Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА ПЕРВАЯ . Отражение истории золотой орды в дастане «идегей» 15
Токтамыш и его время 23
Архаические основы эпоса 31
ГЛАВА ВТОРАЯ . Образ исторического идегея в дастане «идегей» 45
Предречения Субра-жырау 55
Встреча героя с Родиной 82
Пути преследования 93
Наущения Джамбая 97
Смерть батыра 100
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Идегей исторический - последний фактический правитель джучиева улуса 110
Родословная Идегея - эмира Золотой Орды 111
Дипломатические и военные успехи Идегея 117
Временщики в Золотой Орде 131
Эпическая и историческая генеалогия Идегея 133
Заключение 141
Библиография 145
Введение к работе
Высказывание «Человечество вглядывается в прошлое, чтобы найти в нем знаки будущего» - английского историка Арнольда Джозефа Тойнби /75, 5/ автор определил лейтмотивом своего поиска.
Каждой эпохе присущ свой пласт идеологии и культуры, и одним из важнейших его компонентов в любой исторический период является народное творчество. Фольклорное наследие, являясь коллективной мыслью, отражая социально-политические, эстетические, этические и религиозные воззрения, составляет летописный свод жизни каждого народа.
Наряду с возникновением новых народных произведений, которые всегда в своей основе неся новое, сохраняют старое, память народная, как бы шлифуя свое творчество, выборочно доводит до нас наиболее достойные. Благодаря этим произведениям устного народного творчества оживают важные исторические события и деяния достойных. Одним из таких фундаментальных произведений коллективного творчества являются героические сказания. Академик В. М. Жирмунский дал четкое определение предмету исследования - героическому эпосу: «Эпос - это живое прошлое народа в масштабах героической идеализации, отсюда его научная историческая ценность и в то же время его большое общественное, культурно-воспитательное значение» /24, 195/.
В эпическом многообразии фольклора татарского народа эпос занимает достаточно весомое отдельное место. У народов Востока и тюркских народов данный жанр определяется словом - дастан, который может состоять из отдельных глав - песен, при исполнении которых декламация чередуется с музыкальными разделами. Дастан обычно повествует о событиях прошлого, представляя в прозе и стихотворной форме народное сознание. Развитие дас-тана, как и развитие человеческого сознания и мышления, зависит от уровня развития материальной основы общества. Переходный этап от феодально-патриархального строя к феодальному строю и породил героический эпос
«Идегей». В нем в художественной форме нашла свое отражение действительность периода формирования татарского народа. Будучи едва ли не первой формой сознательного постижения мира по законам красоты, - как писал В. Г. Белинский об эпосе - «эпос есть первый зрелый плод в сфере поэзии только что пробудившегося сознания народа» [9, 33].
Основной идеей дастана, проходящей через все произведение, является идея о пагубности междоусобицы - борьбы на уровне государственных интересов сильных личностей, или же на основе разлада между людьми на бытовой основе. Основными мотивами эпоса «Идегей», как и во многих эпических произведениях других народов, является воспевание героизма, мужества, любви к родной земле, ненависть к врагам, дружба и пожертвование, честность и справедливость. Представляя собой высокохудожественное историко-литературное произведение средневековья, оно и сегодня является средством идейно-политического и эстетического воспитания народных масс, имеет большое практическое значение, что и объясняет актуальность темы и увеличение интереса к ним широкого круга исследователей. Вместе с тем эпическое произведение дает ценные материалы из истории тюркских народов, общественно-политической и культурной жизни. Беря истоки в народных преданиях, идеализируя образы своих героев, обобщая их и события, связанные с ними, эпос открывает вековые завесы исторического прошлого народов.
Героический эпос «Идегей» сегодня представляет важную часть духовного наследия татарского народа: художественное совершенство, последовательность и целостность в воссоздании образов национального прошлого определяют его непреходящее значение в истории культуры и искусства. Научно-достоверная трактовка идейно-художественного и исторического значения эпоса «Идегей», выходящего на многонациональную орбиту, требует уточнения оценок и характеристик, пересмотра многих устаревших взглядов на памятник народной эпической поэзии. Опираясь на историческую обусловленность поступательных этапов развития науки, где каждый этап
развития на данном этапе истории, среди проблем, требующих обновленного рассмотрения, выдвинулась на первый план проблема связи эпоса с историей татарского народа, с его социальным и художественным развитием на новом историческом этапе.
Теоретическую и методологическую основу диссертации составляют труды теоретиков, фольклористов и историков Е. М. Мелетинского, Б. Н. Путилова, В. Я. Проппа, В. М. Жирмунского, Н. М. Карамзина, И. Б. Грекова, М. Т. Сафаргалиева, Ф. Т. Валеева, Н. С. Исанбета, X. X. Ярмухаметова, Ф. И. Урманчеева, Ф. В. Ахметовой, И. Н. Надирова. Для выяснения вопроса о национальном своеобразии эпоса, автор обращается к сравнительно - типологическому исследованию татарской версии «Идегея» с известными вариантами сказаний тюркских народов и другими фольклорными жанрами.
Материалами исследования, помимо самого эпоса «Идегей», послужили: произведения арабских и персидских историков, исторические дневники, записи очевидцев и путешественников, русские летописи.
Выяснив историю изучения эпоса, изучив отражение истории Золотой Орды в дастане, политические предпосылки и условия создания сказания, автором рассматриваются его легендарно-мифологические основы. После чего предметно исследуется отражение образа исторического Идегея в эпосе и изучение роли выдающегося эмира Золотой Орды, фактического правителя государства с 1398 по 1419 год. Автором рассматривается роль временщиков в средневековом государстве. Уделено большое внимание изучению эпической и исторической генеалогии главного героя одноименного эпоса. Предпринята попытка взглянуть на памятник глазами сказителей, заложивших ее основу.
Для более полного и объективного исследования исторических основ эпоса изучена роль главного героя эпоса Идегея - исторического эмира Золотой Орды. Именно эти исторические данные, не отраженная в эпосе, открывают завесу огромной роли эмира Улуса Джучи, что и явилось толчком к
созданию эпоса народами и ныне проживающими на бывшей территории Золотой Орды.
