Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Институт интеллектуального соучастия: теоретико методологические основы исследования 19
1. Понятие, виды и криминалистическая характеристика интеллектуального соучастия 19
2. Особенности механизма следообразования от интеллектуального соучастия в совершении преступлений 40
3. Социально-психологическая характеристика интеллектуальных соучастников преступлений террористической направленности 58
Глава 2. Совершенствование правоприменительной практики выявления и изобличения интеллектуальных соучастников преступлений, сопряженных с терроризмом 94
1. Основные проблемы выявления и изобличения интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера и пути их разрешения 94
2. Досудебное соглашение о сотрудничестве как тактическая операция по выявлению и изобличению интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера 113
3. Особенности производства отдельных следственных действий в целях выявления и изобличения интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера 159
Заключение 190
Список использованной литературы 200
- Особенности механизма следообразования от интеллектуального соучастия в совершении преступлений
- Социально-психологическая характеристика интеллектуальных соучастников преступлений террористической направленности
- Досудебное соглашение о сотрудничестве как тактическая операция по выявлению и изобличению интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера
- Особенности производства отдельных следственных действий в целях выявления и изобличения интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера
Введение к работе
Актуальность темы исследования. На современном этапе развития Российского государства преступления террористической направленности представляют серьезную угрозу национальной безопасности. Как отмечается в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 09.02.2012 г. № 1, «терроризм представляет угрозу международному миру и безопасности, развитию дружественных отношений между государствами, сохранению территориальной целостности государств, их политической, экономической и социальной стабильности, а также осуществлению основных прав и свобод человека и гражданина, включая право на жизнь».
При этом, как следует из данных, приведенных на официальном сайте Министерства внутренних дел РФ, в период с января по октябрь 2012 г. всего было зарегистрировано 538 преступлений террористического характера, что на 4,6 % меньше количества преступлений этой же категории, выявленных за аналогичный период 2011 г. За весь 2011 г. (с января по декабрь) было зарегистрировано 622 преступления террористической направленности, что на 7,1 % больше, чем за аналогичный период 2010 г. В течение 2010 г. всего было зарегистрировано 581 преступление, сопряженное с терроризмом, что превысило численность соответствующих противоправных деяний, зарегистрированных в 2009 г., на 11,2 %. В самом же 2009 г. было выявлено 654 преступления террористического характера, что превысило количество соответствующих противоправных деяний, зарегистрированных в 2008 г., на 1,9 %.
Как видно, на протяжении последних лет (2008–2011 гг.) наблюдается рост количества преступлений террористического характера, зарегистрированных соответствующими правоохранительными структурами. И лишь последние десять месяцев 2012 г. характеризуют некоторое улучшение статистических показателей в данном направлении.
Однако этот факт еще не свидетельствует о каких-то кардинальных улучшениях в сфере борьбы с терроризмом. В числе прочих причин такая динамика, к сожалению, может быть обусловлена и ростом латентности того или иного вида противоправных деяний. Так, что касается выявления и изобличения интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера, то конкретной и полной статистики на этот счет нами не было обнаружено ни в одном официальном статистическом отчете, ни в одном из известных источников юридической и правовой литературы. Единственное, что удается найти, – это отдельные статистические показатели по количеству преступлений, предусмотренных ст. 205.1 и 208 Уголовного кодекса РФ.
Чаще всего уголовному преследованию подвергаются только преступники-исполнители; в большинстве случаев, когда преступления террористического характера осложнены интеллектуальным соучастием, подобное соучастие так и остается нераскрытым. В результате на свободе нередко остаются еще более опасные организаторы, действующие нередко при помощи подстрекателей и других интеллектуальных пособников. Оставаясь на свободе, они вербуют все новых участников, планируют все более изощренные и сложные формы преступлений, «подстрекают» оставшихся на свободе преступников-исполнителей к новым уголовно наказуемым нарушениям террористического характера.
Высокая латентность интеллектуального соучастия имеет множество разнообразных причин, которые подробно рассматриваются в диссертационной работе.
В первую очередь, само понятие «интеллектуальное соучастие», хотя и упоминается в ряде научных работ, однако до сих пор четко не определено.
Расследование преступлений террористического характера, отягченных интеллектуальными видами соучастия, осложнено многими факторами объективного и субъективного характера. Во-первых, несовершенство законодательства, регулирующего соответствующие аспекты. Во-вторых, сложность поиска и фиксации следов противоправной деятельности интеллектуальных соучастников преступлений террористической направленности, вытекающая хотя бы из того, что эти соучастники преимущественно оставляют не материальные (криминалистические), а только идеальные следы. Причем данные следы очень редко отражаются в сознании свидетелей и очевидцев, изъявляющих желание помочь следствию и дать какие-то показания, но в подавляющем большинстве случаев (учитывая саму специфику противоправного поведения интеллектуальных соучастников преступлений) – лишь в сознании преступников-исполнителей, а также других категорий их соучастников.
Сами же задержанные преступники-исполнители (которые, в основном, только и выявляются следствием) крайне неохотно соглашаются давать какие-либо признательные показания, изобличающие их интеллектуальных соучастников, опасаясь мести со стороны организаторов, отличающихся особой жестокостью. Да и работники правоохранительных структур недостаточно защищены от каких-то угроз или противоправных посягательств со стороны столь жестоких и опасных криминальных элементов.
Кроме того, преступления террористического характера выходят за национальные границы, и часто подготовка к ним осуществляется на территории иностранных государств, что осложняет их выявление, а также выявление исполнителей преступлений, а тем более – их интеллектуальных соучастников.
Изложенное актуализирует тематическое направление настоящего диссертационного исследования, посвященного обоснованию необходимости незамедлительной разработки и внесению конкретных практических рекомендаций и предложений, направленных на повышение эффективности выявления и изобличения организаторов, подстрекателей и интеллектуальных пособников преступлений, связанных с терроризмом.
