Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Возникновение библиотечной науки и зарождение взглядов на ее статус 15
1. Эволюция взглядов отечественных специалистов на проблему возникновения библиотечной науки 15
2. Возникновение библиотечной науки и зарождение представлений о ее статусе 42
Глава II. Формирование и изучение статуса библиотечной науки в 20-е гг. 91
1. Формирование статуса отраслевой науки в послеоктябрьский период: соотношение преемственности и дискретности 91
2. Изучение статуса библиотечной науки в 20-е гг. 104
Глава III. Эволюция и исследования статуса библиотековедения в 30-50-е гг. 128
1. Общая характеристика условий формирования и изучения статуса библиотековедения в 30-50-е гг. 128
2. Исследования статуса библиотековедения в 30-50-е гг. 137
Заключение 167
Список литературы 175
- Эволюция взглядов отечественных специалистов на проблему возникновения библиотечной науки
- Возникновение библиотечной науки и зарождение представлений о ее статусе
- Формирование статуса отраслевой науки в послеоктябрьский период: соотношение преемственности и дискретности
- Исследования статуса библиотековедения в 30-50-е гг.
Введение к работе
Актуальность исследования. Для библиотековедения вопрос о его статусе (проще говоря — о том, является ли данная отрасль наукой или нет) всегда был одним из ключевых и до настоящего времени не получил однозначного ответа, хотя поиски этого ответа имеют жизненно важное значение как для теории, так и для практики библиотечного дела.
Положительное решение вопроса о научном статусе библиотековедения позволило бы этой дисциплине войти в мир "большой науки" на равных правах с такими отраслями, как математика, физика, кибернетика, экономика и т.п., подключиться к источникам финансового, материально-технического и информационного обеспечения "академической" науки, преодолеть скептическое или равнодушное отношение к своим проблемлм со стороны деятелей властных структур и представителей других отраслей, научный статус которых уже утвердился.
Для библиотекарей-практиков также важно решить вопрос о статусе библиотековедения и определить, следует ли расходовать средства на проведение библиотековедческих исследований, содержание научных подразделений, научную подготовку библиотекарей в системе высшего образования, нуждается ли библиотечная профессия в научном базисе, или библиотекари готовы оставаться на обочине научно-технического прогресса.
Разработанность темы. История библиотековедения содержит многочисленные свидетельства обращений специалистов к различным проблемам, составляющим понятие статуса, однако в контексте диссертационного исследования наибольший историографический интерес представляют попытки осмыслить формирование библиотековедения в комплексном виде, т.е. с учетом гносеологических, социологических и рефлексивных элементов статуса науки.
Одну из первых таких попыток предприняло в начале XX в. российское Общество библиотековедения в "Записке по вопросу о мерах, необходимых для улучшения постановки библиотечного дела в академических библиотеках" (1909). Этот документ содержал зачатки представлений о всех трех составляющих статуса — гносеологической (в виде описания объекта и структуры библиотековедения, его взаимодействия с другими науками), социологической (в форме констатации необходимости основания университетских кафедр библиотековедения и библиографии) и рефлексивной (в форме краткого очерка эволюции взглядов зарубежных деятелей на содержание библиотечной науки).
Л.Б.Хавкина в докладе "Научная разработка вопросов библиотековедения" (1924) расширила перечень гносеологических атрибутов отраслевой науки (в их число наряду с объектом, задачами и структурой библиотековедения были включены законы развития библиотечного дела и мето-
?
дм исследовании) и особое внимание уделила социологическим составляющим статуса (организации научных учреждений и распространению библиотековедческой литературы). Особую ценность представлял выдви- нуты и ею тезис о необходимости изучения самой библиотечной науки.
Традиция комплексного исследования статуса была продолжена В.А.Артисевич, которая в докладе "К вопросу об итогах советского библиотековедения за 25 лет" (1942) обстоятельно проанализировала историю и методологические основы отраслевой науки, содержание и уровень развития ее разделов, роль и функции библиотек как "научных библиотековедческих центров".
Процессы кристаллизации представлений о статусе отраслевой науки активизировались на следующем этапе ее развития, что подтверждалось практически одновременным обращением двух наиболее видных деятелей этого этапа — О.С.Чубарьяна и Ю.В.Григорьева — к ключевым проблемам статуса библиотековедения. Ю.В.Григорьева привели к пониманию важности этих проблем историко-научные изыскания, а О.С.Чубарьяна — разработка курса общего библиотековедения. В деятельности указанных специалистов проявилось стремление определить основные признаки, характеризующие библиотековедение как науку, исследовать законы и сформулировать предмет библиотековедения, однако эти попытки (при всей их значимости) не опирались на адекватную философскую и науковедческую базу, что придавало взглядам Ю.В.Григорьева и О.С.Чубарьяна некоторую противоречивость и свидетельствовало о необходимости перехода исследований статуса на более высокий уровень.
