Становление теории хозяйственного кругооборота в российской традиции экономического анализа конца XIX - первой трети XX века Клюкин, Петр Николаевич

Содержание к диссертации

Введение

Часть I. Теория хозяйственного кругооборота в истории экономической мысли Глава 1 Развитие теории хозяйственного кругооборота в XVIII - XX ев 23

1.1.О сущности хозяйственного кругооборота 23

1.2. Этапы развития экономической теории кругооборота от Кенэ до Сраффы 40

1.3. Метод возвратной традиции в истории экономической мысли и механизм его реализации (два примера) 55

1.3.1. Реконструкция П. Сраффой теоретического наследия Д. Рикардо (1951) 61

1.3.2. Реконструкция политико-экономического наследия Кенэ (1736-1767) 70

1.4. Методология «возвратного движения» в российской экономической мысли конца XIX - первой трети XX в 92

Выводы по главе 1 97

Часть II. Российская традиция анализа хозяйственного кругооборота в дореволюционный период (1890-1915 гг.)

Глава 2 Зарождение российской традиции анализа хозяйственного кругооборота в трудах МИ Туган-Барановского и В К Дмитриева 99

2.1. Первый возврат от Маркса к Кенэ и создание Туган-Барановским основ теории рынка 100

2.1.1. Восприятие теории австрийской школы Туган-Барановским и идея «органического синтеза» (1890) 101

2.1.2. Развитие Марксовых схем общественного воспроизводства и особенности перехода к теории кризисов 108

2.2. «Экономические очерки» Дмитриева: возврат от Маркса к Рикардо в теории ценности 125

2.2.1. Программа «органического синтеза» в исполнении Дмитриева и ее историко- экономическое значение 126

2.2.2. Элементы кругооборота в экономике машинного производства... 133

2.3. «Линия Туган-Барановского» и «линия Дмитриева» в российской традиции экономического анализа 146

2.3.1. «Линия Туган-Барановского»: исследования Н.И. Бернштейна и Л.В. Курского в теории кругооборота 147

2.3.2. «Линия Дмитриева»: особенности восприятия неоклассики Н.Н. Шапошниковым (1905-1912) 167

2.3.3. Критика Шапошниковым теории процента О. фон Бем-Баверка и вклад в теорию распределения: новая схема кругооборота 170

Выводы по главе 2 186

Глава 3. Развитие российской аналитической традиции в трудах В.И. Борткевича и Г.А. Харазова 187

3.1. Исчисление ценности и цены в системе Маркса и «проблема трансформации» 190

3.2. Второй возврат от Маркса к Кенэ в трудах Харазова: критически-конструктивная программа «усовершенствования классической экономии» 207

3.2.1. Замещение теории прибавочной стоимости принципом «чистого продукта» 219

3.2.2. Теория ступеней производства и пракапитала 228

3.3. Перспективы развития марксизма в представлении Харазова 239

Выводы по главе 3 246

Глава 4. Элементы хозяйственного кругооборота в теории Е.Е. Слуцкого в 1902-1915 гг.. 247

4.1. «Мюнхенские письма» Слуцкого в контексте развития российской традиции анализа кругооборота от Туган-Барановского до Харазова 248

4.2. Теория рынка Слуцкого и его вариант «органического синтеза» 256

4.3. Развитие идей В. Парето и теория бюджета потребителя 262

4.3.1. Эволюция теории бюджета потребителя в работах Слуцкого 1910-1915 гг 264

4.3.2. Элементы хозяйственного кругооборота в «Теории предельной полезности» 1910 г 274

4.3.3. Переосмысление вклада Слуцкого в теорию полезности в контексте «ординалистской революции» 1930-х гг. и становления микроэкономики как науки 283

Выводы по главе 4 288

ПРИЛОЖЕНИЕ 1. Ряд «Туган-Барановский - Дмитриев - Шапошников - Борткевич - Харазов - Слуцкий» как базис отечественной аналитической традиции дореволюционного периода 289

Часть III. Теория хозяйственного кругооборота в российской традиции экономического анализа в 1920-е и в первой половине 1930-х гг.

Глава 5. Проблемы хозяйственного кругооборота в творчестве Н.Д. Кондратьева в 1920 —1930-е гг 298

5.1. Проблемы статики и динамики в наследии Кондратьева 1924-1935 гг 298

5.2. Элементы хозяйственного кругооборота в «Бутырской рукописи» 308

5.3. Переосмысление динамической модели расширенного воспроизводства 1934 г. в контексте достижений российской аналитической традиции 314

Выводы по главе 5 325

Глава 6. В. Леонтьев как представитель российской традиции анализа хозяйственного кругооборота (1925-1936) 326

6.1. Исследовательская программа Леонтьева в Берлинский и Кильский периоды его деятельности 328

6.2. Особенности «возвратного движения» исследований Леонтьева в истории экономической мысли 334

6.3. Становление метода «затраты - выпуск» в 1928-1936 гг 350

Выводы по главе 6 356

Глава 7. Политико-экономические исследования Е.Е. Слуцкого в 1920-е гг 357

7.1. Слуцкий и традиция хозяйственного кругооборота 357

7.2. Значение метода возвратной традиции для исследований Слуцкого 1920-х гг 364

7.3. Контуры программы построения «формальной» экономической науки 375

Выводы по главе 7 383

Заключение 417

Библиография

• Метод возвратной традиции в истории экономической мысли и механизм его реализации (два примера)
• Развитие Марксовых схем общественного воспроизводства и особенности перехода к теории кризисов
• Второй возврат от Маркса к Кенэ в трудах Харазова: критически-конструктивная программа «усовершенствования классической экономии»
• Переосмысление динамической модели расширенного воспроизводства 1934 г. в контексте достижений российской аналитической традиции

Введение к работе

Актуальность темы исследования. В кризисные периоды жизни общества естественным образом обостряется интерес как к фундаментальным концепциям прошлого, так и к поиску альтернатив в отношении уже сложившихся теорий и подходов. Особенностью настоящей работы является неразрывное совмещение этих двух исследовательских направлений в одно целое: исторические исследования являются необходимым моментом в формулировке основоположений новой концепции. В диссертации исследуется проблематика хозяйственного кругооборота, которая может дать лучшее понимание механизма функционирования материально-вещественных потоков в экономике, а также особенностей поведения кругооборота ее материального продукта в кризисных ситуациях.

Интерес к проблеме кругооборота был прежде всего связан с построением основ национального счетоводства. Устойчивое внимание к ней на протяжении десятилетий наблюдалось у авторитетных теоретиков, близких к неоклассическому направлению и оказавших на него значительное влияние (Й. Шумпетер). Исследования показывают, что и неоклассические авторы не были чужды ей. Например, из воспоминаний Д. Патинкина следует, что на важность проблематики кругооборота указывал один из идейных столпов Чикагской школы Ф. Найт, полагавший, что кругооборот позволяет понять «как работает экономическая система в целом». Термин «кругооборот» систематически встречается в работах Р. Фриша («eco-circ graphs»), Р. Нурксе («Ringschema»), Р. Стоуна, видного японского экономиста И. Ямады и др.

Политико-экономические проблемы кругооборота инициировали и более локальные, но не менее значимые дискуссии. Такова, в частности, полемика начала 1930-х гг. между П. Сраффой и Ф. фон Хайеком по теории производства и экономического цикла, оказавшая влияние на формирование «Общей теории занятости, процента и денег» Дж.М. Кейнса. Таково и разграничение проблем «кругооборота» и «экономического цикла» в наследии теоретиков Кильской школы в конце 20-х – начале 1930-х гг. (А. Леве, Г. Найссер, Ф. Бурхардт, А. Келер).

В результате термин «кругооборот» нашел отражение в структуре макроэкономических понятий неоклассической теории. Однако он утратил в дальнейшем смысл научно-исследовательской программы, оставшись лишь удобной иллюстрацией «модели круговых потоков» (model of circular flows), которая традиционно излагается в разделе о системе национальных счетов или даже в рамках методологических принципов макроэкономики. Такое его положение, учитывая как 250-летнюю историю проблемы, так и приведенные выше оценки видных теоретиков «основного течения», представляется явно недостаточным и даже искажающим его подлинный смысл.

Стремление восстановить в правах не только понятие кругооборота, но и метод, органически связанный с его исследованием, побуждает обратиться к наименее изученному в этом отношении периоду конца XIX – первой половины XX в. В этот период большое значение как с точки зрения историографии теории кругооборота, так и с точки зрения творческого потенциала политико-экономической традиции играла российская научная школа, «школа, так и загубленная в пеленках» (акад. Н.Я. Петраков). Исторически она в наибольшей степени была связующим звеном между ведущими теоретиками кругооборота: К. Марксом, В. Леонтьевым и П. Сраффой. Однако творческое наследие крупнейших отечественных политикоэкономов указанного периода (М.И. Туган-Барановского) и экономистов-математиков (В.К. Дмитриева, Н.Н. Шапошникова, В.И. Борткевича, Г.А. Харазова, Е.Е. Слуцкого) остается практически малоизученным и не востребованным. Это обстоятельство, связанное с возрождением отечественного наследия в лице его виднейших представителей, составляет главный аспект актуальности настоящего исследования.

Степень разработанности проблемы. Проблематика хозяйственного кругооборота, восходящая к «Экономической таблице» Кенэ образца 1766 г. («арифметическая формула») и II тому «Капитала» Маркса (1885), после маржиналистской революции 1870-х гг. была отодвинута на задний план неоклассической теорией и парадигмой общего экономического равновесия. В первой половине XX века ей в строгом смысле не нашлось законного места ни в трудах по «линии Маршалла», ни в трудах по «линии Вальраса». Тем не менее, традиция кругооборота продолжала развиваться, неоднократно входя в соприкосновение с «основным течением» экономической науки. Об этом прямо свидетельствуют Нобелевская премия, присужденная В. Леонтьеву за развитие метода «затраты – выпуск» (1973), масштабная полемика «двух Кембриджей» по проблеме капитала 1960-х – 1970-х гг. и возникновение на этой почве неорикардианского направления экономической мысли (Sraffian school). И отнюдь не случайно архитектор неоклассики П. Самуэльсон назвал эти годы высокой теории «эпохой Леонтьева и Сраффы».

Развиваемая в работе система взглядов основывается на синтезе двух интеллектуальных традиций, и может быть представлена в структурном виде так:

П. Сраффа

Российская традиция экономического анализа

кругооборота

Теория хозяйственного кругооборота

в классической политэкономии

(Кенэ - Рикардо - Маркс)

Схема иллюстрирует тот факт, что в магистральную традицию кругооборота «Кенэ - Рикардо – Маркс – Сраффа» встраивается российская традиция экономического анализа периода конца XIX – первой трети XX в. В рассматриваемой проблеме три аспекта: 1) репрезентация традиции кругооборота как теоретического «фона» исследований российских экономистов; 2) описание собственно российской традиции экономического анализа кругооборота и принцип такого описания; 3) способ связи этих двух традиций в истории экономической мысли. Ни один из трех элементов до сих пор не получил в литературе своего полного отражения.

