Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Современное состояние и дальнейшие перспективы концептуального анализа языка. Определение исходных понятий исследования 13
1.1. Концепт как объект изучения когнитивной лингвистики и лингвокультурологии .13
1.2. Структурная организация концепта с позиции лингвокультурологического подхода 37
1.3. Проблема реконструкции концепта на основе языковых средств его актуализации 46
1.4. Дискурс как объект лингвистического исследования. Уточнение понятия .53
1.5. Типы дискурса и их конституирующие признаки 64
1.5.1. Основные характеристики религиозного дискурса, определяющие особенности содержания концепта, объективированного в нем 70
1.5.2. Политический дискурс как среда бытования концепта 76
1.5.3. Факторы, обуславливающие специфику реализации концепта в бытийном дискурсе 82
1.6. Роль дискурса в создании условий для вариативной актуализации концепта .86
Выводы по Главе 1 .97
Глава 2. Особенности объективации концепта HAPPINESS в американском религиозном, политическом и бытийном типах дискурса 100
2.1. Конвенциональный минимум концепта HAPPINESS и его антипода концепта UNHAPPINESS в аспекте этимологического и лексикографического анализа их имен 100
2.2. Реконструкция ассоциативного поля концепта HAPPINESS в американской культуре (на основе данных направленного ассоциативного эксперимента) .116
2.3. Основные характеристики содержания концепта HAPPINESS, объективированного в американском религиозном дискурсе ... 129
2.4. Специфика актуализации концепта HAPPINESS в политическом дискурсе 143
2.5. Компоненты содержания концепта HAPPINESS, находящие актуализацию в бытийном дискурсе 156
Выводы по Главе 2 .171
Заключение .173
Библиография 176
Список словарей 201
Список источников примеров 202
- Структурная организация концепта с позиции лингвокультурологического подхода
- Основные характеристики религиозного дискурса, определяющие особенности содержания концепта, объективированного в нем
- Реконструкция ассоциативного поля концепта HAPPINESS в американской культуре (на основе данных направленного ассоциативного эксперимента)
- Основные характеристики содержания концепта HAPPINESS, объективированного в американском религиозном дискурсе
Введение к работе
Актуальность настоящего исследования обусловлена следующими
факторами: необходимостью дальнейшего развития
лингвокультурологического подхода к исследованию концептов как одного из значимых направлений когнитивной лингвистики; недостаточно полной изученностью проблемы взаимоотношения концепта и дискурса как среды актуализации концепта; необходимостью дальнейшего изучения такого сложного и многоаспектного концепта, как HAPPINESS, в аспекте его дискурсной вариативности; целесообразностью рассмотрения концепта в совокупности с его антиподом, антиконцептом, в целях более полной реконструкции концепта; значимостью данного концепта для американской культуры, что находит свое отражение в том, что он представлен в Декларации независимости.
Объектом исследования является концепт HAPPINESS в его языковой репрезентации, а в качестве предмета мы рассматриваем специфику его актуализации в различных типах дискурса.
Целью нашего исследования является рассмотрение дискурсной
вариативности концепта HAPPINESS, т.е. выявление и описание тех
специфических компонентов понятийной, образной и ценностной
составляющих его концептуального содержания, которые актуализируются в религиозном, политическом и бытийном типах дискурса.
Цель исследования достигается посредством решения следующих задач:
-
систематизировать результаты исследований в различных направлениях лингвистики, изучающих природу концепта, для определения собственного подхода к трактовке данного феномена и обосновать необходимость рассмотрения концепта в непосредственной связи с антиконцептом для более полного описания его содержания;
-
провести этимологический анализ имени концепта и рассмотреть его первоначальное содержание с точки зрения количественных и качественных характеристик; провести лексикографический анализ имени концепта на современном этапе развития языка для изучения семиотических связей имени концепта; сопоставить данные этимологического и лексикографического анализа и проследить динамику развития концепта;
-
провести направленный ассоциативный эксперимент и реконструировать ассоциативное поле концепта HAPPINESS;
-
проанализировать основные подходы к изучению дискурса и выявить основные черты американского религиозного, политического и бытийного типов дискурса как среды актуализации концепта HAPPINESS, а также обосновать целесообразность дискурсного подхода к исследованию концепта при реконструкции его содержания;
-
изучить специфику актуализации понятийной, образной и ценностной составляющих содержания концепта HAPPINESS в американских религиозных, политических и художественных текстах и на этом основании выявить дискурсную вариативность концепта.
Общетеоретической и методологической базой исследования
послужили работы отечественных и зарубежных ученых в области лингвокультурологического и лингвокогнитивного исследования концептов, его структуры и языковой репрезентации (А.П. Бабушкин, А. Вежбицкая, С.Г. Воркачев, В.И.Карасик, Е.С. Кубрякова, М.В. Пименова, З.Д. Попова, А.И. Стернин); исследования, посвященные изучению теории и типологии дискурса, (Р. Водак, Т.А. Дейк, В.И. Карасик, А.А. Кибрик, Е.С. Кубрякова, М.Л. Макаров, П. Серио, Ю.С. Степанов); работы по дискурсной вариативности концепта (В.З. Демьянков, В.И. Карасик, А.Н. Приходько, Г.Г. Слышкин); исследования когнитивной метафоры (Н.Д. Арутюнова, М. Блэк, М. Джонсон, Дж. Лакофф, Хосе Ортега-и-Гассет, А. Ричардс); исследования, изучающие корреляцию «концепт – антиконцепт» (С.Г. Воркачев, М.Б. Ларина, Т.В. Нешева, В.Ф. Новодранова, А.Н. Приходько, Г.Г. Слышкин, Ю.С. Степанов).