В конце 60-х гг. Н.И.Тюлина поставила задачу оценить соответствие библиотековедения критериям научности, сформулированным ведущими в то время специалистами в теории познания и науковедении, а Н.С.Карташов впервые в отечественном библиотековедении сознательно применил принципы системного подхода к определению предмета отраслевой науки, который он рассматривал как "систему взаимоотношений библиотекаря, читателя и книги".
Работы упомянутых специалистов предвосхитили тематику дискуссий по ключевым проблемам статуса отраслевой науки, развернувшихся со второй половины 70-х гг. и затрагивавших вопросы объекта, предмета и структуры библиотековедения, критериев эффективности и качества исследований, соотношения библиотечных и библиографических процессов, библиотековедения и библиографоведения. Примечательным в этих обсуждениях был коллективный характер (что демонстрировало возросший интерес к проблемам статуса) и стремление апеллировать к философским и науковедческим концепциям как средству решения возникающих споров. Однако освоение достижений философии и науковедения встречало зна-
чительные трудности, что объяснялось сложностью затрагиваемых тем и самой задачи адаптации общих положений к конкретным проблемам статуса библиотековедения. Участникам дискуссий, как правило, не удавалось найти общий язык и прийти к единому мнению, и нерешенность проблем статуса библиотечной науки отрицательно сказывалась на развитии и престиже этой дисциплины.
В диссертации Г.К.Кузьмина (Пузикова) (1981) библиотековедение трактовалось как полидисциплинарный комплекс прикладного характера и как "система теоретических знаний, исследовательских проблем и методов", хотя без рассмотрения науки как сферы деятельности и общественного сознания определение статуса библиотековедения не может быть точным и полным. Г.К.Кузьмин видел в междисциплинарности библиотековедения его отличие от остальных отраслей, тогда как понятия дисциплины и междисциплинарности описывают разные стороны бытия науки и не могут противопоставляться друг Другу. Современным философским и науковедческим представлениям о фундаментальных и прикладных исследованиях противоречит и трактовка библиотековедения как прикладной дисциплины.
Более конструктивной выглядела концепция А.Н.Ванеева, разрабатывавшаяся на материалах истории отечественного библиотековедения, но также охватывавшая в основном лишь гносеологические элементы статуса и основывавшаяся на идеологических представлениях, которые доминировали в советском обществе в 70-80-е гг. В числе других трудов, в которых затрагивались наиболее важные проблемы, образующие понятие статуса науки, можно назвать работы В.С.Крейденко по методологии библиотековедения; труды В.В.Скворцова, изучавшего историю американского библиотековедения и его современное состояние; коллективную монографию по методологии библиотековедческих исследований, авторы которой обосновали собственную трактовку объекта, предмета отраслевой науки и путей ее взаимодействия с прочими дисциплинами; публикации Н.С.Карташова, Н.И.Осиповой, Н.И.Тюлиной, критически анализировавших состояние библиотечной науки во второй половине 80-х гг. и намечавших пути перестройки НИР в рамках существовавшего тогда административного и хозяйственного механизмов; работы Ю.Н.Столярова, в которых доказывалась системная сущность библиотеки и обосновывались новые подходы к предмету, законам, структуре, методологическим принципам библиотековедения, перспективам его развития как академической дисциплины, а также выдвинутую В.П.Леоновым идею о "новой парадигме библиотековедения".
На современном этапе специалистами стало использоваться понятие "статус библиотековедения как науки". По всей видимости, впервые (без
какой-либо расшифровки) его употребил в 1979 г. В.В.Скворцов в рецепти па книгу американского специалиста Д.Х.Шнры. Разработку данного понятия применительно к задачам анализа взглядов отечественных и зарубежных специалистов на статус отраслевой науки, определения порядка становления научных и вненаучных знаний о библиотеке, поиска путей обновления библиотековедения осуществлял автор данной диссертации в конце 80-х — первой половине 90-х гг.
В диссертации ставится научная задача: исходя из общефилософских и кауковедческих представлений, установить, в какой мере библиотековедение имеет право претендовать на статус науки, как изучали и обосновывали статус своей дисциплины отечественные библиотековеды первой половины XX в. и что из полученных ими результатов может быть исполь-зовано дня решения проблем, встающих перед современным библиотековедением. Указанная задача интерпретировалась в следующих вопросах: когда возникло библиотековедение как наука (по мнению самих библиотековедов и с философско-науковедческой точки зрения); как происходило формирование статуса библиотечной науки и насколько полно, корректно и последовательно исследовался этот статус отечественными специалистами; каковы были достижения и с какими проблемами столкнулась библиотековедческая мысль на этапе своего становления.
