Содержание к диссертации
Введение
Глава I Зоо- и антропоморфическая метафора в языке и
культуре якутов
Образ тела: семантика и функции 24
Оппозиция 'голова'/'ноги': лексическая семантика и
культурные смыслы
1.3. Рождение и смерть в контексте антропоморфной кар-
тины мира
1.4. Обряд инициации и костюм шамана: опыт сопоставле-
но
ния структур
Глава II Цветовая метафора в языке и культуре якутов. Ах-
96
роматические цвета
Языковая метафора и символические значения цвета.... 102
'Белый'/'черный' как ключевая метафора 146
Субстантивированное прилагательное хара 'черный'.... 162 Глава III Культурные парадигмы и лексико-семантические структуры: семиотические механизмы взаимодействия 182
Ш:
") «ттгіттті' _ ll
3.1. 'Черный' - 'ночь' - a вер. """"" —
Президиум BAiv России
3.2. Соотношениевертик4?о|и^изо^н^^ей ^ кЩ^
присудил ученую степень ДОКТОРА
наук
ачалышк упра^мш/їя ВАК России
мира 207
Семантическая структура обряда: цветовой код 218
'Рогатый скот' - 'север' - 'ночь' - 'зима' — 'смерть' 233
Социальный низ, чернь 251
Глава IV Текст как знак. Проблема понимания 272
Этикет исполнения олонхо: знаковые стереотипы поведения 278
Космологические схемы в текстах олонхо 293
Мифологические классификации: анимальный код 355
Семантическое и структурное сходство паремий. Проблема трансформации фольклорных текстов 378
Заключение 398
Примечания 410
Список литературы 434
Список сокращений 491
Введение к работе
Знаковая теория языка и семиотический аспект изучения культуры во многом определили проблематику гуманитарных наук XX столетия, стремление понять и объяснить человека и его символическую вселенную. Лингвистике при этом отводилась фундаментальная методологическая роль: языковые структуры, открытые и описанные ею, рассматривались как ближайшие аналоги и для объектов других смежных с ней дисциплин. «Язык, - писал Г.Г. Шпет, — до известной - и притом глубокой — степени является естественным и наиболее близким для нас прототипом и репрезентантом всякого выражения, прикрывающего собой значение» [Шпет 1927: 63].
Именно вокруг языковых структур строится мировоззрение человека [Лотман 1994 а: 67], и объективная картина мира запечатлена в языках неодинаковым образом. Будучи инструментом ментального упорядочения действительности, посредником между всеми знаковыми системами, язык является базой, «естественным» субстратом семиотического языка культуры [Толстой 1995: 9]. Язык, по М. Хайдеггеру, это «дом бытия», то, к чему надо «прислушиваться», через него говорит само бытие [Хайдегтер 1993: 112]. Слово, в котором спрессована, подобно геологической эпохе, тысячелетняя память народа, играет особую роль в механизме передачи культурного опыта от поколения к поколению. Язык предстает «как универсальная среда, в которой отложились предмнения и предрассудки как "схематизмы опыта",
именно здесь осуществляется понимание» [Культурология. XX век 1997: 152].
Все это, с одной стороны, свидетельствовало о том, что изучение символической деятельности человека в культуре невозможно без обращения не только к проблемам культурологии и семиотики, но и к лингвистической семантике, с другой стороны, обусловило глубокий интерес лингвистов к ключевым вопросам и концептам культуры, которые и были в значительной степени сформулированы в рамках филологических наук в трудах А.А. Потебни, А.Н. Веселовского, Г.Г. Шпета, М.М. Бахтина, О.М. Фрейденберг, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана и др.
Необходимость культурологического подхода к изучению лексики особо остро ощущается при анализе слова в фольклорном тексте, метафоричность и семантическая многоплановость которого исторически восходят к мифу, мифологическому мышлению. Человек традиционной культуры, рассказывая о себе и мире, мыслит не абстрактными рассудочными понятиями: миф как первая форма постижения мира, его воспроизведения и объяснения тесно связан с целостным чувственным образом, с символом. Общество, закрепляя свой опыт в общезначимых символах, формирует сложную многообразную систему знаков. Процессы смыслопорождения и понимания культурных текстов, реконструкция семиотического языка культуры заставляют исследователя соединить собственно лингвистический анализ не только с культурологическим, но и с герменевтикой, «службой объясняющего понима-
ния». Как ни глубоко различны культурно-исторические облики лингвистов, от индусских жрецов до современного европейского ученого-языковеда, филолог всегда и всюду — разгадчик чужих «тайных» письмен и слов [Волоши-нов 1929: 88].
