Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Теоретические основы исследования нарративного интервью 13
1. Нарративное интервью в системе гуманитарного знания 13
1.1. Концепция нарративного интервью 13
1.2. Нарративное интервью как объект научных исследований 18
2. Лингвистический статус нарративного интервью 37
2.1. Соотношение понятий «дискурс» и «жанр» 37
2.2. Нарративное интервью как переходная дискурсивная форма 44
2.3. Жанровые особенности нарративного интервью 58
3. Прагматика нарративного интервью 61
3.1. Феномен управления в межличностной коммуникации 61
3.2. Распределение коммуникативной инициативы в нарративном интервью 66
3.3. К понятию «коммуникативная стратегия» 72
3.4. Коммуникативная стратегия неявного управления в нарративном интервью 76
Выводы по первой главе 79
ГЛАВА II. Коммуникативные стратегии интервьюера и средства их реализации в нарративном интервью 81
1. Нарративное интервью «Опыт путешествий как средство борьбы с раком» 81
1.1. Общая характеристика материала 81
1.2. Ограниченность стратегий в ситуации нарративного интервью 82
2. Стратегия обеспечения понимания 84
2.1. Тактика ориентирования 85
2.2. Тактика метакоммуникативного комментария 90
2.3. Тактика переформулировки 95
3. Стратегия контроля над темой 104
3.1. Тактика запроса информации - 104
3.2. Тактика развития темы Ю6
3.3. Тактика переформулировки - 122
3.4. Тактика смены темы J24
4. Эмоционально-настраивающая стратегия 133
4.1. Тактика комплимента ^ .135
4.2. Тактика переформулировки , ^41
4.3. Тактика «понимания с полуслова» .144
4.4. Использование сигналов обратной связи 248
Выводы по второй главе 154
Заключение 158
Библиография
- Нарративное интервью в системе гуманитарного знания
- Концепция нарративного интервью
- Нарративное интервью «Опыт путешествий как средство борьбы с раком»
- Стратегия обеспечения понимания
Введение к работе
Глубокие преобразования гуманитарного знания последних десятилетий привели к «'нарративному повороту' в социальных науках, лейтмотивом которого стало утверждение, что функционирование различных форм знания можно понять только через рассмотрение их нарративной, повествовательной, природы» [Троцук 2004: 56]. Современная нарратология уже не мыслится только как сформировавшаяся в рамках структурализма отрасль литературоведения, хотя изучение литературного повествования имеет давние и богатые традиции (В.Я. Пропп, М.М. Бахтин, Б.М. Эйхенбаум, Ц. Тодоров, К. Фридеманн, К. Хамбургер, В. Шмид и другие). Выделившись в особую междисциплинарную область, нарратология изучает фундаментальные принципы повествования в приложении к самым разным «'нарративам', т.е. повествовательным произведениям любого жанра и любой функциональности» [Шмид 2003: 10]. В.И. Тюпа писал в этой связи: «Современная нарратология представляет собой весьма обширную область научного поиска в области сюжетно-повествовательных высказываний (дискурсов), соотносимых с некоторой фабулой (историей, интригой). Речь идет не только о художественных текстах и порой даже не только о текстах вербальных: усилиями историков, философов, культурологов категория нарративности получила весьма широкое распространение и богатое концептуальное наполнение» [Тюпа 2002: 5].
На развитие теории повествования во многом повлияли классики отечественной гуманитарной науки А.Н. Веселовский, В.Я. Пропп, М.М. Бахтин, В.Н. Волошинов, О.М. Фрейденберг, В.Б. Шкловский, Б.В. Томашевский, Ю.М. Лотман. Несмотря на столь значительный вклад русских теоретиков, «нарратология как особая общегуманитарная дисциплина в России в настоящее время только формируется» [Шмид 2003: 10]. На Западе, напротив, уже несколько десятилетий отмечается повышенный интерес к проблемам нарратива. С точки зрения нарративного
подхода выполнены исследования в самых разных областях — в
«музыкологии» (Э. Ньюком), художественной критике (У. Стайне^ ~^0?
киноведении (К. Метц), культурологии (Ф. Джеймисон), психологг (Н. Стайн, К. Гленн), философии и социологии (Р. Рорти, Э. Гросс) [Трубиі ].
Столь активное и всестороннее изучение нарратива объясняет гея
исключительной ролью повествования в жизни человека. У. Ктзастгофф- в
частности, писала: «Рассказывание историй, кажется, является основи:-^ ~-«ой
потребностью человека. В истории человечества не было общества, где jeie
рассказывали бы истории - в том или ином виде» [Quasthoff 1981: 2
(перевод мой. - А.Л.). Потребность человека рассказывать о пережит- ом
имеет, по мнению многих исследователей, глубокие социальные корни. т =^к
Р. Рат вслед за В. Малиновским [Malinowski 1974: 347] полагает, *= =сто
стремление человека рассказывать истории объясняется соттиальн г-ой
природой повествования, а фатическую функцию считает первичр? той
функцией рассказа [Rath 1981: 270].