В качестве "верхнего" рубежа, отделившего этап становления от последующего, на котором библиотековедческая мысль достигла большей зрелости благодаря появлению фундаментальных общетеоретических работ О.С.Чубарьяна и историко-научных трудов Ю.В.Григорьева, применению идей системного подхода, философии и науковедения к оценке состояния и перспектив дальнейшей эволюции отраслевой науки, диссертантом избран конец 50-х гг. XX в. Этот выбор представляется оправданным с учетом взглядов других специалистов (в частности, А.Н.Ванеева и А.Я.Черняка), также полагающих, что на рубеже 50-60-х гг. XX в. библиотековедческая мысль вступила в новую фазу своего развития.
Преимущественное внимание к анализу становления библиотековедческой мысли в нашей стране обусловлено, во-первых, тем, что в рассматриваемый период отечественные специалисты значительно опережали зарубежных коллег в исследовании проблем статуса библиотековедения. Во-вторых, в советское время при изучении истории отраслевой науки главный акцент делался на достижениях библиотековедения после 1917 г., и в результате практически неосвоенным остался вопрос о соотношении преемственности и дискретности в формировании библиотековедческой мысли в до- и послеоктябрьский периоды.
Для решения поставленной научной задачи было привлечено значительное число опубликованных и неопубликованных работ отечественных
библиотековедов, а также труды философов и науковедов. Указанные документы образовали источниковую базу исследования. Ее освоение потребовало формирования адекватной методологической базы, которую составили достижения системного и деятельностного подходов, методы абстрагирования, обобщения, аналогии, моделирования, сравнительно-исторический, терминологического анализа и анализа документов, операциона-лизации понятий и др.
Эволюция взглядов отечественных специалистов на проблему возникновения библиотечной науки
Вопрос о том, когда в нашей стране возникло библиотековедение, до сих пор не получил однозначного и точного ответа, хотя поиски этого ответа имеют не только историческое, но и этическое, педагогическое и собственно научное, теоретическое значение. Определение времени возникновения библиотековедения в России позволило бы обосновать приоритет отечественных ученых на те или иные достижения в отраслевой науке; в плане научной этики также необходимо решить, к какому времени и к деятельности каких специалистов следует относить зарождение библиотековедения. Изучение рассматриваемой проблемы в педагогическом аспекте поможет установить связь между различными поколениями библиотековедов и продемонстрировать важность сохранения и исследования научного наследия.
В собственно научном, теоретическом плане вопрос о времени возникновения библиотековедения тесно связан с проблемами статуса библиотечной науки в целом, взаимоотношений донаучных и вненаучных библиотечных знаний с научными, роли библиотечного образования в развитии отраслевой науки и т.д. Определение времени появления библиотечной науки позволит назвать ее "возраст" и выяснить, не запаздывает ли она в своем развитии по сравнению с другими научным дисциплинами и не служат ли трудности, которые библиотековедение встречает на своем пути, следствием "болезней роста" и относительной "молодости" отраслевой науки. Время возникновения библиотековедения в России различными специалистами определяется в исключительно широком диапазоне — от XI в. до 60-х гг. XX в. С одной стороны, подобный плюрализм можно было бы приветствовать, предполагая, в каждой из точек зрения есть элемент истины, и чем больше обсуждается проблема, тем ближе ее решение. С другой стороны, отсутствие у библиотековедов единого мнения по проблеме времени зарождения их дисциплины с позиций исследования статуса отраслевой науки следует, по всей видимости, оценивать отрицательно. Данное обстоятельство свидетельствует об отсутствии у сообщества библиотековедов единых общепринятых признаков, критериев научности которые могли бы распространяться не только на прошлое дисциплины но и на ее современное состояние обеспечивали целостность стиля научного мышления и исследования совместимость и взаимодополняемость результатов научных разработок, облегчали общение библиотековедов между собой и их контакты с представителями прочих дисциплин а также восприятие массива накопленных отраслевой наукой знаний новыми поколениями специалистов
Установление времени появления библиотековедения важно с точки зрения научного престижа (поскольку дисциплина, не способная определить дату своего рождения, выглядит по меньшей мере несолидно). Для библиотековедения, претендующего на вхождение в мир "большой науки" , этот фактор имеет весьма существенное значение. Впрочем, с ана-логичными проблемами сталкивались и многие другие науки, а науковеды и философы до сих пор не могут договориться, с какого периода следует вести отсчет времени существования "науки вообще" и предлагают самые разные варианты, начиная с древних шумеров, египтян и греков и заканчивая Новым временем и даже нынешним веком, когда наука вступила в "индустриальную" стадию своего развития. Таким образом, проблема установления времени возникновения библиотековедения представляет значительный интерес и связана со многими другими кардинальными вопросами, от решения которых зависит развитие отраслевой науки. Поэтому можно утверждать, что анализ эволюции взглядов отечественных специалистов на данную проблему имеет самостоятельное еаучное еначение, поскольку уозволяет тценить ьостояние и зрелость суждений библиотековедов о статусе своей науки. О важности рассматриваемой проблемы свидетельствует и тот факт, что у попыток ее решения есть не только своя история (начало которой восходит по меньшей мере к первым десятилетиям XX в.), но и своя историография.
