Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Литературная деятельность С.Я. Маршака как синтез национальных культур 10
1.1 . Международные связи и влияния как проявление диалога культур 10
1.2. Истоки и условия формирования фольклоризма С.Маршака 17
1.3.Художественное воплощение духовно-нравственных принципов фольклора и трансформация жанра волшебной сказки в драматургии С.Маршака 33
1.4.Сочетание фольклорной и книжной традиции в поэзии Маршака 1920- 50-х годов 45
ГЛАВА 2. Национально-культурная и индивидуально-авторская роль переводов фольклорной поэзии в творчестве С.Я. Маршака 60
2.1. Вопросы теории и истории переводческой деятельности 60
2.2. Теория перевода на современном этапе 73
2.3. Проблемы перевода в критическом наследии Маршака 77
2.4. Голоса поэтов мира в переводах СМаршака 82
Глава 3. Фольклоризм англоязычной поэзии в переводаж С.Я. Маршака . 89
3.1. Пути и закономерности становления Маршака-переводчика. Английские и шотландские баллады в переводах поэта 89
3.2. Фольклорные мотивы поэзии английского предромантизма, романтизма и неоромантизма в интерпретации С.Я. Маршака 103
3.3. Место поэзии Р.Бернса в формировании фольклоризма английской классической поэзии 114
3.4. Жизнь, личность, творчество Р. Бернса как свидетельство народности литературы 120
3.5 Восприятие фольклоризма поэзии Р.Бернса в России 147
3.6. Феномен смеховой культуры английской народной детской поэзии в переводах С.Я. Маршака 151
Заключение 171
Библиография 176
- Международные связи и влияния как проявление диалога культур
- Истоки и условия формирования фольклоризма С.Маршака
- Вопросы теории и истории переводческой деятельности
- Пути и закономерности становления Маршака-переводчика. Английские и шотландские баллады в переводах поэта
Введение к работе
Фольклор в целом - не только культурно-интегрирующая система, объединяющая народ, но и философско-нравственный феномен, определяющий ментальность и аккумулирующий особенности мировидения этноса.
Фольклорное наследие в разные исторические периоды было востребовано русской литературой по-разному; наиболее привлекательными оказывались те или иные жанры. В предреволюционные годы писатели испытывали особый интерес к мифологическим жанрам (А. М. Ремизов), духовным стихам и сектантской поэзии (Н. А. Клюев, С. М. Городецкий). Революционный перелом изображали, прибегая к частушке (А. А. Блок, С. А. Есенин, В. В. Маяковский). Философию революции современники пытались объяснить сквозь «магический кристалл» сказки.
Произведения фольклорной поэзии любого народа являются хранителями генетической культурной и духовной памяти этноса, а переводы их на другие языки чрезвычайно важны в плане осуществления процесса межкультурной коммуникации, создания феномена диалога культур.
Обретение собственного оригинального пути происходит у С.Маршака
детского поэта, «взрослого» переводчика, критика и публициста - параллельно с обращением его к народной поэзии. Соответственно и проблема фольклоризма поэзии Маршака как одного из факторов творчества встает не сразу, а на сравнительно зрелом этапе. Жизненная, личностная, творческая биография С.Я. Маршака (22.Х. 1887-4.V. 1964) пришлась на эпоху исключительную в мировой социальной, политической, культурной, этнической и т.д. истории и явилась частью этой истории. Это дает основание рассматривать различные аспекты его творческой биографии в контексте этого времени, как и в контексте российского, европейского, мирового культурного пространства. Решение круга обозначенных проблем не является единственной и непосредственной целью нашей работы. Наша задача заключается еще и в другом
показать, благодаря чему С.Я. Маршак - писатель и человек - сохранил в сложнейших исторических, социокультурных условиях свою индивидуаль-
5 ность, относительную идейную, духовную, креативную независимость, не прибегая к мимикрии и конформизму, не становясь «придворным поэтом» и рупором власти. Одновременно следует отметить в личностной и творческой позиции Маршака отсутствие национальной узости и наличие того, что обозначается, к сожалению, непопулярным ныне понятием «интернационализм». Причину этого следует искать, пожалуй, в пропорциональном сочетании, диалектическом единстве в его многогранном творчестве начал и категорий вечного и современного, общечеловеческого и национального, фольклорного и литературного.
