Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Женские божества и их роль в формировании традиционной культуры бурят 27
1.1. Женские божества Земли в традиционной культуре бурят 27
1.2. Женские божества верхнего мира 49
1.3. Культ Умай у тюрко-монгольских народов 63
1.4. Пантеон женских божеств в традиционной культуре бурят 80
ГЛАВА II. Реконструкция генезиса культа матери-прародительницы (по фольклорно-этнографическим материалам бурят) 98
2.1. Ключевые понятия в семейно-брачных отношениях 98
2.2. Следы женского культа в традиционной культуре бурят 132
2.3. Женское шаманство 152
ГЛАВА III. Модель мира и пространственные характеристики в бурятском женском костюме 177
3.1. Одежда девочки до замужества 177
3.2. Одежда, прическа и украшения замужней женщины 188
3.3. Одежда пожилых женщин 223
3.4. Семантика женского костюмного комплекса 227
ГЛАВА IV. Женское пространство в бурятских праздниках и обрядах: семантика и функции 277
4.1. Женщины в обрядах детства 277
4.1.1. Обряды первых лет жизни 278
4.1.2. Молодежные игртца-нааданы 301
4.1.3. Семантика обрядов перехода периода совершеннолетия 319
4.2. Женщины в свадебных обрядах 341
4.2.1. Свадебные обряды в локусе рода невесты 341
4.2.2. Свадебные обряды в локусе рода жениха 375
4.2.3. Семантика приданого невесты 390
4.3. Женщины в общественных календарных обрядах 400
4.3.1. Общеплеменные тайлаганы 401
4.3.2. Женские календарные обряды тайлганы 412
4.3.3. Женщины в окказиональных обрядах 415
Заключение 446
Литература 466
Список сокращений 514
Экспедиции 516
- Культ Умай у тюрко-монгольских народов
- Следы женского культа в традиционной культуре бурят
- Одежда, прическа и украшения замужней женщины
- Семантика обрядов перехода периода совершеннолетия
Введение к работе
Актуальность. Изучение места и роли женщины в системе жизнеобеспечения общества, составляющей универсальные и фундаментальные основы этнической культуры, имеет большое научное значение. Женское пространство, в совокупности материальной, духовной, обрядовой, семейно-брачной сфер, восходит к древним мифоритуальным представлениям о женщине-матери. Зародившись в ранний период развития бурятской культуры, эти воззрения выступают в качестве базовой категории, продолжая воспроизводиться и в настоящее время вследствие социальной востребованности и соответствия ментальным стеоретипам. Таким образом, актуальность диссертационного исследования состоит в важности научного исследования гендерных аспектов традиционной культуры, поскольку их устойчивость и динамика обеспечивают непрерывность традиции и одновременно способствуют адаптации сообществ и индивидов к изменяющимся внешним условиям. Кроме того, актуальность данной работы мы определяем следующими факторами, которые обусловили выбор темы:
– в бурятоведении, несмотря на многочисленные исследования отдельных аспектов и тем, связанных с женщинами (семья, брак, одежда, украшения и т.д.), целостного осмысления сущности и роли женского пространства в традиционном обществе не предпринималось. В данной диссертационной работе не только выявляется этническая специфика бурятского общества, но и предпринимается исследование по типологии архаических воззрений, связанных с материнским культом у соседних этносов. Актуальность анализа женского пространства обусловлена также недостаточной изученностью предложенной темы в региональной историографии и этнографии народов Сибири и Центральной Азии;
– без объективной оценки исторической традиции невозможно осмысление и анализ положения женщины в современности. Сохранившиеся до настоящего момента элементы патриархальных отношений продолжают регулировать положение женщины в семье и обществе, ориентированное на социальную ущербность (одинокие матери, низкий уровень детских пособий, мужской шовинизм, сервильные функции). В массовом сознании населения половая принадлежность играет важную роль в выборе идентификационных предпочтений. При этом следует отметить, что кардинальные изменения социально-экономических и политических условий, произошедшие в ХХ – начале XXI в., способствовали формированию женщин нового типа: бизнес-леди, руководитель, политик. Тем не менее, в условиях современного общества «женский вопрос», в том числе, формирующие его этнокультурные составляющие, не снимается, а требует решения проблемы;
– интерес к традиционной культуре с точки зрения понятия «гендер» связан с апробацией современных методов анализа, что обуславливает открытие новых перспектив в исследовании этно- и культурогенеза бурят. Анализ совокупности сфер женского пространства способствует раскрытию содержания архаичных пластов народного мировосприятия, позволяет расширить рамки этнографических, этнологических, антропологических, этнокультурологических и этногенетических исследований для включения ценностей этнокультурного наследия в современность в качестве полноправных компонентов общественной жизни.
Степень изученности проблемы. В соответствии с избранной темой материалы, привлекаемые для анализа, мы разделили на три группы, в зависимости от того, как освещаются и решаются в них ряд проблем, важные для данной работы.
К первой группе исследований относятся труды о социальной роли женщины, ее правовом статусе и утилитарных функциях. Ученые изучали аспекты, связанные с семейно-брачным положением бурятки в традиционном обществе, воспитанием детей, религиозными воззрениями и т. д. (Ц. Жамцарано, В. Копылов, Д. Корнакова, Х.Н. Намсараев, У.Ц. Онгодова, Д. Талько-Гринцевич, К. Хадаханэ, М.Н. Хангалов и др.). Можно отметить работы конца XVIII – начала ХХ в., где присутствует описание быта народов Сибири, в том числе бурят (И.К. Витсен, И.Г. Георги, И. Гмелин, М.А. Кастрен, П.К. Козлов, Ф. Ланганс, М. Татаринов). Начиная с первой половины XIХ в. отдельные сведения и оценки встречаются в трудах ссыльных, этнографов, путешественников А.В. Астырева, Я.П. Дубровы, М.А. Кроля, А.К. Ордынского, Г.М. Осокина, Г.Н. Потанина, Н.М. Потаниной, Н.С. Щукина, М.А. Ядринцева, в которых, помимо общего описания хозяйственной деятельности женщины, ее мировоззрения (в частности, религиозного) и связанных с женщинами таких элементов материальной культуры как одежда и украшения характеризуется ее социальное положение главным образом в контексте семейно-брачных отношений, а также ее домашние обязанности и участие в земледельческих работах. Характерной чертой этих аналитических исследований, как исторических, так и этнографических, является выраженная эмоционально-нравственная валентность, сопутствующая стремлению дать объективную картину предмета исследования в соответствии с тезисом Н.И. Костомарова о необходимости не «любоваться народностью, а знать, уразуметь ее». Благодаря такому принципу была дана достаточно полная общая этнографическая характеристика малых народов России.
Этнографы советского периода рассматривали гендерные вопросы в качестве сопутствующей характеристики традиционной бурятской культуры. В их работах исследуются женские проблемы через призму родовых и семейно-брачных отношений. Посредством описания таких элементов традиционной культуры как калым, этикет, религиозные запреты и т. д. подтверждалось положение женщин как «унизительное, тяжелое и бесправное», обусловленное экономической отсталостью населения, живущего по законам натурального хозяйства и патриархальности (К.В. Вяткина, В.П. Гирченко, Д.Д. Добрянский, Е.М. Залкинд, Б.Э. Петри, А.П. Щапов, А.А. Хараев).
Исследования С.П. Балдаева, К.Д. Басаевой, Г.Р. Галдановой, Ю.Б. Рандалова касаются аспектов эволюции семьи, структуры и основных этапов бурятской свадебной обрядности, социального развития. В монографии К.Д. Басаевой «Семья и брак у бурят» [1980, 1991] характеризуется бурятская семья в разных локально-территориальных традициях, анализируется положение женщины. В работе отмечается двойственный характер положения женщины в семье и обществе и выявляются сохранившиеся отголоски матрилокальных отношений. В трудах А.П. Окладникова, Г.Л. Санжиева, Е.Г. Санжиевой, П.Т. Хаптаева посвященных истории и культуре Бурятии отдельные материалы касаются женской темы. Следует также отметить работы К.М. Герасимовой, исследовавшей влияние буддизма на традиционное общество, в которых косвенно отражалось положение женщины в семье и обществе. В этой связи также необходимо сказать о монографии Л.Ю. Дондоковой «Статус женщины в традиционном обществе бурят (вторая половина XIX – начало ХХ в.)» [2008], в которой автор исследует социально-правовой статус женщины в традиционном обществе и влиянии религиозных воззрений на ее положение. Отметим, что в советский период ряд авторов (А.А. Бартанова, Р.В. Гребенкина, Ф.А. Кудрявцев, Н.В. Олзоева) исследовали гендерные проблемы в сравнительно-сопоставительном аспекте. Из-за необходимости следовать жестким идеологическим установкам, авторы не имели возможности в полной мере охарактеризовать реальное положение бурятских женщин. В советской действительности, несмотря на провозглашение равноправия и свободы, женщины сталкивались с новыми для них проблемами и дискриминацией как на производстве, так и в семье: слабая представленность в сфере управления, занятость в сфере тяжелого и низкооплачиваемого труда, неспособность властей предотвратить домашнее насилие над женщиной, шокирующие показатели женской смертности, а также рост количества разводов, числа одиноких матерей и т. д.
