Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Англоязычный научно-фантастический дискурс как объект содержательного дискурс-анализа 10
1.1. Научно-социальная фантастика как субжанр научной фантастики 10
1.2. Развитие жанра научной фантастики в историческом контексте 25
1.3. Научно-социальная фантастика А. Азимова 32
1.4. Научно-социальная фантастика Р. Хайнлайна 42
1.5. Современные подходы к интерпретации термина «дискурс» 51
1.6. Роль дискурса М.Фуко в определении научно-фантастического дискурса 61
1.7. Научно-фантастический дискурс и методология его исследования 71
Выводы по первой главе 79
ГЛАВА 2. Инвентивно-социальный фантастический дискурс А. Азимова и р. хайнлайна 82
2.1 Трансформации дискурсивных практик в произведениях А. Азимова «фантастической эпистемы» 86
2.2. Роль фрейма «робот» в произведениях А. Азимова «прагматической эпистемы» 111
2.3. «Реальное будущее» в произведениях Р. Хайнлайна «фантастической эпистемы» 130
2.4. Роль фрейма «Религия» в произведениях Р. Хайнлайна «прагматической эпистемы» 146
Выводы по второй главе 162
Заключение 165
Библиография 170
- Научно-социальная фантастика А. Азимова
- Современные подходы к интерпретации термина «дискурс»
- Роль фрейма «робот» в произведениях А. Азимова «прагматической эпистемы»
- Роль фрейма «Религия» в произведениях Р. Хайнлайна «прагматической эпистемы»
Научно-социальная фантастика А. Азимова
В современной культуре фантастика занимает важное место, так как представляет собой смесь интеллектуальных, художественных и эстетических ценностей, определяющих степень ее воздействия на многие стороны жизни людей. Не стоит забывать о том, что человеку свойственно мечтать, его психология изначально нацелена на необычное, невозможное, то есть фантастическое.
При этом фантастическое является древнейшей и неотъемлемой составляющей искусства, которое обладает стремлением к широкому использованию условных форм отображения действительности, создает свою систему фантастических образов, присутствующую во всех его областях, где находит применение механизм моделирования [Тимошенко 2003: 3].
Говоря о фантастике как части искусства и культуры, следует уточнить, что мы имеем в виду не только литературу, но и кинематографию, живопись и многое другое.
Сам термин «фантастика» появился в начале прошлого века. Впервые его ввел французский критик Ш. Нодье, написавший в 1830 г. фантастиковедческую статью «О фантастическом в литературе» [Литературные манифесты западноевропейских романтиков: 409]. В современной науке чаще всего термин «фантастика» означает «широкий и многозначный пласт современной литературы - вместе со всеми её историческими корнями и пересечениями с другими ветвями литературного «древа» [Тимошенко 2003: 25].
Вопрос является ли фантастика литературным жанром остается дискуссионным. К примеру, Е.Н. Ковтун называет фантастику «большим ю жанром», наряду с приключенческой литературой, а А.Н. Осипов считает ее «областью художественного творчества» [Осипов 1999: 301].
Однако, мы будем рассматривать фантастику как «вид художественной прозы» [Белокурова 2006: 97], внутри которой можно выделить следующие жанры: научная фантастика, социальная фантастика (утопия и анти(дис)утопия) и фэнтези. Н.В. Маркина называет данную классификацию «общепринятой» (см. подробнее Маркина 2006).
Говоря о «жанре», отметим, что Н.Д. Тамарченко определяет данный термин как «тип словесно-художественного произведения как целого», при этом отмечая, что для определения данного термина существует целая наука - «теория жанра» или «жанрология» [Тамарченко 2008: 69]. В нашей работе, говоря о научной фантастике, как о жанре фантастики, под «жанром» будет пониматься один из вариантов фантастики (научная фантастика, фэнтези и т.д.).
Другим важным термином в нашем исследовании является «субжанр». Данный термин определяет группу тематически связанных между собой произведений, находящихся в рамках одного жанра. Таким образом, мы будем говорить о «темпоральной научной фантастике», описывающей путешествия во времени; «военной научной фантастике», рассказывающей о войнах будущего.
Мы намеренно используем термин «субжанр», а не «поджанр», так как слово «жанр» пришло в русский язык из французского языка. По-нашему мнению, выбор латинского префикса «суб» выглядит предпочтительнее. Данный термин («subgenre») широко используется за рубежом при описании литературных, музыкальных и других жанров.