3 мая 1934 года в Берлине профессор И. А. Ильин произнес слово «Духовный смысл сказки». В нем философ утверждал связь народной сказки с «необходимостью национальной судьбы, национального характера и национальной борьбы».1 По убеждению Ильина, сказка дает ключ к пониманию русской истории XX века. Свое выступление он завершает призывом: «... томимся ли мы, ищем ли общения с нашим народом, созерцаем ли наши русские судьбы, философствуем ли о нашем русском несчастии, или готовим к претрудной и опасной жизни наших русских детей — сядем вослед за Пушкиным под зеленый дуб нашей России, и пусть наш мудрый кот заведет нам свои песни и скажет свои сказки!».2 Как видно, мысль о сопоставлении роковых для России XX века событий с народной сказкой была весьма распространенной (например, творчество А. Ремизова и И.С. Шмелева). Вполне вероятно, что эта мысль была и в подтексте многих произведений советских писателей, обращавшихся к сказке (и другим произведениям фольклорных жанров) самого разного толка - от К.Г. Паустовского и М.М. Пришвина до А.П. Гайдара, от Ю.К. Олеши, Е. Шварца, В. Катаева до А.Н. Толстого, от П.П. Бажова и М. Шергина до А. Платонова и С. Маршака, сумевших «самыми простыми словами выразить народную... историософию»3.
Актуальность настоящего исследования обусловлена тем, что исклю-
Ильин И. А. Собр. соч.: В 10 т. Т. 6. Кн. 2. М.: Рус. кн., 1996. С. 264.
там же.
ЗЛюбомудров А. М. К проблеме воцерковленного героя (Достоевский, Зайцев, Шмелев) // Христианство и рус. лит. Сб. 3. СПб.: Наука, 1999. С. 364.
чительно многогранное творческое наследие С.Маршака, активно и значимо функционирующее в разных формах на протяжении столетия (первая публикация датируется 1904 годом), имеющее неизменно высокий читательский и критический оценочный рейтинг, не исследовано как целостная художественная система. Проблема фольклоризма творчества Маршака в той или иной мере затрагивалась, но так и не стала предметом специального изучения. Данная работа ставит целью выявление сочетания и взаимодействия фольклорного и литературного сознания в литературно-эстетической концепции, художественном творчестве и переводах С.Маршака. В работе ставятся следующие задачи:
показать, как позитивное отношение С. Маршака к фольклорному наследию воплощается в различных сферах его деятельности, обогащая, существенно углубляя и конкретизируя его художественный мир;
рассмотреть специфику концепции фольклоризма в жизненной позиции, литературно-критическом и публицистическом наследии С.Маршака;
проанализировать фольклорные влияния в жанрах, сюжетах, мотивах, образах, в поэтике: стиле, композиции, художественном времени и пространстве оригинальных произведений С. Маршака для детей;
исследовать элементы фольклорного (мифопоэтического) художественного сознания в лирической поэзии С.Маршака;
охарактеризовать всесторонне особенности переводческой деятельности С.Маршака, связанной с работой над фольклорными текстами, а также литературными произведениями, тесно связанными с фольклором);
провести типологическую классификацию его переводов английской поэзии;
сделать сопоставительный анализ англоязычных фольклорных текстов и их переводов, принадлежащих С. Маршаку.
Объект и источники исследования - произведения русской и английской народной поэзии, художественные тексты С.Маршака разных жанров, переводы английской народной и книжной поэзии, поэзии народов мира; его
7 литературно-критические и публицистические работы, материалы переписки, мемуаров о писателе.
Научная новизна исследования. Фольклоризм литературно-эстетических взглядов, художественного творчества и переводческой деятельности С.Маршака впервые рассматривается как система. В диссертации также впервые всесторонне проводится сопоставительно-типологический текстологический анализ оригиналов и русских переводов английской детской поэзии. Различные аспекты фольклоризма многопланового творчества СЯ.Маршака впервые рассматриваются комплексно в синхроническом и диахроническом аспектах. Кроме того, в работе привлекаются произведения С. Маршака, печатавшиеся в малотиражных екатеринодарских изданиях - газете «Утро Юга» и сборниках «Театр для детей» 1918-1920-х гг.
Степень научной разработанности темы. В последние десятилетия в гуманитарной науке, как отечественной, так и зарубежной, на передний план выдвинулось исследовательское направление, изучающее фольклор как отражение важнейших компонентов культурной традиции, как носителя глубокой разноплановой информации об этносе, как особый способ осмысления мира и одновременно как искусство. Исследование взаимосвязей фольклора и литературы является одним из перспективных направлений современного гуманитарного знания. Глубокое проникновение фольклорного влияния во все аспекты творчества С. Маршака очевидно и заслуживает глубокого всестороннего рассмотрения, однако, как уже было сказано, специальные исследования, посвященные этому вопросу, отсутствуют. Аналогичная ситуация имеет место и в изучении проблем художественного перевода, в частности, фольклорных текстов. Данная работа ставит целью восполнить эти пробелы.