Религиозные воззрения бурят-шаманистов и, в частности, сохранившиеся следы женского культа исследовались в трудах Г.-Д. Нацова, Г.Ц. Цыбикова, И.М. Этагорова. Женские образы как акторы символического поля культуры были отражены в работах С.Ю. Неклюдова, Н.Н. Николаевой. Ученые Д.С. Дугаров, Т.М. Михайлов, И.Е. Тугутов, изучавшие обрядовые практики и традиционную ментальность бурят, косвенно выявляли роль и место женщин в бурятских обрядах и праздниках.
Ко второй группе исследований относятся труды, представляющие различные принципы, подходы и методы гуманитарных исследований применительно к «женскому вопросу». Так, в статьях Т.А. Бертагаева, Р.Ж. Жалсановой, С.В. Иванова затрагиваются гендерные вопросы на основе анализа историко-генетических и культурно-семантических аспектов традиционной культуры. Е.Н. Кузьмина в монографии «Женские образы в героическом эпосе бурятского народа» [1980] обратила внимание на трансформацию женских образов от зооморфных до антропоморфных персонажей в устном фольклоре бурят с позиций социальных установок формирования этноса. Более конкретизированным продолжением данной темы является монография Н.Н. Николаевой «Отрицательные женские образы в героическом эпосе бурят: функция, семантика и поэтика» [2008]. Следует отметить монографию Д.В. Цыбикдоржиева «Происхождение древнемонгольских воинских культов (по фольклорно-этнографическим материалам бурят)» [2003], где автор проанализировал инициационные обряды с участием женщины в качестве как объекта, так и субъекта действа.
Современные исследователи, оперируя межпредметными связями, выявили более глубокие аспекты в воззрениях бурят на роль, место и статус женщин. Так, диссертационные исследования Д.Б. Батоевой [2000], М.Б. Дагдановой [2005], О.В. Шаглановой [2005] выявляют космологические представления на материале отдельных аспектов женского пространства (родильные обряды, одежда и украшения). В монографии «Художественная обработка металла Предбайкальских бурят XIX – начала ХХ в.» [Банаева, 2010] рассматриваются вопросы зарождения, технологии и оформления женских свадебных украшений. Вышеуказанные авторы активно используют антропологические и интерпретационные методы.
С точки зрения целей диссертационной работы, большое значение в изучении женского пространства имеют работы Т.Д. Скрынниковой [1997, 2000, 2002] по символике Земли, Солнца и соотнесенности с ними культа богини плодородия Умай в культуре тюрко-монгольских народов. Анализ этих явлений позволил исследователю выявить в бурятской традиции два типа культуры с универсальным образом прародительницы, что было обусловлено, по ее мнению, сложнейшими путями этно- и культурогенеза народов, населяющих территорию так называемой евразийской степью. Данные процессы, безусловно, повлияли на формирование картины мира у бурят и нашли отражение в женских персоналиях мифопоэзии.
Вопросы формы, содержания, структуры и истории формирования женского пространства через обрядовые, материальные, семейно-брачные аспекты рассмотрены в ряде наших работ [Николаева, 2000, 2001, 2002, 2003, 2007, 2008].
К третьей группе относятся сравнительно-сопоставительные исследования теоретико-концептуальных и историко-культурологических аспектов гендера и традиционной культуры народов России. Это труды Т.Г. Айвазовой, Р.И. Ерусланова, Е.М. Зуйкова, Я.Л. Коломинского, Г.Г. Киселевой, Т.А. Клименко, М.Г. Котовской, И.Г. Малкиной-Пых, Н.Л. Пушкаревой, связанные с исследованием места женщины в социально-культурном пространстве. В них разрабатываются действенные методики, вносятся оригинальные методологические и методические предложения. Сложность и глобальность изысканий обусловлены огромным объемом материала и стремлением современных ученых проводить междисциплинарные исследования с использованием эвристических возможностей исторических, этнологических, культурологических, антропологических, философских, психологических и социологических знаний.
Труды Э.П. Бакаевой, Т.А. Бернштам, С.И. Вайнштейн, В.Е. Васильева, Р.П. Гаврильевой, И.В. Ильиной, Ю.Ю. Карпова, Н.К. Козловой, А.П. Решетниковой, Е.Н. Романовой, А.В. Смоляк, О.И. Уляшева определили необходимость: а) рассмотрения совокупности женского пространства (материального, духовного, ритуального, бытового) – важнейшей части этнической культуры, несущей базовую информацию об особенностях истории формирования, развития и функционирования системы жизнеобеспечения в традиционной культуре народа; б) выявления в ней типологического единства с культурами соседних народов региона Центральной Азии и Сибири, а также архетипов традиционной культуры и архаических воззрений с традициями народов Российской Федерации и стран СНГ, влияние историко-культурных контактов и связей.
Исследователи Ю.Ю. Антонян, Э.П. Бакаева, Е.П. Батьянова, В. Беляева, О.В. Горшунова, Н.Л. Жуковская, М.В. Тендрякова, С.П. Тюхтенева, В.И. Харитонова стремятся разными путями решить «женский вопрос» с позиций современной исторической науки; в их трудах предложены теоретические решения проблем, связанных с историей женского шаманизма, анализируются с различных позиций культурно-психологический образ современных шаманок. С. Фатыхов в монографии «Мировая история женщины: опыт сравнительной фактологии» [2004] на основании колоссального фактологического материала, выдвигает матриархальную гипотезу происхождения человека, связанную с трансформацией поведенческой реакции женщины–матери, в результате чего она становится носительницей нравственности, культуры и создает историческую преемственность материального и духовного достояния.
К началу XXI в. женская проблематика стала почти обязательной на многих научных конференциях по гендерной социологии, психологии, лингвистике. Феминологические исследования включены в государственный образовательный стандарт. Появились специальные периодические издания: альманахи «Социальная история» (Москва), «Гендерные исследования» (Харьков), ежегодник «Адам и Ева. Альманах гендерной истории» (Москва), журналы «Женщина +» (Москва), «Женщина в Российском обществе» (Иваново). Проблема женщины стала фокусом внимания этнографов, историков, культурологов. Проводятся отдельные исследования семейно-брачных отношений, участия женщин в общественных движениях, а также истории женской эмансипации, решение женского вопроса в СССР и т. д. Гендерные исследования о своеобразии социальной роли женщины вскрывают иерархичность построения традиционной семьи и определяют пути ее преодоления.
Следует также отметить, что российские ученые проводят фундаментальные этнографические исследования по женскому пространству народов зарубежных стран. В трудах В.Р. Арсеньева, И.И. Лунина, А.А. Маслова, Е.А. Окладниковой, Г.В. Старовойтовой, С.Б. Чернецова, Я.В. Чеснова, Т.В. Цивьян представлен комплексный анализ социально-культурной дифференциации полов и конкретные стандарты мужского и женского поведения у народов Европы, Азии, Африки, Америки, Австралии и Океании.
Западные ученые также вносят значительный вклад в исследования, связанные с женской темой. Э. Гидденс, Р. Зидер, Д. Лорбер, Ж. Мишле, Л. Сагален, Д. Силласте, М. Хоуп, К. Эстес развивают теоретические и методические аспекты науки, способствуя, в частности, применению новых подходов к изучению женского пространства у бурят, рассматриваемого как сложнейшая структура. Структурный анализ позволяет выявить в женском пространстве разновременные типы, изучить его в единстве историко-генетических, культурно-семантических и функционально-структурных аспектов. Можно отметить, что в зарубежной историографии встречаются краткие упоминания о бурятках в работах Г. Плосса «Женщина в естествоведении и народоведении» [1996] и М. Элиаде «Шаманизм» [2000].