Ведущие нарратологи нашего времени В. Шмид, Ж. Женетт, Дж. Приг ^еїс,
П. Рикер связывают возросший интерес к проблеме нарратива с
многоаспектностью данного феномена. В частности, нярра- ,-HD
рассматривается не только как способ социального взаимодействия, но и t '^сак
модель порождения знания. В соответствии с кантовской философп ^згей
непосредственное знание о мире недостижимо. В качестве опосредуют;^ =^го звена между сознанием и миром выдвигается нарратив - «при:^^^^^;ма
коммуникативного акта вербализации, преломляющая коммуникативі ^дая
среда изложения» [Тюпа 2002: 7].
Важность вербализации в процессе осознания личных переживаниз^^^^5 и
при переработке впечатлений в опыт является общепризнанным фактоіУЕі___;_ в
этой связи вполне объясним научный интерес к нарративу как мет>«
социологических и психологических исследований. В социологическое
психологической (психотерапевтической) практике закрепилось достаточ: s:oe
количество методик, основным элементом которых является повествование респондентов (пациентов), затрагивающее те или иные аспекты биографии. Одним из центральных методов биографических исследований выступает нарративное интервью (НИ).
Разработанная немецким социологом Ф. Шюце [Schutze 1982; 1984], техника НИ базируется на способности выступать в роли рассказчиков. Ф. Шюце считает, что рассказы (истории) — обычное и широко распространенное в повседневной жизни средство сообщения другим людям того, что касается нас самих или нами пережито, т.е. мы прибегаем к ним как к средству для передачи информации. Поэтому можно говорить о рассказах как о «повседневной, привычной форме коммуникации» [Журавлев 1993: 35]. Аналогичной точки зрения придерживается Е.Р. Ярская-Смирнова: «Нарративами пронизана вся наша повседневная жизнь. ... Рассказывание историй о прошедших случаях — это, наверное, универсальный вид человеческой деятельности, одна из первых форм дискурса, о которой мы узнаем еще в детстве и которой пользуемся затем на протяжении всего жизненного пути, будучи представителями самых разных культур» [Ярская-Смирнова 1997: 54].
Отличительной особенностью НИ является ярко выраженный неравномерный коммуникативный вклад сторон. На первом этапе основного рассказа отдельные эпизоды из своей жизни передаются интервьюируемыми в виде длительных монологических высказываний, в ходе которых реакции интервьюера ограничиваются сигналами обратной связи, направленными на стимулирование продолжения рассказа. Неизбежные для спонтанной речи обрывы мысли, приводящие к прерыванию линий рассказа и возникновению малопонятных для интервьюера мест, проясняются с помощью системы вопросов на втором этапе — «фазе нарративных расспросов» [Schutze 1982: 570]. Но на практике далеко не всегда удается выдержать строгое разделение НИ на указанные фазы. В некоторых случаях в ходе нарративных расспросов интервьюируемый получает импульс к продолжению повествования, так что
оба этапа — этап длительных монологических высказываний и этап собственно диалога тесно переплетаются.
Являясь методом социологических исследований, НИ как особая коммуникативная ситуация недостаточно исследована отечественными лингвистами. Зарубежные исследования НИ выполнены в основном в свете социологических и психологических теорий и затрагивают аспекты речевой деятельности интервьюируемого, а также структурные и содержательные особенности нарратива как языковой манифестации индивидуального опыта (см., например: [Bude 1985; Glinka 1998; Hermanns 1991; Ricker 1994; Riemann 1987; Schutze 1982; 1984; Sudmersen 1983]).
Собственно лингвистические особенности монологического
повествования, составляющего специфику НИ, разрабатывались в приложении к другим дискурсивным формам, в частности на примере конверсационного рассказа в рамках непринужденного разговора. Так, Д. Таннен исследует то, как рассказывают истории за праздничным столом в кругу друзей [Tannen 1984]. Д. Коутс выявляет тендерные особенности нарратива, изучая разговоры между подругами [Coates 1996]. Исследования И. Лидтке сфокусированы на таких неотъемлемых элементах нарратива как время, место, участники и собственно событие. [Liedtke 1990]. У. Квастгофф интересует речевое поведение слушателя [Quasthoff 1981]. Структурные особенности монолога-истории, приемы его ввода в диалог и многие другие аспекты данной проблемы можно встретить в работах таких ученых как Г. Баузингер, М. Бекер, К. Бирбах, Э. Гюлих, Н. Диттмар, Г. Михель, Р. Рат, К. Рикер, К. Элих, В. Фишер и других.