Теоретико-методологическую основу работы составляют принципы культурно-исторического, сравнительно-типологического (компаративисти-ческого) и текстуального методов исследования. Методологическая и теоретическая основа настоящего исследования имеет несколько уровней, пластов, что связано с ее интегративным характером.
Прежде всего, это труды общефилософского, культурологического и общефилологического характера - ИИлыша, АЛотебни, В.Виноградова, МБахтина, ЮЛотмана, Г. Гачева, А.Скафтымова, С.Аверинцева, Л.Гумилева, и др.; работы из области теоретического и исторического литературоведения - В. Белинского, А. Веселовского, Ю. Тынянова, Д. Лихачева, Ю. Манна, СКормилова; теории фольклористики и фольклоризма литературы-В.Гусева, В.Проппа, Б.Путилова, М.Азадовского; теории и истории перевода - И.Кашкина, К.Чуковского, А.Баранова; истории английской литературы - В.Жирмунского, М.Алексеева, Н.Михальской, А.Елистратовой, Р. Райт-Ковалевой, посвященные анализу творчества С.Я. Маршака - Б.Галанова, Б. Бухштаба, В.Смирновой, Б. Сарнова, Ст. Рассадина и др.
Теоретическая и практическая значимость работы. Результаты нашего исследования могут быть использованы на гуманитарных факультетах университетов при изучении общего курса «История русской литературы XX века», в курсах «Страноведение», «Переводоведение», «Литература и фольклор».
Актуальность и практическая значимость данной работы состоит еще и в том, что сегодня, когда англоязычный мир «затронул» многие сферы и стороны отечественного культурного пространства (фильмы, песни, печатные издания, когда наша жизнь не всегда оправданно насыщена иноязычной лексикой, следует установить необходимый баланс в области кросскультур-ной коммуникации. Массовая детская культура сегодня перенасыщена оккультизмом, а не фольклоризмом. Засилье иностранных имен (в лучших вариантах - персонажи Толкиена, Гарри Поттер Дж. Роулинг) создают впечатление об отсутствии здоровой национальной альтернативы. Поэтому необходимо новое открытие и новое прочтение отечественной детской классики XX века.
При всем жанрово-типологическом, содержательном, структурно-стилистическом разнообразии наследие Маршака может рассматриваться как
*
9 единый текст, обладающий устойчивыми признаками, объединяющими позитивные черты и традиции русской и мировой культуры.
Апробация работы. По теме диссертационного исследования были представлены доклады на конференциях различных уровней - международных: «Язык и дискурс в современном мире» (Майкоп, 2005), «Актуальные проблемы общего и адыгского языкознания» (Майкоп, 2005), всероссийских: «Этнопедагогические и этнопсихологические проблемы воспитания толерантного поведения в полиэтническом обществе» (Махачкала, 2002), XIII Научно-практическая конференция «А.П. Гайдар и круг детского и юношеского чтения». (Арзамас, 2004). Основные положения диссертации были предметом обсуждения на заседаниях кафедры литературы и журналистики, кафедры иностранных языков Адыгейского государственного университета, изложены в 7 публикациях.
Диссертация состоит из введения, трех глав, четырнадцати параграфов, заключения, библиографического списка (269 наименований).
Общий объем диссертации 190 страниц.
Международные связи и влияния как проявление диалога культур
Многолетняя (шесть десятилетий) разноплановая литературная деятельность С.Я. Маршака внешне выглядела достаточно четко вписанной в советскую литературную систему. На самом деле она характеризовалась своей включенностью в масштабные явления литературного процесса, такие, как взаимосвязи литературы и фольклора, мифопоэтизм литературы, межнациональные, межэтнические литературные связи и влияния.
Единство литературного процесса отнюдь не знаменует его однокаче-ственности, тем более — тождества литератур разных регионов и стран. Во всемирной литературе глубоко значимы не только повторяемость явлений, но и их региональная, государственная и национальная неповторимость (В. Ха-лизев). Глубинные, сущностные различия между культурами (и, в частности, литературами) стран Запада и Востока, этих двух «сверхрегионов», самоочевидны. Культура человечества, включая ее художественную сторону, не унитарна, не однокачественно-космополитична, не «унисонна». Она имеет «симфонический характер»:1 каждой национальной культуре с ее самобытными чертами принадлежит роль определенного инструмента, необходимого для полноценного звучания оркестра. О неразрывной связи творческого начала в жизни людей с их национальной причастностью и укорененностью писал С.Н. Булгаков в работе «Нация и человечество» (1934).3
Для понимания культуры и цивилизации человечества и, в частности, всемирного литературного процесса насущно понятие немеханического целого, составляющие которого, по словам современного востоковеда, «не подобны друг другу, они всегда уникальны, индивидуальны, незаменимы и не- зависимы». Поэтому культуры (стран, народов, регионов) всегда соотносятся между собой как дополняющие: «Культура, уподобившаяся другой, исчезает за ненадобностью».1 Та же мысль применительно к писательскому творчеству была высказана Б.Г. Реизовым: «Национальные литературы живут общей жизнью только потому, что они не похожи одна на другую»2.
