Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Структурно-стилистические особенности приговора дружки как жанра свадебной поэзии 17
1. "Типовые" элементы приговора: сюжетные темы, "фонд" мотивов, репертуар типизированных описаний . 19
2. Типы мотивов приговора дружки . 114
ГЛАВА II. Вилегодский вариант приговора дружки 135
1. Особенности формирования фольклорной традиции Вилегодского района Архангельской области. 135
2. Архитектоника и поэтика вилегодского свадебного приговора . 140
ГЛАВА III. Исполнитель и текст в диахроническом аспекте: наблюдения за разновременными записями приговора дружки . 198
Заключение
Указатель шифров записей
Условные сокращения
Библиография
- "Типовые" элементы приговора: сюжетные темы, "фонд" мотивов, репертуар типизированных описаний
- Типы мотивов приговора дружки
- Особенности формирования фольклорной традиции Вилегодского района Архангельской области.
- Архитектоника и поэтика вилегодского свадебного приговора
Введение к работе
Традиционная русская свадьба представляет собой сложный обрядово-бытовой комплекс, включающий в свой состав разнообразные по своему происхождению, характеру и функциям элементы: ритуальные действия символического, магического и игрового характера, материальную составляющую (пища, одежда, посуда и т.д.), а также словесные, музыкальные фольклорные элементы (причитания, песни, загадки, приговоры, заговоры и т.д.). Свадебные поэтические жанры создают неповторимый "текст" обряда, в котором приговоры дружки выступают в качестве поэтического оформления речи одного из главных участников свадьбы - дружки.
Чин свадебного дружки и его роль в обряде рассматривается в трудах многих фольклористов и этнографов. На сегодняшний день опубликованы работы, в которых ученые в большей или меньшей степени обращают внимание на отдельные моменты ритуала, связанные с участием этого свадебного чина, а также ряд специальных исследований, посвященных изучению функций дружки и их генезису , терминологии, атрибутам дружки в
разных локальных традициях".
В числе характеристик дружки исследователи называют полифункциональность этого свадебного чина, определяющую его обязанности в обряде, большинство из которых в различных локальных традициях реализуется в большем или меньшем "объеме". Дружка выполняет в обряде функции представителя жениха, церемониймейстера или распорядителя, знахаря, балагура, шутника3. Соотнося все свои действия между собой, дружка выстраивает в единое целое весь пестрый и сложный обряд, вовлекая в него большое количество людей. Главенствующая роль этого свадебного чина подчеркивается большим количеством разного рода характеристик и деталей, в том числе наименованиями, определениями дружки и его помощника, атрибутами4 (кнут, плеть, палка, полотенце, пояс, кушак, опояска, лента, повязка, бант, колокольчик, веник, помело и др.).
Вопросы специфики жанра свадебного приговора дружки нашли отражение в целом ряде исследований отечественных фольклористов: Е.Э.Бломквист, Д.К.Зеленина, И.В.Зырянова, Ю.Г.Круглова, А.К.Мореевой, Е.Б.Островского, В.А.Поздеева, А.В.Тороповой, Т.Ю.Федоровой5 и др. В этих работах анализируются функции приговоров в обряде, поэтика и особенности композиции приговорных текстов, образная система и основные художественные средства, связь приговора с другими жанрами и т.д.
Однако проблема выделения основных критериев жанра свадебного приговора не может считаться решенной. Не ставя своей целью решение проблемы жанрового определения, остановимся на некоторых наиболее существенных, на наш взгляд, моментах исследований, связанных с выявлением жанровой специфики приговора.
Общепринятым определением жанра является "свадебный приговор дружки". Это определение используется в большинстве фольклористических работ, в нем закреплено несколько специфических показателей жанра -обрядовая приуроченность и принадлежность текстов определенному свадебному чину. Между тем исследователи, пытаясь передать специфику поэтических текстов, исполняемых дружкой, употребляют и другие определения приговора: "наговор" , "заговор" , "стихотворные причеты" , "речи-стихи"9 и др.
Расхождение мнений наблюдается по вопросу формальной организации текста приговора с точки зрения противопоставления признаков стихотворность / прозаичность10. Так, Ю.Г.Круглов определяет приговоры как "чисто стихотворные произведения"". Однако несколько позже он констатирует, что "не все свадебные приговоры <...> строятся как стихотворные тексты. Нередко стихотворный текст приговора перебивается прозой
В.Я.Пропп в своих наблюдениях над жанровым составом русского фольклора замечает, что приговоры исполняются "рифмованной прозой, пересыпанной разного рода остротами и шутками"13. А.В.Торопова выделяет
приговоры в отдельную группу свадебной прозы с особым типом повествования "рассказывание"14. Г.А.Левинтон, подчеркивая отчетливое сходство приговора с говорным стихом, считает, что наличие рифмы -единственного признака говорного стиха - не является необходимым, регулярным признаком жанра: "рифма на фоне господствующего белого стиха может выступать как раз в качестве признака особо организованной прозы, а не стиха... "15
Общим моментом в работах, посвященных приговору дружки, является обозначение сходных типологических черт с другими фольклорными жанрами (заговором, сказкой). В частности, анализ содержания ряда устойчивых мотивов приговоров и "речетативная сказовая манера"16 исполнения поэтических приговорных текстов позволили А.К.Мореевой, Е.А.Самоделовой говорить о близости приговоров со сказочной традицией. А.В.Торопова усматривает происхождение некоторых заговорных формул приговора из традиционного заговора1 . В.А.Поздеев отмечает общие черты поэтики и элементов композиции приговоров, в которых преобладает магическая функция, с заговорами и апокрифами .
Таким образом, обрядовая приуроченность, анализ функций приговора, особенностей поэтики и композиции позволяют выделить приговоры в особую жанровую группу.
При определении жанровой специфики особое значение играет народная терминология, позволяющая установить наиболее существенные особенности изучаемого объекта, а также уточнить некоторые устоявшиеся положения в области исследования жанра. В частности, В.В.Филиппова, говоря о роли народной терминологии при изучении жанровых комплексов, отмечает, что устная традиция содержит "целый корпус высказываний о формальных, содержательных и функциональных признаках жанра, для определения жанровой принадлежности располагает разнообразной системой терминологии" . В числе важнейших функций народной терминологии
С.М.Толстая называет консервирующую, конденсирующую, архаизирующую,
сакрализирующую, интерпретирующую, продуцирующую .
Обрядовая народная терминология знает несколько жанровых определений свадебных текстов, исполняемых дружкой: "молитва", "слова", "басенка", "присказка", "сказики". Вместе с тем в большинстве случаев носители традиции обращают особое внимание на манеру исполнения приговора, используя соответствующую терминологию: "приговаривать", "читать", "шептать", "причитать", "сказывать сказку", "петь" и др. Таким образом, народная терминология в значительной мере дополняет наши представления о специфике приговора.
В числе определяющих черт жанрового своеобразия приговора признается его "нарочитая установка на импровизацию" . Однако, несмотря на то, что "сами тексты [приговор - Ю.К.] в точном смысле этого слова являются разовыми""", создаются в процессе исполнения ", исследователи отмечают, что импровизация в приговорах опирается на устойчивый текстовый "минимум" -"определенный запас речевых заготовок"24 - "набор" устойчивых формул25, словесно устойчивых стилистических оборотов, образов26, "рифм, метрических колодок, разнообразных сатирических приемов"27 и т.д.