Впервые цель проследить эволюцию взглядов отечественных специалистов на время возникновения библиотечной науки поставил перед собой Ю.В.Григорьев, посвятивший этому заключение своего капитального труда "История русского библиотековедения (1700 — 1860 годы)" и критически проанализировавший высказывания Л.Б.Хавкиной, П.М.Богданова, В.А.Артисевич и О.С.Чубарьяна [247, с. 173-182]. К сожалению, собственно историографические задачи были для Ю.В.Григорьева вторичными; главное значение для него имело доказательство собственного тезиса о зарождении библиотековедения в XVIII, а не в XIX или XX вв., как полагали указанные специалисты. Кроме того, в поле зрения Ю.В.Григорьева по понятным причинам не попали концепции, выдвинутые в 70-90-е гг., и попытку восполнить этот пробел (а также перенести акцент с полемики на объективное сопоставление различных точек зрения) сделал публикатор "Истории..." Ю.Н.Столяров. Однако и в этом случае историографическая проблематика оказалась подчиненной решению частной задачи прокомментировать труд Ю.В.Григорьева и не рассматривалась в широком общенаучном контексте. Следовательно можно констатировать что анализ взглядов отечественных специалистов на проблему возникновения библиотековедения по-прежнему сохраняет актуальность и научную значимость.
Проблема установления времени возникновения библиотековедения представляет и немалую сложность. Вероятно, именно это обстоятельство не только привело к серьезным расхождениям во взглядах между различными исследователями, но и заставило отдельных специалистов неоднократно изменять свое мнение по данному вопросу. Подобная традиция была заложена Л.Б.Хавкиной, которая, по всей видимости, первой попыталась установить время возникновения библиотековедения в России.
В 1904 г. Л.Б.Хавкина в качестве первой публикации по библиотековедению называла работу В.Ф.Фреймана "Библиотекарь: Спутник по библиографии и библиотековедению" (1888; вып. II — 1890) [285, с. 97-98]; в 1911 г. она связала появление русской литературы по библиотековедению с выходом работы В.И.Соболыцикова "Об устройстве общественных библиотек и составлении их каталогов" (1859) [287, с. 92, 105], а также упомянула книгу И.Бакмейстера "Опыт о Библиотеке и Кабинете редкостей и истории натуральной Санктпетербургской императорской Академии наук" (1774) [287, с. 399]. Приоритете основании отечественного библиотековедения отдавали В.И.Соболыцикову его биограф У.Г.Иваск [94] и П.М.Богданов [22], хотя Общество библиотековедения (в 1903 — 1907 гг. — Секция библиотековедения Русского библиологического общества), чьим неформальным лидером был П.М.Богданов, неоднократно меняло свою позицию по данному вопросу. В 1904 г. Секция библиотековедения выразила Л.Б.Хавкиной признательность за составление книги "Библиотеки, их организация и техника" (1904), "положившей начало литературе русского библиотековедения" [96, с. 10], а в 1913 г. на праздно-вЗ.НИИ 10-летия первого профессионального объединения библиотекарей ем самой Секции библиотековедения [88, с. 30]. К первому десятилетию XX в. относил зарождение библиотечной науки и С.Д.Масловский [162, с. 550].
Таким образом, можно констатировать, что приоритет в постановке вопроса о времени возникновения библиотековедения принадлежит специалистам начала XX в.; ими же были предложены и различные варианты ответа на этот вопрос, которые, однако, не были достаточно аргументированы, что свидетельствовало о необходимости более тщательной и глубокой проработки данной проблемы.