Все это обусловливает специфичность эволюции литератур разных народов, стран, регионов. Западная Европа и Россия (каждая по-своему) на протяжении последних пяти-шести столетий обнаружили беспрецедентный в истории человечества динамизм культурно-художественной жизни; эволюция других регионов сопряжена со значительно большей стабильностью. Но как ни разнообразны пути и темпы развития отдельных литератур, все они перемещаются от эпохи к эпохе в одном направлении: проходят одни стадии.3
Симфоническое единство, о котором шла речь, «обеспечивается» всемирной литературе прежде всего единым фондом преемственности, а также общностью стадий развития (от архаической мифопоэтики и жесткого традиционализма к свободному выявлению авторской индивидуальности). Начала сущностной близости между литературами разных стран и эпох именуют типологическими схождениями. Наряду с последними объединяющую роль в литературном процессе играют международные литературные связи (контакты: влияния и заимствования), а также явления художественного перевода.
Влиянием принято называть воздействие на литературное творчество предшествующих мировоззрений, идей, художественных принципов по преимуществу (идейное влияние Руссо на Л.Н. Толстого); преломление жанро-во-стилевых особенностей (байроновских поэм в романтических поэмах Пушкина). Заимствование же — это использование писателем (в одних случаях — пассивное и механическое, в других — творчески-инициативное) единичных сюжетов, мотивов, текстовых фрагментов, речевых оборотов и т.п. Заимствования, как правило, воплощаются в реминисценциях.
Воздействие на писателей литературного опыта других стран и народов, как отмечал А.Н. Веселовский (полемизируя с традиционной компаративистикой), «предполагает в воспринимающем не пустое место, а встречные течения, сходное направление мышления, аналогические образы фантазии»1. Обозначенные явления были характерны для творчества С.Маршака.
Плодотворные влияния и заимствования «извне» являют собой созидательно-творческий контакт разных, во многом не похожих друг на друга литератур. По мысли Б.Г. Реизова, международные литературные связи (в наиболее значительных своих проявлениях), «стимулируя развитие ... литера-тур ... развивают их национальное своеобразие». Вместе с тем на крутых поворотах исторического развития интенсивное приобщение той или иной литературы к инонациональному, дотоле чужому художественному опыту порой таит в себе опасность подчинения чужеземным влияниям, угрозу культурно-художественной ассимиляции. Для мировой художественной культуры насущны широкие и многоплановые контакты между литературами разных стран и народов (о чем говорил Гете) , но вместе с тем неблагоприятен «культурный гегемонизм» литератур, имеющих репутацию всемирно значимых. Легкое «перешагивание» национальной литературы через собственный культурный опыт к чужому, воспринимаемому как нечто высшее и всеобщее, чревато отрицательными последствиями. «На вершинах культурного творчества», по словам философа и культуролога Н.С. Арсеньева, имеет место «соединение духовной открытости с духовной укорененностью».4
Едва ли не самое масштабное явление в области международных литературных связей Нового времени — интенсивное воздействие западноевропейского опыта на иные регионы (Восточная Европа и неевропейские страны и народы). Этот всемирно значимый культурный феномен, именуемый европеизацией, или вестернизацией, или модернизацией, истолковывается и оценивается по-разному, становясь предметом нескончаемых дискуссий и споров.
Современные ученые обращают пристальное внимание как на кризисные и даже негативные стороны европеизации, так и на ее позитивную значимость для «незападноевропейских» культур и литератур. В этой связи весьма представительна статья «Некоторые особенности литературного процесса на Востоке» (1972) Г.С. Померанца, одного из ярких современных культурологов. По словам ученого, привычные для западноевропейских стран представления на «неевропейской почве» деформируются; в результате копирования чужого опыта возникает «духовный хаос». Следствием модернизации является «анклавность» (очаговость) культуры: упрочиваются «островки» нового по чужому образцу, контрастирующие с традиционным и устойчивым миром большинства, так что нация и государство рискуют утратить цельность. И в связи со всем этим происходит раскол в области общественной мысли: возникает противостояние западников (вестернизаторов-просветителей) и этнофилов (почвенников-романтиков) — хранителей отечественных традиций, которые вынуждены защищаться от размывания национальной жизни «бесцветным космополитизмом». Перспективу преодоления подобных конфликтов Г.С. Померанц усматривает в осознании «средним европейцем» ценностей культур Востока. И в итоге расценивает вестерниза-цию как позитивное явление мировой культуры. Однако современные тенденции глобализации, также построенные на евроцентризме, вызывают вполне объяснимую негативную реакцию антиглобалистов. С.Маршак является примером толерантного сочетания разнополярных тенденций.