Степень научной разработанности темы исследования. Вопросы, связанные с понятием соучастия, значением и ролью данного института в общей системе уголовного права, раскрыты в многочисленных трудах различных авторов, среди которых можно выделить таких, как Н. П. Водько, Р. Р. Галиакбаров, Л. Д. Гаухман, Н. В. Димченко, И. Я. Козаченко, А. П. Козлов, З. А. Незнамова, В. И. Пинчук, П. Ф. Тельнов, И. Х. Хакимов и др.
Криминологические и уголовно-правовые аспекты специфики и квалификации действий тех или иных видов соучастников, отмеченных в ст. 33 Уголовного кодекса РФ (исполнителей (соисполнителей), организаторов, подстрекателей и пособников), исследовали А. А. Арутюнов, В. Ю. Шубина, А. М. Царегородцев и некоторые другие.
Уголовно-правовые аспекты регулирования ответственности за преступления террористического характера подробно раскрыты в многочисленных юридических трудах, среди авторов которых П. В. Агапов, Ю. М. Антонян, Т. Боголюбова, В. П. Емельянов, Б. Д. Завидов, В. И. Замковой, И. М. Ильчиков, С. М. Кочои, В. В. Лунеев, К. В. Михайлов и др.
Небольшое количество работ, как правило, публикующихся в периодических изданиях (статьях), представляют уголовно-правовую характеристику отдельных видов соучастников террористической деятельности, а также правовую оценку их преступного поведения (например, статьи В. П. Алехина, Д. Молчанова и др.).
При этом нам не известен ни один научный источник, в том числе в области криминалистики, в котором было бы раскрыто понятие именно интеллектуального соучастия, приведено подробное определение понятийной категории «интеллектуальные соучастники», выделены и раскрыты их криминалистические признаки, а также дана криминалистическая характеристика.
Анализу некоторых особенностей расследования и криминалистической специфики преступлений, сопряженных с терроризмом, посвятили свои работы И. И. Артамонов, О. Я. Баев, Р. C. Белкин, А. Н. Васильев, Е. В. Давыдов, И. Иванов, А. В. Исаков, М. П. Киреев, К. А. Корсаков, О. Н. Коршунова, B. C. Кряжев, В. А. Морозков, Г. В. Овчинникова, Е. Б. Серова, Д. Н. Хромых и др.
Однако работ, посвященных комплексному рассмотрению специфики расследования преступлений террористического характера, осложненных интеллектуальным соучастием, выявлению и изобличению интеллектуальных соучастников соответствующей противоправной деятельности, мы не обнаружили вообще. В данной работе предпринята попытка восполнить этот пробел путем разработки концептуальных основ выявления и изобличения названных субъектов противоправной деятельности.
Отсутствие полноценного исследования данной проблемы, наряду с обозначенными выше факторами, еще раз подчеркивает особую актуальность и научную новизну настоящей диссертационной работы.
Объектом диссертационного исследования является противоправное поведение интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера, а также специфика профессиональной деятельности правоохранительных органов, задействованных в выявлении, изобличении и доказывании вины вышеотмеченных субъектов.
Предмет диссертационного исследования составляет совокупность закономерностей объективного, а равно и субъективного характера, обусловливающих специфику выявления и изобличения интеллектуальных соучастников преступлений террористической направленности.
Целью настоящей диссертации выступают определение особенностей и проблем выявления и изобличения интеллектуальных соучастников преступлений, связанных с терроризмом, а также разработка комплексных криминалистических рекомендаций, направленных на совершенствование правоприменительной практики в сфере выявления и доказывания вины этих лиц. Указанная цель конкретизирована в следующих исследовательских задачах:
– дать определения понятийным категориям «интеллектуальное соучастие», «интеллектуальные соучастники» преступлений террористического характера;
– проанализировать основные виды интеллектуального соучастия и дать их криминалистическую характеристику;
– раскрыть особенности механизма следообразования от интеллектуального соучастия в совершении преступлений;
– охарактеризовать типичные черты личности интеллектуальных соучастников преступлений террористической направленности;
– обозначить ключевые проблемы выявления и изобличения интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера;
– проанализировать правовую природу досудебных соглашений о сотрудничестве как разновидности сделок о признании вины, раскрыть основные правовые и криминалистические проблемы их реализации в рамках отечественного уголовного судопроизводства;
– разработать рекомендации по разрешению указанных проблем;
– раскрыть особенности досудебных соглашений о сотрудничестве как тактической операции по выявлению и изобличению интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера;
– определить особенности производства отдельных следственных действий в выявлении и доказывании вины интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера.
Методология и методы диссертационного исследования. Методологическую базу настоящей работы составили диалектический подход и основанные на нем специальные и общенаучные формы и методы познания: логический, исторический, статистический, социологический, сравнительно-правовой и иные частные методы научно-исследовательского характера.
Выводы, рекомендации и предложения, сформулированные диссертантом, обоснованы теоретическими знаниями и практическим опытом автора и подкреплены положениями и указаниями Конституции Российской Федерации, уголовного, уголовно-процессуального и иного законодательства, федеральных законов, нормативно-правовых актов различных министерств и ведомств.
Теоретическая основа исследования определена комплексным характером темы диссертации. В процессе исследования автор опирался на идеи, концепции, подходы теоретического и методологического характера видных ученых в области уголовного процесса и криминалистики, теории оперативно-розыскной деятельности, уголовного права: Ю. М. Антоняна, М. О. Баева, О. Я. Баева, В. И. Батищева, Р. С. Белкина, А. Р. Белкина, М. Б. Вандера, А. И. Винберга, Н. П. Водько, И. А. Возгрина, Б. В. Волженкина, В. А. Волынского, Л. Д. Гаухмана, И. Ф. Герасимова, Л. Я. Драпкина, А. В. Дулова, Е. П. Ищенко, А. П. Козлова, Л. Д. Кокорева, В. Я. Колдина, И. М. Комарова, Ю. Г. Корухова, А. М. Кустова, В. А. Мещерякова, В. А. Образцова, В. С. Овчинского, П. Ф. Тельнова, А. В. Ушакова, А. М. Царегородцева, А. Ю. Шумилова, В. И. Шиканова, Н. Г. Шурухнова и других авторов.
