Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Психологические теории личности
1.1. Общие положения теории психологии личности 16
1.2. Психоаналитическая теория личности Зигмунда Фрейда 22
1.3. Индивидуальная психология Альфреда Адлера 27
1.4. Эго-психология Эрика Эриксона 33
1.5. Социально-психологическая теория маргинальной личности 38
1.6. Теории каузальной атрибуции и когнитивного диссонанса. Особенности восприятия человека человеком 40
ГЛАВА 2. Исторический фон и этнокультурная среда
2.1. Политическая структура дагестанского общества в первой половине XIX 44
века
2.2. Политика России в Дагестане в первой половине XIX века 50
2.3. Фактор пассионарности и идеология Кавказской 58
войны
2.4. Этнокультурная среда 77
а) Сельская община
б) Тухум
в) Сословное деление в Дагестане
г) Особенности семейного быта и традиционная система социализации
ГЛАВА 3. Этнопсихологические портреты лидеров мюридизма
З.І.Гази-Магомед 102
3.2. Гамзат-бек 131
З.З.Шамиль 148
3.4. Хаджи-Мурат 178
ГЛАВА 4. Механизмы формирования личностей лидеров мюридизма в контексте культуры
4.1. Социальный характер 207
4.2. Мифологизация личностей лидеров мюридизма 217
Заключение 232
Литература 236
Приложения 247
- Общие положения теории психологии личности
- Политика России в Дагестане в первой половине XIX века
- Фактор пассионарности и идеология Кавказской
- Мифологизация личностей лидеров мюридизма
Введение к работе
Кавказская война до настоящего времени является объектом исследования исключительно историков. Но, как и любая иная война, Кавказская война явилась результатом не только политических, экономических интересов и противоречий, конкретных социально-политических сил, но и большим социальным событием, в известном отношении социально-культурным явлением, в предпосылках возникновения и в ходе, развития которой, безусловно, сказывались факторы, являющиеся объектом изучения этнографии и этнологии. В Кавказскую войну Российской империи противостояли не просто «горцы» или «горские народы», но широкая общественная среда, обладавшая характерными особенностями материальной, социальной и политической культуры, а также особенностями мировоззрения. Невозможно в надлежащей мере понять эту войну, игнорируя общие закономерности функционирования данной среды как социо-культурного феномена, а также опуская анализ индивидуально-психологических особенностей личности как элемента и продукта этой среды.
Однако у этнографии в целом ограниченные возможности, методики и подходы для подобного анализа, достаточные для описания материальной, социальной и политической культуры, в том числе и условий социализации личности в конкретной культурной среде. Методы этнографии ограничивают исследователя при анализе психологических особенностей личности. Использование соответствующих подходов и методов психологии позволяют преодолеть эти ограничения.
Таким образом, совокупное применение методов этнографии, этнологии, психологии и истории позволяет комплексно и, потому более объективно взглянуть на ход большого исторического события, в данном случае, Кавказской войны, с его личностями-героями по разным причинам (у каждого своим) участвовавщих в нем и по разному корректировавших развитие событий, что в свою очередь влияло на развитие социо-культурных процессов в
горном крае. В совокупности все вышеизложенное и определяет актуальность данного исследования.
События 90-х годов XX в., прежде всего, Первая и Вторая Чеченские войны, постепенное вытеснение Российской Федерации с Кавказа возродили интерес у специалистов и широкой общественности к событиям 150-летней давности, прежде всего ввиду их внешней схожести с современностью. Таким образом, тема Кавказской войны вновь стоит на острие идеологической борьбы между различными социально-политическими, конфессиональными силами и является важным инструментом современной геополитики. Совершенно естественно, что не менее идеологизированными являются так же исследования, посвященные историческим деятелям эпохи Кавказской войны. Исторические личности приобретают фантастические черты, на них навешиваются идеологические ярлыки, превращающие их в безликие символы. Между тем, это были живые люди, страдавшие комплексами, испытывавшие эмоции, обладавшие всеми человеческими слабостями, то есть всем тем, что составляет индивидуально-психологические особенности личности. В современных исторических трудах, как правило, рассматриваются материальные, социально-экономические, политические процессы, происходившие в мире, конкретные же исторические личности
рассматриваются как объекты анонимных исторических процессов, при этом забывается, что индивид является не только объектом, но и активным субъектом событий. Как правильно отмечает В.Дегоев: «...этим заведомо ставится предел неисчерпаемым возможностям изучения человека в широком контексте прошлого и в конкретных обстоятельствах места и времени» (49; с.9). Понимание индивидуально-психологических особенностей исторических деятелей дает ключ к пониманию многих исторических событий. А.Мень так выразил эту мысль: «Отмахиваться от проблемы личности - значит упускать одну из важнейших сторон исторического процесса.» (93; с.343). Современные прогрессивно мыслящие историки осознают, что личность играет в определенном месте и в определенное время немаловажную роль.
Как писал Л.Н.Гумилев: «...на низких таксономических уровнях -субэтническом, и особенно на организационном, возможны волевые усилия, способные породить события, которые только в последствии и далеко не сразу, компенсируются общей статистической закономерностью. Иными словами, человек с большой пассионарностью иногда может создать зигзаг на кривой развития, даже такой, который будет зафиксирован в истории» (44; с.30).
Исторические факты - это материал, который историки используют для воссоздания событий прошлого. Факты истории доступны современным исследователям в виде фрагментов прошлого - свидетельств очевидцев, писем и других источников, дошедших до нас сквозь столетия. Как правило, информация, дошедшая до нас, носит субъективный характер, что порождает многочисленные исторические мифы, кочующие из исследования в исследование и все больше воспринимаемые как непреложные факты. «Единичное наблюдение не воспринимается критично», - писал Л.Н.Гумилев: «Оно может быть случайным, неполным, искаженным обстоятельствами, в которых находился наблюдатель и даже его личным самочувствием» (44; с.27).