Надо сказать, что в свое время и своими художественными красками воспетые прогрессивные общечеловеческие идеалы и сегодня соответствуют видению татарского народа, отражая историческую особенность культуры общества. Постижения характера и источников самобытности культурного наследия прошлого приводят к узнаванию, пониманию и взаимному уважению народов. Автор стремится рассмотреть их в контексте реального хода истории народа и его духовной культуры как выражение народного взгляда на мир и отражение народной интерпретации хода истории.
Многие теоретические и практические вопросы эпосоведения все еще имеют разноречивые толкования и ждут своего глубокого исследования. Поэтому не до конца изжиты разноречия в определении исторического характера героического эпоса. Пережитки упрощенческого толкования историзма народного эпоса до сих пор приводят к искаженным и ошибочным оценкам наследия художественной культуры народов. Ошибочные толкования идейно - художественного содержания памятника средних веков «Идегей» зачастую связаны со столь же ошибочными толкованиями фактов и событий самой реальной истории народов того времени. Так, например, отраженные в эпосе мотивы сплочения разрозненных татарских племен в единый народ толковались как пропаганда пантюркизма, мотивы самосохранения - как проявление национализма и так далее. Таким образом, игнорировались особенности исторической жизни народа в данную конкретную эпоху. Именно поэтому центральное место в данной работе заняли исследования различных форм связи эпоса с историей народа.
Имея большой опыт исследования устного народного творчества германских, романских, славянских и тюркоязычных народов, известный ученый В. М. Жирмунский дает следующую оценку историческим основам эпоса «Идегей»: «Идегей»... обладает относительной исторической достоверностью /независимо от вкрапленных туда элементов богатырской сказки/. Кое в
чем уточняя летописные данные, эти сказания служат своего рода рекордом соответствия эпического предания историческим фактам. Это один из тех редких случаев, когда можно представить себе формирование существующих фрагментов сюжета непосредственно по следам исторических событий» [23, 129].
История изучения эпоса «Идегей»
Говоря об истории изучения эпоса «Идегей», надо отметить, что героический эпос многочисленных народов России сделался предметом широкого общественного интереса ученых нашей страны и зарубежья. Об этом свидетельствуют всенародные празднества, посвященные памятникам эпической культуры: «Слову о полку Игореве», «Джангариаде», «Манасу».
Год 1991 прошел для ногайского народа под эгидой 600-летия Ногайской Орды и эпоса «Идегей». Так «Сказание об Идегее» стало достоянием ряда народностей и было записано в разное время у казахов, каракалпаков, кочевых узбеков, ногайцев, туркмен, башкир, тюркских народностей Крыма, сибирских татар и горных алтайцев. Эпос «Идегей» вошел в цикл сказаний «Богатырского века ногайцев». На вопрос, как же эпос ногайцев стал своим для многочисленных, перечисленных народов, дает ответ в своих работах Ч. Ч. Валиханов: «Надо полагать - пишет он, что под ногаями первоначально разумелись в Средней Азии все кочевые племена тюркского и монгольского происхождения, говорившие татарским языком (то есть на тюркских языках). Почти все кочевые народы среднеазиатских степей, - продолжает Валиханов, - все древнее приписывают ногаям, и многие считают их своими предками» [23, 515]. Объясняя распространение эпоса, первоначально сложившегося в Ногайской Орде, за ее пределами П. А. Фалев писал: «Ногайцы (после распадения Золотой Орды на ханства Казанское, Астраханское и Крымское) сохранили свою самостоятельность. Помня, свое воинственное прошлое, они отрядами выходили из своих улусов и нанимались в военные защитники в
соседних ханствах и у соседних племен. В этот период ногайцы разнесли свой эпос по всей Средней Азии до самого Алтая»/18/.
Последняя запись сказания, выполненная в 1958 году и пополнившая предыдущие тексты эпоса тоже сделана ногайским фольклористом Ашимом Сикалиевым на территории Карачаево-Черкесской области.
История изучения эпоса уводит нас в глубокий пласт поисков до первой записи сказания об Идегее, опубликованной в 1820 году в «Сибирском вестнике» как прозаическое переложение казахского варианта исследователем Сибири Г. И. Спасским. В 1830 году А. Ходзько в своей книге «Народная поэзия Персии» представил вниманию читателей «Песни об Идиге» на английском языке.
Бесценной находкой является казахская версия эпоса «Идегей» /1841-1842 г./. Как с филологической точки зрения, так и по близости его содержания к архетипу она и по сегодняшний день является надежным источником исследования. Данная версия была сделана Чоканом Валихановым и его отцом, султаном Ченгисом в Аман-Карачаевском округе от акына /певца/ из рода кипчаков Жамангула и от двух других казахов. Оригинал рукописи Ва-лиханова был опубликован П. М. Мелиоранским [23, 351]
К числу наиболее полных и хорошо сохранившихся относятся записи знаменитого исследователя В. В. Радлова /1866 - 1872/, четыре варианта им были записаны от барабинских татар, омских татар и горных алтайцев /телеутов/ [60; 61]. Позднее в 1896 году предыдущие записи пополнились четырьмя вариантами эпоса, записанными от жителей степной части Крыма.
Казахский вариант дополнился в 1896 году вариантами эпоса А. Дивае-ва и Г. Н. Потанина. В 1930-х годах дошел до нас обширный по объему каракалпакский вариант записи Каллы Аимбетова и ученика П. И. Мелиоранско-го И. А. Беляева. Несколько текстов «Идегея» были найдены у кочевых узбеков и опубликованы Хади Зариповым.
Не меньшего внимания заслуживает подробный пересказ ногайских версий, записанных А. А. Семеновым, М. Османовым и И. Н. Березиным.
Ногайский материал заслуживает особого внимания, так как эпические сказания об Идегее и ногайских богатырях, его потомках сложились исторически в Ногайской Орде.