Фольклористическое изучение словесных жанров предполагает решение проблемы установления критериев устойчивости, стабильности фольклорных произведений, "характеризуемых общностью художественного содержания, поэтической системы, функций, особенностей исполнения" . Особое значение эта проблема приобретает при исследовании жанров, отличающихся подчеркнуто импровизационным характером, к каким относится и свадебный приговор дружки.
Актуальной для современной фольклористики остается проблема изучения фольклорной сюжетики, которую, как отмечает Б.Н.Путилов, "отличают такие устойчивые специфические качества как формульно-типовой характер, относительная замкнутость в известном наборе тем, мотивов, ситуаций при многообразии конкретных сюжетных реализаций" .
Наконец, одним из актуальных направлений фольклористики последних десятилетий является изучение отдельных локальных традиций и фольклорных регионов России . В рамках этого направления достаточно интересным является вопрос, связанный с наблюдением и изучением "жизни" конкретных фольклорных жанров: бытования, эволюции и распространения жанра в границах отдельных локальных / региональных ареалов и на "общерусской" территории.
Стабильность текстов приговора дружки не вызывает сомнений и проявляется на многих уровнях: их достаточно легко узнать по сюжету, определенной морфологии, правилам сюжетосложения, композиционным приемам, типизированным описаниям, устойчивым "стилистическим моделям"31. Внимание к проблеме устойчивости приговора дружки (на уровне сюжета и стиля), а также возросший интерес к изучению отдельных региональных, локальных традиций и исполнительскому мастерству талантливых исполнителей определили актуальность данной работы.
Существенным исходным моментом нашего исследования является определение, что можно считать приговором дружки в контексте представлений о нем как составляющей части всего "поэтического текста" обряда. Безусловно, приговор - это "текст" дружки, который произносится им в достаточно протяженный по времени период. Кроме того, что "повествование в приговоре сопряжено с обыгрыванием действием" , "речь" дружки в течение всего обряда часто прерывается (в связи с выполнением обрядовых действий, исполнением песенных жанров и т.д.). В контексте подобных рассуждений мы склонны говорить, что в реальном функционировании приговор представляет собой прерывистый дискретный текст или совокупность текстов, фрагментов.
Вместе с тем одной из важных текстологических задач нашего исследования является попытка выделить критерии, по которым в "опубликованном как единый текст приговоре выделять <...> разные приговоры"" , обслуживающие, "оформляющие" отдельные эпизоды или обрядовые ситуации. В связи с этим мы выделяем группы приговорных
текстов, приуроченных к конкретным моментам довенечной части (благословение и сбор жениха перед выездом за невестой, приезд свадебного поезда к дому невесты, вход в дом, дарение, застолье в доме невесты, отъезд свадебного поезда к венцу) и послевенечной части свадьбы (приезд в дом жениха, подклет и т.д.).
Настоящая работа посвящена жанру свадебного приговора дружки с целью выявления его специфики на уровне сюжета, системы элементов ("фонда мотивов"34) и правил их сочетания, особенностей словесного содержания и функциональных характеристик этих элементов в записях разных локальных традиций. Для достижения этой цели поставлены задачи, большинство из которых прямо или косвенно связано с текстологическими разысканиями: 1) выявить в опубликованных и архивных материалах тексты приговоров; 2) определить набор устойчивых мотивов, так называемую "сюжетную основу" приговора; 3) установить сходные и специфические черты в вербальном воплощении обозначенных традиционных мотивов; 4) и в качестве конкретного примера рассмотреть приговор дружки Вилегодского района Архангельской области и выявить особенности его сюжета; 5) провести картографирование устойчивых элементов приговора; 6) сравнить разновременные записи текстов, зафиксированные от одного исполнителя.
Данное исследование по своей проблематике в какой-то мере перекликается с работами Д.К.Зеленина, А.К.Мореевой. Необходимость возвращения к проблеме, которой посвящена статья А.К.Мореевой35, в первую очередь продиктована тем, что автор пользовался ограниченным материалом. Речь идет не только о текстах, зафиксированных и частично введенных в научный оборот в 1940 - 2000 гг., но и о более ранних записях. Анализ источников, использованных А.К.Мореевой, показывает, что из поля зрения автора выпал целый ряд публикаций конца XIX - начала XX вв., в которых представлены довольно полные описания свадебного обряда с текстами и подробными комментариями. Кроме того, с сожалением констатируем, что большое количество записей приговоров до сих пор не опубликовано и
хранится в архивных рукописных собраниях. Особую ценность работы Д.К.Зеленина ' в контексте задач настоящего исследования представляет "программа приговоров дружки", полученная в ходе сравнения записей из нескольких уездов Вятской губ.37 Эта "программа" является первым опытом выделения структуры регионального варианта приговора, обозначения основных мотивов приговора вятской традиции и попыткой их классифицировать.
Источниками работы послужили все известные нам издания текстов, опубликованные в "Живой старине", "Этнографическом обозрении", "Сборниках отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук", губернских ведомостях, трудах статистических комитетов, научных
"1 о
обществ по изучению местного края . Не меньшую ценность представляют научные публикации, в которых представлены тексты приговоров русского населения Удмуртии"9, Сибири4 , ряда областей и районов Русского Севера41. В настоящей работе учтено около 750 текстов и фрагментов приговора дружки из публикаций XIX - XX вв.
Кроме того, в диссертационном исследовании используются материалы, хранящиеся в Научном архиве Коми научного центра Уральского отделения РАН (записи 1960, 1963 гг.) и четырех фольклорных архивах: Московского государственного университета им М.В.Ломоносова (записи 1971, 1973, 1974-1977, 1988-1992 гг. из Ленского, Пинежского, Вилегодского, Мезенского, Лешуконского районов Архангельской области; Удорского района Республики Коми; Лузского, Опаринского, Котельнического, Шабалинского районов Кировской области; Нерехтинского района Костромской области), Сыктывкарского государственного университета (записи 1983, 1986-1993, 1997, 1998, 2000 гг. из Устюжского района Вологодской области; Вилегодского, Ленского районов, Ненецкого автономного округа Архангельской области; Мурашинского, Лузского, Опаринского, Подосиновского, Нагорского районов Кировской области; Прилузского, Интинского районов Республики Коми), Института языка, литературы и
истории Коми научного центра УрО РАН (записи 1996 г. из Вилегодского района Архангельской области), Комиссии музыковедения и фольклора Союза композиторов РФ (записи 1959, 1972 гг. из Вилегодского района Архангельской области)42. В ходе архивных изысканий в архиве КНЦ и фольклорных собраниях МГУ, СыктГУ, ИЯЛИ, КМФ было выявлено и привлечено к работе свыше 300 записей текстов и фрагментов приговора дружки и около 300 записей фольклорно-этнографических репортажей .
Таким образом, материал исследования охватывает несколько регионов России, а по времени фиксации находится в промежутке с 1840 по 2000 гг. Такой подход к отбору источников обусловлен задачами исследования и методологической необходимостью: выявление критериев стабильности приговора возможно при условии привлечения максимального количества текстов и описаний локальных вариантов обряда.
