Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Историографический обзор проблемы этнокультурной адаптации русских в Сибири в сфере зодчества
Глава 2. Семантика освоения пространства в оборонном зодчестве в аспекте адаптационных процессов
2.1. Разведка территории и строительство первых крепостей 53
2.2. Казымский острог 77
2.3. Зашиверск 95
2.4. Форт Росс: русская крепость на американском континенте 132
Глава 3. Роль символико-морфологических основ традиционности православного храмового зодчества в этнокультурной адаптации русских
3.1. Храмовый комплекс Софийского собора в Тобольске (1621-1677 гг.)
3.2. Церковь Троицы Живоначальной в Томске (1654 г.) 159
3.3. Церковь Казанской Божьей Матери в Илимске (1679 г.) 166
3.4. Особенности адаптационной модели духовного освоения русскими территории своего проживания на примере церквей Тобольской епархии (по справочным материалам начала XX в.).
3.5. Основные принципы геометрии и морфологии православных храмов Сибири
3.6. Семантика церковных сооружений и обрядовых действий строительства
Глава 4. Формирование жилой среды 262
4.1. Городские и сельские постройки XVII - XVIII вв. 262
4.2. Традиции строительного дела средневековой Руси и домостроение старообрядцев Приобья в конце XIX - начале XX вв.
4.3. Верования и семантика элементов жилища русских крестьян 313
Глава 5. Адаптационный потенциал зодчества русских Сибири XVII - XX вв.
5.1. Изменчивость и этнокультурные инварианты зодчества русских в Сибири
5.2. Мировоззренческое содержание храмового зодчества как фактор стабилизации адаптации русских в Сибири
5.3. Адаптационный потенциал зодчества русских и феномен «движущегося этноса»
Заключение 396
Список литературы и опубликованных источников 405
Указатель полевых исследований автора 442
Список информаторов 444
Список сокращений
- Историографический обзор проблемы этнокультурной адаптации русских в Сибири в сфере зодчества
- Разведка территории и строительство первых крепостей
- Храмовый комплекс Софийского собора в Тобольске (1621-1677 гг.)
- Городские и сельские постройки XVII - XVIII вв.
Введение к работе
Для русских, начавших освоение территории за Уралом более четырех столетий назад, сибирская земля в течение краткого по историческим меркам срока стала родной. Новые природно-климатические, социально-экономические условия, совместное проживание с представителями других народов не помешали их успешному обустройству и долговременному проживанию, что делает актуальным необходимость пристального внимания и детального изучения сибирского варианта культуры русских. Неотъемлемой частью культуры выступает зодчество, которому отводится особое место в обеспечении комфортной организации условий жизни. Архитектурные объекты, созданные людьми и для людей, сопровождают нас на протяжении всей жизни. Они выступают носителями черт, специфических для каждого народа, что позволяет рассматривать их в качестве своеобразных этномаркеров.
В настоящее время востребованность разработки темы этнических особенностей зодчества заключается и в необходимости осмысления закономерностей развития элементов культуры русских, в связи с усиливающимся стремлением людей к возрождению национальной культуры, к поиску национальных корней и, как следствие, национальной идеи. Уникальное поликультурное сообщество Сибири создавалось в течение веков. В разное время сюда прибывали новоселы, укореняясь на ее территории и проходя различные стадии адаптации к новым для них экологическим и этносоциальным условиям, что нашло отражение в хозяйственной и духовной жизни русских переселенцев, сказавшись на развитии зодчества, выступающего как рукотворная среда.
Интерес и обращение наших современников к использованию «народных знаний» в различных областях жизни, возрождение церковного строительства сделало насущным изучение многовекового опыта русских Сибири в возведении жилых, общественных и культовых сооружений, также как и исследование характерных черт геометрического и символического строя зданий, создающего своеобразную семантику образов культуры русских. То, что еще в недавнем прошлом казалось реликтами, чудом сохранившимися в современности, теперь занимает все большее место в жизни. Осмысление таких феноменов и явлений культуры требует глубокого научного обоснования, так как необходимо понять, что и в каких формах действительно ведет к возрождению и развитию традиций русской культуры.
Исследованию различных вопросов такой емкой темы, как особенности зодчества русских Сибири посвятили свои труды историки, археологи, этнографы, архитекторы, искусствоведы, культурологи, поэтому, в силу своей объемности, степень изученности темы подробно рассматривается в Главе 1. Необходимо отметить, что проведенный обзор показал неравномерность исследования вопроса. Авторы обращались, как правило, к проблемам зодчества русских Сибири в рамках предметно-методологической области одной из наук, традиционно занимающейся каким-либо аспектом темы. Выделилось три основных линии изучения зодчества русских Сибири: археологические исследования остатков сооружений и построек острогов и крепостей; историко-этнографические исследования жилищ, культовых сооружений и построек различного назначения, отчасти и в связи с проблемами адаптационных процессов, а также изучение населенных мест в рамках градоведения; архитектурно-искусствоведческие исследования, ограниченные спецификой архитектурных свойств сооружений, частными вопросами формирования жилой среды и пространства населенных пунктов.
Пока не решена проблема взаимосвязи особенностей зодчества как части культуры этноса с широким историко-этнографическим контекстом адаптационных процессов на вновь осваиваемых землях, несмотря на то, что уже с первых лет разработки строительной тематики культуры русских Сибири исследователи показали необходимость ее осмысления. Вопросы этнокультурной адаптации русских Сибири, проявляющейся в сфере зодчества, которые включают характер освоения пространства и семантики сооружений, закономерности формирования жилой среды русскими Сибири, не получили пока должного освещения в научной литературе.
Целью работы является реконструкция характерных черт зодчества русских Сибири в связи с процессами этнокультурной адаптации в XVII -XX вв.
Для достижения цели поставлены следующие задачи:
1. Проведение историографического обзора проблемы этнокультурной адаптации русских Сибири в сфере зодчества;
2. Анализ характерных черт оборонной архитектуры в контексте семантики освоения пространства;
3. Определение роли символ ико-морфологических основ традиционности православных храмов Сибири в этнокультурной адаптации русских;
4. Выявление особенностей формирования жилой среды;
5. Рассмотрение проблемы адаптационного потенциала зодчества русских Сибири, которое выступает частью культуры движущегося этноса.
Объектом исследования выбраны русские Сибири, объединенные общностью территории проживания, рядом культурных признаков и самосознанием. В случае необходимости и возможности уточняются атрибуции отдельных этнических групп.
Предмет исследования - зодчество как часть культуры русских Сибири, включая семантику освоения пространства, морфологию,
символику и феноменологию храмовых сооружений, принципы формирования жилой среды, что нашло отражение в сооружениях оборонной, церковной, жилой и общественной архитектуры.
Хронологические рамки обусловлены состоянием и достоверностью источников и охватывают практически весь период существования русского этноса в Сибири, т.е. XVII - XX вв., исключая более ранние эпизодические проникновения русских на ограниченные зауральские территории и несколько лет текущего XXI в. - современность, не успевшую еще стать историей. Начальная грань отмечает формирование основ локального варианта субкультуры русского этноса в Сибири, которое было инициировано в XVII в. и получило развитие практически до конца XIX в., когда складывались этнические группы, известные ныне как сибиряки-старожилы. В это время происходило знакомство русских переселенцев с автохтонными культурами региона и адаптация к новым природным условиям. В конце XIX - начале XX вв. интенсивные миграционные процессы способствовали появившемуся численному преобладанию русских среди населения Сибири и дальнейшему широкому распространению элементов русской культуры. Конечная граница, XX в., выводит исследование на современное состояние вопроса, что позволяет выявить ставшие традиционными элементы, оценить присущую зодчеству сибиряков вариативность, показать устойчивость культуры при воздействии мощных социальных факторов. При необходимости начальная граница отодвигается в прошлое, а конечная приближается к нашим дням. Вместе с тем, поскольку проявление адаптационных возможностей этноса наиболее ярко проявляется в период интенсивного переселенческого движения, когда идет приспособление к новым условиям, особое внимание уделено раннему периоду освоения сибирских земель (XVII - первая половина XVIII вв.) и началу XX в.
Территориальные рамки ограничены Сибирью как исторически сложившимся регионом традиционного проживания русских. В целях сравнения и анализа этнокультурных явлений и этнических процессов границы исследования расширяются.
Источниковая база сформирована таким образом, чтобы диссертация опиралась на репрезентативное сочетание источников, о необходимости которого для любого исторического исследования писал В.Л. Янин в своей книге «Очерки комплексного источниковедения» [Янин, 1977].