Предметному изучению всех известных к тому времени национальных версий эпоса посвящается работа В. М. Жирмунского «Сказание об Идеге» [23, 349-387].
Объектом исследования автора является татарская версия эпоса, поэтому остановимся на довольно сложной и противоречивой истории записывания и изучения татарского варианта дастана «Идегей». Записи татарских вариантов эпоса производились на обширной территории проживания татарского населения от Крыма, Поволжья и до границ бывшей Синей Орды, а ныне Западной Сибири. Первые записи и публикации татарской версии уходят в отдаленное прошлое. Первые тексты сказания «Идегей» и отдельных его частей зафиксированы в поволжско-татарских письменных источниках XVII-XVIII веков.
Анализируя вопрос об источниках «Сборника летописей» Кадыр-али-бека 1602 г., академик АН РТ Усманов М. А. пишет: «Большим подспорьем для автора служили памятники фольклора, в первую очередь известный среди кыпчакоязычных тюркских народов эпос «Идегей» /78, 53/.
Чрезвычайно богатый материал для изучения тюрко-монгольского, в том числе и татарского фольклора, дает «Дафтар-и-Чингиз-наме», в котором нашли отражение сюжеты, мотивы, герои и художественные особенности народного творчества. «Дафтар-и-Чингиз-наме» - уникальный по содержанию и подаче материала по истории Среднего и Нижнего Поволжья, Золотой Орды привлекал, и привлекает по сегодняшний день внимание многих ученых, историков, этнографов и фольклористов. В эту рукопись, содержащую повествование о Чингиз-хане и его потомках, включено и сказание об Идегее. Академик И. А. Усманов, давая оценку вышеуказанному труду и его автору, пишет: "Автором его был человек весьма талантливый, живший в XVII столетии. В связи с конкретными задачами автора, его историческими воз-
зрениями у него получился «не документально-исторический трактат, а полуфольклорный поэтический дастан, основанный, как на историческом материале, так и на необузданном вымысле незаурядного художника» /78, 131/. Человеком, который первым взялся за его изучение, был Ибрагим Хальфин, адъюнкт Казанского университета, в 1822 году опубликовавший известную в литературе хрестоматию «Жизнь Чингиз-хана и Аксак-Тимура». Этот источник пользуется популярностью не только в России, но и за рубежом. В XIX и в первом десятилетии XX веков книга издавалась неоднократно на татарском и русском языках.
Из рассмотренного выше можно сделать вывод, что со второй половины XIX века сказания об Идегее и Токтамыше появляются в памятниках письменности как самостоятельные художественные устные произведения.
Согласно исследованиям Н. Исанбета, в Татарском научно исследовательском институте языка, литературы и истории (ныне архив ИЯЛИ АН РТ) хранится рукопись варианта эпоса «Идегей», записанная в 1854 году Габи-дуллой Ахметжан углы /99/. Дастан этот записан на смешанном книжном и народном языке. Согласно данного варианта, местом постоянного пребывания главного эмира Идегея считается село Большие Тарханы на территории Татарстана.
Большой популярностью пользуется в кругах исследователей вариант эпоса из хрестоматии Н. И. Березина 1862 г., где вариант эпоса представлен как туркменский. Из исследований профессора Мелиоранского и известного фольклориста Н. Исанбета, которые выполнили сравнительно - лингвистический анализ, данный вариант признан татарским.
Самобытны варианты эпоса, представленные В. В. Радловым в конце 60-х годов XIX столетия от татар, проживающих на территории Омской области, Барабинска и Крыма /61, 352/. Сам автор находит их близкими к оригиналу.
Среди материалов Хасана Гали, хранящихся в архиве ИЯЛИ АН РТ находится запись варианта эпоса, произведенная в 1909 году в Акмолинской
области. Там же представлен краткий вариант эпоса, записанный в 1910 году губернским учителем Д. Батиевым в Ханской Ставке Архангельской губернии (Внутренней Киргизской Орды). В 1914 году был опубликован исторический вариант эпоса М. Госмана /101/. Все варианты записей, исключая последний, никогда и нигде не публиковались.
Исходя из этого, можно заключить, что татарские варианты частично выпали из объекта исследователей тех лет.
Более удачной оказалась судьба варианта, записанного в 1919 году доцентом Казанского педагогического института Н. Г. Хакимовым /166/. Вариант Хакимова Н. Г., записанный в 1919 году деревне Яланкуль, Тарского уезда (Омская обл.) у Ситдыка Магдиевича Зайнетдинова (Сиддык-бабая), является одним из наиболее полных и ранних. Однако и эта запись в свое время не была опубликована, хотя и стала объектом внимания крупных фольклористов А. Н. Самойловича, В. М. Жирмунского и других, заслужила их серьезного научного анализа. «Вариант сказания об Едигее Сыддык - бабая из селения Йыланлы Омской области - пишет академик А. Н. Самойлович, - является по числу песен самым обширным из записанных и изданных версий и представляет, в общем, выдающуюся ценность для изучения сказания о Едигее с литературоведческой, исторической и языковой точек зрения» /65, 211/.
Конец тридцатых и начало сороковых годов знаменателен увеличением записей татарских вариантов эпоса. Большая работа в этом направлении велась учеными Н. Исанбетовым и X. Ярмухаметовым - все они хранятся в архиве ИЯЛИ им. Г. Ибрагимова АН РТ.
Описанные выше варианты эпоса явились хорошей предпосылкой для создания и публикации сводного национального варианта эпоса «Идегей». Первым, кто взялся за эту достаточно сложную, но интересную работу, был писатель и ученый - филолог Наки Исанбет. В 1940 году Н. Исанбетом был опубликован сводный текст дастана «Идегей». Им же была написана большая и интересная статья, посвященная пятисотлетию эпоса "Идегей", которая так и называлась «К пятисотлетию татарского народного дастана «Идегей»
/28/. В своей статье ученый рассматривает такие проблемы, связанные с научными исследованиями дастана, как история формирования эпоса, записывания и публикации. Изучены исторические основы эпоса, сделан сравнительно-типологический анализ сюжетов, мотивов и художественных особенностей национальных версий. Им были рассмотрены ряд дискуссионных вопросов: принципы создания сводного текста татарской версии, историко-литературное значение публикации и изучения эпоса «Идегей».