Кроме того, исторические факты могут быть сознательно искажены исследователями, с целью обелить того или иного любимого исторического деятеля или в угоду текущей политической коньюктуре. Они таюке могут искажаться самими историческими персонажами с единственной целью защитить себя, преувеличить свою роль в событиях, наконец, просто оправдать себя и свои безнравственные поступки, т.е. срабатывает психологический механизм защиты личности - рационализация. Поскольку исторический эпизод нельзя рассматривать непосредственно, то исследователь вынужден его восстанавливать методом исторической критики. Гумилев сравнивал работу исследователя с криминалистической экспертизой, не-допускающей противоречивости свидетельств источников (44; с.27). Но поскольку историю создавали и создают люди со своими индивидуально-психологическими особенностями, то можно говорить не только о
криминалистической экспертизе, но и о психологической экспертизе -психологическом исследовании конкретного исторического лица в связи с определенной ситуацией для более точной оценки этой ситуации и роли в ней подлежащего психологической экспертизе исторического деятеля.
Таким образом, предметом исследования в психолого-исторической экспертизе является не просто личность и не ситуация как таковая, а их синтез: человек в конкретных обстоятельствах. Методом исследования является системный, качественный анализ, при котором раскрываются не только характерологические особенности личности, но и источники их формирования. Попытки описать психологические портреты исторических деятелей делались многократно историками, публицистами, политологами, философами, но редко когда профессиональными психологами.
Первым профессиональным психологом и психиатром, сделавшим попытку осмыслить историю, был Зигмунд Фрейд. Он подверг
психоаналитическому исследованию социальные явления, религии, культуры и творчество великих людей. Его перу принадлежит несколько психобиографических работ, ставших эталоном для последующих
исследователей. Однако для Фрейда была характерна излишняя биологизация социальных процессов, он описывал исторических личностей вне контекста исторической эпохи. Частично этот недостаток был исправлен его последователем Эрихом Фроммом. Как и все неофрейдисты, Фромм учитывал и внешние социальные факторы формирования личности. Крупный теоретик неофрейдизма Эрик Эриксон, высказывался за интеграцию психоанализа и исторических описательных методов, что привело к созданию нового метода исследования комплексного историко-психологического анализа, при котором исторические описания подвергаются психологическим интерпретациям. Эриксон проводил широкие психоисторические исследования, с момента выхода его работы «Молодой Лютер» в 1958 году принято вести отсчет рождению новой науки - психоистории. Один из ведущих американских психоисториков Ллойд Демоз определяет психоисторию как науку об
исторической мотивации. Главной задачей психоисторика Ллойд Демоз считает выяснение причин произошедшего события, но не его детальное описание, так как психоистория, по его мнению, не является описательной наукой.
Важным инструментом в исследовании исторической мотивации Демоз считает интроспекцию, а к особому методу исследования психоистории относит уникальное сочетание исторических документов, опыта клинической практики и собственного эмоционального опыта исследователя. «Это и есть главный инструмент открытия в психоистории» - считает Ллойд Демоз (50; с. 118.). Методологический индивидуализм, проповедуемый Демозом, значительно снижает объективность психометодических исследований. В настоящее время психоистория так и не стала целостной дисциплиной, не определены ее методы, она не имеет единой методологической базы, т.е. самостоятельная наука только формируется на стыке истории, психологии, культурной антропологии, философии и других гуманитарных наук, изучающих проблемы человека. Успех любого психоисторического исследования зависит от умения исследователя свободно ориентироваться в сопредельных науках (123). Не вызывает сомнения тот факт, что в настоящее время лидерство в проведении психоисторических исследований принадлежит американским ученым. Между тем, российские ученые также внесли свой вклад в развитие психоистории как науки. Создатели этнографического отделения русского географического общества: академик К.М.Бэр, Н.И. Надеждин и К.Д. Кавелин на рубеже 40-50-х гг. значительно опередив современную им научную мысль, настаивали на интеграции истории, этнографии и психологии. Однако, их мечтам о построении «мостов между науками» не суждено было сбыться, так как по мере накопления знаний пути развития этих наук разошлись. Выдающийся русский ученый профессор В.В.Чиж, теоретик и практик психотерапии, педагог, психолог, первым из психиатров подверг психиатрическому анализу жизнь, личность и творчество русских писателей, исторических деятелей, философов (начало XX в.). «Чиж считал, что изучение
истории психиатром имеет нравственное значение, ибо помогает понять взаимосвязь между физическим и душевным состоянием исторического лица и, принимаемыми этим лицом политическими решениями и вынести справедливый приговор, отделив болезнь от издержек власти» - пишет к.п.н. Н.Т.Унаньянц в статье «Судьба профессора Чижа (129; с.8). Задачей психолога В.Ф. Чиж считал простое расположение материала «так, как того требует современная психология; психолог должен воспользоваться разбросанным в исторических трудах и журналах материалом, для того, чтобы обрисовать все главные признаки, все главные особенности психической организации» (145; с. 12). Со времени написания Чижом данной цитаты прошло около 100 лет. Срок большой для столь динамично развивающейся науки, как психология. За это время психологами были сделаны открытия в различных областях психологии, начиная от законов восприятия человека человеком до теорий каузальной атрибуции и когнитивного диссонанса. Современная психология позволяет выявить и воссоздать те особенности индивида, которые не возможно было идентифицировать во времена Фрейда и Чижа. Использование современных теорий психологии и методов исследования позволяет с достаточной точностью выявить и вскрыть мотивы поведения того или иного исторического лица, а следовательно, и понять причины именно такого исхода событий. Л.Н.Гумилев так выразил эту мысль: «Среди историков бытует убеждение, что все, что произошло, не могло не произойти, сколь бы незначительным ни было событие по масштабу. Это мнение нигде не доказано, по сути, предвзято, а потому не обязательно ни для читателя, ни для мыслителя. Конечно, законы природы и социального развития не могут быть изменены произвольно, но поступки отдельных персон не предусмотрены мировым порядком, даже если они влекут за собой существенные последствия. Другое дело, что они взаимно компенсируются в процессах глобальных, региональных и эпохальных, но образуемые этими поступками зигзаги дают ту степень приближения, которая необходима для уточнения описываемого явления» (41; с.21-22).