Истоки и условия формирования фольклоризма С.Маршака
Интересным в этом отношении явлением стала и многогранная деятельность С.Я. Маршака, в симбиозе собственного и переводного творчества которого отчетливо выявились элементы триады «Россия-Восток-Запад». «Русская и мировая народная поэзия, Пушкин и Берне и многое другое в оте-чественных, западных и восточных богатствах поэтического искусства опре-делило его художническую взыскательность»1, - писал о Маршаке А.Т.Твардовский. Еще при жизни С.Маршака многие аспекты его разностороннего творчества стали предметом внимания критиков и литературоведов.2
А.Т. Твардовский, много лет общавшийся с поэтом, высоко ценивший разные стороны его деятельности, считал, что иногда трудно в поэзии Маршака провести четкую грань между «оригинальным» и переводным, между мотивами русского фольклора и фольклора иноязычного. Например, Твардовский отметил, что сказку «Король и пастух» Маршак называет переводом с английского, но сюжетом она полностью совпадает со «старинной народной сказкой», изложенной в стихах М. Исаковским под заглавием «Царь, поп и мельник», не предполагавшим, что она может быть иною, чем русской.
Часто Маршак даже не указывает, «какому из «разных народов» при надлежит то или иное произведение народной поэзии, которому он сообщает новую жизнь на русском языке, сохраняя, впрочем, характерные приметы его иноязычной природы». 3 Твардовский заинтересованно отслеживает транс формацию фольклорных сюжетов в наследии Маршака. Маршак указывал, что в основу его драматической сказки «Двенадцать месяцев» положены «мотивы славянской народной поэзии», но точнее, она, «как выражаются ученые люди» (Твардовский ), восходит к чешской народной сказке, в свое время пересказанной Боженой Немцовой и изложенной Маршаком сначала в прозе. «Окончательное претворение фольклорных мотивов сказки в драматургической форме явилось произведением вполне самостоятельным и оригинальным, полным света, добрых чувств и глубокой мысли». -1
Мировая литература знает много случаев, когда замечательные произведения, первоначально предназначенные не для детей, становились впоследствии любимыми детскими книгами, например «Дон Кихот», «Робинзон Крузо», «Путешествие Гулливера». Реже случаи, когда произведения, адресованные именно детскому читателю, становились сразу же или позднее книгами, в равной степени интересными и для взрослых. Здесь в первую очередь можно назвать сказки Андерсена.
В один ряд с этими великими книгами Твардовский ставит «Двенадцать месяцев» Маршака. «По видимости непритязательная история, где судьба знакомой по многим сказкам трудолюбивой и умной девочки-сироты, гонимой и травимой злой мачехой, сказочным образом перекрещивается с судьбой ее ровесницы — своенравной, избалованной властью девочки-королевы,— вмещает в себя, как это часто бывает в настоящей поэзии, ненароком и такие моменты содержания, которых автор, может быть, и в уме не держал»2. Таким мотивом звучит в этой пьесе мотив власти, не ведающей пределов, положенных даже законами природы, и уверенной, как эта маленькая капризница на троне, что она может в случае надобности издавать свои законы природы. Увлекательно, непринужденно и весело показывает действие пьесы-сказки провал этих притязаний девочки-деспота, ограниченных, правда, детским желанием иметь в новогодний праздник подснежники.
То, что мы называем детской литературой, детской поэзией, в сущности, застает нас всех еще на самой ранней поре нашего бытия. Твардовский дает высочайшую оценку шедеврам народной поэзии, положенным в основу многих литературных поэтических текстов. «Впервые поэзия звучит для нас из уст матери напевом полуимпровизированной колыбельной, называющей нас по имени или сопровождаемой счетом на пальцах детской ручонки коротенькой сказочкой о том, как «сорока-ворона кашку варила, деток кормила...». Здесь еще и сорока с вороной идет заодно, и стихи заодно с прозой.1 Но без этого первоначального приобщения «младенческой души к чуду поэзии даже самая драгоценная память человеческая — память матери — была бы лишена тех слов и мотивов, которые с годами не только не покидают нас, но становятся все дороже. И мы тем более и явственнее — с признательной нежностью — слышим их в своем сердце, чем шире, разнообразнее, богаче за всю нашу жизнь были наши встречи с поэзией и музыкой. Потому что те простейшие слова и мотивы есть не что иное, как первообраз искусства, они — из самой его природы и несут в себе главные и, в сущности, неизменные признаки и свойства подлинного искусства: его ясность и прямодушие, немногословность и живописность, его доброту и шутку, легкий упрек и наставление».2 Этим и определяются, в самом общем смысле, особые эстетические и нравственные требования, которые ставит детская поэзия перед теми, кто пытается заявить себя в этом роде искусства. Разумеется, эти требования отнюдь не противопоказаны никакому другому искусству, рассчитанному хотя бы и на самый зрелый вкус и высокий уровень понимания, но, повторяет Твардовский еще раз, здесь они непременны.