Второй сводный дополненный текст появился осенью 1941 года в результате сотрудничества группы известных ученых: Н. Исанбета, X. Ярми и поэта Ш. Маннура. Автором и составителем пояснений был Наки Исанбет, научными редакторами всего подготовленного сводного текста были X. Ярми и Ш. Маннур. Судя по материалам, хранящимся, в архиве ИЯЛИ АН РТ, книга эта должна была состоять из трех больших частей: вводной части, основной части текста дастана и комментариев /108/. Рукопись заканчивается примечанием Н. Исанбета о том, что она готова к изданию.
В Поволжье после постановлений ЦК ВКП /б/ 1944-45 годов о состоянии идеологической работы в Башкирии и Татарии, в которых была дана критика эпосу «Идегей», собирание и изучение эпоса почти прекратилось. Повторные попытки по собиранию и изучению эпоса не имели успеха /97; 98/. В татарской фольклористике стали укореняться мнения, что в татарском народном творчестве такой жанр, как эпическое сказание, а тем более таких объемов, как «Идегей», не существует.
Дастан «Идегей» и по сегодняшний день остается уникальным и единственным, объемным эпическим произведением татарского народа. Робкие исследователи этого жанра пытались как можно дальше обойти недостойно наказанное произведение народного творчества. Лишь признанные и маститые ученые, такие как, академики Самойлович А. Н., Жирмунский В. М. после столь продолжительного невнимания обратились к эпосу. Так появились разделы, затем целые главы, посвященные сравнительному анализу сказания. Впервые основательное изучение различных национальных версий эпоса, в
том числе и татарской, нашли свое отражение в монографии 1962 года В. М. Жирмунского «Народный героический эпос» /24/, который был издан в 1962 году. Прогрессивно-значимым шагом в изучении различных национальных версий стал «Тюркологический сборник» 1973 года выпуска, где был представлен целый ряд публикаций по рассматриваемой проблеме. В 1974 году издается плод многолетней работы В. М. Жирмунского - книга «Тюркский героический эпос» /23/, где был опубликован дополненный и переработанный вариант вышеуказанной работы, но уже под другим названием «Сказания об Идиге».
В 1973 году в «Тюркологическом сборнике» вышла в свет статья А. Н. Самойловича под названием «Вариант сказания о Едигее и Тохтамыше» /65/, посвященная татарской версии дастана Н. Г. Хакимова 1919 года. Статья Самойловича А. Н. явилась первой серьезной научной работой, посвященной рассмотрению татарской версии дастана.
Необходимо отметить, что история изучения дастана отражена в рукописной работе молодого ученого П. А. Фалева. Авторское название работы было - «Ногайское сказание об Едигее», которая состоит из 226 страниц и хранится в архиве института востоковедения РАН. Пятый раздел этого исследования полностью посвящается изучению сибирско-татарской и крымско-татарской версий. Сведения о данной работе были опубликованы Дмитриевой Л. В. в тюркологическом сборнике 1972 года /18, 213 - 217/. В 1988 году осуществилось дополненное издание сводного варианта эпоса «Идегей» отдельной книгой в Таткнигоиздате. Составителем и комментатором сводного варианта был И. Н. Надиров.
В том же году в журнале «Казан утлары» опубликован вариант сводного текста, редактированного X. Ярми и Ш. Маннуром, автором комментариев и словаря была ученый - фольклорист Ф. В. Ахметова /99/.
В 1990 году в Таткнигоиздате издан эпос на русском языке в переводе С. Липкина. Надо отметить, что выход книги на русском языке дал широкую возможность населению для знакомства с татарской версией эпоса. Через год
в том же книжном издательстве был издан «Идегей», специальным выпуском для детей на татарском языке под редакцией Э. Исхакова. В 1992 году в журнале «Половецкая луна» /№ 1, 2/ публикуется монографическая статья профессора Ф. И. Урманчеева «Личность Идегея», посвященная сравнительно-историческому и сравнительно-типологическому рассмотрению татарской версии эпоса.
Результатом продолжительной работы известного ученого по изучению татарского варианта эпоса является монография, которая называется «Народный эпос Идегей» /76/. Она состоит из введения, одиннадцати глав, заключения и библиографии. Автор, ставя целью выяснить своеобразие преломления конкретных фактов истории в сознании эпического сказителя, выделяет особую главу, посвященную личности Идегея как исторического деятеля. Работая над анализом текстового материала, Урманчеев Ф. И. пользуется богатыми рукописными материалами архива ИЯЛИ АН РТ. При проведении сопоставительно-типологического анализа автор использует фонд тюркоязычных сказаний других народов России и зарубежья.
В 1994 году под редакцией Г. Гыйльманова на основе сводных версий, хранящихся в фонде Института языка литетратуры и искусства АН Татарстана, в Таткнигоиздате выходит в свет «Идегэй». Татар халык дастаны» из 255 страниц. Характерной особенностью данного выпуска является то, что он вышел с сохраненными элементами общетюркского языка, близкого к сибир-ско-татарскому языку. Появление работ, указанных выше, явились толчком и базой для дальнейших исследований, в том числе и настоящего - исторических основ эпоса «Идегей».
Из сказанного можно сделать вывод, что бытование татарских вариантов эпоса представлены почти на всей огромной территории бывшего государства Джучи и являются одними из содержательных и широко распространенных среди национальных версий дастана. Татарские варианты эпоса «Идегей» заслуженно стали объектом исследования как русских (В. Жирмунский, А. Самойлович), так и татарских ученых: Н. Исанбета, X. Ярми, Ш.
Маннура, Ф. И. Урманчеева, Ф. В. Ахметовой, И. Н. Надирова, М. Г. Усма-нова и других.
