Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Модальность в механизмах языка, сознания и коммуникации 28-76
1.1. Объем и разряды категории модальности в лингвистических работах 31 -43
1.2. Модальность как антропоцентрическая коммуникативная категория 44 - 45
1.3. Антропоцентричность модальности как производное от функции самовыражения 46-49
1.4. Межкатегориальные связи модальности как когнитивно-прагматической категории 50-57
1.5. Эгореферентность языковых средств модальности 58-61
1.6. Логическая структура модального отношения и её отражение в высказывании 62-67
1.7. Содержательные разряды лингвопрагматической категории модальности. Эпистемическая модальность и средства её воплощения в немецком языке 68-73
Выводы к главе I: 74-76
Глава II. Немецкие модальные слова как мастеренный грамматический класс 77- 138
2.1. Германистические традиции в обсуждении модальных слов: Modaladverbien, Modalpartikeln, Modalworter 77 - 83
2.2. Категориально-грамматическое значение модальных слов и их лексико-семантические разновидности 84-92
2.3. Нефлективная морфологическая природа модальных слов и их категориальное отличие от качественных наречий 93 - 96
2.4. Структурно-синтаксический аспект рассмотрения модальных слов 97-105
2.5. Типы семантико-синтаксических отношений модальных компонентов в составе предложения 106- 119
2.6. Средства грамматической связи модальных компонентов в составе предложения 120- 132
Выводы к главе II 133- 138
- Объем и разряды категории модальности в лингвистических работах
- Модальность как антропоцентрическая коммуникативная категория
- Германистические традиции в обсуждении модальных слов: Modaladverbien, Modalpartikeln, Modalworter
- Категориально-грамматическое значение модальных слов и их лексико-семантические разновидности
Введение к работе
В современной, междисциплинарно ориентированной лингвистике грамматика понимается весьма широко. Она истолковывается нередко глобально как грамматическое учение об устройстве связной речи [Адмони 1985; Эйхбаум 1991], рассматриваемой со стороны формы, содержания и функций в их проекции на человека познающего, говорящего и действующего словом. Увеличение количества и сложности изучаемых в грамматике объектов и расширение горизонтов стоящих перед грамматикой задач отражают общий характер современной лингвистики: её устремленность к комплексному рассмотрению языковых явлений, в которых грамматическое и лексическое, синтаксическое и морфологическое, семантическое и прагматическое даны в слитном виде. Они отражают лингвистические приоритеты к выделению и классификационному объединению разноплановых и разноструктурных форм по принципам функционально-семантических полей, «категориальных ситуаций» [Бондарко 1978; 1983; 1985; 2002; 2005], «узуальных смыслов» [Варшавская 1984, 2008], центра (прототипов) и периферии [Павлов 1996; Лакофф 2004] и т.д.
Расширительное понимание грамматики исходно принято и в настоящем диссертационном исследовании, посвященном обсуждению места и функций модальных лексико-синтаксических средств, взятых в диахронической перспективе их эволюционного развития, в строе немецкого языка. Грамматика слова, лексико-грамматического класса слов и грамматика компонентов (синтаксических построений с их участием) предстаёт, таким образом, как описание их разноформатных связей с другими составляющими
целостной конструкции, с самим целым, связей и роли предложений с их включением в составе дискурс-текста.
Кристаллизация тех или иных грамматических категорий и форм, предполагающая устойчивость их обобщённого категориально-грамматического значения и стабильность функциональных нагрузок в составе целого, протекает в языке достаточно медленно, сложно и противоречиво. Это и понятно: развитие языка и его грамматической системы осуществляется под влиянием очень многих факторов внутриязыкового и экстралингвистического порядка, системно закономерных и относительно случайных. Учесть воздействие всех из них на формирование того или иного грамматического класса слов, их частных лексико-грамматических группировок, семантико-синтаксических разрядов компонентов грамматических построений и т.п. практически не представляется возможным. Это ещё в большей степени относится к языковым единицам, задействованным в сфере экспликации динамичных категорий актуализационного и, особенно, модально-коммуникативного ряда высказывания, напрямую связанных с личностью человека говорящего, с постоянно меняющимися условиями коммуникативно-речевого акта, с жанрово-стилистическим своеобразием текстов. К таковым, бесспорно, следует отнести модальные элементы речи, представленные в немецком языке разноструктурными синтаксическими формами: от отдельной словоформы до цельного предложения.
Модальные компоненты обладают исторически изменчивыми
формально-грамматическими, структурно-синтаксическими и
функционально-семантическими признаками. На них проецируются, кроме того, своеобразие грамматического строя и отчасти идиоэтническая специфика немецкого языка на том или ином
временном срезе. Поэтому они не выступают в одном и том же, неизменном грамматическом качестве на протяжении всей своей истории. Более того, на любом из синхронных срезов немецкого языка, как это вскрывает грамматический анализ, они не представляют собой однородного гомогенного явления во внутреннем устройстве немецкого языка. Модальные компоненты (МК) - это сложная функциональная подсистема языковых средств, потенциал которой формируется под влиянием различных факторов: лексического наполнения и структурного состава грамматической конструкции, значений разрядов грамматических категорий, оформляющих выражение составляющих синтаксического построения, семантико-смысловых отношений компонентов целого, контекстуальных связей предложений с МК и ситуативно-речевых параметров разворачивающегося дискурс-текста.
На самых ранних этапах существования немецкого языка в текстах древневерхненемецкого периода многие из них, как показало исследование, находятся в разной степени зависимости от лексико-структурного наполнения предложения. С одной стороны, в целом ряде случаев они ещё очень тесно связаны через своё денотативное значение с семантикой глагольной лексемы и не достигают того уровня переосмысления и грамматической абстракции, которая бы однозначно позволяла считать их лексико-грамматическими единицами, служащими для выражения «модальности говорящего». В этом качестве их можно было бы назвать «потенциально-модальными словами». Но уже и в таком их употреблении, по крайней мере для некоторой части из них, видны «ростки» тех новых грамматических функций, к которым они устремлены; здесь явно проступают речемыслительные механизмы их «вживания» в новую для них
грамматическую категорию. Таким семантическим пространством для самых частотных из них в древнейшие периоды немецкого языка -для слов uuar и giuuesso (истинно, по правде, действительно) - становятся микроконтексты с verba dicendi, verba cognoscendi и verba sentiendi, в которых «плавится» их исходная и формируется новая грамматическая семантика.