Этнографические источники, использованные в работе, представлены полевыми материалами, собранными в ходе экспедиционных работ в районах Сибири. В Институте археологии и этнографии СО РАН находится научно-проектная документация, подготовленная в течение 1970-1980х гг. проектным институтом по реставрации памятников истории и культуры «Спецпроектреставрация» Объединения «Росреставрация» Министерства культуры РСФСР (Москва) и ведущими архитекторами Новосибирского инженерно-строительного института Е.А. Ащепковым и С.Н. Баландиным, при участии в 1989 г. сотрудницы Лаборатории историко-архитектурного комплекса ИИФФ СО АН СССР А.Ю. Сидоровой. По заданию института архитекторы и искусствоведы выполняли подготовительные работы для формирования экспозиции Историко-архитектурного музея в Новосибирске. Результатом полевой работы по обследованию регионов Сибири, стали 12 томов неопубликованных отчетов, в которых на чертежах и фотографиях представлены церковные здания, жилые и хозяйственные постройки и усадьбы, а также некоторые сведения по миграционным процессам, составу населения и общей характеристики застройки Среднего Приобья, Тюмень-Тобольскому, Красноярскому, Забайкальскому, Приангарскому регионам. Недостатком этих материалов является то, что остались
невыясненными вопросы технологии строительства, применения инструментария, а также сопутствующей им обрядности.
Большую часть полевых материалов составляют результаты работы автора в Приобском этнографическом отряде РШФФ СО АН СССР и ИАЭТ СО РАН (начальник отряда - д.и.н. Е.Ф. Фурсова (1990-1994 гг.), а также в Западносибирском этнографическом отряде ИАЭТ СО РАН (1995-2004 гг.) в качестве его руководителя. Основной корпус полевых материалов был сформирован в экспедиционных исследованиях сел земледельческих районов традиционного проживания русских Приобья и Притоболья. Дополняют их сведения по уральским и сибирским городам: Барнаулу, Екатеринбургу, Иркутску, Колывани, Новосибирску, Омску, Саянску, Тобольску, Томску, Туре (см. Указатель полевых исследований автора). Всего обследовано 107 населенных пунктов.
Использованные полевые материалы включают
описания и фотографии объектов непосредственного наблюдения (усадебных построек, церквей и часовен, инструментов, процессов и операций строительных работ, а также технологических и обрядовых действий, в некоторых из которых автор принимала непосредственное участие);
записи устных сообщений информаторов (рассказов людей преклонного возраста из старожильческой и переселенческой среды, осведомленных в вопросах строительства и строительной обрядности, местных мастеров, плотников и столяров, а также краеведов и служителей культа, что нашло отражение в Списке информаторов);
перечни, фотокопии и описания коллекций (строительных инструментов, подборок фотографий старинной застройки, зарисовок), находящихся в фондах музеев обследованных регионов.
Достоверность полученных автором полевых материалов была обеспечена их повторяемостью, массовым характером и корреляцией с
архивными и историческими сюжетами. Территориальные пределы и характер обследованных поселений русских, включающих сельские и городские формы, широкие временные рамки, охватываемые датировками сооружений и предметов, достигающих начала XIX в., а также глубиной памяти информаторов, достаточны для получения обоснованных заключений.
Кроме полевых материалов потребовались письменные и изобразительные источники, позволяющие исследовать зодчество раннего периода освоения Сибири, что определяет их исключительную важность для данной работы. Ряд из них был опубликован: Верхотурские грамоты конца XVI - начала XVII в.; Дополнения к актам историческим, собранным и изданным Археологической комиссией; документы по истории Якутии, Бурятии и Тобольского архиерейского дома XVII в., материалы по истории Тюмени и Тобольска XVII - XVIII вв., «Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки». Неопубликованные письменные и изобразительные источники найдены в российских центральных, местных, музейных и специализированных архивах: Российском государственном архиве древних актов (Сибирский приказ), г. Москва; фототеке Музея архитектуры им. А.В. Щусева, г. Москва; Отделе гравюр Государственного Русского музея, г. Санкт-Петербург; фотоархиве Института истории материальной культуры РАН, г. Санкт-Петербург; Государственном архиве Томской области (Фонды 5, 6); Государственном архиве в г. Тобольске (Фонд 156. Оп. 1, 2; Фонд 353); Центре хранения архивного фонда Алтайского края (Фонд 1), г. Барнаул; Государственном архиве Новосибирской области (фототека), а также Библиотеке Конгресса США, г. Вашингтон, ОК, США. Значительная часть документов обнаружена самим автором и публикуется впервые, часть найдена и предоставлена автору А.А. Люцидарской.
Указы на возведение острогов, церквей и других сооружений, уставы, переписные книги городских дворов, отписки в Сибирский приказ воевод и представителей воеводской администрации, акты купли-продажи дворов, различные челобитные позволяют судить о ранних постройках и принципах освоения пространства в XVII - XVIII вв. Большинство описаний кратки, допускают большую степень вариативности их прочтения, что может являться причиной различных реконструкций зданий на основании одного и того же описания, однако, их значительное количество позволяет выявить общие закономерности. Примером подробного описания жилого комплекса, дающего возможность достоверной реконструкции, является описание двора, который был построен в Тобольске для архиепископа Киприана в 1620х гг. [Тобольский архиерейский дом, 1994], когда город приобрел значимость военно-административного, торгового, культурного и церковного центра всей Сибири. Переписи строений городов XVII - XVIII вв., деловая переписка конца XVIII - начала XX вв. дают ценный материал по структуре населенных мест и по особенностям возведения построек, а также некоторые сведения по истории населенных пунктов.
Возрождение церковного строительства в настоящее время заставляет более внимательно отнестись к известным в истории примерам храмовозведения, которые характеризуются как качественными, так и количественными данными. Одним из наиболее информативных источников, позволяющих выполнить задачу установления количества имеющих разное число престолов церквей, а также часовен и молельных домов, являются епархиальные справочные книги, фиксирующие положение на определенную дату. Они же содержат данные о местоположении храмов, посвящениях престолов, наличии чудотворных икон и истории их обретения, особых праздничных днях, когда совершались богослужения и крестные ходы в честь почитаемых икон,
типе церковных сооружений (летний или зимний), материале их стен, а в редких случаях и об истории существования храмов. Существенным недостатком справочников является то, что в них, как правило, нет сведений о датах учреждения престолов, поэтому можно говорить лишь о том, какие престолы существовали в церквях, возведенных в каком-либо столетии, к моменту публикации сведений. Недостаточны сведения и о часовнях, так как в ряде случаев указано лишь их количество в том или ином благочинии. Однако собранная справочная информация все же позволяет подойти к освещению вопроса об особенностях формирования духовной основы освоения русскими территории своего проживания. Указанный вид источников дает возможность рассмотреть материалы о церквях как продуманно сформированную целостную автономную систему, поскольку каждая епархия имела собственное управление и соподчиненность подразделений и позволяет проверить гипотезу исследования о том, что духовная освоенность и обжитость территории, где расселялись русские, находится в зависимости как от количества часовен и престолов церквей, так и от распределенности престольных праздников в календарном цикле. Для выполнения этой задачи была привлечена Справочная книга Тобольской епархии, где собраны сведения о храмах на 1 сентября 1913 г. [Справочная книга, 1913]. Для исследования привлечены данные о церквях обширного Тобол-Тюменского региона, являвшегося одним из старозаселенных районов Сибири, к первому десятилетию XX в. имевшему развитую сеть городов и сел, а также инородческих поселений - юрт и паулей, что отражает типичную этносоциальную ситуацию, складывавшуюся и в других регионах Сибири. Таким образом, анализ материалов справочника должен дать адекватную количественную и качественную характеристику степени духовной освоенности русскими территории своего проживания, показать специфику их адаптационной модели.
В исследовании использовались экономико-географические и краеведческие описания Сибири в целом и отдельных ее территорий. Записки, составленные сотрудниками научных обществ и местными краеведами в XIX в., были опубликованы в официальных изданиях, на страницах журналов и газет [Алтайский сборник, 1894; Живописная Россия, 1884; Россия, 1881; Памятная книжка Западной Сибири, 1881-1892; Иеромонах Иринарх, 1906; Памятная книжка Томской губернии, 1871, 1885; Памятная книжка Тобольской губернии, 1884]. Эти материалы содержат сведения по истории заселения Сибири, описания сохранившихся памятников зодчества и остатков древних сооружений, внешнего облика городов. Они имеют относительно систематизированный характер и сочетают черты исследований и конкретно-исторических источников. Принимая во внимание некоторый субъективизм оценок авторов, сообщения, содержащиеся в источниках этого вида, были критически проанализированы.
Представляют интерес неопубликованные записки и воспоминания местных жителей и краеведов, собранные в фондах районных музеев, школах, в частном хранении [Майничева, 1996; Мануйлова А.В. История г. Болотное и Болотнинского района (рукопись), материалы краеведческого музея г. Болотное; Румянцев А.А. История деревни Новобибеево (рукопись хранится в школе с. Новобибеево); Гусев Ю.Ф., Гусева Л.В. История нашей семьи (рукопись хранится у авторов, г. Новосибирск)]. Некоторые из них создавались по случаю подготовки к празднованию знаменательных дат, годовщин. Другие написаны авторами, желавшими поделиться своими знаниями по истории родного края, мыслями, чувствами. Для них характерны фиксация отдельных наблюдений, эмоциональность, непосредственность, а иногда и сумбурность изложения. Неизбежно эти виды источников страдают субъективизмом, неполнотой освещаемых вопросов, однако представляют интерес благодаря детальности
содержащегося в них фактического материала (описаний жилищ, усадеб, процессов строительства).
