Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Основные сюжеты и образы 15
1.1. О сюжетике ингушского песенного эпоса илли 15
1.2. Эпические герои и эпические враги 32
1.3. Женские образы 50
1.4. Конь и оружие героя 59
Глава 2. Ингушский песенный эпос илли и действительность 68
2.1. Проблема историзма ингушских героико-эпических песен 68
2.2. Особенности художественного языка 87
2.3. Современное состояние жанра 104
Заключение 124
Библиография
- О сюжетике ингушского песенного эпоса илли
- Эпические герои и эпические враги
- Проблема историзма ингушских героико-эпических песен
- Особенности художественного языка
Введение к работе
Ингушский песенный эпос илли представляет собой свод нескольких десятков ингушских героико-эпических песен, большинство которых до сих пор не переведено на русский язык. Сам жанр до сих пор не только » не изучен, но мало известен даже специалистам. До последнего времени было довольно сложно найти опубликованные тексты этих песен, т.к. они давно не переиздавались.
До сих пор исследовались лишь отдельные проблемы жанра ингушских героико-эпических песен [63; 35; 39; 91; 92; 158; 151; 152; 90; 134; 66; 135; 73]. В данной работе впервые предринята попытка комплексного исследования ингушского песенного эпоса илли. Это, в первую очередь, вопросы соотношения эпоса и действительности, проблема историзма эпоса, особенности его художественного языка, вопросы поэтики и характеристика современного состояния жанра.
Актуальность темы обусловлена- тем, что ингушский песенный эпос до сих пор не подвергался комплексному исследованию, из-за чего ему не уделяется достойное внимание при определении жанрового состава ингушского фольклора и научной систематизации компонентов традиционной народной культуры. По данной причине нет учебных пособий, книг, методических пособий для студентов высших и средних учебных заведений по данному разделу ингушского фольклора. Отсутствие такого исследования тормозит также и изучение различных аспектов этого замечательного памятника этнографами, философами, психологами, лингвистами.
Впервые героико-эпическая песня ингушей на родном языке была записана в конце 19-го века М.Джабагиевым с помощью разработанного им же самим алфавита. Им же эта песня («Сурхо Адиев») была переведена и на русский язык. Другая ингушская героико-эпическая песня, записанная им, «Гази Алдамов», была опубликована на ингушском и французском языках. В конце 19-го и начале 20-го веков Ф.Горепекин записал ряд песен на ингушском языке, используя разработанный им алфавит на основе русской графики. Из записанных им песен мы располагаем только одним текстом («Вдовий сын Жовсарко и князь Тепсарко»). Все остальные известные нам записи текстов ингушских героико-эпических песен, произведенные в 19-м веке, сделаны на русском языке. К сожалению, в дальнейшем запись и изучение ингушского песенного эпоса не удостаивались должного внимания.
Одной из причин этого было то, что записывать этот жанр не так просто, потому что, во-первых, он ушел в пассивный фонд, во-вторых, героико-эпические песни знал и исполнял небольшой круг певцов, искусство которых носило во многом профессиональный характер, и, в-третьих, эти песни, как правило, исполнялись певцом при наличии большого числа слушателей.
Изучение ингушского фольклора лишь в последние десятилетия стало привлекать к себе подлинно научный интерес. До 20-х годов XX века внимание к фольклору было во многом любительским и носило фрагментарный характер.
С открытием в 1926-м году во Владикавказе Ингушского научно-исследовательского института краеведения устное народное творчество ингушей как самостоятельный вид ингушского народного творчества стало записываться и изучаться более целенаправленно учеными, писателями и другими представителями молодой интеллигенции, такими как Заурбек Мальсагов, Тем-бот Беков, Абдул-Вагап Аушев, Лоре Ахриев, Зархмат Измайлов и другими. Фольклорная работа тех лет еще только становилась на научный путь. Фольклор записывался спорадически, отсутсвовали в этом деле системность и методика записи. Публикации также были единичными и разрозненными. Записи героико-эпических песен в то время еще не производились, поскольку эта работа требует специальных поисков и усилий.
Их приложили в 30-х годах молодые писатели и фольклористы Хамзат Осмиев и Хаджи-Бекир Муталиев. Под влиянием Заурбека Мальсагова они целенаправленно обратились к записи героико-эпических песен, и целый их свод опубликовали в сборнике "Ингушский фольклор" ("Палгіай фольклор ") в 1939-м году. Однако эта внушительная фольклорная публикация на ингушском языке в те годы не привлекла к себе внимания со стороны немногочисленных и в научном плане недостаточно еще подготовленных местных исследователей фольклора.
В период депортации ингушского народа (1944-1957г.г.) не могло быть и речи о фольклорных записях, публикациях и исследованиях. После возвращения народа на Родину, т.е. с 1957 г., началось оживление в его культурной жизни. Запись и изучение фольклора начинают приобретать целенаправленный характер. В 60-80 г.г. 20-го века ингушская фольклористика стала на подлинно научную основу.
Нартский (героический) прозаический эпос исследовали Ахмет Мальсагов и Уздиат Далгат, ингушская сказка стала объектом изучения Лидии Танкиевой, Абу Мальсагова и Бориса Садулаева, мифам, легендам и преданиям посвятил свои исследования Ибрагим Дахкильгов, эстетика ингушского фольклора была изучена Абукаром Танкиевым. Однако лирические и лиро-эпические жанры, включая героико-эпические песни, продолжали оставаться в записях и почти не привлекали внимания фольклористов.
По мнению Дошлуко Мальсагова, Халида Ошаева и других исследователей, фольклор ингушей и чеченцев при наличии каких-то местных особенностей предстает единым. Трудно не согласиться с тем, что устное народное творчество ингушей и чеченцев имеет много общего. В этом плане в одной жанровой орбите находятся ингушские и чеченские героико-эпические песни Илли. В Чечне этот жанр изучен лучше. Ему посвятили свои исследования Якуб Вагапов, Исмаил Мунаев, Айса Халидов, Явус Ахмадов и другие. Значительно хуже обстоит дело с изучением ингушского песенного эпоса, хотя его записи были произведены раньше, причем — на ингушском языке.