С другой стороны, те же самые лексемы используются в древних текстах и в иных семантико-синтаксических условиях, в иных, коммуникативно акцентированных начальных и конечных позициях предложения, в составе предложенческих структур типа daz ist algewis и т.д. Здесь они уже в полной мере проявляют своё модально-оценочное эпистемическое значение.
Все эти факты заставляют усомниться в справедливости, или* по крайней мере в излишней категоричности, высказывания Германа Пауля, наложившего когда-то своим авторитетом, хотел он того или нет, вето на изучение модальных лексико-синтаксических элементов в древние периоды существования немецкого языка и оставившего их по старой традиции в недифференцированном объединении Adverbia (наречия), где-то между грамматическими классами наречий и частиц1. Примечательно в этой связи его высказывание, сделанное, правда, в
1 В немецких грамматиках сосуществуют две параллельные терминологические системы для обозначения соответствующих грамматических явлений. Одни грамматисты исходят из общего класса неизменяемых слов (Undeklinierbare) и подразделяют их далее на наречия, союзы, предлоги и частицы. Другие исследователи исходно объединяют все неизменяемые слова в рамках широкого класса частиц (Partikeln) с выделением в дальнейшем разных их подтипов: адвербиальных (Adverbialpartikeln), предложных (Prapositionalpartikeln), союзных (Konjunktionalpartikeln) и т.д. См. подробнее об этих традициях немецкой грамматической терминологии: Р: Eisenberg. Grundriss der deutschen Grammatik. Bd. 2: Der Satz. Stuttgart, 1999. S. 207-209.
отношении средневерхненемецкого периода: «В
средневерхненемецком не существует модальных частиц, которые были бы обязательны для определённых способов выражения модальности»1.
Кроме того, бросается в глаза и то обстоятельство, что классические многотомные исторические грамматики немецкого языка Я. Гримма, О. Бехагеля, В. Вильманса, Г. Пауля и др. практически не содержат даже упоминаний о данном грамматическом материале. Даже такой тонкий лингвист и ценитель языковых фактов, как Отто Бехагель, поражающий современного германиста богатством и разнообразием иллюстративного исторического материала по многим вопросам грамматического строя немецкого языка, в семантической классификации наречий более чем скромно упоминает и приводит лишь несколько примеров таких выражений из текстов средневерхненемецкого. Он называет подобного рода' языковые единицы в соответствии со своими теоретическими взглядами «наречиями», выражающими суждение говорящего о действий, возможности и ценности действия: «... das Urteil des Sprechenden Ciber die Handlung, uber ihre Moglichkeit, ihren Wert» [Behaghel 1924: 10-11].
В новейшей германистике среди работ по исторической грамматике и синтаксису немецкого языка также нет специальных исследований, посвященных описанию лексико-синтаксических средств модальности в древние периоды развития немецкого языка. Регистрация, таких средств носит большей частью случайный и фрагментарный характер, что значительно уменьшает их научную
1 «Modalpartikeln, welche fur gewisse modale Ausdrucksweisen obligatorisch waren, gibt es im Mittelhochdeutschen nicht» (Paul H. Mittelhochdeutsche Grammatik. 24. Aufl. Tubingen, 1998. S. 298).
ценность [Schwarz 1975; Ebert 1978; Greule 1999; Meineke, Schwerdt 2001; Schrodt 2004; Simmler 2003, 2007a].
Выше было обрисовано весьма схематично состояние проблемы, сложившееся в сфере диахронического изучения лексических (неглагольных) и лексико-синтаксических средств модальности в немецкой грамматике. Оно резко контрастирует с положением дел в области научного описания собственно глагольных средств модальности: форм глагольного наклонения и так называемых модальных глаголов. Разряды морфолого-грамматической категории наклонения и функционально сопоставимые с ними модальные глаголы всегда находились в фокусе внимания и зарубежных и отечественных германистов; им, к примеру, в упомянутых исторических грамматиках немецкого языка, посвящены весьма обширные разделы.
Вместе с тем в ходе проведенного обследования ведущих письменных памятников немецкого языка была установлена весьма широкая употребительность средств эпистемической модальности -обозначений когнитивных установок знания и мнения говорящего лица, его истинностных оценок сообщаемого. Обнаруженный здесь фактический материал позволяет, как кажется, несколько иначе взглянуть на интересующую нас проблему.
Почему же слова и выражения модальной семантики лишены в немецкой грамматике своей «грамматической истории»? Собственно говоря, этот вопрос изначально и обозначил основной круг исследовательских задач: 1) проследить на протяжении длительного периода развития немецкого языка процессы и механизмы вхождения в высказывание разноструктурных компонентов, сформированных на базе слов модально-оценочной семантики; 2) выявить основные пути,
по которым шло эволюционное развитие семантико-синтаксических разрядов таких компонентов; 3) описать, как оттачивались и варьировались формы их синтаксического воплощения в грамматических структурах; 4) представить шкалу функциональных нагрузок модальных компонентов (МК) в составе целого на том или ином временном срезе; 5) в конечном итоге, вскрыть те качественные сдвиги в ходе всех этих процессов, которые и позволяют говорить об особой функциональной подсистеме лексико-синтаксических средств, обслуживающих часть грамматики немецкого языка.
В предпринятом исследовании осуществляется комплексное сопоставительно-диахроническое описание разноструктурных МК с точки зрения их формы выражения, денотативного значения, синтаксических функций, коммуникативно-прагматической нагрузки и дискурсивно-текстовои роли в составе целостных грамматических построений.
По своей общей направленности изучение разноплановых свойств МК осуществляется в зоне взаимодействия лексики и синтаксиса (грамматики) -двух базовых "полусфер" языка [Гумбольдт 1984; Матезиус 2003; Якобсон 1985; Buhler 1982 и др.]. Это противопоставление лексики и грамматики выявляется в лингвистике на семиотических и функциональных основаниях и в работах известных отечественных германистов традиционно проводится как ориентированное на взаимодополнительность этих двух сфер [Зиндер, Строева 1957, 1962; Павлов 1985, 1996; Харитонова 1982; Шендельс 1982; Эйхбаум 1991; Ярцева 1968 и др.].