Таким образом, возникает проблема «живого понимания метафорического языка фольклора» [Потебня 1976: 431], при этом важно понять другого человека (другую культуру, другую эпоху), не превращая его ни в «исчислимую» вещь, формулу логической операции, ни в отражение собственных эмоций, сохраняя целостность духовного опыта и жизненной практики человека [Культурология. XX век 1997: 494].
Огромный, непрерывный окружающий мир в языке предстает как дискретный и построенный, имеющий четкую структуру; естественный язык, соотнесенный с миром, становится его моделью, проекцией действительности на плоскость языка. «А поскольку естественный язык - один из ведущих факторов национальной культуры, языковая модель мира становится одним из факторов, регулирующих национальную картину мира. Формирующее воздействие национального языка на вторичные моделирующие системы — факт реальный и бесспорный» [Лотман 1996 а: 34].
В самом общем виде «модель мира определяется как сокращенное и упрощенное отображение всей суммы представлений о мире в данной традиции, взятых в их системном и операциональном аспекте»; она может быть описана как набор основных семантических противопоставлений, имеющих
для народов мира практически универсальный характер [Цивьян 1990: 5; МНМ 1982: 161-163]. Важно помнить, что «картина мира не есть зеркальное отображение мира и не открытое "окно" в мир, а именно картина, т. е. интерпретация, акт миропонимания, и что она зависит от призмы, через которую совершается мировидение» [Серебренников и др. 1988: 55]. Проблема моделирования картины мира, мира знания, присущего тому или иному этносу, является одной из наиболее серьезных задач, решить которую можно только общими усилиями лингвистов, фольклористов, этнографов, культурологов, философов и др.
Язык не просто отражает картину мира, но используется как универсальный культурный код. «Если ни один язык, в том числе естественный, не может работать, не будучи погружен в семиосферу, то никакая семиосфера не может существовать без естественного языка как организующего центра», «мощного источника структурности» [Лотман 2000: 254; 487].
Своеобразие слова в фольклорном тексте состоит во многом в способности к семантическому колебанию между лексическим значением, с одной стороны, и своей культурной значимостью, с другой. Оно является единицей лексической системы языка и вместе с тем определенным культурным знаком, и наибольшая трудность заключается в том, чтобы дать целостное представление о семантике слова во всем ее объеме. В большей степени сказанное относится к словам, являющимся ключевыми для понимания культурных текстов. Ключевые слова — «это слова, особенно важные и показательные для
отдельно взятой культуры», они «могут анализироваться как центральные точки, вокруг которых организованы целые области культуры». Такие слова имеют «объяснительную силу, которая распространяется на целый ряд областей» [Вежбицкая 1999: 282, 284]. Ключевые слова являются смысловыми и эмоциональными центрами текста, отличаясь многоплановостью, обусловленной сложной метафоричностью значения [Болотнова 1992: 40, 43].
Основная проблема диссертационного исследования - взаимодействие языка и культуры - рассматривается в двух аспектах. С одной стороны, язык анализируется как организующий стержень семиосферы культуры, лексическая семантика рассматривается как база, естественный субстрат семиотического языка культуры. С другой стороны, выявляется, как культура, будучи информационной системой, использует язык для хранения и трансляции информации, связанной с концептуализацией мира и социума. Целью исследования стал анализ семантической и структурной общности языка и культуры, взаимодействия семантических структур и лексических моделей языка с ключевыми парадигмами культуры. В связи с указанной проблемой в диссертации ставятся и решаются следующие задачи:
раскрыть семантику и семиотические функции ключевых слов и символов культуры якутов с широким привлечением сравнительно-исторических данных;
выявить семантическую, функциональную общность слова и символа в культурном тексте, формирующее воздействие языка на вторичные мо-
делирующие системы;
— сопоставить семантическую структуру слова и лексические модели
языка с культурными парадигмами, описать их взаимодействие;
реконструировать глубинный уровень смысла эпических формул олонхо, их структуру как способ кумуляции и трансляции информации в условиях бесписьменного общества;
описать фольклорный текст как знак, который можно «свернуть», «развернуть» и трансформировать по определенным правилам;
— реконструировать некоторые аспекты мифопоэтической картины
мира и семиотического языка культуры якутов.