Поэтому основной целью данного исследования является разностороннее рассмотрение важнейших вопросов ингушского песенного эпоса илли.
В соответствии с этой целью в исследовании ставятся следующие задачи:
-характеристика и анализ сюжетики ингушского песенного эпоса;
-изучение основных его образов;
-анализ проблемы историзма;
-анализ особенностей художественного языка эпоса;
-характеристика современного состояния жанра.
Говоря об источниковой базе, следует сказать, что новые записи ингушских героико-эпических песен были произведены в последние десятилетия И.Дахкильговым, А.Танкиевым, А.Мальсаговым, Д.Картоевым, С.Патиевым, М.-Г.Аушевым, З.Албогачиевой, М.Халухоевым и другими. Ряд записей песен с заметными признаками разрушения жанра произведен нами во время фольклорных экспедиций в ингушские села в 1996-2002 г.г. К настоящему времени накопилась солидная текстовая база, позволяющая всесторонне изучить ингушский героико-эпический эпос илли.
К сожалению, этот эпос до последнего времени оставался в различных разрозненных публикациях книг "Ингушский фольклор" ("Палгіай фольклор") изданий 1932, 1940, 1959, 1967,1991,1998, 2001 и 2002 годов, а также в некоторых архивах. В ходе написания данного диссертационного исследования нами составлен на ингушском языке весь доступный свод этих эпических песен, который был опубликован в 2002 году в Магасе (См.: «Палгіай турпала иллеш», Магас, 2002).
Также на очереди стоит задача перевода ингушского эпоса на русский язык и последующего его издания, так как к настоящему времени в переводе издано лишь несколько песен: «Сын бедной вдовы», «О том, как построили башню» и «Гяла Гэйтак» (не полностью) [159].
Несмотря на то, что этот жанр «застигнут» нами на грани полнейшего исчезновения и забвения, что обусловлено исторически, даже в наши дни нам удалось произвести записи нескольких текстов. Воскрешаемые из памяти народа, они в основном представляют собой прозаические пересказы героико-эпических песен, их фрагменты, а иногда и просто вторичный фольклор.
Без выявления, систематизации и сведения воедино всех героико-эпических песен илли в единый свод не могло быть и речи о проведении всестороннего исследования жанра. Оно само по себе имеет большое значение для полноты освещения духовной культуры не только ингушей, НОИ всех вайнахов. Тем самым намечаемое исследование призвано восполнить одну из страниц общечеловеческой истории и духовной культуры.
Мировая фольклористика стремится к глобализации и интернационализации, что выражается в составлении различных указателей сюжетов, в выявлении типологических, общемировых, региональных и сугубо местных, национальных, особенностей. Поэтому конкретное изучение какого-либо жанра фольклора конкретного народа является существенной задачей, как для данного народа, так ив региональном и в общемировом значении.
Вследствие всего вышесказанного давно назрела необходимость разносторонне и глубоко изучить песенный героический эпос ингушей.
Методологической основой диссертационного исследования являются важнейшие теоретические положения, выдвинутые известными исследователями фольклора Е.М.Мелетинским, В.Я.Проппом, С.Н.Азбелевым, А.Н:Веселовским, Б.Н.Путиловым, В.М.Жирмунским, Б.Л.Рыбаковым, В.М.Гацак, У.Б.Далгат и другими.
Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, в нем впервые предпринята попытка комплексного исследования ингушского песенного эпоса илли.
Теоретическая значимость данного исследования состоит в дальнейшей разработке одной из актуальных проблем современной фольклористики- проблемы соотношения героического эпоса и действительности, вопросов поэтики, современного состояния жанра.
Научно-практическая значимость исследования станет более очевидной, если учесть, что ингушская фольклористика молода и сравнительно с исследованиями фольклора ряда других северокавказских народов значительно отстаёт. Это было связано с целым рядом причин.
Среди многих проблем современной ингушской фольклористики одной из значительных является отсутствие комплексного монографического исследования ингушского песенного героического эпоса. Решению этой проблемы и посвящено данное диссертационное исследование, автор которого надеется, что тем самым им будет внесён определенный вклад в развитие ингушской фольклористики. Одновременно исследование в какой-то мере пополнит копилку северокавказской фольклористики в плане выявления общетипологических особенностей.
Представляется сложным вопрос историзма эпоса. С одной стороны, в нём имеются имена различных исторических личностей, нередко повествование ведётся об имевших место исторических событиях. С другой - сами сюжеты, характеристики героев, общие оценки событий настолько фольк-лоризированы, что исторический факт в эпосе оттесняется на задний план, теряет свою конкретную суть и подчиняется фольклорной типизации.
Тем ни менее, историки, этнографы и этнопсихологи могут почерпнуть много материала из этих героико-эпических песен. Они могли бы уделить внимание таким вопросам, как общие оценки народом деяний исторической личности и происходивших исторических событий, характер взаимоотношений героев, этические нормы, адаты, одежда, жилище, пища и многое другое.
В этом плане илли ещё не были изучены. Филологическое исследование (в данном случае, это диссертационное сочинение) призвано оказать померную помощь в исследовании вышеназванных вопросов.
Известно, что на становление и развитие ингушской литературы, как и у других младописьменных народов, большое и благотворное влияние оказало устное народное творчество. Особенно это относится к письменной поэзии, которая напрямую вырастает из устной. Однако, также общеизвестно, что к освоению накопленных народом устных художественных традиций надо подходить творчески, разумно и в меру сочетая традиционное и новаторское.
