Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Ранняя проза немецких францисканцев: историко-культурный контекст и рукописная традиция 26
1. Теоретические основы исследования и история вопроса 26
2. Религиозно-просветительская деятельность францисканского ордена на юге Германии в XIII–XIV вв. 48
3. Нормативно-правовая и духовно-назидательная проза регенсбургских и аугсбургских францисканцев: основные этапы развития рукописной традиции 59
4. Проблема аутентичности текста в традиции Бертольда Регенсбургского и Давида Аугсбургского 68
5. Латинский трактат Давида Аугсбургского «Об упорядочении внешнего и внутреннего человека»: основные источники и содержание 71
6. Малый немецкий корпус Давида Аугсбургского: тексты и рукописи... 76
6.1. Диптих: «Зеркало добродетели» и «Семь начальных правил добродетели» 76
6.1.1. «Зеркало добродетели» 76
6.1.1.1. Содержание трактата 76
6.1.1.2. Редакции и списки 81
6.1.1.3. Особенности текстового членения трактата «Зеркало добродетели» в редакциях А*, В* и С* 89
6.1.2. «Семь начальных правил добродетели» 109
6.1.2.1. Содержание трактата 109
6.1.2.2. Редакции и списки 111
6.1.2.3. Список В1 и трактат «Семь ступеней молитвы» в списке М1: к вопросу об авторстве вставок в рукописной традиции Давида Аугсбургского 112
6.1.3. Компиляция на основе «Зеркала добродетели» и «Семи начальных правил добродетели» (рук. Bs2) 134
6.2. «Об откровении и спасении человеческого рода» 152
6.2.1. Содержание трактата 152
6.2.2. Редакции и списки 152
6.3. «О созерцании Бога» 156
6.3.1. Содержание трактата 156
6.3.2. Редакции и списки 156
6.4. Молитва № 6 157
6.4.1. Содержание текста 157
6.4.2. Редакции и списки 158
6.5. Тексты Давида Аугсбургского в списках Малого корпуса 158
7. Компиляция на основе медитативных текстов Давида Аугсбургского (рук. М10) 159
8. Древнейшие списки немецких сочинений Давида Аугсбургского: описание и исследование
8.1. Mnchen, Bayerische Staatsbibliothek, Cgm 176 (M1) 166
8.2. Mnchen, Bayerische Staatsbibliothek, Cgm 183 (М2) 184
8.3. Mnchen, Bayerische Staatsbibliothek, Cgm 132 (M3) 188
9. Выводы 192
Глава II. Стереотипные структуры в традиционном языке и текстообразующие модели 198
1. Традиция и язык 198
1.1. Духовная проза немецких францисканцев как словесность традиционалистского типа 198
1.2. Традиционный язык средневековой немецкой мистики и его элементарные единицы 210
1.3. Стереотипные структуры в средневековых традиционных текстах: проблема классификации 219
2. Молитва и размышление как сфера взаимодействия устной и письменной традиций 231
2.1. Чтение, молитва, размышление и память в западной монашеской традиции 231
2.2. Учение о молитве Давида Аугсбургского 248
3. Смирение и любовь: продуктивные модели описания добродетели 260
3.1. Анонимные тексты о смирении 260
3.2. Логико-синтаксические схемы и тектообразующие модели 275
4. Memoria Dei как концептуальная основа текстообразующей модели... 316
5. Сад Христов и школа добродетелей: стереотипные языковые структуры в сборнике духовной литературы XV в. из Любека 331
6. Описания божественной любви в цистерцианско-францисканской прозе и в традиции Мейстера Экхарта 357
7. Выводы 385
Глава III. Долженствование и необходимость в институциональных текстах францисканского ордена и в духовно-назидательной прозе XIII–XV вв. 393
1. Задачи и материал анализа 393
2. Монашеское послушание как деонтический комплекс 399
3. Логико-синтаксические схемы с семантикой волеизъявления 405
4. Варьирование стереотипных структур и стратегии членения текста 411
5. Идея послушания в духовно-назидательной прозе 416
6. Cинтаксические конструкции с деонтической семантикой в «Послании к братии Мон-Дьё» Вильгельма из Сен-Тьерри (латинская и средненеверхненемецкая редакции) 428