Разграничение записей приговоров XIX - нач. XX в. и последних десятилетий (по большей части, экспедиционных материалов) на ранние и поздние очень условно. Однако такой подход к материалу видится нам целесообразным, так как делает возможным учитывать два уровня существования традиции - синхронический и диахронический. Совмещение двух планов исследования позволяет рассмотреть изменения в словесном содержании и характер трансформации функциональных характеристик структурных компонентов приговора, особенно это касается тех локальных традиций, записи из которых приходятся как на первый, так и на второй временной период .
В контексте поставленных задач на первый план выдвигаются основные принципы методологии. Посюжетное межлокальное и межрегиональное сопоставление разновременных поэтических текстов сосредоточено на выявлении "сюжетного минимума" - традиционных, характерных для большинства записей устойчивых элементов сюжета приговора ("фонд" мотивов и сюжетных тем); позволяет наиболее полно описать обозначенные сюжетные элементы приговора и определить общие и специфические черты в
их словесном оформлении, правила сочетаемости и некоторые закономерности
последовательности этих элементов в рамках композиционной схемы
приговора, различия функциональных характеристик приговоров отдельных
локальных традиций.
Сравнительно-текстологический анализ вилегодских приговоров с
записями из других местностей направлен на определение общего и
особенного в развитии сюжета приговора одной из локальных традиций
Русского Севера - традиции Вилегодского района Архангельской области.
Сравнение разновременных вилегодских записей позволяет определить
устойчивость и изменяемость фольклорного текста во времени, характер
трансформации сюжетных мотивов.
Сопоставление разновременных записей, сделанных от одного
исполнителя, дает возможность выявить некоторые закономерности
бытования, функционирования фольклорного текста в устах носителей
традиции не в естественной (обрядовой) ситуации, а в ситуации "воспоминания
о традиции". Синоптическое соположение ' разновременных записей
приговоров одного исполнителя позволяет сделать некоторые выводы о
механизмах "порождения" текста в конкретном речевом акте, соотношении
коллективного и индивидуального начал в приговоре, традиции и
импровизации, мастерства конкретных исполнителей.
Такой подход определил структуру работы. В первой главе
рассматривается жанр приговора в контексте обряда, выделены и обозначены
основные традиционные мотивы, сюжетные темы приговора, определены
некоторые закономерности соотношения уровня мотива со стилем приговора,
анализируются различия в словесном оформлении мотивов, определены
некоторые закономерности изменения функциональных характеристик
приговоров. Вторая глава посвящена характеристике вилегодского варианта
приговора дружки. В третьей главе рассматриваются разновременные записи
приговоров, зафиксированные от двух исполнителей; проведено сопоставление
двух устных записей приговора и письменного текста с целью доказать
принадлежность последнего вилегодской традиции. Приложение представляет собой результат систематизации архивных и опубликованных записей приговора дружки; в нем представлены 44 карты-схемы, в которых отражены сведения о географическом распространении текстов приговора дружки и показано распространение того или иного устойчивого элемента приговора.
Принцип исключительной важности экстрафольклорных факторов, этнографического, реально-бытового контекста в изучении произведений вербального фольклора, сформулированный Б.Н.Путиловым ', положен в основу анализа приговорных текстов. Кроме того, привлечение "этнографического контекста" в ряде случаев позволяет корректировать логическую структуру приговора.
Методика "синоптического соположения", принципы которой были сформулированы В.М.Гацаком4 , используется для сравнения разновременных записей приговора одного информанта. Применение этой методики позволяет обнаружить и наглядно продемонстрировать некоторые закономерности построения фольклорного текста.
В качестве одного из методов исследования использована методика картографирования, основные принципы которой были сформулированы
А.И.Никифоровым, В.М.Жирмунским и, применительно к свадебному обряду, К.В.Чистовым . Подобного рода исследования в отношении приговора дружки, как и других фольклорных жанров, позволяют систематизировать и наглядно представить накопленный и проанализированный материал, что поддерживается рядом ученых и видится достаточно продуктивным. Кроме того, в комплексных исследованиях локальных традиций и изучении фольклорных регионов именно картографирование, по мнению К.Е.Кореповой, "могло бы придать таким исследованиям глубину и объективность, способствовало бы обоснованному выделению самого фольклорного региона, что в конечном счете выводило бы на общие проблемы истории и теории русского фольклора"50.
В фольклорных исследованиях эта методика применялась к эпическим жанрам (С.И.Дмитриева), колядкам (В.И.Чичеров), преданиям о чуди (В.В.Пименов), отдельным сюжетам баллад (К.Е.Корепова, Е.Ю.Казакова) и свадебных песен (К.С.Задоя)51. В контексте поставленных задач представляется целесообразным провести картографирование отдельных формульных элементов, устойчивых описаний приговора . Картографирование приговора Вилегодекого района Архангельской области стало возможным благодаря тому, что полевые исследования в этом районе проводились в течение нескольких десятилетий с максимально плотной сеткой, при которой охватывался практически каждый населенный пункт. Эти карты демонстрируют не только ареал и микролокальные центры бытования приговора, но и частично отражают распространение сюжетных версий, словесных рядов, образов.
Межлокальное сопоставление разновременных поэтических текстов сосредоточено на выявлении традиционных, характерных для большинства записей устойчивых элементов сюжета и стиля приговора. Вместе с тем сравнительно-текстологический анализ вилегодских приговоров направлен на определение общих черт и особенностей развития сюжета приговора Вилегодского района. В результате сравнения вилегодского репертуара с "общерусским" в локальной традиции обнаруживаются три пласта: тексты, в которых представлены описания, имеющие близкое сходство с известными; тексты, в которых реализуются мотивы, известные по записям из других местностей, но содержанием существенно с ними различающиеся; редкие, уникальные описания, не имеющие аналогов в приговорах других традиций.
Таким образом, приговору дружки свойственна стойкая поэтическая традиция, которая проявляется на многих уровнях (сюжета, языка, стиля и т.д.). В частности, любой приговорный текст в большей или меньшей степени использует "набор" известных традиции мотивов, закономерности соединения которых в сюжете жанрово обусловлены. Такой подход к приговору дает возможность определить взаимосвязи этих элементов в тексте и текстов в
корпусе записей, закономерности бытования жанра и степень различия локальных вариантов.
1 Власова З.И. Скоморохи и свадьба (К вопросу об эволюции отдельных моментов обряда) // Русский фольклор.
[XXV. Л.. 1989. С.23-37; Гура А.В.; 1. Опыт выявления структуры севернорусского свадебного обряда (по
материалам Вологодской губ.) // Русский народный свадебный обряд: Материалы и исследования. Л., 1978.
С.72-87; 2. О роли дружки в севернорусском свадебном обряде // Проблемы славянской этнографии. Л., 1979. С.
162-172; Гуржий Т.Г. Типологические взаимосвязи персонажей волшебной сказки и свадебных чинов
(помощника и дружки) // Атриум. Серия Филология. 1999. № 1. С.26-33; Зеленин Д.К. Свадебные приговоры
Вятской губернии // Памятная книжка Вятской губернии и календарь на 1904 год. Вятка, 1904. С. 173-208;
Крашенинникова Ю.А. Дружка и его функции в свадебном обряде // Традиционное мировоззрение и духовная
культура народов Европейского Севера. Труды ИЯЛИ КНЦУрО РАН. Вып. 60. Сыктывкар, 1996. С. 54-64;
Морозов А. Скоморохи Севера // Северный альманах Архангельского отделения Союза писателей.