В 20-е гг. единство мнений по рассматриваемому вопросу также от сутствовало, и можно выделить по меньшей мере три подхода к его ре шению. Сторонники подхода, уже успевшего стать традиционным, отно сили зарождение библиотечной науки к XIX в. и связывали ее возникно вение с выходом "первого труда" по библиотечному делу. Для одних ав торов таким трудом служила статья П.М.Строева "О простом и удобном способе расстановки библиотеки большого объема" (написана в 1827 г., опубликована в 1856 г.) [270, с. 4], для других — книга В.И.Соболыцикова (1859) [59, с. 9]. Сторонники второго подхода ставили вопрос в более ши роком контексте и пытались определить время возникновения мирового библиотековедения. Так, Е.А.Лаппа-Старженецкая полагала, что "история его [библиотековедения. — И.Л.] ведет нас к авторам более ранних эпох, порою хорошо отражающих взгляды своего времени на би блиотеку и ее задачи", В качестве основателя библиотековедения назы вался Р. де Бери автор книги "Филобиблон" (1344) [134, с. 58]1. Однако при всей важности изучения зарубежного опыта важно было учитывать специфику развития и отечественной библиотечной мысли.
Возникновение библиотечной науки и зарождение представлений о ее статусе
Зарождение библиотечной мысли позволительно относить ко времени появления в нашей стране первых библиотек (XI в.), устроители которых, очевидно, руководствовались в своей деятельности определенными представлениями о ее целях и порядке осуществления. Как отмечает К.И.Абрамов, исторические источники почти не сохранили данных об организации работы библиотек в Киевской Руси [1, с. 29], однако отсутствие зафиксированных в документах свидетельств развития библиотечной мысли на самых первых порах ее существования в некотором смысле можно даже считать закономерным, поскольку в деятельности первых библиотекарей производство знаний было не главной целью, а "побочным продуктом" практической работы.
Еще одним обстоятельством, объясняющим отсутствие свидетельств развития библиотечной мысли на самом раннем этапе ее становления, служит тот факт, что до XVIII в. библиотечная деятельность не была обособлена в ряду других занятий, соответствующие обязанности "по совместительству" выполнялись представителями тех организаций и учреждений, при которых создавались библиотеки (чаще всего — церковнослужителями), а слово "библиотекарь" обозначало не профессию (и даже не должность), а звание [см. 248, с. 116]. Иными словами, первоначально разделение библиотечной мысли на внутреннюю и внешнюю отсутствовало, и она пребывала в нерасчлененном, синкретическом состоянии. Соответственно, свидетельства ее существования можно обнаружить в документах, описывающих функционирование тех социальных институтов, в состав которых входили библиотеки.
Примером могут служить самые ранние из дошедших до нас памятников библиотечной мысли, связанных с деятельностью церкви: Устав греческого Студийского монастыря, введенный на Руси в XI в. и содержавший правила пользования библиотечными книгами. Памятка "Как со всяким прилежанием книги блюсти книгохранителю и пономарю" (конец XVI — начало XVII в.), Наставление библиотекарю Троице-Сергиева монастыря (XVII в.) [55, с. 7-13]. Главным (хотя и косвенным) доказательством существования библиотечной мысли по меньшей мере с XI в. можно считать упоминания о возникновении библиотек.
Таким образом, первый и самый ранний этап развития библиотечной мысли позволительно датировать XI — XVII вв. и видеть его особенность в том, что на данном этапе цель производства знаний о библиотеке в качестве самостоятельной задачи не ставилась, это производство осуществлялось в ходе практической библиотечной деятельности (которая, в свою очередь, также не была обособлена от других занятий), знания о библиотеке не разделялись на "внутренние" и "внешние" и носили в основном рецептурно-технологический характер (что видно уже из названий дошедших до нас памятников библиотечной мысли). Данный этап развития библиотечной мысли можно уподобить "натуральному хозяйству", где производитель знаний о библиотеке является одновременно и потребителем этих знаний.
Перелом в развитии библиотечной мысли, произошедший в XVIII в., был обусловлен коренными изменениями в деятельности библиотек. Их число значительно возросло, появились библиотеки новых типов (научные и специальные), библиотечная деятельность приобрела преимущественно светский характер, усложнилась и была обособлена в качестве отдельной должности (а позднее и нескольких должностей, которые находились в определенной иерархии по отношении друг к другу и совокупность которых включала должности "главного библиотекаря", "подбиблиотекаря" и т.д.)4.