1) Наиболее изученный в отечественной литературе период – период формирования и развития классической политэкономии от Кенэ до Маркса (В.М. Штейн, И.И. Рубин, Д.И. Розенберг, И.А. Трахтенберг, Э.Я. Брегель, Ф.Я. Полянский, В.С. Афанасьев, Г.Н. Сорвина и др.). Изложение основывалось прежде всего на представлениях самого Маркса, изложенных им в «Теориях прибавочной стоимости» (IV том «Капитала»), а также на комментариях и замечаниях В.И. Ульянова-Ленина и других марксистов ортодоксального толка. Оно уделяло основное внимание понятиям «прибавочная стоимость» и «воспроизводство» и давало в принципе адекватное представление о теории воспроизводства в классический период. Однако в силу естественных причин оно было ограничено рамками XIX века. Рассмотрение классической политэкономии в более широком контексте с западными теориями впоследствии также проводилось (А.В. Аникин), но анализ был скорее научно-популярным. Там же, где этот анализ был строго научным, российской традиции (за исключением В.К. Дмитриева) вовсе не находилось места (И.Г. Блюмин). При этом взгляды Ф. Кенэ и Д. Рикардо трактовались, в общем, с ортодоксальных марксистских позиций (И.И. Рубин, И.С. Плотников, И.Д. Удальцов, М.Н. Смит-Фалькнер, А.Л. Реуэль, А.И. Казарин, И.И. Коваленко, В.В. Дроздов). Тем не менее, заслугой данного этапа развития исследований была критика «догмы Смита», т.е. адекватная оценка наследия Смита в теории воспроизводства, а также приоритет в анализе наследия именно Рикардо, а не Дж.С. Милля (к чему на Западе подошли только к середине XX в.).

Обращаясь к другому крайнему элементу схемы – П. Сраффе и его теории, можно видеть, что «Производство товаров посредством товаров» (1960) анализировалось в нашей стране в советское время под рубрикой «критики немарксистских теорий в преподавании политической экономии». Инициированный во многом дискуссией «двух Кембриджей» в теории капитала 1960-х гг., этот анализ также производился с марксистских позиций (И.М. Осадчая, В.Г. Шемятенков, А.Г. Милейковский, Р.М. Энтов, К.Б. Козлова, А.С. Гальчинский и др.). Между тем сравнение теорий Сраффы и Маркса с однозначным приоритетом в сторону последнего сильно ограничивало ценность подобного анализа. Не были замечены и оценены по достоинству две основные новации Сраффы: а) формулировка «зерновой модели» в теории стоимости/ценности (1951), ее эвристический потенциал в переосмыслении наследия классиков в истории экономической мысли (по примеру Маркса); и б) не меньшая, чем Рикардо, роль Кенэ в архитектонике сраффианской теории, являющей собой политико-экономическую идею кругооборота через «производство товаров посредством товаров», т.е. в своем чистом виде. Благодаря мысли о том, что у Сраффы «цены производства» смешиваются со «стоимостями», практически не получила развития «проблема трансформации стоимостей в цены производства» (за исключением трудов К.К. Вальтуха), ставшая на Западе одной из основных теоретических проблем при анализе Марксова «Капитала» (П. Самуэльсон, М. Моришима и др.). Это не позволило исследовать историко-экономические корни проблемы, ведущей к В.И. Борткевичу и его статьям о Марксе (1906-1907). Только в 1988 г. было, наконец, указано на этого автора количественной версии «большого противоречия» I и III томов «Капитала» как на «предтечу неорикардианской ревизии марксизма» (А.Ю. Чепуренко). О том же, чтобы от Борткевича вернуться к исходным построениям Дмитриева, речи уже не было.

В отличие от политэкономов экономисты-математики в 1960 - 1980-е гг. исследовали более общие модели Дж. фон Неймана и Д. Гейла в теории экономического равновесия и динамики (акад. В.Л. Макаров, А.М. Рубинов, акад. В.М. Полтерович, Ю.Н. Черемных, В.А. Булавский и др.). С другой стороны, в прикладном аспекте теория Сраффы заслонялась в это время методом «затраты – выпуск» В. Леонтьева, или, в нашей литературе, межотраслевым балансом (акад. А.Г. Гранберг, В.В. Коссов, Э.Ф. Баранов, Э.Б. Ершов и др.). Даже после перевода «Производства товаров» на русский язык (1999) концепция Сраффы зачастую продолжала упрощенно трактоваться как модифицированная теория общего равновесия Л. Вальраса (В.В. Быков, версия «Экономической мысли в ретроспективе» М. Блауга). В связи с проникновением сраффианских идей на российскую почву с конца 1990-х гг., переводом ряда работ П. Гареньяни, Х.Д. Курца и Н. Сальвадори, а также благодаря усилиям ученых из Москвы (С.С. Дзарасов, Р.С. Дзарасов) и Санкт-Петербурга (И.И. Елисеева, Д.В. Мельник и др.) сейчас имеется более адекватное представление об идеях Сраффы. Тем не менее синтеза их с другими течениями экономической мысли до сих пор нет. Как и в политико-экономических исследованиях советского периода (например, в работах Я.А. Кронрода), в ходу по-прежнему остается термин «воспроизводство», имеющий сугубо марксистское основание.

2) История российской экономической мысли периода 90-х гг. XIX – конца 20-х гг. XX в. в различных аспектах изучалась и описывалась неоднократно (В.В. Святловский, М.М. Филиппов, В.Я. Железнов, В.М. Штейн, И.Г. Блюмин, И.И. Рубин, Дж.Ф. Нормано, Б. Ижболдин, Н. Ясны, А. Ноув, А. Цауберман, Н.С. Шухов, акад. Л.И. Абалкин, Г.Н. Сорвина, А.А. Белых, Г.Г. Богомазов, Л.Д. Широкорад, И.А. Благих, А.Г. Худокормов, Е.Н. Калмычкова, М.Г. Покидченко и др.). Однако во всех этих исследованиях речь не шла о целенаправленном выделении традиции анализа экономического кругооборота в России. Ближе всех к этой задаче подошли авторы, которые, во-первых, подвергали изучению труды экономико-математического направления (И.Г. Блюмин, Н.С. Шухов, А.А. Белых), и, во-вторых, стремились найти конкретную точку отсчета в развитии экономического анализа в России с начала 1890-х гг. (акад. Л.И. Абалкин, Г.Н. Сорвина). Однако эти направления до сих пор не были соединены воедино.

Дополнительной трудностью являлось недостаточное количество сведений об отдельных экономистах, а также предвзятые оценки в отношении их творчества. Так, в наследии М.И. Туган-Барановского теория кризисов изучалась (в виду следующих из нее идей Н.Д. Кондратьева относительно больших циклов) на порядок чаще, чем теория рынка. Последняя же с самого начала трактовалась тенденциозно, как незаконная ревизия схем воспроизводства Маркса (Р. Люксембург). «Экономические очерки» Дмитриева анализировались или в качестве объекта критики марксистов (И.Г. Блюмин), или – в зрелое советское время - в аспекте модели полных затрат труда, прообраза модели межотраслевого баланса (акад. В.С. Немчинов, А.Л. Вайнштейн). Эта точка зрения, впервые выраженная еще в «Истории русской экономической мысли» 1966 г. под редакцией А.И. Пашкова (Н.С. Шухов), нашла в итоге свое отражение в многочисленных авторитетных изданиях. При этом так и не была замечена связь Дмитриева и Сраффы в контексте развития совремнного неорикардианства (А.А. Белых). Возрождение научного интереса к имени Дмитриева в начале 1990-х гг., вместе с тем, было началом обширной программы по воссозданию целостного облика русской экономической мысли дореволюционного периода (Г.Н. Сорвина, Ю.П. Кожекин, Л.С. Гребнев). Творческое наследие Н.Н. Шапошникова, явно недостаточно изученное в своем целом, затрагивалось только в связи с исследованиями Кондратьевского Конъюнктурного института 1920-х гг. (С.Л. Комлев), и не касалось дореволюционного периода. В.И. Борткевича изучали как статистика (О.Б. Шейнин, И.И. Елисеева, А.Л. Дмитриев), восприятие же его экономических работ затруднялось как сложным немецким языком, так и господством в России ортодоксального марксизма. Творческое наследие Г.А. Харазова, также написанное по-немецки, не исследовалось в России вообще, если не считать нескольких ссылок в «Политической экономии рантье» Н.И. Бухарина (1914). Авторитетные западные исследователи (Х.Д. Курц, Б. Шефолд), за рядом исключений (Дж. Жильбер, М. Эгиди, Г. Стаматис), трактовали Харазова как предтечу фон Неймана и особенно Сраффы, в конечном счете отказывая его концепции в самостоятельной ценности. Творчество Е.Е. Слуцкого испытало на себе крайне непродуктивное деление на Слуцкого-экономиста и Слуцкого-статистика (как и в случае с Борткевичем), вследствие чего его экономические взгляды изучались односторонне и фрагментарно и не получили целостного освещения (А.А. Конюс, В.А. Волконский, Б.В. Гнеденко). Показательно, что большая работа в этом направлении была проделана другом Слуцкого статистиком Н.С. Четвериковым, составившим библиографию работ ученого и сделавшим перевод самой известной его статьи по экономике 1915 г. (1963). В математическом мире до сих пор господствует точка зрения, что «взнос Слуцкого в человеческую культуру является по преимуществу взносом математика» (акад. А.Н. Колмогоров).

Из богатой на экономические исследования эпохи 1920-х гг. диссертантом выделяются прежде всего имена В. Леонтьева и Н.Д. Кондратьева. В советский период метод «затраты – выпуск» активно изучался, но лишь на своей зрелой стадии, начиная с 1-го издания «Структуры американской экономики» 1941 г. (А.А. Конюс, акад. В.С. Немчинов, акад. А.Г. Гранберг), а не на этапе своего формирования в конце 1920 – середине 1930-х гг. Однако именно в это время Леонтьев, создававший аналитическую и эмпирическую схемы кругооборота, был максимально близок отечественной традиции экономического анализа. Это подтверждается его тесными связями с Борткевичем, идейным родством с построениями Туган-Барановского, Дмитриева, Харазова, а также А.В. Чаянова и – в методологическом отношении - А.А. Чупрова. Обходился стороной в советское время и вопрос об иных – чем Кенэ, Маркс и Вальрас – источниках метода Леонтьева: о наследии Кильской группы экономистов, усилиях математика Р. Ремака (1888-1942) в области создания линейных производственных систем (1929).