7. Выводы 438
Глава IV. Языковое воплощение идеи порядка в латинской и немецкой духовной литературе XII–XIII вв.: семантико-синтаксические структуры и их варьирование 441
1. Вводные замечания 441
2. Анализ пролога трактата Давида Аугсбургского «Зеркало добродетели» 443
3. Смысловой комплекс «духовное становление человека»: план содержания и план выражения 447
3.1. Структура семантического комплекса и принципы анализа 447
3.2. Структура контекстов 454
3.2.1. Формальная классификация контекстов 453
3.2.2. Функционально-тематическая классификация контекстов... 455
4. Структура финитных и нефинитных конструкций с семантикой УУПУ 471
4.1. Базовая семантическая структура конструкций: сводная таблица 471
4.2. Предикатные структуры 481
4.2.1. Семантико-синтаксическая классификация глаголов и глагольных имен 481
4.2.2. Сочетаемость однородных предикатных структур с близким значением
4.2.2.1. Сочетаемость в рамках простого предложения 492
4.2.2.2. Сочетаемость в сложных синтаксических конструкциях с разным типом связи 495
4.2.3. Сочетаемость перфектного пассивного причастия c прилагательным 498
4.2.4. Сочетаемость глаголов ordinare, formare — orden, formen / schepfen и richten 499
4.3. Актантные структуры 500
4.3.1. Агенс и пациенс в финитных клаузах и оборотах с презентными причастиями активного залога 500
4.3.2. Другие релевантные семантические роли 506
4.3.2.1. Семантическая роль Targ: способы языкового выражения и сочетаемость с предикатом 506
4.3.2.1.1. Латинские конструк- 506 ции
4.3.2.1.2. Средневерхненемецкие конструкции 511
4.3.2.2. Семантическая роль Restr: способы языкового выражения и сочетаемость с предикатом 514
4.4. Семантический комплекс УУПУ в нефинитных синтаксических структурах 516
4.4.1. Именные, предложные и причастные группы 516
4.4.2. Обстоятельствнные конструкции 519
5. Типовые финитные и презентно-партиципиальные конструкции с семантикой УУПУ 521
5.1. Перечень латинских и средневерхненемецких конструкций 521
5.2. Семантико-синтаксическая классификация конструкций 528
6. Синтаксическая и семантическая асимметрия в латинском «Послании к братии Мон-Дьё» Вильгельма из Сен-Тьерри и его средневерхненемецком переводе 551
7. Выводы 575
Заключение 581
Библиография
- Латинский трактат Давида Аугсбургского «Об упорядочении внешнего и внутреннего человека»: основные источники и содержание
- Компиляция на основе медитативных текстов Давида Аугсбургского (рук. М10)
- Традиционный язык средневековой немецкой мистики и его элементарные единицы
- Сад Христов и школа добродетелей: стереотипные языковые структуры в сборнике духовной литературы XV в. из Любека
Латинский трактат Давида Аугсбургского «Об упорядочении внешнего и внутреннего человека»: основные источники и содержание
Материалом исследования послужил, во-первых, комплекс из пяти духовно-назидательных средневерхненемецких текстов, созданных в бавар-ско-восточношвабском диалектном ареале во 2-й пол. XIII в. и бытовавших в рукописной традиции до конца XV в. Эти тексты приписываются Давиду Аугсбургскому (ум. ок. 1272 г.) – наставнику новициев (послушников) и молодых монахов во францисканских конвентах Регенсбурга и Аугсбурга. Этот выбор обусловлен целым рядом причин: ролью францисканской прозы в истории духовной культуры средневековой Германии, степенью изученности этого материала и особенностями сложившейся исследовательской парадигмы, а также спецификой самой рукописной традиции данных памятников.
Во-вторых, к основному корпусу исследуемых текстов принадлежит также трехчастный латинский трактат «Об упорядочении внешнего и внутреннего человека» («De exterioris et interioris hominis compositione» – главный труд этого автора.