И, наконец, в диссертационном исследовании женское пространство рассматривается в неразрывной связи с понятием «традиционная культура», которое используется нами в качестве операционного представления в соответствии со значениями, предложенными Г.Р. Галдановой, Н.Б. Дашиевой, В.М. Каирова, А.В. Костиной, И.И. Осинского, Т.Д. Скрынниковой, И.В. Суханова и др.
Оценивая степень изученности темы, отметим, что, несмотря на обилие работ, касающихся гендерных аспектов, проблема, поставленная в диссертационном исследовании, предметом комплексного изучения не становилась. Анализ совокупности женского пространства способствует раскрытию содержания архаичных пластов мировосприятия, позволяет расширить рамки этнографических, этнологических, антропологических, этнокультурологических и этногенетических исследований для включения ценностей этнокультурного наследия в современность в качестве полноправных компонентов общественной жизни. Это подразумевает также апробацию современных методов анализа, что, в свою очередь, обуславливает открытие новых перспектив в исследовании этно- и культурогенеза бурят.
Все эти факторы обусловили выбор темы и постановку исследовательской цели, которая заключается в комплексном рассмотрении, на основе историко-этнографического, этнокультурологического и семантического анализа фольклорно-этнографических материалов конца XVIII – начала ХХI в., совокупности женского пространства как сложной многоуровневой системы жизнеобеспечения общества.
Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
– определить основные составляющие женского пространства: материальные, обрядовые, семейно-бытовые и духовные сферы жизнедеятельности традиционного общества;
– на основе семантической интерпретации мифопоэтических женских персонажей разработать модель функционирования системы жизнеобеспечения в традиционной культуре бурят;
– рассмотреть условия и причины складывания традиционной картины мира, важнейшим маркером которого является культ матери-прародительницы;
– определить семантические, функциональные, генетические аспекты представлений о роли и значении женщины в системе жизнеобеспечения социума в соответствии с ее статусно-ролевыми функциями;
– в контексте мифологических сюжетов изучить систему общественных календарных и семейно-бытовых обрядов как значимого фактора в деле формирования личности женщины–хозяйки дома;
– показать исторические условия формирования специфических национально-культурных черт бурятской культуры.
Объектом исследования является традиционная культура бурят конца XIX – начала ХХ в.
Предметом исследования выступает женская составляющая традиционной культуры, ее значение и своеобразие.
Теоретико-методологическая основа исследования
Методологические предпосылки исследования определялись тем, что разные сферы женского пространства, их целостность и функционирование поддаются реконструированию только при одновременном, взаимообусловленном изучении обрядово-ритуальной практики, верований, мифологии, с привлечением материалов по этнографии, археологии, искусствоведению бурят и народов Центральной Азии и Сибири. Такой способ предусматривает единство семантического поля, функционирующего в традиционной культуре. При этом проведенное диссертационное исследование основывалось на ряде принципов, подходов, методов и методологии, определяющих сущностную сторону историко-этнографического и этнокультурологического познания:
принцип историзма позволяет изучать социально-культурные реалии женского пространства в динамике их становления и развития, когда они рассматриваются как определенная целостность, обладающая имманентным смыслом. При этом этнокультурные процессы исследуются в неразрывном единстве с цивилизационной культурой;
благодаря принципу объективности был проведен комплексный анализ и оценка совокупности женского пространства, выявлены структурообразующие элементы картины мира, основывающиеся на духовно-нравственных ценностях. Мы рассматриваем женское пространство в значении сакрального, выступающего, в свою очередь, как операциональное понятие, позволяющее реконструировать мировоззренческие основания бытия социума;
ценностный принцип этнокультурного своеобразия бурят в вопросах гендера был определен на основании аксиологических теорий и концепций, накопленных в различных областях гуманитарных наук;
принцип системности применялся при рассмотрении структуры женского пространства как совокупности религиозно-мифологического, материального, обрядового, социального компонентов, включая связь как с внешней, так и с внутренней средой, а также обратную связь.
Указанные принципы позволили привлечь ряд новых материалов, как в синхронном, так и в диахронном плане, а при реконструкции форм и содержания обрядов жизненного и календарного циклов через призму гендерных отношений, выявить и проанализировать особенности выражения ритуального воздействия на женщин, выступавших в качестве объекта или субъекта обряда.
Для методологического основания диссертационного исследования важными являются следующие подходы.
Междисциплинарный подход предполагает комплексный характер исследования [П.Г. Богатырев, Д.С. Лихачев, Ю.М. Лотман]. Интеграция знаний в области этнографии, этнологии, антропологии, истории, культурологии, семиотики способствует выявлению универсального характера женского пространства в традиционной культуре, выступающего в качестве методологически значимого операционального понятия. Сочетание методов этнографических и других гуманитарных наук позволило получить новые характеристики многообразия женского пространства и определить с позиций современной этнологической науки этнокультурные процессы, выступающие в структурном и нераздельном единстве системы жизнеобеспечения этноса. Автором на большом фактическом материале доказано, что вопросы гендера являются базовым концептом современных этнокультурных процессов.
Историко-системный подход позволяет установить причинно-следственные связи между положением женщины в традиционном обществе и религиозно-мифологическим сознанием. Это позволило не только наиболее адекватно рассмотреть и проанализировать собственно этнографические материалы, но и предложить понятийный аппарат современного научно-гуманитарного знания по отношению к изучению конкретного феномена – гендерного аспекта традиционной культуры. Женское пространство в таком ключе представляется и анализируется не только как совокупность знаков и символов, составляющих особую семиосферу бурятской этничности, но и как динамический исторический процесс, обусловленный сложным переплетением внутренних и внешних этнокультурных факторов, включающих религиозно-мировоззренческие характеристики и особенности.
При исследовании традиционной культуры применялись фундаментальные теоретико-концептуальные методы.
Так, историко-генетический, семантический и интерпретативный методы [А. ван Геннеп, Л.П. Потапов, Е.Н. Романова, Т.Д. Скрынникова, В. Тэрнер, М. Хоуп, К. Эстель.] способствовали изучению истоков формирования феномена женского пространства. В диссертационном исследовании архаические пласты народной культуры являются особой областью интересов, поскольку связаны с сохранившимися следами женского культа, выступающего как совокупность знаковых действий и предметов и отражающего мифологические универсалии, содержащие стереотипы мифоритуального поведения. Реконструкция архаической культуры позволяет выявить наиболее глубинные основы бурятской культуры, определить специфические свойства локальных этнических традиций и решить проблемы генезиса этнической культуры.
Важное место в исследовании занимает диахронный метод, который позволил показать преемственность и динамику этнокультурных процессов в разные периоды, тогда как благодаря синхронному анализу [В.Н. Топоров, А.Л. Топорков] стала возможной системная реконструкция этнокультурных оснований женского пространства в традиционной культуре. При анализе как синхронического аспекта, так и диахронического применялся историко-сравнительный метод.
Использование структурно-функционального метода [П.Г. Богатырев, И.В. Кузнецов, К. Леви-Стросс, Е. Малетинский, Н.И. и С.Н. Толстые, Д. Фрезер, М. Элиаде] позволило осуществить анализ структуры, характеристик женского пространства и показать на фактологическом материале его элементы, внутренние взаимосвязи между ними, а также способы и пути формирования и функционирования пространства как символического поля культуры, в котором женщины выступали маркерами в качестве объекта или субъекта в рамках установленных мифоритуальных традиций. Осмысление и творческое применение концептуальных идей указанных авторов позволили проанализировать женское пространство как феномен, обладающий в традиционной культуре коммуникативной, знаковой и символической функцией.
Благодаря историко-типологическому методу [А.К. Байбурин, М.В. Крюков, Е.С. Новик, С.А. Токарев, Б.Н. Путилов.] стало возможным выделить общие тенденции гендерного аспекта у соседних народов, а также доказать обусловленность феномена женского архетипа в традиционном мировоззрении.