Нормативную основу исследования составляют Конституция РФ, Уголовный кодекс РФ, Уголовно-процессуальный кодекс РФ, Федеральный закон № 35-ФЗ от 06 марта 2006 г. «О противодействии терроризму», Федеральный закон № 115-ФЗ от 07 августа 2001 г. «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма», Федеральный закон от 12 августа 1995 г. «Об оперативно-розыскной деятельности», Федеральный закон № 40-ФЗ от 03 апреля 1995 г. «О Федеральной службе безопасности» и иные федеральные законы, нормативно-правовые акты различных министерств и ведомств.
В работе также использованы Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации.
Эмпирическая база диссертационного исследования представлена статистическими данными ГИАЦ МВД РФ о числе преступлений террористического характера, а также материалами 217 уголовных дел о преступлениях террористической направленности, предусмотренных ст. 205, 205.1, , , , , , , , Уголовного кодекса РФ и рассмотренных судами 19 регионов Российской Федерации в период с 2003 по 2011 г.
Из данной совокупности дел были отобраны и особенно тщательно изучены 42 уголовных дела о противоправных деяниях, характеризующихся интеллектуальным соучастием (такое небольшое число объясняется тем, что подобного рода дела среди всех, сопряженных с терроризмом, встречаются действительно достаточно редко).
Частично результаты проведенного исследования были проверены при помощи опроса работников ФСБ и правоохранительных органов, осуществляющих свою профессиональную деятельность на территории Воронежской области. Всего в опросе приняло участие 169 человек. Автором использован и личный многолетний опыт следственной работы в органах ФСБ.
Ссылки на большую часть изученных уголовных дел не приводятся, ибо они расследованы и рассмотрены судами под грифом «секретно».
Научная новизна диссертационного исследования определена темой настоящей работы, в которой впервые в отечественной литературе реализовано комплексное исследование особенностей выявления и изобличения интеллектуальных соучастников преступлений, связанных с терроризмом. Данный факт конкретизируется в положениях, выносимых на защиту.
I. Разработано и дано авторское определение «интеллектуального соучастия», под которым – с позиций криминалистики – предложено понимать поведение соучастника преступления (организатора, подстрекателя, интеллектуального пособника), в той или иной форме обусловившее цель, возможность, а также механизм совершения противоправного деяния физическим исполнителем преступления.
Под интеллектуальными соучастниками преступлений террористического характера предлагаем понимать лиц, непосредственно не участвующих в выполнении объективной стороны преступлений, предусмотренных ст. 205, , 206, , , , и Уголовного кодекса РФ, но содействующих их совершению, достижению преступного результата преимущественно вербальными (информационными, словесными и (или) психическими) методами и средствами, а также лиц, непосредственно совершающих этими же методами и средствами преступления, отмеченные в ст. и 208 Уголовного кодекса РФ.
II. Авторская классификация следов противоправной деятельности интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера.
Данная классификация, основанная на базе общей (традиционной) классификации следов преступлений, выделяющей две большие группы (идеальные и материальные), включила в себя следующие группы и виды следов:
1. Материальные следы:
а) традиционно-опосредованные (традиционные материальные следы, однако не самой противоправной деятельности интеллектуального соучастника произошедшего преступления, но каких-то ее промежуточных элементов; следы данного вида можно отнести к следам преступной деятельности интеллектуального соучастника преступления лишь опосредованно, т.е. посредством и в совокупности с нахождением прямых доказательств противоправного поведения соответствующего субъекта);
б) информационно-бумажные (следы противоправной деятельности интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера, отраженные на каких-либо бумажных носителях: на черновиках в виде схем или текста каких-то планов, советов, инструкций и т.п.);
в) электронно-технологичные (следы противоправной деятельности интеллектуальных соучастников преступления террористического характера, отраженные на каких-то объектах электронно-технического назначения: диктофонах, видеокамерах, дисках, кассетах с аудиозаписями, компьютерах, а также в сети Интернет).
2. Идеальные следы:
а) идеально-классические (психические отображения или образы, запечатленные в сознании, памяти людей);
б) фактически противоречивые (следы, отразившиеся в речи допрашиваемых (опрашиваемых) участников уголовного судопроизводства: в виде логических несостыковок в их показаниях с реальными фактами, уже собранными доказательствами по уголовному делу и т.п.);
в) уклончиво-поведенческие (следы, отразившиеся в поведении лица, не соответствующем обычным действиям человека в аналогичных или подобных условиях и ситуациях).
III. На основе анализа изученных уголовных дел соответствующей категории выделены, систематизированы и сопоставлены типичные личностные черты исполнителей, организаторов, подстрекателей и интеллектуальных пособников преступлений террористического характера. В результате этого сравнения определены следующие тенденции:
1. Возраст. Выяснено, что среди физических исполнителей преступлений террористической направленности преобладают лица молодого возраста, как правило, от 18 до 35 лет (63,3 % исполнителей преступлений рассматриваемой категории). При этом средний возраст организаторов и подстрекателей существенно старше возраста исполнителей и интеллектуальных пособников. А средняя возрастная категория интеллектуальных пособников в целом оказалась старше таковой физических исполнителей.
2. Половая принадлежность преступников. Определено, что среди всех категорий количественно преобладают лица мужского пола. Особенно это касается организаторов, среди которых почти все являются мужчинами – 97,1 %, в то время как среди исполнителей этот показатель равняется 72,7 %, подстрекателей – 81,8 %, интеллектуальных пособников – 75,0 %.
