональные жаргонизмы и профессиональные регионализмы и основное внимание уделяется- именно социальной стратификации лексики. При этом «специальная охотничья терминология, составляющая верхний страт системы, соотносится с литературной (письменной и устной) формой существования национального немецкого языка»; профессионализмы в узком смысле слова и профессиональные жаргонизмы являются средним, промежуточным стратом. Профессиональные регионализмы выделяются как нижний страт системы [Куликов, 1995]. При этом подчеркивается наличие некоторых переходных форм, которые не могут быть однозначно отнесены к одному из имеющихся стратов. В рамках исследования парадигматических отношений в- охотничьей лексике основное внимание автором уделяется омонимам, которые позиционируются им как следствие устного употребления слов. В плане классификации лексики в работе выделяются лишь отдельные тематические группы (приводятся в порядке следования в работе): виды охоты и деятельности охотника в процессе охоты, названия продуктов охоты, субъект охоты (охотник), охотничья собака как помощник на охоте, объект охоты (дичь), традиции и обычаи охотников Германии с более мелкими подгруппами. При этом в разделе «объект охоты» автор фактически повторяет описанную выше схему тематических классификаций, свойственную большинству немецких исследований. Вопросы взаимосвязи и взаимовлияния тематических групп и подгрупп, логические принципы их выделения и лингвокультурные причины формирования, как групп, так и отдельных лексем фактически не затрагиваются.
На основании рассмотренных работ зарубежных и отечественных лингвистов можно сделать следующие выводы:
Немецкая охотничья лексика является достаточно изученным и описанным лексическим явлением, однако, налицо некоторая фрагментарность исследований: доминирование одноуровневой тематической классификации как метода исследования и доминирующего лексикографического» подхода, о чем свидетельствует большое число-разнообразных (исторических, толковых, двуязычных) словарей.
На данный момент основное внимание уделяется исследованиям в рамках исторического терминоведения, и лишь в отечественной лингвистике — в рамках социальной стратификации.
Вопрос отражения языковой картины мира в немецком охотничьем подъязыке, национально-культурной специфики, анализа парадигматических отношений его специальных лексем, их взаимоотношений с общеязыковой лексикой и т. д. в немецкой и русской современной лингвистике до сих пор подробно не рассматривались.
Лексико-семантическое поле «трофей » (die Jagdtrophae, die Trophae)
Рассматриваемая лексико-семантическая группа (ЛСГ) и семантически связанная с ней ЛСГ «след» занимают важное место в подсистеме дичь и представлены большим количеством различных лексических реализаций. Это обусловлено, прежде всего, тем, что основой основ? всех охот, является наблюдение за перемещением дичи - ее преследование, наблюдение за ее поведением в угодьях и т. д., что необходимо- для эффективного ведения охотничьего хозяйства и осуществления самого процесса охоты.
Способность к передвижению — неотъемлемая часть живого существа, лежащая в основе разделения живой и неживой природы. Bewegung - a) das [Sich]bewegen durch Veranderung der Lage, Stellung, Haltung; b) das [Sich]bewegen [Duden, 1999].
Однако, по нашему мнению, критерий подвижности не может служить -основой разделения живой природы на растительный и животный мир, поскольку растения, безусловно, являются существами живыми, а мы разделяет идею, заключенную в высказывании «движение - это жизнь». ЛСГ «движение» объединяет в себе лексические единицы, обозначающие движение в разных его проявлениях: передвижение по воздуху, земле и воде с учетом определенной системы координат, точкой отсчета которой является охотник. Однако при его анализе в сфере охотничьего подъязыка необходимо учитывать не столь оппозицию ходьба — плавание - полет (т. е. движение в определенной среде), сколь, оппозиции приближение - удаление, движение вверх - движение вниз, быстро - медленно и т. д.