Научная фантастика - это область, в которой необыкновенное создается материальными силами (природой или человеком с помощью науки и техники). Фантастика, где необыкновенное создается нематериальными, сверхъестественными силами называется «фэнтези».
Известный американский писатель-фантаст Р. Хайнлайн (1907 - 1988) в своем интервью на просьбу объяснить различие между научной фантастикой и фэнтези отметил: «Научная фантастика основывается на реальном мире. Все предположения, в основном связанные с будущим, связаны с реальным миром, в котором наука является важным аспектом произведения. Фэнтези - это сказка для взрослых. Оно не основано на реальном мире» [Schulman 1999: 32].
Другой известный автор научно-фантастических произведений А.Азимов (1920-1992), в свою очередь, в интервью 1980 г. на просьбу дать емкую дефиницию научной фантастике иронично сказал: «Каждый писатель научной фантастики определяет ее по-разному. Например, Джон Кэмпбэлл говорил, что научно-фантастические истории - это те истории, которые покупают редакторы научно-фантастических журналов» [Freedman 2005: 58]. Отдельного внимания заслуживает сравнение научной и социальной фантастики. Жанр «социальная фантастика» включает в себя два субжанра -«утопия» и «антиутопия». Произведения, относящиеся к «утопии», описывают идеальное, с точки зрения автора, общество; «антиутопия» в свою очередь описывает общество, в котором возобладали негативные тенденции.
При этом, в отличие от научной фантастики, для утопий и антиутопий характерен отказ от частных научных деталей и промежуточных стадий изменения современного для читателей общества в то, которое изображается в этих произведениях. В них описан уже итоговый результат, при этом утопии и антиутопии не дают потенциальных способов построения общества будущего (утопия) или способов избежать его (антиутопия). Только в научно-фантастических произведениях даются не просто описания состояния общества или цивилизации будущего, но и пути его реализации, то, каким образом общество пришло к его построению. Стоит признать тот факт, что попытки изучения социальных последствий научных и технических открытий неизбежно сближают научную фантастику с утопией и антиутопией, которые всегда старались угадать возможную динамику жизни человеческого общества (см. подробнее Маркина 2006). В зарубежной лингвистике зачастую нет разграничений между научной фантастикой и утопией. Например, в большинстве статей, опубликованных в сборнике «Futurescapes. Space in Utopian and Science Fiction Discourses» под редакцией P. Порджика в описании классических утопий (например, произведений Г. Уэллса), вместо термина «Utopia», употребляется термин «science fiction».
Несмотря на емкость традиционной классификации жанров фантастики (научная фантастика, социальная фантастика и фэнтези), она представляется нам некорректной в силу некоторых проблем.
1) Существование других разновидностей фантастики, которые не являются «субжанрами» классических жанров, претендующие на звание отдельного «жанра» фантастики. Данными разновидностями являются мистика и альтернативная история. (СП. Белокурова описывает альтернативно-историческую прозу как один из наиболее популярных жанров фантастики [Белокурова 2006: 16].)
2) Отсутствие современных утопий и антиутопий в их классической форме. Современные авторы, описывая общественный строй будущего, в связи с бурным развитием технологий, не могут абстрагироваться в своих произведениях от описаний технологий будущего, вследствие чего современные работы не могут считаться социальной фантастикой, а скорее считаются одним из субжанров научной фантастики. Развивая данную идею, пришлось бы упростить классификацию жанров фантастики до научной фантастики и фэнтези. Данное упрощение является неприемлемым, так как некоторые произведения, относящиеся к фэнтези или научной фантастике, будут находиться на стыке двух этих жанров, вследствие чего данная классификация теряет какой-либо смысл.
Современные подходы к интерпретации термина «дискурс»
Термин «концепт» будет рассматриваться как «единица ментальных и психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры, которая отражает знания и опыт человека» [Краткий словарь когнитивных терминов: 1996]. Применимо к нашему исследованию, мы используем термин «концепт» как одну из множества составных частей «фрейма».
Под термином «микроконтекст» мы будем понимать «минимальное окружение единицы, в котором она, включаясь в общий смысл фрагмента, реализует свое значение в виде ассоциаций, коннотаций и т.д.» [Лингвистический энциклопедический словарь 2002: 238]. Другими словами, «микроконтекст» помогает в нашем исследовании показать корректность интерпретации того или иного концепта.