Не является исключением в этом плане и История Кавказской войны, где наряду с объективными факторами не маловажную роль играл субъективный фактор - личностные особенности лидеров движения горцев.
Научная новизна:
Отсутствие работ, посвященных исследованию личностей лидеров мюридизма методами современной психологии. Неисследованность влияния индивидуально-психологических качеств лидеров мюридизма на развитие конкретных исторических событий Кавказской войны. Историко этнографический материал анализируется широким применением методов психологии.
Цель исследования:
Воссоздание психологических портретов лидеров мюридизма в контексте этнокультурного своеобразия дагестанского общества первой половины 19-го века.
Объект исследования:
Этнокультурные психологические особенности личности,
обуславливающие феномен и механизмы лидерства в конкретной социальной среде.
Предмет исследования:
Личности вождей Кавказской войны в Дагестане в контексте своеобразия культуры местной социальной среды.
Задачи исследования:
1. Исследование влияния традиционной модели социализации на формирование личностей лидеров дагестанских горцев и их мировоззренческих установок.
2. Описание индивидуально-психологических особенностей личностей лидеров дагестанских горцев XIX века.
3.Исследование влияния индивидуально-психологических особенностей лидеров дагестанских горцев на события Кавказской войны и вскрытие мотивов
их поведения в конкретных ситуациях в контексте анализа, особенности культуры населения Дагестана XIX века.
Эти задачи решаются с применением методов современной психологии.
Методологические принципы и методы исследования:
Исследование носит междисциплинарный характер, что предопределяет использование подходов таких наук как этнография, история, психология (этнопсихология, социальная психология, психология личности, психология развития).
1. Анализ биографических данных лидеров мюридизма с позиций основных психологических теорий;
2. Системный анализ исторических событий и конкретных эпизодов Кавказской войны в свете социо-культурных особенностей горско-дагестанской среды первой половины XIX века.
3. Метод исторической критики источников, исторические, логические и диалектические методы познания. Историко-типологический метод, позволяющий выделить из общих тенденций частные проявления. Сравнительно-исторический метод.
Научно-практическое значение исследования:
Возможность использовать результаты исследования в теоретических работах, а также в учебных курсах, посвященных теме Кавказской войны. Практическое значение имеет использование полученных результатов для анализа развития современных этнополитических процессов на Кавказе.
Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографии и приложения.
Исходя из целей и задач данного исследования, работа строится следующим образом.
Первая глава. В ней подробно рассмотрены общие положения теорий личности Зигмунда Фрейда, Альфреда Адлера, Эрика Эриксона и теория маргинальной личности Роберта Парка. Также рассмотрены психологические теории каузальной атрибуции, когнитивного диссонанса и особенностей
восприятия человека человеком. Необходимость столь подробного рассмотрения различных психологических теорий связана с использованием данных теоретических положений при анализе личностей лидеров мюридизма. При работе над первой главой использованы работы З.Фрейда, Б.Ф. Ломова А.Адлера, Э.Эриксона, В.Франкла, Хайнца Хекхаузена, Е.В. Сидоренко, а также учебники Л.Хьелла и Д.Зиглера - «Теории личности» и Т.Шибутани -«Социальная психология».
Вторая глава. В главе дан подробный анализ исторического фона и описана этнокультурная среда, в которой проходила социализация будущих лидеров мюридизма. Рассмотрена политика России в Дагестане и ее основные этапы. Дан подробный анализ политических образований, существовавших в начале XIX века на территории Дагестана. Проанализированы истоки Кавказской войны с позиции основных положений теории пассионарности Л.Н.Гумилева. В главе также рассмотрены особенности общественной и семейной жизни дагестанцев XIX века, система воспитания молодежи, особенности ментальности дагестанских горцев, сословная стратификация общества, система религиозных взглядов и истоки возникновения идеологии мюридизма. В работе над второй главой использованы труды Л.Н.Гумилева, Р.М.Магомедова. Ценные сведения по политической географии Дагестана содержатся в двухтомнике Б.Г.Алиева и М-С.Х.Умаханова, а по истории Кавказской войны - в работах Р.М.Магомедова, М.Гаммера, Н.Покровского, Блиева и Х.Х.Рамазанова. В работах Айтберова Т.М. содержатся важные сведения о закатальских аварцах и хунзахцах.
Ценные сведения о системе социальных отношений и особенностях мировосприятия горцев содержаться в монографиях и статьях Ю.Ю.Карпова. Исследованию и функционированию сельских общин посвящены фундаментальная монография М.А.Агларова и работа Х-М.О.Хашаева. Вызывает интерес работа Л.И.Исламамгомедова, посвященная исследованию материальной культуры аварских поселений XIX начала XX вв.
Особенности семейной жизни дагестанцев XIX в. - нач. XX в. рассмотрены в фундаментальной монографии С.Ш.Гаджиевой.
Много ценных сведений по истории и этнографии содержаться в работах дореволюционных авторов таких, как А.М.Буцковский., Д.Бакрадзе, А.В. Комаров, Е.И. Козубский, М.А. Коцебу, Р.Ф. Розен, П.Г. Бутков, A.M. Дирр П.К. Услар, Львов и др.