Вместе с тем, как показывает практика, ингушская письменная поэзия слишком рано стала отдаляться от многовековых народных традиций. Большой мир поэтики народного- творчества всё ещё остаётся нераскрытым. Изучение поэтики тероико-эпических песен призвано помочь местным поэтам в дальнейшем совершенствовании их поэтического мастерства. В современной ингушской поэзии мало того величавого духа, которым проникнута героико-эпическая поэзия ингушей. Поэтому основная практическая ценность исследования состоит в том, что результаты работы, а также собранный и систематизированный материал может оказать помощь в дальнейшем изучении ингушской народной поэзии.
Если говорить о степени изученности проблемы, то следует отметить, что многие героико-эпические песни ингушей по различным причинам до сих пор не были предметом изучения исследователей. Так, например, тексты, записанные М.Джабагиевым, были доступны лишь зарубежным исследователям, т.к. в Советском Союзе этот человек считался врагом режима. Ряд текстов выявлен в архивах лишь недавно («Князь», « Махкинан», «Смерть Мехти-Идриса», «Как выросла конопля», «Дзази-илли» и др.), некоторые из них до сих пор не опубликованы. К ним можно отнести и тексты, записанные около ста лет назад Ф.Горепекиным, которые представляют большой интерес для науки. Несколько малоизвестных текстов были любезно предоставлены в наше распоряжение краеведом Б. Газиковым и фольклористом И. Дахкильговым.
Впервые вводятся в научный оборот и исследуются песни, записанные нами в ходе экспедиций в различные села Ингушетии в периоде 1996-го по 2002-й годы («Сын вдовой матери», «Эсмурза Яндиев», «Порчо Эсиев» и др.), а также песни, ранее не публиковавшиеся из идеологических соображений. Среди них—одна из самых прекрасных жемчужин ингушского фольклора песня «Гяла Гэйтак» (записана И.Дахкильговым в 1969-м году в высокогорном селе Бейни Джейрахского района).
Первые известные нам записи героико-эпических песен чеченцев и ингушей относятся ко второй половине XIX века. Записи эти, за редким исключением, производились на русском языке.
Л. Толстой записал на чеченском языке с помощью русской графики две песни. Писателю принадлежат восторженные отзывы, высказанные им после ознакомления с некоторыми песнями вайнахов: в письме к А. Фету он, после прочтения "Сборника сведений о кавказских горцах", писал: "Там предания и поэзия горцев и сокровища поэтически необычайные"[100:124-127].Другие песни вайнахов Л. Толстой называл "чудными песнями о мщении и удальстве" [100:124-127]. По мнению У.Б. Далгат, Л. Толстой использовал в "Хаджи-Мурате" героико-эпическую песню вайнахов [126:3-44]. В 1868 году Ипполитов опубликовал илли об Эль-Мурзе. А. Грен и Л. Лопатинский в; 1902 году располагали в своих материалах двумя илли и другими произведениями ингушского фольклора. [192:192-200]
Впервые ингушские песни на ингушском языке были записаны М.Э. Джа-багиевым в конце XIX - начале XX в.в. при помощи созданного им самим ингушского алфавита на основе латинской графики. Позже они были опублико « ваны в различных изданиях, самым значительным из которых является издан ный в 1935 году в Париже сборник произведений ингушского фольклора "Ингушские народные тексты" на ингушском и французском языках (перевод Ж.Дюмезиля). Ф.Горепекин также записывал песни на ингушском языке при помощи разработанного им самим алфавита. В сороковых годах Х.Б. Муталиев и X. Осмиев издали ряд илли на ингушском языке [177]. В том же году некоторые ингушские илли были, опубликованы на русском языке [188,193,194]. Илли издавались в фольклорных сборниках на родном языке и позже [173,174,176, 178,179,181,182,184,185,186,200].
Изучению илли посвятили свои работы Д. Мальсагов, X. Ошаев, Я. Вага-пов, И. Дахкильгов, А. Танкиев, Б. Садулаев, И.Мунаев, Я.Ахмадов и другие исследователе 105,106,109,115,134,135,73,138,151,158], труды которых опубликованы в различных местных известиях, альманахах, сборниках. Одно из луч ших исследований илли принадлежит З.К. Мальсагову. Написанная им еще в 3 0-х годах работа "Чеченский народный стих" является настольной книгой местных фольклористов [63].
Апробация результатов исследования. Основные положения и результаты диссертационной работы доложены и обсуждены на научно-практических конференциях в Магасе, Назрани, Махачкале, Карачаевске, Ставрополе и других городах, а также опубликованы в четырнадцати статьях и тезисах докладов.
Диссертация обсуждена на заседании кафедры ингушской филологии Ингушского Государственного Университета и рекомендована к защите.
Структура диссертационного исследования состоит из введения, двух: глав, заключения, примечаний и библиографии.
Глава первая «Основные сюжеты и образы ингушского песенного эпоса илли» состоит из четырех параграфов. Говоря о сюжетике ингушского песенного эпоса, отмечается, что при наличии ряда общекавказских черт его сюжетные темы имеют много специфических,.национальных особенностей. Как и в эпосе большинства народов Северного Кавказа, в сюжетике илли можно выделить несколько главных разделов: противопоставление мира эпического героя «чужому» миру, т.е. миру эпических врагов; эпический кодекс чести; победа эпического героя над «чужим» миром.
Во втором параграфе речь идет об эпических героях и эпических врагах. Центральным, главным героем героико-эпических песен ингушей: является обездоленный герой ("даькъаза:кіант") или: известный предводитель ("кіантий баьчча"). Образ: предводителя $ может быть как положительным, так и отрицательным. Обездоленный же герой во всед без исключения песнях показан не просто положительным, но и идеальным героем.
Эпический враг имеет много сторонников или подчиненных, он во всех: песнях показан богатым человеком, в то время как эпический герой может быть и состоятельным и, чаще всего, очень бедным. Первый всегда показан алчным, стремящимся к наживе любой ценой, а эпический герой независимо от того, беден он или богат, всегда является щедрым..
Главной отличительной чертой эпических героев является их соответствие комплексу личных качеств, воплощающему исторически сложившиеся (и продолжавшие развиваться) народные идеалы героизма.