Вместе с тем, если речевая деятельность интервьюируемого (рассказчика) уже подвергалась всестороннему изучению - лингвистами, социологами, культурологами, что вполне соответствует статусу НИ как одного из объектов внимания нарратологии, - то речевая деятельность интервьюера («слушателя») освещена в недостаточной мере, что касается ее собственно лингвистических характеристик. Между тем, она обнаруживает
специфические черты, связанные с особенностями коммуникативной ситуации НИ и заслуживающие самого тщательного анализа.
Мы полагаем, что особенности коммуникативной ситуации НИ — мотивы и интенции коммуникантов, условия коммуникации и т.д. — влияют на жанровую принадлежность данной дискурсивной формы, занимающей промежуточное место между интервью и непринужденной беседой и объединяющей в себе их признаки. В свою очередь это оказывает воздействие на репертуар языковых средств, находящихся в распоряжении интервьюера. Вместо вопросов и побуждений, являющихся открытыми приемами управления ходом коммуникации и несовместимых с концепцией «свободного повествования» НИ, интервьюер использует парафразы и средства обратной связи, потенциал воздействия которых не так очевиден, но не менее эффективен.
В этой связи объектом исследования является коммуникативная ситуация нарративного интервью в свете его жанровой отнесенности.
В качестве предмета исследования рассматриваются языковые средства немецкого языка, реализующие коммуникативные стратегии интервьюера и отражающие специфику НИ как жанра речи.
Целью диссертационного исследования является изучение коммуникативной организации нарративного интервью с позиции интервьюера.
Поставленная цель определяет конкретные задачи исследования:
охарактеризовать коммуникативную ситуацию нарративного интервью;
выделить жанровые особенности нарративного интервью, определив его место в системе форм дискурса;
выявить предпосылки использования интервьюером частных коммуникативных стратегий в ситуации НИ;
определить и исследовать конкретные языковые средства, используемые в немецком языке для выражения коммуникативных стратегий интервьюера в НИ;
изучить приемы, используемые интервьюером с целью влияния на ход коммуникации.
Для решения поставленных задач были использованы следующие методы исследования: дискурс-анализ; контекстуально-интерпретационный анализ; описательный метод; статистические методы обработки эмпирических данных.
Научная новизна данного исследования заключается в изучении собственно лингвистических характеристик нарративного интервью. В центре внимания находится феномен неявного управления коммуникацией и средства его реализации в немецком языке. Кроме того, в работе исследуется речевое поведение интервьюера, изучению которого ранее уделялось недостаточное внимание в связи с тем, что главным действующим лицом НИ традиционно считался информант.
Актуальность объясняется все возрастающим интересом к проблеме коммуникативных стратегий и средств их языковой презентации в рамках отдельных дискурсивных форм, с одной стороны, и к различным проявлениям феномена управления коммуникацией, с другой стороны.
Теоретическая значимость работы заключается в определении лингвистического статуса нарративного интервью, в дальнейшей разработке критериев разграничения жанровых разновидностей интервью и проблем воздействия отдельных параметров коммуникации на формирование коммуникативных стратегий и форм их языкового выражения в рамках НИ. Полученные результаты могут быть использованы при исследовании разнообразных коммуникативных ситуаций, требующих неавторитарного управления (учитель-ученик, родители-дети и т.д.).
Практическая ценность работы состоит в возможном применении ее результатов при проведении практических занятий по немецкому языку, по
стилистике немецкого языка, а также при разработке спецкурсов по СМИ и проблемам прагмалингвистики. Описанные приемы в рамках выделенной стратегии неявного управления могут быть использованы в социологии, психологии, журналистике и других соционаправленных областях, связанных с изучением человека.
Материалом для работы послужили записанные на пленку и перенесенные на бумагу нарративные интервью. Общая длительность звучания интервью около 9 часов, объем транскриптов 206 страниц. Материал предоставлен Анной Штегмайер и представляет собой записанные ею в качестве интервьюера рассказы женщин, больных раком, о своих путешествиях.
Теоретической основой являются работы по теории дискурса
(Н.Д. Арутюнова, Т. ван Дейк, Т.Г. Винокур, М.Л. Макаров, В.И. Карасик,
С.А. Сухих), теории жанра (М.М. Бахтин, М.П. Брандес, С. Гайда,
В.В. Дементьев), конверсационному анализу (Ф.-Й. Беренс, А. Венцель,
У. Квастгофф, Р. Рат, Й. Швиталла), коллоквиалистике (В.Д. Девкин,
О.Б. Сиротинина, Ю.М. Скребнев), нарратологии (В. Шмид);
психолингвистические исследования проблем восприятия речи (И.Н. Горелов, А.А. Леонтьев), труды по социологии и журналистике (И. Атватер, С.А. Белановский, В.Ф. Журавлев, М. Лукина, М.И. Шостак).