Особенности объекта исследования, его цель и задачи обусловили
специфику применяемых методов. При сборе фактического материала был
использован метод сплошной выборки лексических единиц, метафор и
фрагментов текстов, объективирующих концепт HAPPINESS в религиозных,
политических и художественных текстах. Дальнейший анализ был произведен
на основе комплексной методики описания концепта, включающей
этимологический анализ имени концепта, анализ словарных дефиниций, метод
количественного анализа, описательный метод, состоящий в обобщении,
интерпретации и описании полученных данных, а также метод
целенаправленного ассоциативного эксперимента.
Материалом исследования для этимологического и лексикографического
анализа явились дефиниции и корреляции, предложенные в толковых словарях,
тезаурусах, словарях синонимов современного английского языка, а также
Кратком Оксфордском словаре, основанном на историческом принципе.
Материалом для реконструкции ассоциативного поля концепта послужили 150
анкет, полученных в рамках целенаправленного ассоциативного эксперимента.
Материалом исследования также послужили современные американские
христианские проповеди, речи американских политиков и общественных
деятелей ХХ-ХХI вв., политические эссе XIX в., а также художественные
произведения американских писателей XX-XXI вв. Таким образом, общий
корпус фактического материала составил более 2500 контекстов,
объективирующих концепт HAPPINESS.
Научная новизна исследования заключается в том, что реконструкция содержания концепта проводится на основе сопоставления его актуализации в трех разных типах дискурса, в каждом из которых его объективация обладает определенной спецификой, что позволяет сделать вывод о дискурсной вариативности концепта. Исследуемый концепт впервые рассматривается с его антиподом – антиконцептом, что позволяет осуществить его более полную реконструкцию. Новым является также использование данных эксперимента для изучения ассоциативного поля исследуемого концепта.
Теоретическая значимость данной работы состоит в том, что полученные данные вносят вклад в развитие исследований, посвященных вопросам когнитивной лингвистики, в частности, в аспекте изучения взаимосвязи концепта и дискурса. Теоретически значимым представляется обоснование целесообразности применения дискурсного подхода к анализу содержания концепта при его реконструкции. В работе предложена методика исследования специфики актуализации концепта в дискурсе, которая учитывает особенности трех компонентов концептуального содержания (понятийной, образной и ценностной составляющих), а также позволяет проследить динамику концепта, т.к. включает этимологический анализ его имени.
Практическая ценность заключается в возможности использовать результаты исследования при разработке курсов по общему языкознанию, лексикологии английского языка, спецкурсов по лингвокультурологии, теории дискурса и американистике, а также при написании курсовых и выпускных квалификационных работ по теории и истории германских языков, посвященных проблеме взаимосвязи языка и культуры.
Апробация работы проводилась на аспирантских семинарах и заседаниях
кафедры английской филологии Лингвистического института Алтайской
государственной педагогической академии. Материалы и результаты
исследования излагались в докладах на международных научно-практических
конференциях «Проблемы межкультурной коммуникации в теории языка и
лингводидактике» (Барнаул, 2006), «Филология, искусствоведение и
культурология: актуальные проблемы», (Новосибирск, 2012), «Новые
парадигмы и новые решения в когнитивной лингвистике» (Барнаул, 2012), ХIII
международной научно-практической конференции молодых ученых
«Коммуникативные аспекты языка и культуры» (Томск, 2013). Основные положения работы нашли отражение в 10 публикациях, в том числе в трех научно-теоретических изданиях из числа рекомендованных ВАК РФ («Филология и человек», 2012; «Вестник НГУ», 2012; «Вестник КемГУ», 2014).
Проведенное исследование позволяет вынести на защиту следующие положения:
-
Комплексный характер структуры концепта, его многомерные связи с другими компонентами концептуальной системы индивида и социума обусловливает целесообразность его изучения в смысловой диаде «концепт::антиконцепт». Концепт и антиконцепт являются комплексными образованиями, обладающими трехмерной структурой, пересекающимися в одних и тех же понятийных, образных и ценностных сферах. Их общие понятийные признаки проявляются в общем основании для выделения компонентов значения материнской лексемы – имени концепта; общие образные признаки находят выражение в общем базисе когнитивных метафор, репрезентирующих их; общность их ценностных признаков проявляется в том, что они входят в идентичные ценностные области. Концепт и антиконцепт обнаруживают внутреннюю оппозитивность присущих им признаков.