Третья глава. В данной главе непосредственно проведена работа по заявленной теме диссертации. На основе анализа исторических материалов выделены биографические данные лидеров мюридизма, описание их внешности, состав семьи, особенности взаимоотношений родителей между собой и их взаимоотношений с детьми, особенности семейной жизни, рассматриваемых исторических деятелей. На основе тщательно проанализированной информации воссозданы индивидуально-психологические черты личности лидеров мюридизма, а также сделана попытка вскрыть генеральные мотивы их поступков. Мотивационному анализу тех или иных действий исторических деятелей эпохи Кавказской войны в конкретных ситуациях уделяется особое внимание, так как это необходимо для непротиворечивого, объективного понимания внутренних диспозиций лидеров мюридизма. Анализ мотивов конкретных действий лидеров мюридизма позволяет с большой степенью достоверности воссоздать развитие тех событий, которые и в настоящее время вызывают различные интерпретации специалистов.
В работе над главой были использованы различные источники российского и собственно дагестанского происхождения. Особое внимание уделялось исследованию дагестанской источниковой базы, так как именно в ней содержатся сведения о семьях, детских и юношеских годах будущих исторических деятелей, а также «внутренняя», дагестанская интерпретация конкретных событий и действий исторических личностей. В данном контексте важными источниками являются работы Мухаммеда Тахира Карахского (Мухаммед-Тахир аль-Карахи), Абдурахмана из Газикумуха, Гаджи-Али,
Хайдарбека Геничутлинского, Гасана-Эфенди Алкадари. Особый интерес вызывает работа Гассанилау Гимринского, впервые опубликованная в 1997 г. (пер. Б.Маллачиханова), где содержатся ценные сведения о семье первого имама Газимагомеда.
Представляют интерес и дагестанские легенды о жизни и деятельности выдающихся деятелей движения горцев (мюридизма). Анализ легенд позволяет вычленить образы исторических лиц, сложившиеся в народе.
Из российских источников представляют интерес записи А.Руновского о Шамиле и биографический очерк М.Н.Чичаговой, а также работа М.Казем-бека. В записках А.Руновского содержится много ценных сведений о привычках Шамиля и его объяснениях своих поступков и решений.
Многочисленные статьи, выходившие во времена Кавказской войны и сразу по ее окончании, так же позволяют получить более полное представление о той эпохе и о личностных особенностях лидеров мюридизма. Однако следует отметить необходимость тщательного анализа содержащейся в них информации, так как она полна легенд, слухов и поверхностных суждений. Из этого ряда работ наиболее информативными являются труды В.Потто и А.Л.Зиссермана, а также других свидетелей и участников той войны.
Особое место занимает работа В.Дегоева «Имам Шамиль: пророк, властитель, воин», вышедшая в 2001 г. В книге содержится большой фактический материал и объективно раскрывается многогранный и противоречивый образ имама Шамиля.
Следует отметить статью Ю.Ю.Карпова «Политические лидеры Чечни и Дагестана конца XVIII - первой половины XIX века. Средства и методы достижения власти», в которой автор рассматривает механизмы обретения власти в традиционном горском обществе.
В четвертой главе рассмотрены механизмы формирования личностей лидеров мюридизма в контексте культуры. Проведен сравнительный анализ индивидуально-психологических черт личностей лидеров мюридизма и на основе сравнения выделены общие для всех четырех черты характера.
Раскрыто понятие термина «социальный характер», введенного Эрихом Фроммом и выделены характерные черты горца первой половины XIX века. А также рассмотрены механизмы формирования «исторических мифов» (мифических образов), замещающих реальные личностные черты исторических деятелей.
Общие положения теории психологии личности
Со времени оформления психологии в самостоятельную науку (вторая половина XIX в.), ее развитие осуществлялось в непрерывной борьбе различных теорий и психологических школ, ставивших перед собой различные цели и использовавших различные методы исследования. Современная психология так же состоит из направлений, различающихся по предмету, теории и методам исследования. Это создает значительные трудности в проведении прикладных исследований, так как многочисленные теории противоречат друг другу, и каждая посвоему объясняет один и тот же исследуемый факт. Известный теоретик психологии личности В.Франкл описывает данное противоречие с использованием геометрических аналогий: «Один и тот же предмет, спроецированный из своего измерения в низшие по отношению к нему измерения отображается в этих проекциях так, что различные проекции могут противоречить друг другу...Человек также, если у него редуцировать специфически человеческое измерение и спроецировать его на плоскости биологии и психологии, отображается в них так, что эти проекции противоречат друг другу» (132; с.49-50). Отмеченное не в меньшей степени характерно и для конкретной области психологии - психологии личности. На современном этапе развития психологии личности еще не создана адекватная теория личности, более того, отсутствует единое мнение среди психологов не только по теории личности, но и на само ее определение (111; с.6).
Г.Олпорт в 1937 г. насчитал более 50-ти определений термина личность. Разнообразие определений дает исследователю возможность выбора из широкого спектра альтернативных определений, каждое из которых теоретически выдержано, критерием же выбора могут служить личные предпочтения, а также задачи исследователя. Нам ближе всего определение личности, данное С.Мадди (S.Maddi): "Личность - это устойчивая система характеристик и тенденций, определяющих те сходства и различия в поведении человека, которые могут быть поняты как функция воздействия определенной биологической и социальной ситуации" (цит. по: 94; с.62).
Таким образом, в формировании личности имеют значение как социальные, так и биологические особенности индивида. Воздействие внешней среды преломляется во внутренней структуре индивида, т.е. личность - явление био-социальное. Рассматривая взаимоотношения биологического и социального, Б.Ф.Ломов выделяет категорию "организм-личность". В понятии "организм" отражается биологическая структура индивида, в понятии "личность" -"социальное". Ломов подчеркивает, что сколь бы детально мы не изучали биологические свойства человека, его анатомию, физиологию, процесс развития человеческого организма, из всей совокупности накапливаемых в этих областях знаний свойств личности вывести не удается (89), т.е. вне общества свойств личности не существует, они проявляются лишь в системе отношений «индивид-общество».