Токтамыш и его время
Повествование в эпосе «Идегей» начинается с описания страны, которым правил хан Токтамыш. Автор показывает внешние признаки могущественного государства и его богатства. В стародавние времена, Там, где была нугаев страна, А предком нугаев был Татар, Там, где стольный Сарай стоял, Там, где вольный Идиль бежал, Там, где город Булгар блистал, Там, где текла Яика вода, Там, где была Золотая Орда, Там, где жили кыпчак и булгар, Ханствовал над страною татар, Хан по имени Тохтамыш. /26, 5 /. Следующие строки эпоса дают читателю представление о столице его -Сарае: Ходила молва из края в край, Хвалила город его Сарай: Сотни башен взметнулись там, Восемьдесят улиц там! Алтын Таш - Золотой Дворец. Лег на желтый мрамор багрец. Славой он был восьми стран. /26, 6/ По свидетельству арабского путешественника Ибн-Батутты, посетившего столицу в 1333 году, Сарай представлялся действительно крупнейшим центром международной торговли Востока и Запада [73, 306]. Таким был Са 24 рай до правления Токтамыша и до описанных в эпосе событий. Этот период в эпосе устами сокольничего Токтамыша, Кутлыкия, описывается так: Кук-Туба - сердцевина Земли. Здесь дворец властелина Земли. В довольстве жил в Сарае народ, Четверо было здесь ворот. Приходил из далеких стран За караваном, караван. Выйти не успевал из ворот Шумный людской круговорот: Города, окружив лицо, Двигалось замкнутое кольцо! /26,12-13/ Такая динамичная и в то же время спокойная жизнь протекает в столице ханства и в самом государстве. Об этом мы узнаем и по налаженной ямской службе, которая функционировала в любую погоду: Шел дождь или бури слышался крик, Но с ямом спешил сюда ямщик. Смело скакал сюда ездок, Даже если был одинок, Пищу находил и покой На широкой дороге ямской. /26, 13/ Через ощущения ямщика до нас доходят отголоски умиротворенной неторопливой жизни золотоордынцев. Ямщик Скачет - земля спокойна кругом. Ляжет на отдых - земля, как дом. Ничто не грозит жизни его. Счастье и мир - в отчизне его . Так как: Непобедимой была страна, Неистощимой была казна. /26,13/ По мнению повествователя, успешная торговля и скотоводство давали основной доход государству и его жителям, а не грабительские войны. На лугах умножался скот. Люди в стране теряли счет Запасам монетным своим, Богатствам несметным своим /26, 13/ Автор убежден, что умелым управлением можно было сохранить все, что нажито. Он свято верит, что благополучие в стране всецело зависит от правителя. Однако, по мнению сказителя, неумелое управление государством хана Токтамыша привели страну к упадку. Поэтому слова укора обращены именно к нему: Эй, владыка - хан, великий хан! Править умел бы ты страной, Мощной владел бы ты казной, Не терпел бы народ мытарств. /26,13/ Что ж видим, приблизившись к нашим дням? Этих богатств не хватило нам! /26, 13/ . Восклицает Кутлыкия, отец Идегея. Он, обвиненный в коварстве и измене, не просит пощады у Токтамыша, а продолжает раскрывать всю правду перед ним, показывая причины ухода всевластия Токтамыша. Историческим прототипом смелого героя эпоса является не менее смелый Балтычак - отец исторического Идегея. После захвата трона в Белой орде исторический Токтамыш за отказ служить ему казнил некоего Балтычака, которого Аноним Искандер называет отцом Идегея [74, 132]. В эпосе обстоятельства гибели отца Идегея подаются иначе. Здесь отец Идегея, Кутлукия, сокольничий хана, был обвинен Токтамышем в измене, и за это был казнен вместе со своей семьей. По мнению Кутлукии, власть нельзя удержать только проливанием крови, вся причина ослабления власти Токтамыша - это отсутствие справедливости и правды. Что же привело к этому? Это мы узнаем из уст того же Кутлукия: Мой народ убавил ты, Дважды переходить Идиль Мой народ заставил ты, И там его не оставил ты: В бестравные солончаки, В бурые, глинистые пески Мой народ отправил ты, /26, 14/ Эти строки показывают, каким образом пытался Токтамыш усилить свою власть и сохранить империю. С этой целью он не жалел ни города, ни народы. Внешняя политика Токтамыша в эпосе практически не отражена, за исключением его ответа на письмо Тимура, где тот предлагал Токтамышу подарить ему любимого сокола хана Золотой Орды. Здесь повествователь характеризует Токтамыша как грубого, недальновидного правителя, обуянного страстями. Это обстоятельство резко ухудшило отношения между правителями, что привело, в конечном счете, к войне между двумя могущественными государствами.
Согласно данным исторических источников, обстоятельства, приведшие к войнам между Золотой Ордой и империей Тамерлана, продолжавшиеся в течение пятнадцати лет, объясняются территориальными претензиями первого ко второму, в чем многие историки обвиняют Токтамыша. Основой исторического конфликта являются события 1383 года, когда Токтамыш по требованию своих нойонов и местных сибирских вождей, выступил в защиту Западной Сибири против агрессии мусульман и попытался отнять Хорезм. Известный историк А. В. Экземплярский, интерпретируя это событие, говорит о том, что Синяя Орда, располагавшаяся между Тюменью и Мангышлаком, была менее подвержена влиянию мусульманской культуры, нежели Золотая и Белая. И воины, воспитанные на древних традициях степняков, «выступали как ревностные защитники традиционной степной культуры» [88, 104]. Шереф-ад-дин Иезди в «Книге побед» описывает выступление сибиряков против внедрения мусульманской религии: «на 9 туманов, большей частью неверных»/74, 109/.
Архаические основы эпоса
Отходя от рассмотрения отражения исторических событий и переходя к анализу эпического повествования, надо отметить, что отношение сказителя к хану Золотой Орды далеко не однозначное. Показывая Токтамыша ханом, заинтересованным в жизни своего государства, сказитель наделяет его достаточными для правителя патриотическими чувствами. Каким бы он ни был, но он хан - глава государства и представляет высшее сословие своей эпохи. Многозначительные слова и мысли: «Если песчинки ты соберешь, -прочного камня не сотворишь» [26, 178], - автор эпоса относит именно к нему.