-
Концепт HAPPINESS является эволюционирующей сущностью, содержание которой претерпело количественные и качественные изменения в аспекте диахронии. Количество компонентов содержания концепта HAPPINESS выросло с одного до трех. К первоначально единственно присущему смыслу счастье как проявление благой судьбы добавились счастье-удовлетворение и счастье как положительное состояние человека, последний из которых является ядерным на современном этапе развития языка и культуры.
-
Исследуемый концепт вступает в многочисленные смысловые связи с другими компонентами концептосферы, в которой актуализируются такие ценности американской культуры, как семья; общение; природа; сотворение добра; отдых; работа; хобби; забота о животных; любовь; религия; здоровье; свобода; мир; личная духовная гармония. Взаимодействуя с концептом HAPPINESS, эти компоненты отражаются в его ассоциативном поле и рассматриваются представителями американской нации как источники счастья.
-
Дискурс, выступая в качестве среды актуализации концепта, оказывает определяющее влияние на вариативность концептуальных признаков. Базовые различия в основных целях, функциях и ценностях, находящих отражение в
религиозном, политическом и бытийном типах дискурса, обусловливают
актуализацию специфических компонентов понятийной, образной и
ценностной составляющих концепта. Исходя из этого, наиболее полная реконструкция концепта возможна с учетом его дискурсной вариативности.
5. Три составляющие концепта HAPPINESS обладают своей спецификой
при его актуализации в американском религиозном, политическом и бытийном
типах дискурса. Определяющим компонентом понятийной составляющей
концепта в религиозном типе дискурса является счастье как радость от общения с божественным началом, в политическом – счастье-удовлетворение, в бытийном – счастье как эмоциональное состояние, которое человек стремится достичь. Репрезентация концепта посредством конвенциональных метафор в религиозном и политическом типах дискурса и индивидуально-авторскими и конвенциональными метафорами – в бытийном обусловливает особенности его образной составляющей. Специфика ценностного компонента в религиозном дискурсе проявляется в соотнесении с религиозными ценностями, в политическом дискурсе – с ценностями американского демократического общества, в бытийном – с общечеловеческими ценностями.
Структура работы определяется ее целью и поставленными задачами и состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка, а также списка источников примеров.
Структурная организация концепта с позиции лингвокультурологического подхода
Определяя место термина «концепт» в метаязыке лингвистики, мы убедились в том, что у современных ученых нет единого подхода в понимании сущности данного явления. Переходя к рассмотрению вопроса о его внутренней структуре, мы также отмечаем наличие в современной науке о языке нескольких подходов к этому аспекту изучения концепта.
В рамках культурологического направления, назначением которого является исследование концептов как элементов культуры в опоре на данные различных наук, вопрос о структурной организации концепта решается следующим образом. Ю.С. Степанов отмечает, что концепт «имеет «слоистое» строение, и разные слои являются результатом, «осадком» культурной жизни разных эпох» (Степанов 1997, 46). В структуре концепта он предлагает различать три компонента – основной актуальный признак, дополнительный или несколько дополнительных, «пассивных» признаков, являющихся уже не актуальными, а историческими, а также внутреннюю форму, не осознаваемую носителями языка и запечатленную в словесной форме (Степанов 1997, 44). Раскрывая сущность каждого из компонентов в структуре концепта, автор в качестве иллюстрации приводит пример праздников 23 февраля и 8 марта. Так, основной актуальный признак этих концептов одинаково известен всем современным носителям культуры и проявляется как основа взаимопонимания при общении. В данном случае все носители российской культуры знают, что 23 февраля – это праздник, когда поздравляют мужчин, а 8 марта – это женский день, и оба праздника -нерабочие дни. Если говорить о пассивных, исторических признаках в структуре этих концептов, то следует отметить, что они известны не всем носителям культуры и актуализируются при общении внутри одной социальной группы. Так, 23 февраля – это «День Советской Армии», праздник военных (и, по большому счету, не только мужчин), и, когда этот праздник отмечается в военных учреждениях, женщин-военных поздравляют наравне со всеми. Внутренняя форма, или этимологический признак, редко осознается носителями культуры, однако этот признак является основой, на которой держатся все остальные слои значений. В первую очередь этот признак определяет календарные даты того и другого праздника. Так, 23 февраля 1918 только что организованная Красная Армия одержала крупную победу над немецкими войсками, а 8 марта как праздник был утвержден по инициативе Клары Цеткин как день борьбы за равноправие между мужчинами и женщинами. Кроме того, этимологический признак, так или иначе, определяет главный концептуальный признак – связь первого праздника с мужчинами, а второго с женщинами, а также определяет название праздников, их словесную форму – Двадцать третье февраля, Восьмое марта (Степанов 1997, 43-45).