Наследие Н.Д. Кондратьева, интерес к которому был пробужден с середины 1980-х гг., изучалось прежде всего в аспекте длинноволновой динамики (А.В. Полетаев, акад. С.Ю. Глазьев); этому с 1992 г. способствовала и деятельность Международного Фонда Кондратьева (акад. Л.И. Абалкин). Однако с начала 2000-х гг. наметился новый путь: внимание исследователей было привлечено к иной, не социологической (Ю.Н. Давыдов, отчасти Ю.Б. Кочеврин), интерпретации «Бутырской рукописи» 1930-1931 гг. (Н.А. Макашева). Тем не менее, в отсутствие полного текста «Суздальских писем» (2004), а также ясного понимания эволюции Слуцкого-экономиста в 1920-е гг. задача идентификации проблематики кругооборота в позднем творчестве Кондратьева была в то время только намечена. Для ее решения необходимо было рассмотреть а) идеи Кондратьева в контексте избранных трудов Конъюнктурного института при Наркомфине (1922-1928), и б) проблему соотношения «Кондратьев – Слуцкий», проливающую свет на то, кто же из этих двух ученых был по логике последним представителем традиции экономического анализа кругооборота в России указанного периода. Стоит отметить, что западные исследователи (В. Барнетт, Дж.Л. Клейн, У. Самуэлс), изучающие аналогичный исторический материал, не ставят проблему под таким углом зрения.

3) Своеобразие места, которое занимает российская традиция экономического анализа кругооборота в приведенной выше схеме, определяется тем, что вместо одной вершины в классике (Маркс) она имеет теперь дело с двумя (Маркс и Сраффа). Это позволяет трактовать приведенную выше схему как триаду «классическая политическая экономия – X - Сраффа», а российскую традицию – как «средний термин» X в ней, приобретающий двойственный характер. С одной стороны, российская традиция оказывается как бы заранее зажатой между Марксом и Сраффой; может показаться, что это обедняет ее, лишает теоретической самостоятельности как промежуточный этап в развитии теории кругооборота. Но с другой стороны – и это ключевой момент – окаймляющие ее вершины в конечном итоге выполняют функцию не якорей, а зеркал, в которых, особенно в последнем (творческом пути Сраффы), отражается поступательное развитие традиции. Сама же традиция выстраивается таким образом, чтобы «дотянуться» до лучших образцов мировой экономической мысли и вступить с ними в отношение продуктивной конкуренции, а отнюдь не простого и пассивного, по преимуществу, заимствования идей (А.В. Полетаев, 2008).

Итоговая трактовка российской мысли указанного периода как «среднего термина», связующего оба крайних, имеет под собой то основание, подтверждаемое Кембриджскими архивными данными (доступ к которым открыт с 1994 г.), что существует непосредственная преемственность идей Маркса и Сраффы. Она обеспечивается тем, что Сраффа изначально стремился переформулировать Маркса в современных терминах, путем замены его метафизики и терминологии гегелевского типа своей собственной современной метафизикой и терминологией. Условием, при котором Сраффа в 1920-е гг. возвращался к Марксу, а от него к «старым классическим экономистам» У. Петти и Ф. Кенэ, была критика теории Маршалла и его метода частичного равновесия. Для более углубленного понимания теории кругооборота, по мнению диссертанта, необходимо осуществить возврат к «старым российским экономистам», т.е. прежде всего к трудам российских экономистов дореволюционного периода.

Такая постановка проблемы является оригинальной. Она увязывает в единый узел 1) логику развития российской экономической мысли в наименее изученный период ее развития, 2) широкое полотно 250-летней истории эволюции теории хозяйственного кругооборота, которая не замыкается на Марксовы схемы общественного воспроизводства, а стремится идти дальше, 3) историко-научный контекст достижений мировой науки, наметивших ее превращение в «основное течение», а также ту роль, которую играли в этом процессе передовые исследования российских экономистов.

Объект, предмет и метод исследования. Объектом исследования является российская экономическая мысль в наиболее плодотворный период ее существования конца XIX – первой трети XX в. В конце XIX в. Россия вышла в число лидеров мировой экономической науки. Под лидерством имеется в виду выдвижение оригинальных экономических теорий, получающих распространение в других странах Западной Европы и США. Российская экономическая мысль этого периода рассматривается в контексте развития мировой экономической науки как данного времени, так и в рамках более широкого периода, с середины XVII до середины XX в.

Предмет исследования - теория хозяйственного кругооборота, развиваемая и обсуждаемая в литературе начиная с формулировки «Зигзага» - первого варианта «Экономической таблицы» Кенэ (1758-1759). В отличие от понятия воспроизводства, где кругооборот является лишь средством для подготовки условий нового производства, в диссертации непосредственным предметом исследования является сам кругооборот как непрерывный процесс. Следует уточнить, что использование термина «кругооборот» у Маркса относится к качественному анализу смены форм капитала на микроэкономическом уровне. В данном исследовании под кругооборотом экономики понимается прежде всего макроэкономический процесс. Впервые такая трактовка понятия кругооборота была дана и обоснована В. Леонтьевым в его работе «Хозяйство как кругооборот» (1928). В настоящее время благодаря, прежде всего, усилиям акад. В.И. Маевского и руководимого им Центра эволюционной экономики в Институте экономики РАН изучение проблематики кругооборота приобретает новый импульс. Верхней границей в хронологии проблемы принято «Производство товаров посредством товаров» Сраффы (1960) – произведение, в котором политико-экономическая теория кругооборота получила, по мнению диссертанта, систематическое обоснование и развитие в XX в. Позднейшие работы сраффианцев (Я. Стидмена, Л. Пазинетти, П. Гареньяни, М. Десаи, Б. Шефолда, Х. Курца, Н. Сальвадори и др.) развивают идеи Сраффы в разных и неоднозначных направлениях и требуют отдельного дополнительного исследования.

Теория хозяйственного кругооборота, рассмотренная в процессе исторического развития, относится к разряду нестандартных, характеризуется наличием многочисленных лакун, особенно в период после Маркса, а также амбивалентным толкованием исходной терминологии. Например, «кругооборот» у Кенэ и у Кейнса трудно примирить друг с другом, хотя провозвестница этих идей, немецкая экономическая мысль 1930-х – 1970-х гг., считала иначе (Ф. Бурхардт, Ф. Грюниг, Г. Петер, М. Кролль, Г.-Г. Нутцингер, А. Оберхаузэр и др.).

Следует уточнить, что в диссертации предметом исследования является только теория хозяйственного кругооборота. Эта теория является более узким предметом исследования по сравнению со всеми экономико-математическими теориями, которые были представлены в России в данный период и исследовались в работах Н.С. Шухова и А.А. Белых. В частности, отдельными предметами исследования, не вошедшими в данную диссертацию, являются теории экономического цикла, модели экономического роста, теории линейного программирования.

В качестве метода исследования используется обоснованный и развитый диссертантом принцип возвратной традиции в истории экономической мысли. Суть его заключается в том, что развитие последней представляется не как однонаправленное линейное движение «из прошлого в настоящее», где находится исследователь (внешний наблюдатель), а как троякое движение: 1) осознание экономистом-теоретиком проблемы в настоящем для него времени, 2) необходимое возвращение к идеям предшественников, 3) формулировка собственной концепции в качестве нового шага в развитии искомой проблематики. Наш подход имеет много общего с тематическим анализом науковеда Дж. Холтона (рус. пер. 1981). Но он также учитывает и ценную (в свете макроэкономической составляющей хозяйственного кругооборота) мысль Й. Шумпетера о том, что каждый теоретик обладает собственным «предтеоретическим видением». В случае теории кругооборота это – физиократическая в основе своей концепция «очевидности», имеющая свои прототипы и у Кенэ (1756), и у Харазова (1910), и у Слуцкого (1925-1926), и у Сраффы (1951, 1960).

Среди других методов, которые являются общепризнанными в общественных науках, в работе использовались: метод единства исторического и логического (с поправкой на наш принцип возвратной традиции), математический метод, метод сравнительного анализа.

Источники исследования. Своеобразие постановки проблемы и характер ее рассмотрения предполагали преимущественное использование первоисточников на основных европейских языках, архивных материалов, а также информации, не отраженной в стандартной письменной форме (материалов переписки, и даже – в случае Слуцкого и Кондратьева - устных сообщений-воспоминаний). Вторичная литература при этом также использовалась в оптимальном по возможности объеме.

Теоретическую и информационную базу исследования составили:

- первоисточники по теории кругооборота на основных европейских языках (Ф. Кенэ, А. Смит, Д. Рикардо, К. Маркс, Й. Шумпетер, А. Лёве, Ф. Бурхардт, В. Леонтьев, Г. Петер, П. Сраффа, В.С. Немчинов, П. Самуэльсон, М. Моришима, И. Ямада), часть из которых впервые введена в научный оборот в отечественной литературе;

- труды-первоисточники видных представителей различных школ и направлений российской экономической мысли (М.И. Туган-Барановский, В.Ф. Залесский, В.К. Дмитриев, Р.М. Орженцкий, Н.Н. Шапошников, В.С. Войтинский, В.И. Борткевич, Г.А. Харазов, Е.Е. Слуцкий, А.Д. Билимович, Л.Н. Юровский, Н.Д. Кондратьев; А.И. Чупров, Н.Ф. Даниельсон, Н.И. Зибер, В.Э. Ден, Л. Винярский, А.Н. Миклашевский, В.Я. Железнов, С.Н. Булгаков, И.И. Иванюков, А.А. Исаев, П.Б. Струве, А.В. Чаянов, А.А. Кауфман, Н.И. Бухарин, А.А. Чупров, Д.Н. Иванцов и др.);

- обобщающие исследования по истории экономической мысли России и Запада (А. Онкен, В.В. Святловский, М.И. Туган-Барановский, Ш. Жид, Ш. Рист, В.М. Штейн, В.Я. Железнов, С.И. Солнцев, И.Г. Блюмин, К. Прибрам, Й. Шумпетер, Э. Жамс, В.В. Орешкин, А.И. Пашков, Н.С. Шухов, Б. Селигмен, В.С. Афанасьев, А.В. Аникин, М. Блауг, А.Г. Худокормов, В.С. Автономов, Л.И. Абалкин, М.Г. Покидченко);

- труды отечественных авторов советского периода по теории воспроизводства (К.В. Островитянова, И.А. Трахтенберга, Э.Я. Брегеля, Я.А. Кронрода, Н.А. Цаголова, А.И. Ноткина, Л.С. Гребнева);

- труды по историографии физиократии XVIII - XX вв. (А. Онкена, С. Бауэра, Г. Шелле, Г. Велерса, П. Морида, Л. Шейниса, М.М. Ковалевского, М. Бира, Т. Нейла, Дж. Ваджи, Л. Шарля и др.);

- труды современных авторов неорикардианского направления экономической мысли (Я. Стидмэна, Л. Пазинетти, П. Гареньяни, Дж. Итуэлла, Д.М. Нути, М. Десаи, Б. Шефолда, Х. Курца, Н. Сальвадори, Дж. Жильбера, К. Герке, К. Лагера, Ж. Факкарелло, Г. Монгиови и др.);

- труды по историографии жизни и творчества российских экономистов: М.И. Туган-Барановского (Г.Н. Сорвина, Л.Д. Широкорад, А.Л. Дмитриев, К. Мондэй); В.К. Дмитриева (Н.Н. Шапошников, П.Б. Струве, Д.М. Нути, А. Занни, Г.Н. Сорвина, Ю.П. Кожекин); Н.Н. Шапошникова (С.Л. Комлев); В.И. Борткевича (О.Б. Шейнин, И.И. Елисеева, А.Л. Дмитриев, В. Климт); Г.А. Харазова (Н.И. Бухарин, Н. Можковска, М. Эгиди, Дж. Жильбер, Г. Стаматис, Х.Д. Курц, М.В. Бодриков, К. Герке); Е.Е. Слуцкого (Н.С. Четвериков, А.А. Конюс, Дж. Гандольфо, И.И. Елисеева, Г. Раушер, Дж. Чипман, К. Виттих, О. Бьеркхольт); В. Леонтьева (А.Г. Гранберг, С.А. Калядина, К. ДеБрессон, К. Герке, Э. Картер, Г. Хагеманн); Н.Д. Кондратьева (Н.А. Макашева, С.Л. Комлев, Е.В. Белянова, Л.И. Абалкин, Ю.В. Яковец, Л.Д. Широкорад, В. Барнетт).