Вместе с тем не существовало официально закрепленных критериев отбора кадров для работы в библиотеке и, соответственно, системы особой подготовки. Как отмечает Ю.В.Григорьев, содержание библиотечной работы "еще было таково, что практически с нею мог справиться достаточно грамотный человек" [247, с. 122]. Характерно, что в числе требований, которые предъявлялись в XVIII в. к библиотекарю В.Н.Татищевым и М.И.Антоновским, отсутствовало упоминание о каких-либо собственно библиотечных навыках и знаниях, а сами требования (впрочем, весьма высокие) сводились к наличию образования, знанию языков и наук, обладанию хорошей памятью, аккуратности, точности, вежливости и т.п. [247, с. 124-126].
Фразу Ф.С.Салтыкова о желательности поручать организацию библиотек лицам, "которые видали то строение в других государствах" вряд ли можно вслед за Ю.В.Григорьевым оценивать как одно из первых указаний на необходимость "специальных знаний" у тех, кто создает библиотеки и ведет в них работу [247, с. 123]. Эта фраза, скорее, доказывает полупрофессиональный статус библиотечной деятельности, поскольку, с одной стороны, содержит некоторое ограничение для отбора будущих библиотекарей, а с другой — сводит это ограничение к поверхностному и весьма формальному требованию (исходя из которого, можно было бы, к примеру, присваивать звание медика всем, кто хоть раз наблюдал за хирургической операцией).
Констатация полупрофессионального характера библиотечной деятельности позволяет решить проблему, которую затрагивал Ю.В.Григорьев, выдвигая противоречивый тезис о том, что в XVIII в. исследование проблем библиотековедения осуществлялась "не специалистами в области библиотечного дела, а... лицами, не принимавшими участия в разработке библиотечной методики и технологии" [247, с. 177]. С первой частью этого утверждения можно согласиться, поскольку в рассматриваемый период специалистов в области библиотечного дела не существовало. Как отмечал сам Ю.В.Григорьев, в роли "достаточно грамотных людей", способных трудиться в библиотеке, выступали (причем не только в XVIII, но и особенно часто в XIX в.) видные ученые и писатели, которых библиотечная деятельность привлекала возможностью сочетать работу с книгой и контакты с читателями — деятелями науки, литературы, техники [247, с. 122]. Подобные ситуации описывали и другие авторы, в частности, К.М.Бэр [39, с. 269] и Е.В.Балобанова [12]. Можно говорить не только об ученых, работавших библиотекарями, но и о переводчике-библиотекаре (Н.И.Гнедич), баснописце-библиотекаре (И.А.Крылов), музыкальном критике-библиотекаре (В.В.Стасов), философе-библиотекаре (И.Кант), ректоре университета-библиотекаре (Н.И.Лобачевский) и т.д. При этом библиотекарями лица данной категории работали либо потому, что сфера их основных интересов (литература, наука и т.п.) была связана с книгой, либо потому, что эта работа давала им средства к ведению основной деятельности, а иногда и просто была синекурой.
Со второй частью рассматриваемого утверждения Ю.В.Григорьева можно согласиться лишь отчасти. Вклад в развитие библиотечной мысли действительно вносили деятели, напрямую не связанные с библиотечной деятельностью и не разрабатывавшие вопросов библиотечной технологии и методики (например, В.Н.Татищев), однако можно привести и примеры противоположного характера (И.Г.Бакмейстер, И.А.Крылов, М.Н.Загоскин и др.). В Григорьев признавал этот тезис считая практические пособия информации правила пользования наставления для библиотечных работ формой первичных обобщений свидетельствующих о разработке "основ науки" [247 с. 173] но как видим не был последователен в своих тіассужттениях Иными словами он противопоставлял внешнее (напрямую библиотекарской деятельностью) и внутреннее (выражавшееся в изучении проблем библиотечной технологии и методики) направления формирования библиотечной мысли и в конечном счете сводил движение этой мысли лишь к внешней линии.
Более корректной выглядит позиция А.Н.Ванеева, полагавшего необходимым "при характеристике библиотековедческой мысли... опираться на идеи и взгляды не только библиотекарей, но и представителей общественной мысли России" [55, с. 5]. Отметим лишь, что в данном случае вернее было бы говорить о библиотечной, а не библиотековедческой мысли и не противопоставлять библиотечную мысль общественной мысли России в целом, поскольку первая являлась одним из элементов второй и деятели, внесшие вклад в развитие знаний о библиотеке (например, все тот же В.Н.Татищев), были не менее заметны и в других отраслях об-ществознания.
Разделение прежде единого потока библиотечной мысли на внутреннее и внешнее направления с историко-научной точки зрения можно оценивать положительно, поскольку оно позволило приблизить разработку представлений о библиотеке к различным общественным потребностям, что, в свою очередь, привело к прогрессу в эволюции знаний о библиотеке.