Третий параграф посвящен женским образам. Значительное место в герои-ко-эпических песнях ингушей уделено образам матери, верной жены, невесты, любимой и сестры героя. В этих образах отражены идеалы этических и эстетических представлений ингушского народа.
Мать воплощает понятия дома, рода, семьи, она наделена мудростью и провиденциальным знанием, именно она часто открывает сыну важное, но ему неведомое, дает мудрые советы, предупреждает об ожидаемых опасностях, дает нужное оружие, наставляет в моральном плане, судит за неправильные поступки. На ее же долю выпадают эмоциональные переживания, оплакивание погибших, принятие вестей о поражениях и т.п.
Большая роль в ингушских героических песнях отводится образам жены, невесты, возлюбленной и сестры героя. Они часто выступают активными эпическими фигурами.
Успех героя в бою во многом зависел и от его главных и самых надежных "товарищей" - коня и вооружения. В ингушских песнях им уделено внимания больше, чем описанию самого боя. Бой во многом рисуется стереотипно и менее всего прочего соответствует действительности, вто время как подготовка к бою коня, оружия и доспехов описываются детально, подробно и красочно.
Наиболее часто упоминаемое в песнях оружие героя - это кремневое ружье - мажар или мажар-топ. Из холодного оружия;песенные герои предпочитают высококачественные, знаменитые марки мечей, сабель и шашек: "тонкие булатные", из "барсовой" стали (ціокьболат), "ревущей обезьяны" (терсмейл).
Глава вторая «Ингушский песенный эпос илли и действительность» со стоит из трех параграфов. В первом параграфе рассматривается проблема историзма жанра. Его расцвет приходится на период, который Б.Н.Путилов определил как "эпическую эпоху". Эта эпоха характеризуется наличием эпической
среды и живой эпической традиции, "военной демократии", "эпическим" характером жизни народа.
Эпическая среда воспринимает эпос как действительную историю. Главная задача эпоса заключается не в том, чтобы в точности сообщить нам исторические факты, а в том, чтобы передать реальную атмосферу, дух того времени, дать нам почувствовать отношение народа к историческим событиям, к защитникам "своего" мира и представителям "чужого" мира. Как пишет С.Азбелев, устный эпос очень редко сохраняет точность фактических деталей, но у него есть другое важное преимущество: эпос может хранить веками без радикальных изменений ту обобщенную оценку сущности события, какая отложилась в сознании широкой общественной среды..
Во втором параграфе анализируются особенности художественного языка жанра. В отличие от народных лирических песен, стих илли более строг, сами стихи более протяженны и торжественны. В илли много эпитетов, особенно часты сравнения, имеются метафоры, широко представлены поэтические формулы и типичные места. В песнях много повторов, которые помогают эпическому певцу лучше запомнить текст.
В третьем параграфе рассматривается современное состояние жанра. Во второй половине XIX века в результате изменения общественно-политической ситуации в Ингушетии, развития в ней капиталистических отношений, частых карательных экспедиций царских войск в ингушские села, насильственных переселений, наложения непомерных штрафов и других акций, направленных против традиционного уклада жизни ингушей, произошел слом общественного сознания, сильно изменились психология, менталитет,-система ценностей значительной части ингушского народа. В результате этого уже к концу XIX века началось исчезновение ингушской эпической среды и стремительное угасание жанра героико-эпических песен ингушей.
Во второй половине ХІХ-го века значительная часть поэтических средств ингушских героико-эпических песен стала «обслуживать» песни религиозного содержания назам. В конце XIX - начале XX в.в. среди ингушей все t чаще начинают бытовать песни об абреках, разбойниках, народных мстителях, в финале которых песенный герой обычно погибает, более популярными становятся песни с трагическим финалом, навеянные пессимизмом и безысходностью.
Часть сюжетов, мотивов и поэтических формул ингушского песенного эпоса илли перешла в жанр шуточного сватовства зоахалол. Значительная часть ингушских героико-эпических песен трансформировалась в сказки, сказания и предания.
В настоящее время процесс затухания ингушской героико-эпической традиции можно считать завершенным: в ходе фольклорных экспедиций в ингушские села удается записать крайне ограниченное количество песен. В основном, это прозаическое изложение забытой сказителем песни или "вторичный фольклор», т. е., попытка устного пересказа опубликованных ранее песен. Исполнителями обычно являются люди преклонного возраста. Крайне редко удается зафиксировать случаи исполнения героико-эпических песен с музыкальным сопровождением.
О сюжетике ингушского песенного эпоса илли
Возникновение, творческое развитие и бытование ингушского песенного эпоса илли приходятся на период с XV-ro по ХІХ-й века. Он является вершинным жанром ингушского фольклора.
Сюжетные темы ингушского песенного эпоса илли имеют множество специфических, национальных особенностей, при наличии ряда общемировых и, в первую очередь, общекавказских, черт. То же самое можно сказать и о характере их реализации, особенностях разработки мотивов и сюжетосложения.
В сюжетике ингушского героического эпоса можно выделить несколько главных разделов: противопоставление мира эпического героя "чужому" ми ру, т.е. миру эпических врагов; эпический кодекс чести; победа эпического героя, представленная как победа над "чужим" миром. Причем, победа эта иногда может быть символической. Всё это, впрочем, характерно для эпоса большинства народов Северного Кавка за.[1,10,14,15,30,35,37,65,91,105,106,154,160,115,116,121,125,132,127] Идейное содержание илли неотрывно от породившей ее эпохи и может быть понято лишь при конкретно-историческом подходе к ней. Истоки илли уходят в эпоху "военной демократии", ломки патриархально-родовых отношений, усиления социальной и имущественной дифференциации, связанной, прежде всего, с освоением горцами предгорных и равнинных земель. Древнейшие песни, предания и некоторые сказания повествуют о родовых богатырях. Но они отсутствуют в илли, ни в одной из них не отмечается родовая, т.е. тай-повая, клановая принадлежность героя, очень редко и вскользь называется его принадлежность к тому или иному обществу. В илли на первый план выдвигаются общенародные идеалы, социальные отношения, этико-нравственные нормы. Внимание илли привлекает положение беднейших слоев общества (безродные, сироты, вдовы, обездоленные). Выдвижение на первый план социальных отношений было результатом массового выселения ингушей с гор и основания сел на плоскости. Родоп-леменное и связанное с ним территориальное деление, существовавшее в горах, на плоскости нарушалось с образованием сел из представителей разных родоп-леменных групп.