3. Семейное положение. Установлено, что доля семейных (женатых или замужних) лиц несколько выше, чем у организаторов. Такая доля составляет 52,9 % от их общей совокупности, в то время как среди исполнителей – 46,8 %, подстрекателей – 40,9 %, интеллектуальных пособников – 50,0 %.
4. Образование. Резюмировано, что наиболее образованными из всех категорий соучастников соответствующих преступлений оказались организаторы (причем доля лиц, имеющих незаконченное высшее или полное высшее образование, составила 61,7 %), а наименее образованными – исполнители. При этом лица с высшим образованием встречаются чаще среди интеллектуальных пособников (50,0 %) и подстрекателей (31,8 %), чем среди физических исполнителей (14,5 %).
5. Социальное положение. Определено, что почти среди всех исследуемых категорий соучастников существенная доля преступников приходится на официально нетрудоустроенных лиц: исполнителей – 61,6 %, организаторов – 41,2 %, подстрекателей – 50,0 %. Единственное отличие составляет доля интеллектуальных пособников, среди которых только каждый четвертый человек на момент совершения преступления официально нигде не был трудоустроен.
6. Наличие у преступников прошлых судимостей. Как выяснилось, среди различных категорий соучастников преступлений террористического характера, наибольшая доля лиц, имевших к началу расследования прошлые судимости, пришлась на организаторов, среди которых примерно каждый четвертый уже имел одну или несколько судимостей (23,5 %). Вторыми по частоте встречаемости прошлых судимостей явились подстрекатели – 18,2 %; третьими – исполнители – 15,9 %. При этом ни разу в материалах исследуемых уголовных дел не встретилась информация об интеллектуальных пособниках, которые бы имели до совершения расследуемого преступления хотя бы одну прошлую судимость.
7. Злоупотребление спиртными напитками, наркотиками и (или) психотропными средствами. Установлено, что немалая часть всех категорий соучастников преступлений рассматриваемой группы подвержена вредным привычкам, и в существенно меньшей степени в сравнении со всеми иными категориями преступников – интеллектуальные пособники преступлений террористического характера.
IV. На основе анализа изученных уголовных дел были определены, систематизированы и сопоставлены ключевые мотивы противоправного поведения исполнителей и интеллектуальных соучастников соответствующих преступлений. Так, для организаторов наиболее характерными являются политические и корыстно-экономические (материальные) стимулы, в то время как для исполнителей, а частично и интеллектуальных пособников и подстрекателей – мотивы мести за погибших родственников и иных близких им людей, этнорелигиозные и идеологические.
V. Для решения проблемы недостаточно эффективной системы обеспечения безопасности работников правоохранительных органов, задействованных в поимке и доказывании вины соответствующих преступников, предлагаем:
– предусмотреть использование специальных зашифрованных кодов, обозначений, шрифтов в работе сотрудников оперативного аппарата и следователей, при протоколировании ими тех или иных следственных действий, допросов;
– организовать обеспечение тайны имен не только оперативных работников и лиц, занятых агентурной работой, но и самих следователей; и др.
VI. Разработана система мер, направленных на повышение эффективности выявления интеллектуальных соучастников соответствующих преступлений, с этой же целью диссертантом обоснована необходимость внедрения трехуровневой системы контроля за расследованием противоправных деяний террористического характера, отягченных сложными видами соучастия. По авторской идее, такой контроль должен будет осуществляться:
1) по вертикальной схеме («сверху – вниз»: когда следователей, ведущих расследование преступлений, сопряженных с терроризмом, контролирует их непосредственное начальство);
2) по «горизонтальному» уровню (взаимоконтроль работников правоохранительных органов различных регионов, находящихся в примерно равном звании и должностном положении, за профессиональной деятельностью друг друга);
3) по «перекрестному» уровню (особая система взаимоконтроля правоохранительных органов и иных ведомств, структур и органов, чья деятельность в сфере противодействия терроризму в тех или иных ее аспектах пересекается между собой).
Кроме того, доказана целесообразность разработки и утверждения на законодательном уровне четкого регламента и процедуры перекрестных и горизонтальных проверок перечисленных выше структур за пересекающимися или совпадающими направлениями деятельности друг друга.
VII. Рекомендовано внедрение и активное использование нового вида исследований экспертного типа – когнитивно-психологического. Суть его заключается в том, чтобы психологи, психиатры и иные специалисты (владеющие умением определять реальный уровень интеллекта того или иного лица, тип его логического мышления, психотип, темперамент, способности принимать решения в стрессовых ситуациях, лидерские качества, уровень каких-то профессиональных знаний и навыков и т.д.) предлагали обоснованный ответ на вопрос о том, позволяют ли соответствующие признаки предполагаемого преступника совершить соответствующее противоправное деяние без помощи иных категорий соучастников либо выполнить функции организационного, консультационного или подстрекательского характера.
Предлагаемое исследование могло бы реализовываться посредством комплексного тестирования подозреваемых (обвиняемых), наблюдения за ними психологов и иных экспертов в определенных отраслях знаний во время следствия на различных его этапах и в различных ситуациях.
Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в комплексном исследовании криминалистически важной информации о личностях интеллектуальных соучастников преступлений террористической направленности, особенностях их противоправного поведения и следообразования, а также в разработке и аргументированном обосновании рекомендаций, направленных на повышение эффективности выявления и доказывания вины организаторов, подстрекателей и интеллектуальных пособников соответствующих противоправных деяний.
Результаты настоящего труда при их определенной адаптации могут использоваться и в дальнейшем – для выдвижения предложений по повышению эффективности расследования тяжких и особо тяжких преступлений иных категорий, осложненных интеллектуальными видами соучастия.