Изобразительные источники - фотографии и чертежи конца XIX -начала XX вв., опубликованные [Прогулка по старому Томску, 1992; Старый Омск, 1991; Виды Новосибирска, 2003] и находящиеся в архивном хранении, фиксируют постройки русских сибиряков и достоверно передают облик зданий, построенных в предшествующие века или их остатков. Менее точны зарисовки, требующие внимательного анализа в связи с существовавшими в различные периоды графическими системами.
Археологические источники. В поисках аналогий и для изучения вопроса о правилах возведения крепостных сооружений автор обратилась к результатам раскопок А.П. Окладникова, А.П. Деревянко, В.И. Молодина, М.И. Белова и других археологов, проводивших исследования в разных регионах Сибири. Полученные профессионалами высокого класса, археологические материалы предоставляют ценные достоверные сведения по размещению на местности, размерам, материалу, составу построек строившихся острогов и городов, что существенно дополняет письменные описания и имеющиеся изображения сибирских оборонных сооружений.
Использованный в работе источниковый комплекс репрезентативен, дает коррелируемую достоверную информацию по всему изучаемому периоду и в принятых территориальных рамках, что позволяет в полной мере решить поставленные в исследовании задачи.
Методология и методика работы. Принятое сейчас определение архитектуры как системы зданий и сооружений, формирующей пространственную среду для жизни и деятельности людей, а также как самого искусства создавать эти здания и сооружения в соответствии с законами красоты [БСЭ, 1970, с. 875], показывает возможное разнообразие подходов к ее изучению. Многоплановость аспектов проблематики, связанной с архитектурой вообще и русской архитектурой в частности,
дала возможность ее исследования в рамках различных наук. Нельзя сказать, что зодчество является традиционной темой для этнографии, за исключением, жилища, исследуемого как продукт народного творчества, посредством которого создается и оформляется предметная среда, а также находят предметно-эстетическое выражение трудовые процессы, бытовой уклад, календарные и семейные обряды.
Более разнообразные вопросы, касающиеся возведения сооружений, изучаются историками архитектуры и искусствоведами. Несколько утрируя, можно сказать, что предметной областью истории архитектуры является хронологически выстроенная эволюция архитектурных форм, вне зависимости от этнических процессов. Искусствоведение преимущественно исследует профессиональную архитектуру и устанавливает стилевое своеобразие зданий, присущее той или иной эпохе. То и другое направления науки обращаются к закономерностям развития архитектуры, как вида искусства, рассматривая пути решения творческих проблем, с которыми сталкиваются зодчие. Архитектурная тематика присутствует и в культурологии, которая имеет дело с общими закономерностями развития зодчества как целостного культурного явления. Историки связывают развитие архитектуры с историей социальных слоев и классов, встраивая ее, как и археологи, в историю материальной культуры. Таким образом, зодчество русских как явление практически лишается специфически этнических черт, которые требуется изучать методами этнографии и в предметной области этнографии. Вместе с тем, архитектура коренных народов Сибири, представленная, как правило, жилищем и культовыми постройками, «передана» для изучения этнографам, поскольку вся рассматривается как часть традиционно-бытовой культуры.
В последнее время ограниченность тематики гуманитарных наук, традиционно изучающих зодчество русских, вызвала необходимость
исследований в аспекте этнокультурных процессов и этнической специфики. Недаром появились публикации, обосновывающие подобные исследования, выделяя особо раздел этноархитектуры [Орфинский, 1992; Воронов, Хаит, 2003]. Близко к ним стоит обладающая большей гибкостью в формулировке объектно-предметной области зарубежная наука, исследующая этнокультурные явления в зодчестве в рамках архитектурной антропологии [Rapoport, 1969; Egenter, 1980, 1982, 1992, 1995, 1996; Cataldi, 1986, 1988; Saile, 1986; Bourdier, 1989], предметная область которой включает семантику архитектурных объектов, особенности жилой среды и закономерности формирования поселений. Вместе с тем, архитектурная антропология, признавая этнические особенности зодчества различных народов и обращаясь к изучению человека посредством исследования архитектуры, в большой мере опирается на положение об общности в вопросах сооружения зданий так называемых примитивных и современных культур и рассматривает процесс строительства как особое поведение человека вообще, а архитектурные формы как результат существования пассивных и активных концепций создания рукотворного пространства, общих в эволюции любой культуры.
Несомненно, русское зодчество - сложнейшее многоаспектное культурное явление, сочетающее профессиональные и «народные» компоненты, далеко выходит за рамки способов и форм построения жилища, простых промысловых и культовых сооружений. Для понимания его требуются специфические подходы различных наук и немалую роль здесь должна сыграть этнография, поскольку позволит прояснить вопросы, на которые пока не даны ответы (например, каковы особенности освоения пространства русскими, семантика сооружений и их частей, традиционное и новаторское в архитектуре культовых зданий в связи с действием этнического фактора, уровень развития зодчества русских в свете адаптационных процессов прошлого и современности, обеспечение
архитектурой возможностей для существования этноса в изменяющейся социально-экономической, экологической и этнической ситуации и многие другие). Другими словами, так как этнография изучает компоненты культуры этноса с точки зрения выполнения ими этнических функций, предметная область этнографических исследований может быть ориентирована и на достаточно сложное культурное явление, такое как зодчество, обладающее, с одной стороны, этнодифференцирующими свойствами, а с другой стороны - чертами, интегрирующими его с другими этносами.
Выбор «пространственного» вида искусства - зодчества, в качестве предметной области этнографии обоснован и определением этнической группы, которое в настоящее время можно считать наиболее полным и научно оправданным. Р.А. Шермерхорн (R.A. Schermerhorn) в ставшей классической работе «Этнические взаимоотношения: теория и практика исследований», опубликованной в 1970х гг., пишет: «Этническая группа является коллективом, выделяющимся из большего сообщества, по следующим признакам: представители его имеют реальных или предполагаемых предков, воспоминания об общем историческом прошлом, знаковые элементы, которые играют в их культуре роль этнических маркеров. Примерами таких маркеров могут быть нормы взаимоотношений в обществе, конфессиональная принадлежность, размещение в пространстве и его восприятие (выделено мной - A.M.), языковые особенности, национальность, фенотипические признаки, или комбинации вышеперечисленного. Необходимым дополнением является общность самосознания членов группы» (цит. по: [Sollors, 1996. Р. XII.]). Таким образом, исходя из процитированного определения, особенности зодчества, являющиеся этническими маркерами, можно усмотреть в семантике освоения пространства, в морфологии, символике и феноменологии храмовых сооружений, в характерных чертах
формирования жилой среды, что в комплексе охватывает три важнейшие области рукотворной среды: основание и развитие поселений как результат преобразования «чужого» в «свое», что нашло отражение в оборонном зодчестве; обеспечение поселению высшего покровительства и освящения своего присутствия, выразившееся в строительстве храмовых сооружений; удовлетворение средствами архитектуры жизненных потребностей в крове, пище, общении и т.п., т.е. все то, что формирует жилую среду в широком смысле (жилище, общественные здания и сооружения).
Указанные вопросы поставлены в центр внимания настоящего исследования.
Данная работа основывается на теории этноса, рассматривающей особенности функционирования культуры в связи с этническими процессами [Алексеев, 1986; Андрианов, Чебоксаров, 1975; Арутюнов, 1989; Арутюнов, Маркарян, Мкртумян, 1983; Бромлей, 1981, 1983; Левин, Чебоксаров, 1955; Маркарян, 1969; Мкртумян, 1978; Токарев, 1949, 1964; Чеснов, 1970]. Отправной точкой является положение о том, что культура выступает как внебиологически выработанный и передаваемый способ человеческой деятельности, адаптационно-адаптирующий механизм общества [Маркарян, 1969]. При этом ставшая традиционной для этнографии предметная область расширяется за счет изучения зодчества как целостного явления, выполняющего этнически окрашенные функции и обладающего как этнодифференцирующими свойствами, так и общими для ряда этносов. Исследование нацелено не только на фиксацию архаических компонентов культуры русских Сибири, но и воссоздает этнический облик народа в связи с динамикой этнических процессов и выводит к возможности решения проблем национального в современной архитектуре.
Признается, что культура этноса неизбежно трансформируется, что является условием и следствием ее существования. При этом термин
«этнокультурная адаптация» основывается на принятом в настоящее время более широком понятии культурная адаптация, под которым подразумевается «приспособление человеческих сообществ, социальных групп и отдельных индивидуумов к меняющимся природно-географическим и историческим (социальным) условиям жизни посредством изменения стереотипов сознания и поведения, форм социальной организации и регуляции, норм, ценностей, образа жизни и элементов картины мира, способов жизнеобеспечения, направлений и технологий деятельности, а также номенклатура ее продуктов, механизмов коммуцирования и трансляции социального опыта» [Культурология, с. 15]. Отличием этнокультурной адаптации является то, что процессы рассматриваются в отношении этносов и этнических групп любого таксономического ранга.