Цель исследования состоит в том, чтобы на основе ретроспективного изучения эволюции теории хозяйственного кругооборота от Кенэ до Сраффы выделить и оценить вклад российской традиции экономического анализа периода конца XIX – первой трети XX в., представив отечественное наследие в качестве необходимого (и в то же время самостоятельного) этапа в развитии этой теории. Для достижения поставленной цели предполагается решение таких взаимосвязанных задач, как 1) выявление и описание теории хозяйственного кругооборота как непрерывно развивающейся тематической традиции; 2) экспликация принципов и схем кругооборота у представителей российской традиции экономического анализа дореволюционного периода, включая имена крупнейших экономистов-математиков В.К. Дмитриева, В.И. Борткевича, Г.А. Харазова и Е.Е. Слуцкого; 3) анализ комплекса идей в теории кругооборота у видных российских экономистов 1920-х гг. – В. Леонтьева, Н.Д. Кондратьева, Е.Е. Слуцкого; 4) сопряжение идей российских экономистов-теоретиков с политико-экономическими идеями П. Сраффы; 5) формулировка эвристического потенциала рассматриваемых концепций кругооборота для нужд современной теории и обобщение соответствующих результатов.

Научная новизна диссертационного исследования.

1) На историко-экономическом материале переосмыслено значение понятия «кругооборот» в экономике. В отличие от понятия воспроизводства у Маркса, где кругооборот является лишь средством для подготовки условий нового производства, он представляет собой непрерывный повторяющийся круговой процесс жизнедеятельности экономики. В этом случае кругооборот становится самостоятельным объектом исследования. Впервые такая трактовка понятия кругооборота была систематически развита В. Леонтьевым в его работе «Хозяйство как кругооборот» (1928). Опираясь на новое понятие хозяйственного кругооборота, в диссертации впервые прослеживается исследование этой проблемы с середины XVIII в. до середины XX в. Особое внимание уделяется разработке теории хозяйственного кругооборота в российской экономической науке периода конца XIX – первой трети XX в.

2) Предложена новая аналитическая схема, обобщающая «Зигзаг» Кенэ и являющаяся продолжением сраффианской логики переосмысления наследия Рикардо в теории кругооборота. Она включает в себя основные достижения этой теории: вертикально-ориентированный ряд (целей и средств, или, в экономической терминологии, товаров и капиталов) неопределенной длины, который постепенно сходится; элемент, замыкающий ряд и выполняющий функцию «очевидности», т.е. отношения только к себе самому, а не к чему-то другому. Полученная схема является прямым следствием идей, развитых российской традицией экономического анализа кругооборота (от Туган-Барановского до Харазова и Слуцкого).

3) Впервые в историко-экономической литературе выделена и описана российская традиция анализа экономического кругооборота, которая развивалась в России с конца XIX в. до начала 1930-х гг. Выявлена теоретическая последовательность исследований Туган-Барановского – Дмитриева – Шапошникова – Борткевича – Харазова – Слуцкого, раскрыты содержащиеся в их произведениях принципы и схемы кругооборота. Введены в научный оборот а) диссертация Слуцкого «Теория предельной полезности» (1910, опубликована в России в 2010), раскрывающая процесс становления Слуцкого-обществоведа; и б) имя и творческое наследие экономиста-математика Георгия Артемовича Харазова (1877-1931). Обосновано место, занимаемое Харазовым в российской аналитической традиции, раскрыто основное содержание его теории «рядов производства» и «пракапитала» (Urkapital).

4) Обосновано существенное для российской экономической мысли различие «линии Туган-Барановского» и «линии Дмитриева» в теории хозяйственного кругооборота. Анализ «линии Туган-Барановского» позволил раскрыть значение исследований экономистов Н.И. Бернштейна (1911) и Л.В. Курского (1916), вернуть их имена отечественной науке. «Линия Дмитриева» привела к переоценке значения и творческого вклада В.И. Борткевича (1906-1907) в традицию хозяйственного кругооборота.

5) Доказано, что при формировании теории экономического кругооборота российские экономисты исследуемого периода использовали метод возвратной традиции. В отличие от последовательного хронологического развития теории метод возвратной традиции означает разработку теоретических положений, высказанных на более раннем этапе развития науки и не реализованных в свое время. Он представляет собой альтернативу традиционному в историко-экономических исследованиях подходу, когда истоки создаваемой теории выявляются у ее непосредственных предшественников.

6) Переосмыслена логика трансформации взглядов Н.Д. Кондратьева в Бутырский и Суздальский период его творчества относительно проблем хозяйства как единого целого (1930-1935). Проанализирована его модель динамики с элементами воспроизводства общественного капитала и труда 1934 г. в контексте теории хозяйственного кругооборота.

7) На основе ретроспективного анализа Берлинского и Кильского периодов творчества В. Леонтьева (вторая половина 1920-х гг.) раскрыто методологическое и политико-экономическое значение его идей, приведших впоследствии к созданию метода «затраты - выпуск». Показана связь его диссертации «Хозяйство как кругооборот» (1928, рус. пер. 2006-2008) с российской интеллектуальной традицией, включавшей имена М.И. Туган-Барановского, В.К. Дмитриева, В.И. Борткевича, Г.А. Харазова, А.А. Чупрова и А.В. Чаянова.

8) В контексте проблематики хозяйственного кругооборота переосмыслено место и значение ряда идей Е.Е. Слуцкого в 1920-е гг. Раскрыто, в данном контексте, содержание его работ об У. Петти (1914), о критике теории ценности Бем-Баверка и о началах праксеологии как науки (1926-1927, рус. пер. 2010). Увязана в единое целое проблематика ранних работ ученого – от неопубликованных фрагментов «Мюнхенских писем» (1903-1905) до «Теории предельной полезности» (1910, ч. II) и «Теории бюджета потребителя» (1915, 12-13).

9) Впервые в отечественной литературе проанализирована историко-экономическая программа П. Сраффы по изучению теории кругооборота до Маркса (прежде всего концепций Ф. Кенэ и Д. Рикардо) на основе сформулированного им принципа «зерновой модели», базирующегося на доктрине «общественного излишка» (social surplus). Реконструирована логика исследований П. Сраффы в 1920-е – 1950-е гг., чтобы показать узловые точки соприкосновения его теории с идеями ведущих российских экономистов-математиков дореволюционного периода: В.К. Дмитриева (1898-1904), Шапошникова (1906, 1912), Борткевича (1906-1907), Харазова (1909-1910), Слуцкого (1914, 1926-1927).

10) Впервые в отечественной историко-экономической литературе дана связная характеристика наследия «Кильской группы» экономистов, позволяющая включить в орбиту исследований хозяйственного кругооборота идеи А. Леве, Г. Найссера, Ф. Бурхардта и А. Келера. Показано влияние идей этой группы на разработку В. Леонтьевым основ метода «затраты – выпуск» конца 1920-х гг.

11) Сформулирована (на основе обобщения наиболее продуктивных идей Харазова и Слуцкого) структурная схема кругооборота реальной экономики, состоящей из трех секторов: потребительского сектора, где население живет на заработную плату; сектора промышленности, производящего товарный излишек; и денежного сектора, который выступает в качестве основания системы и, соответственно, в качестве замыкающего ее элемента, обеспечивающего максимальную норму прибыли по экономике в целом. Данная схема, являющаяся аналогом уже не «Зигзага», а «Таблицы» Кенэ образца 1766 г., позволяет проводить конкретный анализ взаимоотношений отдельных социальных групп в контексте кругооборота народного хозяйства.

Теоретическая и практическая значимость работы. В процессе подготовки работы диссертантом осуществлены переводы (с англ., фр., нем. языков), а также научное редактирование и комментарии: 1) классических текстов по теории кругооборота: Ф. Кенэ, П.-С. Дюпон де Немура, В. Леонтьева, П. Сраффы, П. Самуэльсона, А. Филлипса, Ш. Майтала, Т. Барны, С. Билджинсоя; уточненный перевод ряда текстов Ф. Кенэ, Д. Рикардо и К. Маркса, имеющих отношение к исследуемой проблематике, опубликован в серии «Антология экономической мысли» (2006-2011); 2) трудов российских экономистов - представителей традиции анализа экономического кругооборота: В.И. Борткевича, Е.Е. Слуцкого, М.А. Бунятяна (оппонента Туган-Барановского), сотрудников Кондратьевского Конъюнктурного института А.А. Конюса и Т.И. Райнова; 3) текстов классиков историографии физиократии: С. Бауэра и Т. Нейла; 4) текстов представителей различных школ экономической мысли, так или иначе связанных с указанной проблематикой: Дж.М. Кейнса, С. Кузнеца, М. Ротбарда. Введены или вновь возвращены в научный оборот (переизданы с примечаниями и комментариями) тексты М.И. Туган-Барановского, В.К. Дмитриева, Е.Е. Слуцкого, Н.Д. Кондратьева, Я.П. Герчука, Н. Бернштейна, Л.В. Курского, М.А. Бунятяна, А.А. Богданова-Малиновского, А. Онкена, И.Г. Блюмина, Д.Б. Рязанова, Т.А. Авдалбегяна.

Материал диссертации может быть использован для дальнейшего развития воспроизводственного подхода к экономике в современных условиях; для доработки учебных курсов по истории экономических учений, для обновления и уточнения методологии историко-экономических исследований; для составления обобщающих учебников, учебных пособий и хрестоматий во вузовским дисциплинам «История экономических учений» и «Теоретическая экономика».