Общетеоретической базой диссертационного исследования послужили труды авторов серии книг «Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири» [Е.Л. Львова, И.В. Октябрьская, М.С. Усманова, А.М. Сагалаев], а также исследования Г.Р. Галдановой А.В. Костиной, И.И. Осинского, В.М. Каирова, Т.Д. Скрынниковой, И.В. Суханова. Положения указанных авторов о понятиях «модель мира», «традиции», «традиционная культура» применительно к локальным этническим сообществам были для нашего исследования базовыми. Их работы позволили нам рассматривать женское пространство, в которое включены не только «нормы/ ценности/ смыслы/ символы» (представления о природе, космосе, месте человека в мире, религиозно-мифологические понятия, идеалы справедливости, мудрости, красоты, добра и зла, понимание «правильного» и «неправильного» поведения и устройства жизни и др.), но и формы их функционирования и социальной трансмиссии. Ученые понимают традиционную культуру как определенный тип культуры, основанный на мифоритуальных представлениях и сформировавшийся на ранних этапах человеческой истории. Традиционная культура выполняла и в определенной мере продолжает выполнять весь комплекс социокультурных функций, необходимых для воспроизводства человека и общества. Следует отметить, что культуру бурят можно считать традиционной, поскольку речь идет о миропонимании, сложившемся в эпоху господства мифопоэтического мышления. Возникшая в ту эпоху картина мира эволюционировала, изменялась, но в общих чертах сохранялась в некоторых обществах до начала ХХ в.
Из научных методов эмпирического исследования нами применялись методы экспедиционной работы: наблюдение, описание, интервьюирование, фотофиксация.
Источниковая база исследования. Источники по теме диссертационного исследования делятся на эмпирические (опубликованные и неопубликованные) и теоретические. В первом случае, мы определяем женское пространство не только физическими границами, связанными с хозяйственными, социальными и другими «материальными» факторами. Семиотически сопряженное с архаическими концептами и выступающее как текст и символ культуры, оно состоит из разностадиальных мифопоэтических и религиозных компонентов, удерживаемых в культурной памяти народа и передаваемых через различные фольклорно-этнографические материалы, являющиеся ценным эмпирическим источником. Прежде всего, это а) неопубликованные источники, к которым относятся:
– полевые материалы автора (ПМА), включающие непосредственное наблюдение и межличностное общение, благодаря которым был собран эмпирический материал о роли и месте женщины в семейно-бытовых и обрядовых традициях как в современных условиях, так и в традициях прошлого: фольклорные произведения, в частности, устное народное творчество, а также костюмы, украшения, суеверия и т. д. Начиная с 1995 г. проводились ежегодные научные экспедиции по территориям этнографической Бурятии: Нукутский, Боханский, Эхирит-Булагатский, Баяндаевский и Аларский районы Иркутской области (1995 – 2004); Агинский автономный округ Читинской области (ныне – Забайкальский край) (2005); Баргузинский (2000), Джидинский (2004), Тункинский (2006), Хоринский, Кижингинский районы (2007) Республики Бурятия.
– архивные материалы, сосредоточенные в фондах 1. Национального архива Республики Бурятия (НАРБ) и 2. Центра Восточных рукописей и ксилографов Института монголоведения буддологии и тибетологии (ЦВРК ИМБТ СО РАН).
В Национальном архиве Республики Бурятия представлено уникальное собрание документов, но материалы по проблемам гендера имеют фрагментарный характер. Можно отметить личные документы (Ф. 129, д.84) и законодательные, в частности, «Устав об управлении инородцами в Сибири», в котором прописаны нормативные акты семейно-бытовых отношений, касающиеся в том числе положения женщин (Ф. 460. д. 1/118. лл. 80 – 87).
В Центре Восточных рукописей и ксилографов Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН сосредоточено большое количество архивной документации. В соответствии со структурой и систематизацией ЦВРК, мы выделили использованные источники как относящиеся к личному и общему фондам.
В первом случае нами были проанализированы личные фонды бурятских исследователей-этнографов, представляющие собой этнографические очерки, где встречаются упоминания о женщинах. Так, этнографические труды в фондах М.Н. Хангалова, С.П. Балдаева, Ц. Жамцарано, Х.Н. Намсараева, У.-Ц. Онгодова, Г.Р. Галдановой, Т.М. Михайлова, А.А. Бартановой, И.Е. Тугутова, относящиеся к дореволюционному и советскому периодам, позволили проанализировать положение женщины в патриархальном обществе, их религиозные представления, семейно-брачные отношения.
Из общего архивного фонда исследованы документы, охватывающие период с конца XIX – до 70–х гг. ХХ в. Источниками послужили «Книга о православной миссии на территории Бурятии, Иркутской губернии, Забайкальской области», «Доклад и смета отдела здравоохранения Бурмонавтупра, представленные на рассмотрение Национального народного собрания», собрание бурятских пословиц и поговорок Х.Н. Намсараева, экспедиционные материалы по исследованию буддизма (К.М. Герасимовой, Г.Р. Галдановой, Т.М. Михайлова).
В монгольском фонде ЦВРК мы отобрали «Сборник сочинений» Д. Данжинова, в котором зафиксированы свидетельства о положении монгольской женщины в быту. Следует признать, что в указанных источниках в границах данного периода явно прослеживается переход к новым идеологическим установкам, связанным с изменениями исторической эпохи. Так, подчеркивается бесправие и угнетение женщин в патриархальном быту царской России.
Помимо указанных фондов, для расширения источниковой базы исследования использовались фото- и видеоархивы из музейных коллекций, библиотечных фондов гг. Улан-Удэ, Кяхта, Иркутск и пос. Усть-Орда Иркутской области, материалы личного архива. Анализ всех доступных источников позволил убедиться в уникальности и самобытности каждой локально-территориальной группы бурят, что было обусловлено историческим процессом культуро- и этногенеза и на основании изучения источников стало возможным исследовать детали жизни и быта, составить общее преставление о месте женщины в традиционном обществе
Кроме того, в диссертации использовались в качестве источников опубликованные материалы, в частности, мифологические и фольклорные тексты, такие как бурятские народные сказки, героический эпос, легенды, мифы и предания. Указанные памятники устного народного творчества, несомненно, обладают полисемантическим характером, поскольку в них в сложном переплетении присутствуют социальные (буквальные), аллегорические, нравственные и символические слои. Поэтому структурно-семантический и семиологический анализ каждого произведения позволяет выявить мировоззренческую структуру представлений о женском в разных аспектах и образах, что является отражением архаической картины мира (Абай Гэсэр–хубун [1961; 1964], Айдурай Мэргэн [1979], Аламжи Мэргэн [1936], Бурятский героический эпос [сост. М.И. Тулохонов, 1991], Небесная дева лебедь: Бурятские сказки, предания и легенды [сост. И.Е. Тугутов, А.И. Тугутов, 1992], Л.Е. Элиасов [Народные предания, 1960] и др.).
Среди нарративных источников особое место занимают «Сокровенное сказание монголов» [С.А. Козин, 1990] и «Бурятские летописи» [Ш.Б. Чимитдоржиев, Ц.П. Ванчикова, 1995], в которых можно выявить представления о женщине, ее положении и месте в обрядовой и повседневной сферах традиционного общества.
Значимое место в материалах занимают источники, содержащие законодательные и юридические нормы и правила («Уложения», «Приговор верхоленских бурят», «Обычное право селенгинских бурят», «Обычное право хори бурят». В таких источниках отражается политико-юридическая система контроля за поведением человека, в частности женщины, в семье и обществе. Анализируя содержание вышеназванных материалов, мы видим, что с официальным законодательством буряты сталкивались нечасто, поскольку большая часть повседневных отношений, особенно в семье, регулировались традицией, которая была для исследуемого периода незыблемой. Нормы обычного права, выступающие в качестве источника правовых письменных норм, были призваны регулировать либо отношения между новыми, прежде не существовавшими социальными группами, либо новые отношения, в которые не вступали члены традиционного общества. Данные изменения были обусловлены влиянием на традиционное общество, с одной стороны, римского права, лежащего в основе правовых отношений царской России, а с другой стороны – буддизмом и, в меньшей степени, православием. Так, буддийские нормы четко прописывали моральные и этические правила поведения и обязанностей женщин в обществе и семье, что отражено в таких сочинениях как Дхаммапада [1960], История Чойжид-дагини [1990], Учение Будды (изречения Будды) [1992]. Особый интерес представляют опубликованные в начале ХХ в. нравоучения священнослужителя Э.Х. Гальшиева «Зерцало мудрости» [1966], в которых были переосмыслены и приведены в соответствие с буддийским образом жизни правила поведения, этикет, в том числе касающиеся внутрисемейных отношений.