Известный антрополог Рут Бенедикт оформила эту мысль следующим образом: »Жизнь индивида в первую очередь является приспособлением к обычаям и стандартам, традиционно передаваемым в обществе из поколения в поколение. С момента рождения традиции формируют его опыт и поведение» (цит. по: 111; с.7).
В то же время необходимо учитывать, что одни и те же условия социализации, т.е. идентичные внешние социальные стимулы, приводят к формированию различных качеств личности у разных индивидов в зависимости от генетической (биологической) составляющей.
Дж. Уиггинс с соавторами выделяет четыре основных подхода в изучении личности: биологический, экспериментальный, социальный и психометрический:
1. Биологический подход. Изучение личности осуществляется с точки зрения раннего приобретенного опыта, генетических предпосылок и эволюционного развития. Взаимодействие поведенческих аспектов и биологической основы - предмет особого внимания данного подхода.
2. Экспериментальный подход. Основой изучения личности является изучение процессов восприятия, научения и высшей нервной деятельности.
3. Социальный подход. Изучается социальное окружение индивида и его воздействие на развитие личности: влияние моделей, социальных ролей и культуры в целом.
4. Психометрический подход. Изучение личности основывается на изучении признаков, отражающих внутреннюю структуру свойств личности. Измерение личностных свойств и их различий базируется на наблюдениях за поведением индивида, на самоотчетах, на непрямой оценке характеристик (цит по: 111; с.8-9).
В настоящее время среди персонологов не существует общепринятого мнения о том, какой подход следует применять к изучению личности для объяснения основных аспектов поведения человека (142; с.25).
В силу специфики данной работы, изучение исторических личностей, а также скудности сохранившихся о них сведений, единственно возможным является социальный подход, а также некоторые элементы биологического (болезненность в раннем детстве, рост и другие антропометрические параметры и т.д.) и психометрического подходов (наблюдение за поведением исторической личности, сделанные его современниками, и частично самоотчет). При использовании элементов психометрического подхода (наблюдение и самоотчет) необходимо учитывать особенности восприятия человека человеком, влияние установки наблюдателя на восприятие исследуемой исторической личности, ошибки каузальной атрибуции, а также законы когнитивного диссонанса и механизмы психологической защиты личности. В современной психологии существуют два основных подхода к описанию личности - использование личностных качеств и типологии. Под личностными качествами понимаются длительно существующая и стабильная черта, проявляющаяся в большом разнообразии ситуаций. Для типологического подхода характерно объединение личностей в качественно различающиеся категории и описание конкретных личностей в генерализированных чертах, характерных для данного типа людей. При этом, принадлежность к типу имеет относительный характер. Основная сложность при использовании типологического подхода заключается в выборе типологии из множества существующих типологических систем. Основным критерием при этом выступают личные предпочтения исследователя.
В данном исследовании применяется личностный подход в описании исторических деятелей. Применение типологического подхода возможно лишь в описании личности имама Гази-Магомеда, так как он сочетал в себе черты, характерные для типа фанатика.
Для данного исследования из всего разнообразия теорий личности нами были выбраны теории наиболее полно, на наш взгляд, отвечающие поставленным задачам и следующим критериям: верифицируемость, эвристическая ценность, внутренняя согласованность, экономность, широта охвата и функциональная значимость.
Политика России в Дагестане в первой половине XIX века
Выход России на Кавказ шел по двум самостоятельным направлениям, тесно связанным друг с другом. Первое направление заключалось в постепенном распространении на юг со стороны Чечни благодаря активности казачества.
Второе направление русского распространения на Кавказ связано с Грузией.
Продвижение Российской империи на Кавказ привело к столкновениям с Персией и Турцией, традиционно соперничавших между собой за влияние в этом регионе (XVI-XVIII). Политика всех кавказских правителей, как христианских, так и мусульманских, заключалась в лавировании между этими двумя силы.
К началу XVIII века (при Петре Великом) активным игроком в этом регионе стала Россия. В 10-20-х годах XIX века Россия владела почти всей территорией Грузии и побережьем Каспийского моря до самого Астрабада, но вглубь прилегающих территорий на Северном Кавказе русские не вступали. Владетели дагестанских политических образований номинально признавали над собой власть Российской империи, однако не позволяли вмешиваться российским наместникам во внутренние дела своих владений.
Положение России в Грузии также было неустойчивым на протяжении десятилетий первой половины XIX века. Установление русского колониального правления вызвало недовольство грузинского дворянства и широких народных масс, что привело к ряду восстаний в различных частях Грузии: 1) заговор грузинских феодалов с целью реставрации власти Багратионов 1802 г.; 2) восстание в горах Картли 1804 г.; 3) восстание в Имерети под руководством Соломона II 1810 г.; 4) восстание в Кахети 1812 г.; 5) восстание в Имерети и Гурии 1819-20 годы; 6) восстание в Гурии 1841 г.
Кроме вышеперечисленных антиколониальных заговоров и восстаний, были еще и антифеодальные выступления, подавление которых так же ложилось на плечи русских наместников.
Если подобное происходило в православной Грузии, народ которой Российская империя практически спасла от полного физического истребления, то еще более серьезное сопротивление России стремились оказать мусульманские народы Северного Кавказа.
Политика России на Кавказе сводилась к принципу всех колониальных империй - «разделяй и властвуй». Проведение подобной политики было облегчено объективными обстоятельствами - чрезвычайной этнической и конфессиональной пестротой населения Кавказа.
В целом, политика присоединения новых территорий проходила в несколько этапов.
На первом этапе Российское руководство активно вмешивалось в дела региона, поддерживая правителей, обратившихся за военной помощью к России. При этом помощь всегда была ограниченной, чтобы то или иное владение не слишком усиливалось и было зависимо от Российской империи. На втором этапе устанавливался протекторат России над территорией феодального образования с обязательством не вмешиваться во внутренние дела правителей данной территории.