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации были изложены в публикациях автора, научно-редакторских материалах 14-томной серии «Антология экономической мысли» (издательство «Эксмо», 2006-2011), сообщениях на ежегодно проводимых Институтом экономики РАН и Международным фондом Н.Д. Кондратьева «Кондратьевских чтениях» (2004, 2006-2008, 2011), а также в докладах:

«Был ли В. Леонтьев представителем российской традиции?» (4 октября 2006 г., РАГС при Президенте РФ) – в качестве лауреата Почетной медали РАЕН имени В.В. Леонтьева «За достижения в экономике» на ХХ Междисциплинарной дискуссии по перспективам развития российской и мировой экономики «Макромодели Василия Леонтьева и перспективы развития российской и мировой экономики»;

«”Теория предельной полезности” Слуцкого: к проблеме издания на русском языке» (28 июня 2007 г., Киевский национальный экономический университет им. В. Гетмана, г. Киев) – в рамках круглого стола «Творческое наследие Е.Е. Слуцкого»;

«Инноватика и капитал в теории ренты Д. Рикардо» (24 апреля 2008 г., МГУ им. М.В. Ломоносова) – на секции «Инновационный тип воспроизводства (общемировые и национальные аспекты)» в рамках Международной научной конференции «Инновационное развитие экономики России: национальные задачи и мировые тенденции»;

«О процедуре замыкания в производственных системах от Кенэ до Сраффы» (8 декабря 2009 г., МГУ им. М.В. Ломоносова) – на программной секции «Теоретические проблемы общественного воспроизводства» в рамках Первого Российского экономического конгресса (модератор акад. В.И. Маевский);

«Особенности использования статистического метода Н.Д. Кондратьевым и Е.Е. Слуцким: сравнительный анализ» (16 февраля 2011 г., Институт экономики РАН) - в качестве лауреата Золотой медали Н.Д. Кондратьева «за вклад в развитие общественных наук» на VII Международной Кондратьевской конференции;

«New circular-flow schema based on Quesnay-Charasoff-Slutsky implications (as a deduction from Marxian formula ) [Новая схема кругооборота, основанная на результатах Кенэ – Харазова - Слуцкого (дедукция из Марксовой формулы Д – Т - Д')] (18 мая 2012 г., Санкт-Петербург) – на сессии «Марксизм» в рамках 16-й ежегодной международной конференции Европейской ассоциации историков экономической мысли «Институты и ценности в экономической мысли» (16^th Annual ESHET Conference 2012).

Отдельные положения и выводы диссертации использовались в преподавании курса «История экономических учений» на экономическом факультете НИУ ВШЭ (2000-2012 гг.), были доложены на круглом столе RT-12 «Книги: лидеры и аутсайдеры рынка» (8 апреля 2010 г., НИУ ВШЭ) в рамках XI Международной научной конференции по проблемам развития экономики и общества.

Структура работы. Работа состоит из введения, семи глав, трех приложений и заключения.

Введение.

ГЛАВА 1. РАЗВИТИЕ ТЕОРИИ ХОЗЯЙСТВЕННОГО КРУГООБОРОТА В XVIII – XX ВВ.

1.1. О сущности хозяйственного кругооборота.

1.2. Этапы развития экономической теории кругооборота от Кенэ до Сраффы.

1.3. Метод возвратной традиции в истории экономической мысли и механизм его реализации (два примера).

1.3.1. Реконструкция П. Сраффой теоретического наследия Д. Рикардо (1951).

1.3.2. Реконструкция политико-экономического наследия Кенэ (1736-1767).

1.4. Методология «возвратного движения» в российской экономической мысли конца XIX – первой трети XX в.

ЧАСТЬ II. РОССИЙСКАЯ ТРАДИЦИЯ АНАЛИЗА ХОЗЯЙСТВЕННОГО КРУГООБОРОТА В ДОРЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПЕРИОД (1890-1915 гг.)

ГЛАВА 2. ЗАРОЖДЕНИЕ РОССИЙСКОЙ ТРАДИЦИИ АНАЛИЗА ХОЗЯЙСТВЕННОГО КРУГООБОРОТА В ТРУДАХ М.И. ТУГАН-БАРАНОВСКОГО И В.К. ДМИТРИЕВА

2.1. Первый возврат от Маркса к Кенэ и создание Туган-Барановским основ теории рынка.

2.1.1. Восприятие теории австрийской школы Туган-Барановским и идея «органического синтеза» (1890).

2.1.2. Развитие Марксовых схем общественного воспроизводства и особенности перехода к теории кризисов.

2.2. «Экономические очерки» Дмитриева: возврат от Маркса к Рикардо в теории ценности.

2.2.1. Программа «органического синтеза» в исполнении Дмитриева и ее историко-экономическое значение.

2.2.2. Элементы кругооборота в экономике машинного производства.

2.3. «Линия Туган-Барановского» и линия «Дмитриева» в российской традиции экономического анализа.

2.3.1. «Линия Туган-Барановского»: исследования Н.И. Бернштейна и Л.В. Курского в теории кругооборота.

2.3.2. «Линия Дмитриева»: особенности восприятия неоклассики Н.Н. Шапошниковым (1905-1912).

2.3.3. Критика Шапошниковым теории процента О. фон Бем-Баверка и вклад в теорию распределения: новая схема кругооборота.

3.1. Исчисление ценности и цены в системе Маркса и «проблема трансформации».

3.2. Второй возврат от Маркса к Кенэ в трудах Харазова: критически-конструктивная программа «усовершенствования классической экономии».

3.2.1. Замещение теории прибавочной стоимости принципом «чистого продукта».

3.2.2. Теория ступеней производства и пракапитала.

3.3. Перспективы развития марксизма в представлении Харазова.

ГЛАВА 4. ЭЛЕМЕНТЫ ХОЗЯЙСТВЕННОГО КРУГООБОРОТА В ТЕОРИИ Е.Е. СЛУЦКОГО В 1902-1915 гг.

4.1. «Мюнхенские письма» Слуцкого в контексте развития российской традиции анализа кругооборота от Туган-Барановского до Харазова.

4.2. Теория рынка Слуцкого и его вариант «органического синтеза».

4.3. Развитие идей В. Парето и теория бюджета потребителя.

4.3.1. Эволюция теории бюджета потребителя в работах Слуцкого 1910-1915 гг.

4.3.2. Элементы хозяйственного кругооборота в «Теории предельной полезности» 1910 г.

4.3.3. Переосмысление вклада Слуцкого в теорию полезности в контексте «ординалистской революции» 1930-х гг. и становления микроэкономики как науки.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1. Ряд «Туган-Барановский – Дмитриев – Шапошников – Борткевич – Харазов – Слуцкий» как базис отечественной аналитической традиции дореволюционного периода.

В 1920-е И В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ 1930-х гг.

ГЛАВА 5. ПРОБЛЕМЫ ХОЗЯЙСТВЕННОГО КРУГООБОРОТА В ТВОРЧЕСТВЕ Н.Д. КОНДРАТЬЕВА В 1920 - 1930-е гг.

5.1. Проблемы статики и динамики в наследии Кондратьева 1924-1935 гг.

5.2. Элементы хозяйственного кругооборота в «Бутырской рукописи».

5.3. Переосмысление динамической модели расширенного воспроизводства 1934 г. в контексте достижений российской аналитической традиции.

ГЛАВА 6. В. ЛЕОНТЬЕВ КАК ПРЕДСТАВИТЕЛЬ РОССИЙСКОЙ ТРАДИЦИИ АНАЛИЗА ХОЗЯЙСТВЕННОГО КРУГООБОРОТА (1925-1936).

6.1. Исследовательская программа Леонтьева в Берлинский и Кильский периоды его деятельности.

6.2. Особенности «возвратного движения» исследований Леонтьева в истории экономической мысли.

6.3. Становление метода «затраты – выпуск» в 1928-1936 гг.

ГЛАВА 7. ПОЛИТИКО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ Е.Е. СЛУЦКОГО В 1920-е гг.

7.1. Слуцкий и традиция хозяйственного кругооборота.

7.2. Значение метода возвратной традиции для исследований Слуцкого 1920-х гг.

7.3. Контуры программы построения «формальной» экономической науки.

ПРИЛОЖЕНИЕ 2. Сраффа как «зеркало» российской традиции экономического анализа в теории хозяйственного кругооборота.

ПРИЛОЖЕНИЕ 3. Дедукция новой схемы кругооборота из Марксовой всеобщей формулы капитала Д-Т-Д' (на основе обобщенных идей Харазова и Слуцкого).

Заключение.

Библиография.

Метод возвратной традиции в истории экономической мысли и механизм его реализации (два примера)