В работе использовались статистические данные, содержащиеся в работах С.К. Патканова «О приросте инородческого населения Сибири [СПб, 1911], И. Серебренникова «Инородцы Восточной Сибири, их состав и занятия» [Иркутск, 1913], благодаря которым выявлен в общем виде «бурятский женский вопрос» начала ХХ в.: прирост, состав, сферы деятельности.
Особое место в исследовании занимают материалы из средств массовой информации. Это научные, научно-познавательные издания: журналы: «Записки ВСОРГО по этнографии», «Записки Читинского отделения Приамурского отдела РГО», «Известия ВСОРГО», «Бурятиеведение», «Этнографическое обозрение», «Вестник МГУКИ», «Вопросы культурологии», «Традиционная культура», «Религиоведение», «Известия РГПУ», «Восточная коллекция» и т. д. В этих публикациях помимо информационных сообщений, содержатся аналитические исследования, оживленно обсуждаются исторические, фольклорно-этнографические и этнокультурологические проблемы, связанные с «женским вопросом» как в традиционной культуре, так и в современных условиях. Периодическая печать, местные газеты: «Правда Бурятии», «Молодежь Бурятии», «Угайм зам», публикующих исторические материалы о прошлом бурятского народа, в которых иногда встречаются упоминания о жизни буряток. Кроме того, в последнее время активно используются обширные ресурсы Интернет.
Исследована научная литература, в области материальной, семейной и религиозно-ритуальной культуры бурят. Тематически эту литературу можно разделить следующим образом:
– этнографические исследования по женской одежде, украшениям и прическе. Таких работ достаточное количество, но наиболее значимыми мы считаем монографии Р.Д. Бадмаевой «Бурятский народный костюм» [1987] и С.Б. Самбуевой «Символика традиционного бурятского женского костюма» [2004], которые содержат полный материал по женским костюмным комплексам локально-региональных групп бурят и исследуют знаковую функцию женских традиционных костюмов и украшений;
– исследования, содержащие ранние и общие сведения о социальном и семейном положении женщин в традиционном обществе. К таким работам относятся труд И. Георги [1799] и воспоминания М. Кроля [2008]. Материалы по свадебной обрядности кудинских и унгинских бурят представлены в трехтомном собрании сочинений М.Н. Хангалова [2004]. Интересные сведения об особенностях обрядов агинских бурят представлены в работе Л. Линховоина «Заметки о дореволюционном быте агинских бурят» [1972]. В монографии С.П. Балдаева «Бурятская свадьба» [1959] дается подробное описание цикла западнобурятских свадебных обрядов, в которых автор выявляет архаические следы матрилокальных отношений. Наиболее полные этнографические сведения о свадебной обрядности содержатся в работе К.Д. Басаевой «Семья и брак у бурят» [1980, 1991], где наряду с историческими источниками приводятся материалы современных полевых исследований о локальных вариантах свадебных обрядов. Следует отметить этнографические работы Г.Р. Галдановой [1986, 1987, 1992], Г.Н. Очировой [1986], в которых имеются подробные описания свадебной обрядности разных групп бурят (закаменских, сартулов);
– труды по родильным обрядам Г.Р. Галдановой [1992], К.Д. Басаевой [1980, 1991], Д.Б. Батоевой [1998, 2002] выявляют не только регионально-территориальные особенности семейно-бытовых праздников и обрядов, но и древнейшие следы ранних верований;
– исследования Т.М. Михайлова [1980, 1987], Д.С. Дугарова [1991], посвящены историко-генетической интерпретации обрядов календарного цикла с участием женщин;
– в работах П.П. Баторова [1890], Г.Ц. Цыбикова [1991], С.В. Иванова [1951], А.П. Окладникова [1955, 1960, 1970, 1976], Т.А. Бертагаевой [1973], Т.Д. Скрынниковой [1997, 2000, 2002], Н.Н. Николаевой [2008] представлена культурно-семантическая интерпретация мифологических женских образов в разных сферах традиционной культуры: обрядах, мифах, эпосе, верованиях. Вышеуказанные авторы сосредотачивали свое внимание на важнейших аспектах традиционной культуры, но гендерная тематика не была доминирующей, «женский вопрос» являлся лишь частью их исследований.
Хронологическими рамками исследования является период со второй половины XVIII в. и по начало ХХI в., что обусловлено крайними датами известных в настоящее время источников. В диссертации основные границы относятся к XIX – началу XXI в.
Территориальные рамки исследования охватывают этническую Бурятию, включающую в себя Республику Бурятия, Агинский и Усть-Ордынский бурятские автономные округа, Иркутскую и Читинскую области в административных границах до 2008 г.
Научная новизна работы
1. Впервые проведено комплексное исследование женского пространства как проявления системного характера традиционной культуры этноса в контексте междисциплинарного подхода. В свете гендерных представлений рассмотрены элементы традиционной культуры: верования, фольклор, обряды, одежда, украшения, утварь и выявлены следы функционирования культа матери-прародительницы.
2. Исходя из исследования мифа-ритуала, обосновано выполнение женщинами сервильных функций и прослежены средства и способы воспитания женщины в традиционной культуре, являющейся, согласно мифопоэтическому воззрению, воплощением архаического образа матери-прародительницы.
3. Аргументированы новые принципы реконструкции формы и содержания обрядов жизненного и календарного циклов через призму гендерных отношений, что позволило привлечь ряд новых материалов как в синхронном, так и в диахронном аспекте.
4. Выявлены и проанализированы особенности выражения ритуального воздействия на женщин, выступавших в качестве субъекта или объекта обрядов. В этой связи выделены и охарактеризованы функции женщин, выполнявших роль жриц, чью идейную основу составлял культ матерей-прародительниц, и механизмы взросления женщины, приобретения ею психофизических качеств хранительницы домашнего очага и семейного благополучия.
5. Раскрыты роль и значимость женщины как медиатора сложения и функционирования традиционной картины мира.
6. Рассмотрены генетические, семантические, структурные и функциональные аспекты женского пространства, выявлена преемственность и связь культурной традиции бурят с тюрко-монгольской, тунгусо-маньчжурской, индоарийской картиной мира.
7. Предложены трактовка и интерпретация понятийного аппарата современных гуманитарных исследований применительно к женскому пространству традиционной культуры бурят конца XIX – начала ХХ в.; разработан метод исследования совокупности женского пространства как структуры, обладающей устойчивостью и гибкостью, обеспечивающей внутреннюю динамику и адаптацию к изменяющимся социокультурным процессам. Автором на большом фактическом материале доказано, что вопросы гендера являются базовым концептом современных этнокультурных процессов.
Теоретическая и практическая значимость работы. Положения и выводы, сформулированные в диссертации, могут быть использованы в этнографических, этнологических, исторических, культурологических, социологических исследованиях гендерных аспектов этнической культуры. Результаты диссертационной работы станут весомым дополнением для изучения самобытности истории и культуры бурят, а также процессов этно- и культурогенеза.
Практическая ценность диссертационной работы состоит в том, что ее результаты позволяют обеспечить разработку и усовершенствование специальных курсов «Теория и история народной художественной культуры», «Этнография бурят», «Семантика традиционной культуры» для учащихся средних специальных учебных учреждений и высших учебных заведений; организовывать курсы повышения квалификации для руководителей этнокультурных и национальных центров, фольклорных коллективов; разработанный банк данных может лечь в основу работы семинаров при Комитете по социальной политике, Консультативного Совета женщин при мэрии г. Улан-Удэ, городской ассоциации «Семья».
Апробация работы. Основные положения диссертационной работы докладывались и обсуждались на конференциях, симпозиумах и конгрессах, в том числе региональных – «Национальная хореография: проблемы и перспективы развития» (Улан-Удэ, 2002); «Хореографическое образование в Восточно-Сибирском регионе: тенденции развития. История. Концепции. Перспективы» (Улан-Удэ, 2003); «Культурно-досуговая деятельность и народное художественное творчество: парадигмы XXI века» (Улан-Удэ, 2006); «Женщина в современном мире» (Улан-Удэ, 2007); «Культурный потенциал Байкальского региона» (Улан-Удэ, 2009), всероссийских – V, VI, VII, VIII Конгресс этнологов и антропологов России (Омск, 2003, СПб, 2005, Саранск, 2007, Оренбург, 2009); «Молодая археология и этнология Сибири» (Чита, 1999, Новосибирск, 2000), международных – «Байкальские встречи» (Улан-Удэ, 1998, 2002, 2004, 2005, 2006, 2008); «Культурное пространство Восточной Сибири и Монголии» (Улан-Удэ, 2007, 2008, 2009); «Интеграция археологических и этнографических исследований (конференция, посвященная 290-летию со дня рождения С.П. Крашенинникова)» (Ханты-Мансийск, 2002); «Культура и образование: проблемы и перспективы» (Улан-Удэ, 2006); «История и культура народов Сибири, стран Центральной и Восточной Азии» (Улан-Удэ, 2007); «Мир Центральной Азии» (2007); «Культурное многообразие: от прошлого к будущему» (СПб, 2008).