Практическая значимость диссертационного исследования определяется не только ее научным, но и прикладным характером. Она состоит в том, что сформулированные автором рекомендации и предложения могут использоваться работниками правоохранительных структур при выявлении, изобличении и доказывании вины интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера, а также повышении квалификации следователей, специализирующихся на расследовании этой категории преступлений.
Апробация и практическая реализация результатов исследования.
Выводы и результаты диссертационного исследования, а также научные сообщения по теме диссертации докладывались диссертантом и обсуждались на кафедре криминалистики Воронежского государственного университета.
Ключевые выводы и положения диссертации опубликованы в 10 научных статьях, 3 из которых изданы в ведущих резензируемых журналах, вошедших в перечень ВАК Министерства образования и науки Российской Федерации.
Результаты исследования апробированы автором в его практической деятельности в качестве следователя и внедрены в работу Следственного управления ФСБ России.
Структура и объем диссертации определяются целью и задачами исследования. Настоящая диссертация состоит из введения, двух глав, включающих шесть параграфов, заключения, библиографического списка использованной литературы, а также приложений.
Особенности механизма следообразования от интеллектуального соучастия в совершении преступлений
Среди современных исследователей к числу именно интеллектуальных соучастников причисляет подстрекателей А. А. Арутюнов, когда определяет подстрекательство как «интеллектуальное воздействие одного лица на другое, благодаря которому последнее склоняется к совершению преступления» . Рассматривая вопрос об отграничении подстрекательских действий от исполнения преступления и интеллектуального пособничества, указанный автор отмечает, что «подстрекателя можно назвать и интеллектуальным виновником преступления, и интеллектуальным исполнителем преступления, однако это может привести к смешению понятий, а следовательно, к ошибкам в рассуждениях» . Термин «подстрекатель», по мнению Арутюнова, наиболее емко и точно характеризует именно этот вид соучастия.
Один из основоположников русского уголовного права Н. С. Таганцев, давая характеристику видам пособников преступлений, писал, что «между пособниками различают: 1) пособников интеллектуальных, которые разными способами и средствами содействуют созданию преступного умысла, давая, например, советы и указания, когда и где удобнее выполнить преступление, укрепляют решимость главных виновников или же своими замечаниями, указаниями облегчают выполнение преступления, дают обещание скрытия следов, как скоро такое обещание укрепляло преступную решимость; 2) пособников физических, которые вкладываются своей физической деятельностью, доставлением средств или устранением препятствий или которые сделали возможным успешное их учинение и т.д.» . Раскрывая существо подстрекательства как вида соучастия по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., ученый замечает, что данную категорию преступников в юридической литературе иногда именуют «интеллектуальными виновниками» .
П. Ф. Тельнов, определяя виды пособников преступления, указывает, что «по внешним признакам различается пособничество интеллектуальное и физическое. Интеллектуальное пособничество заключается в содействии преступлению советами и указаниями, а также в заранее данном обещании содействовать сокрытию преступления. Советы и указания могут касаться различных обстоятельств преступления: выбора времени, места, способа совершения преступления и т.д. Интеллектуальным пособничеством считается и пособничество в виде заранее обещанного укрывательства»2. В качестве существенного признака данной разновидности интеллектуального пособничества Тельнов выделяет «обещание как способ умышленного укрепления решимости другого человека совершить преступление». Далее он приходит к следующему умозаключению: «Поэтому, если по каким-либо причинам после совершения исполнителем своих преступных действий лицо не выполнит обещанного укрывательства, ответственность за пособничество не исключается»3.
Анализируя черты отдельных видов соучастников преступления, значение их классификации для квалификации преступлений, В. И. Пинчук отмечает: «Принято различать интеллектуальное и физическое пособничество. К первому относят содействие совершению преступления путем дачи советов, указаний и заранее обещанного укрывательства преступлений. Ко второму - путем предоставления средств и устранения препятствий»4.
Наиболее оригинальной по рассматриваемому вопросу нам представляется точка зрения А. П. Козлова. Соглашаясь с необходимостью деления пособничества на интеллектуальное и физическое, автор предпринял попытку их еще более дробной классификации на подклассы и подвиды, отмечая при этом проблему общего основания выделения подклассов и подвидов физического и
Пинчук В. И. Квалификация преступлений, совершенных в соучастии : конспект лекций. Л., 1986. С. 16-17. интеллектуального пособничества. «Можно признать, - пишет Козлов, - что на первом уровне классификации (при делении пособничества на интеллектуальное и физическое) формально-логические правила как-то выполнены, поскольку при интеллектуальном пособничестве речь идет о прямом воздействии пособника на сознание лица, за которым скрываются определенные реалии, объективные факторы, а при физическом пособник действует определенным образом и уже через действие влияет на сознание лица, т.е. единым основанием классификации выступает характер воздействия пособника на сознание лица. И сами выделенные классы мы можем довольно жестко развести. Однако более глубокая классификация, выделение подвидов уже проблематичны, так как возникает вопрос об основаниях такового применительно к интеллектуальному и физическому пособничеству отдельно, на который ответить трудно»1. В конечном итоге ученый приходит к выводу о необходимости применительно к первой из указанных разновидностей пособничества «ввести еще одну промежуточную подсистему - деление интеллектуального пособничества в зависимости от времени его реализации в конкретных действиях на то, которое реализуется и во время, и после исполнения преступления (совет, указания, предоставленная информация облегчают действия как по исполнению преступления, так и после него, например, совет о том, где лучше укрыть имущество, добытое преступным путем), и на реализуемое только после исполнения преступления (фактически укрывательство, приобретение, сбыт будут по плану осуществлены после совершения преступления). Здесь первая группа интеллектуального пособничества имеет общий характер, а вторая -специфический»2. На следующем уровне классификации способы пособничества общего характера разделяются по степени влияния на сознание лица - на предоставление информации, в виде советов и указаний, и информации, содержащей обещания пособников совершить какие-то действия после исполне 1 Козлов Л. П. Соучастие : традиции и реальность. СПб., 2001. С. 152.