В-третьих, для сравнения привлекается около 50 немецких и латинских текстов XII–XV вв., принадлежащих к духовно-назидательной и институциональной (церковно-правовой) литературе францисканского, цистерцианского и доминиканского монашеских орденов. Из них 23 текста исследованы по рукописям XIV–XV вв., а остальные (удовлетворительно исследованные и изданные), включая все латинские источники, изучались по изданиям. Основная часть этих текстов не является прямыми переводами, однако они создавались в ситуации диглоссии францисканскими монахами, привыкшими писать прежде всего на церковной латыни. Вместе с тем многие исследуемые немецкие тексты представляют собой в большей или меньшей степени переработанные редакции отдельных пассажей из латинских трактатов Давида Аугсбургского, а также уставов францисканского ордена (прежде всего «Правила, утвержденного буллой» Франциска Ассизского). Точное число немецких текстов, составивших корпус исследовательского материала, не поддается однозначному определению именно в связи с тем, что, во-первых, некоторые из них являются переработанными версиями латинских и других немецких текстов, а во-вторых, более или менее крупные трактаты подвергались дроблению и оформлялись в сборниках как самостоятельные тексты, тогда как тексты небольшого объема могли объединяться в циклы и даже объемные сборники (например, «Сад духовных сердец»). В работе был полностью или частично изучен материал 19 рукописных сборников духовной про зы (как полностью самостоятельных, так и отчасти связанных друг с другом), при этом состав шести сборников был проанализирован, изучен и описан особенно подробно. Кроме того, было изучено шесть текстов, представленных вне сборников – в виде рукописных фрагментов (1) и архивных доумен-тов (5). Всего в ходе исследования были использованы данные 70 рукописей, относящихся к периоду 1300–1500 гг.
Выбор материала для специального анализа ориентирован на изучение способов языкового представления тем, наиболее актуальных для данной традиции, – таких, как смирение, послушание, любовь к Богу. Главным образом речь идет о текстах, принадлежащих к постоянному окружению давидов-ских трактатов в рукописных сборниках конца XIII–XV вв., однако рассматриваются также и тексты, принадлежащие к традиции Мейстера Экхарта (шпрух № 1 вместе с параллелями в аутентичных проповедях Экхарта). Исследованные сборники написаны на баварском, восточношвабском, алеманн-ском, восточно- и южнорейнскофранкском диалектах. Также был исследован средненижненемецкий материал XV в., связанный с рецепцией мотивов и тем, наблюдаемых в южнонемецкой традиции XIII–XIV вв. (более 30 текстов, входящих в состав одного рукописного сборника). Кроме того, к анализу частично привлекался текст верхненемецкого перевода книги Мехтильды Магдебургской «Струящийся свет Божества» XIII/XIV вв. (по критическому изданию Г. Фольман-Профе).
Названные тексты привлекаются к анализу выборочно – в качестве материала, иллюстрирующего функционирование исследуемых текстообразую-щих моделей. Данные других богословских традиций – цистерцианской и доминиканской – необходимо было привлечь для расширения исследовательской перспективы. Первая из них настолько близка к францисканской, являющейся ее непосредственной преемницей, что в содержательном и стилистическом отношениях в большинстве случаев можно говорить о цистер-цианско-францисканской общности. Напротив, вторая традиция в зна чительной степени противопоставлена традиции францисканской – что, впрочем, не исключает возможности их взаимной адаптации в сборниках XIV–XV вв. Таким образом, изучаемый корпус текстов потенциально открыт, а его границы определяются лишь составом генетически или типологически близких текстов, бытующих в рукописных сборниках.
Методы исследования. В диссертационном исследовании применялись сравнительно-сопоставительный и сравнительно-исторический методы, а также методы дистрибутивного, количественного, контрастивного и текстологического анализа, которые в совокупности позволяют выполнить описание языковых структур, играющих определяющую роль в создании и редактировании немецких средневековых текстов, на фоне латинских лексико-грамматических образцов. В ходе лингвистического анализа сочетаются системно-структурный, функционально-семантический и аналитико-описательный подходы: во-первых, в работе описываются стереотипные когнитивные и языковые (грамматические) структуры, а во-вторых, рассматривается их функциональная роль в тексте. Классификация описываемых языковых средств строится на основе типологизации их семантических значений. При изучении репертуара типовых семантико-синтаксических конструкций выявляется их соотнесенность с формами организации высказывания. Лингвотек-стологическое исследование материала сопровождается также палеографическим и кодикологическим анализом рукописей.
Научная новизна исследования заключается в следующем: 1. Новой является прежде всего сама постановка цели и задач исследования. Методы лингвотекстологического анализа памятников письменности, принадлежащих к традиционалистскому типу культуры, применяются к материалу ранней духовной прозы немецкого языка.