Вопросы теории и истории переводческой деятельности
Перевод принадлежит к интереснейшим и далеко еще не изученным феноменам человеческой жизни. В науке о переводе можно назвать несколько самостоятельных концепций, которые выдвинуты и разрабатываются учеными разных стран. Накопление опыта теоретических разработок идет через развитие уже найденного и через соревнование все новых концепций.
Распространение искусства слова за пределы той языковой среды, в которой оно создано, а тем самым взаимовлияние и взаимообогащение литератур, становится возможным благодаря переводу, одному из главных проводников культурного обмена между народами.
Специфика художественного перевода определяется, с одной стороны его местом среди иных видов перевода, а с другой - его соотношением с оригинальным литературным творчеством. Переводческая деятельность проникает буквально во все сферы общественной жизни. Качественное отличие художественного перевода в том, что он имеет дело с языком не просто в его коммуникативной функции; слово выступает здесь как «первоэлемент» литературы, т. е. в функции эстетической. Художественное слово не тождественно слову в обыденной речи; с его помощью создается особая «художественная действительность». В системе образного мышления каждый элемент языка на основе тончайших ассоциативных связей участвует в создании конкретно-чувственного образа. При переводе — в силу различий между языками — сложившиеся ассоциативные связи в значительной мере разрушаются и неизбежно возникают новые, свойственные языку, на который сделан перевод; чтобы литературное произведение на этом другом языке стало жить как произведение искусства, переводчик художественной литературы должен как бы повторить творческий процесс его создания.
Как доказывает многовековая переводческая практика, искусство слова столь неразрывно связано со стихией родного языка, что оторвать литературное произведение от взрастившей его национальной языковой среды, просто «пересадить» его на другую почву невозможно. Оно должно возродиться на другом языке заново, силою таланта переводчика. Начало и конец переводческого творчества лежат в области словесной формы — написанное на одном языке переводчик передает на другом. Однако между исходной точкой и результатом художественного перевода лежит сложный психологический процесс «перевыражения» (слово, употребленное А. С. Пушкиным и приобретающее ныне права термина) той жизни, которая закреплена в образной ткани произведении. Именно поэтому проблематика художественного перевода лежит в сфере искусства и подчиняется его специфическим законам.
От оригинального творчества художественный перевод отличается своей зависимостью от объекта перевода; переводчик дает новую жизнь — в иной культурно-национальной среде — уже существующему произведению. В живом литературном процессе границу между художественным переводом и всей остальной художественной литературой нельзя провести отчетливо; есть немало случаев, когда произведение, не являясь переводом в прямом смысле этого слова, не может быть без оговорок причислено и к оригинальному творчеству.
Для обозначения таких случаев в каждом языке есть множество определений: «вольный (свободный) перевод», «подражание», «из», «по мотивам» и т. д. Конкретное содержание этих выражений в разных языках не совпадает и меняется в ходе времени. Перевод — понятие историческое; разные эпохи вкладывают в него разное содержание и по-разному понимают его взаимоотношение с оригинальной литературой.
Важен максимально бережный подход к объекту перевода и воссоздание его как произведения искусства в национальном и индивидуальном своеобразии. Чем последовательнее проводится этот принцип, тем яснее высту пает диалектически противоречивая природа художественного перевода, который должен сделать иноязычное произведение фактом родной литературы, оставив его творением другого народа.
Существует множество попыток образно определить художественный перевод, - отмечает П.М. Топер, - «схватив» его противоречивую природу (переводчика сравнивали с портретистом, скульптором-копиистом, работающим в другом материале, музыкантом-исполнителем, актером и т. д.). Все эти сравнения подчеркивают творческую основу художественного перевода при необходимости «перевоплощаться», «входить» в чужое искусство. История литературы знает также множество афоризмов, порожденных сознанием невозможности «перенести» произведение из одного языка в другой, ничего в нем не нарушив. Переводчик должен решить, казалось бы, взаимоисключающие задачи и совместить несовместимое: он творец — и связан чужим текстом; он создает произведение отечественной литературы — и должен сохранить особенности национальной специфики оригинала, сделать памятник искусства прошлого доступным современному читателю — и передать лежащую на нем печать времени и т. д.