Приведенная А. П. Козловым классификация интеллектуального пособничества на виды, безусловно, имеет право на существование, однако представляется усложненной, излишне теоретической и потому не имеющей прикладного значения. В связи с этим приведем и иные позиции по проблеме интеллектуального пособничества.
Так, Д. Молчанов к интеллектуальному пособничеству относит только предоставление соответствующей информации (не упоминая при этом о действиях пособника, совершенных после исполнения преступления и заключающихся в фактическом укрывательстве, приобретении, сбыте каких-либо предметов и орудий противоправного деяния)2. При этом «устранение препятствий» преступником указанный автор относит к разновидности физического пособничества. Однако Молчанов замечает также, что «устранение препятствий может иметь место и в виде интеллектуального пособничества. В этом случае оно совпадает и с другой формой пособничества — предоставлением информации. Однако устранение препятствий во всех случаях должно быть непосредственно связано с совершением преступления»3.
Социально-психологическая характеристика интеллектуальных соучастников преступлений террористической направленности
В целом заметим: несмотря на то, что материальные следы чаще всего при их процессуальном закреплении могут выступать лишь косвенными доказательствами вины интеллектуальных соучастников соответствующих преступлений, тем не менее, в определенных случаях они могут быть и прямыми доказательствами. Поясним сказанное более подробно.
Интеллектуальные соучастники (например, интеллектуальные пособники) при консультации преступников-исполнителей относительно того, как изготовить то или иное оружие, устройство военного назначения, эксплуатировать его, параллельно с устными советами, могут в письменном или схематическом виде дать какие-то пояснения на этот счет. Кроме того, следствию, может удаться выявить какие-то видео- и/или аудиозаписи поведения и/или переговоров интеллектуальных соучастников, в процессе которых данные лица прямым образом проявили свои преступные намерения и функции.
Тем не менее, в тех немногочисленных случаях, когда следствию все-таки удаётся выявить самих интеллектуальных соучастников преступлений, чаще всего в качестве доказательств их вины выступают не материальные, но преимущественно процессуально зафиксированные идеальные следы. Во многом это обусловлено тем, что противоправное поведение интеллектуальных соучастников соответствующих преступлений объективно выражается путем оказания ими психического воздействия на волю и сознание других преступников. Например, подстрекатель, воздействуя путем убеждения, шантажа, уговоров на сознание исполнителя, склоняет последнего к совершению преступного деяния (например, террористического акта). Обладая навыками обращения со взрывными устройствами, давая советы, указания или иную информацию исполнителю по его применению (сборке, приведению в преимущественно идеальной, прямо свидетельствующей боевое состояние, маскировке и т.д.) на месте преступления и, таким образом, вербальным (психическим) путем воздействуя на сознание исполнителя, лицо реализует свои функ ции интеллектуального пособника. По объективным причинам основными носителями следовой информации, о преступной деятельности организаторов, подстрекателей и интеллектуальных пособников, будут выступать их физические соучастники.
Учитывая положения теории доказывания о том, что само доказывание вины тех или иных субъектов возможно только при наличии системы косвенных доказательств в совокупности с прямыми, основным следует признать метод изобличения интеллектуальных соучастников по идеальным следам, а также в редких случаях - по прямым материальным, которые в неразрывной взаимосвязи с косвенными следами помогут в установлении события преступления и иных обстоятельств, входящих в предмет доказывания (ст. 73 УПК РФ) по расследуемому уголовному делу.
Однако не только материальные, но значительно чаще именно идеальные следы при их процессуальном закреплении могут выступать косвенными доказательствами вины интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера. В частности, лица из числа свидетелей, потерпевших могут выступать носителями уголовно-релевантной информации о большинстве обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовным делам о терроризме: субъекте преступления (исполнителях), признаках их внешности, времени, месте, способе, орудиях преступления, преступном последствии и т.д. Кроме того, данные лица могут обладать информацией, косвенно указывающей на причастность к преступлению террористического характера интеллектуальных видов соучастников. Из показаний свидетелей, потерпевших могут исходить сведения о количественном составе участников террористического акта, факте их пребывания к месту его совершения на двух или более видах транспортных средств, фактах ведения телефонных переговоров между предполагаемым исполнителем преступления и иными лицами, подозреваемыми в организации преступления и т.д.
Вместе с тем объективная сложность при формировании идеальных сле дов в сознании потерпевших, свидетелей об актах преступного поведения интеллектуальных соучастников заключается в том, что зачастую внешне они выглядят не криминогенно, особенно в случае наличия единичных актов содействия преступлению. В таком качестве, т.е. как противоправные, действия организатора, подстрекателя, интеллектуального пособника могут быть оценены в большинстве случаев только в их неразрывной совокупности, в том числе применительно к событию преступления. Так, вряд ли вызовет подозрение факт ведения телефонного разговора, личной беседы между лицами, обсуждающими отдельные детали расположения железнодорожного вокзала, торгового центра, где планируется совершение взрыва в террористических целях.
Еще раз повторим, что в полном объеме источник криминалистически значимой информации о преступном событии, его участниках, в том числе содействовавших его исполнению интеллектуальными средствами, может находиться в сознании непосредственных исполнителей преступления и их соучастников.
Кроме того, определенное значение для выдвижения следственной версии, установления причастности интеллектуальных соучастников к преступлению могут также играть так называемые улики поведения, которые, по мнению ряда исследователей1, по своей природе являются косвенными доказательствами.