Формирование статуса отраслевой науки в послеоктябрьский период: соотношение преемственности и дискретности
В 20-е гг. отечественное библиотековедение и взгляды на его статус развивались под влиянием коренного перелома в политической, экономической, социальной и духовной жизни общества после Октябрьской революции. Библиотечная практика претерпела огромные изменения, и прежние теоретические представления перестали ей соответствовать. Вопрос о судьбе этих представлений решался по-разному: от полного отрицания до попыток приспособить их к изменившейся ситуации. Значительно возросло число библиотечных работников, изменился их состав и отношение к отраслевой науке, которое стало более прагматичным. Библиотековедению приходилось искать новые формы взаимодействия с практикой и активнее исследовать социологические аспекты своего статуса. Не менее острыми были и проблемы идеологического плана, поскольку активное утверждение коммунистического мировоззрения оказывало сильное воздействие на развитие библиотечной науки и практики. Высказывания В.И.Ленина (а позднее Н.К.Крупской) принимались специалистами в качестве непосредственных установок практической работы и исходных принципов научных исследований.
Настроения, по сути отрицавшие весь предшествующий опыт, разделялись многими специалистами. Л.Б.Хавкина неоднократно утверждала в 20-е гг., что "до сих пор мы своей библиотечной науки не имели" и следует положить начало "русской школе библиотековедения" [299, с. 33; 298, с. 6]. Л.Б.Хавкина на первый план выносила задачу формирования национальной библиотековедческой школы, не отвергая необходимость использования достижений зарубежной мысли, которые она наряду со "всесторонним изучением наших библиотек и их особенностей" считала важной опорой в строительстве отраслевой науки [299, с. 33]. Критические высказывания других специалистов были менее конструктивными, так как в них внимание акцентировалось на идеологических моментах, а позитивная программа была намечена очень слабо или вообще отсутствовала. Так, заведующий отделом Всенародной библиотеки Украины Д.А.Балика призывал "взять под подозрение все вопросы старого библиотековедения", пересмотрев его основы "с точки зрения социальной" [263, с. 54]. В редакционной статье первого номера "Красного библиотекаря" в 1923 г. прежние воззрения объявлялись обветшалыми, а весь теоретический фундамент библиотечного дела сводился к «двум-трем "солидным" книгам» и нескольким брошюрам и статьям [197].
Однако пафос отрицания (объяснимый общей обстановкой первых послереволюционных лет) не вмещал всей диалектики развития библиотечной науки в 20-е гг., и это обстоятельство скорректировало крайности приведенных выше оценок, обнаружив прежде всего, что ревизия потенциала "старого" библиотековедения была поспешной. За 1917-1921 гг. одних лишь книг по библиотечному делу появилось более двухсот [270, с. 4], но значительной части специалистов так и не удалось выйти за пределы взглядов на статус библиотечной науки, выдвинутых до революции. Очевидно, это объясняется, во-первых, тем, что в конце XIX — начале XX вв. библиотековедческая мысль России достигла высоких результатов, и чтобы превзойти их, требовалось немало времени и усилий. Во-вторых, вряд ли вообще было правильным зачеркивать все прошлое библиотечной науки. Преемственность во взглядах деятелей пусть разных, но все же "пограничных" периодов в развитии одной и той же дисциплины была закономерной и позволила специалистам 20-х гг. изменить характер изучения статуса переключившись с исследований его проблем "по всему фронту" на тщательный анализ отдельных вопросов, представлявшихся наиболее важными и актуальными.
Соотношение преемственности и дискретности в формировании статуса библиотековедения в 20-е гг. являлось одной из ключевых проблем развития отраслевой науки, и современными исследователями выдвинуто несколько подходов к решению данного вопроса. Так, В.А.Мильман в диссертации "Становление советского библиотековедения (1917 — 1925 гг.)" (1987), справедливо декларируя необходимость сравнительно-исторического подхода, вышла за очерченные в названии диссертации хронологические рамки и попыталась сопоставить взгляды дореволюционных и советских специалистов на предмет, объект и основные понятия отраслевой науки, а также на другие кардинальные проблемы (включая социальные функции библиотек, комплектование фонда, обслуживание читателей).