Архангельск, 1946. С. 193-246; Самоделова Е.А. Дружка и его помощник // Мужчина в традиционной культуре.
М.,2001.С.28-47идр.
" Богословский П.С. К номенклатуре, топографии и хронологии свадебных чинов. Пермь, 1927; Гура А.В.
Поэтическая терминология севернорусского свадебного обряда // Фольклор и этнография. Обряды и обрядовый
фольклор. Л., 1974. С. 171-180; Самоделова Е.К. Указ. раб. и др.
' Одним из первых основные функции дружки обозначил Д.К.Зеленин (Зеленин Д.К. Указ. раб. С. 173-180).
Исследователи выделяют и ряд специальных функций, которые выполнялись, как правило, помощниками
дружки ("бужельник", "хлебник", "пивник", "перезовщик", "гвоздарь" и т.д.). (Гура А.В. О роли дружки... С.
166; Чистов К.В. Семейные обряды и обрядовый фольклор// Этнография восточных славян. М., 1987. С. 401;
Плесовекий Ф.В. Свадьба народа коми. Сыктывкар, 1968. С. 79, 80 и др.).
4 Семантико-символические характеристики, знаковые и прагматические функции известных атрибутов
рассматриваются во многих работах (Сумцов Н.Ф. О свадебных обрядах, преимущественно русских. Харьков,
1881; Славянские древности. Этнолингвистический словарь под общей редакцией Н.И.Толстого. Т. I. М.. 1995;
Т.2. М., 1999 и др.).
^ Бломквист Е.Э. Свадебные указы Ростовского уезда (К вопросу об отражении сюжетов лубочных картинок в
современном крестьянском быту) // Художественный фольклор. 1927. Вып. 11-111. С. 103-111; Зеленин Д.К.
Указ. раб.; Зырянов И.В. Заговор и свадебная поэзия // Ученые записки Пермского пед. ин-та. Т. 147. Фольклор
и литература Урала. Вып. 2. Пермь, 1975. С. 49-82; Круглое Ю.Г. 1. Вопросы классификации и публикации
русского свадебного фольклора // Русский фольклор: Проблемы "Свода русского фольклора". Л., 1977. Т. XVII.
С. 85-97; 2. Свадебные приговоры как многофункциональное явление русского фольклора //'
1 Іолифункциональность фольклора. Новосибирск, 1983. С. 3-19; 3. Свадебные приговоры как жанр // Жанровая
специфика фольклора. М., 1984. С. 74-95; Мореева А.К. Традиционные формулы в приговорах свадебных
дружек 7 Художественный фольклор. Вып. 2-3. М., 1927. С. 112-129; Островский Е.Б. Вологодский свадебный
фольклор (История, традиции, поэтика). Дисс... канд. филол. наук. М., 1999 (ГлаваЗ); Поздеев В.А. 1.
Приговоры дружки в структуре севернорусского свадебного обряда // Жанровая специфика фольклора. М.,
1984. С. 60-74; 2. Реально-исторические корни "свадебных указов" // Малые жанры в русской и современной литературе. Межвуз. сб. науч. тр. Киров, 1986. С.15-24; 3. Традиционные основы жанров свадебной поэзии. Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1987; Торопова А.В. 1. К вопросу о жанровой классификации свадебного фольклора // Фольклор и этнография: Обряды и обрядовый фольклор. Л., 1974. С. 155-161; 2. Наговоры дружки (к вопросу о жанровой природе свадебной прозы) // Проблемы теории и истории литературы.
Вып. 36. Ярославль, 1972. С.85-98; 3. Наговор дружки в поэтической системе свадебного фольклора. Дисс. ...
канд. филол. наук. Л., 1974; Федорова Т.Ю. Русские свадебные приговоры (поэтика жанра). Дисс... канд.
филол. наук. М., 1994 и др.
" Торопова А.В. Наговор дружки в поэтической системе свадебного фольклора. Л., 1974.
7 Плесовекий Ф.В. Свадьба народа коми. С. 35, 60.
н Зорин Н.В. Русская свадьба в Среднем Поволжье. Казань, 1981. С. 97.
' Виноградов Г. Заметки об изучении народного ораторского искусства. Иркутск, 1925. С.8.
"' Эти два основных "отдельных независимых признака", определяющих "жанровое пространство русского
фольклора", выделены Г.А.Левинтоном (Левинтон Г.А. Замечания о жанровом пространстве русского
фольклора // Судьбы традиционной культуры: Сборник статей и материалов памяти Ларисы Иевлевой. СПб..
1998. С. 58 и след.).
" Круглое Ю.Г. Вопросы классификации и публикации... С.87.
12 Круглое Ю.Г. Свадебные приговоры как жанр. С. 90.
'' Пропп В.Я. Жанровый состав русского фольклора // В.Я.Пропп. Фольклор и действительность: Избранные
статьи. М.. 1976. С. 69.
ы Торопова А.В. Наговоры дружки (к вопросу о жанровой природе свадебной прозы). С. 85-98.
ь Левинтон Г.А. Указ. раб. С. 66.
^ '" Самоделова Е.А. Указ. раб. С. 37.
1 Торопова А.В. Наговор дружки в поэтической системе свадебного фольклора. С. 115.
IS Поздеев В.А. Приговоры дружки в структуре севернорусского свадебного обряда. С. 69.
14 Филиппова В.В. К вопросу о народной терминологии в традиционной культуре (на примере жанровой
классификации коми фольклора) // Пермистика: Диалекты и история пермских языков во взаимодействии с
другими языками. Сыктывкар, 1999. С. 181-182.
:" Толстая СМ. Полесский народный календарь: Материалы к этнодиалектному словарю: К-П // Славянский и
балканский фольклор. М., 1986. С. 178-242. О необходимости обращения к метаязыку - важному источнику
"реконструкции духовной культуры" - при изучении фактов народной культуры, фольклорных жанров см.:
Виноградова Л.Н. Фольклор как источник для реконструкции древней славянской культуры // Славянский и
балканский фольклор. М., 1989; Никитина СЕ. Устная народная культура и языковое сознание. М., 1993;
Филиппова В.В. К вопросу о народной терминологии... С. 180-186; Шевченко Е.А. Свадебный обряд Лузского
района Кировской области (функциональные аспекты поэтических жанров). Рукопись дис. на соиск. ст. канд.
филол. наук. СПб., 2001. С. 11 и др.
:1 Чистов К.В. Вариативность как проблема теории фольклора // Народные традиции и фольклор. Л., 1986.
* С. 132.
" Там же. С. 133.
""' Там же. С. 132.
" Чистов К.В. Вариативность как проблема теории фольклора. С. 132.
'у В частности, обзор некоторых "установившихся мотивов и поэтических шаблонов" в приговорах дружек
сделан А.К.Мореевой (Мореева А.К. Указ. раб. С. 113-129).