Если причину гибели государства автор видит в междоусобной борьбе, образное его представление сказитель преподносит в обезглавливании хана, а значит и государства. Символ отрубленной головы хана приобретает особое значение. Голова покатилась легко. Потекла не кровь, а молоко. [26,180] Превращение обычной крови в молоко в данном случае - гибель особы высокопоставленной и высокочтимой из высшего сословия монархов. Подтверждением этого служат последние слова монарха, сказанные уже отделенной от тела головой: Тело мое под твоей стопой, Но голова моя - над тобой! [26, 180] «Никто не мог находиться выше головы верховного вождя острова Тонга. Голова вождя маори была столь священной, что когда он дотрагивался до нее пальцами, то обязан был тут же приложить их к носу, чтобы втянуть в себя святость, которую пальцы приобрели в соприкосновении с ней, и таким образом, вернуть ее на место», - пишет Тойнби, описывая табу на голову [75, 222]. «Многие народы считают голову особо священной частью тела. Святость эта иногда связана с верой в то, что в голове обитает душа, которая весьма и весьма чувствительна к обидам и непочтительному отношению» -заключает английский историк. В двух вышеуказанных эпизодах эпоса «Иде-гей» явно просматриваются архаические и мифологические вплетения в сюжет.
Тема отрезанной головы правителя уводит нас в глубокую древность в - эпос инков «Сын солнца» /41, 43/, где повествователь рассказывает историю бога инков Инкарри, как тот попадает в руки к враждебно настроенным к инкам испанцам, которые сначала подвергают его пыткам, а затем и обезглавливают. Однако по существующему поверью инков, отделенная от тела голова продолжает жить. Живет она в спрятанном сокровенном месте до тех пор, пока из нее не вырастет новое тело. А когда это свершится, сын Солнца снова станет богом и провозгласит судный день и возрождение империи. Вера в это живет и сегодня. Ежегодно во многих традиционных общинах Перу, Эквадора и Боливии во время церемоний в честь местных святых разыгрываются сцены гибели Инки. Подобно Инкарри, Инке поклонялись как сыну Солнца, что предполагает отождествление бога с правителем. Гибель Инки означала поражение империи, конец целой эпохи и начало испанского владычества. Гибель свободного Инки и надежда на его воскресение связано именно с надеждой на торжество добра и справедливости.
Надо полагать, что результатом взаимопроникновения культур стало сближение тематики эпосов разных регионов и континентов и очевиднее всего, что именно сходство социальных и политических условий заставляет коллективное воображение разных народов идти по одному и тому же пути. Говоря о мифологических и сказочно - мифологических мотивах и сюжетах эпоса «Идегей», надо отметить, что эти архаические основы в эпосе пред 33 ставлены достаточно широко и красочно. Эпос, являясь относительно новым по сравнению с мифологией жанром народного творчества, не может быть представленным без использования и опоры на жанры предшествующие ему сказки и мифы.
Героический эпос периода формирования государства, принципиально отличаясь от эпоса архаического, теснейшим образом связан с ним преемственностью. В эпосе «Идегей» выдвигаются новые исторические идеалы, новые коллизии защиты родной земли от иноземных захватчиков, отношение к власти, особое место занимают семейные конфликты. Как пишет Б. Н. Путилов, героический эпос классического типа возникает путем преобразований, переработки и развития архаической эпики, которая, умирая в эпосе героическом, оставляет здесь свои многочисленные следы. «Классический эпос «наследует» архаическую эпическую сюжетику, трансформируя ее в соответствии с новыми идеалами, новыми принципами историзма» /58, 232/.
Согласно высказыванию Б. Н. Путилова: «В эпосе идет процесс как движение от конкретного историзма к эпическому обобщению, так от хроникальной достоверности к фантастике и условности» [59, 26]. Характерной особенностью эпоса «Идегей» является то, что движение сюжета в тематической группе идет от форм архаических к формам собственно - историческим. В эпических сказаниях тюркско - монгольского происхождения начинается повествование с родословной героя и «чудесном» рождении богатыря. В версии, рассматриваемой автором, «Идегей», сын сокольничего хана Токта-мыша, Кутлыкия, который был казнен Токтамышем за тайную передачу яиц редкого и чудесного его охотничьего сокола. Неконтролируемый в действиях, ведомый только агонией мести за потерю редкой породы сокола, Токта-мыш казнит и Кутлыкию и, как отметили выше, всех членов его семьи. И разве не чудо, спасение приходит только к младшему сыну и продолжателю рода сокольничего, а в будущем «батыру» - народному герою и спасителю. Так и растет будущий герой эпоса под именем сына друга отца и спасителя Кубугыл. И только после признания народа и возведения Кубугыла в ранг «батыра» закрепляется за ним имя, раскрывающее его истинное происхождение - Идегей.
«Идуг» - слово тюркского происхождения в переводе обозначает «сапог», в смысловом переводе - найденный в сапоге, так как Джантимир, спасая Идегея, вынес младенца из дома сокольничего, спрятав в голенище сапога. Сюжеты мести отцу героя в эпосах тюркского происхождения достаточно распространены. Подобный сюжет встречается в «Сказании о Кер - ог-лы», где отец богатыря был ослеплен якобы за обман царя. Известна в произведениях народного творчества и традиция приема второго имени героем. Очевидно, герой наделен народом необыкновенными данными, для того, чтобы до конца оправдать свои нечеловеческие, а порой и сверхъестественные возможности, для помощи своему народу и стране, должен иметь и необыкновенное происхождение. Чудесное рождение героя эпоса - Идегея рассматривается в разных вариантах по-разному, и изобилует многообразием.