Ю.С. Степанов является не единственным лингвистом, который подчеркивает значимость этимологического признака в структуре концепта. Подход к рассмотрению структуры концепта, предложенный М.В. Пименовой, также учитывает необходимость обращения к этимологической памяти имени концепта, и в ее классификации признаков он называется мотивирующим. Так, по ее мнению, структура концепта формируется шестью классами признаков. Первым признаком является мотивирующий, который определяется М.В. Пименовой как «признак, который послужил основанием для именования некоторого фрагмента мира, это внутренняя форма слова. В зависимости от времени появления слова в языке у соответствующего концепта может быть несколько мотивирующих признаков. Чем древнее слово, тем больше мотивирующих признаков у концепта, скрывающегося за этим словом» (Пименова 2007, 238). Второй признак – это признак образный, который выявляется через сочетаемостные свойства слова-репрезентанта концепта. Третий и четвертый признаки, выделяемые М.В. Пименовой в структуре концепта, – это понятийный и ценностный признаки, первый из которых объективирован в виде семантических компонентов имени концепта, а второй представляет некоторые этноспецифические особенности концепта. Пятым признаком является функциональный признак, который отображает функциональную значимость референта, скрывающегося за концептом. Символический признак отмечается М.В. Пименовой как последний, шестой признак в структуре концепта. Он выражает «сложные мифологические, религиозные и иные культурные понятия, закрепленные за словом-репрезентантом концепта» (Пименова 2007, 237). Лингвисты-когнитологи имеют иной подход к рассмотрению структуры концепта. Так, З.Д. Попова и И.А. Стернин предлагают использовать общенаучный принцип полевого описания. При данном подходе концепт рассматривается как некоторое поле, обладающее ядром и периферией. В структуре концепта авторы предлагают выделять три составляющие. Первым они называют чувственный кодирующий образ, который «кодирует концепт в универсально-предметном коде мозга» (Попова, Стернин 2003, 10). Авторы отмечают, что этот образ может быть сугубо индивидуальным, например, машина «Toyota Vitz». Однако, если чувственный образ выявляется как общий для членов лингвокультурного сообщества, его можно рассматривать как «факт концептосферы народа, как относительно стандартизированный образ, обработанный и «признанный» национальным сознанием» (Попова, Стернин 2007, 107-108). Следует отметить, что образный компонент в структуре концепта неоднороден. Он состоит из двух составляющих: перцептивного образа, который включает в себя зрительные, вкусовые, звуковые, тактильные и обонятельные образы, и когнитивного образа, который формируется метафорами, наполняя «абстрактный концепт конкретным образным содержанием» (Попова, Стернин 2007, 109). Важно, что обе составляющие в одинаковой мере отражают образные характеристики концептуализируемого предмета или явления.
Далее в структуре концепта З.Д.Попова и И.А. Стернин последовательно выделяют информационное содержание и интерпретационное поле. Остановимся на них подробнее. Под информационным содержанием концепта понимается минимальный набор когнитивных признаков, которые раскрывают наиболее важные отличительные черты концептуализируемого фрагмента действительности. Таких когнитивных признаков, как правило, немного, т.к. они представляют собой дефиниционный минимум признаков, определяющих содержание концепта.
Интерпретационное поле состоит из «предикаций, отражающих интерпретацию отдельных когнитивных признаков и их сочетаний в данной культуре в виде стереотипов, утверждений, установок сознания» (Попова, Стернин 2003, 10). Интерпретационное поле часто характеризуется противоречивостью своих компонентов, это, однако, объясняется тем, что здесь находятся интерпретации из разных когнитивных признаков и слоев концепта, которые характерны для разных групп носителей данной культуры в разные периоды существования общества. Несмотря на его неоднородность, в интерпретационном поле можно выделить зоны, внутри которых содержатся признаки, близкие по содержанию: оценочная зона, энциклопедическая зона, утилитарная зона, регулятивная зона, социально-культурная зона, паремиологическая зона (Попова, Стернин 2007, 110-114).
Авторы отмечают, что образ и когнитивные признаки, включенные в информационное содержание или в интерпретационное поле концепта, могут относиться к различным полевым участкам концепта, и жесткой закрепленности структурных компонентов за определенными полевыми зонами просто не существует. Даже образ, кодирующий концепт в индивидуальном сознании, может не входить в ядро концепта как структуры. Вместе с тем, периферийный статус концептуального признака не свидетельствует о его незначительности, он указывает лишь на меру его удаленности от ядра по степени яркости.
Основные характеристики религиозного дискурса, определяющие особенности содержания концепта, объективированного в нем
Человеку всегда была присуща вера в сверхъестественные силы, богов или духов, которые являлись предметом его поклонения. Религия как одна из форм общественного сознания, совокупность духовных представлений, основанных на вере в божественное провидение, признается исследователями одним из первых институтов, присущих человеческому обществу. Следовательно, религиозный дискурс, призванный актуализировать приобщение человека к вере, является одним из ранних типов институционального дискурса.
Выбирая метод описания, релевантный для данной работы, раскрывающей особенности дискурса как среды актуализации концепта, мы остановились на подходе В.И. Карасика. Он считает целесообразным рассматривать любой институциональный дискурс с точки зрения следующих девяти его компонентов: участники, хронотоп, цели, ценности (в том числе и ключевой концепт), стратегии, материал (тематика), разновидности и жанры, прецедентные тексты, дискурсивные формулы (Карасик 2005, 12). Для задач нашего исследования особую значимость имеют такие характеристики институционального общения как цели, участники, хронотоп, актуализированные в нем ценностей, ключевые концепты, функции и жанры, поэтому мы рассмотрим религиозный и политический дискурс с точки зрения этих их признаков.