МК рассматриваются на фоне и как составляющие определенного типа грамматических конструкций с учётом лексического наполнения, структурного состава, семантико-
смыслового взаимодействия компонентов и включённости наличного построения в ситуативно-речевой контекст.
Принятое направление исследования опирается на фундаментальный методологический тезис лингвистики о целесообразности и оправданности выделения в комплексных языковых явлениях разных их граней, аспектов, сторон, обращенных к лексемно-номинативной и синтактико-комбинаторной линиям развертывания речевого смысла [Жинкин 1982; 1998; Исследование речевого мышления 1985; Кацнельсон 1972; Леонтьев 2003а; Леонтьев 20036; Павлов 1996; Сидоров 1987 и др.]. В точке пересечения этих линий задаются основные функциональные параметры элементов речевого высказывания.
Исходным теоретическим основанием выделения обсуждаемой в диссертации частной функциональной подсистемы языковых средств модальности - разноструктурных лексико-синтаксических образований эпистемической семантики - является истолкование языковой категории модальности с позиций антропоцентризма и теории языковой личности. Основные принципы антропоцентрического подхода, нацеленного на изучение языковых категорий и средств их манифестации с точки зрения ведущего "антропоцентра" коммуникации - говорящей личности, нашли всестороннее освещение в многочисленных работах ведущих отечественных и зарубежных лингвистов [Арутюнова 1981, 1998; Арутюнова, Падучева 1985; Архипов 2001; Варшавская 1999, 2002, 2007, 2008; Гак 1978, 1982, 1998; Караулов 2004; Макаров 2003; Падучева 1982; Поспелова 2001; Почепцов 1980; Пушкин 1989; Серебренников 1988; Сусов 1979, 1980, 1983, 1984, 1986, 1989, 2007; Формановская 2007; Человеческий
фактор 1992; Бенвенист 1974; Грайс 2004; Дейк Т. ван 1978; Остин 2004; Сёрль 2004; Хельбиг 1978; Wunderlich 1976 и др.].
Модальность трактуется в настоящей работе с коммуникативных позиций как лингвистическая категория, разноплановые средства^ воплощения которой представляют собой «эго-проекции» когнитивных установок человека говорящего, его эмоциональных состояний и волевых проявлений в дискурс-текст. Такой подход позволяет сконцентрироваться в диссертации на функционально значимых характеристиках изучаемых языковых образований в их коммуникативном бытии и описать основные закономерности их использования как составляющих речевых высказываний и определенного типа дискурс-текстов, обслуживающих многообразную коммуникативно-речевую практику людей в различных сферах их социальной жизни [Арутюнова 2000; Карасик 2002; Чернявская 2006; 2007; Brinker 2001; Heinemann М., Heinemann W., 2002; Vater2001].
Эпистемическая модальность является разновидностью коммуникативной модальности, наиболее обширной по количественному составу языковых средств выражения, частотности их использования и коммуникативной значимости в современном немецком языке [Admoni 1986: 211; Brinkmann 1962: 346-347; Dieling 1985, 1986; Dopke 1988; Gulyga 1977: 83; Helbig G., Helbig A. 1990: 47-57; Hoberg 1973; Spranger 1972: 288]. Она широко представлена также в текстах древневерхненемецкого периода [Адмони 1963: 39-40] и на последующих синхронных срезах немецкого языка. В диссертационном исследовании описываются основные линии диахронических изменений в сфере коммуникативной авторизованной модальности в немецком языке, начиная с древнейших периодов его письменной истории.
Актуальность исследования определяется тем, что оно выполнено в рамках антропоцентрического, когнитивного и дискурсивно-текстового лингвистических направлений, базирующихся на комплексном динамическом рассмотрении языка, языковых явлений и процессов. Интегративный подход к изучаемому объекту задаёт уровни грамматического анализа МК: это - целостные грамматические конструкции и фрагменты дискурс-текста. Избранный подход обусловливает, кроме того, соотнесенность проводимого исследования с активно разрабатываемой в современной лингвистике теорией грамматикализации и грамматики конструкций, комплексно рассматривающей процессы и механизмы смыслообразования, функциональной нагрузки разнотипных языковых средств в специфических контекстуально-ситуативных условиях.
Использование интегративной методологии
антропоцентрического, когнитивного и дискурсивно-текстового подходов и теории грамматикализации позволяет уже на самых древних этапах письменной истории немецкого языка выделить класс потенциально-модальных компонентов (ПМК) в их структурной и денотативно-смысловой разноплановости, семантико-синтаксическом разнообразии и в дискурсивно-текстовой полифункциональности.
Цель исследования заключается в анализе состояния одной из лексико-синтаксических подсистем - разноструктурных МК эпистемической семантики - в древнейшие периоды и в выявлении эволюционной динамики исторических изменений в этой подсистеме на последующих этапах развития грамматического строя немецкого языка.
Достижению этой общей цели содействует решение следующих конкретных задач:
- сформировать на базе текстов древневерхненемецкого
периода корпус МК эпистемического содержания, денотативно
сосредоточенных на выражении когнитивных установок знания и
мнения говорящего и его истинностных оценок сообщаемого, а также
выявить их текстовые соответствия на последующих временных
срезах грамматической системы немецкого языка;
- проанализировать семантико-синтаксические отношения
между составляющими грамматических построений с включением МК
с целью определения синтаксических функций МК в текстах одного /
разных синхронных срезов;
- выявить формально-структурные, лексические, семантико-
синтаксические, контекстуальные, коммуникативно-прагматические
факторы, определяющие функциональную нагрузку МК в составе
целого;
- установить диапазон синтаксических функций и
корреспондирующих с ними функционально-семантических нагрузок
МК в каждом из привлекаемых к анализу текстов, а также провести
сопоставление наборов этих функций друг с другом; результатом
указанного сопоставления должно быть описание общей
"грамматической картины" состояния анализируемой функциональной
подсистемы в тот или иной период существования немецкого языка;
- провести последовательный сопоставительно-диахронический
анализ семантико-синтаксических отношений, дискурсивно-текстовой
роли и коммуникативно-прагматического потенциала МК в составе
целостных грамматических построений с целью выявления
эволюционной динамики в сфере употребления немецких модальных
форм эпистемической семантики, взятых в перспективе их
диахронического развития;
- определить основные диахронические источники, в «недрах»
которых исходно формируется эпистемический модальный смысл, -
грамматические конструкции определенного лексико-синтаксического
наполнения, структурирующие и оформляющие выражение
соответствующих типов денотативных ситуаций;
- установить общую диахроническую базу МК и описать
основные линии их качественных изменений в определенных типах
языковых моделей высказывания в их различных текстовых
реализациях;
- обозначить место МК в наиболее подвижной динамической
области грамматики языка - в «грамматике говорящего»,
описывающей не физический мир, а внутренний мир субъекта мысли
и речи, его представленность в речевом высказывании.