Феодалам назначалось жалованье, присваивались чины и в качестве «советника» и «посла» приставлялись русские офицеры. Со временем «советник» все чаще и настойчивее вмешивался в руководство феодальным образованием, что, естественно, вызывало недовольство феодалов и их окружения.
На третьем этапе часто с помощью грубой военной силы в «наказание за измену» феодалы лишались власти, и территория входила в состав Российской империи. Устанавливалось военно-административное колониальное правление. Четвертый этап означал полную интеграцию территории в политический и экономический организм Российской империи, вводились общие на территории России законы, права и обязанности населения. Длительность того или иного этапа зависела от конкретных политических и экономических обстоятельств, а также от степени лояльности населения, территории. Дагестан прошел через все четыре этапа интеграции в состав Российского государства.
Корни российской политики в Дагестане уходят во вторую половину XVI века, когда границы Московского царства раздвинулись до низовьев Волги и берегов Каспийского моря. Набиравшее силу Московское царство стремилось контролировать торговый путь в Персию. Основным препятствием к заветной цели стали дагестанские феодалы, часто грабившие русские караваны, особенно могущественнейший из них шамхал Тарковский. Первые походы русских дружин были направлены против этого феодала, однако все они окончились провалом, дружины бояр Хворостовского и Бутурлина (1604 г.) были разгромлены и почти полностью уничтожены.
«Это были первые столкновения русских с дагестанцами и ничего хорошего они московитам не предвещали» (34; с. 14). Наступление на Дагестан возобновилось через полтора столетия, при Петре І. В 1722 году русские войска взяли Тарки, Дербент, Кубу и Баку, однако в целом поход оказался неудачным. Россия лишь обозначила свое присутствие в Дагестане, построив крепости Кизляр и Святой Крест, и следующие четыре десятилетия сохранялось статус-кво.
Только при Екатерине Великой возобновилось продвижение Российской империи на юг. Вновь были взяты Дербент, Куба и Баку (1795), но затем оставлены русскими войсками. Сменивший на престоле Екатерину II Павел I придерживался принципа «повиновения ласкою, отвращая от них все, что служит к их притеснению или отягощению», дагестанских владельцев предписывалось «удерживать по возможности в зависимости от нас» (76; с.92). «На этом первом этапе колонизации Дагестана «царская администрация» поддерживала «местную знать», признавала права «высшего сословия», снабжала феодалов «грамотами», «орденами» и «билетами», «охранными листами» на права владения землями, присваивала чины и назначала крупные жалования» (100; с.32).
После присоединения в 1801 г. Восточной Грузии (Картли-Кахети) наступает второй этап колонизации Дагестана. Царскому правительству 26 декабря 1802 года удалось собрать в крепости Георгиевск почти всех владетелей Северо-Восточного Кавказа и подписать общий договор, имевший важное значение и обязывавший ханов и горские общества быть преданными России, т.е. устанавливался протекторат России, в том числе и над Северо-Восточным Кавказом. В 1803 году хунзахский нуцал Султан-Ахмедхан Аварский присягнул на верность России с обязательством охранять границы Аварии и Грузии, а в случае вторжения Персии отражать его.
«Если до начала XIX века феодальные владетели Дагестана, входя в состав России, сохраняли свою самостоятельность, не облагались податями и повинностями, то после присоединения Грузии в 1801 году, они оказались перед фактом все более возрастающего влияния российской политики» (100; c.32). Выразителем этой политики стал новый главнокомандующий князь Н.Д.Цицианов. Цицианов был сторонником энергичных и крутых военных мер по распространению власти России на Кавказе. «В Азии, - говорил Н.Д. Цицианов, - все убеждения и переговоры суть ничто, а сила все» (155; т.1, с.56).
Необходимо отметить тот факт, что в рассматриваемый период не существовало сколько-нибудь систематизированной административной политики России на Кавказе. Все зависело от личности того или иного главнокомандующего, решавшего поставленную перед ним задачу сообразно своим представлениям. Главнокомандующие часто сменяли друг друга, соответственно менялась и политика, неизменным оставалось лишь постепенное ущемление экономических и политических привилегий дагестанских феодалов. В ответ, некоторые владетели все больше начинали ориентироваться на Турцию и Иран, сопротивляясь усилению российских позиций на Кавказе.
Фактор пассионарности и идеология Кавказской
Кавказская война была обусловлена как объективными, так и субъективными причинами. Пассионарность, безусловно, относится к объективным причинам.
Л.Н.Гумилев проводил различие между социальной и этнической историей. «Социальная и этническая историй не подменяют друг друга, а дополняют наше представление о процессах, происходящих на поверхности Земли, где сочетаются история природы и история людей (42; с.73). Для понимания этнической истории Гумилев предлагал оригинальный анализ «истории событий в их связи и последовательности» (42; с.39).
Этнологический анализ истории дагестанских народов значительно затруднен отсутствием достоверных письменных источников и требует отдельного исследования, так как Дагестан, особенно Нагорный, долгое время оставался некой «terra incognita» для историков окружающих стран. Более-менее достоверные сведения о Нагорном Дагестане и его укладе жизни мы получили с момента появления в Дагестане русских. Более ранние свидетельства армянских, грузинских и мусульманских авторов о Нагорном Дагестане отрывочны и эпизодичны.
В Кавказской войне принимали участие представители всех дагестанских этносов, но основной движущей силой ее были аварский и чеченский этносы, ведущую роль играли аварцы. Все три имама и большинство наибов, включая Хаджи-Мурада, Ахверди-Магому, Алибека Хунзахского, Магомеда Телетлинского, Энькау-Хаджи - были представителями аварского этноса. «Будучи самым многочисленным народом Дагестана, в исследуемый период, аварцы занимали и большую территорию в среднем, . северном, западном и юго-западном Дагестане» (10; с.69).