Методологическая основа диссертации определяется междисциплинарным характером исследования; обращение к такому сложному объекту, как язык и народная культура, потребовало соединить собственно лингвистический анализ с приемами и методами смежных дисциплин, выводя таким образом исследование на стык различных наук.
Семантика слова в фольклорном тексте, который еще сохраняет свою синкретичную структуру и сильные внетекстовые связи, опирается не только на текст, но и на «затекстовую» информацию: ходячие представления, мифы, обряды, приметы, обычаи и т.д. - все, что образует так называемую фоновую информацию. «Скажите мне, как народ жил, и я скажу вам, как он писал...», - утверждал А.Н. Веселовский, убежденный в том, что произведения фольклора не «сочиняются» кем-то, а закономерно вырастают на соответствующей
культурно-исторической почве [Веселовский 1940: 390]. О единстве познания слова и бытия писал М.М. Бахтин, который считал, что «предмет гуманитарных наук - выразительное и говорящее бытие» [Бахтин 2000: 8].
Анализ языковых знаков в тесной связи с мифологическими, обрядовыми и другими знаками, на фоне всей культурной пресуппозиции носителей языка актуализирует культурный смысл слова и его референта, а также потенциальные семы и различного рода коннотации, обеспечивая более точную интерпретацию, как слова, так и текста в целом. Языковая семантика, в свою очередь, позволяет осмыслить и представить, казалось бы, разрозненные сведения и причудливые компоненты культуры в единой динамичной системе. Таким образом, лексический анализ слова сопровождается в настоящей работе культурологическими и семиотическими экскурсами в область материальной культуры, обрядовой практики, обычаев, примет и т. д., другими словами, языковой знак рассматривается в контексте других, неязыковых, знаков. В широком привлечении и сопоставлении языкового, мифологического, фольклорного, этнографического и других материалов в настоящей работе заложена идея семантического единства всей культуры народа, при этом анализ текста остается преимущественно языковым.
По мысли Ф. де Соссюра, анализ языка как одной из семиотических систем должен лечь в основу всех гуманитарных наук: «Благодаря этому не только прольется свет на проблемы лингвистики, но, как мы полагаем, при рассмотрении обрядов, обычаев и т.п. как знаков все эти явления также вы-
ступят в новом свете, так что явится потребность объединить их все в рамках семиологии и разъяснить их законами этой науки» [Соссюр 1977: 54-55].
В диссертационном исследовании рассматриваются цветовая, зоо- и антропоморфическая метафоры — ключевые метафоры для языка и культуры многих народов мира. Яркое и своеобразное отражение они нашли в языке, фольклоре, шаманизме, материальной культуре якутов и других тюркских народов Сибири, для которых познания в области анатомии и различение масти скота имели жизненно важное значение. Именно в зеркале языковых тропов проявляется национальная специфика образа мира; метафора анализируется в работе как один из семиотических механизмов фиксации и выражения символических представлений народа. Она «становится рабочим инструментом описания полисемии, причем одновременно и в синхронном, и в диахроническом аспекте» [Рахилина 2000: 361]. Семантическому анализу подвергаются прежде всего языковые значения слов, приводятся сведения из толковых, переводных, этимологических словарей, выявляется внутренняя форма лексемы, дается мотивация метафорических и метонимических переносов значений. Язык, консервирующий в себе архаические элементы мировоззрения, оказывается одним из самых богатых и надежных источников для реконструкции доисторических, лишенных документальных письменных свидетельств форм человеческой культуры [Толстые 1995: 5].