Диссертация выполнена на материале разножанровых текстов одной тематической направленности, относящихся к разным временным этапам существования немецкого языка.
Исходную основу для сопоставительно-диахронического исследования МК в главах IV-VI настоящей работы составляют тексты религиозной тематики, представляющие собой перевод канонических книг Евангелия, образующих «Новый Завет», их истолкование или переложение на диалекты франкской языковой общности. Это -«Древневерхненемецкий Тациан» (восточнофранкский диалект, около 830 г.) в издании Эдуарда Зиверса, «Евангелическая гармония» Отфрида - поэма в пяти частях (южно-рейнскофранкский диалект, около 865 г.) под редакцией Оскара Эрдмана и богословский трактат архиепископа Севильского Исидора «О вере католической на основании Ветхого и Нового Завета против иудеев» — «Древневерхненемецкий Исидор» (рейнскофранкский диалект, около
800 г.) в издании Ганса Эггерса. Круг этих древних текстов изначально
задан в немецкой германистике объективными историческими
причинами; это - наиболее обширные дошедшие до нас письменные
памятники древневерхненемецкого периода. В сравнительно-
сопоставительных целях к проводимому анализу привлекается далее
текстовый материал: 1) немецкой Библии, изданной Й. Ментелем в
1466 году в Страсбурге и по своим основным лингвистическим
характеристикам относимой историками немецкого языка к концу
средневерхненемецкого периода - 1-ой половине
ранненововерхненемецкого периода [Kettmann 1971; Simmler 2007b]; 2) перевод Библии, сделанный М. Лютером и впервые изданный в 1545 году и 3) перевод «Нового Завета» на современный немецкий язык 1985 года издания.
В первых двух главах диссертации, освещающей общие вопросы языковой категории модальности и функционирования МК в составе грамматических построений, использованы примеры из современной немецкой художественной литературы XX века.
Представленные в диссертации обобщения опираются на анализ почти 3750 текстовых фрагментов, извлеченных методом сплошного обследования источников, указанных в списке иллюстративного материала. Корпус собранного материала распределяется по отдельным текстам следующим образом: «Исидор» — 50 текстовых извлечений; Тациан - 920 (с учётом текстовых соответствий в Библии Ментеля, Лютера и в современном тексте Библии); поэма Отфрида -1100 текстовых фрагментов и 350 текстовых соответствий на других синхронных срезах; 226 латинских соответствий в двуязычной «Евангельской гармонии» Тациана; современные художественные тексты - 1100 текстовых реализаций МК.
В текст диссертации включены свыше 370 текстовых фрагмента.
Методологической основой исследования являются следующие общетеоретические положения: 1) современные представления об антропоцентрическом характере речемыслительной и коммуникативной деятельности человека говорящего (В.В. Богданов, А.Г. Поспелова, И.П. Сусов, Л.П. Чахоян, Т. ван Дейк, Дж. Сёрль, Й.З. Шмидт и др.); 2) тезис о взаимодействии и взаимообусловленности лексического и грамматического в синтаксических построениях (В.М. Жирмунский, Л.Р. Зиндер, Т.В. Строева, И.Я. Харитонова, Н.В. Ярцева и др.); 3) концепция связанности и взаимопроникновения уровней лингвистического анализа - формально-структурного, семантического и концептуального (речемыслительного) - и комплементарности семасиологического и ономасиологического подходов при выявлении места и роли языковых категорий и разноплановых средств их выражения во внутренней структуре естественного языка (Э. Бенвенист, А.И. Варшавская, С.Д. Кацнельсон, Г.Н. Эйхбаум и др.).
В настоящей диссертации используются методы
сопоставительно-диахронического, синхронно-сопоставительного,
функционально-семантического и коммуникативно-прагматического анализа, а также методы трансформации и статистическая обработка эмпирических данных.
Рабочая гипотеза диссертационного исследования опирается
на исходное положение о том, что МК являются частью динамической
подвижной сферы грамматики языка, описывающей
разнопорядковыми средствами внутренний мир человека мыслящего и говорящего: его когнитивные установки, эмоциональные состояния и волевые проявления. В силу абстрактности, градуируемости и субъективности концептов, структурирующих внутренний мир
человека, соответствующие им языковые репрезентации, в том числе лексико-синтаксические (МК), не лежат в одной функциональной плоскости. Они обслуживают разные стороны познавательного речемыслительного процесса и участвуют в выражении разных типов языковой семантики: денотативной, модально-оценочной, грамматической, экспрессивно-прагматической, а также их комбинаций. Категориальный статус МК может быть раскрыт на основе их комплексного многоаспектного анализа как элементов грамматических организаций и составляющих дискурс-текста.
Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые:
- осуществляется диахроническое исследование
разноструктурных лексико-синтаксических средств эпистемической
модальности, которые не были до этого предметом специального
изучения в немецкой германистике;
на основе широкого фактического материала, взятого в диахронической перспективе, в опоре на сравнительно-сопоставительную методику и интегративный грамматический анализ модально-оценочных включений ставится вопрос о наличии уже на самых ранних, письменно зафиксированных этапах существования немецкого языка в его диалектных вариантах модальных элементов эпистемической семантики;
выявляются ведущие линии диахронических изменений в области коммуникативной авторизованной модальности и основные закономерности в грамматической эволюции модальных форм речи немецкого языка в сторону их грамматикализации, дискурсивизации и прагматизации;
- МК рассматриваются с антропоцентрических позиций как
языковые «эго-проекции» субъекта речи в дискурс-текст, денотативно
нацеленные на описание его внутреннего мира;
- проводится функциональный анализ МК на основе
комплексной методики, обращенной к разным аспектам изучаемого
грамматического явления; эта методика позволяет раскрыть
динамический и полифункциональный характер МК в их исторически
обусловленном качественном своеобразии.
Теоретическая значимость исследования заключается в разработке особой области грамматики языка - «грамматики говорящего», описывающей то, как представлена в своём высказывании речетворческая личность. Предложенная комплексная методика позволяет уточнить некоторые положения диахронической лингвистики относительно МК как части грамматики немецкого языка.
Практическая ценность работы обусловлена её результатами, которые могут быть использованы в теоретических курсах истории и грамматики немецкого языка, а также в лексикографических целях при составлении словарей и справочников.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. МК в древних текстах денотативно сосредоточены на выражении значений эпистемического модуса: когнитивных установок знания и мнения говорящего лица и его истинностных оценок достоверности сообщаемого. Выражение модальных значений дискурсивно и коммуникативно связано и характеризуется вариативностью в зависимости от типа текста и коммуникативных целей говорящего. Эпистемическое значение МК осложнено, как правило, в контекстах речи сопутствующими значениями уверенности
I сомнения, проецирующими в дискурс контакт говорящего с адресатом. Синкретизм при выражении модальных значений является закономерным следствием взаимодополнительности прагматических оснований языковых функций экспликации отношения человека к миру и его воздействия на партнёра по коммуникации.
2. МК представлены на всех анализируемых синхронных срезах
разноструктурными синтаксическими формами: краткими качественно-
оценочными словами, производными наречными образованиями,
падежными словоформами, предложно-субстантивными и предложно-
адвербиальными словосочетаниями, сентенциональными структурами.
Единая грамматическая природа ядерных элементов этих
грамматических образований, одинаковая денотативная
устремленность к выражению значений эпистемического модуса и
сходные функциональные нагрузки в составе текстовых
составляющих позволяют объединить разноструктурные МК на
обозначенных содержательных основаниях в рамках открытой
функциональной подсистемы эпистемических модальных средств
немецкого языка.
3. В семантико-синтаксическом ракурсе МК не образуют
единообразного грамматического явления. В древневерхненемецкий
период среди них выделимы следующие синтаксические разряды: 1)
модальные детерминанты с семантико-смысловой отнесенностью ко
всему составу построения; 2) модальные детерминанты с
комплексной функциональной нагрузкой, совмещающие денотативно-
смысловую и служебно-грамматическую функцию; 3) модальные
предикативы, входящие в модель предложения как её структурно
необходимые члены и обозначающие содержание эпистемической
оценки говорящего в её обезличенном варианте; 4) качественно-
модальные обстоятельства с однонаправленной смысловой устремленностью к предикату предложения; 5) модальные интенсификаторы, дублирующие эпистемическое значение предиката и выполняющие экспрессивно-прагматические функции в составе синтаксического образования.
Общий набор данных синтаксических функций МК представлен на всех анализируемых синхронных срезах; он перераспределяется по частотности реализации в соответствии с жанрово-типологической спецификой древних текстов и эволюционными изменениями модальных форм в диахронии немецкого языка.
В коммуникативно-прагматическом плане относительно автономное положение детерминирующих МК (основной синтаксический разряд МК) в содержательной структуре предложения как членов, «прислоняющихся» ко всему составу построения / «вклинивающихся» в смысловые связи составляющих, оказывает сегментирующее воздействие на грамматическую конструкцию и формирует намеренно расчленённое сообщение. Прагматическая цель таких приёмов - формирование локального напряжения в поступательном развитии коммуникации и на этой базе повышение эффективности речевого воздействия на адресата.
Признаковая природа ядерных элементов МК является исходной диахронической базой формирования эпистемических значений на основе семантического переосмысления качественного признака в модально-оценочный в процессе метафорического переноса из одной концептуальной области в другую: из сферы качественной атрибуции сущностей внешнего мира в сферу внутреннего мира говорящего. Метафорическому переносу с внешнего на внутреннее сопутствует кардинальная перестройка смысловых
связей между составляющими построения, имеющего в своём составе МК: одноядерная предикативная структура расщепляется на двухядерную, с двумя логическими и смысловыми предикатами разного ранга.
6. Диахронической базой модальных компонентов
эпистемической семантики выступают некоторые типы
грамматических конструкций, в отношении которых они проявляют
тенденцию к преимущественному употреблению. Соответствующие
высказывания формируют микроконтекст переосмыслений и являются
катализаторами семантических преобразований качественно-
признаковых слов, их смещения из сферы описания параметров
внешнего физического мира в область выражения внутренних
состояний человека говорящего. Такими синтаксическими
конструкциями оказались сентенциональные образования,
сосредоточенные в немецком языке на обозначении денотативных
ситуаций следующих типов: 1) речетворчества говорящего; 2) его
разнообразной мыслительной деятельности; 3) ситуации
классификации и 4) ситуации идентификации сущностей; 5)
экзистенциональные.
7. Диахроническая эволюция модальных форм речи немецкого
языка, по данным обследованных текстов, протекает по трём
основным линиям: 1) в направлении грамматической стабилизации
(категоризации) и закрепления за эпистемическими значениями
определенной грамматической формы выражения через структурно-
грамматическое обособление (парцелляцию), словопорядок,
синтагматическое объединение с союзно-связующими элементами
высказывания, интонационное выделение и пр.; 2) в направлении
приобретения МК служебно-союзной (дискурсивно-текстовой) функции
с последующим замещением их в ряде случаев специализированными союзными средствами немецкого языка; 3) в направлении субъективизации и приобретения МК экспрессивно-прагматических функций интенсификаторов, участвующих в градуировании составляющих построения по степени их смысловой важности в контексте сообщения.