Для полноты отражения особенностей зодчества как части культуры этноса вводятся понятия «.адаптационный потенциал культуры этноса» и «адаптивность этноса». Под адаптационным потенциалом культуры (или части культуры в материальной, духовной или любой другой сфере -например, зодчество, землепашество, питание, календарная обрядность и пр.) этноса (или этнической группы любого таксономического ранга) понимаются возможности продуцируемой им (или ею) культуры по воспроизводству и развитию комплекса явлений и элементов, обеспечивающих его расширенное воспроизводство в определенных природно-климатических, социально-экономических, этнических, культурных и др. условиях. Адаптационный потенциал выступает свойством культурного комплекса этноса, адаптивность же - свойством деятельности этноса. Нельзя говорить об адаптационном потенциале культуры этноса вообще, а лишь в каждый исторически детерминированный период существования этноса и в определенном географическом месте. Чем выше адаптационный потенциал культуры, тем
более комфортно существование этноса, легче и быстрее проходят приспособительные процессы к новым условиям, стабильнее существование уже выработанных культурных элементов и явлений, больше возможностей для длительного пребывания на вновь освоенных землях. Высокий адаптационный потенциал характеризуется значительной степенью передачи явлений и элементов культуры как внутри образований своего этноса, так и вовне - иноэтничным группам, а также восприятием культурных явлений и элементов, присущих другим народам, с осмыслением их как своих. Очевидно, что адаптационный потенциал ярко проявляется при изменении условий существования этноса (экологических, социально-экономических и других), например, переселенческое движение в периоды интенсивных миграций в Сибирь высвечивает особенности адаптационного потенциала русского этноса. В условиях повышения плотности инфосети при увеличении числа и длительности разного рода контактов идет трансформация закрытых систем культуры в открытые, сопровождаемая процессами внедрения разного рода инноваций.
Для изучения особенностей зодчества в аспекте этнокультурной адаптации этноса недостаточно лишь реконструировать формы зданий, но требуется восстановить культурный контекст, в котором создавались сооружения. Отсюда и многоаспектность исследования, комплексность анализа, поиски культурных и смысловых аналогий в обращении к истории символизма чисел, названий и имен, к проблемам развития представлений о Природе, Вселенной и Человеке. Говоря о зодчестве русских в Сибири было необходимо прибегнуть к сравнению его с особенностями архитектуры прочих областей России, включая Русский Север, имея в виду их очевидную генетическую связь. Следуя выводам В.А. Александрова, в работе зодчество русских Сибири рассматривается как часть культуры русского этноса в ее локальном варианте, что
придавало местное своеобразие (см. [Этнография русского крестьянства Сибири, с. 7]). Принята гипотеза о характеристике русского этноса как движущегося, и, следовательно, продуцирующего «движущуюся» архитектуру, обладающую потенциями постоянной трансформации.
Работа базируется на общих требованиях, предъявляемых к современному историческому исследованию, которые определяются принципами историзма, конкретности и объективности, предполагающими, что каждое явление должно рассматриваться в хронологическом аспекте, с учетом местных особенностей и в совокупности с другими культурными явлениями, а также в связи с исторической действительностью эпохи. Оправданно использование общенаучных методов, которые включают в себя анализ, синтез, комплексность, сравнительный подход к изучаемому материалу, обобщение.
Специальные методы исследования определяются его целью, задачами и формой. Для его проведения потребовались методические приемы полевой этнографии. Метод непосредственного наблюдения применялся во время кратковременных и продолжительных экспедиционных поездок, когда проводились маршрутные и кустовые обследования поселений русских. Для обеспечения репрезентативности собранных материалов было избрано сочетание выборочных и сплошных приемов обследования. Для получения материалов использовались частные методы полевой этнографии - глубинные и тематические интервью, с использованием вопросников (см. Приложение А) и таблиц узнавания типов и конструкций жилищ, православных храмов, инструментов, предметов убранства (см. Приложение Б). Фиксировались рассказы информаторов о тех или иных случаях в их жизни, связанных с тематикой исследования.
Плодотворен для данного исследования сравнительно-исторический метод, который дает возможность проследить трансформационные тенденции традиций в зодчестве; выделить общее и особенное в развитии архитектуры в различные периоды, найти причины сходства и различия. В рамках сравнительно-исторического метода выбраны различные виды сравнений: историко-типологические (для изучения сходства конвергентных явлений), историко-генетические (для диахронных исследований явлений, имеющих генетическую связь), историко-диффузионные (для явлений, распространяющихся в результате заимствований). Необходим для применения и метод пережитков (реконструкция исчезнувших явлений по их пережиткам в современной культуре), который выступает частной формой сравнительно-исторического метода.
Поскольку исследование проводится в связи с проблемами зодчества прошлого, объекты которого в большинстве своем до наших дней не дошли, используется специфический метод графической реконструкции зданий и сооружений на основе имеющихся описаний, материальных остатков и архитектурных аналогий.
Системный подход позволяет рассмотреть зодчество в системе мировоззрения и жизнедеятельности русских. Информационно-деятельностный подход предполагает изучение явлений культуры, исходя из двоякой посылки, одна из сторон которой заключается в том, что культура этноса существует в исторически определенном информационном поле. Знания и традиции сохраняются в той или иной форме, транслируются от поколения к поколению, частью или полностью утрачиваются, замещаются новой системой знаний. Вместе с тем, информация находит отражение в объектах материальной культуры, которые порой остаются единственным свидетельством существования ее в прошлом. Здесь речь идет не только о книгах, аккумулирующих знания,
но и о зданиях, предметах быта, одежде и т.п. Вторая сторона подхода предполагает, что созидательная деятельность людей не случайна. Люди возводят, например, здание, основываясь на «фундаменте» прошлого опыта, полученных знаний, эстетических категорий, ценностных установок и предпочтений. Здание приобретает объем, форму, характерные экстерьер и интерьер, объяснимые с точки зрения стилевых особенностей, наличия материала, погодно-климатических условий. Но это лишь поверхностный «слой» причин, обуславливающих облик зданий. Простая фиксация традиционности того или иного архитектурного феномена не является удовлетворительным объяснением его морфологии и символики, не дает понимания истоков традиции, лежащей в основе его создания. Для решения этой проблемы будет рациональным использовать положение о том, что «люди видят мир сквозь призму воспринятых ими через их этническую культуру бессознательных представлений о способе и характере действия человека в мире» [Лурье, 1994], являющихся способом осознания мира в качестве арены деятельности человека. Информационно-деятельностный подход полезен при необходимости объяснить неизменное воспроизведение на протяжении веков ряда элементов культуры, которые входят в систему этнокультурных инвариантов, маркирующих этнос.
Методика исследований нацелена на первоначальное обращение к факту существования какого-либо элемента, феномена или явления сферы зодчества, будь то здание, символика его форм, принципы построения плана или верования, связанные с его возведением и функционированием. Затем ведется работа по обнаружению их характерных особенностей, поиск объяснения закономерности их появления в контексте культуры русских Сибири, что завершается их интерпретацией в свете адаптационных процессов.
Для достижения поставленной цели методически целесообразно придерживаться принципа этапности проведения исследований. На первом
этапе осуществляются изучение литературы и поиск источников. Ведется сбор материалов путем проведения архивных изысканий и полевых исследований, которые позволяют дать описания архитектурных особенностей крепостных, храмовых, жилых, гражданских зданий и сооружений изучаемого периода. Особый акцент делается на натурном изучении сохранившихся памятников архитектуры Сибири, составлявших некогда часть массовой застройки. Особое внимание уделяется обмерам зданий или их остатков. Выполняются обмерные кроки фасадов, элементов, планов зданий, ситуационных и генеральных планов, делаются зарисовки объектов в природном и рукотворном окружении, записываются рассказы очевидцев или их потомков о строительстве зданий и о верованиях, связанных с ними, фиксируются данные об экстерьере и интерьере зданий. Необходима и фотофиксация зданий. В ходе архивных работ собираются сведения о сооружениях ныне не существующих, но игравших значительную роль в организации пространства поселений, ведется поиск проектной и деловой документации по исследуемым в полевых условиях памятникам, проводится отбор чертежей генеральных планов, фасадов, разрезов, планов церковных и гражданских сооружений, отложившихся в архивах. Аккумулируется информация, полученная археологами в результате проведения раскопок. Таким образом, формируется блок первичных материалов.
Второй этап - вербальная (при необходимости и изобразительная) реконструкция облика зданий, сооружений, убранства интерьера, а также приемов и способов строительства, верований путем обработки всех полученных данных для проведения анализа семантики освоения пространства в оборонном зодчестве, символики, морфологии и феноменологии храмовых зданий, характерных черт формирования жилой среды.