Данная-ЛСГ объединяется на основе выражения всеми представленными единицами; одноименной, семы «движение», в независимости от наличия дополнительной семы «испуг», несмотря на то, что при проведении охот важно акцентировать реакцию дичи, поскольку ее поведение сигнализирует о том, видит ли она охотника или нет, спасается ли бегством или спокойно перемещается в угодьях. Подобный выбор делается на том основании, что лишь немногие лексические единицы {aufstieben — быстро, испуганно взлететь), abspringen (внезапно сорваться с места, убежать слететь — только о птице и т. д.) выражают эту сему, что свидетельствует о незначительности ее выражения в охотничьем подъязыке. При рассмотрении массива лексических единиц с дополнительной семой- движение вверх обращает на себя-» внимание следующий факт: они используются для описания передвижения, как пернатой дичь, так и хищников; что свидетельствует об их близости, в отличие от русской картины мира; для которой характерно наличие для них различных лексических единиц {взлететь, деревитъся — о пернатой, дичи; залезть взобраться — для хищников)і Эта же тенденция наблюдается с семой «движение вверх» — использование одной лексической- единиц и для обозначения направленного движения птиц и хищников Ьаитеп. Вызывает интерес и наличие отдельных обозначений для движения хищных птиц -fufien. Это вероятно, связано- со спецификой охоты с ловчими птицами, в "-определенные моменты которых важно проследить, куда опустилась ловчая птица. Обращает на себя и противопоставление двух лексических единиц, обозначающих плавание rudern и durchrinnen: они демонстрируют нам реализацию важного противопоставления «пернатая водоплавающая дичь (для которой плавание является неотъемлемой частью существования) -млекопитающая дичь.
В состав ЛСГ входят следующие лексико-семантические гнезда: Движение в сторону (ядро ЛСГ): Hakenschlagen — резкий поворот, изменение направления хода зверя {сметка, скидка - о зайце), Strich -спокойный полет птицы на малой высоте, austreten — выйти на открытое место; einschieben — уйти на лежку (о кабане) и т. д.
Движение вверх (ядро ЛСГ):aufbaumen — подняться, взлететь с земли на дерево (о пернатой дичи и хищниках), aufliacken — взлететь, взобраться дерево (о пернатой дичи и хищниках), aufschwingen — взлететь на дерево и т. д.
Движение вниз (ядро ЛСГ): аЪЬаитеп — 1) улететь, прыгнуть, спрыгнуть с дерева (о птице и хищниках), 2) (шутливое) спуститьсяс вышки, fufien - спуститься (о хищных птицах), stofien — пикировать и т. д.
В состав ЛЄГ входят 43 лексические единицы: 4-существительных и 39 глаголов: Наблюдается значительная родовидовая дифференциация;
Лексико-семантическая группа «следы» (die Spuren)
Данная- лексико-семантическую группа- (ЛСГ) представлена значительным числом лексических реализаций, поскольку, именно следопытство- составляло и составляет основу большинства видов охот. Однако понятийное поле «след» гораздо шире, чем может показаться, на первый взгляд. Оно включает в себя весь спектр обозначений следов, жизнедеятельности животных «гнезда, норы и логова, остатки, пища и экскременты, сброшенные рога, оброненные перья, и т. п.» (Руковский, 2002:3). - т. е. всего- того, что помогает установить местонахождение или наличие дичи в угодьях. Подобное толкование коррелирует с определением понятия «след», представленным, в словарях: «след — 1. отпечаток, оттиск ноги, лапы на какой либо поверхности; 2. царапина, шрам; знак, отметина и т. д., оставшиеся после чего-либо на чем-либо; 3. результат, последствия чьей-либо деятельности, какого-либо события, явления, происшествия и т. п.» (БТС, 2006:1207). В немецком языке аналогично - «Spur 11 a) Reihe, Aufeinanderfolge von Abdriicken der Tritte bestimmter Tiere, bes. des Niederwilds (im Unterschied zu Fahrte, Gelauf) 2. meist Pl von einer auBeren Einwirkung zeugende [sichtbare] Veranderung an etw., Anzeichen fur einen in, der Vergangenheit liegenden Vorgang, Zustand» [Duden, 1999]. Таким, образом; под лексемой след понимается широкий комплекс явлений (отпечаток / отпечатки лапы, или ноги, капли крови, примятая зверем или птицей растительность, места лежек и купален, испражнения, сброшенные рога, места гнездования и долговременного пребывания зверей и птиц).