В связи с этим С. Н. Хорунжий пишет: «Учитывая, что психика - это системное свойство высокоорганизованной материи, заключающееся в активном отражении субъектом объективного мира и построении неотчуждаемой от него картины этого мира, а также саморегуляции на этой основе своего поведения и деятельности, необходимо обратить внимание на действия человека, которые не соответствуют обычному поведению конкретного лица или обычному поведению в подобных ситуациях, ибо все эти действия имеют прямую
Досудебное соглашение о сотрудничестве как тактическая операция по выявлению и изобличению интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера
Как видно из табл. 4, распределение мотивов интеллектуальных соучастников по степени их встречаемости и особенностям восприятия во многом отличается от их распределения среди физических исполнителей (соисполнителей) исследуемых преступлений. Как выяснилось, организаторами уголовно наказуемых нарушений рассматриваемой категории, псевдорелигиозные и этнические идеи воспринимаются часто в качестве средства возможной манипуляции сознанием других преступников, некоего «рычага» давления и вдохновения для «рядовых» исполнителей (соисполнителей) соответствующих противоправных деяний.
При этом часто организаторы совершенно не верят в то, что говорят, обращаясь к рядовым исполнителям и представителям других категорий их соучастников. Однако нельзя и полностью исключать возможности того, что организаторы преступлений террористического характера на самом деле могут быть искренне убеждены в том, что действуют в интересах своей веры, той или иной религиозной традиции, «заступаются» за свою нацию и т.п. Тем не менее, повторимся: как показал анализ материалов соответствующих уголовных дел, в том числе протоколов допросов упомянутых выше лиц, а также доказательственная база в отношении их вины и мотивов, чаще всего, декларирование этнорелигиозных идей является лишь способом их манипулятивного влияния на сознание физических исполнителей (соисполнителей) преступлений рассматриваемой категории. В то же время сами физические исполнители (соисполнители) нередко искренне верят в то, что являются «героями», действуют «во имя спасения человечества», «искренне служат Богу», забывая о том, что любая религия, в принципе, учит совершенно противоположным вещам и идеям, а именно: добру, самосовершенствованию, помощи окружающим людям и т.д.
В связи с этим еще раз напомним, что физические исполнители (соисполнители) преступлений террористической направленности зачастую менее образованные люди (в сравнении с организаторами), находящиеся нередко в крайне сложных жизненных обстоятельствах и условиях, имеющие тяжелые физические и (или) психические заболевания. Очевидно, что таких людей при определенной психологической обработке со стороны заинтересованных криминальных элементов намного легче склонить к разнообразным противоправным деяниям. Думая, что им нечего терять, такие люди могут поддаться на различные провокации со стороны организаторов преступлений, которые, в свою очередь, нередко действуют не напрямую (вступая в контакт с рядовыми исполнителями), но через подстрекателей, что сильно усложняет выявление самих организаторов, а иногда делает таковое просто невозможным.
При этом особо следует сказать о такой категории исполнителей, как террористы-смертники. К данной категории нередко относятся лица, осужденные шариатским судом к смертной казни, а также имеющие неизлечимые заболевания (заметим, что среди интеллектуальных соучастников, указанных в материалах изученных уголовных дел, лиц, оказавшихся в подобных жизненных условиях, не было обнаружено вообще). К террористам-смертникам нередко относятся и идейные и (или) религиозные фанатики, что в целом является мало типичным для интеллектуальных соучастников соответствующих преступлений.
Как видно из анализа изученных материалов уголовных дел, внешний религиозный или идеологический фанатизм, некая страстность в публичных выступлениях организаторов (руководителей) организованных преступных групп и преступных сообществ, незаконных вооруженных формирований, а нередко и подстрекателей, во многих случаях специально «репетировались» преступниками и использовалось таковыми не иначе, как в качестве средств психологического влияния на взгляды их «слушателей» (преступников-исполнителей, а также лиц, которые еще не стали террористами, но воспринимались организаторами как потенциально возможные исполнители, которых, по их мнению, «следовало завербовать» для соответствующей противоправной деятельности).
Заметим, что в большинстве случаев для различных категорий соучаст ников соответствующих преступлений были характерны мотивы экономического характера. При этом углубленное исследование материалов уголовных дел, в том числе протоколов допросов подозреваемых и обвиняемых лиц, позволило прийти к выводу, что разными категориями соучастников преступлений сами по себе экономические стимулы воспринимались по-разному. Так, среди экономических мотивов наиболее часто интеллектуальными соучастниками двигало стремление быстрого обогащения, причем большая часть всех интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера воспринимало содействие террористической деятельности в качестве высокодоходного бизнеса. Такое восприятие экономического стимула, как это видно из табл. 4, в наибольшей степени оказалось характерным для организаторов.
Помимо прочего, исходя из анализа материалов изученных уголовных дел, также удалось выяснить, что чаще всего организаторы конкретных преступлений террористической направленности ожидали существенное материальное вознаграждение за проведение той или иной противоправной операции уже от организаторов (руководителей) организованных преступных групп или целых преступных сообществ, в то время как подстрекатели, интеллектуальные пособники и физические исполнители (соисполнители) - от организаторов конкретных преступлений террористического характера или организаторов конкретной организованной преступной группы. Также физические исполнители (соисполнители) преступлений, сопряженных с терроризмом, иногда ожидали такое вознаграждение от подстрекателей, которые, в свою очередь, посредством подкупа пытались еще до самого преступления склонить к нему соответствующих исполнителей (соисполнителей).
В отличие же от организаторов, а нередко подстрекателей и интеллектуальных пособников, «рядовые» террористы-исполнители воспринимали экономические стимулы несколько на ином уровне - не как средство обогащения и выгодное «предпринимательство», но зачастую в качестве способа выживания, средства для того, чтобы хоть как-то прокормить свои семьи. Речь здесь идет о ситуациях, когда лица, находящиеся за чертой бедности, безработные, нищие рассматривали соучастие в деятельности террористического характера в качестве единственно возможного источника материального существования. Исключение же в данном отношении составили "рядовые" исполнители - наемники, которыми нередко двигало желание материальной наживы. Эта категория исполнителей, как и организаторы, а нередко подстрекатели и интеллектуальные пособники, зачастую воспринимала соучастие в противоправной деятельности не в качестве единственного средства заработка, способа выживания, но в качестве «прибыльного бизнеса» (несмотря на то, что доходы «профессиональных» исполнителей-наемников от участия в соответствующих преступлениях были существенно меньше, нежели организаторов, тем не менее выше, чем у «рядовых» исполнителей (соисполнителей), не являющихся наемниками, но действующих по каким-то псевдо-религиозным или идеологическим убеждениям).