На защиту выносятся следующие положения:
Нарративное интервью - это переходная дискурсивная форма, объединяющая в себе признаки жанра интервью, являющегося статусно-ориентированным типом дискурса, и жанра беседы, относящегося к личностно-ориентированному типу дискурса. Степень сближения интервью и беседы не является неизменной величиной и зависит от коммуникативных качеств респондентов.
Ведущей стратегией интервьюера в рамках нарративного интервью как межжанрового образования с особыми условиями коммуникативной ситуации является стратегия неявного управления. Неявное управление характеризуется формально
высоким уровнем свободы интервьюируемого в определении
объема и содержания высказываний. Вместе с тем, фактическую
коммуникативную инициативу удерживает интервьюер, что на
содержательном уровне выражается в механизмах управления
сменой субтем в интервью.
3. Основными средствами реализации стратегии неявного
управления являются парафразы, закрытые вопросы,
метакоммуникативные комментарии и сигналы обратной связи.
Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены
в докладах, представленных на III Международной научно-практической
конференции «Актуальные проблемы лингвистического образования:
теоретический и методологический аспекты» (Самара, 2005); на I
Всероссийской научно-практической конференции с международным
участием «Высшее гуманитарное образование века: проблемы и
перспективы» (Самара, 2006); на Всероссийской конференции
«Дискурсивный континуум: Текст - гипертекст - интертекст» (Самара,
2006); на II Международной научно-практической конференции «Высшее
гуманитарное образование века: проблемы и перспективы» (Самара, 2007);
на Международной научно-практической конференции «Интеграция науки,
образования, культуры: Россия — Германия» (Самара, 2007); на съезде
Российского союза германистов (Самара, 2008). По теме исследования
опубликовано 7 работ.
Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии. Во Введении обосновывается выбор темы исследования, определяется цели и задачи исследования, теоретическая значимость и практическая ценность.
В Главе I «Теоретические основы исследования нарративного интервью» дается характеристика нарративного интервью как особой дискурсивной формы, занимающей промежуточное место между собственно интервью и непринужденной беседой. Дается обзор исследований,
посвященных изучению отдельных параметров НИ в социологии, психологии и лингвистике, тем самым, обосновывается актуальность работы и ее научная новизна. Особое внимание уделяется феномену воздействия на ход коммуникации как основной характеристике жанра интервью.
В Главе 2 «Коммуникативные стратегии интервьюера и средства их реализации в нарративном интервью» рассматриваются конкретные коммуникативные стратегии в речи интервьюера в русле прагмалингвистических исследований речевой коммуникации.
В Заключении рассматриваются результаты исследования, подводятся его итоги и намечаются пути дальнейшего изучения нарративного интервью как переходной дискурсивной формы.
Приложения состоят из таблицы сравнительной характеристики различных видов интервью и схемы соотношения релевантной и нерелевантной информации в НИ.
Нарративное интервью в системе гуманитарного знания
Способность человека выступать в роли рассказчика, его интуитивная компетентность относительно правил построения рассказа послужили базой для создания концепции нарративного интервью (НИ), получившего широкое распространение в социологии, психологии и лингвистике.
НИ относится к качественным методам исследования. Являясь одним из биографических методов, нарративное интервью//нарративный анализ входит в группу методов, объединенных названием качественное исследовательское интервью. Помимо термина качественное интервью в отечественных и зарубежных источниках данный вид интервью обозначается как неформализованное, неструктурированное, нестандартизованное, свободное, открытое, глубинное, интенсивное [Белановский 1993: 85]. Целью качественного интервью является выявление жизненного мира человека, тех его аспектов, которые он переживает как центральные. Задача интервьюера - понять то, о чем говорит интервьюируемый. Важно не только то, что говорит респондент, но и то, как он это говорит. Интервьюер должен быть хорошим психологом и «быть в состоянии проинтерпретировать — тон голоса, выражение лица и другие телесные проявления» [Квале 2003: 39-40]. Качественное интервью идет дальше обычного для бытового диалога обмена фактами и выходит на уровень интерпретации того, что говорится «между строк».