Важная характеристика следа — срок его давности. Холодный след уже почти не пригоден для охоты с собаками, поскольку запах, как правило, уже полностью или частично исчез, поэтому в большинстве случаев холодный след пригоден только для тропления по пороше. Горячий же след свидетельствует о том, что зверь прошел недавно и его преследование более целесообразно.
В состав ЛСГ входят лексико-семантические гнезда: Сброшенные рога (ядро ЛСГ): Abwurf— сброшенные рога и т. д. Следы (ядро ЛСГ): Schleppe — след, оставленный в камышах или тростниках (часто об утиных тропках) (наброды, утиные наброды), Fahrte, die — след копытных, Wundfahrte - кровяной след и т. д. Степень свежести следа (ядро ЛСГ): warm — свежий (о следе) (горячий), halt - след более чем двухчасовой давности (холодный) и т. д. Лелека различных охотничьих зверей, (ядро ЛГС): Bett, das — лежка благородной дичи, Sasse — лежка зайца и т. д. Жилища зверей (ядро ЛСГ): Burg — жилище бобра (хатка), befahren - обитаемый, жилой и т. д. Испражнения животных (ядро ЛСГ): Gestober - помет пернатой дичи, gallen — мочиться, schmeifien — испражняться (о хищных птицах) и т. д. Тропа (ядро ЛСГ): Riegel - звериная тропа в горах, Pass - проторенная тропа млекопитающей дичи типа Niederwild и т. д. Поедь (ядро ЛСГ): Abbiss - обкусанные части растений, в процессе кормежки оброненные зверем на землю (поедь) и т. д. Купание зверей и птиц в грязи и песке с целью избавления от паразитов (периферия ЛСГ): prudeln — валяться в грязи, suhlen — валяться в грязи и т. д.
Взаимодействие охотничьей и общеязыковой лексики
При исследовании лексико-семантической и лингвокультурной системы какого-либо языка на финальном этапе ее анализа для выявления национально-специфичных элементов необходимо провести сравнительный анализ с аналогичной системой, другого родственного языка, поскольку именно в результате такого сравнения можно будет наиболее ясно увидеть ее своеобразие и особенности отражения в ней картины мира. В рамках данного исследования сравнение будет проведено лишь фрагментарно, поскольку затрагиваемый материал, при условии его тщательной разработки, может составить основу для отдельного исследования в рамках контрастивной лингвистики. В данном же случае была предпринята попытка использовать его лишь для выявления общих тенденций и ключевых моментов, отражающих национально-культурную специфику немецкого охотничьего подъязыка.
Опираясь на результаты анализа немецкой лексико-семантической системы ОХОТА и проведя сравнение с некоторыми сегментами аналогичной системы русского языка, необходимо отметить, что на уровне членения подсистем и полей они полностью совпадают, что объясняется самой сущностью процесса охоты.
На- уровне лексико-семантических групп также можно выделить некоторые сходные элементы, однако, именно здесь начинают проявляться яркие национально-специфичные реалии, число которых резко увеличивается при переходе на уровень отдельных лексем.
Так группа «живое существо» (das Lebewesen) в обеих системах совпадает фактически полностью, за исключением классификации дичи: к примеру, для тендерного членения- группы имеются веские семантические причины, корни которых происходят из биологических различий животных, полового диморфизма и т. д. Аналогично и с популярностью родовидовой дифференциации, поскольку именно вид дичи определяет способ охоты на нее: Fahrte (след благородной дичи) — Gelanf (след пернатой дичи), Bett (лежка благородной дичи) — Sasse (лежка зайца) и т. д.