Политические мотивы, как показал анализ соответствующих уголовных дел, также встречались практически у всех категорий соучастников преступлений террористической направленности. Однако восприятие самих стимулов политического характера совершенно не одинаково для различных категорий преступников. Так, организаторы преступной деятельности террористической направленности часто воспринимали политические мотивы в контексте возможного средства усиления их политического влияния либо влияния других криминальных элементов, чья деятельность в политическом плане по каким-то причинам была выгодна им самим.
Особенности производства отдельных следственных действий в целях выявления и изобличения интеллектуальных соучастников преступлений террористического характера
Нам весьма импонируют научные изыскания М. О. Баева и О. Я. Баева по изучаемым здесь проблемам, однако мы не совсем согласны с их мнением о том, что соответствующие примечания к рассмотренным статьям Уголовного кодекса представляют собой не что иное как досудебное соглашение о сотрудничестве. Несколько точнее понимать эти нормы-примечания в качестве одних из возможных модификаций сделок о признании вины (в их расширенном понимании, обоснованном в начале настоящего параграфа).
Действительно, ведь в Законе нет четкого предписания, что лицо, желающее воспользоваться указаниями в том или ином примечании к соответствующим статьям, должно обязательно заключать досудебное соглашение о сотрудничестве со стороной обвинения. Данному лицу порой будет выгоднее, если уголовное преследование в отношении него прекратится еще до передачи дела на рассмотрение в рамках судебного заседания, пусть даже и в особом порядке. Кроме того, далеко не факт, что это лицо к моменту сообщения им важных сведений для соответствующих правоохранительных структур уже будет иметь статус подозреваемого или обвиняемого лица, а ведь только с таковыми, согласно действующей редакции гл. 40.1 УПК РФ, может быть заключено досудебное соглашение о сотрудничестве.
Изложенное приводит нас к логическому выводу о том, что гл. 40.1 УПК РФ не в полной мере восполнила все пробелы законодательного регулирования, связанные со сделками о признании вины во всем их многообразии (т.е. в их широком понимании, которого придерживается и автор настоящего исследования).
Исходя из принятого нами подхода к пониманию сделок о признании вины, заметим, что в настоящее время в Уголовном и Уголовно-процессуальном кодексах РФ имеются нормативные положения, которые, по своей сути, представляют собой именно такие сделки. С точки зрения юридической техники они сконструированы как в виде самостоятельных правовых норм, институтов, так и примечаний к статьям Особенной части уголовного и процессуального
В числе же процессуальных норм такого рода, по нашему мнению, оправданно выделять соответствующие положения Уголовно-процессуального кодекса РФ, регламентирующие прекращение уголовных дел / уголовного нре 121 следования по вышеуказанным основаниям: п. 3 ч. 1 ст. 24, ст. 25, 27, 28, 28.1 УПК РФ и др.
К сделкам о признании вины, как уже отмечалось ранее, также следует относить нормы - примечания к статьям Особенной части Уголовного кодекса РФ (например, к ст. 205, 205.1, 275 и др.), а также институт особого порядка судебного разбирательства, закрепленный в ст. 314-317 УПК РФ. При этом можно констатировать, что наиболее ярко сущность сделок о признании вины, отобразилась в уже неоднократно упоминаемой нами ранее гл. 40.1 УПК РФ (ст. 317.1-317.9).
Однако такой большой разброс норм, регламентирующих схожие по своей правовой природе аспекты со сделками о признании вины (как правило, широко распространенными в США и некоторых других зарубежных странах), в рамках отдельных структурных элементов Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов РФ, а также многие другие проблемы, породили многочисленные препятствия на пути к активному использованию этих сделок в рамках российской правоприменительной практики.
Кроме того, еще раз повторим: на сегодняшний день у многочисленных юристов и правоприменителей не сложилось и единого понимания относительно сущности сделок о признании вины и соотношении данной понятийной категории с термином «досудебное соглашение о сотрудничестве».
В частности, существует точка зрения, согласно которой сделка о признании вины и досудебное соглашение о сотрудничестве - это две разные, хотя в чем-то и похожие понятийные категории. Так, некоторые авторы считают, что сделка о признании вины (или сделка с правосудием) представляет собой ситуации, когда подозреваемые или обвиняемые осуществляют явку с повинной, проявляют деятельное раскаяние, причем такого рода раскаяние касается исключительно и только их вины, взамен на смягчение или освобождение от уголовного наказания и преследования. При этом данная часть авторов также убеждена и в том, что досудебное соглашение о сотрудничестве - это лишь та кие соглашения, в которых письменно зафиксированы сделки с представителями правоохранительных структур, в рамках которых подозреваемые (обвиняемые) лица дают показания против иных соучастников преступления. Еще одна часть авторов ставит знак равенства между досудебным соглашением о сотрудничестве, предусмотренным гл. 40.1 УПК РФ, и сделками о признании вины, что мы считаем не совсем верным. Другая группа авторов, напротив, утверждает, что сделки о признании вины - более широкая понятийная категория по сравнению с институтом досудебного соглашения о сотрудничестве, включающая в себя самые разнообразные модификации помощи подозреваемого (обвиняемого) в раскрытии или пресечении преступления (группы преступлений) в надежде на смягчение наказания или полное освобождение от уголовного наказания и преследования1.