Основное внимание в работе уделяется коннотативным значениям слова — совокупности «закрепленных в культуре данного общества ассоциаций,
образующих сопутствующие лексическому значению содержательные элементы, логические и эмотивные, которые складываются в стереотип» [Апресян 1995: 159]. Коннотация - «вторичная знаковая система, для которой первичный язык служит планом выражения: коннотация создает новые смыслы, присоединяя их к первичным» [Барт 2000: 18].
Важнейшими источниками для уточнения символических значений слова и его референта служат его вторичные номинации: фразеологизмы, диалектизмы, эвфемизмы и т. д. - все, что А.А. Потебня называл «документами языка». Лингвокультурологическая природа указанных лексико-фразеологических единиц языка проявляется в том, что они включают ряд национально-кодифицированных ассоциаций; система образов, закрепленных в них, «служит своего рода "нишей" для кумуляции мировидения и так или иначе связана с материальной, социальной или духовной культурой данной языковой общности, и потому может свидетельствовать о ее культурно-национальном опыте и традициях» [Телия 1996: 215].
Композицию работы предопределила логика исследования тесно взаимосвязанных объектов — языковой метафоры, культурного символа и текста. В первых двух главах анализируются языковые значения ключевых слов и культурный смысл их денотатов в исторической и действенной преемственности, акцент сделан на анализе формирующего воздействия языка на семантику и семиотические функции знаков вторичных моделирующих систем. В следующих главах рассматривается, как культура в условиях бесписьменного
общества использует в поисках оптимальных способов хранения и передачи информации семантическую структуру слова, его парадигматические и синтагматические связи, встраивает в лексические модели и таксономии мифологические классификации. С компрессией и трансляцией культурной информации связаны также формульность языка фольклора, способность текста к трансформации.
Первая глава работы посвящена зоо- и антропоморфической метафоре. Значение соматической метафоры - позволим себе данный неологизм1 — проявляется в контексте проблемы картины мира: если современный человек воспринимает окружающий мир сквозь призму своего «я», то человек традиционной культуры проецировал на мироздание и социум структуру собственного тела. Образ тела служил точкой отсчета и образцом для построения лексических моделей пространства, времени и социума в якутском и других тюркских языках, и эта семантическая структура многократно дублируется обрядами и обычаями, приобретая характер мировоззренческой установки. Тюрки-скотоводы воспринимали и видели мир в привычных «телесных» образах. Зоо- и антропоморфическая метафора, связуя язык с мифом, предстает не только как пересечение различных концептуальных систем, но и как соединение языковой и культурных тем.
Следующая глава исследует цветовую метафору. Свобода человека придавать вещам значение особенно ярко проявилась в области цветонаиме-нований, «чистый цвет есть несуществующая абстракция и утверждается
лишь теми, кто не привык видеть жизнь, а лишь живет выдумками» [Лосев 1994: 50]. Цветосимволика, запечатленная в различных памятниках духовной и материальной культуры, имела для древнего человека прежде всего сакральное значение, будучи важным элементом мифологических классификаций, ритуала и культа. Имена цвета служили наиболее емким, концентрированным выражением духовного и религиозного опыта народа; контраст белого и черного цвета наглядно представлял модель дуальной картины мира, построенной на противопоставлении света и тьмы, жизни и смерти, добра и зла и т.д. Цветовой метафоре принадлежит исключительная роль в формировании различных концептуальных систем в тюркских и монгольских языках.
Выбор в качестве объекта исследования столь различных по характеру и функциям метафор объясняется стремлением выявить своеобразие каждой из них в сопоставлении друг с другом. Соматическая метафора, связанная с древнейшим принципом ориентации человека в пространстве по собственному телу, сохраняет ориентационныи характер значений и в культурных текстах. Структура тела используется в культурных текстах формально, как своеобразная матрица описания практически любого предмета или явления. Цветовая метафора может рассматриваться как «классическая» метафора -она имеет характеризующую функцию, сопровождается оценочными коннотациями, экспрессивно окрашена. Имена цвета в отличие от соматизмов активно «вторгаются» в область этических концептов, выражая эмотивное отношение говорящего к предмету.