Структура диссертации состоит из введения, четырех глав, состоящих из параграфов и подпараграфов с выводами по каждому из них, примечаний, списка литературы, списка сокращений, экспедиций и двух приложений, иллюстрирующих мир женщины конца XIX – начала ХХ в.
Культ Умай у тюрко-монгольских народов
Из общего архивного фонда исследованы -документы, охватывающие период с конца XIX - до-70-х гг. XX в. Источниками послужили «Книга о православной миссии на территории Бурятии, Иркутской губернии, Забайкальской области», «Доклад и смета отдела здравоохранения Бурмонавтупра, представленные на рассмотрение Национального народного собрания», собрание бурятских пословиц и поговорок Х.Н. Намсараева, экспедиционные материалы по исследованию буддизма (К.М. Герасимовой, Г.Р. Галдановой, Т.М. Михайлова).
В монгольском фонде ЦВРК мы отобрали «Сборник сочинений» Д. Данжинова, в котором зафиксированы свидетельства о положении монгольской женщины в быту. Следует признать, что в указанных источниках в границах данного периода явно прослеживается переход к новым идеологическим установкам, связанным с изменениями исторической эпохи. Так, подчеркивается бесправие и угнетение женщин в патриархальном быту царской России.
Помимо указанных фондов, для расширения источниковой базы исследования использовались фото- и видеоархивы из музейных коллекций, библиотечных фондов гг. Улан-Удэ, Кяхта, Иркутск и пос. Усть-Орда Иркутской области, материалы личного архива. Анализ всех доступных источников позволил убедиться в уникальности и самобытности каждой локально-территориальной группы бурят, что было обусловлено историческим процессом культуро- и этногенеза и на основании изучения источников стало возможным исследовать детали жизни и быта, составить общее преставление о месте женщины в традиционном обществе
Кроме того, в диссертации использовались в качестве источников опубликованные материалы, в частности, мифологические и фольклорные тексты, такие как бурятские народные сказки, героический эпос, легенды, мифы и предания. Указанные памятники устного народного творчества, несомненно, обладают полисемантическим характером, поскольку в них в сложном переплетении присутствуют социальные (буквальные), аллегорические, нравственные и символические слои. Поэтому структурно-семантический и семиологическии анализ каждого произведения позволяет выявить мировоззренческую структуру представлений о женском в разных аспектах и образах, что является отражением архаической картины мира (Абай Гэсэр-хубун [1961; 1964], Айдурай Мэргэн [1979], Апамжи Мэргэн [1936], Бурятский героический эпос [сост. М.И. Тулохонов, 1991], Небесная дева лебедь: Бурятские сказки, предания и легенды [сост. И.Е. Тугутов, А.И. Тугутов, 1992], Л.Е. Элиасов [Народные предания, 1960] и др.).
Среди нарративных источников особое место занимают «Сокровенное сказание монголов» [С.А. Козин, 1990] и «Бурятские летописи» [Ш.Б. Чимитдоржиев, Ц.П. Ванникова, 1995], в которых можно выявить представления о женщине, ее положении и месте в обрядовой и повседневной сферах традиционного общества.
Значимое место в материалах занимают источники, содержащие законодательные и юридические нормы и правила («Уложения», «Приговор верхоленских бурят», «Обычное право селенгинских бурят», «Обычное право хори бурят». В таких источниках отражается политико-юридическая система контроля за поведением человека, в частности женщины, в семье и обществе. Анализируя содержание вышеназванных материалов, мы видим, что с официальным законодательством буряты сталкивались нечасто, поскольку большая часть повседневных отношений, особенно в семье, регулировались традицией, которая была для исследуемого периода незыблемой. Нормы обычного права, выступающие в качестве источника правовых письменных норм, были призваны регулировать либо отношения между новыми, прежде не существовавшими социальными группами, либо новые отношения, в которые не вступали члены традиционного общества. Данные изменения были обусловлены влиянием на традиционное общество, с одной стороны, римского права, лежащего в основе правовых отношений царской России, а с другой стороны - буддизмом и, в меньшей- степени, православием Так,. буддийские нормы четко прописывали моральные и этические правила. поведения и обязанностей женщин в обществе и семье, что отражено в таких сочинениях как Дхаммапада [1960], История Чойжид-дагини [1990], Учение Будды (изречения Будды) [1992]. Особый интерес представляют опубликованные в начале XX в. нравоучения священнослужителя Э.Х. Гальшиева «Зерцало мудрости» [1966], в которых были переосмыслены и приведены в соответствие с буддийским образом жизни правила поведения, этикет, в том числе касающиеся внутрисемейных отношений.
В работе использовались статистические данные, содержащиеся в работах С.К. Патканова «О приросте инородческого населения Сибири [СПб, 1911], И. Серебренникова «Инородцы Восточной Сибири, их состав и занятия» [Иркутск, 1913], благодаря которым выявлен в общем виде «бурятский женский вопрос» начала XX в.: прирост, состав, сферы деятельности.
Особое место в исследовании занимают материалы из средств массовой информации. Это научные, научно-познавательные издания: журналы: «Записки ВСОРГО по этнографии», «Записки Читинского отделения Приамурского отдела РГО», «Известия ВСОРГО», «Бурятиеведение», «Этнографическое обозрение», «Вестник МГУКИ», «Вопросы культурологии», «Традиционная культура», «Религиоведение», «Известия РГПУ», «Восточная коллекция» и т. д. В этих публикациях помимо информационных сообщений, содержатся аналитические исследования, оживленно обсуждаются исторические, фольклорно-этнографические и этнокультурологические проблемы, связанные с «женским вопросом» как в традиционной культуре, так и в современных условиях. Периодическая печать, местные газеты: «Правда Бурятии», «Молодежь Бурятии», «Угаіім зам», публикующих исторические материалы о прошлом бурятского народа, в которых иногда встречаются упоминания о жизни буряток. Кроме того, в последнее время активно используются обширные ресурсы Интернет.
Следы женского культа в традиционной культуре бурят
Возможно, что здесь заключен более глубокий смысл, связанный с идеей мужской инициации, когда юноша должен вступить в противоборство со жрицами, попасть в мир предков (горы, деревья), использовать красную лиственницу в качестве вместилища сульдэ, поесть инаковой пищи -«красных червей», после чего он возрождался в статусе мужчины-шамана.
Со временем, в ходе развития шаманизма в бурятском обществе, появилась потребность в регуляции количественного и качественного состава служителей шаманского культа, в связи с чем стали возникать специальные посвящения в шаманский сан, появилось требование иметь на то настоящее право - удха в юридическом смысле, в порядке наследования по мужской линии. Из-за этого права нередко происходили тяжбы и даже открытая борьба как между отдельными людьми, так и между родами, оспаривавшими его друг у друга. Поэтому наследственное удха оберегалось мужской частью как семьи, так и рода. Согласно преданиям бурят, 9 сыновей небесного кузнеца Божинтоя убивают в долине р. Оки свою сестру Эйлнк-Мулик и зарывают ее в землю головой вниз из опасения, что она, выйдя замуж, перенесет в чужой род секреты их кузнечного ремесла [Манжигеев, 1978, с. 106]. По сообщению М.Н. Хангалова, в одном шаманском роду Бузгат 6 братьев «...убили свою сестру с целью, чтобы их наследственное право (стать шаманом) не могло перейти к другим бурятам, а в другом шаманском роде Додоевской семьи отец и мать зарыли свою дочь живою в землю; в племени Булагат с этой же целью 6 сыновей Бузган убили свою сестру, отрезав у нее соски на груди» [2004, т. I, с. 175]. Подобные представления встречались даже в конце XIX в. В случае защиты своего удха могли убить даже ребенка. Так, сохранилось предание; что у одной женщины родился» мальчик, у которого к 8 годам стали проявляться способности легендарного богатыря Загаши-бухэ. Ее братья, заманив ребенка в степь, зарезали его ритуальным способом (как жертвенное животное), оставили умирать в муках. Эти братья были прокляты и вскоре сами умерли, не дав потомства [ПМА, 2005].