Апробация работы. Результаты исследования обсуждались на международных и межвузовских конференциях факультета филологии и искусств СПбГУ (2004-2008 гг.), на международных конференциях IV и V съезда Российского союза германистов в Санкт-Петербурге и Москве (2006 и 2007 гг.). По материалам диссертации в Санкт-Петербургском государственном университете читается спецкурс «Компоненты простого предложения и их истолкование в истории языковедения» (2003-2007 гг.).
По теме диссертации опубликовано 29 работ, в том числе монография «Коммуникативная модальность и эпистемические модальные компоненты в немецком языке (синхрония и диахрония)». СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007 (общий объём 14 п.л.).
Структура работы. Диссертация состоит из введения, шести глав, заключения, библиографического списка, списка источников иллюстративного материала и принятых в тексте работы сокращений, а также списка использованных при написании работы словарей.
Объем и разряды категории модальности в лингвистических работах
Дискуссии по поводу обозначенных в названии параграфа проблем с завидным постоянством то возобновляются, то затухают вместе со сменой в лингвистике приоритетных установок в изучении языка и его категорий на том или ином витке развития языковедения.
При этом, как известно, предлагаются их различные решения соответственно сложившейся «системной парадигме» лингвистических знаний, образующей в тот или иной период метапространство языковедческой науки 1. В последние годы по этим вопросам появились довольно многочисленные монографические и диссертационные исследования, а также работы обзорного характера на материале разных языков 2. Эти работы в определённой мере облегчают автору настоящей диссертации сходную задачу и освобождают его от подробного изложения истории вопроса; они дают ему возможность сосредоточиться на наиболее известных концепциях модальности, имеющих широкое хождение главным образом в отечественной и зарубежной германистической среде.
В современной лингвистике объём языковой модальности сформирован, как уже указывалось, за счёт разнородных по своей внутренней природе и функциональному назначению категорий. Поэтому можно согласиться с вполне справедливым, но несколько категоричным мнением М.М. Михайлова о том, что «по-прежнему модальность - своего рода «мусорная яма», где находят себе место многие малоисследованные категории и единицы языка» [Михайлов 1994: 32]. Неопределенное положение дел, сложившееся в сфере изучения модальности, констатируется и в коллективной монографии Института лингвистических исследований РАН «Проблемы функциональной грамматики. Темпоральность и модальность». Этот том в основном посвящен проблемам модальности и представляет лингвистической общественности некоторый итог в данной сфере. В соответствующих разделах указанной монографии А.В. Бондарко, а также Л.А. Бирюлин и Е.Е. Корди отмечают шесть основных типов значений, признаваемых разными лингвистами в качестве модальных: «реальность / нереальность», «оценка достоверности», «возможность / необходимость / желательность», «целевая установка», «утверждение / отрицание», «эмоциональная и качественная оценка» [Бондарко 1990: 59-60; Бирюлин, Корди 1990: 67-68].
Этот набор модальных значений создаёт весьма пёструю картину семантического объёма языковой модальности, а разные классификационные основания выделяемых разрядов затрудняют их систематизацию в рамках единой категории. Кроме того, затемняются и остаются непрояснёнными соотношение и взаимодействие модальности с другими категориями модусного ряда, прежде всего, с коммуникативной целеустановкой, утверждением / отрицанием, с категорией оценки. Это не означает, конечно, что у конкретного автора, изучающего те или иные аспекты модальности, непременно представлены все типы значений из приведённого перечня. Данное перечисление у А.В. Бондарко и у Л.А. Бирюлина и Е.Е. Корди призвано иллюстрировать лишь тот момент в изучении категории модальности, насколько широко трактуется эта категория в современной лингвистике. В действительности модальность рассматривается в подавляющем большинстве работ как двух- или трёхразрядная категория. Рассмотрим наиболее популярные подходы, имеющие широкое использование среди германистов при описании языка.
Концепция языковой модальности как выражения «отношения содержания высказывания к объективной действительности в плане его реальности / нереальности» является, пожалуй, самой распространённой в теоретических и практических немецких грамматиках отечественных авторов (О.И. Москальская, Е.И. Шендельс, Е.В. Гулыга, М.Д. Натанзон, М.Г. Арсеньева и др.). Подобным образом, к примеру, определяет модальность Е.В. Гулыга: «Модальность - это синтаксическая категория, выражающая соотношение между высказыванием и объективной действительностью с точки зрения говорящего... Модальность находит своё выражение в двух коррелятивных категориях: модальности действительности и модальности недействительности...» [Гулыга 1971: 47].
Модальность как антропоцентрическая коммуникативная категория
Антропоцентричность, обращённость категории модальности к человеку говорящему и оценивающему является самой общей и одновременно самой всепроникающей её характеристикой. Эта категория вбирает в себя важнейшие языковые проекции знаний, воли и чувств говорящей личности в дискурс-текст и опосредует, тем самым, одну из главных функций естественного языка - функцию самовыражения, саморепрезентации говорящего через язык в процессе речетворческой деятельности.
Впервые эту фундаментальную функцию языка в ясной форме обозначил, по-видимому, Карл Бюлер. В рамках своей коммуникативной модели знака и языка он выделил, как известно, три основные функции. В соответствии со схемой К. Бюлера и комментариями к ней таковыми являются: репрезентативная, т.е. функция представления предметов и положений дел («Darstellung von Gegenstanden una! Sachverhalten»); экспрессивная - функция выражения внутренних состояний, эмоций и позиций отправителя («Ausdruck des Senders») и апеллятивная («Appell an den Empfanger») [Buhler 1982: 28]. Главенствующая роль среди этих функций у К. Бюлера принадлежит репрезентативной. Но не оспаривая её ведущей роли, он говорит также о возможности доминирования в определённых условиях речи любой из названных функций [он же: 36-38]. К тому же каждое из выделенных К. Бюлером функционально-смысловых отношений («язык - внешний мир», «язык - отправитель», «язык - получатель») открывает и очерчивает, как кажется, свою собственную область лингвистических явлений и средств.