По определению В.И. Карасика, основной целью религиозного дискурса является актуализация приобщения к вере в рамках определенной конфессии. Развивая данную мысль, он предлагает развернутое описание целей данного типа дискурса, к которым относит: получение человеком поддержки от бога; очищение души; призыв ближних к вере и покаянию; утверждение верующих в вере и добродетели; разъяснение вероучения; осознание своей принадлежности к той или иной конфессии через ритуал (Карасик 2002, 325). Данное определение целей религиозного дискурса является, по-нашему мнению, справедливым, и мы будем принимать их за основу при анализе особенностей дискурса, влияющих на актуализацию концепта HAPPINESS в нем. Участники любого институционального дискурса подразделяются на агентов и клиентов, к первым относят тех, кто играет главную роль в институциональном общении, а также тех, кто вынужден общаться с агентами и выступает в качестве представителей общества в целом по отношению к представителям института. Применительно к религиозному дискурсу агентами являются священнослужители, которые различаются в разных конфессиях, например, кардинал в католической церкви или батюшка в ортодоксальной. Клиентами религиозного дискурса являются прихожане, которые номинативно представлены менее дифференцированно. Специфика религиозного общения состоит в том, что к числу его участников относится Бог, к которому, с одной стороны, обращены все молитвы, восхваления и надежды, и который, с другой стороны, является источником мудрости и благодати. Бог является суперагентом (Карасик 2002, 318), с которым человек не взаимодействует напрямую. Общение Бога и человека происходит опосредованно, через священнослужителя, который обеспечивает трансляцию и адаптацию божественного откровения, а также совершает церковные обряды: исповедь, крещение, причащение и т.д. Хронотоп религиозного дискурса четко очерчен. Местом религиозного общения является храм, специальное сооружение для богослужений и религиозных обрядов, при этом в храме присутствует зонирование – в нем есть места для прихожан, а также территория, где им находиться не положено, например, алтарное помещение. Время религиозного дискурса также четко фиксировано и определяется жанровой спецификой данного типа институционального общения. Так, в церковном регламенте есть определенное время для службы, крещения, исповеди, причащения. В.И. Карасик отмечает, что молитва является особым жанром религиозного дискурса, который отличается от всех прочих, в том числе, и в пространственно-временных координатах. Так, человек может обращаться к Богу и в храме, и за его пределами, он также может делать это в отведенные часы и в тот момент, когда ему это необходимо (Карасик 2002, 320). Религиозный дискурс располагает своими особыми концептами. Ключевым концептом религиозного дискурса является ВЕРА. Моделируя данный концепт, В.И. Карасик определяет веру как ментальной состояние человека, который понимает разницу между обыденным и сверхъестественным миром, не сомневается в существовании последнего, признает существование Бога как его центра, а также доверяет Богу и ждет от него помощи (Карасик 2002, 319). Таким образом, данный концепт определяет внутреннюю логику религиозного дискурса: раскрыть людям радость понимания того, что в мире есть Бог, укрепить их в вере, помочь им преодолеть мирские трудности. Е.В. Бобырева называет также другие концепты, характерные для религиозного дискурса, и разделяет их на три группы в зависимости от их отношения к религиозному дискурсу. Так, она выделяет концепты собственно религиозной сферы, т.е. те концепты, ассоциативное поле которых так или иначе замыкается сферой религиозного дискурса или неизбежно остается в рамках религиозных ассоциаций: БОГ, ВЕРА, ДУХ, ДУША, ГРЕХ. Ко второй группе концептов, актуализирующихся в религиозном дискурсе, она относит концепты, первоначально возникшие в рамках религиозного дискурса, а затем вышедшие за указанные рамки и функционирующие одинаково в религиозном дискурсе и сфере, далекой от религии: АД, РАЙ, ХРАМ. К третьей группе она относит концепты, которые были перенесены в религиозный дискурс из общечеловеческой коммуникации и в настоящее время имеют довольно широкий ассоциативный потенциал: ЧУДО, ЗАКОН, НАКАЗАНИЕ, СТРАХ, ЛЮБОВЬ (Бобырева 2008, 164). Таким образом, вся совокупность концептов, типичных для религиозного дискурса, позволяет выделить его среди прочих типов институционального общения.