Стоит отметить, что отнесение некоторых концептов к тому или иному фрейму вызывает затруднение. Однако в данном исследовании термин «фрейм» используются в первую очередь для систематизации фантастических концептов, поэтому наиболее актуальным с точки зрения задач, гипотезы и методов исследования является то, к какому компоненту инвентивно-социального фантастического дискурса относится тот или иной концепт. Таким образом, отнесение, например, концепта «машина, управляемая роботом», к фрейму «робот» или «транспорт», не является для данного исследования принципиальным.
Особое внимание уделено трансформациям дискурсивных практик. Для определения класса трансформаций мы в первую очередь должны выделить дискурсивную практику, другими словами, привести «высказывание» и определить его цель.
Отметим, что внутри определенной эпистемы, например «фантастической», правила построения высказываний (инвентивно-социальный фантастический дискурс), процедура их принятия (через прочтение научно-фантастических произведений) и пространственно-временные характеристики (США, 1937 (начало «Золотого века») - 1957 (Запуск «Спутника 1»)) не меняются. Следовательно, в нашем исследовании мы остановимся только на самом высказывании и его цели.
Для этого, в первую очередь, будут использоваться микроконтексты, содержащие лексические единицы, формирующие тот или иной концепт. Например, микроконтекст «the spaceship was large. It had corridors, levels, rooms. It was a small City in itself. Baley could almost breathe freely» [Asimov 1965: 15] содержит лексическую единицу «spaceship», формирующую концепт «космический корабль», который входит в состав фрейма «транспорт». Представляется возможным сформировать «высказывание» на основе данного микроконтекста и определить его цель. Таким образом, в нашем исследовании «дискурсивные практики» будут иметь следующий вид: 1) высказывание - «в будущем люди будут использовать космические корабли в качестве транспорта»; 2) цель - моделирование. Мы определили цель данного высказывания как «моделирование» из-за отсутствия его оценки, следовательно, мы не можем говорить о предостережении или побуждении.
Базовой целью, на наш взгляд, любого высказывания является именно «моделирование» (описания изобретения или какого-либо социально изменения без оценки). Исключение составляют высказывания, связанные с фреймом «проблемы», так как их базовой целью является предостережение, и высказывания, связанные с фреймом «робот» у А.Азимова, так как их базовой целью, как говорилось в параграфе 1.3, является побуждение.
Следующим шагом является определение класса трансформации данного высказывания. Мы будем говорить о классе «деривации» в тех случаях, когда, например, при описании какого-либо изобретения автор говорит о его компонентах или связывает его с другими инвентивными концептами. Класс «мутации» заключается в смещении границ исследуемого объекта. Другими словами, при описании изобретения автор выходит за рамки инвентивного компонента, связывая его с социальными особенностями и наоборот. При описании социальных особенностей, автор говорит об изобретениях, которые повлекли за собой социальные особенности.
И, наконец, класс «редистрибуции» заключается в изменении цели высказывания, когда автор отходит от простого описания изобретений или социальных особенностей к критике. Целью данных высказываний является не моделирование, а предостережение или наоборот побуждение к развитию в какой-то сфере.
Отметим, что классы трансформаций дискурсивных практик не зависят друг от друга и не являются линейными. Таким образом, дискурсивная практика может пройти «класс мутации» без прохождения «класса деривации». Дискурсивные практики также могут пройти несколько трансформаций вплоть до трех.
Опираясь на вышесказанную систему базовых понятий, в нашем исследовании мы будем придерживаться следующей схемы исследования: 1) анализ текста методом сплошной выборки; 2) выделение микроконтекстов, содержащих фантастические концепты; 3) отнесение найденных концептов к одному из двух компонентов инвентивно-социального фантастического дискурса: инвентивному или социальному; 4) реконструкция фреймов, при помощи приведенных выше концептов; 5) определение дискурсивной практики на основе выделенных микроконтекстов (составление «высказывания» и определение его цели); 6) анализ концептов на предмет трансформации дискурсивных практик, содержащие данные концепты; 7) статистический анализ фреквентативности концептов на страницах произведений, написанных во время определенной «эпистемы» (количество концептов на одну страницу).