Третья глава диссертационного исследования анализирует, как культура в условиях бесписьменного общества использует структурированность языка, парадигматические и синтагматические отношения слов, их лексико-семантические варианты в целях сохранения культурно значимых сведений, связанных прежде всего с концептуализацией мира. Взаимодействие семантической структуры слова и ключевой парадигмы культуры анализируется на примере имени черного цвета *qara; слово предстает как свернутый диахронический текст, отражающий фрагмент двоичной мифологической классификации, построенной на ассоциации и тождестве цвета, пространственных направлений, частей суток, животных, социальных групп, пищи и т. п.
Четвертая глава рассматривает семантическое устройство и функции эпической формулы, план содержания которой служит на глубинном уровне планом выражения - текст выступает как знак. Эпическая формула анализируется как важнейший механизм памяти культуры, посредник между синхронией текста и памятью культуры.
В способности фольклорного текста к трансформации обнаруживается динамизм, гибкость культуры как информационной системы. Устный характер традиционной культуры предопределил множественность как способов кодирования информации, так и «каналов» ее передачи в целях сохранения информации от «помех и шумов».
Сквозной проблемой, объединяющей все главы в одно целое, является проблема понимания, вынесенная в заглавие лишь последней главы, по-
скольку такие понятия, как метафора и символ уже предполагают решение проблемы интерпретации текста. Понимание фольклорного и другого культурного текста происходит на основе ключевых культурных парадигм, связанных, в конечном счете, с мифопоэтической картиной мира, реконструкция которой в деталях и подробностях производится на протяжении всего исследования; в целом же такая реконструкция была проделана автором настоящей работы в 1986 году [Габышева 1986].
Решить поставленные задачи мы попытаемся на конкретном и богатейшем материале языка и культуры якутов с широким привлечением сравнительно-исторических данных. Подобно тому, как строй тюркских языков отличается симметричностью, регулярностью своей структуры, так якутский язык и культура проявляют системную упорядоченность и в определенном смысле семантическое единство своих идей и образов [Габышева 1994 б: 87].
Материалом диссертационного исследования послужил практически весь опубликованный корпус текстов якутского фольклора во всем его жанровом многообразии, а также архивные рукописные записи. В первую очередь назовем «Образцы народной литературы якутов», опубликованные под редакцией Э. К. Пекарского, академические издания якутского героического эпоса, рукописные тексты олонхо, хранящиеся в архиве Якутского научного центра РАН, - всего свыше пятидесяти текстов. Тщательная текстологическая и редакторская работа Э. К. Пекарского над «Образцами народной литературы якутов» (1907-1918) поставила их в один ряд с такими широко из-
вестными сериями, как «Образцы народной литературы тюркских племен» В.В. Радлова и «Образцы народной литературы монгольских племен» Ц.Ж. Жамцарано.
Олонхо, из всех жанров фольклора самый синкретичный и монументальный, наиболее полно отразивший всю систему представлений о мире, играет роль ключевого жанра, изучение которого проливает свет на якутскую культурную традицию в целом. Для анализа привлечены также мифы, весь корпус паремиологических текстов, исторические предания, легенды о шаманах и тексты камланий, сказки, народные песни и обрядовая поэзия. Определенное место в работе занимает материал, отражающий обычаи, обряды, стереотипы ритуального и обыденного поведения, а также материальную культуру якутов и других тюркских народов Сибири.
Изучение такого сложного явления, как народное мировоззрение, может стать успешным только при условии комплексного подхода к культуре. «Для исследователей архаических культурных традиций все более очевидным становится факт, что в основе всех значимых компонентов этой культуры лежит единая семантическая система, сводимая к комплексу мифологических представлений об устройстве мира, присущих данному социуму. По-разному проявляясь в языковых стереотипах, фольклорных мотивах, обрядовых формах, в образах и символах народного искусства, эта идеологическая система в полном виде нигде эксплицитно не выражена, а восстанавливается лишь в сумме всех своих фольклорно-этнографических конкретизации» [Ви-
ноградова 1989: 101].