Однако некоторые лексико-семантические группы (ЛСГ), несмотря на формальное совпадение, имеют совершенно иное содержание. К примеру, в ЛСГ «тело» с дополнительной семой «рога» собраны лексические реализации, обозначающие молодые, отрастающие рога (не рога молодого животного), рога молодого животного, рога животного, находящегося в расцвете сил и рога старого животного. Молодые рога (Kolben, Kolbengeweih) имеют особенную структуру. Они тяжелы и «кровянисты», покрыты мягкой пушистой шкурой, которая со временем подсыхает, истончается и лопается, обнажая роговое вещество [Черкасов, 1990: 351]. Однако их восприятие в немецком языке нельзя приравнивать к восприятию русской охотничьей лексемы панты (очень молодые рога благородного оленя), так как это понятие чуждо немецкой охотничьей культуре. Молодые рога с еще мягкими отростками в немецкой охотничьей традиции не использовались как медицинское сырье. Отсутствует и аналог существовавшему до революции богатейшему русскому восточно-сибирскому промыслу.
Таким образом, понятие «молодые рога» (Kolben, Kolbengeweih) в немецкой охотничьей традиции не может быть отождествлено с пантами и переводится этой лексемой (доминирующая сема «мягкий, еще не окостеневший»). Она представляет собойпросто обозначения, молодых рогов оленя или косули: от начала их роста до окончательного оголения, рогового вещества включительно(доминирующая сема «покрытые кожей»).
В немецкой охотничьей лексике большое число лексем связано с обозначением рогов разных типов, тогда как в русской охотничьей лексике большинство понятий,. относящихся к оценке трофейных рогов, являются заимствованиями-кальками (Krone в значении «верхние отростки рогов оленя», Gabel «рога их двух отростков каждый, по форме напоминающие двузубую вилку» и т. д.). Оценка оленя по количеству отростков и качеству рогов в России не имела промыслового значения и практиковалась лишь знатью в подражание европейской, традиции. У промысловых же охотников рога лося или оленя (исключая панты) шли лишь на «какие-нибудь поделки и безделушки или просто бросались на месте убоя зверя за ненадобностью» [Черкасов, 1990: 351. Разницу ценностного подхода к трофейным рогам наглядно можно увидеть в Приложении 3 рис. 3 и 4,. где представлены русский и немецкий охотник, по-разному обрабатывающие оленьи,рога.
Но» наиболее ярко национальная, специфика немецкого охотничьего подъязыка проявляется в группе «охотничьи, обычаи и традиции» (die Jagdtradition/ der Jagerbrauch) подсистемы охотник (см. одноименные лексико-семантические группы), поскольку именно здесь можно видеть квинтэссенцию национально-специфичной охотничьей культуры и охотничьей традиции: Лексико-семантическая группы Briiche und Signale (знаки и сигналы), Jagerlieder (охотничьи песни), Jagerheiligen (почитаемые охотниками святые), Jagerbekleidung (охотничья одежда), Jagersprache/Weidmannssprache (охотничий язык), Jagdliteratur (охотничья литература), Strecke (выкладка) в русском либо отсутствуют, либо имеют совершенно иной смысл. Русский охотник, к примеру, не имеет системы знаков, подаваемых сломанными ветками (эта традиция имеется только у малых народов Сибири, к примеру, у эвенков), культура русской охотничьей песни если и существовала, то на данный момент фактически утеряна (за исключением двух текстов песен в книге А-. Э. Дриянского «Записки мелкотравчатого»). В России почитаются совершенно другие охотничьи святые — прежде всего. Св. Трифон (см. Приложение 3). В немецкой охотничьей традиции качественный, аккуратный и содержащий некоторые традиционные элементы (к примеру, шляпа или шапка, на которой можно укрепить веточку) костюм считается правилом хорошего тона (см. Приложение 3 рис.5).
Культура выкладки добычи в России имела место только в период императорской охоты и была заимствована из немецкой охотничьей культуры (через немок — супруг российских императоров), однако осуществлялась по иному принципу. «Вся добыча свозилась ко дворцу и укладывалась в определенном порядке. Первый ряд занимали трофеи, добытые императором, затем, прочих участников охоты» [Анопасенко, 2008: 13]. При этом в выкладке также сохраняется ценностное своеобразие подхода к трофею — в начале, как и в немецкой выкладке, лежат олени, но затем не кабаны, а «красный зверь» — волки и лисы (см. Приложение 3 рис. 1 и 2).