На третьем этапе обобщаются полученные результаты, объясняются причины и обстоятельства появления контексте адаптации тех или иных особенностей зодчества русских. Выявляются ценностные установки носителей культуры и этнокультурные инварианты, дается оценка адаптационному потенциалу культуры русского этноса, ставятся в соответствие специфика этнокультурной адаптации и особенности зодчества.
В целом комплекс методов и разработанная методика, реализованные в данной работе, позволяют достичь цели исследования, т.е. реконструировать характерные черты зодчества русских Сибири в связи с процессами этнокультурной адаптации в XVII - XX вв.
Новизна. Впервые комплексно с использованием методов полевой этнографии и разработанной автором методики исследуются особенности оборонного, культового, жилищного зодчества в широком контексте этнокультурной адаптации русских Сибири, что открывает новое направление в развитии предметной области этнографии. Введение терминов «адаптационный потенциал культуры этноса» и «адаптивность этноса» позволило выделить характерные черты зодчества русских как компонента культуры движущегося этноса, обосновать причины высокой адаптивности русского этноса. Данное исследование вводит в научный оборот большой массив вновь полученных данных по зодчеству русских в его региональном варианте, существовавшем в XVII - XX вв. Впервые на сибирских материалах подробно рассмотрены вопросы семантики форм православных храмов, выявлены истоки числовой и топографической символики, а также смыслового содержания пещерной архитектуры, восприятия утраченных православных святынь, элементов убранства и оборудования жилищ. Впервые изучена степень духовной освоенности русскими территории своего проживания, зависящая от количества часовен, молельных домов и престолов церквей, а также распределенности
в рамках календарного года престольных праздников и дней чествования икон. Показана специфика адаптационной модели русских в духовной сфере. В работе представлен ранее не изучавшийся аспект построения планов сибирских церковных зданий и поселений, отражавших основополагающие христианские представления. Впервые указаны инварианты зодчества русских XVII - XX вв., отразившие специфику адаптационных процессов. На основе избранной методики и методических подходов впервые предложены варианты форм построек и этапов развития Казымского и Зашиверского острогов, выполнены графические реконструкции построек XVII-XVIII вв. (тобольских Софийского собора и церкви Похвалы Богородицы, томской церкви Троицы Живоначальной, туринской Спасской церкви, жилых и хозяйственных построек двора архиепископа Киприана, воеводского двора в Нарыме, магистрата в Енисейске, ряда острожков, крепостиц, крестьянских изб и дворов), а также интерьера кельи архиепископа Киприана.
Теоретическая и практическая значимость. В диссертации решена крупная научная проблема реконструкции характерных черт зодчества русских Сибири в связи с процессами этнокультурной адаптации в XVII - XX вв., что является существенным развитием теории этноса. Результаты работы полезны для изучения особенностей зодчества разных регионов и этносов. Подходы и выводы, предложенные в работе, могут использоваться в исследовании других компонентов культуры этноса. Предложенная автором методика исследований представляет интерес для дальнейшего изучения адаптационных процессов на основе данных, предоставляемых сферой зодчества. Фактический материал потребуется при разработке методических материалов, программ и учебных курсов колледжей, школ народной культуры, высших учебных заведений, в практической деятельности архитекторов и строителей. Материалы исследования уже нашли отражение в ряде спецкурсов
общеобразовательного лицея № 130 имени М.А. Лаврентьева, Научного общества учащихся Центра детского творчества Советского района г. Новосибирска, а также в двух методических пособиях для учителей средних учебных заведений. Поскольку исследование дает ответы на вопросы «какие существовали традиции в русском зодчестве» и «можно ли им следовать в современном строительстве», его результаты могут помочь в выборе образного и символического языка проектирования. Работа значима в музееведческом аспекте, так как дает основу для разработки научно обоснованных вариантов реконструкции памятников архитектуры. Апробация. Полученные в ходе исследования результаты и основные положения диссертации нашли отражение в докладах автора на Международной научно-практической конференции «Пути сохранения и методы реставрации памятников деревянного зодчества», Архангельск, 1990 г., Международного научно-практического семинара «Народные традиции и архитектура в современном мире», Новосибирск, 1992 г., Всероссийской научно-практической конференции «Проблемы культурогенеза и культурное наследие», Санкт-Петербург, 1993 г., Всероссийских научно-практических конференциях «Русский вопрос и современность», Омск, 1994 г., 2005 г., Международной конференции «Традиционная этническая культура и народные знания», Москва, март 1994 г, Итоговых сессиях Института археологии и этнографии СО РАН Новосибирск, 1995-2004 гг., Научной конференции «Духовное наследие народов России и современная культура», Новосибирск, 1996 г., Первой научно-практической конференции «Культура и образование этнических меньшинств в Сибири», Новосибирск, апрель 1997 г., Всероссийской конференции по историческому краеведению, Курган, май 1997 г., II Международном конгрессе этнографов и антропологов, Уфа, июнь 1997 г., I и VII Сибирских симпозиумах «Культурное наследие народов Западной Сибири: русские старожилы», Тобольск, декабрь 2000 г., декабрь 2004 г.,
Международном семинаре Летнего института по изучению визуальных искусств в Сансбери Сентер, Норвич, Великобритания, август 2000, Международном конгрессе по истории искусства «Время», Лондон, Великобритания, сентябрь 2000 г., Международной конференции Центрально-Европейского университета «История искусства после культурного поворота», Будапешт, Венгрия, июль-август 2001 г., Международном семинаре Международного центра Вудро Вильсона, Института Кеннана, «Культура меньшинств в многонациональных странах», Вашингтон, США, январь-февраль 2002 г., Международной научной конференции RSS Института «Открытое общество» (Фонд Сороса), Будапешт, Венгрия, май 2002 г., Международных научно-практических конференциях «Этнофафия Алтая и сопредельных территорий», Барнаул, сентябрь 2003, октябрь 2005 г., Всероссийской научно-практической конференции «Искусство народов Сибири: прошлое, настоящее, будущее», Омск, октябрь 2004 г., Региональных научно-практических конференциях «Взаимодействие культур», Иркутск, октябрь 2004 г., ноябрь 2005 г., Всероссийской научной конференции «Евразия. Этнокультурное взаимодействие и исторические судьбы», Москва, ноябрь 2004 г., VI Конфессе этнофафов и антропологов России, С.-Петербург, 28 июня-2 июля 2005 г. По разработанным автором проектам в Историко-архитектурном музее ИАЭТ СО РАН велись работы по восстановлению тына Казымского острога и усадьбы сибирского крестьянина XIX в., осуществлялся авторский надзор за реконструкцией памятников архитектуры Северной и Южной башен Казымского острога, Спасской церкви и колокольни из Зашиверска.
Исследование было поддержано в 1994-2004 гг. различными фондами по проектам, в которых автор выступала как руководитель: RSS (Фонд Сороса) №1196/1997 «Siberian Wooden Churches: Reality and Symbolics»; РГНФ, 00-04-16026д «Издание монофафии «Деревянные
церкви Сибири XVII века: формы, символы, образы», Московский общественный научный фонд (МНФ): «Российские общественные науки: новая перспектива», № 311 (история), грант-98; Институт Кеннана Международного центра Вудро Вильсона, Вашингтон, США, G-3-0346 «Культура меньшинств в многонациональных странах»; Интеграционная программа РАН фундаментальных исследований «Этнокультурные взаимодействия в Евразии, подпроект «Русский этнос в Сибири: сохранение и трансформация традиций», и как основной исполнитель: РФФИ 94-06-19286, «Культурные традиции народов Сибири. Архаика и современность»; Конкурс интеграционных межинститутских проектов СО РАН №185 «Этнокультурная история и общественное сознание населения Западной Сибири (традиции и современность)»; РГНФ 95-06-17620, «Народы Сибири: этнокультурные и этносоциальные процессы в исторической ретроспективе (XVII-XX вв.)», 97-01-00024, «Восточные славяне Западной Сибири: создание устойчивых этноэкологических систем развития», 98-01-00364, «Проблемы изучения традиционной культуры русских крестьян Сибири методами этнографии и лингвистики», 02-01-00329а. «Проблемы изучения этнической культуры восточных славян Сибири XVII-XX вв.», 04-01-00459а «Славяне в сибирском сообществе: бытование и развитие этнокультурных традиций. XVII-XXI вв.», 05-01-18122е «Научно-реставрационные работы в Историко-архитектурном музее под открытым небом ИАЭТ СО РАН». По теме исследования было опубликовано 3 монографии (в т. ч. 1 в соавторстве с В.Н. Куриловым, 1 в соавторстве с А.В. Новиковым, В.М. Кравцовым, М.В. Грес), статьи в научных сборниках и журналах, общим объемом 72,23 п. л., вклад автора -55,73 п. л.