На первый план выдвигаются уже не кровнородственные связи, а социально-экономические факторы, общие идеологические и политические задачи. Среди них: противостояние натиску иноземных князей, освоение предгорных земель и пастбищ, создание новых сел, создание внутриобщинной организации и организация обороны от внешних посягательств княжеских дружин и многочисленных разбойничьих шаек, а позднее- организация набегов для угона княжеских табунов и стад, борьба против царского самодержавия.
Перед Кавказской войной жанр илли не только предстает окончательно оформившимся, но и переживал продуктивный период. С началом борьбы на-родов Северного Кавказа против царской администрации появляются героико-эпические песни, нацеленные на борьбу с самодержавием. Со временем именно эти песни становятся наиболее популярными. Теперь в песнях происходит слияние мотивов антифеодального, набегового и-антиколониального. В некоторых илли ведущим является один из них, в других эти мотивы контаминиру-ются. В период Кавказской войны жанр илли получил дальнейшее развитие, заостряется его идейное звучание.
Идея консолидации этноса, общества, общины или же беднейших,, социально обездоленных слоев, разрабатывается в связи с антифеодальной и ан-тиколониальной борьбой. Таким образом, призыв к общенародному единству и героической борьбе на благо народа становится одним из средств идеологической борьбы, выраженной в песенном искусстве. Необходимо отметить, что в целом жанр илли избежал религиозного влияния. Герои песен дружат с представителями народов, исповедующих христианство - грузинами, русскими (песни «Муса, не имеющий брата», «О смелых молодцах» .и др.); ингушские эпические герои сами не прочь иногда попировать. Все это не согласуется с некоторыми мусульманскими установлениями.
Религиозное влияние начало в некоторой степени проникать в этот жанр в период борьбы с самодержавием, особенно в период развития мюридизма. В одном из вариантов "Песни о Хадисе, не имеющем брата" полковник с огромным войском нападает на мирное село не потому, что оно враждебно или богато, а чтобы укоренить христианство. Но даже в единичных случаях, имеющих место в этой песне, религиозное наслоение приобретает лишь форму повода к предстоящей войне, суть которой, как видно из самой песни, имеет освободительный характер, мусульманские же мотивировки имеют лишь формальное проявление.
Народные воззрения на богатство, родовитость и этические нормы четко предстают в ингушском песенном эпосе илли. Ни в одной из песен мерилом ценности героя или героини не становится их экономическое могущество или принадлежность к сильному роду. Наоборот, наличие этих качеств, зачастую, заставляет бедного юношу отказаться от родовитой девушки, которую ему прочат в жены.
Художественный мир ингушских героико-эпических песен весьма богат и разнообразен. Представляет определенный интерес выявление фольклорных истоков этой позднейшей и самобытной формы фольклора. Илли не появились внезапно, происходит довольно длительный-период идейного и эстетического обогащения "старейших" форм фольклора. Илли, как качественно новая форма, могли оформиться благодаря разнообразным генетическим истокам.
Влияние героико-волшебной сказки на жанр героико-эпических песен отмечается исследователями Я.Вагаповым [115], И.Мунаевым [73]. Имеющиеся переклички со сказкой можно считать позднейшими. Первоначальное влияние сказки происходило в период зарождения эпоса, когда сюжеты некоторых героических сказок перерабатывались в новом идейном и эстетическом плане. В позднейший же период, когда илли начало терять свою историческую почву, накопленная им богатая форма могла уже служить для адаптации героических сказок. Вплоть до начала деградации илли влияние сказки и других жанров имели лишь вспомогательное значение.
В песне "Смелый Малсаг и вор Мал саг" мы обнаруживаем сюжет авантюрной сказки, бытующей издревле у многих народов мира. В общих чертах он сводится к следующему: двое братьев воров проникают к казне через приподнятую крышу, при повторной краже один из них попадает в капкан, из которого не может освободиться, чтобы не быть опознанными, брат пойманного вора отсекает ему голову и уносит её с собой. [94:124-127]
Древнейший сюжет в определенный исторический период наполняется уже новым содержанием, а вместо обычных воров - действующими предстают борцы за народное счастье. Много общего с исконной ингушской сказкой имеет "Песня о князе Мусосте и о сыне вдовы", но это сходство также по сюжетной схеме, в илли же сказочное столкновение героев за невесту преобразуется в ярко выраженную классовую борьбу, в борьбу представителей беднейших слоев общества против князей.
В песне о Шахмурзе Дзейтове использованы сказочные мотивы соревнования женихов за невесту и проверки верности жены героя, которые используются для утверждения морального и нравственного превосходства местного героя над кичливыми князьями. В некоторых песнях («Курган Ачамаза», «Муса, не имеющий брата») разработан мотив присутствия жениха на свадьбе своей невесты, выдаваемой за другого. Однако этот мотив не является характерным для ингушского песенного эпоса илли в целом.
Эпические герои и эпические враги
Центральным, главным героем героико-эпических песен ингушей является или обездоленный герой ("даькъаза кіант"), или известный предводитель ("кіантий баьчча"). Образ предводителя может быть как положительным, так и отрицательным. Обездоленный же герой во всех без исключения песнях показан не только положительным, но и идеальным героем.
Основньши признаками обездоленности эпического героя являются его одиночество, бедность, слишком юный возраст. Исполнители ингушского песенного эпоса илли всячески подчеркивают одиночество эпического героя. Речь идёт об одиночестве социальном, об отсутствии мужской родни, богатства, общественной значимости и признанности, о низком социальном статусе героя. Так, приобретает психологическую окрашенность диалог юноши со старой матерью, в котором он горько сетует на свое одиночество. Случается, что сказитель как бы умышленно подчеркивает одиночество героя.