Дополнительной трудностью являлось недостаточное количество сведений об отдельных экономистах, а также предвзятые оценки в отношении их творчества. Так, в наследии М.И. Туган-Барановского теория кризисов изучалась (в виду следующих из нее идей Н.Д. Кондратьева относительно больших циклов) на порядок чаще, чем теория рынка. Последняя же с самого начала трактовалась тенденциозно, как незаконная ревизия схем воспроизводства Маркса (Люксембург, 1934, гл. 23, с. 216 и др.). «Экономические очерки» Дмитриева анализировались или в качестве объекта критики марксистов (Блюмин, 1928, II, с. 103-115), или - в зрелое советское время - в аспекте модели полных затрат труда, прообраза модели межотраслевого баланса (Немчинов, 1962; 1965, 5, с. 221-222, 291; Применение... 1959, с. 18, 28-31; Вайнштейн, 2000, 2, с. 441, 402). Эта точка зрения, впервые выраженная еще в «Истории русской экономической мысли» 1966 г. под редакцией чл.-корр. АН СССР А.И. Пашкова (Шухов, 1966а; 1966b), нашла в итоге свое отражение в многочисленных авторитетных изданиях (Шухов, 1972, с. 443-444; Шухов, 1989, с. 183, 189, 192-193). При этом так и не была замечена связь Дмитриева и Сраффы в контексте развития современного неорикардианства (Белых, 1995, с. 71). Возрождение научного интереса к имени Дмитриева в начале 1990-х гг., вместе с тем, было началом обширной программы по воссозданию целостного облика русской экономической мысли дореволюционного периода (Кожекин, 1992; 1993; Кожекин, Сорвина, 1993; Сорвина, 2000; 2003; Гребнев, 1990; Сорвина, Гребнев, Гловели, 2001). Творческое наследие Н.Н. Шапошникова, явно недостаточно изученное в своем целом, затрагивалось только в связи с исследованиями Кондратьевского Конъюнктурного института 1920-х гг. (Комлев, 1990; 1991, с. 686), и не касалось дореволюционного периода. В.И. Борткевича изучали как статистика (Четвертая хрестоматия... 2007; Шейнин, 2008; 2010, с. 34-42; Sheynin, 2001; 2008; Плошко, Елисеева, 1990; Елисеева, 2003, с. 237-238; Дмитриев, 2008; 2009; 2010), восприятие же его экономических работ затруднялось как сложным немецким языком, так и господством в России ортодоксального марксизма. Творческое наследие Г.А. Харазова, также написанное по-немецки, не исследовалось в России вообще, если не считать нескольких ссылок в «Политической экономии рантье» Н.И. Бухарина (1914) (Бухарин, 1988, с. 32, 45, 57, 138). Авторитетные, западные исследователи (Kurz, Salvadori, 2000, p. 168-169; Курц, Сальвадори, 2004, с. 433-436), за рядом исключений (Egidi, Gilibert, 1984; Gilibert, 1991; Egidi, 1998; Stamatis, 1999; Mori, 2007; 2010), трактовали Харазова как предтечу фон Неймана и особенно Сраффы, в конечном счете отказывая его концепции в самостоятельной ценности. (Известный в мире специалист -lino теории капитала Б. Шефолд на протяжении ряда лет отказывается от рассмотрения теории Харазова и, что удивительно, вовсе обходит ее стороной в ключевых текстах (Schefold, 2004, s. 871-910; 2007, s. 7-46).) Творчество Е.Е. Слуцкого испытало на себе крайне непродуктивное деление на Слуцкого-экономиста и Слуцкого-статистика (как и в случае с Борткевичем), вследствие чего его экономические взгляды изучались односторонне и фрагментарно и не получили целостного освещения (Конюс, 1978; Конюс, Комлев, 1989; Волконский, Конюс, 1963; Гнеденко, 1960, с. 5-11; 2006, с. 128, 140). Показательно, что большая работа в этом направлении была проделана другом Слуцкого статистиком Н.С. Четвериковым, составившим библиографию работ ученого и сделавшим перевод самой известной его статьи по экономике 1915 г. (Слуцкий, 1963; Четвериков, 1959). В математическом мире до сих пор господствует точка зрения, что «взнос Слуцкого в человеческую культуру является по преимуществу взносом математика» (Колмогоров, 1948, с. 148).

Из богатой на экономические исследования эпохи 1920-х гг. диссертантом выделяются прежде всего имена В. Леонтьева и Н.Д. Кондратьева. В советский период метод «затраты - выпуск» активно изучался, но лишь на своей зрелой стадии, начиная с 1-го издания «Структуры американской экономики» 1941 г. и позже (Леонтьев и др., 1958; Конюс, 1961; 1965; Tretyakova, Birman, 1976, p. 159-160; Немчинов, 1959; 1965; Гранберг, 1978, с. 21), а не на этапе своего формирования в конце 1920 - середине 1930-х гг. Однако именно в это время Леонтьев, создававший аналитическую и эмпирическую схемы кругооборота, был максимально близок отечественной традиции экономического анализа. Это подтверждается его тесными связями с Борткевичем, идейным родством с построениями Туган-Барановского, Дмитриева, Харазова, а также А.В. Чаянова и - в методологическом отношении - А.А. Чупрова. Обходился стороной в советское время и вопрос об иных - чем Кенэ, Маркс и Вальрас - источниках метода Леонтьева: о наследии Кильской группы экономистов (Hagemann, 1997), усилиях математика Р. Ремака (1888-1942) в области создания линейных производственных систем (Remak, 1929; 1933).

Наследие Н.Д. Кондратьева, интерес к которому был пробужден с середины 1980-х гг., изучалось прежде всего в аспекте длинноволновой динамики (Полетаев, 1989; Полетаев, Савельева, 1993; Глазьев, 1993); этому с 1992 г. способствовала и деятельность Международного Фонда Кондратьева (акад. Л.И. Абалкин). Однако с начала 2000-х гг. наметился новый путь: внимание исследователей было привлечено к иной, не социологической (Давыдов, 1991, с. 455 и ел.; Кочеврин, 1991, с. 437), интерпретации «Бутырской рукописи» 1930-1931 гг. (Макашева, 2002, с. 749-750). Тем не менее, в отсутствие полного текста «Суздальских писем» (Кондратьев, 2004), а также ясного понимания эволюции Слуцкого-экономиста в 1920-е гг. задача -идентификации проблематики кругооборота в позднем творчестве Кондратьева была в то время только намечена. Для ее решения необходимо было рассмотреть а) идеи Кондратьева в контексте идей и трудов Конъюнктурного института при Наркомфине (1922-1928) (Избранные труды... 2010), и б) проблему соотношения «Кондратьев -Слуцкий», проливающую свет на то, кто же из этих двух ученых был по логике последним представителем традиции экономического анализа кругооборота в России указанного периода. Стоит отметить, что западные исследователи (Barnett, 1998; 2005; 2011; Klein, 1999; Samuels, 1999; Louca, 1997; 1999), изучающие аналогичный исторический материал, не ставят проблему под таким углом зрения.

3) Своеобразие места, которое занимает российская традиция экономического анализа кругооборота в приведенной выше схеме, определяется тем, что вместо одной вершины в классике (Маркс) она имеет теперь дело с двумя (Маркс и Сраффа). Это позволяет трактовать приведенную выше схему как триаду «классическая политическая экономия - X - Сраффа», а российскую традицию - как «средний термин» X в ней, приобретающий двойственный характер. С одной стороны, российская традиция оказывается как бы заранее зажатой между Марксом и Сраффой; может показаться, что это обедняет ее, лишает теоретической самостоятельности как промежуточный этап в развитии теории кругооборота. Но с другой стороны - и это ключевой момент -окаймляющие ее вершины в конечном итоге выполняют функцию не якорей, а зеркал, в которых, особенно в последнем (творческом пути Сраффы), отражается поступательное развитие традиции. Сама же традиция выстраивается таким образом, чтобы «дотянуться» до лучших образцов мировой экономической мысли и вступить с ними в отношение продуктивной конкуренции, а отнюдь не простого и пассивного, по преимуществу, заимствования идей (Полетаев, 2008, с. 18).

Итоговая трактовка российской мысли указанного периода как «среднего термина», связующего оба крайних, имеет под собой то основание, подтверждаемое Кембриджскими архивными данными (доступ к которым избирательно открыт с 1994 г.) (Garegnani, 1998, р. 151-156), что существует непосредственная преемственность идей Маркса и Сраффы. Она обеспечивается тем, что Сраффа изначально стремился переформулировать Маркса в современных терминах, путем замены его метафизики и терминологии гегелевского типа своей собственной современной метафизикой и терминологией. Условием, при котором Сраффа в 1920-е гг. возвращался к Марксу, а от него к «старым классическим экономистам» У. Петти и Ф. Кенэ, была критика теории Маршалла и его метода частичного равновесия. Для более углубленного понимания теории кругооборота, по моему мнению, необходимо осуществить возврат к «старым российским экономистам», т.е. прежде всего к трудам российских экономистов дореволюционного периода.

Развитие Марксовых схем общественного воспроизводства и особенности перехода к теории кризисов

Более того, «кругооборот» ставится в подчинение «воспроизводству»: «Лишь переход к мотыжному земледелию, приручение домашних животных и разведение в целях питания скота делают возможным регулярный кругооборот потребления и производства, который является признаком воспроизводства. В этом смысле само понятие воспроизводства заключает в себе нечто большее, чем простое повторение: оно уже предполагает определенную ступень завоевания обществом внешней природы или, выражаясь экономически, -определенную высоту производительности труда» (Люксембург, 1934, с. 6). Таким образом, «кругооборот» - это простое повторение; «воспроизводство» же связано еще с трудом, откуда рукой подать до Марксовой теории прибавочной стоимости. (Поэтому уже отсюда видно, что замена теории прибавочной стоимости принципом «чистого продукта» и отказ от чистой трудовой теории может быть магистральным путем развития теории хозяйственного кругооборота, см., например, п. 2.3.1, 3.2.1.) Такое смещение исследовательских акцентов с «кругооборота» на «воспроизводство» было обусловлено тем, что «...из трех отделов, которые образуют П-й том, для первых двух, посвященных кругообороту денежного и товарного капитала, а также издержкам обращения и обороту капитала, оставленная Марксом рукопись была лучше всего обработана для печати. Напротив того, третий отдел, рассматривающий воспроизводство всего капитала, представляет собою собрание отрывков, обработка которых казалась самому Марксу «крайне необходимой». Но из этого отдела последняя, 21 -я глава, которая нас здесь больше всего интересует - глава о накоплении и расширенном воспроизводстве, - осталась в менее обработанном виде, чем вся книга. Она охватывает всего-навсего 35 печатных страниц и обрывается на середине анализа» (Люксембург, 1934, с. 112-113).

Это направление анализа вполне подходило под специфику развития марксизма в России до Октября 1917 г.; оно же подготовило почву и для безусловного приоритета в советское время количественного аспекта над качественным. Задачи молодой Советской власти в 1920-е гг. требовали численных расчетов хозяйства в целом, что можно было делать, только развивая макроэкономические схемы воспроизводства. В этом ключе несложно дать интерпретацию Баланса Союза ССР за 1923/24 г.1 В это же -время, что показательно, появилась масса работ, развивающих непосредственно Марксовы схемы воспроизводства (Поздняков, 1923; 1929, с. 81 и ел.; Корсунский, 1927, с. 85 и ел.; Старовский, 1928, с. 136-153). Большой смысл в подобном развитии видел и автор, далекий от Ленинской линии в марксизме (он был Плехановцем) и в то же время симпатизировавший социализму (Авдалбегян, 1929; 1930; 1931). Недостатки Баланса 1923/24 гг. (в частности, число строк в нем не совпадало с числом столбцов) были преодолены в классическом исследовании (Баренгольц, 1928, с. 325-398), но после этого работы по Балансу были свернуты.

С другой стороны, в это же время появились пионерные работы по теории экономического роста, или, в иных терминах, по Марксовой теории экономической динамики (Фельдман, 1928, 11, с. 146-170; 12, с. 151-178; 1929, с. 95-127). С них в нашей стране, как считается, началась эра безусловного первенства количественного аспекта над качественным и исчислимых моделей в экономике. Эра, важными вехами в которой стали работы многих авторов, среди которых был акад. B.C. Немчинов, разработавший метод трансформации схемы межотраслевого баланса в схему расширенного воспроизводства (Дадаян, 1978, с. 10; Немчинов, 1967, 3).