При этом стоит отметить важное отличие предлагаемой в диссертации методики от методики М.Фуко, которое заключается в характере интерпретации обнаруженных концептов. Учитывая специфику научно-фантастического дискурса, мы будем выделять концепты, являющиеся фантастическими по отношению ко времени написания произведений. Другими словами, мы не будем учитывать концепт «Президент США», так как он не является фантастическим, однако концепт «Президент планеты Земля» будет входить во фрейм «Политическая система» или «Фантастическая политическая система». Концепт «Космическая станция» также будет отмечаться, например, как фантастический, несмотря на его реалистичность в наше время, из-за отсутствия космических станций на момент написания произведений. Как говорилось ранее, подобные концепты будут называться «var-концептами».
Рабочая гипотеза заключается в том, что с наступлением новой эпистемы, взгляды авторов на будущее существенно изменились, что повлекло за собой изменения в подходе к описанию произведений. Если во время «фантастической эпистемы» преобладал «инвентивный компонент», то с наступлением «прагматической эпистемы» на передний план вышел «социальный компонент» инвентивно-социального фантастического дискурса. Другими словами, фреймы, относящиеся к социальному компоненту, будут более частотными по сравнению с фреймами, относящиеся к инвентивному компоненту. Гипотеза основана на множестве работ, посвященных истории жанра научной фантастики (А. Азимов, Г. Вестфал, А.Н. Осипов, Ф. Робинсон, Дж. Пэтроуч, Л. Стовер, В. Тупоне и др.), в которых авторы отмечают тот факт, что в научно-фантастических произведениях, написанных после запуска «Спутника 1», фантастика отошла на второй план, уступив место социальной критике.
Роль фрейма «робот» в произведениях А. Азимова «прагматической эпистемы»
Ключевым фреймом в большинстве произведений А.Азимова является фрейм «робот». Например, в романе «Роботы зари» в него входит не только наибольшее количество инвентивных концептов, но данный фрейм также связан практически со всеми фреймами социального компонента. Ранее отмечалось, что произведения фантаста относятся к научно-социальной фантастике, так как в них сочетаются научный и критико-социальный компоненты. Фрейм «робот» является в этом плане объединяющим, поэтому ему посвящены все рассуждения данного параграфа.
Данный фрейм включает в себя восемнадцать концептов. Большинство из них (двенадцать) обозначают виды роботов. К ним относятся: «робот-посыльный»: «One of our Department messenger robots. And it s out here!» [Asimov 1987: 6]; «человекоподобный робот»: «Daneel was a robot who was so human that Baley could treat him as a friend and could still miss him, even now» [Asimov 1987:6]; «робот-водитель»: «Any accident involving a robot-driven car would set off another antirobot riot» [Asimov 1987: 8]; «робот-стюард»: «... he refused the car and insisted on walking the short distance from the gale to the ship in the company of the robot who had come for him» [Asimov 1987: 28]; «робот-официант»: «A robot placed the salad on the table, another brought a tray of fruit Juices, a third brought the bread and cheese, a fourth adjusted the napkins. All four operated in close coordination, weaving in and out without collision or any sigh of difficulty» [Asimov 1987: 78]; пі «робот-телепат»: «... a robot manufactured in those primitive days that, through some accident on the production lines, turned out to have telepathic abilities» [Asimov 1987: 86]; «робот-фермер», «робот-шахтер», «робот рабочий», «космический робот»: «Most of our robots are in our farms, in our mines, in our factories, in space» [Asimov 1987: 109]; «робот-телохранитель»: «Those are according to the instructions of Dr. Fastolfe, Partner Elijah. Giskard is to protect you» [Asimov 1987: 35]; «робот-диктофон»: « - "Giscard, yon have been recording the conversations which have taken place in your presence, haven t you? " — "Yes, sir. "» [Asimov 1987: 295].
При этом все выделенные выше концепты реализуются либо при помощи словесного способа («робот-посыльный» - «messenger robot»; «робот-водитель» - «robot-driven car») либо при помощи синтаксического способа, при котором за лексической единицей «robot» (или именем собственным, обозначающим какого-либо робота) следует его описание (robot ... turned out to have telepathic abilities; robot who was so human) или описание его деятельности (Giskard is to protect you; robot placed the salad on the table; robots are in our farms, in our mines, in our factories, in space).
Фрейм «робот» также включает в себя три концепта, обозначающих особенности эксплуатации роботов: «одеиада» для робота»: «The structure of its body resembled metal and yet something woven, something shifting slightly with movement... the robot, though definitely nonhumaniform, seemed to be wearing clothes» [Asimov 1987: 30]; «переработка роботов»: «Iforgot to tell you last night that, after Jander is torched, he will, of course, be recycled for use in the robot factories again» [Asimov 1987: 194]; «ниша для роботов»: «He gestured lightly and the robot who had guided them in stepped fonvard and into a niche» [Asimov 1987: 301].