Функция самовыражения говорящего стала также организующим центром лингвистической концепции известного немецкого исследователя Хенига Бринкмана. X. Бринкман рассматривает язык как неотъемлемый, дополняющий человека функциональный компонент, своего рода «conditio humana», который обеспечивает вхождение человека в окружающее жизненное пространство. В этой связи он пишет о том, что «человек обладает языком и через него способностью к экстериоризации во внешний мир, или иначе: человек испытывает потребность к экстериоризации и может осуществить эту потребность через язык» («... der Mensch hat die Sprache und ist dadurch «erganzungsfahig», Oder der Mensch ist «erganzungsbediirftig» und kann die Erganzung durch Sprache leisten») [Brinkmann 1981: 31].
Эти отправные пункты созвучны современному антропоцентрическому направлению лингвистики в изучении языковых единиц с позиций человека говорящего и «действующего словом» -направлению, получившему стремительное развитие с 80-х годов прошлого столетия.
Концептуальное ядро антропоцентризма в современной лингвистике образует лингво-философское понятие «языковой личности», введённое вслед за академиком В.В. Виноградовым в широкий лингвистический оборот и впервые теоретически обоснованное в отечественной лингвистике Ю.Н. Карауловым [Караулов 1987: 238, 245 и др.]. Это понятие уже вошло в ряд научных академических изданий по лингвистике [Русский язык. Энциклопедия 1997; БЭС. Языкознание 2000: 412, 414, 567; Эффективная коммуникация 2005: 587-593 и др.]. Так, в словаре-справочнике «Эффективная коммуникация», в научной статье «языковая личность», написанной В.Н. Нерознак и И.И. Халеевой, даётся следующее определение этого понятия: «Языковой личностью можно считать любого индивида, реализующего свою языковую компетенцию в устной или письменной речевой коммуникации. Будучи носителем языка и принадлежа к определённой языковой общности ..., языковая личность являет собой одновременно индивидуальную разновидность языка, его личностное воплощение - идиолект» [Эффективная коммуникация 2005: 587].
В теории языковой личности и дискурса личности научный концепт «языковая личность» формализован в виде трёхуровневой структуры [Караулов 1987: 84-90; Сусов 1989: 9-16; Пушкин 1990: 50-60; Человеческий фактор 1991; Макаров 2003; Формановская 2007: 152-173 и др.]. В концепции Ю.Н. Караулова эти уровни соответствуют вневременному аспекту языковой личности [Караулов 1987: 39] и соотносятся с составляющими личности как речетворческой психолого-философской категории. Вербально-семантический уровень коррелирует, по Ю.Н. Караулову, с понятием языковой компетенции, с навыками владения говорящим человеком ресурсами языка. Тезаурусный, или когнитивный, уровень отражает связи языковой личности с внешним миром и состоит из единиц ментального плана - понятий, идей, концептов и т.д. Они складываются у каждого человека в ходе социальной и индивидуальной жизненной практики в более или менее упорядоченную динамическую «картину мира», которая соответствует иерархии его личностных ценностей; о «языковой картине мира» см., например: [Маслова 2004: 64-73]. Мотивационно-прагматический уровень проявляет себя через коммуникативные потребности, мотивы, цели, интересы и намерения индивидуальной языковой личности [Караулов 1987: 60-61].
Германистические традиции в обсуждении модальных слов: Modaladverbien, Modalpartikeln, Modalworter
Общепринятой и наиболее традиционной классификацией слов в грамматике является выделение разрядов частей речи. Части речи оцениваются в современной лингвистике, особенно в общем языкознании, как лексико-грамматические категории на функциональной основе [Серебренников 2000: 578]. Выделение этих категорий осуществляется, как известно, в опоре на три основных критерия: морфологическая форма, обобщенное грамматическое значение и синтаксические функции в речи. Эти критерии впервые в развёрнутой форме были сформулированы в отечественной лингвистике Л.В. Щербой [Щерба 1957: 63-84].
При этом выделение какого-либо грамматического класса слов становится принципиально возможным, если осознается тот факт, что за определенной частью индивидуальных лексических значений скрывается нечто общее для них - обобщенное значение, которое и объединяет всех представителей данного разряда в одну категорию. Это обобщенное значение некоторой совокупности лексем именуется в грамматике категориально-грамматическим, или просто -грамматическим - значением. Критерий категориально грамматического значения считается в частеречной классификации ведущим, ибо именно категориальное значение обусловливает «закрепление слов определенного типа в определенных синтаксических функциях в высказывании» [Эйхбаум 1996: 55]. Дополняют это ведущее классификационное основание критерии морфологической формы и синтаксической функции. Второстепенность двух последних из названных критериев становится особенно очевидной, когда грамматический анализ переносится в типологическую плоскость. Как показала вся история разработки грамматической классификации слов по разрядам частей речи, эти критерии обращены к тем сторонам языковых единиц, которые связаны прежде всего с отражением в грамматическом строе того или иного языка его идиоэтнической специфики в построении и организации языковых форм. Морфологический и синтаксический критерии не могут считаться достаточно надежными по крайней мере в двух отношениях. Во-первых, одно и то же типологически универсальное содержание может отливаться даже в близкородственных языках в разные морфологические формы (ср., к примеру, флективность немецких прилагательных и отсутствие таковой у современных английских прилагательных). А, во-вторых, в одном и том же языке за внешне однотипными формами может скрываться разное категориальное содержание.
Действительно, вряд ли, например, оправдано пренебречь категориально-грамматическим значением начальных компонентов в следующих парах немецких предложений и причислить их к одному и тому же, недифференцированному разряду обстоятельств лишь на основании того, что все они одинаково неизменяемы и принадлежат к уровню примарных членов, влияя на порядок расположения остальных составляющих в грамматической структуре немецких предложений; ср: Vermutlich kommt er gegen Abend - Langsam steigt er die Treppe hinauf; Hoffentlich ruft er mich an - Laut ruft er mir einen Gruss zu; Glucklicherweise ist er heimgekehrt - Schnell ist er davongelaufen.