Концепция НИ, являющегося одним из ведущих методов качественных исследований, была разработана немецким социологом и лингвистом Ф. Шюце [Schutze 1982; 1984] во время его работы над социологическим проектом университета г. Билефельд (начиная с 1975 г.). Целью проекта было изучение взаимодействия властных структур между собой после объединения нескольких муниципальных округов. В процессе сбора информации Ф. Шюце встречался со многими муниципальными политиками, которые рассказывали ему об изменениях в работе, вызванных подобным объединением. Выяснилось, что такие рассказы давали больше информации о возникающих в ходе реорганизации сложностях, нежели ответы на целенаправленные вопросы в рамках интервью [Bude 1985]. «Подвергая перекрестному сравнению материалы нарративных интервью, проведенных с различными политиками, Ф. Шюце обнаружил, что такая процедура помогает сравнивать выводы самих социологов, полученные на основе содержащихся в текстах формальных индикаторов (например, о появляющейся в суждениях неуверенности, об уходе от детального рассмотрения тех или иных тем), с выводами, основанными на эксплицированных суждениях других информаторов» [Журавлев 1993: 35-36].
С начала 1980-х гг. в Германии нарративное интервью активно используется в биографических исследованиях безработных, бездомных, пациентов психиатрических клиник, представителей различных профессиональных сообществ, участников Второй мировой войны и др. — т.е. «групп, отличающихся девиантным поведением, либо групп маргиналов, выделяющихся своей спецификой» [Скурат: http://cu re.niv.m/doc/philosophy/encyclopedia-post-modern/297.htm].
Впоследствии техника НИ распространяется и на другие группы населения при сохранении исходной целевой установки - «валидизации знаний обычных людей и понимания скрытых мотивов поведения, которые могут поставить под сомнение официальные точки зрения или уже институционализированные теории» [Троцук 2005: 117].
Нарративное интервью проводится в несколько этапов. Ф. Щюце выделяет два этапа НИ: этап основного рассказа и этап нарративных расспросов [там же]. В других работах можно встретить более подробную классификацию. Так, согласно Интернет-энциклопедии Wikipedia НИ состоит из 5 фаз:
1. На фазе объяснения (Erklarungsphase) необходимо озвучить формат будущей беседы (уход от привычной схемы интервью «вопрос-ответ»; предоставление респонденту полной свободы в определении содержания и объема рассказываемых эпизодов), а также подчеркнуть полную анонимность ответов респондента. Рекомендуется спросить разрешения записать разговор на пленку.
2. Введение (Einleitung): интервьюер объясняет, какой аспект биографии респондента представляет для него особый интерес и задает вводный вопрос.
3. Фаза рассказа (Erzahlphase) продолжается, пока респондент не доведет свое повествование до конца. Интервьюер должен проявить себя активным слушателем (жесты, мимика, сигналы обратной связи), всячески показывая свой интерес, но не прерывая рассказ вопросами.
4. На фазе расспросов (Nachfragephase) интервьюер выясняет все то, что осталось для него непонятным в рассказе респондента. На этом этапе Л. Людвиг-Мейергофер выделяет два типа вопросов: имманентные вопросы (immanente Nachfragen), касающиеся малопонятных для интервьюера эпизодов рассказа, и эксманентные вопросы (exmanente Nachfragen), относящиеся к тем проблемам, которые респондент в ходе своего рассказа оставил без внимания, но которые представляют для интервьюера определенный интерес [Ludwig-Meyerhofer: http://www.lrz-muenchen.de/ wlm/ilm_nl .htm].
5. Подведение итогов (Bilanzierung) интервью [Narratives Interview: http://de.wikipedia.org/wiki/Narratives_Interview].
Концепция нарративного интервью
Основанная на иллокутивном критерии схема жанров общения Н.Д. Арутюновой состоит из «1) информативного диалога (make-know discourse); 2) прескриптивного диалога (make-do discourse); 3) обмена мнениями с целью принятия решения или выяснения истины (make-believe discourse); 4) диалога, имеющего целью установление или регулирование межличностных отношений (interpersonal-relations discourse); 5) праздноречевых жанров (fatic discourse): а) эмоционального; б) артистического; в) интеллектуального» [Арутюнова 1999: 650].
Основополагающим моментом в концепции Т.В. Шмелевой является признание существования в речевом сознании «типового проекта», некоторой схемы речевого жанра, для характеристики которого предлагается модель из семи признаков. Это коммуникативная цель жанра; концепция автора; концепция адресата; событийное содержание; фактор коммуникативного прошлого; фактор коммуникативного будущего и языковое воплощение. В соответствии с различной комбинацией данных признаков Т.В. Шмелева выделяет 4 группы речевых жанров — информативные, императивные, оценочные и этикетные [Шмелева 1997: 91-92].
Все три перечисленных подхода основываются на типичных переменных дискурса. Так, концепция Т.Г. Винокур определяется интенциями коммуникантов, Н.Д. Арутюнова оперирует иллокуциями — базовым понятием теории речевых актов. Что касается модели Т.В. Шмелевой, то если из формулировки признаков удалить термин жанр, мы получаем набор параметров коммуникативной ситуации, т.е. снова выходим на дискурс.