Метафизически-интуитивистская и материалистическая эстетики по-разному подходили к диалектике художественного перевода. С точки зрения первой природа искусства непознаваема и творческий акт неповторим; различие между языками не позволяет «снять копии», и художественное произведение в принципе непереводимо. На практике эта точка зрения может привести к отказу от творческого отношения к художественному переводу и к пониманию его как вынужденного «компромисса» между «недосягаемым идеалом» и практической необходимостью. Отсюда рождается стремление или как можно «точнее» скопировать подлинник или, наоборот, «свободно», приблизительно пересказать его (коль скоро подлинное воссоздание его все равно невозможно).
Материалистическая эстетика исходила из общественной роли перевода: «...заменить по возможности подлинник для тех, которым он недоступен по незнанию языка, и дать им средство и возможность наслаждаться им и судить о нем».1 При таком подходе вопрос о «принципиальной» непереводимости или переводимости не возникает, а есть только вопрос о пределах переводимого в каждом конкретном случае. Переводчик выполняет свою общественную миссию в определенных объективных обстоятельствах, которые он застает уже сложившимися: степень разработанности его родного литературного языка, наличие переводческих традиций в его литературе, различия в менталитете, условиях жизни (бытовых, географических, культурных, политических и т. д.), влияющих на восприятие его читателя.
Эти обстоятельства определяют конкретные рамки, ограничивающие его действия. Талант переводчика позволяет раздвинуть границы возможного, обогатив при этом ресурсы родной литературы и языка (в этом переводчик принципиально не отличается от писателя). Область переводимого имеет постоянную тенденцию к расширению; нет непереводимых произведений; есть произведения, в силу объективных или субъективных причин еще не переведенные).
Закономерности художественного перевода раскрываются в полной мере, если их исследовать не путем абстрактного сопоставления двух текстов, как бы вынутых из породившей их среды, а рассматривать и подлинник, и перевод как явления литературного процесса двух стран. Художественный перевод никогда не копия, а всегда интерпретация. Переводчик художественного текста не может ограничиваться поисками словарных соответствий; он сообразуется с живым восприятием своих современников, с языком своего народа. При этом он с неизбежностью выступает как представитель своего времени, общества, этноса. Независимо от субъективных намерений восприятие переводчика входит составной частью в созданное переводное произведение.
Пути и закономерности становления Маршака-переводчика. Английские и шотландские баллады в переводах поэта
Созданный Маршаком на протяжении длительного периода свод переводов англоязычной поэзии представляет собой достаточно разветвленный как в жанрово-типологическом плане, так и по степени взаимодействия с фольклорной традицией художественно-эстетический комплекс. В его системе можно выделить несколько основных жанрово-хронологических типов: - английские и шотландские баллады; - сонеты В. Шекспира; - лирика Р. Бернса; - поэзия романтизма: а) У.Блейк; б) поэты озерной школы; в) Байрон, Шелли, Ките; - поэзия «неоромантизма» (А. Теннисон, Р. Киплинг, Р.-Л. Стивенсон); -Э.Лир и поэзия «нонсенса».
По степени интенсивности влияния духовно-эстетического потенциала фольклора на жанровую природу переводов С. Маршака можно построить следующую градацию: 1). Баллады; 2). Р. Берне; 3). Детская поэзия нонсенса; 4). Поэзия романтизма; 5). Поэзия Шекспира. В связи с этим основное внимание в данной главе будет уделено первым трем и отчасти четвертой позициям. Наибольший акцент будет сделан на исследовании фольклоризма
Р.Бернса, его места в развитии фольклоризма английской литературы и роли переводов из Р. Бернса С. Маршака в плане разработки явлений межкультурной коммуникации и диалога культур.
Существует немало высоких оценок переводов англоязычной поэзии, сделанных Маршаком. Приведем лишь одну из них, сделанную вскользь американской исследовательницей Маргарет Томпсон. В связи с характеристикой переводов на другие языки поэзии А.Твардовского она цитирует его же слова: «Быть переведенным (и неиспорченным!) с русского языка на дру гой язык - большое и редкое счастье [...] Пушкин еще не имеет своего Маршака (я имею в виду конгениальные переводы С. Маршака из Бернса)».1 Продолжая эту мысль, доктор М.Томпсон заключает: «Возможно, его (Твар-довского-Ф.А.) лирика окажется более долговечной, как только она обретет «своего Маршака», способного передать его поэзию на английском и других западных языках». Перевод — это живая материя общения, музыкальная и словесная нить. Перевод начинается с выбора текста. Но за этим стоит любовь к языку, стране, народу, этносу. Необходим абсолютный слух к звучанию языка, выбор той «ноты», «камертона», который позволит поэзии зазвучать на другом языке. Всякое открытие, любая находка в области того или иного жанра в творчестве СЯ.Маршака не оставались без влияния на другие жанры. То, что освоено в одном поэтическом роде, он переносит в другие. Благодаря переводческой работе Маршака многие английские и шотландские народные баллады, не утратив своей национальной окраски, прозвучали для русского читателя как русские оригинальные стихи. Наряду с этим в ритме и размере баллады сам Маршак написал много оригинальных стихов.