Возрождение советской экономико-математической школы в середине 1950-х гг. еще более усилило приоритет «воспроизводства» над «кругооборотом». Авторы, однако, опирались уже не только на Маркса, но и на достижения Л. Вальраса (теория общего экономического равновесия), В. Леонтьева (метод «затраты - выпуск»), модели Дж. фон Неймана и Д. Гейла (см. Введение, с. 8-9). По существу «процесс воспроизводства как повторяющийся, постоянно возобновляющийся процесс производства, т.е. как процесс, развивающийся во времени, был эквивалентен рассмотрению экономической динамики» (Смирнов, 1970, с. 8). Характерной работой в этом ключе была та, например, в которой исследовались схемы расширенного воспроизводства в условиях меняющейся нормы прибавочного продукта (Замков, 1986). Неудивительно, что эта традиция пришла фактически к полному противопоставлению категорий воспроизводства и кругооборота. Последний, помимо своего микроэкономического характера и неформализованного содержания, трактовался еще и как нечто само собой разумеющееся, как момент в процессе воспроизводства. Эта традиция, условно говоря, отвечает за область т.н. «исчислимых моделей».

Если обратиться ко второй традиции, где кругооборот имел казалось бы больший вес, т.е. к отечественным политико-экономическим исследованиям (от И.И. Рубина до Н.А. Цаголова), то здесь можно наблюдать другой недостаток: буквальное толкование «кругооборота» вслед за Марксом, когда все особенности этого понятия тонули в «воспроизводстве», только уже с качественной стороны. Это вело в конце концов к упрощенному толкованию физиократии, и «кругооборот» терял свой исходный смысл, который он имел у Кенэ (о реконструкции его наследия см. п. 1.3.2). И это при том, что понятие воспроизводства раскрывалось в данной традиции не формально и технически, как в первой традиции, а с учетом общественных отношений, их воспроизводства. В самом деле, если в главной работе Рубина вообще нет обсуждения понятий «воспроизводства» и «кругооборота», хотя автор и говорит о воспроизводстве капитала (Рубин, 1924b, с. 231, цит. по 4-му изданию 1929 г.), то в своей «Истории экономической мысли» взгляды физиократов и в особенности Кенэ трактуются им в Марксовых терминах простого и расширенного воспроизводства (Рубин, 1930, с. 125-127). То же наблюдается и в других изданиях и очерках на данную тему (Трахтенберг, 1954, с. 9-17; Мендельсон, 1959-1964, /, с. 19-28; Курс... 1973, /, с. 319-332, 352; Цаголов, 1984). В своей же неопубликованной при жизни рукописи «Очерки по теории денег Маркса» Рубин рассматривает кругооборот Т—Д- Гне сам по себе, а сквозь призму производственных отношений, обусловленных денежным обращением, которое, в свою очередь, является, по Рубину, опять же развитием и завершением Марксовой теории стоимости (Рубин, 2011, с. 580). Таким образом, изложение замыкалось на Марксовы теории стоимости/ценности и воспроизводства.

Переходим, наконец, к третьей традиции, которая берет свое начало с И. Шумпетера. Его представление о «кругообороте» как стационарной системе равновесия (Schumpeter 1908; Шумпетер, 2007 [1911]) зародилось в недрах семинара О. фон Бем-Баверка в Вене, где деятельное участие в 1905-1910 гг. принимали также Р. Гильфердинг, О. Бауэр и Э. Ледерер. Однако именно Гильфердинг - самый старший и образованный из молодых - оказал на Шумпетера значительное влияние (Michaelides, Milios, 2005, p. 101), а его «Финансовый капитал» (1910), как показывают исследования последнего времени, вчерне был написан уже в 1905 г. (Andersen, 1991, р. 21).

Несмотря на отрицание «органического синтеза» трудовой теории ценности и теории предельной полезности (Гильфердинг, 1923, с. 74), Р. Гильфердинг в своем основном труде оказался сторонником схем Туган-Барановского. Тем не менее, у него проблема соотношения «воспроизводства» и «кругооборота» вообще теряет свою остроту. Он мыслит в строгом соответствии с Марксовыми схемами воспроизводства (Гильфердинг, 1959, гл. 16), а его теория кризисов родственна теории кризисов Туган-Барановского даже по мнению ярых идеологических оппонентов (Слуцкина, 2010, с. 82).

Второй возврат от Маркса к Кенэ в трудах Харазова: критически-конструктивная программа «усовершенствования классической экономии»

Российская аналитическая традиция, начавшаяся с двух работ Туган-Барановского о предельной полезности благ как причине их ценности (1890) и о периодических промышленных кризисах (1894), спустя десятилетие обнаруживает любопытную неоднородность и раздвоенность. Выход в свет «Экономических очерков» Дмитриева единой книгой (1904), рецензия на нее А. А. Чупрова, находящегося в плотной научной переписке с Борткевичем (Переписка... 2005), а также немецкий вариант «Теоретических основ марксизма» Туган-Барановского (1905) инициировали магистральный вариант развития российской традиции хозяйственного кругооборота.

Все это время Туган-Барановский продолжал держаться исходной аргументации своей теории рынка, никак не реагируя на происходящие события. 2-е издание «Кризисов» (1900) и два русских издания «Теоретических основ марксизма» (1905) показывают, что построения Дмитриева в теории ценности, опубликованные им по частям в период 1898-1904 гг., не оказали на Туган-Барановского никакого влияния. Теоретическая оппозиция, явным образом возникшая между ним и Дмитриевым в 1904-1905 гг., так и не будет преодолена. Впоследствии Туган-Барановский сделает считанное число ссылок на «Очерки» Дмитриева (Туган-Барановский, 1915, с. 70), никак не отреагирует на рецензию последнего (Дмитриев, 1909а).

«Линия Туган-Барановского», образуемая в теории кругооборота трудами Н. Бернштейна (1911) и Л.В. Курского (1916), развивалась в направлении от схем воспроизводства Маркса к принципу «чистого продукта» Кенэ. «Линия Дмитриева»

-развивалась Н.Н. Шапошниковым и В.И. Борткевичем, а в плоскости теории кризисов -С.А. Первушиным (1888-1966) (Первушин, 1909; 1925). Помимо одобрительной оценки работ Первушина по теории конъюнктуры со стороны Железнова, близко стоявшего к направлению Дмитриева (Железное, 1927, с. 294-295), Дмитриев и сам оставил свое мнение. В своей рецензии на книгу (Первушин, 1909) он отмечал «не начинающего автора-студента, а вполне сложившегося, опытного ученого специалиста» (Дмитриев, 1909с, с. 52), и в своей собственной работе он, как можно видеть, на равных полемизировал с Первушиным, соглашаясь (в отличие от теории кризисов Туган-Барановского) с его подходом (Дмитриев, 2001а, с 102, 155, 178, 188, 227, 299).

Выявленное нами различие «линии Туган-Барановского» и «линии Дмитриева» основано на следующих моментах. Во-первых, на разности исходных точек анализа: Кенэ, и Дж. Стюарта - Смита, соответственно. В-вторых, на разности используемых учеными методов: если у Туган-Барановского это вербально-описательный метод, то у Дмитриева - математический. В результате различным было и отношение к ключевым фигурам в тогдашней экономической теории - Г. Госсену, К. Марксу, К. Менгеру, Л. Вальрасу, О. фон Бем-Баверку, а также О. Курно, Ж. Дюпюи и И. фон Тюнену. В-третьих, на разности трактовок ключевых экономических теорий, прежде всего теорий ценности и конкуренции (Туган-Барановский уделял им гораздо меньше внимания). Создав теории рынка и кризисов, Туган-Барановский, очевидно, не нуждался в дальнейшем участии в традиции, инициированной его же собственными произведениями. «Как ум интуитивный, он не имел особой склонности к выработке научной системы: М.И. был слишком отзывчив на запросы момента и в своем научном творчестве слишком чутко отражал изменчивые настроения и запросы жизни общественной среды» (Кондратьев, 1923b, с. 776). Вместо этого в рамках созданных им кружка, просеминария (с 1909-1910 учебного года) и семинария политической экономии в Санкт-Петербургском университете Туган-Барановский обучает своим идеям молодежь, формирует круг единомышленников, при участии коллег - В.М. Гессена, И.И. Кауфмана, П.И. Люблинского - издает «Вопросы обществоведения» (1909-1911).

Однако если сравнить в целом уровень разработки проблем теоретической экономии в этом «органе академической и научной жизни» с исследованиями Дмитриева, Шапошникова и Борткевича, то несоответствие окажется разительным. Л.И. Форберт в своей трактовке теории прибыли Бем-Баверка (Форберт, 1909) стоит ниже работ Шапошникова и Борткевича. В. Миллер будто бы ничего не слышал о разработках Дмитриева в теории Рикардо и рассматривает последнего чуть ли не наравне с Джемсом Миллем (Миллер, 1911; ср. упоминание в 3-м издании «Кризисов»: Туган-Барановский, 1997, с. 877). В. Гиршвельд (Гиршвельд, 1910) не прибавляет ничего существенно нового к формулировкам Столярова (Столяров, 1902), но при этом полностью игнорирует тезис Дмитриева, высказанный в 1909 г. (в рецензии на «Основы...» Туган-Барановского) о том, что «теорема Туган-Барановского» не может дать «органического синтеза» трудовой теории ценности и теории предельной полезности и повторяет, по существу, законы Госсена.

На общем фоне пересказа слушателями идей, сформулированных Тутан-Барановским в своих многочисленных книгах и статьях17, выделяется статья Н.И. Бернштейна, поначалу заслушанная в качестве доклада в семинарии политической экономии в 1909-1910 академическом году, который специально был посвящен проблеме рынка (Бернштейн, 1911). Как мы постараемся показать, ее вместе с более поздним исследованием Л.В. Курского (Курской, 1916) можно расценивать как традицию хозяйственного кругооборота, отталкивающуюся от идей Туган-Барановского и созревшую исключительно на российской почве. Интересная сама по себе, она еще раз подчеркивает значение работ Дмитриева, Шапошникова, Борткевича и Харазова, проясняя ряд взаимоотношений между ними.

Исследование Н.И. Бернштейна. Туган-Барановский дал высокую оценку работе Бернштейна за ее математическую обработку: «...приводимые докладчиком математические выкладки имеют большое значение для лучшего уяснения интересующего его вопроса» (Вопросы... 1911, с. 335-336; в 3-м издании «Кризисов»: Физиократы... 2008, с. 911). Однако она не должна вводить в заблуждение. Она была спровоцирована совершенно выпадающим из контекста ее рассуждений «стандартным» выводом Бернштейна: «мы видим, что Марксов анализ рынка не был продуман до конца, а потому учение Туган-Барановского надо признать шагом вперед, завершающим анализ Маркса» (Бернштейн, 1911, с. 714). Между тем, уже в содержательных прениях по докладу В.Ф. Миллер проницательно подметил, что «все

-149-выводы докладчика по основным интересующим научную мысль вопросам рынка получены им независимо от этих математических выкладок» (Вопросы... 1911, с. 335).