В этой связи мы полагаем, что соотношение понятий дискурс и жанр с определенными оговорками можно сравнить с трактовкой текста как процесса и результата. Мы не отрицаем, что жанр не сводится только к свойствам соответствующих текстов и определяется, помимо всего прочего, экстралингвистическими параметрами ситуации общения, однако полагаем, что для говорящего / пишущего жанр - это, прежде всего, конкретное языковое наполнение, уровень синтаксических конструкций и стилистических особенностей речевого произведения. Дискурс, напротив, в первую очередь процесс, создание некоторого речевого произведения под влиянием множества постоянно меняющихся величин, совокупность которых определяет выбор конкретного речевого жанра.
Являясь, образно говоря, двумя сторонами одной медали, дискурс и жанр оказывают друг на друга огромное влияние. Так, неверно взятый тон, ошибочно выбранный жанр, особенно в случае статусно-ориентированного дискурса, вызывает незамедлительную реакцию партнера по коммуникации, направленную на приведение в соответствие жанра и дискурса. (Ср., например: «Здесь вопросы задаю я»; «Давайте по существу, без лирических отступлений»). Взаимосвязь и взаимовлияние дискурса и жанра выражается также и в том, что на разных уровнях процесс коммуникации попеременно определяется то сферой дискурса, то сферой жанра (см. Схему 1):
Схема 1. Взаимовлияние дискурса и жанра (1) Интенции // иллокуции I (2) жанр 1 (3) коммуникативные стратегии I (4) языковое воплощение На данной схеме уровни 1 и 3 относятся к сфере дискурса, уровни 2 и 4 — к сфере жанра. Т.е. мотивы коммуникантов определяют то иллокутивное воздействие, к которому они стремятся. Это влияет на выбор соответствующего жанра, оптимально подходящего для достижения поставленной цели. Жанр в свою очередь определяет выбор коммуникативных стратегий, а стратегии — конкретные языковые средства.
В приложении к изучаемой дискурсивной форме данная схема получает следующее наполнение. Целью интервьюера является получение информации, на базе которой должно быть проведено соответствующее (социологическое) исследование. Если круг предполагаемых респондентов ограничивается обычными людьми, а интересующая исследователя тема связана с аспектами их биографии, то при выборе метода с высокой долей вероятности предпочтение будет отдано НИ, жанровые характеристики которого выгодно отличаются от других методов сбора информации в данных условиях. Так, свободное повествование респондента, экстралингвистические характеристики коммуникации и другие параметры НИ способствуют расширению границ исходно статусно-ориентированного дискурса и созданию благоприятных условий коммуникации, близких ситуации непринужденного общения на интересующую обе стороны тему, что становится особенно важным при учете круга интервьюируемых.
Что касается коммуникативных стратегий интервьюера и средств их выражения, то они являются логическим следствием жанровых особенностей выбранной дискурсивной формы. Мы полагаем, и в этом заключается гипотеза настоящего исследования, что НИ является переходной дискурсивной формой, объединяющей признаки собственно интервью и беседы, а значит, относится к межжанровым образованиям. При этом межжанровый характер НИ не является неизменной величиной, а требует от интервьюера усилий по его поддержанию. В свою очередь, это обусловливает выбор конкретных коммуникативных стратегий, направленных, с одной стороны, на поддержание требуемых параметров, обеспечивающих указанный межжанровый характер НИ, с другой стороны, на достижение конечной цели коммуникации - получение информации определенного качества и количества.
Нарративное интервью «Опыт путешествий как средство борьбы с раком»
Общая характеристика материала С феноменом нарративного интервью мы впервые столкнулись во время стажировки в педагогическом университете г. Людвигсбург в 2001. Фактический материал, составляющий основу данного диссертационного исследования, был любезно предоставлен нам г-жой Анной Штегмайер. Собранный А. Штегмайер материал на тему «Опыт путешествий как средство борьбы с раком» («Reiseerfahrung als Mittel zur Bewahltigung von Krebs») состоит из кассет с записями интервью общей длительностью звучания около 9 часов и транскриптов в объеме 206 страниц. В процессе беседы г-жа Штегмайер расспрашивает больных раком пациенток о роли путешествий в их жизни и о том, как эти путешествия помогли им в реабилитационный период после прохождения курса химиотерапии и оперативного вмешательства. Еще раз отметим, что в литературе не существует единого мнения о том, как следует классифицировать интервью подобной тематической направленности. В частности, с точки зрения О.М. Масловой данное интервью является лейтмотивным: «В отличие от нарративного интервью, которое обычно ассоциируется с биографическим методом и рассказом о жизни в целом, лейтмотивное (тематическое) интервью имеет целью получить от респондента повествование об отдельном аспекте его биографии: трудовая биография, отношения с друзьями, музыка в жизни респондента и т.д.» [Маслова 2000: 47]. Однако мы вслед за А. Штегмайер будем пользоваться термином нарративное интервью.