Ценности, актуализирующиеся в религиозном дискурсе, сводятся к ценностям веры в рамках определенной конфессии. В нашем исследовании в качестве материала мы использовали речи христианских проповедей, следовательно, мы можем говорить об актуализации в религиозном дискурсе христианских ценностей, среди которых наиболее значимыми являются признание Бога, понимание греха и добродетели, спасение души, ощущение чуда, соблюдению обрядов. Отметим, что если в прочих типах институционального общения ценности могут быть скрытыми, выводимыми, как, например, в политическом дискурсе, то в религиозном дискурсе ценности утверждаются открыто. В.И. Карасик разделяет все ценности, актуализирующиеся в религиозном дискурсе, на четыре группы: суперморальные, моральные, утилитарные и субутилитарные (Карасик 2002, 322). К первым относятся важнейшие догматы, определяющие поведение человека, например, отношение человека к Богу (не произноси имя Господа всуе); ко вторым - поведение человека по отношению к другим людям (Возлюби ближнего своего как самого себя); к третьим - поведение человека по отношению к самому себе; к четвертым - необходимые условия биологического выживания. В бытийном дискурсе акцент делается на моральные и утилитарные нормы, в то время как в религиозном и политическом высвечиваются суперморальные нормы как основание для поступка. Субутилитарные нормы также могут быть эксплицированы в политическом и религиозном дискурсе, особенно, если человеку приходится осознанно идти на лишения или самопожертвование, т.е. поступать вопреки этим нормам.
Реконструкция ассоциативного поля концепта HAPPINESS в американской культуре (на основе данных направленного ассоциативного эксперимента)
В предыдущей части нашего исследования мы провели этимологический и лексикографический анализ имен концептов HAPPINESS и UNHAPPINESS. Наш анализ был собственно лингвистическим, т.к. предполагал обращение к явлениям языка как источнику знаний о концепте. Бесспорно, обращение к языковым данным является эффективным методом его изучения, однако, вслед за В.И. Карасиком, мы считаем, что «лингвистическое изучение культурных концептов неизбежно должно быть дополнено данными других дисциплин» (Карасик 2002, 169-170). Таким образом, в данной части исследования, ставя цель реконструировать ассоциативный компонент концепта HAPPINESS, релевантный для американской культуры, мы обращаемся к методу, находящемуся на пересечении двух наук: лингвистики и социологии, - к методу направленного ассоциативного эксперимента как адекватному способу получения необходимых нам данных. В рамках интервью информантам была предложена анкета, состоящая из четырех пунктов. Она позволила определить пол, возраст участника эксперимента, сферу его деятельности, а также, получив от испытуемых окончание фразы «It makes me happy when…» восстановить ассоциативное поле концепта HAPPINESS в американской культуре, т.е. установить факторы и условия, необходимые человеку для ощущения жизненного благополучия. Этот вид эксперимента был предпочтен другим, например, методу прямого дефинирования, исходя из следующего. Предварительные эксперименты с небольшим числом испытуемых, когда им было предложено ответить на вопрос: «What is happiness for you?», показали, что респонденты испытывали определенные затруднения, предлагали нечеткие формулировки и их ответы дали мало релевантного для исследования материала. Это сопряжено с тем, что, как отмечает У. Чейф, «существуют мысли, которые очень трудно выразить словами, и при объективации которых мы сталкиваемся со значительными трудностями». (цит. по Берестенев 2008, 42). К числу таких смыслов, несомненно, относится такой сложный и многогранный концепт, как HAPPINESS, попытка объяснения которого ставит языкового субъекта в тупик. С учетом сказанного выше, выбранный нами метод интервьюирования информантов был ориентирован не на попытку напрямую определить, что такое счастье, а на выявление фактов и явлений, которые ассоциируются американцами с состоянием счастья и, таким образом, приблизиться к пониманию содержания концепта HAPPINESS в американской культуре.
В эксперименте участвовало 150 человек: 73 мужчины и 77 женщины. Все опрошенные делятся на 5 возрастных групп: группа от 15 до 25 лет; группа от 26 до 40 лет; группа от 41 до 55 лет; группа от 56 до 65 лет и группа старше 66 лет. Эксперимент осуществлялся как в групповой, так и в индивидуальной форме. В качестве инструкции испытуемым была предложена следующая формулировка: « You take part in the linguistic experiment aimed at reconstructing of the associative field of the concept of HAPPINESS in American culture. Please, continue the phrase «It makes me happy when…». Информанты не были ограничены в количестве реакций, которые они могли зафиксировать в анкете.
В результате эксперимента от испытуемых было получено 222 реакции. При этом 104 человека дали по 1 реакции, 31 человек – по 2, 11 человек – по 3, 2 человека по 4 и 3 человека – по 5 реакций. Не все опрошенные придерживались заданной формы. В отдельных случаях, информанты давали ответы, не согласованные с первой частью высказывания, например, фиксировали свой ответ, используя существительное: nature, grandkids, Rotary, love, vacation. Такие ответы были учтены при количественной и качественной обработке полученных данных исследования, т.к. обозначенные существительные называют источники счастья, актуальные для членов американского лингвокультурного сообщества, на выделение и описание которых был направлен наш эксперимент. Нами было также зафиксировано три свободные реакции, которые не соответствовали назначению эксперимента, т. к. не именовали элементы ассоциативного поля концепта – это ответы: I am happy every day; I m just basically a happy person и Happiness is found within ourselves. Вместе с тем, они раскрывают важную суть: счастье – это состояние, внутренне присущее человеку, не всегда требующее стимулов извне.