Структура работы предусматривает раскрытие темы, исходя из принципа рассмотрения характерных черт зодчества, развивающегося в связи с адаптацией русских в Сибири. Диссертация состоит из введения,
пяти глав, заключения, указателя полевых исследований автора (16 позиций), списков литературы и опубликованных источников (462 позиции), информаторов (130 позиций), принятых сокращений, а также приложений, в которых представлены вопросники, таблицы узнавания (22 позиции), рисунки и фотографии (113 позиций).
Во Введении приведено обоснование актуальности, целей и задач работы, определены объект и предмет изучения, указаны временные и территориальные рамки, источники, методология и методика исследования, новизна, практическая значимость, апробация работы. Содержание каждой главы отвечает на поставленные в исследовании задачи. Глава 1 показывает степень изученности темы, выявляя необходимость исследования сибирского зодчества русских в аспекте этнокультурной адаптации. Для раскрытия темы в следующих двух главах показаны характерные черты архитектуры русских Сибири, проанализированы отдельные примеры уникальных ныне построек и сооружений, информация о которых сохранилась в большей степени, чем прочих, имея ввиду, впрочем, что согласно документам подобные сооружения были типичными для сибирских поселений. Глава 2 посвящена проблемам адаптационных возможностей русских, проявившихся в специфике оборонного зодчества Сибири, связанной с семантикой освоения пространства. Обращение в первую очередь к оборонному зодчеству объясняется особенностями освоения сибирских территорий русскими, уже на ранних этапах своего продвижения возводивших укрепленные пункты. Способы разведки территории и характерные черты первых сибирских крепостей, а также развитие острогов и городов, рассмотренные на примерах Казымского острога, Зашиверска, и одной из исторически последних деревянных русских крепостей, возникших уже в XIX в. на американском континенте - Форта Росс, позволяют выявить характерные черты адаптации русских. В Главе рассмотрены вопросы этнокультурной адаптации русских в сфере формирования культового пространства, основанного на символико-морфологической традиционности сибирских православных храмов. Строительство часовен и церквей, создание духовно осмысленной, освященной «своей» территории составляло одну из основных забот «русского мира». Для раскрытия темы числовой, топографической, пространственно-временной символики взяты примеры храмов, построенных в XVII - XVIII вв. - тобольского Софийского и томского Троицкого соборов, илимской церкви Казанской Божией Матери. Значительное место уделено анализу особенностей адаптационной модели духовной освоенности территории русскими, что освещено на примере церквей Тобольской епархии, возведенных в поселениях Тобол-Тюменского региона к началу XX в. В создании культового пространства немалое значение имеют основные принципы геометрии, морфология, семантика православных храмов и церковных сооружений Сибири, а также обрядовые действия строительства, известные по этнографическим материалам, что также нашло отражение в работе. В Главе 4 выявляются принципы формирования жилой среды, отражающие особенности адаптационного потенциала культуры русских. Анализируются городские и сельские постройки XVII - XVIII вв., поскольку они положили начало принципам строительного дела русских в Сибири. Для определения инвариантов в сфере зодчества потребовалось найти общие черты традиций строительного дела средневековой Руси и домостроения старообрядцев Приобья в конце XIX - начале XX вв., а также показать связанные с домом верования и семантику элементов жилища русских крестьян. Глава 5 обобщает полученные результаты исследования и дает интерпретацию данных по проблеме адаптационного потенциала зодчества русских Сибири как части культуры движущегося этноса. В Заключении подводятся итоги исследования, представлены основные выводы работы.
Историографический обзор проблемы этнокультурной адаптации русских в Сибири в сфере зодчества
С началом исследования Сибири возник интерес к культуре как народов уже проживающих на ее территории, так и русских новоселов, причем одним из направлений стало изучение проблем, связанных с зодчеством. Однако в XVIII - начале XIX вв. российская наука, прежде всего, обращалась к выявлению особенностей традиций аборигенного населения Сибири, поэтому в историко-статистических обзорах и путевых заметках [Георги, 1799; Великосельцев, 1850; Врангель, 1948; Из записок декабриста Якушкина, 1870; Паллас, 1773-1786; Радищев, 1952; Спафарий, 1882; Фальк, 1824; Яроцкий, 1826; Ледебур, Бунге, Мейер, 1993 и др.] можно обнаружить лишь краткие общие сведения о русских поселениях, отдельных видах построек, приемах строительства или внутреннем убранстве жилища. Они, хотя не могли создать сколько-нибудь полную картину особенностей сибирского зодчества того периода, ценны своим фактическим материалом. Некоторые работы интересны тем, что в них проводится сравнение построек русских с сооружениями местных сибирских народов, что показывает особенности адаптационных процессов.
В первой половине XIX в. появляются подробные описания крестьянского быта, что связано с возросшим в обществе интересом к русской народной жизни. Определенное место занимали публикации, посвященные поселениям и постройкам, хотя их появление было эпизодическим. Объекты крестьянского строительства в работах этого периода рассматриваются как неотъемлемая часть бытовой культуры, формирующие жилую среду. В своей книге енисейский губернатор А.П. Степанов [Степанов, 1835] впервые дал детальное описание жилища русских старожилов-сибиряков Енисейской губернии, отметил распространенность типов домов и дворов, перечислил хозяйственные постройки. Характерные черты жилища русских крестьян Восточной Сибири нашли отражение в работах Е.А. Авдеевой, П. Кириллова, П.И. Небольсина [Авдеева, 1837, 1842; Кириллов, 1839; Небольсин, 1850]. В трудах Е.А. Авдеевой впервые была поставлена проблема общего и особенного в культурном развитии Европейской России и Сибири. Н.С. Щукин один из первых обратил внимание на особенности русской архитектуры Сибири и с сожалением отмечал, что никто не заботится о сохранении ее редкостных экземпляров для потомков [Щукин, 1844, 1859].
В середине XIX в. активно работают краеведы Западной Сибири Н.А. Абрамов, С. Гуляев, Т. Успенский, П. Школдин [Абрамов, 1857, 1864; Гуляев, 1848; Т. Успенский, 1859; Школдин, 1863]. Обладая определенными достоинствами, такими, как выявление близости культуры крестьян Западной Сибири и Европейской России, глубокое знание предмета, полученного на основе длительных наблюдений, их исследования все же имели ограниченный, некомплексный характер и касались лишь регионов Алтая и Тобольской губернии.
В 1850х гг. начал свою деятельность Г.Н. Потанин. Его статья «Полгода на Алтае» [Потанин, 1859], подготовленная во время поездок по деревням региона, дает пример анализа влияния природно-климатических условий на компоненты материальной культуры, показывает способы распространения форм городской архитектуры в сельском строительстве. Ценным вкладом Г.Н. Потанина в изучение сибирского жилища русских является выделение комплекса факторов, воздействующих на развитие культуры на осваиваемой этносом территории.
Некоторые сведения о русском оборонном зодчестве Сибири, которое является своеобразным способом освоения пространства, можно найти в труде Ф.Ф. Ласковского [Ласковский, 1858], изданном в 1858 г., где наряду с документальными данными помещены чертежи башен сибирских острогов и городов. Как всякие реконструкции, они в ряде случаев вызывают сомнение в своей достоверности, но могут служить поводом для дискуссий и интересны как сравнительный материал.
Появление исследований по некоторым особенностям сооружений связано с деятельностью сибирских отделов Русского Географического общества. Часто материалы собирались попутно, а иногда и случайно, лишь немногие авторы затрагивали тему поселений русских [Ядринцев, 1874,1880; Петропавловский, 1886; Швецова, 1899] и жилищ, бытовавших в отдаленных, малоизученных районах Сибири [Булычев, 1899; Ушаров, 1864]. Однако это способствовало дальнейшему накоплению данных. В отдельных работах обращалось внимание на различия между жилищами русских, проживавших в разных местностях, например, в книге П.И. Третьякова, посвященной историко-географическому и этнографическому описанию Туруханского края [Третьяков, 1871]. Таким образом, постепенно создавались условия для проведения сравнительного анализа по сооружениям русских в Сибири, что важно для определения направленности трансформаций в связи с адаптационными процессами.
Со второй половины XIX в. усилилось переселенческое движение из европейской части России в Сибирь, что вызвало изменения в экономике и быту. Изучение происходивших процессов стало насущной проблемой историков и этнографов. Начали появляться и реализовываться идеи исследований крестьянского хозяйства, охватывающих широкий круг вопросов и всю территорию Сибири. Географическое общество сыграло в развитии этого направления положительную роль. Н.М. Ядринцевым были разработаны бланки для изучения общины, в которые включались вопросы о поселениях. По этой программе собирали сведения члены РГО по всей Сибири, но лишь немногие из статей-ответов были опубликованы [Ядринцев, 1882; Петропавловский, 1886].