Наибольший интерес вызывает концепт «Три Закона Робототехники»: «The insurmountable First Law of Robotics states: "A robot may not injure a human being —" and to repel a friendly gesture would do no injury» [Asimov 1987: 32], так как дискурсивная практика, связанная с данным концептом, прошла трансформацию класса «деривация». Концепт «Три Закона Робототехники» связан с двумя другими концептами, обозначающими особенности работы роботов: «робот-блок»: «Obedience was the Second Law and R. Geronimo was now suffering from two roughly equal and contradictory orders. Robot-block was the general population called it, or, more frequently, rob lock for short» [Asimov 1987:7]; «фактор случайности»: «...the modern robot is supplied with a randomization factor. If A and not-A are precisely equal miseiy-producing according to his judgment, he chooses one or the other in a completely unpredictable way and then follows that unquestionably».
Как и в произведениях, относящихся к фантастической эпистеме, Азимов не только дает названия тем или иным особенностям роботов {«robot-block», «randomization factor»), но и прибегает к подробному их описанию, используя также разговорные эквиваленты («roblock»). Следовательно, можно утверждать, что концепты «робот-блок» и «фактор случайности» реализуются при помощи сверхфразового способа.
В произведениях, относящихся с «фантастической эпистеме», среди других особенностей Азимов отмечал, что робот, увидевший убийство человека, будучи не в состоянии помочь, испытывает сильный «стресс», который приводит к сильному повреждению позитронного мозга, так как его первостепенная задача согласно Трем Законам — не допустить, чтобы человеку был нанесен вред: «Witnessing harm to a human without having prevented it is a violation of the First Law and, depending upon circumstances, more or less damage to thepositronic brain is induced» [Asimov 1965: 85].
В романе «Роботы зари» Азимов отмечает другую возможную причину повреждения и даже поломки робота - робот-блок: получение им двух несовместимых, но при этом одинаково важных приказов. Однако автор продолжает свое рассуждение о вариантах избежание робот-блока и находит выход - фактор случайности. Когда два приказа кажутся на первый взгляд идентичными, или когда какие-либо два действия робота могут принести человеку одинаковый вред, робот выбирает один из двух вариантов наугад и следует именно ему.
Следовательно, высказывание «в будущем роботы будут следовать Трем Законам Робототехники» трансформируется в высказывание «в будущем роботы будут следовать Трем Законам Робототехники, одним из минусов которых будет возможность робот-блока, однако одним из вариантов его избежания будет фактор случайности».
Однако возникает вопрос относительно дискурсивной практики, связанной с концептом «Три закона Робототехники». На первый взгляд может показаться, что данная дискурсивная практика также прошла трансформацию класса «редистрибуции», так как у отмеченного выше высказывания меняется цель. От побуждения (Три Закона Робототехники — залог безопасности) автор переходит к предостережению (существует вероятность поломки роботов) и затем снова к побуждению (существуют варианты избегания данной поломки). Идея Трех Законов Робототехники является одной из центральных в творчестве А.Азимова, и автор много рассуждает об отрицательных и положительных сторонах данных законов на протяжении всего своего творчества. Однако общей целью данных рассуждений безусловно является побуждение, следовательно, будет некорректно говорить о трансформации класса «редистрибуции».
Роль фрейма «Религия» в произведениях Р. Хайнлайна «прагматической эпистемы»
Наибольший интерес вызывает концепт «неандроидные механизмы», реализованный при помощи словосочетания «non-android machine», так как складывается впечатление, что Р.Хайнлайн специально не использовал любимую лексическую единицу А.Азимова «robot», несмотря на ее лаконичность. Стоит также отметить, что у выделенных выше концептов наблюдается преимущественно синтаксический способ реализации (9 из 12), в то время как у Азимова было отмечено преобладание сверхфразового способа (12 из 19). 4) Фрейм «Военные изобретения» представлен одним концептом «воздушные защитные станции»: «Federation defense stations swung in the sk\ , promising death to any who disturbed the planet s peace...» [Heiniein 1987: 71], 5) Помимо концепта «жизнь на Марсе», фрейм «Астрономические особенности» включает в себя концепт «Марсианское летоисчисление»: «It had been founded a little over two Earth centuries ago. Since Earth time units had no favor for him, he converted to Martian years and numbers - three-filled-plus three-waitingyears (34 + 33 = 108 Martian years)» [Heiniein 1987: 188]. Кроме того, все три концепта, относящиеся к фреймам «военные изобретения» и «астрономические особенности» реализуются также при помощи синтаксического способа. 6) «Биологические особенности» кроме двенадцати концептов, выделенных ранее, включают в один концепт, также обозначающий биологическую особенность марсиан - «трехступенчатое развитие»: «Adults were huge, reminding the first humans to see them of ice boats under sail; they were physically passive, mentally active. Nymphs were fat, furry spheres, full of bounce and mindless energy... It bridged from corporate to discorporate; its final form had been set throughout by an Old One» [Heiniein 1987: 91]. Данная особенность является единственной из описанных в романе, которая отсутствует у человека с Марса, так как он, несмотря ни на что, родился человеком.