Перейдем непосредственно к интерпретации результатов проведенного эксперимента, в ходе которого мы выявили единицы ассоциативного поля концепта HAPPINESS в американской культуре, т.е. те составляющие, которые формируют ассоциативное поле концепта в сознании представителей американской нации. Интерпретация результатов эксперимента будет иметь следующий вид: сначала обозначается название источника фелицитарного блага, а потом приводятся реакции информантов, которыми он объективирован в эксперименте.
В количественном отношении безусловное лидерство в ответах респондентов занимает компонент семья, наличие и благополучие которой является непременной составляющей счастливой жизни человека. Всего информанты дали 65 реакций, реализующих этот компонент ассоциативного поля. Проанализировав ответы участников эксперимента, в рамках этой большой группы мы выделили несколько подгрупп, которые, хотя и объективируют общий смысл семья, несколько различаются в акценте аспектов семейных отношений при определении ощущения счастья, испытываемого человеком. Первая подгруппа реализует смысл «проводить время вместе с семьей» и в ответах информантов объективируется следующими реакциями на стимул It makes me happy when: I m with my family and friends (14); I m with my family (13); My children are with me (4); My family is around me (3); I get to talk/spend time with my family; I m off work with my family; Spending holydays at home with my family; I m with my 3 year old nephew; I get to spend extra time with my daughter; When I m able to spend time with my husband, 5 sons , 3 grandsons; I m with our 5 adult children; I get to spend time with my kids and grandchildren; Grandkids; I watch my grandchildren playing together; Be with my family and children; When we are with our adult children and their spouses (they live 7 and 9 hours away from us); Then I with my 2 grandchildren. Здесь в большинстве случаев указывается необходимость быть с семьей, проводить время со своими женой, детьми или внуками, и только в некоторых случаях указывается необходимость осуществлять какую-то совместную деятельность, например, играть с детьми: I play with my grandson (2); I can play with my daughter and spend time with my husband; или отдыхать с семьей: Relaxing with my family. Вторая подгруппа объективирует смысл «смех, улыбки членов семьи»: My daughter laughs; My children are smiling happily; My son laughs; My grandkids laugh; When I get home and see my children smile; When my daughter smiles. Таким образом, для респондентов важно, чтобы члены семьи не просто были рядом, но и испытывали положительные эмоции. Реакции, объединенные в третьей подгруппе, раскрывают смысл «здоровье и счастье членов семьи» и представлены следующими ответами: My family is happy and healthy; My son is happy; My children and grandchildren are happy and healthy; My daughter is happy. Четвертая подгруппа эксплицирует смысл «успешность членов семьи», который объективирован в анкетах следующими фразами: My kids do well in school and sports; My son succeed; I see my son s success at school and sports. Соответственно, благополучие членов семьи, которое выражается в их здоровье, счастье и успешности, является источником фелицитарного блага для человека. Последняя, пятая подгруппа демонстрирует такой важный для любого человека момент гармоничных семейных отношений, как «выражение членами семьи любви к информанту»: I see my son smile and say I love you; My kids tell me they love me. Таким образом, компонент семья является самым объемным компонентом ассоциативного поля концепта HAPPINESS и характеризуется неоднородностью содержания.
Основные характеристики содержания концепта HAPPINESS, объективированного в американском религиозном дискурсе
Рассматривая специфику объективации концепта HAPPINESS в религиозном дискурсе, мы будем последовательно описывать актуализацию трех компонентов его содержания: его понятийную, образную и ценностную составляющую. В процессе этого описания мы также будем указывать те характеристики дискурса, которые влияют на особенности объективации этих составляющих в нем. Так, прежде чем мы перейдем к непосредственному описанию понятийной составляющей концепта, укажем основополагающий концепт и цель американского христианского религиозного дискурса. Ключевым концептом религиозного дискурса является ВЕРА. Данный тип дискурса является манипулятивным и имеет цель – воздействие на массовое сознание в целях приобщения людей к вере в рамках определенной конфессии. Специфика данного вида дискурса оказывает влияние на актуализацию содержания концепта HAPPINESS.
Рассмотрим понятийный компонент. В религиозном дискурсе счастье – это благодать, ниспосланная богом: (4) This joy-happiness- that comes from the high quality of living, effected by our association with God, is more than a surface-only pleasantness (Leroy Brownlow). Компонент «счастье как состояние радости и гармонии» является ключевым в религиозных текстах. Таким образом, положительное эмоциональное состояние как компонент понятийной составляющей концепта HAPPINESS является самым значимым в данном типе дискурса. Эта мысль полностью подтверждается данными количественного анализа. Смысл счастье как положительное эмоциональное состояние репрезентирован самым большим количеством синонимов имен концепта в данном значении, их частотность в проанализированных текстах составляет 135 номинативных и адъективных единиц. При этом следует отметить, что этот синонимический ряд не только самый многочисленный, но и самый вариативный. Так, синонимами лексемы happiness в значении счастье как положительное состояние человека являются следующие единицы языка: joy, pleasure, enjoyment, delight, harmony, gladness, pleasantness, fruition, optimism, cheerfulness, enthusiasm, joyfulness. При этом лексема joy является самой частотной и встречается в проанализированных речах американских служителей культа 50 раз: (5) Joy will enhance health and add days to this life (Leroy Brownlow). Синонимический ряд лексемы happy в данном значении выглядит следующим образом: rejoiced, glad, cheerful, enlightened, joyful, harmonious, rejoicing, lightened, enjoyable, euphoric, delighting, joyous, pleasant, delightful. Самая частотная единица, лексема rejoiced, встречающаяся в проанализированных проповедях 10 раз, является производной от существительного joy. Этот факт подтверждает, что, по представлениям американских проповедников, радость является основополагающей эмоцией, испытываемой человеком в состоянии счастья: (6) The blessings end with, “Blessed are those who are persecuted because of their struggle for justice: the reign of God is theirs; you are fortunate when others insult you and persecute you and utter every kind of slander against you because of me; be glad and rejoiced for your reward in heaven is great; they persecuted the prophets before you in the very same way” (Surprised by Welcome) .