"' А.Н.Веселовский отмечал, что приговоры обнаруживают "некоторую устойчивость: они указывают на
упроченное предание, передававшееся <...> от одного дружка к другому; профессиональная передача <...> с
обилием повторяющихся формул и образов... " (Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989. С. 183).
:' Чистов К.В. Вариативность как проблема теории фольклора. С. 132. s Путилов Б.Н. Проблемы фольклорных жанров // Фольклор и народная культура. С. 155.
"' Там же. С. 160.
'" Попытки осмыслить проблемы региональности/локальности фольклора и ввести их в круг проблематики
современной фольклористики сделаны в работах известных отечественных исследователей: Аникин В.П.
Общерусское и локальное творчество в фольклоре (к общей постановке проблемы) // Фольклор народов Поволжья: Проблемы регионального изучения. Йошкар-Ола, 1989. С.3-21; Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. С.144-153; Лапин В. А. Русский музыкальный фольклор и история (к феноменологии локальных традиций). Очерки и этюды. М., 1995.
'' Под этим термином И.А.Разумова понимает "устойчивые стилистические приемы и обороты", "словесные
клише", "стилистические стереотипы" - "все устойчивые элементы языка и стиля" (Разумова И.А.
Стилистическая обрядность русской волшебной сказки. Петрозаводск, 1991. С. 3-4 и след.).
''" Торопова А.В. К вопросу о жанровой классификации свадебного фольклора. С. 157.
'' Круглое Ю.Г. Вопросы классификации и публикации... С.96.
Осмысление и обсуждение проблемы "фонда мотивов" как "словаря традиции", "реальной данности
фольклорного произведения", "которой оперирует устная традиция" представлено в работах известных
отечественных исследователей: Неклюдов СЮ. О некоторых аспектах исследования фольклорных мотивов // Фольклор и этнография. Л., 1984. С. 224; Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. С. 172-184. " Мореева А.К. Указ. раб. С. 112-129. :* Зеленин Д.К. Указ. раб. С. 173-208.
" Исследователь привлекает материалы, опубликованные А.Васнецовым, А.С.Безсоновым (Уржумский у.), И.Сусловым (Малмыжский у.), П.В.Шейном (Глазовский у.), И.Софийским (Слободской у.), П.Трониным (Нолинский у.).
'* Из опубликованных материалов XIX - нач. XX вв. в работе привлекаются записи приговоров из 16 губерний;
7 северных: Архангельской (Шенкурский у., Холмогорский у., Пинежский у.), Олонецкой, Новгородской
(Белозерский у., Устюжинский у., Кирилловский у., Крестецкий у., Череповецкий у.), Псковской (Торопецкий
у., Псковский у.), Вологодской (Вельский у., Тотемский у., Грязовецкий у., Сольвычегодский у.), Вятской
(Глазовский у., Малмыжский у., Слободской у., Яренский у), Пермской (Оханский у., Шадринский у., Кунгуро-
Красноуфимский край); Сибири и Забайкалья: Енисейской (Енисейский у., Ачинский у., Богучанский у.),
Ф Семипалатинской губ. (Усть-Каменогорский у.). Забайкальской обл. (Нерчинский окр.); 1 центральной:
Владимирской (Александровский у., Судогодский у., Юрьевский у.. Покровский у.); 5 поволжских: Ярославской
(Любимовский у.. Пошехонский у.). Костромской (Костромской у., Кинешемский у.). Самарской
(Ставропольский у.), Нижегородской (Макарьевский у.), Тверской (Старицкий у., Ржевский у., Бежецкий у.).
См.: Список сокращений: Публикации текстов.
34 Русский фольклор Удмуртии. Ижевск, 1990.
40 Русская свадебная поэзия Сибири /Сост. Р.П.Потанина. Новосибирск, 1984.
41 Зырянов И. Чердынская свадьба. Пермь, 1969; Русские. Вып. IV. (Материалы к серии "Народы и культуры").
fc Кн. 3. Традиционный фольклор Русского Севера / Автор-составитель С.И.Дмитриева. М., 1993. С 95-99;
Крашенинникова Ю.А. Свадебный приговор дружки // Традиционный фольклор Вилегодского района Архангельской области (в записях 1986-1991 гг.). Сыктывкар, 1995. С.46-49.
42 См.: Указатель шифров записей.
4-1 Приводимые в данной работе рассказы исполнителей, их комментарии и замечания выделены курсивом.
Ссылки на архивные записи даются в соответствии с системой шифров, принятой в каждом архиве; паспортные
данные архивных записей раскрываются в Указателе шифров записей.
44 В исследовании названия мест записи приводятся по административно-территориальному делению.
соответствующему моменту записи и отмеченному в источнике.
ъ Термин В.М.Гацака (Гацак В.М. Устная эпическая традиция во времени. М., 1989. С. 64-66.).
46 "... конкретика контекста в фольклоре нужна нам не только сама по себе, как событийный фон, дающий нам
живое, многоцветное представление о текстах, но и для ряда обобщений, для типологизации явлений,
коммуникативных связей" (Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. С.116). См. также: Байбурин А.К.,
Левинтон Г.А. К проблеме "у этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов" // Фольклор и
этнография: У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Л., 1984. С. 229-245; Ивашнева Л.Л.
# К проблеме поэзии и обряда в структуре русской свадьбы // Судьбы традиционной культуры: Сборник статей и
материалов памяти Ларисы Иевлевой. СПб., 1998. С. 128-134.
4/ Гацак В.М. Устная эпическая традиция во времени. С. 64-66 и след.
Никифоров А.И. К вопросу о картографировании сказки // Сказочная комиссия в 1926 г.: Обзор работ. Л., 1927. С. 60-70; Жирмунский В.М. Методика социальной географии // Язык и литература. Вып. VIII. 1932; см.
также: Десницкая А.В. Вопросы социально-географического изучения явлений языка, этнографии, фольклора в
работах В.М.Жирмунского // Проблемы картографирования в языкознании и этнографии. Л., 1974. С. 8-16.
44 Чистов К.В. Проблемы картографирования обрядов и обрядового фольклора. Свадебный обряд // Проблемы картографирования в языкознании и этнографии. Л., 1974. С.69-84.
Корепова К.Е. Картографирование фольклора и методика собирания // Методические указания по собиранию фольклора. М., 1994. С. 69. Также см.: Чистов К.В. Проблемы картографирования обрядов и обрядового фольклора. С.74 и след.
м Дмитриева СИ. Географическое распространение русских былин (по материалам конца XIX - начала XX в.) /' Советская этнография. М., 1969. № 4. С.28-39; Чичеров В.И. Зимний период русского земледельческого календаря XVI-XIX вв. Очерки по истории народных верований. М., 1957. С. 115-165; Пименов В.В. Вепсы. Очерк этнической истории и генезиса культуры. М.; Л., 1965. С. 117-170; Корепова К.Е. Методика картографирования фольклорного сюжета. Баллада "Сестра и братья-разбойники" // Методические указания по собиранию фольклора. М., 1994. С.72-76; Казакова Е.Ю. Опыт картографирования. Баллада "Дочка-пташка" /' Методические указания по собиранию фольклора. М., 1994. С. 76-84; Задоя К.С. Опыт картографирования свадебной песни ("Ясна в тереме свеча горит") // Методические указания по собиранию фольклора. М., 1994. С. 84-104).