В песне "Сын бедной женщины", к примеру, совершенно не упоминается отец героя, он имеет старую мать, с которой советуется, она же справляет сыну свадьбу и т.д. Но вот появляется необходимость взвалить на героя еще очередной удар судьбы и тут уже сказитель сообщает, что в ночь свадьбы юноши враги убили его отца и угнали овец. Такая условность (замалчивание наличия отца героя) вводится в илли умышленно и вольно, она выполняла определенную идейно-художественную функцию, а слушатель относился к этому с пониманием.
Обычно обездоленный герой безымянен, его называют "сыном старой вдовы" ("Жер-бабий воі"), "сыном старого отца" ("къаьнача дадий воГ) и т.д. Иногда к имени героя добавляют слова "не имеющий брата" (песни "Воша во-аца Хьадис" - "Брата не имеющий Хадис", "Воша воаца Муса" - "Брата не имеющий Муса" и т.д.).
Одинокость героя выявляется и из самого текста героико-эпических песен ингушей, на нее указывается и самим сказителем. Стоящим на самой низшей социальной ступени предстает сын старой вдовы. Такие юноши не пользовались особым уважением. Людская молва, согласуясь с давними родовыми представлениями, утверждала, что мать лишь растит сына, но отец делает из него мужчину. Вдовьи сыновья вышучивались в поговорке "Сына вдовы узнаешь по его разговору", смысл которой в следующем: речи (и шире - поступки) сына вдовы будут в чем-то напоминать женские. Кроме того, женщина, не имеющая мужа или взрослых сыновей, была в ингушском патриархально-родовом обществе бесправной.
Илли спорят с устаревшей родовой моралью, в них на первое место ставится уже личность, интересы которой связаны с общенародными идеалами. Превращение самого обездоленного - вдовьего сына - в настоящего героя имеется у многих народов на определенной ступени общественного развития, как например, в русской сказке "Иван- вдовий сын".
Чрезмерная молодость героя выполняет определенную эпизированную функцию - оттеняет его героизм. К тому же, молодой - это в некоторой степени и социально, ибо в обществе, в котором довольно живучи патриархальные отношения, молодежь находилась едва ли не в полном подчинении воле старших.
В условиях родового строя обездоленность, одиночество, бедность являются признаками беззащитности героя.. Идеализация такого героя могла быть возможной лишь в условиях распада, разложения патриархально-родовых отношений. В горах ингуши жили большими кланами, большинство их горных сел представляли из себя замки-крепости, каждая из которых принадлежала какой-нибудь одной фамилии (роду). В предгорьях же и на равнине были образованы сельские общины, в которых произошло смешение родов. Многие же члены таких общин вообще не имели в данном селе родственников. Такие люди были заинтересованы в консолидации общины.
Идею общенародной консолидации можно считать одной из главных идей героико-эпических песен ингушей. Это является основной причиной идеализации обездоленного героя, беззащитного в условиях родового строя. Кроме того, "суровая жизнь горцев, полная внешних и внутренних опасностей и тревог, требовала от членов общества высоких боевых качеств, и народная поэзия, являясь мощным средством воспитания, воспевала и утверждала идеал мыслимого в данную конкретно-историческую эпоху героя". [13:38]
В ответ на притеснения со стороны иноземных феодалов ингушские герои совершают набеги на их владения. Для переселенцев с гор на плоскость на протяжении многих десятилетий не прекращалась эра постоянных войн, набегов, борьбы с враждебными феодальными шайками соседей, отражений их нападений, которые способствовали поддержанию эпической среды и эпической традиции, "требовали" создания и бытования героико-эпических песен.
Со временем "набеги, которые имели место еще до массового выхода вайнахов с гор, теперь действительно превращаются в один из доходных про-мыслов. Сам набег и его участники, пригонявшие в село скот, лошадей и справедливо распределявшие их, становятся объектом восхваления". [39:97-98]
У ингушей, как и у других "народов, окруженных воинственны ми соседями, совершавшими грабительские набеги,. вырабатывается образ героя, защищающего свою землю и освобождающего свой народ от поработителей, налагавших дань. Герой наделяется высокими моральными качествами, выработанными народом в его борьбе за свое существование". [80:58] Касаясь вопроса идеализации героя героико-эпических песен ингушей, исследователь А.Х. Танкиев пишет, что идеал в них - "это суммарное выражение изображае-мых материальных и духовных ценностей, представлений о прекрасном, героическом, возвышенном, идеальном". [15:126]
Основу сюжетов героико-эпических песен составляет всегда подвиг героя, совершаемый во имя семьи, друзей, родного села, народа, направленный против зла и насилия, на защиту справедливости, бедных, сирых, обездоленных. [81:107] Как отмечает исследователь Б.Путилов, в эпических подвигах героя, обязательный успех которых, так сказать, запрограммирован, реализуются возможности народного коллектива, воплощается вера в торжество справедливости и в конечное бессилие зла. [81:254]
Одинокий, беззащитный и очень юный герой ингушских песен иногда противопоставляется односельчанам, предводителям набеговых дружин, известным своими подвигами, или просто зажиточным людям. Любимая пренебрегает им, предводители боевых отрядов отказываются брать его с собой в поход, мотивируя это тем, что он слишком юн, плохо одет, плохо вооружен и т.д. .
Однако в походе и в бою обездоленный герой оказывается более смелым, отважным и благородным, чем известные предводители, конь и оружие обездоленного героя также оказываются выше всяких похвал. Почти во всех песнях обездоленный герой раздает захваченную в бою добычу вдовам и сиротам. Это также является одним из элементов усиления идеализации обездоленного героя.