Как уже отмечалось, схемы воспроизводства Туган-Барановского были не окончательным, а промежуточным решением проблемы. Так, переход от схемы 1, моделирующей простое воспроизводство, к схеме 2 (расширенное воспроизводство) показал, что Туган-Барановский не дошел до разделения товаров на «базисные» и «небазисные» (Сраффа, 1999, 6-7). Вместо этого он указал на необходимость изменения распределения национального производства, т.е. ввел специфическое условие пропорциональности.

Бернштейн уловил этот момент, заметив, что Туган-Барановским фактически решается задача на пропорциональность: «при построении этих схем предполагается данным, что доля предметов потребления должна во столько-то раз пасть, а далее решается арифметическая задача по следующим соображениям: если производство должно так-то возрасти, а производство 2-й сферы [предметов потребления] должно так-то пасть, значит - производство 1-й сферы [средств производства] должно таким-то образом возрасти...» (Бернштейн, 1911, с. 708).

Перспективные идеи Бернштейна лежат, поэтому, на перекрестии логического анализа, очищенного от математики, и указанного перехода от простого воспроизводства к расширенному. Выделяя два вида производства - по ценности и по качеству (синоним технологии), он предполагает, что такой переход не совершается мгновенно, а требует для себя как минимум одного подготовительного года, в течение которого «производство еще неизменно по ценности, но уже изменилось по качеству» (там же, с. 696). Он доказывает, что при постоянстве уровня техники это условие сводится к падению доли предметов потребления. Если теперь мыслить процесс в рамках структуры схем воспроизводства Туган-Барановского, т.е. как производство, состоящее из трех отраслей: производство средств производства (1-я сфера), производство предметов потребления рабочих (2-я сфера), производство предметов потребления капиталистов (3-я сфера), то одного подготовительного года для перехода недостаточно: в этот год сферы 1 и 2 расширились за счет 3, но постоянный капитал в сфере 1 не мог увеличиться в этом же году. Поэтому требуется 2-й подготовительный год, в котором «должно быть произведено больше средств производства для средств производства» (там же, с. 698).

Переосмысление динамической модели расширенного воспроизводства 1934 г. в контексте достижений российской аналитической традиции

Место Леонтьева (1905-1999) в отечественной воспроизводственной традиции советского периода сформировалось в основном по двум (переводным!) публикациям на русском языке - критической заметке о балансе народного хозяйства СССР 1923/24 гг. (Leontief, 1925, s. 338-344; Леонтьев, 1925, с. 254-258) и книге «Исследование структуры американской экономики» (Леонтьев и др., 1958), в которой был изложен метод «затраты - выпуск» и которая представляла собой перевод (под редакцией А.А. Конюса) со 2-го издания «Structure of the American Economy» 1951 г. Первое же издание появилось еще в 1941 г.

Однако ни одна из этих двух работ не выводит прямо на связь с отечественной традицией экономического анализа так, как последняя описана в гл. 2-4.

Первая работа - вместе с фактом ее быстрого перевода на русский язык -рассматривалась в 1950-х гг. как «вещественное доказательство» в споре о приоритете в открытии и создании межотраслевого метода. Инициатором был акад. B.C. Немчинов. Предубеждения в этом отношении были, однако, развеяны в ряде работ акад. А.Г. Гранберга (напр.: Гранберг, 2006а, с. 27; 2006b, с. 10-11).

С методологических позиций Леонтьев действительно оказался впереди группы отечественных статистиков-практиков (во главе с П.И. Поповым и Л.Н. Литошенко, ЦСУ), усмотрев в этом балансе новаторскую «попытку охватить цифрами не только производство, но и распределение общественного продукта, чтобы таким путем получить общую картину всего процесса воспроизводства в форме некоторого "Tableau economique"» (Леонтьев, 1925, с. 242). Для сравнения: редактор издания-отчета П.И. Попов считал, что «для построения баланса народного хозяйства методологические основы дает система К. Маркса» (Баланс... 1926, с. 7), но не привел анализа этих основ, которые между тем разрабатывались еще А.А. Богдановым-Малиновским (Богданов, 1921) - ученым, который относился к наследию Маркса в целом более масштабно и критически-конструктивно, чем вышеназванная группа статистиков. Исключение, пожалуй, составляло только проницательное критическое суждение о Балансе как о неосуществленной идее «органического единства производства, распределения, обмена и потребления» (Громан, 1926, с. 69), но и здесь не предлагалось, по существу, никакой альтернативы.

В результате заимствования учения Маркса и его теории ценности из 1-го тома «Капитала» (формулы Q = c + v + m) пришлось придти в конце концов к отрицанию возможности измерения народнохозяйственных пропорций, т.к. возникла несогласованность с реальным положением дел и проблема сложения разнородных величин. И хотя вскоре этот недостаток был исправлен (Баренгольц, 1928, с. 329), время было упущено. Проводившиеся параллельно исследования по модели экономического роста требовали для совершенного планирования «математически сформулированной теории» (Фельдман, 1928, с. 177-178), но последней как раз и не хватало. Требовалось возвратное движение от Маркса вглубь истории, но источники его были или неизвестны, или же не воспринимались. Наследие Харазова (см. п. 3.2, 3.3), несмотря на то, что по крайней мере с 1924 г. он жил в Москве, было неизвестно, а идеи модели полных затрат труда Дмитриева, в общем, никак не использовались (Белых, 1995, с. 84).

Незнакомство с межотраслевыми идеями из «Очерков» Дмитриева стало той благодатной почвой, на которой произошел всплеск интереса к этой области исследований в середине 1950-х гг., в связи с публикацией второй работы Леонтьева, его основной книги (1958). Как раз в это время благодаря усилиям Немчинова имя Дмитриева ставится рядом с именем Леонтьева (Применение... 1959, с. 18), а его модель полных затрат труда усиленно изучается как «вполне приемлемая в народнохозяйственных расчетах формула для выражения плановой цены» (Немчинов, 1962, с. 273; 1967, 3, с. 221-222). Утверждалось даже, что Дмитриев «на несколько десятилетий предвосхитил идеи В. Леонтьева о системе уравнений, связывающих все отрасли народного хозяйства в одно целое» и что «работы Дмитриева и баланс ЦСУ, несомненно, были известны Леонтьеву и послужили толчком для построения им баланса межотраслевых связей» (Вайнштейн, 2000, с. 441, 402).

Главным недостатком такой традиции, при всем уважении к ее значимости на определенном этапе развития отечественной мысли, представляется искажение реального вклада, внесенного и Леонтьевым, и Дмитриевым в экономическую науку. Она опирается на уже зрелого Леонтьева и на всего двухстраничный фрагмент «Очерков» (Дмитриев, 2001, с. 57-59), не учитывая, таким образом, процесса формирования Леонтьева, с одной стороны, и масштаба сделанного Дмитриевым, - с другой (см. п. 2.2). Упоминание Вальраса в одном ряду с Дмитриевым и Леонтьевым также ведет к недоразумениям, вызванным смешением исследовательских традиций теории общего равновесия и теории кругооборота (Курц, Сальвадори, 2004, гл. 13).

Поступательное развитие традиции кругооборота, рассмотренное в гл. 2-4 и 5, заставляет нас рассмотреть раннее творчество Леонтьева, тот период, когда его метод «затраты - выпуск» находился еще в эмбриональной стадии (Самуэльсон, 1991, с. 990-991). Поэтому рассмотрению подлежит процесс формирования Леонтьева-экономиста в период 1925-1936 гг., для того чтобы показать его органическое родство с российской аналитической традицией.

Сначала сформулируем основания, почему глава, посвященная Леонтьеву, располагается вслед за главой о Н.Д. Кондратьеве (гл. 5). Кондратьев, как мы уже видели, находился в русле разделения статики и динамики (п. 5.1), но он остался вне проведенного А. Леве (1926) разграничения структурных и циклических проблем в рамках общей теории конъюнктуры (allgemeine Konjunkturtheorie). Это разграничение, между тем, стало исходным для построения схем кругооборота Леонтьевым, формировавшимся в среде г. Киля в 1927-1930 гг. Однако другие моменты отражают показательную общность взглядов. Отметим среди них следующие.

Во-первых, общее понимание хозяйства как системы событий, подчиненных всеобщей каузальной связи. У Леонтьева эта точка зрения наблюдается в параграфах «Затраты и выпуск» и «Хозяйство как кругооборот» (Леонтьев, 1928, с. 939-941); у Кондратьева в статье по проблеме предвидения (Кондратьев, 1926, с. 124 и ел.) и «Бутырской рукописи» (Кондратьев, 1991, с. 148-149, 166 и др.).

Во-вторых, сходство в понимании того, как устроена действительность. В статье о понятиях статики, динамики и конъюнктуры мировоззрение Кондратьева раскрывается через тезис, что «социально-экономическая действительность, как она дана нам в опыте, изменчива, многообразна и сложна» (Кондратьев, 1924, с. 48), что она «динамична по самому своему существу» (там же, с. 53). Это прямо соотносится с Леонтьевским пониманием системы как беспрестанного чередования элементов (Леонтьев, 1928, с. 937). И тот, и другой стараются найти закон, который был упорядочил этот хаос и превратил его в единообразную структуру.

В-третьих, в этой связи появляются похожие пары понятий, характеризующих течение непрерывных хозяйственных процессов. У Кондратьева это «обратимость-необратимость», у Леонтьева - подразделение кругооборота на «равномерный» и «переменный» (Леонтьев, 1928, с. 952). Также показательно введение Леонтьевым типично Кондратьевских понятий «равномерного» (gleichmaBige) и «иррегулярного» изменения (unregelmafiige Veranderung).

Похожие диссертации на Становление теории хозяйственного кругооборота в российской традиции экономического анализа конца XIX - первой трети XX века

Теория сельскохозяйственной кооперации в России первой трети XX векаБалог Михаил Михайлович

Воззрения М. И. Боголепова в российской финансово-экономической мысли 1-й трети XX века Тимошенков Кирилл Александрович

Нефтедобывающая промышленность России во второй половине XX века: проблемы становления, перспективы развитияИлюхин Николай Петрович

Трансформация функциональной направленности налоговой политики России в условиях становления рыночной экономики на рубеже XX - XXI веков Волков Александр Витальевич

Формирование и развитие предпринимательских организаций в Поволжье на рубеже XIX-XX вековБессолицын Александр Алексеевич

Внутренний государственный долг: эволюция форм и методов его управления в России в период конца XVIII - начала XX вековМисько Олег Николаевич

Развитие управленческой мысли в сфере организации и управления народным хозяйством в России во второй половине XX векаОвчинникова Наталья Викторовна

Торгово-промышленное предпринимательство Самарской губернии в конце XIX - начале XX векаГранкина, Светлана Валерьевна

Хозяйственный опыт организации мелкого крестьянского кредита в России второй половины XIX - начала XX века.Михайлов Алексей Геннадьевич

Экономика Северной Осетии во второй половине XIX - начале XX веков Кобегкаев Эдуард Максимович