Внешние морфолого-грамматические и структурно синтаксические показатели - морфологическая неизменяемость и примарность включения всех начальных компонентов в состав приведенных предложений - не отражают их разницы в глубинных семантико-смысловых отношениях с другими составляющими, а значит и не вскрывают их нетождественную синтаксичесую роль в составе целостной грамматической организации. Это нетрудно доказывается простым лингвистическим экспериментом на выделимость атрибутивного сочетания «Adverb+Verb». В результате такого рода приёмов может быть установлено, что не во всех таких адвербиально-глагольных сочетаниях первый компонент обозначает признак действия, внутренне присущий предикату. Во вторых предложениях этих пар такое выделение возможно: langsam hinaufsteigen, laut zurufen, schnell davonlaufen, а в первых предложениях - нет: vermutlich коттеп, hoffentlich anrufen, glucklicherweise heimkehren. Это означает, что обсуждаемые компоненты по-разному соотносятся с глагольным предикатом и обнаруживают разные содержательные функции в процессе «сложения смыслов» (Л.В. Щерба). Эти функции, как известно, соответствуют разным типам их грамматического значения как частей речи.
Категориально-грамматическое значение модальных слов и их лексико-семантические разновидности
Под давлением языковых фактов и реальных закономерностей функционирования МС в предложении лингвисты почти всегда так или иначе отмечают своеобразие их обобщенного значения. Это имеет место даже тогда, когда МС рассматриваются в широком объединении наречий или частиц. При этом общие квалификации их обобщенного значения, разумеется, отражают общетеоретические подходы лингвистов к языку и его единицам, которые господствуют на данном этапе развития языковедческой науки. Такие научные сведения можно получить и в некоторых классических грамматиках немецкого языка, написанных лингвистами прошлых поколений, хотя эти сведения здесь и не лежат на поверхности. Как отмечалось выше, О. Бехагель, например, говорит о словах типа sicher / sicherliche, giwisse / giwislich, ja, naturlich как о лексемах, выражающих «суждение говорящего о действии» [Behaghel 1924: 10]. Квалификация слов подобного рода с точки зрения их особого категориального значения подразумевается и в рассуждениях Г. Пауля о наречии. Г. Пауль отмечает неоднородность семантико-синтаксических связей наречия как компонента предложения. Он указывает при этом на отнесенность наречного компонента либо к предикату только, либо к «отношению субъекта и предиката» («Verhaltnis von Subj. und Prad.»). Для последнего случая Г. Пауль называет несколько семантических разновидностей таких «наречий»: 1) наречия, выражающие «заверения» (Versicherungen) - furwahr, wahrhaftig; 2) наречия, «обнаруживающие участие говорящего» или «содержащие его суждение о высказанном факте» («einen Anteil des Sprechenden verraten», «ein Urteil uber die ausgesprochene Tatsache enthalten» -leider, glucklicherweise, toricherweise); 3) наречия, являющиеся «выражением модальности высказывания» («Ausdriicke fur die Modalitat der Aussage») - gewiss, vielleicht, wahrscheinlich, moglicherweise, wohl, schwerlich, scheinbar, vermutlich, angeblich и т.п. [Paul 1956: 117].
В работах более близкого к нам периода - 60-х - 70-х годов прошлого столетия - как в зарубежной, так и в отечественной германистике преобладает истолкование обобщенного значения модальных слов на основе логико-философских категорий достоверности, реальности и т.п. Можно привести здесь некоторые из таких дефиниций. Например, В. Юнг говорит о «модальных наречиях достоверности и суждения» («Modaladverbien der Gultigkeit und des Urteils»), причисляя сюда слова типа ja, allerdings, bestimmt, freilich, gewiss, hoffentlich, moglicherweise, vielleicht, wahrscheinlich и некоторые другие [Jung 1966: 316]. Сходным образом описывается обобщенное значение МС в грамматике Й. Эрбена. Й. Эрбен определяет эти слова как «Adverbien der bedingten Gultigkeit, welche den Sicherheitsgrad (Gewissheit I Ungewissheit) der Aussage charakterisieren und sich auf die verschieden beurteilte Realitat des ausgesagten Geschehens beziehen -anscheinend, moglicherweise, vielleicht, vermutlich, (hochst-) wahrscheinlich, gewiss, bestimmt, zweifellos, sicher(lich), hoffentlich» [Erben 1972: 107-108, 178]. В этом же смысле по поводу обобщенного значения МС высказывается и ряд других отечественных и зарубежных германистов; см., например: [Москальская 1956: 366; Гуревич 1959: 80; Saidov 1969; Gulyga 1977: 83; Heidolph u.a. 1981: 496; Admoni 1986: 210; Eisenberg 1999: 215]. В указанных работах выделяются и более частные лексико-семантические разновидности МС.
В статье Уты Шпрангер представлен сравнительно-сопоставительный обзор семантических классификаций МС О.И. Москальской, Е.В. Гулыга, В.А. Гуревич и С. Саидова [Spranger 1972: 291]. Автор статьи справедливо отмечает, что все названные исследователи, кроме В.А. Гуревич, весьма широко понимают семантический диапазон немецких МС, выделяя в нем три основные группировки: 1) собственно МС с семантикой уверенности и сомнения (vielleicht, sicher); 2) МС эмоционального отношения (leider, gliicklicherweise) и 3) МС, выражающие отношение говорящего к форме своего высказывания (erstens, jedenfalls, ubrigens, uberhaupt и т.п.). Сама У. Шпрангер симпатизирует больше В.А. Гуревич, которая ограничивает модальные слова первым из названных типов [Spranger 1972а: 293; Spranger 1972в: 348-352].
Можно согласиться с В.А. Гуревич и У. Шпрангер, что слова третьего типа не выражают никакого «модального отношения» говорящего лица, никакой его когнитивной, волитивной или эмоциональной установки, их функциональная нагрузка лежит в совершенно иной плоскости. Что же касается второго типа, то здесь нет никаких оснований выводить его из сферы модальности. В этом смысле представляется более оправданной точка зрения В.Г. Адмони, который предложил выделять два основных семантических типа МС: 1) непосредственно модальные слова, выражающие «оценку достоверности содержания со стороны говорящего» - schwerlich, wahrscheinlich, gewiss, sicher и 2) эмоционально-модальные слова -leider, glucklicherweise [Адмони 1955: 79-80; он же 1986: 210].