Компиляция на основе медитативных текстов Давида Аугсбургского (рук. М10)
Поскольку в 1292 г. пожар в уничтожил всю библиотеку францисканского конвента в Аугсбурге, ранний период литературной деятельности южнонемецких францисканцев остается недоступным для изучения. Опираясь на прежние текстологические исследования1, можно выделить несколько этапов развития духовно-литературного творчества и рукописной традиции аугсбургских и регенсбургских францисканцев.
Первый этап начинается в 1250 г., когда в Регенсбурге еще писал трактаты для новициев на латинском языке Давид Аугсбургский («Formula de compositione hominis exterioris ad novitios», или «Formula novitiorum», затем «Formula de interioris hominis reformatione ad proficientes» и «De septem processibus religiosorum»). Впоследствии они составили трехтомное сочинение «De exterioris et interioris hominis compositione». В период между 1250 и 1255 гг. были созданы три авторизованных латинских сборника проповедей Бертольда Регенсбургского («Rusticanus de Dominicis», «Rusticanus de Sanctis», «Rusticanus de Communi»), а за ними (не ранее 1263 г.) последовали сборники «Sermones ad Religiosos» и «Sermones Speсiales», подлинность которых сомнительна.
Второй этап характеризуется появлением немецкоязычных текстов, которые в той или иной степени восходят к трактату «Об упорядочении внешнего и внутреннего человека» Давида и сборникам проповедей Бертоль-да. Основа этих сборников, вероятно, была сформирована еще до 1272 г. – года смерти обоих францисканцев. О точном облике первоначального корпуса можно лишь догадываться, поскольку до наших дней ни одной рукописи не сохранилось. В 1260-ые гг. появляются немецкие трактаты Давида Аугс 1 См. Hbner 1932: 100ff., Ruh 1955, Unger 1969, Richter 1969; Schwab 1971; Schneider 1987: 254–256; Neuendorff 1994, особенно с. 1–82; 476–516; Bohl 2000: 55–100; Gerhardt, Palmer 2002, особенно с. 27–32; см. также обзорные работы: Schiewer 2002; Mller 2003: 358–414; Wolf 2013: 48–51. бургского, традиционно считающиеся подлинными (см. Schwab 1971: 3–6, 158–166). После 1264 г. (по всей видимости, между 1275 и 1278 гг.) возникают первые немецкие переработки латинских проповедей, которые в дальнейшем послужили материалом для немецкого сборника XI, а также для некоторых проповедей сборников YII и YIV1. Параллельно с этим на протяжении почти целого столетия 1265–1267/1276 гг. в Аугсбургском «штабе» миноритов проводилась «прогрессирующая коллективная работа» (Hbner 1932: 112) над «Швабским зерцалом» (cм.: Johanek 1992: 901–903).
На третьем этапе немецкие переработки латиноязычного литературного наследия Давида и Бертольда, создававшиеся в течение последующих 25 лет, также были утрачены. Вероятно, между 1275 и 1300 гг. появились первые сборники прозаических текстов францисканского или цистерциан-ского происхождения, имевших хождение в южнонемецкой ареале. К их числу относятся Большой и Малый корпусы сочинений Давида Аугсбургского, восемь так называемых «монастырских проповедей», приписываемых Бер-тольду Регенсбургскому (сборник Z, в большинстве случаев переработки латинских проповедей из цикла «Sermones ad Religiosos»), а также немецкие редакции некоторых проповедей Бертольда, включенных впоследствии в обширные коллекции текстов X и Y. Наконец, этому же периоду принадлежит компилятивный сборник духовных текстов «Сад духовных сердец», в который входят многочисленные выдержки из немецких трактатов Давида Аугсбургского (а один из них, «Семь начальных правил добродетели», – целиком) и некоторые проповеди Бертольда (прежде всего шесть проповедей сборника Z = YIV). По всей вероятности, эта объемная компиляция предназначалась для сестер обители св. Марии Штерн.