В рассматриваемой татарской версии мы не встречаем открытого описания происхождения героя и только эпизод прощания Кара-Тиин-Алыпа с Идегеем, распространенный во многих ногайских, казахских и обязательно присутствующий в татарских версиях, дает намек на нечеловеческое происхождение героя и дальнейшие размышления. Идегей на пути к Аксак Тимуру встречается с Кара-Тиин-Алыпом - чудовищем огромных размеров и неописуемой мощи, похитившим дочь Са-Тимира, для освобождения которой Идегей и вступает в поединок с Кара-Тиин-Алыпом. В письменных памятниках тюркских народов XI - XII веков слово «алп» добавляется народом к именам военачальников, батыров за героические подвиги, широко употребляется в боевой лексике тюркских племен, для которых физическая сила и мощь человека считались идеалом. И это звание присваивалось людям могучего телосложения, обладающим большой силой. Прощальные, многозначительные слова Кара-Тиин-Алыпа передают нам:
Предречения Субра-жырау
Поиск пути определения Токтамыша приводит читателя к традиционно-красочному сюжету эпоса, сюжету выяснения, кто же такой на самом деле загадочный Идегей. Раскрыть загадку может только человек необыкновенных возможностей, маг, колдун, провидец. Поиск этого необыкновенного человека выводит на арену эпических событий широко распространенный персонаж тюркского эпоса - Субра-жырау; согласно эпической традиции возраст его определяется от 120 до 1000 лет. В рассматриваемых же татарских вариантах эпоса возраст Субра-жырау колеблется от 170 до 200 лет. Умудренный опытом старец, имея талант сочинителя, певца, являясь эпическим героем, должен быть наделен и сверхъестественными способностями.
Придавая особое значение роли Субра-жырау, академик В. М. Жирмунский писал о нем так: «Такие герои, как Субра-жырау, характерны для древнейшего синкретизма, «соединения» искусства и жизни, когда певец, сказитель, шаман, колдун, нередко и царь или правитель выступали в одном лице» [22, 385]. Типологической параллелью образу Субра-жырау, ученый называет тюркоогузского полуисторического деда Коркута, старого и мудрого Вейнемейнена из карело-финского эпоса «Калевала».
Дополняя сказанное, надо отметить, что акыны Мергенбай-жырау, Абыл-жырау и Мурын-жырау от которых записано большое количество сказаний, связанных с именем Идегея, их они усвоили из репертуара Субра-жырау. Надо отметить и то, что многие певцы каракалпакского и казахского народов возводят свою родословную к легендарному Субра-жырау [23, 385]. До того, как обратиться к старцу, Токтамыш решил поискать ответа у своих известных и признанных в народе девяти мудрецов, певцов и батыров. Никто из девяти «уважаемых народом» на вопрос кто же такой Кубугыл, ответа дать не смог. Последним человеком, который мог помочь в этом сложном вопросе поиска нужного человека, был Джанбай, - один из приближенных хана, человек на редкость хитрый, коварный, вникающий во все нужные и ненужные дела государства. Джанбай имел историческое место среди визирей хана Токтамыша и был одним из тех приближенных, которого не устраивало положение второстепенного визиря при хане. Так эпический Джанбай, объединив в своем кругу ряд вельмож, мурз и эмиров, руководил совместно с хан-бикой этим неблаговидным делом, направленным против любимого визиря хана Идегея. Обращение хана к Джанбаю нашло нужную поддержку; чтобы исчерпывающе разоблачить преуспевающего эмира Идегея, Джанбай предлагает пригласить единственного, кто может помочь - мудрейшего из мудрейших старца-прорицателя Субра-жырау:
Сто девяносто пять лет Он глядит на суетный свет. Семьдесят семь обошел он краев, Убивал леопардов и львов. Этот в шубе красивый мудрец, Этот в куньей шапке купец Знает, кто такой Кубугыл. Не знает он - не знает никто! [26, 43] Несмотря на внешнее старчество и одряхление, Субра-жырау сохранял ясный ум. Эпизоды, когда тот или иной правитель для решения создавшейся перед ним проблемы обращается к человеку исключительному - прорицателю, широко известны в тюркском мире. Это и звездочеты, определяющие по звездам будущее, войсковые старейшины, которым часто и много приходится решать вопросы в экстремальных условиях. Можно предположить, что эти сюжеты находят прямое продолжение от античного и древневосточного фольклора, беря свое начало от древневосточной реальной действительности. Песни Субра-жырау в различных национальных версиях и вариантах эпоса представлены по-разному: в одних их вообще нет, в других очень сжаты. Если в одном варианте песни Субра-жырау звучат до побега Идегея от Токтамыша, то в другой версии он предсказывает будущие изменения страны Идегеем после его побега. В версии каракалпакской, очень близкой к татарской, Субра-жырау после исполнения своих предсказаний с честью покидает этот суетный мир.
Достаточно полно, выразительно и красочно представлены песни Субра-жырау в сводной татарской версии. Зрелищен и сам обряд подготовки старца к приему. Исполнили слуги свой долг. Опоясав певца кушаком, Подвязав его щеки платком, Рот закутали в белый шелк, Чтобы голос певца не замолк, Соком цветка, намазав глаза, Чтобы глаза не затмила слеза, На руки положили алмаз 58 Таков был ханский приказ. [26,45] Старец подобен хрупкому сосуду с драгоценным содержанием - стоит допустить неосторожность и содержание сосуда не будет доступно никому. Первая попытка привезти Субру-жырау не увенчалась успехом, уж слишком оказался старым и дряхлым певец. Без особой подготовки и особых условий невозможно довезти ветхого, но драгоценного старца до дворца. Описание церемонии подготовки к дороге и встрече старца дает яркое представление о значимости его и незаменимости. Безусловно, сведения, которые должен дать Субра-жырау, бесценны, ибо они касаются семьи хана, жизни его превосходительства, а значит и судьбы его государства. Говоря о значимости песен Субра-жырау в эпосе Идегей, можно отметить, что благодаря песням прорицателя читатели эпоса знакомятся с историей огромного улуса Джучи. Певец представил характерные особенности становления и развития государства. Перед глазами читателя пронесся целый ряд ханов могучей Орды с присущими каждому особенностями в управлении государством и вклада в развитии оного. Через уста певца повествователь эпоса знакомит с достойными полководцами и эмирами Золотой Орды.