Среди лексикографических источников, привлекаемых в диссертационном исследовании, особое место принадлежит «Словарю якутского языка», составленному в 1881-1930 гг. Э.К. Пекарским при ближайшем участии Д.Д. Попова и В.М. Ионова. Автор словаря рассматривал его как свод комментариев к «Образцам народной литературы якутов», а последние как лексическую основу словаря. Так, в «Словаре якутского языка» одних крупных статей, посвященных образам и понятиям художественного творчества, мифологии и обрядов, помещено свыше ста, некоторые из них занимают несколько страниц [Оконешников 1982: 39]. Для словаря Э.К. Пекарским были использованы полные, фрагментарные и сокращенные записи более тридцати олон-хо, в нем приведены более трехсот пословиц и поговорок, около восьмисот загадок и т. д.
Замысел параллельного издания «Словаря якутского языка» и фольклорных текстов был вызван практической необходимостью успешного продолжения работы над словарем бесписьменного языка, с речевой стихией которого были органично слиты элементы устной народной культуры. Дореволюционный якут, по словам П.А. Слепцова, был «повседневным потребителем и сотворцом фольклора» [Слепцов П. 1990: 212].
В основе лексикографического труда Пекарского лежит идея словаря-копилки, словаря-сокровищницы народного языка, ближе всего он стоит к словарям типа тезауруса. Только такой тип словаря мог достаточно полно и
точно отразить в синхронном разрезе бесписьменное состояние живого народного языка в том виде, в каком он жил в устах его носителей. Отсюда та необыкновенная полнота, с которой отражено в лексикографическом труде Пекарского народное речевое творчество. Наряду с общеупотребительной лексикой в нем представлены диалектизмы, архаизмы, историзмы, окказионализмы, вульгаризмы, эвфемизмы, а также топонимы, антропонимы и др. Особо ценным фондом следует считать большое количество архаизмов и историзмов, которые уже тогда исчезали из повседневной речи якутов и до нас дошли благодаря бережному отношению составителей «Словаря» к слову [Габышева1999а:43].
Э.К. Пекарский неоднократно указывал, что лексика словаря отражает преимущественно речь якутов центральных районов Якутии. Это был общенародный разговорный язык, своего рода койне, которое впоследствии легло в основу якутского литературного языка. На фоне этого койне Пекарский смог выделить диалектные слова (более ста девяноста единиц) и снабдить их указанием на ареал распространения: «Колымский округ», «у долган», «Оймякон» и др.
«Словарь» не преследовал нормативных целей, в нем практически отсутствуют стилистические пометы. Пекарский видел свою задачу в том, чтобы объективно и беспристрастно регистрировать столько слов, сколько он мог собрать из текстов и обиходной речи носителей языка, не выбрасывая ни одного слова и не пытаясь вынести личный приговор относительно их нор-
мативного статуса. Его позиция как лексикографа близка принципу В.И. Даля: «Словарник не узаконитель, а раб языка; что есть, то он обязан собрать» [Бабкин 1955: VI].
«Я не знаю ни одного языка, не имеющего письменности, который может сравниться по полноте своей и тщательности обработки с этим истинно thesaurus linguae Jakutorum, — писал о «Словаре якутского языка» В.В. Рад-лов, — да и для многих литературных языков подобный словарь, к сожалению, остается еще надолго pium desiderium» [Радлов 1907 б: 65].
Научная новизна и теоретическая значимость диссертационного исследования определяются его направлением, а именно поиском общих для языка, мифа, обряда и фольклора семантических структур, связанных с мифопо-этической картиной мира и неизбежно отложившихся в глубинных слоях эт-носемантики. Диссертационная работа вносит вклад в дальнейшую разработку методики анализа слова в этнолингвистическом аспекте, конкретизацию таких важнейших понятий, как культурный смысл, символ, текст, ключевая метафора, семиотический механизм взаимодействия языка и культуры, эпическая формула.
Практическая значимость исследования состоит в возможности использования представленного материала и полученных выводов при составлении мифологических словарей, указателей фольклорных мотивов, а также в вузовских курсах лекций по мифологии и фольклору якутов и других тюркских народов Сибири.
Диссертационная работа выполнена при поддержке гранта Министерства профессионального и общего образования РФ № 86 (1998-2000) и гранта РГНФ № 02-04-00206.