*" В наши задачи не входила точная количественная регистрация рассматриваемых явлений, поэтому применение статистического метода ограничено.
*
"Типовые" элементы приговора: сюжетные темы, "фонд" мотивов, репертуар типизированных описаний
Любой фольклорный текст состоит из относительно устойчивого набора "типовых" элементов - мотивов, формул, стереотипов и т.д. В силу своей природы и в соответствии с законами фольклорного творчества, эти элементы "переходят из текста в текст, организуя различные содержания и структуры либо обеспечивая их варьирование"1.
Располагая значительным корпусом разновременных записей приговора из разных местностей, выделим основные наиболее устойчивые элементы сюжета (мотивы, темы) приговора дружки. Межлокальное и межрегиональное сопоставление записей позволяет наиболее полно описать каждый сюжетный элемент приговора; определить общие и специфические черты в его словесном оформлении, различия функциональных характеристик.
В ряде случаев текстологический анализ приговоров является слишком подробным, что обусловлено стремлением представить известные тексты во всем их многообразии. Вместе с тем, зачастую именно разнообразной комбинацией известных традиции мотивов, сюжетных тем и сочетанием стилистических элементов объясняется многообразие записей приговоров и "необычность, нестандартность" любого приговорного текста.
Изучение обрядового фольклора, в частности, свадебных приговоров требует привлечения реально-бытового контекста - характеристики этнографической обстановки, в которой функционирует текст. Необходимость использования контекстуальных данных при изучении приговорных текстов обусловлена тем, что приговор отражает последовательность обязательных моментов обряда, а ритуал находит отражение в текстах приговора. Тот факт, что приговор как жанр обрядовый входит "в структуру ритуала" и принадлежит "сразу двум системам: фольклору и ритуалу" , предполагает при наблюдении за поэтическими приговорными текстами привлекать обрядовый контекст, этнографические данные. При анализе сюжета приговора это позволяет определять его логическую структуру, некоторые закономерности сюжетной организации текста.
Характеризуя имеющийся в нашем распоряжении материал, отметим, что корпус использованных в работе текстов составили разные по степени сохранности, полноте поэтические образцы. Вместе с тем, этнографические описания обряда в опубликованных и экспедиционных материалах представлены в большинстве своем обрывочно, схематично. Зачастую опубликованные и архивные тексты приговоров, обладающие достаточно высокой степенью сохранности, сопровождаются минимальным этнографическим описанием или полным отсутствием "этнографического контекста". Особенно это касается до- и послевенечного периодов свадьбы, а также ключевых обрядовых актов, во время которых исполнялся приговор. Есть возможность предположить, что "знание" текста приговора освобождало исполнителя от комментирования происходящего на свадьбе, так как "обрядовые мотивы", фрагменты приговора содержат "моменты ритуала"5.
Все действия, выполняемые дружкой, условно делятся на три временных периода, каждый из которых имеет свои задачи и характеризуется определенными действиями для их выполнения6. Соответственно для приговора характерно условное деление на несколько композиционных блоков, исполнение которых приурочено к конкретным моментам довенечной части свадьбы (в доме жениха и невесты) и после венца (в доме жениха). Первый временной период происходит в доме жениха: дружка описывает подготовку свадебного поезда к "походу" за невестой и его отъезд со двора жениха. Первый период организуют тексты с мотивами "благословения жениху и дружкам", комментирующие сбор жениха, свадебного поезда в дальнюю дорогу, произносимые за столом в доме жениха и сопровождающие отъезд свадебного поезда. Второй период проходит в доме невесты и посвящен "добыче" невесты и подготовке ее перехода в род жениха. Дружка участвует в приговорах-диалогах у закрытых дверей, им произносятся тексты, в которых он описывает дорогу свадебного поезда, свои действия на крыльце, пороге, в доме и итогом этого периода является отъезд жениха и невесты со двора дома невесты к венцу. Действия третьего периода разворачиваются в доме жениха после возвращения свадебного поезда от венца. Главная задача этого периода заключается в принятии молодой в новую семью и примирении двух родов.
Рассмотрим наиболее устойчивые сюжетные элементы приговора7, выделяя при этом типичные, устойчивые характеристики их словесного 1. "Типовые" элементы приговора: сюжетные темы, "фонд" мотивов, репертуар типизированных описаний. Зачином приговора служат тексты, в которых разрабатывается мотив "дружка просит благословение у родителей"10 (см.: Карта 1). Тексты строятся на обращении к родителям11 жениха ("родимый/-ой батюшка/ -о, родимая матушка", "отец родимый, мать родима", "порожденный батюшка и порожденная матушка") с просьбой благословить в опасное путешествие. В некоторых записях этому обращению предшествует краткая молитвенная формула "Господи Иисусе Христе, сыне Божий наш, помилуй нас!" Основой мотива благословения в текстах является краткая императивная формула, "почти дословно совпадающая во многих записях"13: "Благословляйте новобрачного князя в путь ехать..." (Шейн, 687). В ряде текстов эта формула получает распространение за счет уточнения конечной цели поезжан (ехать за невестой ). В единичных записях, особенно это касается экспедиционных материалов, мотив благословения имеет формульный характер и реализуется в виде краткой формулы, т.е. формула выступает в качестве целого текста с мотивом благословения. В большинстве известных нам текстов с мотивом благословения повествование развивается в двух основных вариантах. В текстах первого варианта мотив формирует синтаксическая конструкция "как ... так" с устойчивой двусоставной формулой "[как] умели вспоить-вскормить, [так] умейте благословить"15. Эта устойчивая формула характеризуется различной степенью распространения составляющих ее элементов. Соответственно в повествовании текстов, составивших первый вариант, четко выделяется две композиционные части. Первая часть формулы, выраженная сочетанием глагола в прошедшем времени ("умели") с однородными глаголами-инфинитивами, представляет описание жизни жениха до момента благословения как уже прошедший период. Вторая часть, напротив, строится на описании действий жениха после получения благословения и представляет собой свернутую схему "похода" жениха за невестой, завершающегося в "Божьей церкви".
Типы мотивов приговора дружки
Посюжетное межлокальное и межрегиональное сопоставление разновременных поэтических текстов позволило выделить и обозначить перечень традиционных, характерных для большинства записей устойчивых мотивов и сюжетных тем приговора - так называемый "фонд" мотивов.
Обозначенные мотивы отличаются по соотношению динамического и статического, по функциям, роли в сюжетообразовании и сюжетной организации текстов. В функционально-содержательном плане в приговоре выделяются "внешне статичные" и динамичные мотивы. Относительно неподвижные мотивы-описания, мотивы-характеристики, мотивы-ситуации фиксируют состояние персонажа и окружающей обстановки, передают эмоциональную реакцию героев, "вводят" персонажи в основное действие. Большей динамичностью отличаются мотивы-диалоги, представленные в приговорах, посредством которых комментируются и организуются такие значимые ритуальные акты как отпирание закрытых дверей и выкуп места для жениха. Максимальной динамичностью обладают мотивы-действия или мотивы-функции. Передавая динамику развития ритуала, приговоры, в которых разрабатываются такого рода мотивы, организуют и комментируют отдельные обрядовые акты, непосредственно связаны с обрядовым действием, перемещениями действующих лиц и т.д. Содержание этих приговоров позволяет реконструировать последовательность актов свадебного обряда, действий дружки и других свадебных персонажей. В ряде случаев, несмотря на отсутствие "этнографического контекста", устанавливается закономерность последовательности мотивов в приговоре, взаимозависимость мотивов друг от друга, соединение их в единые блоки -целые части сюжета. Обозначение сюжетных тем, посредством которых сюжет движется не просто мотивами, а блоками соединенных друг с другом мотивов, подтверждает мысль Б.Н.Путилова о внутренней обусловленности порождаемых мотивами ситуаций .