На севере крайним пределом расселения аварцев было селение Чир-юрт, к югу - Алазанская низменность за Главным Кавказским хребтом (79; с. 142). Самоназвание аварцев «маарулал» (магіарулал-аварск.) происходит от «меэр» - гора, горцы. Как писал Козубский, даже в начале XX века название «аварец» было чуждо народу, известному под этим именем» (79; с.42). По мнению П.К.Услара, это чуждое самим аварцам название относилось «исключительно кХунзаху» (130; с.4-5). Этим и объясняется, «что это название сами аварцы знали только в смысле политическом, для обозначения жителя бывшего Аварского ханства, но никак не в этническом» (79; с.42). , Другие авароязычные этнические группы называли себя по обществам: «так андийцы - куаннав, ахвахцы - ахуахи, богулалы - куан, дидойцы - цези, капучинцы - капучиас суко, ботлихцы - буихаги, годоберинцы - гибдиги, каратинцы - кипги, чамалалы - чама-ига, тиндальцы - идараи икиа, хваршинцы - кедаес гикра и т.д.» (52; с. 19-29).
В XIX веке, как пишет Б.М.Атаев: «Принадлежность к определенному обществу или княжеству тогда имела большее значение, чем национальная принадлежность» (15; с.37). «Ханства и общества фактически были политическими и этнографическими единицами, имевшими свои культурно-бытовые, языковые особенности и находились между собой в состоянии союза. Каждый союз общин отличался от остальных по языку, обычаям и даже одеждой. По ним почти всегда точно можно было определить принадлежность представителя того или иного общества не только к определенной народности, но и даже селению» (15; с. 36-37).
В разное время Аварское ханство объединяло разное количество союзов сельских общин- обществ - это: «Хунз, Салатавия (Нахьбакі), Гумбет (Бакълъулал), Ункратль, Таш, Койсубулу (Хьиндалал), Технуцал (Нахъа Хьиндалал), Хебдалал, Куяда, Кахиб, Телетль, Тлох, Гидатль, Томе, Келеб, Анщух, Батлух, Ухнада, Богнода, Анцросо, Тлебелал, Томурал (Джурмут), Андалал, Карах, Тленсерух, Мукратль, Джаро-Белоканы, Анди, Дидо, Карата, Багулал, Тинди, Хварши, Чамалал, Ахвах и др.» (15; с.36).
Наиболее известным аварским владетелем был Умма-хан Справедливый (умер в 1634 г.), при котором Аварское ханство считалось в Дагестане одним из наиболее сильных владений. Особенно усилилось ханство при другом Уммахане, Аварском (правил в 1774-1801 г.), отце Баху-Бике.
Анализ этнической истории аварцев показывает, что активная экспансия данного этноса на соседние территории началась на рубеже XVI-XVII вв. Именно с XVI века начинается планомерное движение горцев на равнину, это явление в истории Грузии получило название лекианоба (леки - дагестанский горец). В горах наблюдался рост населения, изменение методов хозяйствования, изменение социальной структуры общества. Кроме того, на миграцию населения оказывало влияние общее похолодание климата, достигшее максимума в XVI-XVII вв. Последствиями этого стали регулярные неурожаи в горных и высокогорных районах Дагестана, эпидемии и т.д. (8; с.78,134). «Вызов» природы - породил «ответ», в котором воплотилась социальная энергия горцев - все чаще горцы находили себе применение в виде боевых дружин, действовавших «по найму» соседних правителей, шахов Ирана, султанов Турции (66; с.323). Так, например, отряды дагестанцев в качестве «наемников» участвовали в походе Ага-Моххамед-хана на Тбилиси в 1795 году. Но чаще полупрофессиональные отряды дагестанцев руководствовались собственными планами, получившими название «хищничество», «набеги».
«К фактам, способствовавшим профессионализации подобной деятельности и структур, должны быть причислены особенности ведения хозяйства, при котором у населения оставался значительный период времени, не занятый производительным трудом; отсутствие материальной базы (в первую очередь земли), необходимой для расширения хозяйственной деятельности, или, по крайней мере, поддержания ее на среднем уровне; возможности соседних территорий принять дополнительные рабочие руки и превратить их в рабочую силу; внешнеполитическая обстановка, в большей или меньшей степени требовавшая наличие военных отрядов и др.» (73; с.390).
Факторы, отмеченные Карповым Ю.Ю., безусловно, оказывали влияние на развитие «хищничества», но был еще один фактор - пассионарность. Набег всегда был делом трудным и опасным и требовал большого напряжения сил и энергии, так, например, только в 1786 году, Умма-хан Аварский «потерял в разных действиях в Грузии и Имерети убитыми и умершими до 2600 человек», а в 1800 году в сражении при реке Иори - 1500 человек (24; с. 189, 458).
Но потери не остановили горцев, и они совершенно справедливо получили в XIX веке название «расы воителей». «С детского возраста мужчин здесь воспитывали как воинов. Их отвага, искусство наездника, мастерское владение кинжалом, шашкой и ружьем, умение маскироваться и действовать скрытно вызывали романтическое восхищение русских...Скорость, с которой горцы умели передвигаться, будь то на коне, или пешком, стала легендарной...Скудно питаясь и ведя суровый образ жизни, горец все необходимое имел при себе. Больше всего восхищала в горцах их гибкость» (34; с.42).
Мифологизация личностей лидеров мюридизма
Отсутствие достаточных для научного анализа биографических сведений о Магомеде Ярагском не позволяет воссоздать индивидуально-психологические особенности его личности и механизмы её формирования. Магомед Ярагский уже при жизни начал почитаться дагестанцами в качестве святого. «Он спал не более двух часов в сутки, пищей для него была вода, одежда состояла из шерстяной робы» (1; с. 165). Этому способствовал и внешний облик шейха: «он был широкоплечим, с белой бородой и зелеными глазами, обладал мягким голосом» (1; с. 165). Его ученость так же создавала в глазах народа некую непостижимость и величие. «Магомед Эфенди был знатоком шариата и тариката, изучал химию, астрономию и логику» (1; с. 165). В сознании народа столь неординарная личность должна была обладать сверхъестественными способностями, поэтому о шейхе стали складываться легенды, в которых он «представлялся обладателем многих чудес». Он предсказывал будущее своих последователей, и это всегда сбывалось.