Усилению идеализации героя служит и другое его название - "яхь йола кіант" (букв. - "соревнованием, духом состязательности обладающий молодец", т.е. молодец, ревностно оберегающий свою честь). Как справедливо отмечает Я.С. Вагапов, оберегать честь для героя "значит быть готовым заступиться за слабого, обиженного, быть храбрым, решительным, тактичным в обращении с людьми, умеренным в пище и т.д." [115:95]
Героя песни "Гази Алдамов" ("Олдама Паьза"; здесь рассматривается вариант, записанный М. Джабагиевым) постигает горе: в одну и ту же ночь он должен встретить друга своего умершего отца - кабардинского князя и 30 его узденей (по другим вариантам - группу кабардинских князей или князя с 60-ю узденями); умыкнуть свою любимую (которая, судя по контексту песни, "предназначена" ему), т.к. иначе ее в эту же н очь выдадут за другого; отомстить за убитого отца, т.к. иначе убийца ("Іаьржа моастагіа" - букв, "черный враг") уедет в Турцию.
Проблема историзма ингушских героико-эпических песен
Жанр героико-эпических песен ингушей сложился, бытовал и развивался в XV-XIX веках. Его расцвет приходится на период, который Б.Н.Путилов определил как "эпическую эпоху". [82:6] Эта эпоха характеризуется наличием эпической среды и живой эпической традиции, "военной демократии", "эпическим" характером жизни народа.
Как справедливо отмечает исследователь Кичимов А.Ш., классические жанры фольклора ряда народов - это жанры, которые в своих определяющих особенностях оформились в эпоху феодализма не только путем трансформации и художественного отрицания предшествующей традиции фольклора доклассового общества, но и путем поглощения архаических
традиций. [55:206] Путилов Б.Н. считает, что судьба предшествующей тради « ции может быть двоякой: давая жизнь новым фольклорным системам, может и сама оставаться вполне живой, действующей, но может и умереть в этих: новых условиях, быть поглощенной ими и продолжать жить в виде различных следов и элементов, по-разному трансформированных и усвоенных новым [85:184-185].
Сам героический эпос развивается и бытует до тех пор, пока он "нужен" эпической среде. При постоянных войнах и набегах, постоянном ожидании опасности, постоянной готовности отразить нападение враждебных соседей или же самим совершить.на них набег эпическая среда "требует" создания и бытования героико-эпических песен, воспевания и идеализации культа молодечества, удальства, геройства. Как отмечает А.А.Лхлаков, суровая жизнь горцев, полная внешних и внутренних опасностей и тревог, требовала от членов общества высоких боевых качеств, и народная поэзия, являясь мощным средством воспитания, воспевала и утверждала . идеал мыслимого в данную конкретно-историческую эпоху героя. [13:38]
Переселившиеся с гор на плоскость ингуши подвергались притеснениям со стороны иноземных феодалов. В ответ на это ингушские набеговые дружины совершают набеги на их владения. Постепенно, по мере укрупнения ингушских сел на плоскости, эти акции становятся все более частыми. Набеги, которые имели место еще до массового выхода ингушей с гор, теперь действитель-но превращаются в один из доходных промыслов. Сам набег и его участники, пригонявшие в село скот, лошадей и справедливо распределявшие их, становятся объектом восхваления. [39:97-98]
У ингушей, как и у других народов, окруженных воинственными соседями, совершавшими грабительские набеги, вырабатывается образ героя, защищающего свою землю и освобождающего свой народ от поработителей, налагавших дань. Герой наделяется высокими моральными качествами, выработанными народом в его борьбе за свое существование. [80:58] Речь идет, конечно, об идеальном герое героико-эпических песен.
Сюжеты героико-эпических песен построены на эпическом вымысле и на известных условных допущениях, в принципе не согласующихся с законами правдоподобия. [85:162] Эпический мир "составляет целостную художественную систему, обладающую относительно самостоятельностью и в этом своем существенном качестве сложно соотносящуюся с исторической действительностью, с миром реальной народной жизни." [84:7] "Принципиальная несхожесть эпического мира - как по элементам, так и в целом, - с миром реальной действительности, его принадлежность к сфере художественной фантазии (всегда закономерно направленной и обусловленной) и конструктивного вымысла - это качества для эпического творчества изначальные, органичные, определяющие ... Эпический мир моделирует не конкретную историческую эпоху в жизни определенного общества с его событийной историей, реальными людьми, отношениями, бытом, но комплекс представлений народа о своем прошлом, в котором переплавлены исторический опыт, чаяния и ожидания, традиции предшествующих эпох,- и все это подвергнуто обработке "эпическим сознанием" и "эпической эстетикой." [84:8]
Не соглашаясь с Б.А.Рыбаковым, допускавшим, что былины слагались по поводу реальных событий и реальных лиц [145:141-161], ВЛ.Пропп пишет: «Былина отражает действительность сквозь призму художественных требований тех времен, когда они создавались, но не создаются ни «по поводу реальных событий», ни «по поводу реальных лиц». [141:83] Действительность в былине, по его мнению, не столько изображается, сколько воспевается и героизируется. Поскольку эта действительность героическая — она не может быть ложью, и все, что в ней изображается, принимается на веру, - таково, как справедливо отмечает Пропп В.Я., убеждение народа.
Исследователь русского фольклора Л.Ф.Гильфердинг пишет о крестьянах Севера: «Вся совокупность условий, в которых живёт этот народ, устраняет от него всё, что могло бы ослабить в нем наивность дедовских верований. Без веры в чудесное невозможно, чтобы продолжала жить природною, непосредственною жизнью эпическая поэзия. Когда человек усомнится, чтобы богатырь мог носить палицу сорок пуд или один положить на месте целое войско, - эпическая поэзия в нём убита. Л множество признаков убедили меня, что северо-русский крестьянин, поющий былины, и огромное большинство тех, кто его слушают, - безусловно, верят в истину чудес, какие в былине изображаются.» [139:36]
Нельзя идентифицировать эпический мир, время действия в эпосе с каким-то определенным историческим периодом. Попав в эпос, подвергаются переработке не только имена, характеры, внешние признаки и физические возможности героев, но и сама историческая реальность. Эпическая среда отвергает реальную историю, если она ее не "устраивает", если она не соответствует ее идеалам, представлениям, художественному сознанию, эпической эстетике, эпической трафаретности, и предлагает взамен свою, эпическую историю.