Мотивы, являясь элементами более сложной системы — сюжета, представляют собой "микросистемы, обладающие своей структурой, особенностями и возможностями"24 . Сопоставление текстов приговоров разных локальных традиций, в которых реализуется один и тот же мотив, позволило выделить специфические и общие черты в его словесном оформлении. Такое сравнение показывает, что выделяется большой пласт мотивов, вербальным воплощением которых являются устойчивые стереотипные элементы (формулы, описания) и мотивы, которые оформляются в приговорах без участия устойчивых формул.
Так, анализ текстов, в которых разрабатываются статичные мотивы-ситуации, мотивы-характеристики и т.д., показывает, что в большинстве случаев они состоят из сочетания зачинной или финальной фразы (представленных строкой или группой строк) и устойчивой формулы, представляющей собой характеристику свадебных персонажей или описание окружающей природы, наиболее значимых локусов интерьера (формулы "свадебный стол", "подготовка даров невестой", "полет коня", "похвальба дружки", "придверники-приворотники", изображение окружающей природы в мотиве "жених ждет дружку в поле" и др.).
Некоторые мотивы-действия могут быть оформлены с помощью формул (благословение, переход через порог и др.). Однако в большинстве случаев словесное выражение одного и того же мотива-действия в записях из разных локальных традиций может быть частично формульным, не все его словесное воплощение передается с помощью формул. В том случае, когда выражение мотива не связано с формулами, он способен развернуться в пространное описание.
Устойчивым формулам свойственна малая степень вариативности, проявляется она чаще всего на лексическом уровне (лексическая синонимия); варьирование может быть также связано с амплификацией или редуцированием формул. Часть выделенных формул является вербальным воплощением мотивов, приуроченных нескольким моментам ритуала и "обслуживающим" несколько ритуальных актов. Некоторые формулы являются полифункциональными, используются приговором в качестве разнообразных характеристик или "регуляторов" отношений между свадебщиками. Так, в частности, формула "похвальба дружки" выступает, как правило, в качестве характеристики не только дружки, но и других свадебных чинов (жениха, повара, молодой пары) и отмечена в текстах, приуроченных к ритуальным актам дарения, угощения родителей и гостей (как в доме невесты, так и в доме жениха). Посредством этой формулы подчеркивается активная роль дружки в обряде, его способность, в отличие от жениха, тысяцкого, поезжан, свободно передвигаться. Та же ситуация наблюдается и в отношении формулы "Встань на лыжи, подвинься поближе...": большинство текстов с этой формулой служит для организации дарения и угощения; вместе с тем встречаются единичные локальные варианты, которые исполнялись в доме жениха до и после венца, при проводах молодых на подклет, при переходе через порог. Формула "подготовка невестой даров", в большинстве текстов выступающая как "хвалебная" характеристика невесты, в единичных записях приговоров используется в качестве характеристики женских образов стороны жениха и др.
Любопытно отметить, что в большинстве ранних по времени фиксации записях (имеется в виду корпус текстов XIX в.) весь поэтический "текст" дружки "выстраивается" благодаря текстам с мотивом благословения, в которых представлен "свернутый план" ритуала ("ехать во путь-дороженьку" сюжетная тема дороги, "каменну стену пробить" - преодоление обороны рода невесты, вход в дом невесты, "взять свое сужено" - получение невесты сопровождается преподнесением подарков, сидением за свадебным столом, "ехать во Божью церковь", "под злат венец встать", "закон Божий принять" -отъезд к венцу, "в дом к себе привести" - приезд молодых в дом жениха). Кроме того, благодаря текстам с мотивом благословения в приговоре устойчиво сохраняются этикетные формы общения: весь текст приговора пронизан этикетными формулами-просьбами на разрешение отдельных поэтапных действий дружки, как в доме жениха, так и в доме невесты.
В поздних по времени фиксации записях (1950-2000 гг.) приговор обнаруживает ряд закономерных трансформаций. Прежде всего, в этих записях минимально количество текстов, в которых реализуются мотивы-описания; как правило, устойчивые формулы утрачиваются или подвержены значительной редукции. Содержание многих текстов, в которых реализуются мотивы-функции, значительно обедняется. Сюжетообразующие элементы, составляющие текст, выпадают или замещаются одной-двумя строками с другим ритмическим рисунком, в результате чего фиксируется "схема" сюжета, констатируется действие, реальное наполнение текста обедняется.
Особенности формирования фольклорной традиции Вилегодского района Архангельской области.
Выбор Вилегодского района Архангельской области продиктован, прежде всего, тем, что традиция Виледи в сравнение с другими известными нам локальными традициями представлена большим количеством записей приговора. Сравнение вилегодского приговора с текстами, записанными примерно в это же время в других местностях, показывает, что приговор Виледи представлен максимальным набором традиционных мотивов, он комментировал практически все значимые ритуальные акты довенечнои части обряда. Этот факт позволяет говорить, что Вилегодский район представляет собой ареал, в котором такой жанр как свадебный приговор был достаточно развит2.