Четвертый этап (первая треть XIV в.) представлен четырьмя пергаменными кодексами, которые в настоящее время хранятся в фондах Бавар-1 Классификация и номенклатура сборников немецких проповедей Бертольда Регенсбургского и отдельных списков разработана в основополагающей работе Д. Рихтера (Richter 1969) и усовершенствована Д. Нойен-дорф в неопубликованной диссертации (Neuendorff 1994), а также в ряде статей: Neuendorff 1992; Neuendorff 1994а; Neuendorff 2002; Neuendorff 2002a. ской Государственной библиотеки Мюнхена (Bayerische Staatsbibliothek Mnchen). Cgm 6247 (М5) – старейший и наиболее полный список «Сада духовных сердец» – и Cgm 183 (М2) были написаны в восточношвабском ареале (предположительно, в Аугсбурге) в конце XIII в., а Cgm 176 (М1) и Cgm 132 (М3) – в восточносредне- и северобаварском (скорее всего, в Регенсбурге) в первое десятилетие XIV в. Три рукописи in octavo (только М5 имеет формат in quarto) происходят из женской монастырской среды. М1 является самым крупным сборником первоначального корпуса стилистически однородных текстов, принадлежавших либо самому Давиду, либо – что более вероятно – его ученикам (К. Ру использует определение «davidisch»). Между первоначальным корпусом (Urcorpus) и этим сборником – Большим корпусом – несомненно, лежит ряд промежуточных звеньев, уже не подлежащих реконструкции. Из всех «давидовских» текстов наибольшее хождение в рукописях получили пять: «Зеркало добродетели», «Семь начальных правил добродетели», «Жизнь Христова – наше зерцало», «О созерцании Бога» и одна из 12 молитв (№ 6), сохранившихся в виде единого цикла только в М1. Они составили Малый корпус, представленный в пяти списках (включая М1). В М2, самом раннем из них, не содержится никаких иных текстов. Другим ранним сборником духовной прозы, в состав которого вошел и Малый корпус (за исключением одного трактата), является М3: помимо собственно давидовских произведений, он содержит ряд общих текстов с рук. М1.
Нельзя не упомянуть два пергаменных рукописных сборника начала XIV в., хранящиеся в библиотеке земли Баден в Карлсруэ (Badische Landesbibliothek Karlsruhe), – Cod. St. Georgen 37 и Cod. St. Georgen 38. Оба они написаны на восточноалеманнском диалекте в конце XIII в. в одном из женских монастырей (возможно, цистерцианском). Первый из них содержит несколько небольших текстов, представленных также в М1 и в «Саде духовных сердец»1. Во втором, наряду с главами из «Сада», имеется короткий отры См.: Unger 1969: 24; Sller 1987: 74–82; ср. наше описание М1, № 43–45. вок из трактата Давида Аугсбургского «Об упорядочении внешнего и внутреннего человека» (см.: Unger 1969: 24; Lngin 1894/1975: 139–140).
В первые десятилетия XIV в. создаются статуты и уставы для общин Третьего Ордена св. Франциска (терциариев). От этого времени до нас дошли два рукописных блока, хранящихся в Аугсбургском Епископальном архиве. В одном из них содержится аугсбургская редакция немецкого перевода «Правила Третьего Ордена» («Augsburger Drittordensregel») (Dizesanarchiv Augsburg, Ms. 192), а в другом – статуты, предназначенные для сестер общины св. Марии Штерн (Ms. 193). Другие редакции тех же статутов, записанные для сестер другой общины терциариев на территории аугсбургского диоцеза (Майерхоф в Кауфбойрене), сохранились в двух рукописях из Государственного архива Аугсбурга, восходящих к середине 1320-х гг. и к середине XIV в. соответственно (Staatsarchiv Augsburg, Ms. MB 8 и MB 9).
Традиционный язык средневековой немецкой мистики и его элементарные единицы
Трактат «Семь начальных правил добродетели» представляет собой вольную переработку глав 20–26 третьей книги трактата «Об упорядочении» (Comp. III 20–26: 203–214), в которых описывается одно (пятое) из семи полезных упражнений для духовного роста (septem exercitia ad proficiendum utilia). Содержание латинского текста существенно расширено, порядок следования глав изменен.
Духовная жизнь представлена здесь, так же как и в «Зеркале добродетели», в образе школы, в которой сам Христос преподает божественную науку добродетели. Речь идет о духовной пропедевтике – начальных правилах, которые предваряют изучение самого искусства добродетельной жизни. Топос «школы Христовой», «школы добродетелей» был распространен в богословской традиции – в частности, у Бернарда Клервоского и Бонавентуры.