Счастье – удовлетворение как компонент понятийной составляющей концепта также находит свою объективацию в религиозных текстах: (7) There is nothing in life that brings more contentment and satisfaction and meaning and purpose than knowing Jesus (Jack Graham). Следует отметить, что в религиозном дискурсе содержание этого компонента концепта имеет свою особенность. В американских христианских религиозных проповедях речь идет не о счастье как удовлетворении материальных нужд, а, напротив, о счастье – духовном удовлетворении, которое человек может получить, отказавшись от материальных благ, следуя за богом и живя по его законам: (8) Knowing Jesus, following Jesus brings adept satisfaction and identity in him that the gold cannot give (Jack Graham). При этом важным является тот факт, что в религиозном дискурсе священнослужители не включены в процесс обретения человеком счастья, т.к. единственным источником счастья является Бог. Компонент счастье – удовлетворение, согласно данным количественного анализа, является вторым по количеству репрезентирующих его единиц, которые встречаются в проанализированных текстах 77 раз. Синонимический ряд имен концепта HAPPINESS в данном значении объективирован всего четырьмя лексемами: satisfaction, contentment, fulfillment, contention. Лексема happy представлена более широким рядом синонимов: satisfied, content, pleased, fit, satisfying, pleasing, fitted, adjusted, prompt, fitting, contented, gratifying, apt, fulfilled. Самой большой частотностью характеризуется прилагательное satisfied, которое появляется в проанализированных текстах 21 раз: (9) Here is where we find how holy justice and perfect love can both be satisfied, how righteousness and mercy can embrace each other (John MacArthur).
Третий компонент понятийной составляющей находит свою репрезентацию в проанализированных религиозных текстах 74 раза. В религиозном дискурсе компонент счастье, дарованное свыше обладает определенной спецификой. Описывая этот компонент понятийной составляющей в части нашей работы, посвященной лексикографическому анализу, мы определяли его как счастье как проявление благой судьбы, т.е. фактически говорили о том, что счастье может быть даровано судьбой. В американских проповедях судьба как источник счастья практически не реализуется: в 65 из 74 случаев употребления лексемы репрезентируют смысл счастье, дарованное Богом, и этот синонимический ряд объективирован лексемами blessing, bliss, blessedness: (10) Sow to the Spirit and you shall reap (Galatians 6;8), and one of the reapings is happiness. So the most basic reason for joy is the spirit, his direction, his blessings and promises (Leroy Brownlow), а также прилагательным blessed как синонимом лексемы happy: (11) "Blessed are you, Simon Barjona, you got it right," and here s why you got it right. "You got it right because flesh and blood didn t reveal it to you" (John MacArthur). Это вполне закономерно, т.к. в религиозном дискурсе счастье может быть даровано только Богом. Синонимический ряд имени концепта, имеющего смысл счастье, дарованное судьбой, представлен лексемами luck, fortune, felicity: (12) Whilst the Romans reverenced the Gods, and were nice in their notions of honor, truth and temperance, they conquered the neighboring nations, spread themselves far and wide, and were possessed of all worldly felicity (Zabdiel Adams). Таким образом, в религиозном дискурсе количество единиц языка, выражающее идею счастья, дарованного судьбой, настолько мало, что идея о том, что это высшее фелицитарное благо может быть даровано человеку судьбой и является результатом удачного стечения обстоятельств или счастливым случаем, практически полностью нивелируется.
Исследуя репрезентацию образной составляющей концепта HAPPINESS, недостаточно рассматривать только те метафоры, которые актуализируют его в религиозном дискурсе. В американских христианских проповедях образы счастья и несчастья часто неразделимы, поэтому мы считаем необходимым рассмотреть метафорическую объективацию концептов HAPPINESS и UNHAPPINESS совместно. В американском религиозном дискурсе образный компонент содержания концепта наиболее часто представлен такими метафорами, как свет, плод общения с божественным началом, полнота, сладость. Эти метафоры конвенциональны и легко воспринимаются человеком с любым уровнем культуры и образования. Они позволяют представить абстрактную сущность как конкретный осязаемый объект, кроме того, она раскрывает взаимосвязь счастья с базовыми религиозными ценностями.