Встреча героя с Родиной
Преодолев огромные расстояния, бесчисленная армия через горы, пустыни и степи достигает берегов Яика. Отсюда Идегей, увидев родные края, выражает свою искреннюю радость, с любовью вспоминает свой каждый шаг жизни, проведенный здесь. Надо отметить, что песнь Идегея является одной из самых ярких, выразительных и высокохудожественных частей эпоса, ко торая и сегодня, оформленная музыкально в жанре песни, представляет нам каждому, неповторимо - близкую, маленькую Родину - отчий дом. Здравствуй, Идиль, Отчизна-Дом! Мир да будет в Доме родном! Здесь в этом доме, мой отец Счастлив стал, как жених и зять. Выйдя замуж, здесь моя мать Стала невестой, стала женой. Здравствуй Идиль, мой дом родной! Здесь, где началось мое бытие, Перерезали пуповину мне. Здесь полоскали мне белье, Здесь я плескался в речной волне. Здесь доили наших кобыл, Здесь кумыс я когда-то пил. О, мой Дом, желанный мой Дом Между Иди лем и Яиком! [26, 128] Далее в песне Идегей поет о благородной цели прихода на Родину. Дом родной, отвоюю тебя, Благоустрою, восстановлю, Я избавлю тебя от зол, Дом родной, я к тебе пришел! /26,129-130/ Войска Шах-Тимира находятся на территории Золотой орды. Ход действий и определение всего хода событий последующих идет согласно вещего сна Токтамыша. Снится хану страшный сон: на его глазах тонет его неразлучный конь Акбузат. Внезапно появившийся коршун выхватил из его рук ляжку с грудинкой, предназначенные гостям, и взмыл ввысь. Десятилетия росшее перед его юртой дерево вдруг рухнуло, рассыпав все свои девяносто листьев. Белый заяц, который явно должен был стать его трофеем, был упущен ханом. Привязанный к насесту, преданный ему орел, испугавшись, взмыл в небеса.
Надо отметить, что к снам, их толкованию тюркские народы издавна относились достаточно серьезно. Глубоко укоренившиеся в быту тюркских народов сны, являющиеся вещанием неотвратимой угрозы или же знаменательных событий, кардинально меняющих всю дальнейшую жизнь человека, нашли свое место и в татарском народном творчестве. Старец, приглашенный разгадать видения Токтамыша, дает следующее толкование его сна: Если ты зайца не уберег, Значит, не приведи Аллах, Не удержишь державу в руках, Ту, что тебе оставил Чингиз. ... Если коня утопил в реке, Если видны следы на песке, Значит, прольется татарская кровь! К тяжкому горю себя приготовь: Если ты пир устроил во сне, То наяву, значит, быть войне. ... Осокорь на землю упал, Этот осокорь - ты сам. Девяносто листов разбросал Это, поверь моим словам, Девяносто ратей твоих.... Улетел в испуге орел Это пред правдою согреша, Улетела муха-душа. Береги, береги ее, хан!» [26, 132] Ясновидец разгадывает сон хана и предсказывает будущее Токтамыша. Наказав старца за столь жестокое предзнаменование, Токтамыш, следуя совету Джанбая, направляет к Идегею его воспитателя пира Галятдина, рассчитывая на то, что порядочность и уважительное отношение Идегея к своему воспитателю не должно дать отрицательного ответа, ослушания. Внимательно выслушав предложение достопочтенного учителя не нападать на хана, принять его предложение, и вернуться по - доброму в родной стан, мудрый герой эпоса ответил, где же он был, когда совершались страшные несправедливые поступки, (уничтожение всей семьи Идегея, убийство его отца, отсечение головы невинного ребенка Джантимира). Где был пир, когда были навсегда изгнаны из Родины невинные ни в чем Идегей и его сын Нурадын? Отказавшись от предложения старца, Идегей идет на встречу со своим народом, который уже поднялся против хана и его власти. Говоря о роли Идегея и других эмиров, пришедших в составе войска знаменитого Тамерлана, надо отметить, что, безусловно, они играли определенную роль в возможной подготовке и сопровождении армии Тимура в одной из войн его с Токтамышем. Они были проводниками Тамерлана в походе 1391 года. Основной целью этого длительного похода были захватнические планы великого завоевателя. Обширность притязаний и реальная принадлежность огромных территорий были тому подтверждением.
Токтамыш хан, согласно эпоса и исторических данных, узнал о наступлении Аксак-Тимура поздно, однако успел собрать многочисленное войско, которое по количеству не уступало войску Тимура. Не веря еще тому, что бойцы врага из городских жителей способны на столь длительные и лишенные всяких удобств передвижения, Токтамыш стал отступать в надежде на то, что бойцы соперника, голодные и измотанные, разбредутся в поисках пищи. Опытно маневрируя отдельными корпусами, Тимур опрокидывает героически сражающуюся конницу золотоордынцев. Войско Токтамыша было разбито, самому хану удается бежать. Зрелищно и относительно близко к конкретным событиям Золотой Орды, насыщенно и динамично представляет сказитель главу дастана, описывающую продолжительную битву Идегея, Тимура и Токтамыша. В глазах сказителя бой Токтамыша с Са-Тимиром заканчивается позорным поражением второго. Шах-Тимир из рода Бырлас Посинел, стал губы кусать: «Оказалось, злился хромец Токтамыша один боец Сорока моих стоит бойцов Знаменитейших храбрецов. Оказалось, эта земля Та земля, где погибель моя» [26, 143] Черным, как уголь, стал он вдруг. [26, 145] Повествователь представляет непобедимого в истории Тамерлана побежденным. Безусловно, этим сказитель преследует определенную цель. Допустимо, что Аксак Тимур и заслуживает именно такого представления народом, который испытал неповторимую жестокость войны с Тамерлановой армией. Безусловно, дастан, представляя поражение Тимура от Токтамыш хана, использует данный прием, чтобы ярче отметить мощь и величие Идегея.