Ограниченность стратегий в ситуации нарративного интервью Выполненное - на стыке социологии и психологии, исследование А. Штегмайер сразу привлекло наше внимание в качестве объекта лингвистического ; исследования ввиду необычного сочетания экстралингвистических;; и лингвистических характеристик сложившейся дискурсивной формы. G одной стороны, изучаемая коммуникативная ситуация, обнаруживает ; некоторые признаки институционального медицинского (психотерапевтического) дискурса. Так, темой беседы является физическое и моральное состояние рассказчика в до- и послеоперационный период, а также положительная роль смены обстановки во время путешествий на этапе реабилитации. В соответствии с описанной В.И. Карасиком коммуникативной тональностью медицинского дискурса общение коммуникантов не является подчеркнуто дистанцированным, что выражается в частности в шутках, «направленных на поддержание нужной для врача атмосферы общения» [Карасик 2004: 289].
С другой стороны, развитие коммуникации абсолютно не соответствует описанным в лингвистике моделям «на приеме у врача» (см., например: [Зосимова 1997]). В первую очередь это обусловлено местом коммуникации: общение протекает дома у, респондентов, за чашкой чая, т.е. в весьма непринужденной обстановке. В связи с этим полностью отсутствуют типичные на приеме у врача или психотерапевта обороты речи: ритуальные приветствия, штампы типа «Was fehlt Ihnen?» и т.д. Несмотря на использование профессиональной лексики (histologische Untersuchung, das Knochenszintigramm, fortgeschrittenes Stadium, Lymphknoten и т.д.), интервьюер не акцентирует внимание на истории болезни респондентов, а цель коммуникации напрямую не связана с желанием помочь больному.
Понятие,цели коммуникации является решающим в определении круга стратегий, находящихся, в распоряжении интервьюера. В соответствии со стоящей; перед интервьюером задачей получения информации необходимого качества и количества, центральное место мы отводим диалоговым стратегиям, отражающим особенности жанра интервью. Анализ фактического материала позволил выделить две группы приемов в речи интервьюера. Приемы первой группы направлены на обеспечение понимания между партнерами по коммуникации, что вызвано большими объемами передаваемой информации и отсутствием у респондентов опыта интервьюирования. Необходимость контроля тематического развертывания беседы обусловила формирование второй группы приемов. Именно в рамках данной группы проявляется стратегия неявного управления. Указанные стратегии мы обозначаем как стратегию обеспечения понимания и стратегию контроля над темой диалога соответственно.
Далее, в свете межжанрового характера НИ особую значимость приобретает эмоционально настраивающая стратегия, относящаяся к вспомогательным прагматическим стратегиям. Именно за счет эмоционально-настраивающей стратегии создаются условия, сближающие НИ с непринужденной беседой.
Таким образом; адаптируя классификацию коммуникативных стратегий О.С. Иссерс к особенностям изучаемой дискурсивной формы, мы получаем следующую схему :
Стратегия обеспечения понимания
Под тактикой ориентирования мы пониманием приемы, с помощью которых интервьюер уточняет свои коммуникативные намерения. Реализующие данную тактику частные коммуникативные ходы можно разделить на две группы. Первую группу составляют тактики, с помощью которых интервьюер ориентирует респондента, информацию какого рода он хочет от него услышать; вторая группа представлена тактиками, с помощью которых интервьюер ориентируется сам в потоке информации.
Примером первой группы является коммуникативный ход фокусирования: интервьюер выдвигает в препозицию аспект содержания, представляющий для него особый интерес, тем самым, фокусируя на нем внимание адресанта. В виду того, что по типу композиционно-речевой формы рассказы респондентов по большей части являются повествованием, основными вопросами, требующими дополнительного прояснения, являются вопросы что? где? когда? и как? Соответственно, лексическим наполнением предваряющего ориентира являются единицы, обозначающие: момент времени: (1) Инт-ер: Nach Ihrer Krankheit, haben Sie sich dann mehr gegonnt? (2) Инт-ер: Jetzt im Moment, ists da ein bisschen besser? (3) Инт-ер: Beim zweiten Mai, da wussten Sie, dass es weitergemacht hat? место: (4) Инт-ер: Der Wachraum, der ist unmittelbar? (5) Инт-ер: Im Hotel, da ist es anders? различные аспекты путешествий (условия, виды деятельности и т.д.): (6) Инт-ер: Mhm (PAUSE 2SEC) II Und vom Klima her, wie war das dann ftir Sie? (7) Инт-ер: Die Luft, // hat die Ihnen auch besonders gut getan? (8) Инт-ер: AuBer Skifahren, II haben Sie da noch andere Aktivitaten gemacht II in der Zeit?