Однако в целом представление, что в роду наследственное право удха с выходом замуж дочери будет потеряно навсегда, уже не было однозначным. Позже стало считаться, что шаманский дар в этом роду мог проявиться в следующем поколении, например, у внука (сына сына), либо через поколение [Дондокова, 2002, с. 116]. В конце XIX в. в бурятском обществе, как уже говорилось, было значительное преобладание мужчин среди служителей шаманского культа. Такое положение сложилось в силу того, что девочкам, по свидетельству М.Н. Хангалова, в семьях с наследственной удха разрешалось наследовать право на шаманскую деятельность только в случае отсутствия ребенка мужского пола в семье [2004, с. 175].
Вместе с тем, несмотря на существовавшие ограничения для шаманок в бурятском обществе, факты, запечатленные в истории, свидетельствуют, что некоторые из них все же добивались высокого положения и общественного признания. Так, в памяти бурятского народа сохранилось известное предание о поездке к Петру І в 1702 - 1703 гг. делегации одиннадцати хоринских родов с главной целью защитить бурятский народ от притеснений со стороны русской администрации и добиться признания законных прав бурят на свои исконные земли. В состав этой делегации входила знаменитая молодая. шаманка Абжу-удаган (Эрэхэн-удаган), много раз выручавшая бурятских послов в пути, предчувствуя своим ясновидением разные опасности, своей красотой, смелостью и. умом поразившая самого Петра I. Считается, что ее красивая, смелая речь перед русским царем явилась одной из главных причин удачного результата ходатайства хоринских бурят в Москве. Согласно преданию, эта шаманка не выдержала трудности путешествия и на обратном пути ослепла. Когда же делегация находилась на грани гибели от голода, она отдала себя на съедение своим товарищам, благодаря чему им удалось добраться до дома и обрадовать сородичей грамотой Петра I, во многом облегчившей участь бурят-монголов [Чимитдоржиев, 1991, с. 29 - 33].
В фольклоре бурят упоминается имя еще одной известной шаманки -Замбалын удаган, которая, согласно легенде, распространенной у закаменских бурят, пользовалась большим уважением среди шаманистов вследствие своей принципиальной приверженности к шаманской религии. В легенде говорится о том, что эта шаманка упорно не хотела порывать со своей религией, в связи с чем рассерженный Санагинский ширетуй-лама силой отрезал ей волосы. Оскорбленная шаманка, поклявшись погубить ламу, послала на него неизлечимую болезнь. Тот обратился за помощью к сильному седоголовому ламе Жамсарану, который, в конце концов, погубил шаманку, бросив ей в глотку огненный шар [Урсынович, 1930, с. 26].
В архивных материалах, благодаря одной истории, связанной с вице-губернатором Иркутской губернии Плещеевым в середине XIX в., запечатлелось имя наиболее известной шаманки этого края - Десук, к которой за помощью обращалась тогда вся высшая администрация иркутской провинции, включая и управляющего этим краем вице-губернатора. Согласно архивным данным, последний просил ее погадать о его судьбе, боясь ответственности за служебные злоупотребления. О тайном визите вице-губернатора к шаманке узнал местный архиерей Иннокентий Нерунович, который не замедлил донести на него в Синод, откуда дело пошло в сенат. Возникла, как в таких случаях говорится, громкая история [общ. арх. фонд, д. 3406]. С Иркутском связано еще одно упоминание о судьбе шаманки Ная, которую, с тем, чтобы обличить ее «фокусы», поместили в психиатрическую больницу. Там врачи без наркоза делали ей операции, отрезали разные части тела. После смерти она, став, заяном, наказала своих мучителей [ПМА, 1995].
Одежда, прическа и украшения замужней женщины
У хакасов данная часть одежды известна под названием сегедек (сигедек) - спинка делалась со швом; шов спины и боковые швы украшались «узорным шитьем из разноцветных шелков», подол, борта, проймы и горловина - золотыми шнурами, позументом или плотной вышивкой. «Некоторые франтихи не довольствуются этими украшениями и вышивают также спинку от плеч до пояса красивым узором из разноцветных шелков» [Кулаков, Кузнецова, 1898, с. 166 - 167]. Замужние женщины некоторых групп тувинцев (особенно западных) носили цегедек, однотипную с алтайским чегедеком и женской одеждой в Западной Монголии. Надо отметить, что в монгольско-русском словаре К.О. Голстунского cegedi — это верхняя часть груди [1893, с. 263], что семантически перекликается с вышеупомянутым названием короткой безрукавки сээжэбшэ «нагрудник» и говорит о том, что она была призвана защищать грудь. Данные безрукавки были аналогичны отрезным по талии длиннополым безрукавкам бурятских женщин.
У русских старожилов Приобья также существовали «рубашкообразные» платья подобного покроя, называвшиеся халадаями (так же как у западных бурят и якутов). Во второй половине XIX в. женщины-старожилки их носили как обрядовую одежду. Для этнокультурных групп русских крестьян Приобья - чалдонок и кержачек - халадаи служили праздничным нарядом. Эта одежда туникообразного покроя, часто на кокетке, полностью скрывала фигуру, а высокий воротник-стойка едва не доходил до подбородка [Фурсова, 2005].
Вместе с тем в некоторых случаях от пояса как важнейшего сакрального атрибута женщины не отказывались. Например, тувинки и женщины некоторых групп, живущих в Монголии, имели пояс, но он различался по цвету, у мужчин - синий или голубой, а у женщин - красный [Потапов, 1969, с. 215]. Как видим, сохраняется с одной стороны функция оберега, а с другой, семантически важным является изменение его цвета «красный», выступающий в значении жизнетворения (см.: глава I). 8 У восточных бурят монетки на безрукавки не нашивались, что отмечала еще А.В. Потанина [1895, с. 27]. Но они присутствуют, в частности, в костюме эвенков; причем расположены аналогичным образом - имеющиеся источники свидетельствуют о существовании в прошлом весьма тесных и разнообразных контактов между предками бурят и эвенков; тунгусский этнический пласт, безусловно, древнейший в составе бурят. В особенности распространены эвенкизмы в говорах западных бурят [Нимаев, Нанзатов, 2004, с. 46 - 47]. Интересно, что костюм с передником или нагрудником, украшенный стеклянными бусами, крашеным волосом, серебряными кольцами и кружками, известен у тунгусских племен XVIII в. [Ивашина, 1982, с. 71 — 72]. У якутов тоже существовала безрукавка, богато украшенная бисером и металлическими бляшками, одеваемая поверх платья: «наряд вверху и на подоле украшается серебряными и оловянными блестками и голубым или белым бисером».
В? якутской традиции Р.С Гаврильева, исследуя: женскую одежду в контексте свадебной и/ родильнош обрядности, вышла» на; культ, боГИНИі плодородияш деторождения Айыысыт [2000J.C.2Т]:.., 10 Религиозное; почтение; к. лебедям; прослеживается? и у соседних, народов: Таю,, в якутской; традиции. женщины при виде птиц? старались. спрятать свое лицо, чтобы; они не забрали их схобош По устному сообщению Гаврильевой Р:Щ при первых звуках лебединого курлыкания;, идущие по своим делам женщины; падали лицом вниз и ждали, когда- лебеди пролетят мимо- считалось, что если лебеди увидят женщин, то оншмогут забрать,их с собой. У якутов обязательной принадлежностью замужней женщины в древности являлась г шуба сангыйах, на спине которой сверху вниз идут полосы; образующие «елочный узор», который; символизировал птичье оперение, крылья и, согласно А.П; Окладникову, эта. одежда имела важное ритуальное значение и соответствовала сигедеку хакасов; чегедеку алтайцев и других этносов1. У хакасов и тувинцев; существовал обычай, связанный со сватовством, - они убивали; лебедя, надевали на него; женскую безрукавку со всевозможными украшениями, преподносили ее представителям другого рода и взамен требовали невесту [Єамбуева; 2000].