Вилегодский район представляет интерес в плане особенностей формирования и развития фольклорной традиции, тесным образом связанных с историей заселения и освоения территории. Район бассейна реки Виледь - притока Нижней Вычегды, по современному административному делению граничит с севера с Ленским районом Архангельской области, с запада - с Котласским районом Архангельской области, с юга - с Лузским районом Кировской области, с востока - с Прилузским районом Республики Коми. Древние этапы освоения и заселения вилегодской территории изучены на сегодняшний день недостаточно . По всей видимости, часть бассейна р. Виледи на рубеже I и II тысячелетий н.э. населяли древние коми, о чем свидетельствуют сообщения исторических документов относительно крещения Стефаном Пермским в 1379 г. пермян в низовьях Вычегды - на Пырасе и Виледи4. Упоминание о Вилегодской земле имеется в "Слове о житии и учении св. Стефана, бывшего в Перми епископа", составленного Епифанием Премудрым: в числе "мест и стран и земель иноязычных, живущих вокруг Перми" он называет вилежан, "живущих по р. Виледи, недалеко от Котласа"5. В настоящее время известно несколько археологических памятников (городища Ильинское, Маковка, Чабровское), возникновение которых исследователи связывают с русской колонизацией6. Появление первых русских поселенцев в бассейне Нижней Вычегды исследователи относят к XI - началу XII вв. О том, что на территорию Виледи в XI-XII веках проникают новгородцы, указывает, в частности, следующий факт: в 1960 г. в деревне Никольск учителем Полушиным был обнаружен клад с новгородскими монетами, датируемыми X-XI вв. Одним из "доказательств" стремления новгородцев закрепиться в низовьях Вычегды является упоминание о строительстве ими городка Чернигова (в районе возникшего позднее города Сольвычегодска). Сольвычегодский историограф А.И.Соскин в "Истории города Соли Вычегодской" называет основателями и первозаселыциками Чернигова новгородцев: "а только есть в народе бась[ня] одна, якобы до начала города Чернигова жил на том месте и в окрестностях онаго ... народ, называемый чюдь, немало время. Но пришедший ... народ ... новгородский их, чюдь, со оных мест прогнав, а инных противящихся взяв в плен к себе"8. Очевидно, что данные А.И.Соскина имеют фольклористический интерес, так как основаны на текстах местных преданий о чуди. Разумеется, что историческая достоверность подобных текстов вызывает сомнение уже потому, что "доступ исторических фактов в преданиях закономерно ограничивается возможностями жанровой системы, которая генетически связана с мифологическими по своей природе представлениями" . Вместе с тем современные записи устных преданий о заселении и освоении Виледи приводят хотя и косвенные, но достаточно явные свидетельства "новгородского" происхождения вилежан и видной роли в "освоении" вилегодской земли Ивана Грозного10. В конце XIV в. в период княжения Дмитрия Донского часть крестьян, проживающих в районе реки Виледь, вместе со своими дворами, землей, угодьями были пожалованы в личное владение Стефану Пермскому. В 1490 г. в специальной жалованной грамоте, выданной на имя пермского епископа Филофея, царь Иван III окончательно юридически закрепил вилегодские земли и угодья (в частности, деревни и погосты Никольская, Пречистенская, Ильинская, Спасская, Покровская) за пермскими и вологодскими епископами11. В документах XVI в. Вилегодская волость упоминается как вотчина Николо-Коряжемского монастыря 2. Большое влияние на культурно-хозяйственную деятельность Вилегодского края оказал город Сольвычегодск. Немалая часть вилегодских земель была собственностью именитых людей Строгановых13. В воспоминаниях местного краеведа В.А.Сухих тесная связь Виледи и Сольвычегодска подчеркивается в следующих его словах: "Надо полагать, что мои близкие предки уже позднее переехали на Виледь из города Чернигова, расположенного всего лишь в нескольких километрах от города Сольвычегодска, на берегах речки Черной. Город Чернигов в 1546 году весь выгорел. Большинство жителей переселились в город Сольвычегодск. Часть же из них, ища лучших мест, выехала. Очевидно, в числе их были и мои родичи. Подтверждением этому служит то, что многие наши деревни ... владели сенокосными угодьями (заливными лугами) по близости города Сольвычегодска, в пяти-восьми километрах от него"14.
Архитектоника и поэтика вилегодского свадебного приговора
Близость фрагментов наблюдается на содержательном уровне: в обоих эпизодах представлен детализированный перечень необходимых для встречи обязательных ритуальных предметов (хлеб, соль, "чашка пива", "чарка вина", "святая икона", "свеча воскояровая" и т.д.). "Типичность" предлагаемых жениху предметов подтверждается этнографическими описаниями обряда: "От венца-то придут. Первое, оне [родители жениха] в решето ложат каравай хлеба, икона, свечка горит, свечка. Они, значит, выносят это. А потом, значит, мать его иконой... " (ИЯЛИ: 1702-34). Интерес вызывают два последних словосочетания - "сладкий мед", "пьяная перевара". Возможно, исчезновение из крестьянского быта этих напитков ("мед", "перевара" ) явилось следствием исчезновения из "народного словаря" наименований "сладкий мед", "пьяная перевара". Этим обусловлено использование более "понятных", приближенных к современному народному быту реалий.
Разночтения этих текстов обнаруживаются в их функционально-бытовых характеристиках и положении в сюжете приговора. В сольвычегодском описании обряда зафиксировано, что этот текст выполнял функцию своеобразного приглашения жениха в дом невесты, представляя собой приглашение-пожелание. В контексте рассуждений о том, что приговор был наделен чертами магического "заклинания", нам видится закономерным, что это приглашение "озвучивается" дружкой от имени невесты. Образ встречающей и приглашающей в дом невесты (княгиня "бьет челом и встречает") рассматривается как знак согласия девушки на брак. Функция вилегодского текста более прозрачна: следуя за благодарностью к родителям невесты о хорошем воспитании дочери, он представляет собой "рекомендацию" правильной встречи жениха: в тексте дружка перечисляет необходимые обрядовые предметы, которые должны быть предложены жениху родом невесты при встрече. В этом контексте дружка выступает как знаток свадебного обряда.
Застольные приговоры в вилегодских записях представлены в виде коротких реплик импровизационного характера, что связано, вероятно, с ослаблением активной роли дружки как руководителя свадебного угощения в современной свадьбе. Мотив "дружка начинает свадебный пир" реализуется репликой-приглашением к столу и строится на обращении к родителям с просьбой посадить гостей за стол: "Хозяин, хозяюшка, / Принимайте молодых гостей, / Садите застолье" (ИЯЛИ: 1703-48). Лаконичными репликами представлены единичные описания блюд: "Думал, драчена, а тут картошка толчена..." (ИЯЛИ: 1703-26). Просьба дружки подать угощение в приговоре представлена строками: "Теща кашу варила, / Суп пролила..." (мотив "дружка просит принести угощение"). Предполагаем, что этот фрагмент в репертуаре исполнителя "появился" благодаря свадебной корильной песне "Теща для зятя пироги пекла...", зафиксированной в записях из Вилегодского района: А гостям всем - кушай (ИЯЛИ: 1703-50). В содержании этого текста сохранилась одна важная особенность свадебного застолья: разделывание принесенного "блюда" производит тысяцкий, каждый гость получает "свою" часть. Эта деталь показывает, что в вилегодском приговоре сохранились отголоски о достаточно архаичных отношениях свадебных чинов, возникающих в период застолья: в частности, во время главного свадебного застолья делением и распределением свадебного хлеба руководил тысяцкий77. Есть основания предположить, что в этом тексте отразился такой акт ритуала, как "перераспределение доли", который является кульминационным моментом главного свадебного застолья78. В единственной записи (1972 г.) зафиксирована устойчивая формула "свадебного стола". Зачин текста с формулой строится на обращении дружки к родителям невесты с просьбой "сесть на повеленное место, где Господь повелел". За зачином следует формула "стола", получившая в вил его декой записи распространение детализированным перечнем предметов кухонной утвари ("подножечки серебряны", "ножики точеные", "вилочки золочены"): 1 Представления о столе как центре дома закрепились в поэтическом тексте определением его местонахождения (под "святыми иконами", "свечами воскояровыми"). Семантика стола как главного, центрального локуса жилища прослеживается в назывании его "повеленным местом", за которым распоряжается "Господь Бог". Вместе с тем отметим изменение семантики этой устойчивой формулы в вилегодском приговоре. В ранних по времени фиксации записях "стол" предназначается исключительно жениху или молодым79, что связано с представлениями о красном угле как "мужском" и "почетном" месте дома, месте "главного персонажа ритуала"80. В вилегодском приговоре локатив "стол" сохраняет значение "самого почетного места", однако, в тексте смещены акценты: "почетное место" предназначается родителям невесты. Изменение семантики повлекло за собой и изменение положения фрагмента в сюжете приговора, он произносится перед дарением невесты.