В прологе разворачивается аллегория школы добродетелей, причем число правил приведено в соответствие с семью свободными искусствами1. Значительное место занимает похвала добродетели. С точки зрения соотношения трактата с богословской традицией, известный интерес представляет определение добродетели:
Данный пассаж не является точным переводом ни одного из известных определений добродетели. Он весьма близок к определению добродетели в трактате «Об упорядочении внешнего и внутреннего человека»1, однако это совпадение не полное. Поскольку определение в немецком трактате очевидным образом связано с концепцией высшего блага, Г. Штеер усматривает здесь связь с августиновским представлением о некоем врожденном благом свойстве в человеке (bona qualitas), которым Бог непосредственно управляет2. Однако поскольку Давид очевидным образом делает акцент на упорядочении, а также подчеркивает определяющую роль воли в стяжании добродетели, то предполагается, что в своем определении добродетели он испытывает прямое влияние Бернарда Клервоского3.
Правила заключаются в следующем: 1) быть скорым на любые добрые дела; 2) не терпеть в своем сердце никаких суетных мыслей и желаний; 3) умеренно пользоваться земными благами; 4) пребывать в мире с собой и окружающими (добродетель терпения); 5) быть твердым в добрых делах; 6) быть смиренным во всем; 7) постоянно стремиться к созерцанию Бога «оча ми сердца»1. Наряду с описанием добродетелей, много внимания уделяется и их противоположностям; читателя предостерегают от целого ряда грехов (прельстительные и суетные помыслы, распущенность в поведении, упрямство, злословие и пустословие и т. д.) и пороков (гордыня, гневливость, скупость, похоть, уныние, чревоугодие). В конце трактата объясняется аллегорический смысл самого числа правил добродетели: семь лет понадобились Царю Соломону для строительства Иерусалимского Храма.
В большинстве рукописей корпуса трактат «Семь начальных правил добродетели» следует непосредственно за «Зеркалом добродетели». Трактат переписывался и за пределами корпуса (рук. Str1, Str2, S), а также в двух важнейших списках «Сада духовных сердец» (М5 и М6) в полном и – в отличие от «Зеркала», разъятого на отдельные части и в процессе компиляции потерявшего текстовое единство, – в неизменном виде (главы 202 и 203). Поэтому в данном случае следует рассматривать версию трактата в «Саде» не как отдельную редакцию, а как субредакцию (А ) общей редакции А . Вместе с тем в «Саде» присутствуют главы с отдельными вставками из «Семи правил», а в списке М11 рядом с главами «Сада», содержащими эксцерпты из этого трактата, – еще и другие выдержки оттуда же, не связанные с текстом «Сада».
Утраченная рукопись Str2 (сгорела в 1870 г.): Страсбург, Bibliothque de la ville, A 105; XIV в., Страсбург, нижнеалеманнско-эльзасский диалект1; л. 12r–21v.
Причина, по которой вопрос об авторстве произведений давидовской и бертольдовской традиции находился столь долго в центре исследователь 1 В номенклатуре Фр. Пфайфера – D; описания рукописи: Witter 1746: 4; Pfeiffer 1845: XXXII–XXXIII, XXXIV; Pfeiffer 1866: 173. Б. Йеллинег подтверждает вывод Пфайфера, согласно которому текст «Семи пра ского внимания, заключается в том, что, в отличие от множества обезличенной массы дидактических текстов XIII–XV вв., самые яркие в риторическом плане трактаты Давида и многие проповеди Бертольда обнаруживают явные признаки стилизации: как послание духовного наставника своему ученику – в одном случае и как проповедь для людей из разных сословий – в другом. Что касается Давида Аугсбургского, то его собственный авторский голос звучит в прологе ко второй книге трактата «Об упорядочении внешнего и внутреннего человека». Здесь он подробно излагает причины, по которым решил записать свои устные наставления для новициев и упорядочить записи в виде книги. В частности, в конце пролога автор высказывает сожаление о том, что не все смог изложить так, как хотел, по той причине, что, поскольку он вынужден путешествовать по разным странам, ему было сложно сосредоточить свое рассеянное внимание1.