Первые маршаковские автографы переводов английских баллад относятся к 1913—1914 годам, — времени учебы в Лондонском университете. В 1915 году Маршак знакомится с молодым литературоведом — приват-доцентом Петроградского университета В.М.Жирмунским, который помог начинающему переводчику баллад ценными советами. В 1916 году в октябрьском номере петроградского журнала «Северные записки» появились переводы Маршака четырех баллад со вступительной статьей В. Жирмунского «Английская народная баллада», до сих пор сохранившей научный интерес для исследователей проблемы фольклоризма литературы. В 1917 году были опубликованы переводы баллады «Женщина из Ашерс Велл» и песни английских моряков «Русалка»; в 1918 году в екатеринодарской газете «Утро Юга» был напечатан первый вариант перевода баллады «Король и пастух».
Глубокий интерес к английским и шотландским балладам Маршак сохранил на всю жизнь. Другие творческие задачи порой вытесняли на второй план работу над балладами, но поэт вновь возвращался к их переводам. В 1941 году, в канун войны, выходит сборник «Английские баллады и песни». В годы войны Маршак, до предела загруженный работой в центральной и военной периодике, выпускает новые издания сборника (1942, 1944). В 1946 году публикуется новый цикл переводов из английских баллад и песен, в который вошли и «Три баллады о Робин Гуде». В 1957 году Маршак обратился к своим переводам 1915—1916 гг и никогда не публиковавшимся.
Незадолго до смерти в беседе с критиком В. Лакшиным С. Я. Маршак говорил о жанре баллады: «Я понял, что такое баллада, когда начал переводить англичан. Это не аристократический жанр, как можно подумать, читая Жуковского, а разговор, короткий рассказ при встрече на улице или среди друзей в таверне, за кружкой эля. Английская народная баллада проста, естественна, как и английский детский фольклор, который я очень люблю»1 Самый их выбор для перевода был обусловлен постоянным интересом Маршака к народной поэзии, к ее суровой героике, непосредственной лирике, к лаконичной и напряженной действенности. Слово «баллада» происходит от франко-норманнского слова «баллатис», до XV—XVI веков этот жанр народного творчества, особенно во Франции и в Италии, имел строгую форму, с определенными повторами и припевами. В XV веке поэт Ф.Вийон достиг высокого мастерства в балладах, ставших образцом для многих.
Однако английские и особенно шотландские баллады постепенно отошли от канонической формы и постепенно превратились в драматизированные, остросюжетные повествования, положенные на музыку. Ритмы этих баллад разнообразны, их лексическая ткань пронизана традиционными эпитетами, сходными с «устойчивыми» эпитетами русского фольклора («добрый молодец», «красная девица»). В шотландских балладах не только повторяются многие «бродячие сюжеты», отраженные в фольклоре всех времен и народов, но в них особенно часто встречается изложение реальных исторических событий — доблестных подвигов народных героев. Понятно, почему интерес к этому поэтическому жанру особенно возрос к началу XVIII века, когда во всех европейских странах происходит подлинное «открытие» фольклора, древних памятников национальной старины (ср. открытие «Слова о полку Игореве», деятельность Кирши Данилова, Гердера, позже братьев А. и В.Гримм, И.фон Арним и К.Брентано).
В Англии и Шотландии жанр баллады возник в IX—X веках. Баллада сначала была песней, сопровождаемой танцем, точнее, пантомимическим действием. Отсюда — типичная для английской народной баллады напевность. Баллады передавались от одного поколения менестрелей к другому путем устной передачи, что приводило к появлению новых вариантов. Систематически собирать и изучать баллады начали в XVTII веке, в эпоху зарождения романтизма с его глубоким интересом к народному творчеству.
Многие стилистические приемы баллады роднят ее с другими жанрами народной поэзии — постоянные эпитеты, традиционные образы, сравнения, эпические повторы, припев (рефрен), потерявший свое первоначальное значение и сохранивший лишь музыкальный, чисто звуковой характер, то подчеркивающий и лирически осмысляющий действие и варьирующийся от содержания строф. Баллады подразделяют на лирико-эпические (исторические) и лирико-драматические. С. Я. Маршак переводил в основном последние, стремясь передать и поэтическое содержание, и самый дух, особенности формы, музыкальность.