Кроме исследований, посвященных простому описанию сооружений русских в Сибири [Дьячков, 1893; Маргаритов, 1899; Комаров, 1912; Грум-Гржимайло, 1894; Талько-Гринцевич, 1894; Григоровский, 1879], стали появляться работы, в которых предпринимались попытки изучения трансформации материальной культуры славянского населения в условиях Сибири. Одним из первых занялся этой проблематикой П.А. Ровинский [Ровинский, 1871, 1875], использовавший личные наблюдения для ответа на поставленные вопросы о характере происходящих изменений. Хотя ему не удалось точно сформулировать выводы, однако им был собран интересный этнографический материал по жилищу с. Громы на р. Ангаре. А.В. Олсуфьев, описывая жилища Анадырской округи, отметил факты заимствования русским населением у якутов типов хозяйственных построек и временных жилищ [Олсуфьев, 1896]. В.И. Скорняков обратил внимание на существенные изменения в крестьянском жилище Приангарья, происшедшие с середины XIX в. по его конец, кратко описал технику строительных работ [Скорняков, 1901].
Разведка территории и строительство первых крепостей
В XVI - XVIII вв. направляемые московской администрацией служилые люди и по собственной воле искавшие счастья в Сибири промышленники с завидным упорством шли «встречь солнцу», преодолев за краткий по историческим меркам срок тысячи километров, и лишь просторы Тихого океана приостановили их стремительный бег. Активное продвижение русских вглубь осваиваемых сибирских земель сопровождалось строительством многочисленных укрепленных пунктов, «зимовье, острожек, острог, город ... молниеносно возникал... и сразу приобретал значение местного центра» [Скалой, 1951, с. 153]. Таким образом, освоение, а значит, и семантическое осмысление пространства шло двумя путями: расширение «своей», приобретенной, территории и приспособление к своему миропониманию создаваемого поселения, строившегося в духе традиций оборонного зодчества. Указанные два аспекта и будут в центре дальнейшего обсуждения.
Создание сети поселений. Из многочисленных документов, характеризующих продвижение русских по сибирским территориям, следует, что создание сети оборонительных укрепленных мест на пути следования землепроходцев было традиционно принятой формой освоения пространства, поощряемой и организуемой государством. Так, стрелецкий сотник Петр Бекетов сообщал в своей челобитной: «Ия ... послал того Dice году (140) (1632) августа в 1 день ... вниз по Лене реке Енисейского острогу служилово человека Олешку Архипова, да Лютка Яковлева с товарищи в новые земли для государева ясак(у), велел им служилым людям доплыв в новую землицу в Жиганскую поставить зимовье и в том зимовье зимовать для государева ясачного збору. И тот служилой человек Олешка Архипов с товарыщи поплыл на низ по Лене реке из Якуцкие земли и проплыв Долганскую землю и приплыл в Жиганскую землю и в Жиганской земле поставил ясачное зимовье...» [Материалы по истории Якутии, 1970, с.1082-1083].
Вторя Бекетову, Иван Галкин писал в челобитной о походе на реку Лену: «...б прошлом... во 138 (1630) году, по твоему государеву указу посылал нас, холопей твоих, твой государев воевода князь Семен Иванович Шаховской на твою государеву службу вверх по Тунгуске реки до Илима реки, а по Илимереке вверх до Усть Идирмы реки, а с Усть Идирмы реки за волок на Лену реку для твоего государева ясачново збору и приводить под твою государеву высокую руку немирные и непослушные земли и велено нам... на Лене реке острог поставити, чтоб те немирные земли были тобе государю за тою крепостию прочны и постоятельны. И мы... пришет на Усть Идирмы реки по твоему государеву указу поставя зимовья учали твой государев ясак збирати с Ылима реки, да с Ыдирма реки и с Куты реки и по иным стороньпим рекам, которые впали в Лену реку... С собрав твой государев ясак отпустили мы в Енисейский острог и воевода князь Семен Иванович Шаховской тот ясак... послал к тобе... А сами... мы...пошли зимним путем на нартах за волок на Лену реку и запасишко и платьишко свое на собе волочили и ...казну и хлебные запасы..., волочили на собе же и всякую судовую снасть, дроги и ноги, шеймы и парусы и якори, скобы и напарьи, сверла и перешли на Куту реку на Усть Купуя и тут... дождались вешние воды и поделали струги и поехали вниз во Куте реку на Лену реку. И выехав на Лену реку, твоих государевых изменников и непослушников тынгусских людей уговорили и умирили... И у говоря... мы... тех князцей взяли с них... ясак и поставили тут на Лене реке острог середи многих землиц на Усть Куты реки в у гожем месте и соль... под тем острогом самосадка с версту от того острогу или мало больше..., и в остроги оставили служивых людей, а иные... плавали вниз по Лене реки приводить под твою... руку новые земли и привели...» [Там же, с. 1067-1069]. Витиеватость стиля, характерная для официальной переписки XVII в., непрестанное обращение к адресату, показ самоуничижительного отношения авторами челобитных не могут скрыть понимания ими целей и задач присоединения новых земель, расширявших территориальные границы России.
Осознанная забота о дальнейшей деятельности в Сибири привела к получению новых географических знаний. Скрупулезные описания разведанных путей по рекам и посуху, сведения о различных природных объектах, животном и растительном мире, встреченных народах стали обязательной составляющей росписей русских землепроходцев [Скалой, 1951, с. 13-29]. Построенные на пограничье остроги рассматривались как форпосты дальнейшего продвижения на новые территории [Там же, с. 140-142].
Основание укрепленных пунктов характеризует планомерность и продуманность. Известно, например, что Андрей Палицын дал расчет острожков, перспективных для расположения в бассейне Лены [Там же, с. 14]. Система организации строительства новых крепостей, общая для всей страны, была выработана приказной администрацией в XVI в. Она заключалась в предварительном обследовании избранного для строительства района и составлении чертежей наиболее подходящего места для возведения крепости. Ее внешний вид и сметы предстоящих расходов затем утверждались в Москве, откуда зачастую и присылался градоделец [Артемьев, 1996, с. 190]. Так было организовано строительство Свияжска (1551 г.), городов Полоцкой земли Туровля, Суща, Усвят, Красна, Сокола, Ситна (1565, 1571 гг.) [Косточкин, 1962, с. 8], Ельца (1592 г.), Царева-Борисова (1600 г.), Козлова (1636 г.) [Алферова, 1989, с. 107, 115, 118-120, 122, 124-126] и многих других городов. Аналогичным был порядок возведения и перестройки сибирских городов: Тобольска, Верхотурья, Тюмени, Томска, Енисейска, Якутска, Иркутска, Нерчинска, Селенгинска, Албазина и других [Артемьев, 1996, с. 193]. Понятно, что некоторые маленькие острожки и в особенности зимовья на месте будущих городов возводились первопроходцами без консультаций с центром и по произвольному плану. Однако основание долговременного острога и, тем более, города не по приказу из Москвы было явлением довольно редким. Известны случаи уничтожения уже поставленных городов, когда их строительство не получило одобрения в Москве [Там же].
Храмовый комплекс Софийского собора в Тобольске (1621-1677 гг.)
Тобольский Собор Софии Премудрости Слова Божия, построенный в 1686 г., известен как первое каменное церковное сооружение Сибири. Он имел и свою «деревянную предысторию», насчитывающую более пятидесяти лет - с 1621 г., времени постройки первого деревянного собора, по 1677 г., когда храм был уничтожен в охватившем город пожаре. Период существования Софийского собора, выполненного в камне, подробно рассмотрен исследователями [Копылов, 1974, с. 56; Копылова, 1971, с. 92-96; Кочедамов, 1978, с. 153-159; Баландин, 1986, с. 76-87], а деревянный вариант сооружения, несмотря на опубликованное описание [Баландин, 1986, с. 77], остался в стороне, исключая несколько замечаний в работах историков архитектуры. Однако именно в начале XVII в. Тобольск приобретает значение крупного военно-административного, торгового, культурного, церковного центра, становясь фактической столицей Сибири. В 1620е гг. в Тобольскую епархию был направлен митрополит Киприан, с именем которого связана постройка первого здания Софийского собора [Резун, Васильевский, 1989, с. 251-255]. Сооружению храма придавался особый смысл.
Как следует из материалов переписных и копийных книг 1620-1636 гг. Тобольского архиерейского дома [Тобольский архиерейский дом, 1994, с. 37-81], деревянный собор Софии был построен в 1621-1622 гг. по царскому указу сибирским воеводам 1620 г. Для строительства церкви были использованы срубы домов, купленные у тобольских жителей. Специально на постройку заготовить лес было невозможно, а точнее, некого было нанять для этого, так как в те годы Тобольск обезлюдел из-за голода. Впрочем, приобретение готовых срубов для возведения какого-либо здания являлось вполне обычной практикой. Среди купленных построек был наполовину выстроенный сруб церкви, которую в 1620 г. священник Иван по благословению вологодского архиепископа Макария заложил в десяти саженях от Троицкой церкви и которая была задумана как пятиглавая церковь во имя Софии Премудрости. Киприан достроил эту церковь как соборную, оставив за ней название Софийской (освящена 21 октября 1622 г.), хотя грамота из Москвы предписывала поименовать церковь Вознесенской.