В заключительной части «Семи правил» встречается пассаж, некоторым образом перекликающийся с латинским прологом, в котором также проявляется авторское «я». В завершение описания последнего, седьмого начального правила добродетели – обращать сердце к Богу, постоянно представляя его в мысленном созерцании, – автор, пользуясь аллегорическими образами, говорит о том, что следует обнимать Бога двумя руками – молитвой и чистыми помыслами. Далее он под явным влиянием учения о молитве в гл. 53–54 третьей книги трактата «Об упорядочении внешнего и внутреннего человека» (Comp. III 53–54: 296–307) сначала называет и кратко описывает три вида молитвы, а затем перечисляет четыре предмета, на которые должны быть направлены мысли:
Мысли должны быть направлены на четыре вещи: чтобы мы от этого воспламенялись любовью к Богу; далее, чтобы мы учились ненавидеть грех и порок и бежать [от них]; и чтобы мы пробуждались к усердию в добродетели; и чтобы мы учились презирать самих себя.
Это краткое перечисление (divisio) остается без распространения (dilatatio), которое должно было бы последовать. Сам автор комментирует отсутствие ожидаемого текста так:
Этот авторский комментарий к собственному тексту присутствует во всех 10 списках «Семи правил», кроме одного – бумажной рукописи В1, созданной в доминиканском конвенте св. Николая (St. Nikolaus in undis) в Страсбурге в окружении Иоганна Таулера (2-й пол. XIV в.)1. Здесь вместо этого за названными «четырьмя вещами» следует их подробное описание, отсутствующее во всех остальных списках. Фр. Пфайфер не включил этот текст, трактуемый им как вставной отрывок, в свое издание, а привел его в аппарате (DM I: 520–521), однако не полностью. Пфайфер писал, что на л. 44rb текст вставки обрывается. На самом деле, этот добавочный текст присутствует в В1 полностью. Дело в том, что, как уже было нами отмечено, еще в третьей четверти XV в. рукопись подверглась реставрации: тетради были расшиты, а ветхие листы заменены новыми, на которые был переписан текст с удаленных листов. При новом сшивании порядок следования листов в третьей и четвертой тетрадях (л. 30–47) был изменен, поэтому текст «Семи правил» оказался разбит на несколько частей (правильная последовательность листов: 46va-46vb; 38ra-44vb; 34ra rb), перемешанных с частями другого трактата давидовской традиции, непосредственно предшествующего ему в рукописи, - «Четыре крыла духовного созерцания» («Die vier Fittige geistlicher Betrachtung») (л. 30ra-33v ; 45ra-46ra). Таким образом, конец пассажа о четырех «вещах» оказался на л. 34га.
Наличие второй части вставки было обнаружено в 1990-е гг. при подготовке описания рукописи для реперториума неопубликованных немецких средневековых проповедей из собрания Берлинской государственной библиотеки под общей редакцией Ф. Мертенса и Х.-Й. Шивера (Mertens, Schiewer 1999 [2004]), однако этот факт ускользнул от внимания исследователей рукописной традиции Давида Аугсбургского. Поэтому целесообразно представить здесь этот пассаж целиком вместе с содержательно связанным с ним пассажем о трех видах молитвы и первой частью (divisio) рассуждения о четырех предметах чистых помыслов. Разбиение на абзацы вводится для того, чтобы сделать прозрачной логико-композиционную структуру всего этого раздела «Семи правил»
Сад Христов и школа добродетелей: стереотипные языковые структуры в сборнике духовной литературы XV в. из Любека
Материал: пергамен, 93 л. Формат листа: ок. 11 8,5 см. Зеркало текста: ок. 8,5 5,5–6,5 см; страница в один столбец. Число строк на странице: 15–18. Переплет: жесткий пергамен, с застежкой и веревочной петлей. Структура тетрадей: первая тетрадь отсутствует (это явствует из средневековой нумерации третрадей), далее: 7 VI84 + (V–1)93.
На последнем листе каждой тетради – кустоды (латинские цифры, нумерующие тетради); рекламанты (повтор на нижнем поле оборотной стороны последнего листа тетради первого слова последующей тетради) написаны поздним почерком (предположительно бастарда XV в.), который отличается от почерка глосс-подзаголовков (рука основного глоссатора идентична руке переписчика текста) и, напротив, близок к почерку поздних помет на полях.
Скорее всего, этот почерк XV в. принадлежит кому-то из монахинь доминиканского конвента св. Екатерины в Нюрнберге1.