Предваряющему ориентиру как одной из специфических черт разговорного синтаксиса [Скребнев 1985] противопоставляется антиципация, рассматриваемая как отклонение от обычной последовательности элементов анафоры [БЭС 1990: 34]. Как и в случае с предваряющим ориентиром, антиципационные конструкции в основном связаны с уточнением в виде присоединительной конструкции времени происходящих событий: (9) Инт-ер: Sind Sie dann auch noch gereist, II als Sie krank wurden? II Ich meine, nach der Tumorbehandlung? (10) Инт-ер: Ja. II Und Sie gehen auch an Ihre Grenze dann? II Also, jetzt bei der Reise? обстоятельств происходящего: (11) Инт-ер: Sind Sie da jedesmal angereist, II mit Gepack und so? (12) Инт-ер: Sie haben da aber trotzdem noch an den Besichtigungen teilgenommen, II mit der Gruppe zusammen? Обе модели представлены вопросительными предложениями. В исследовании Н.И. Голубевой-Монаткиной подчеркивается коммуникативное свойство подобных вопросительных предложений «передавать так называемое поясняющее значение: именно это , это, а не то , что касается , я говорю об этом » [Голубева-Монаткина 2004: 53]. Автор отмечает, что «поясняющее значение способно передаваться не только конструкциями с коррелятом, но и, например, с помощью так называемых автономных вопросов» [там же: 55]. В качестве вопросов с коррелятами расматриваются конструкции, в которых антецедент согласован с анафором в роде, числе и падеже (примеры 4 и 7). Отметим, что в качестве антецедента нередко выступает предложная конструкция в косвенном падеже, если в препозицию выносится обозначение времени и места (примеры 1-3, 5-6, 8). Автономные вопросы представлены примерами 9 и 10. Кроме того, катафорическая связь реализуется в рамках одного предложения, где осуществляется вынос членов предложения за глагольную рамку (примеры 11 и 12). Отметим, что обе модели, особенно модели с анафорической связью, являются типичным показателем неподготовленной неофициальной речи [Голубева-Монаткина 2004: 54].
Далее, для устной речи в неофициальных условиях характерна элиминация строевых элементов предложения. В литературе в первую очередь отмечается эллиптичность ответов: «вопросно-ответное единство предполагает «неназывание» в ответной реплике всех элементов вопроса» [Зеленецкий, Новожилова 2003: 168]. В речи интервьюера в НИ мы констатируем, прежде всего, эллиптические вопросы, относящиеся, по Р.А. Богранду и В.У. Дресслеру, к средствам реализации категории когезии в тексте [Beaugrand 1981:58-83]: (13) Респ-т: ja, das sind manchmal iiber hundert Leute, II ach, tiber 150 waren das! Jung und alt Инт-ер: Bei der Reise? Pecn-m: Nein, bei der Skigymnastik. (14) Pecn-m: und sah die Leute dann alle so, II so laufen und sich bewegen und so, II da hab ich einen grofien Abstand empfunden Инт-ер: Zu den anderen? Pecn-m: Zu den anderen, ja. (15) Pecn-m: Ach, zuerst heifit es Routinesache. II Da wird ja Kunststoff eingesetzt in das Gefass. Инт-ер: Ein richtiges Teil? Pecn-m: Ja, ein richtiges Plastikteil, ja.
Приведенные примеры иллюстрируют коммуникативный ход уточнение, использование которого обусловлено тем, что смысл возникающих эллиптических и неполных предложений не всегда однозначно восстановим из контекста (см. пример 13).
Следующим коммуникативным ходом, реализующим стратегию обеспечения понимания, является перепроверка. Базой данного хода являются парафразы в дистантной позиции (примеры 16-19): (16) Респ-т: ... (495)7 Und ich bin nach Berlin gegangen zur Familie, II (496) und sollte mich dann auch untersuchen lassen ... Инт-ер: (540) Sie haben dann da gearbeitet Pecn-m: (541) Jaja, ich musste, jajaja, II (542) unentgeltlich naturlich II (543) und auch nichts zu essen gekriegt. II (544) Doch, ein Russe hat mir mal eine Scheibe Brot II (545) und eine Handvoll Zucker zugesteckt. Инт-ер: (546) Das war also in Berlin \ 495 (17) Pecn-m:... (121) da kam ja nachher der Krieg, II (122) und da kam die Kinderlandverschickung, II (123) und wir kamen dann drei Klassen aus unserer Schule II (124) kamen dann, II (125) ah, bei Breslau waren wir dann dort... Инт-ер: (133) Wie alt waren Sie da? Pecn-m: (134) Das war 1941, II (135) ich war vierzehn. Инт-ер: (136) Und das waren drei Klassen, f 123 II (137) die