Детальное описание возведенного храма позволяет реконструировать его облик (рис. 38). Высота церкви от уровня земли до яблока была 13,5-14 саженей (более 28 м), пол находился на уровне 14 венца, что при диаметре бревен 25-28 см составляло 3,5-3,9 м. От пола до «закомар», представлявших собой крещатое бочечное покрытие, было 26 венцов (около 7 м). Таким образом, сруб сооружения поднимался на высоту 10-11 м, что составляло около трети высоты всего здания. Термин «закомары» специалистам более знаком по каменным сооружениям, но, как видно, использовали его для форм здания из дерева, что может косвенно подтверждать взаимосвязь трактовок форм этих двух типов сооружений. На основании из крещатых бочек, выходящих лбами по три на каждую из четырех сторон сруба, был установлен эффектный барабан, составленный из центрически расположенных бочек меньшего размера. Собор имел три алтаря и паперть, охватывавшую сруб с трех сторон. На паперть вела крытая лестница с тремя площадками-крыльцами, верхнее из которых имело кровлю бочкой, покрытую лемехом, два средних - бочки, крытые гнутым тесом. Собор был пятиглавым, причем центральная глава размещалась на бочечном барабане, а четыре меньшие главы - на угловых крещатых бочках.
Числовая символика Тобольского Софийского собора. Случайна ли числовая символика храма? Пять глав, три алтаря, многократно повторяющаяся троичность элементов и конструкций... По наблюдениям Г.К. Вагнера, в древнерусском зодчестве пятиглавие возрождалось тогда, когда в политике ктиторов возникла некая политически масштабная, подчас даже общерусская тенденция. Существуют гипотеза о том, что первой пятиглавой церковью можно назвать храм Богородицы (Десятинную), заложенный в 989 г., после крещения князя Владимира [Вагнер, Владышевская, 1993, с. 24, 34, 60]. Пятиглавым был и Софийский собор в Новгороде (XI в.), на родине митрополита Киприана.
Во многих городах России в XV - XVII вв. главные каменные городские и монастырские церкви строились пятиглавыми. Перечень храмов о пяти главах, возведенных в этот период, начинается знаменитыми московскими Успенским собором Аристотеля Фиораванти (1475-1479 гг.) и Архангельским собором Алевиза Нового (1505-1508 гг.). Далеко не полный список пятиглавых церквей, построенных в России в XVI-XVII вв., таков: 1553 г. - собор в Авраамиеве монастыре в Ростове; 1562 г. - Христорождественский собор в Каргополе; 1568-1570 гг. - Софийский собор в Вологде; 1590-1596 гг. - собор Рождества Богородицы в Пафнутьев-Боровском монастыре; около 1620-1622 гг. - Софийский собор в Тобольске; 1647-1650 гг. - церковь Ильи Пророка в Ярославле; 1649 г. - Благовещенский собор в Благовещенском монастыре Нижнего Новгорода; 1650-1652 гг. - Троицкий собор Ипатьевского монастыря в Костроме; 144 1651 г. - Введенский собор с шатровой колокольней в Чебоксарах; 1652 г. - церковь Воскресения на Дебре в Костроме; 1675 г. - церковь Рождества Христова в Балахне; ок.1690 г. - деревянная церковь Константина и Елены с шатровой колокольней в Вологде; 1677 г. - церковь Благовещения в Тайнинском в Мытищах; 1678 г. - Сергиевская церковь в Подмосковье (с. Комягино); 1683 г. - церковь Иоанна Богослова в Ростове; 1689-1694 гг. - Зачатьевская церковь в Подмосковье (ныне г. Чехов Московской обл.); 1692-1694 гг. - Никольская церковь в Пушкино; 1696-1705 гг. - собор Михаила Архангела в Бронницах; около 1714 г. - Троицкая церковь в Серпухове [Города России, 1994, с. 12-86].
Городские и сельские постройки XVII - XVIII вв.
Оборонные и культовые здания играют ключевую роль в формировании жилой среды поселения, являясь выдающимися архитектурными сооружениями и наиболее значительными пространственными ориентирами. Однако облик города или села, их приспособленность к нуждам жителей зависят и от рядовой застройки, составляющей большую часть поселения (рис. 75). Крупные сибирские города, как правило, имели регулярную планировку, в которой выделялись острог и посад. Из документов XVII -XVIII вв. можно почерпнуть сведения о городских сооружениях. Например, пожаром 1695 г. в Тюмени были уничтожены «лштрополичыш двор, Троицкая церковь, девичий монастырь в нем 2 церкви и колокольня, да приходских Спасская, Архангельская, Ильинская церкви с колокольнями да в торгу 24 лавки, таможенная изба, кружечный двор, богадельня, 604 двора градских жителей и пр.» [Тюмень в XVII столетии, 1903, с. 65-66]. Огонь, возникший на «дворишке вдовы Устиньицы Ивановой» наделал много бед, поскольку деревянные постройки города «отстоять от того пожара было невозможно, так как дворы поставлены смежно, а у иных на оброчных лавках были избы .жилые» [Там же]. Принимая во внимание губительность пожаров, в Сибири было начато каменное строительство, поэтому в Тюмени, как и в других больших городах: «Велено ... для всяких нужд и клади... от пожарного разорения построить анбар, а на анбаре анбарную церковь каменную тюменскими всяких чинов русскими людьми, а потом и иные строения нужные и которые возможно строить...» [Там же].
В первую очередь для сохранности запасов сооружали каменные амбары, на которых нередко воздвигали церкви и колокольни: «... построено на Тюмени каменного строения 3 анбара каменные, а на них соборная церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы... и освятил тое церковь священный Филофей... а к... каменной... церкви прошлого лета 1705 г. зачалось строение каменное да колоколенное каменное же: построена паперть с перилы каменными же с дву сторон - с северной и западной, а под той папертью на западной стороне для клади твоей... построен анбар, а на том анбаре и паперти строится колокольня и построено ее над папертью в вышину 2 сажени (4,2 м) и своды одни, а достраивать двои своды да шатер, а папертные перила и балясы только кровельным кирпичом не покрыты... 1706 г. 14 июня» [Тюмень в XVIII столетии, с. 140].
Ядро большого города, острог, застраивался разнообразными зданиями. Например, в остроге Тобольска указаны: «двор боярский, изба стрелецкая караульная ... соборная церковь Софии Премудрости Божией, церковь во имя Всемилостивого Спаса, придел Иоанна Предтечи. Против церкви Воскресения Христова под колоколы церковь св. мучеников Флора и Лавра... 2 двора дьячки, 2 двора государевых земских...» [Тобольск, 1885, с. 3]. Из документов, касающихся Мангазеи и Тюмени, известно, что в крепости размещались съезжая изба и тюрьма [Белов, Овсянников, Старков, 1980, с. 44]. В системе управления съезжая изба занимала второе место после воеводского двора. Здесь находилась государственная казна, хранились государственные документы.
Строились и другие административные здания (таможня, посольская изба), торговые постройки, всякого рода многочисленные хранилища. В Тюмени «в 203 г. (1695 г.) была построена... таможенная изба, под ней 2 лавки, кружечный двор и под погребом анбар па прежнем месте. В 198 г. (1690 г.) в городовом остроге над прежним питейным погребом воеводского двора построен анбар мерою полу-Зсажени трехаршинных (5,25 м). Да у Георгиевских ворот построен для клади хлебных запасов анбар 4 сажень (8,4 м), анбар 3 сажень (6,3 м). Да подле тех анбаров строен анбар 3 сажень без чети (ок. 6 м). Построено вновь против воеводского двора погреб с выходом, деревянный в длину 4 сажень, поперег 3 сажень, осыпан землею» [Тюмень в XVII столетии, 1903, с,65-66].
В посаде строили многочисленные торговые и ремесленные здания, а также жилища, возводили и церкви. В Тобольском посаде находились: «государев гостин двор, а на дворе горница... Подле двора по обе стороны улицы лавки всяких людей. 52 лавки всего. 23 полка возле лавок, кузницы 8... За острогом под горой калмацкой двор, государева баня на откупу у посадского человека у Пятово шапочника. У всяких чинов людей 21 двор. В остроге и за острогом у посадских людей 46 дворов, гулящих людей 12 дворов» [Тобольск, 1885, с.5, 10]. Посад Мангазеи был разделен на две части: ремесленную и торговую.
Между частными постройками пролегали узкие улицы и переулки, мощенные сосновыми досками судовой обшивки [Белов, Овсянников, Старков, 1980, с. 31]. Особое внимание в городе уделялось застройке и благоустройству центральной части торговой стороны, где разместились большой гостиный двор в окружении сорока с лишним амбаров и таможня с амбарами. К западу от гостиного двора была возведена церковь поморских чудотворцев Михаила Малеина и Макария Желтоводского. К востоку разместились питейные заведения и городская торговая баня.