Письмо: малоформатное готическое книжное письмо. Скорее всего, одна рука, однако с заметным варьированием толщины букв и промежутков между ними – вероятно, в связи со сменой писчих материалов; впрочем, для нескольких страниц участие второго переписчика (или переписчицы) полностью исключить нельзя.
На полях регулярно встречаются глоссы, представляющие собой подзаголовки к тексту, а также поправки к тексту. Кроме того, на полях используется изображение руки с вытянутым указательным пальцем для привлечения внимания к соответствующему месту в тексте, иногда в комбинации с вербальными средствами – например: л. 52v: merck; 58v: merche vnd behalt ditze wort;
Четыре закладки в виде веревочек вставлены в отверстия от перфорации листов прямо напротив заголовков на полях: 1) л. 13v, напротив слов lern ovch zu deinen veinden nicht vint sin («Зеркало добродетели»); 2) л. 23v – Div tugent ist seltsaen vnder vnvolbrahten («Зеркало добродетели»); 3) л. 51v «Семь начальных правил добродетели» – в начале 4-го правила; 4) л. 9v (в порядке исключения веревочка прикреплена сверху, а не в середине листа у глоссы).
Рубрикация: рубрики отсутствуют, красные штрихи на маюскулах редки, зато для самих маюскулов используются красные чернила. Инициалы: красные ломбарды, используются только в начале каждого текста. Пунктуация: помимо маюскульного написания слов единственный пунктуационный знак – точка в нижнем регистре строки.
Происхождение: В XV в. рукопись хранилась в женском доминиканском конвенте св. Екатерины в Нюрнберге, о чем свидетельствует запись на
бумажном листке, прикрепленном к последнему листу рукописи: Das puchlein gehort closter zu sant katherin orden in nurnberg. Однако местом создания манускрипта является, предположительно, скрипторий францисканского конвента в Аугсбурге. Рукопись была приобретена Мюнхенской Придворной библиотекой (Mtinchner Hofbibliothek) в 1863 г. - на 18 лет позднее выхода издания основных трактатов Давида Аугсбургского в сборнике Фр. Пфай-фера (1845 г.).
Диалект: восточношвабский с западносреднебаварским влиянием. Для локализации рукописи важным параметром являются особенности диалекта. Э. Петцет (Petzet 1920: 336) и вслед за ним К. Ру (Ruh 1980: 53) определяют его как западный среднебаварский без каких-либо комментариев. Д. Мюллер, выполнивший выборочный графико-фонетический анализ, приходит к выводу, что язык рукописи - восточношвабский с западносреднебаварским влиянием - т. е., именно тот вариант письменного языка, который был в употреблении в Аугсбурге на рубеже XIII-XIV вв. (см. Mller 2003: 369). Наши собственные наблюдения подтверждают это. Показательны, в частности, следующие черты: отношение недифтонгизированного Г и нового дифтонга ei как 92,6 к 7,4 % (по подсчетам Мюллера); отсутствие новых (ранненововерхненемецких) дифтонгов айи ей; отсутствие характерного для баварских диалектов расширенного дифтонга аи вместео свн. ои - последний передается характерным образом как о; использование графем 6 для передачи как /о/ (holier: сравнительная степень) и /о/ (offentlicher), так и /о/ (особенно часто перед сонорными: genomen, worden) и // (grozzez), 6 для /ои/ (och) и /ои/, v для /ио/ (dimvt) и /tie/ (diemvtige); написание аффрикаты /pf/ как ph; регулярное употребление наречного суффикса -lichen и отсутствие его баварского варианта -leich2.
Датировка: конец XIII в. К. Шнайдер, выполнившая палеографический анализ рукописи, не видит оснований датировать рукопись позднее 1300 г. (Schneider 1987: 254– 255). Она отмечает ряд черт, характерных для рукописей конца XIII в. Почерк – непритязательный, широкий, буквы почти не связаны между собой; вертикали и дуги в большинстве случаев без излома. В рукописи не обнаруживается палеографических новаций, свойственных 1-й четверти XIV в. В частности, отсутствуют какие-либо декоративные черты, за исключением архаичного косого волосного штриха над r; превалирует старое «одноэтажное» а; в конечной позиции слова всегда пишется «длинное» _ (а не «круглое» s, как в более поздних рукописях), вертикаль которого не выходит за нижний предел строки1.