Если приходил к нему слепой, то после его молитвы уходил зрячим, бедные - становились богатыми. Будто бы после его молитвы четырехмесячный мальчик побежал и наизусть повторил 112 суру Корана и т.д. (1; с. 165).- Горцы охотно верили в подобные легенды в силу своей легковерности, а также в связи с мусульманскими традициями, «в соответствии с которыми проповедникам тариката (специфического метода познания истины) муршидам якобы присуща сверхъестественная сила и способность творить чудеса» (73; с.246). Следует отметить, что и в наше время, тысячи последователей современного шейха Сайда-Апанди Чиркеевского свято верят в его сверхъестественные способности, которые он не демонстрирует, не желая вводить народ в «искушение», однако легенды продолжают распространяться по всему Дагестану. Поэтому неудивительно, что в XIX веке подобные истории вообще не подвергались сомнению. Во многом созданию мифов способствовали собственно проповеди и молитвы Магомеда Ярагского. По свидетельству очевидцев, шейх легко вводил во время молитвы своих последователей в состояние экстаза. «Когда читал молитвы и ясин по умершему, он завораживал людей, они приходили в состояние, близкое к экстазу. Именно вводя мусульман в экстаз, Магомед-Эфенди доводил до их сердца смысл и предназначение ислама» (4; с.58). После смерти Магомеда Ярагского в 1848 году, верующие соорудили над его могилой мавзолей на кладбище в ауле Согратль, и это место стало объектом зиярата (поломничества), в том числе и в советские времена. При Советской власти имя Магомеда Ярагского упоминалось лишь в негативном контексте, однако в «новой» России под давлением лезгинской общественности одна из центральных улиц Махачкалы стала носить его имя.
Историками, философами лезгинской национальности стал активно внедряться в общественное сознание новый миф, отвечающий реалиям современности. Согласно этому мифу, Магомед Ярагский стал выдающимся мыслителем мирового значения, разработавшим концепцию свободы «развития личности», «тарикат Магомеда Ярагского оформился как специфическая школа воспитания современной личности» (4; с.43). Более того, Магомед Ярагский провозглашается духовным руководителем антиколониального движения всего исламского мира (4; с.6). Это, безусловно, необоснованная гиперболизация роли Магомеда Ярагского в мировом исламском антиколониальном движении. В реальности Магомед Ярагский был известен только в Дагестане и Чечне и являлся выдающимся проповедником, но местного масштаба, и, как правильно отмечает Абдуллаев: «Вряд ли его имя было широко известно за пределами Кавказа» (1; с. 157). Как создается идеализированный образ Магомеда Ярагского, хорошо иллюстрирует следующая цитата из научной монографии: «Магомед Ярагский являлся для мусульман мерилом нравственной чистоты и духовного богатства. Им двигало не властолюбие, а свободолюбие. Аллах даровал Ярагскому блестящий ум, незаурядный природный талант, позволивший ему понять высшие истины и доносить их до людей. Он осознавал, что надвигается опасность разрушения векового уклада жизни местного населения, и выступил инициатором предотвращения этого. Ученость позволила ему выступить в качестве духовного вождя освободительной борьбы против феодально-колониального гнета за восстановление национальной независимости народов. Свои святые речи Мухаммад Ярагский начал на рубеже 10-20 годов XIX в.» (113; с.51). Магомед Ярагский предстает защитником векового уклада жизни горцев, что не соответствует действительности и прямо противоречит речам шейха. В реальности Магомед Ярагский выступал за коренную ломку этого уклада, за повсеместное установление шариата и являлся вдохновителем революционного движения мюридизма. Примером другого полюса мифологизации личности Магомеда Ярагского являются взгляды Блиева и Дегоева. «Но главным побудителем все же оставался социальный мотив, с самого начала вызвавший его интерес к мюридизму. Он четко определил главную задачу своей проповеднической работы, решение которой должно было привести к утверждению не только исламской идеологии, но и новых социальных отношений в Дагестане.
Суть этой задачи состояла в том, чтобы добиться, прежде всего, поддержки среди широких масс общинников, вовлечь их в движение за установление шариата. Приемы, к которым прибегал Магомед Ярагский для достижения своей цели, в общем-то, примитивны, но для той социальной и идеологической ситуации - традиционные: Магомед Ярагский убеждал своих слушателей в том, что он " богом предопределенный" «жертвенник». Как "поборник свободы и равенства", ревнитель интересов простых людей, он постоянно подчеркивал свое материальное бескорыстие, воздержанность и аскетизм... Эти и другие методы производили эффект... При желании, Магомед Ярагский мог иметь доходы и от проповедей, которые он вел как мюршид. Но в данном случае задача состояла не в личном обогащении: на пути возвышения класса к своему господству главное не в обогащении отдельных его представителей, а в утверждении "высоких" социальных идей, которые были бы приняты всеми слоями общества; много позже, после прихода класса к власти, "высокие идеи" предаются забвению, а господствующая верхушка приступает к извлечению выгод из новой организации общественной жизни. Магомед Ярагский понимал, что одними проповедями завоевать расположение общинников, найти у них поддержку идей шариата и газавата очень трудно. Он догадывался, что нужны необычные формы проповеднической и социальной деятельности, способные произвести на рядовых общинников наибольший эффект. Кроме того, предстояло создать образ бескорыстного проповедника, борца за социальное равенство, поборника интересов общинников, притеснявшихся светской и духовной знатью» (19; с.209-210).