Выявляя связь женщин; с птицами, А.МІ Єагалаев; приводит многочисленные параллели в урало-алтайской мифологии. Интересны сведения об архаичных «птичьих» песнях манси. В. их содержаниях говорится, как птица высиживает первую женщину прародительницу и тем; самым демонстрируется переход от предка-птицы к предку-человеку. Причем, в прошлом, как полагают исследователи, при их исполнении использовались «специальные одеяния, сшитые из птичьих шкурок» [Сагалаев, 1991, с. 78]. Возможно, что потом птичьи шкурки были заменены просто символическим изображением птицы в одежде и вшазвании:
Е.М; Василевич писала, что эвенкийские женщины в старину поверх рубашки носили кофту доколи с круглым воротом, разрезами на подоле спереди и сзади и с двойной левой полой. Шили ее из ровдуги и шелка с рукавами или без оных. Причем исследователь отмечает, что название такой кофты, встречавшееся у маньчжуров в виде безрукавки, сохранилось у некоторых групп эвенков (сымских, илимпийских, баргузинских) за верхней женской одеждой с рукавами из осенних оленьих шкур дэкэли, дэкэлики. Данное название одновременно означает и птицу кулика (дэкэли, доколикіі) и по ее мнению, указывает на древний материал, употреблявшийся на одежду -птичьи шкурки. В подтверждение этого исследователь отмечает, что эвенки-манегры еще в XX в. шили из утиных шкурок детские шубки улбучан [1976, с. 112].
Семантика обрядов перехода периода совершеннолетия
После этой песни молодых усаживали на постель, все присутствующие: проговаривали-слова благопожелания и уходили в дом к отцу жениха, где пиршество продолжалось.
На следующий день родственники по очереди приглашали гостей к себе домой. Этот обычай назывался айлшануудые гулитхаха. На 4 - 5 день гости уезжали домой; У молодых собирались, все родственники жениха для проведения церемонии мунэкэнэй оёор ууха допивать остатки . Для этого старухи собирали весь,остаток кушаний и водки и угощали присутствующих. После чего все расходились.
Таким образом, главным назначением ритуала становится преобразование женщинами «природного/чужого/невеста» в «социальное/своя/невестка». Данный этап- свадебной обрядности призван изменить характеристику индивида, когда «одна часть принадлежит прошлому, а другая» — будущему. В ритуале первое отделяется и-уничтожается; а второе — усиливается и «достраивается» [Байбурин, 1993; с. 72]. Для проведения этого действия используется мотив расчленения/воссоединения, который прослеживающийся в церемониях расплетания-расчесывания-заплетания. волос, переодевания одежды разрывания коврика, на котором стояла невеста. Все действия сопровождаютсяшлачем, смехом, специальными благопожеланиями, пением, что в совокупности подчеркивает критичность ситуации, отражавшейся также в церемониях закрывания и последующего открывания лица невесты, которую выполняли женщины рода жениха. А.В. Юдин объясняет это стремлением сознания мифологического человека расчленить,, разделить мир, словно ритуальную жертву, а затем- вновь собрать воедино для того, чтобы присвоить мир, сделать его» своим, соответственно — безопасным и понятным [1999, с. 36 — 37]. «Такова наша женская практика медитации — вызывать мертвые и расчлененные части самих себя, вызывать мертвые и расчлененные аспекты самой жизни. Та, кто воссоздает из того, что умерло, — всегда двойной архетип. Мать Творения - всегда еще и Мать-Смерть, и наоборот» [Эстес, 2001, с. 42]. Данный мотив сопровождается процессом наделения невесты плодотворящей силой матери-прародительницы, который проявляется, во-первых, через процесс надевания женской одежды и украшений круглой или квадратной формы. Известно, что данные геометрические символы в традиционном представлении — полисемантические знаки, однако, оба они соотносятся со значением понятия женское, Земля, Вселенная и т. д. [Баторова, 1998, с. 101]. Во-вторых, наделение неофитки плодотворящей субстанцией матери-прародительницы и благодатью рода мужа происходит через цикл обрядов мургэмжэ, связанный с поклонением невесты онгонам жениха (духам-покровителям, божествам семьи жениха), старейшинам рода жениха, свекру, свекрови, другим родственникам и их родовому (домашнему) огню. Следует обратить внимание на семантику нарядной шубы с безрукавкой матери жениха, которую вешают на березку с наклоном в сторону солнца (Мать-солнце).
Функции посвятителей, связанных с материнским культом выполняют свекровь, старики и старухи рода жениха. Они готовят ритуальную пишу, благословляют невесту, используя, в том числе зерна, молочные и мясные продукты, совершают обряды по «включению» ее в род жениха, через разведение нового огня и обращение к духам семейного и родового очага, взаимный обмен подарками. Восстановительный процесс предусматривает формирование нового облика и наделение новыми качествами хранительницы; домашнего очага. Помимо этого они проводят обряды по сакрализации и о-своению рода невесты, угощают духов; огня- и местности, кормят гостей и следятза общественным" гулянием. Таким образом; основная функция женщин: родш жениха заключается .в о-своении: и о-культуривании «нового» члена общества включении? ее в, род, мужа через церемонии;. символизирующие процессы расчленения; и Л воссоединения при; одновременном наделении; неофита плодотворящей субстанцией и благодатью.
Мйфоритуальное приобщение невесты отражено в! строгой регламентации; костюма замужней женщины. Отныне после свадебных обрядов, женщина должна находиться всегда в полном костюме замужней женщины. Как уже говорилось, наиболее строго это соблюдалось в ношении; безрукавки- и шапочки. Є одной; стороны, данные атрибуты не были в; функциональном отношении необходимыми. Однако в соответствии с индикаторами сакральности именно- они; по мифологическим представлениям, наиболее важны и существенны. Считается, что эти запреты связаны с этикетом и нормами семейно-бытовой практики. По нашему мнению; здесь присутствует тема цивилизаторской функции данных слоев; одежды и идея о-культуривания и. о-своения природного женского начала.
Изменение одежды и прически естественно1 не единственные способы преобразования индивида и его социализация.. Это лишь очередные знаки превращения девушки в женщину. Данные атрибуты одежды, символизировали то; что обладательница их уже прошла, инициационный процесс и принадлежит миру рода мужа. Ио сообщению; Г.VI Галдановой; прическа замужней женщины (2 косы), символизирует, что отныне она становится хранительницей жизненной1 силы своего мужа, и теперь они составляют одно целое [1986, с. 156].
По; нашему мнению, первые строчки повелений: «Огторгойда оройгоо харуулха eho убэй, дайдада долана харуулха eho убэй» Небу нельзя показывать макушку (непокрытую голову), земле (миру) - обнаженную спину (лопатки) , символизируют запрет на показ Небу, которое ассоциируется с мужским природным, своего природного, т. е. не о-культуренного, заключенного в женских волосах. Последние строчки, ассоциируются? с запретом на показ не спины, а того, что- находится сзади. Запрет показывать свою голову № спину, символизирует то, что; включаясь»в род мужа (свекор, онгоны, Небо, Єолнце, Луна), женщина-чужеродка не должна демонстрировать своих (чужих) божеств, находящихся сзади, т. е. свой «иной» мир. В1 любом случае женщина остается под покровительством своих божеств и не теряет связи со своим родом. Например, после рождения ребенка к роженице на помощь обычно приезжала ее близкая родственница. При сильном заболевании ее увозили в родной дом, т. к. считалось, что, находясь там, она быстрее выздоровеет под покровительством своих родовых духов. О связи женщины со своим родом говорит и тот факт, что вдова после смерти мужа имела право вернуться в свою родовую общину [Дондокова, 2002, с. 54]. Восприятие женщины как чужеродки и стремление обезопасить род мужа на сакральном уровне отразились ряде запретов: на вербальном уровне - не произносить вслух имен родителей мужа и всех его родственников І по восходящей линии. «Женщина проживает до глубокой старости, до 80 лет, но все-таки не произносит имен своих хадам (родителей мужа), хотя они, может быть, уже все давным-давно умерли» [Хангалов, 1958, с. 262 — 263]. В свою очередь, на заключительных этапах свадебной обрядности в обрядах бэриин мургэл, гэр толлохо, молодуха в статусе «молодой хозяйки дома» должна перед ними продемонстрировать новые качества и свойства, совершая самостоятельные обрядовые действия, связанные с домашним очагом.