Изображение в народных песнях конкретных событий истории и образов отдельных исторических лиц является шагом к развитию реалисти ческого искусства. [80; 189; 178; 83] Стремление правдиво изобразить основные жизненные процессы предполагает выборочность наиболее характерного, типичного фактического материала, конкретно-историческое отражение действительности [118:84; 1:69; 38; 96; 85; 12; 4].
Созданный согласно внутренним задачам, традициям, художественной природе, "требованиям" эпоса эпический мир носит типовой характер. "Многообразию, многоликости и пестроте эмпирического мира, "текучести" различных его сфер эпос противопоставляет типовую избирательность, устойчивую характерность, эпическое единообразие, только в пределах которого допускается вариативность". [84:12]
Особенности художественного языка
Ингушский песенный эпос илли является составной частью всего ингушского фольклора. Язык эпоса и других жанров устного народного творчества ингушей является, безусловно, общим. Но язык ингушского песенного эпоса имеет ряд особенностей.
Особенности стихосложения илли наиболее полно изучены З.Мальсаговым. [63:57] Он отмечает, что народный стих вайнахов напевен; силлабо-тоничен; имеются стопы, напоминающие диалектические; большую роль в ритмообразовании играет ударение и сопутствующая ему долгота гласных; говорится о зачатках рифмы и имеющейся строфике.
В отличие от народных лирических песен, которые ингуши справедливо называют девичьими, т.к. они.исполняются девушками, стих илли строг, избегает орнаментации, сами стихи более протяженны и торжественны.
В илли иногда встречается гиперболизм, часто встречаются эпитеты, особенно часты сравнения, имеются и метафоры, широко представлены поэтические формулы и типичные места.
Реалистичные в своей основе героико-эпические песни избегают гиперболизированных описаний, которые характерны для более древних жанров. Гиперболичными становятся картины боя. Это связано с тем, что здесь невозможно избежать гиперболы, которая помогает "обосновать" победу героя-одиночки над многочисленными врагами.
Высшей похвалою становится сравнение героя с волком, " поэтичным зверем в понятиях горцев", по П.Услару, который также писал: "Попавшись в безысходную беду, волк умирает молча, не выражая ни страха, ни боли. Эти свойства характеризуют героя по горским понятиям." [155:10] В песнях поется
об эпических героях: «Они, словно волки, огонь в их очах - волчий».
В ингушских сказках волк олицетворяет жестокость, глупость и ненасытную жадность, т.е., образ волка здесь похож на образ волка в сказках многих других народов. Эта двойственность, по-видимому, кроется в оценках волка и его повадок воином и скотоводом. Первый, идя в набег, мужественно погибая в бою, уподоблял себя волку, второй же исходил из хозяйственной целесообразности.
Во многих случаях герой сравнивается с разъяренным барсом, с быстрокрылым соколом. Сравнения с птицами и зверями, очевидно, почерпнуты из многолетних и тонких наблюдений охотников.
Большое место в песнях занимает Терек. По эту его сторону герои чувствуют себя как дома, походы же их довольно часто начинаются с переходом Терека. Его любовно называют синеглазым; герои, сказители обращаются к нему с приветствием, отмечается сложность переправы через реку, она предстает и своеобразной, в единичных случаях герой исцеляется, испив теречной воды.
В период бытования илли у бесписьменного народа, естественно, не было литературного языка, но можно утверждать, что в песенном эпосе Илли имелась тенденция к созданию общего для всех нахских народов и племен языка. Являясь общенародными по идейной значимости и по территории бытования, илли не пелись, и не могли петься, исключительно только на языке того или другого диалекта, хотя узкие местные языковые особенности и имели какое-то место.
З.Мальсагов отмечал, что "...в среде живых нахских наречий и говоров мы уже имеем определенную междудиалектическую форму, общую для всего народа. Это язык народной поэзии, которым пользуются, как орудием поэтического творчества, представители всех наречий...,, [64:158-159] Вполне естественно, что в ингушских песнях немало специфических чеченских языковых элементов, а какая-то часть ингушских, или горных, - в чеченских песнях.
Для стиля илли характерны длинные предложения, некоторые из них объемом до 25 стихов: («Песнь о Хадисе, не имеющем брата,» «Муса, не имеющий брата») и в едином духе обрисовывают целую поэтическую картину. Естественно, это требует определенного логического напряжения от сказителя и слушателя, а само повествование предстает в эпическом стиле.
Ярким проявлением эпичности песен предстают довольно пространные описания, оправданные в идейном и композиционном плане. Исполнитель илли, илланча, немало уделяет внимания описанию горя, постигшего героя, тонкости его душевных переживаний, его снаряжению в путь и прощанию с матерью или другом, процессу врачевания израненного героя и т.д. Особенно опи-сательность присуща "народным поэмам".
Это места, которые сказитель считает наиболее значимыми, места, которые помогают эпическому певцу лучше запомнить текст песни. Так описываются переживания сына вдовы ("Сын старой вдовы") на вечеринке (герою неверна его любимая, его считают неполноправным и т.д.). Эти переживания, изложенные певцом, повторяются вновь, но уже от лица самого героя. Этот несколько видоизмененный повтор углубляет описываемую картину.
По мнению исследователя Алихановой А.А., художественный эффект повторов тем сильнее, чем дальше они отстоят друг от друга; только лишь вторичное повторение ритмической единицы производит впечатление многократного повторения. Если учесть, что такой синтаксический ритм наблюдается в поэтических произведениях, построенных на иносказаниях, он оказывается еще сильнее, т.к. может быть распространен на бесконечное количество предметов и явлений. [9:64]