Стоит отметить лексическую единицу, с помощью которой Хайнлайн обозначает переход из второй ступени развития марсиан (телесной) к третьей (бестелесной) - «discorporate». При этом автор использует данную лексическую единицу для обозначения «смерти» людей, тем самым подчеркивая то, что смерть является лишь переходом в новую форму.
При разборе романа «Чужак в чужой стране» (Stranger in a Strange Land, 1961) мы выделили по 36 концептов, относящихся к социальному и инвентивному компонентам научно-социального дискурса. Общее количество концептов - 0.164 на 1 страницу. Данное количество фактически совпадает с количеством концептов, выделенных нами из двух романов, написанных во время фантастической эпистемы - 0.169 и 0.160 в романах «Фермер в небе» и Двойник» (см. диаграмму №16).
Диаграмма №16. Частотность использования концептов в романах Р. Хайнлайна Фермер в небе Двойник Чужак в чужой стране Соотношение инвентивных и социальных концептов в романе « «Чужак в чужой стране» - 50 на 50, в отличие от предыдущих романов (1 к 0.6 и 1 к 0.5). При этом количество новых концептов в романе «Чужак в чужой стране» по отношению к предыдущим романам - 95%, в то время как в романе «Двойник» было выделено 90% новых концептов по отношению к роману «Фермер в небе» (см. диаграммы № 17, №18).
Таким образом, отметим, что научно-фантастический дискурс Р. Хайнлайна претерпел некоторые изменения. С одной стороны, количество фантастических концептов на одну страницу осталось неизменным, поэтому было бы некорректно говорить о дискурсе Р. Хайнлайна времен «прагматической эпистемы» как о формально-стилевом научно-фантастическом дискурсе. Р. Хайнлайн остался в рамках инвентивно-социального фантастического дискурса, который подвергся некоторой «социализации» в связи с изменением соотношения инвентивных и социальных концептов в произведении.
Однако изменилась базовая цель дискурсивных практик. В то время как в произведениях «фантастической эпистемы» базовой целью высказываний Р.Хайнлайна (за исключением высказываний, относящихся к фрейму «проблемы») было моделирование, в романе «Чужак в чужой стране» целью является предостережение. Изображая будущее, Хайнлайн в первую очередь критикует церковь как социальный институт.
Говоря о специфике репрезентации концептов, отметим, что наиболее распространенным способом их реализации в произведениях А. Азимова является сверхфразовый способ (105 из 206), в то время как в произведениях Р. Хайнлайна наблюдается преобладание синтаксического способа (79 из 150). Данная статистика говорит о том, что Хайнлайн, в отличие от Азимова, не дает подробных описаний того или иного фантастического явления. Реализация концептов происходит в рамках одного предложения, после чего автор редко возвращается к нему снова (см. Приложение 3).
В данном контексте показательна цитата известной американской писательницы Конни Уильяме, которая, говоря о романе Хайнлайна «Двойник» пишет: «Хайнлайн не ведет читателей через свои варианты будущего, обращая их внимания на потрясающие изобретения и преимущества. Его герои живут там. Это будущее знакомо им так же, как нам настоящее. В романе «Двойник» мы узнает о скоростном подъемнике {bounce tube), только потому, что персонаж Лоренсо не имеет достаточно денег для его использования, и о Лунном шатле {Moon shuttle), потому что ему на нем становится плохо. Данные изобретения не объяснены, так же как и "dropsickness" or "Silicoflesh" or "autosecretaries" [Library of America]».