Стремление В.А.Мильман увязать рассмотрение "общетеоретических и конкретно-библиотековедческих проблем" было понятным, однако трудно признать удачным конечный результат. Взгляды дореволюционных специалистов на конкретно-библиотековедческие вопросы фактически остались за пределами работы, хотя в дооктябрьский период активно изучались, к примеру, проблемы "ядра" фонда, "нормальных" (т.е. типовых) каталогов как основы комплектования, роль библиотек в самообразовании читателей и др. Изложив подходы дореволюционных деятелей к определению объекта, предмета, методов и структуры отраслевой науки, В.А.Мильман весьма лаконично обрисовала развитие библиотековедческой мысли в первые послереволюционные годы и в итоге пришла к выводу, что в первой половине 20-х гг. качественно новый уровень знаний по указанным проблемам достигнут не был [343, с. 125]. Таким образом, анализируя вопрос о соотношении преемственности и дискретности в эволюции библиотековедческой мысли, В.А.Мильман отдавала приоритет первому компоненту, хотя цель своей работы она видела в прямо противоположном — доказать, что в 1917-1925 гг. изучение проблем объекта, предмета, структуры, понятийного аппарата отраслевой науки "осуществлялось на принципиально новых методологических основах" [343, с. 24].
Возможно, трудности, с которыми столкнулась В.А.Мильман, отчасти объяснялись излишней жесткостью при определении хронологических рамок исследования. По мысли В.А.Мильман, 1917-1925 гг. можно считать самостоятельным периодом становления отечественного библиотековедения, поскольку именно тогда расширилась эмпирическая база отраслевой науки, существенным изменениям подверглась организация последней, в основном определилась социальная ориентация советского библиотековедения как науки, принципиально изменился подход к пониманию сущности библиотечной работы [343, с. 9-Ю, 15]. Однако в диссертации никак не объяснено, почему именно 1925 (а не 1924, 1926 или 1929) год избран в качестве рубежа, отделяющего рассматриваемый период от последующих. Кроме того, В.А.Мильман сама была вынуждена выйти за намеченные рамки и использовать работы 1927 и даже 1933 гг. [см., напр., 343, с. 76,79]. Неудача попытки В.А.Мильман обозначить хронологические границы намеченного к исследованию периода с точностью до года подтверждает рациональность сложившейся в отечественном библиотековедении практики периодизации истории отраслевой науки с помощью более широких категорий (обычно используются понятия десятилетий: "20-е гг.", "30-егг." и т.п.). Подобная практика отвечает характеру процессов, протекающих в библиотековедении и способных проявить себя в качестве устойчивой тенденции в течение нескольких (иногда даже многих) лет. Установление хронологических границ с точностью до года оправдано в том случае когда изучается деятельность конкретного специалиста или когда для определения начального и конечного рубежей берутся действительно значимые даты (скажем, Октябрьская революция)1.
Однако само стремление В.А.Мильман в едином контексте проанализировать эволюцию отраслевой науки и развитие библиотековедческой мысли в дореволюционные и послеоктябрьские годы представляется рациональным, тем более что другие современные исследователи уделяют внимание исключительно второму периоду, нередко объединяя события 20-30-х гг. (а иногда даже и последующих десятилетий). Так, Б.Ф.Володин, рассматривавший в своей диссертации (1982) историю изучения советскими библиотековедами зарубежного опыта, предлагал делить ее на два этапа в соответствии с "главными этапами эволюции советского библиотековедения": этапом его становления и формирования как науки (с 1917г. по конец 50-х гг.) и этапом существования библиотековедения в условиях "развитого социалистического общества" [339, с. 17-18]. Однако логичным было бы ориентироваться прежде всего на внутренние тенденции, характеризовавшие процесс изучения зарубежного опыта, которые, в свою очередь, зависели от возможностей и широты доступа отечественных специалистов к библиотечному опыту иностранных государств.
Исследования статуса библиотековедения в 30-50-е гг.
В результате дискуссии начала 30-х гг. развитие библиотековедческой мысли осложнилось и замедлилось, но не приостановилось. Советские специалисты сосредоточились на разработке нескольких ключевых проблем и прежде всего — уточнении объекта библиотечной науки и более подробном определении ее статуса.
Необходимость изучения объекта не была в рассматриваемый период столь острой, как, скажем, на первых порах конституирования библиотечной науки или же в 20-е гг., когда со стороны других дисциплин предпринимались попытки поглотить объект библиотековедения. В исследовании проблемы объекта уже имелись достижения, и можно было ожидать дальнейшего прогресса. Однако в трактовке объекта наряду со стремлением перейти к теоретическим обобщениям сохранялись эмпирические подходы. Так, А.В.Кленов ставил в центр исследований по библиотековедению "вопросы, связанные с жизнью и деятельностью библиотек (как организации коллективного чтения)" [341], Н.Я.Фридьева - "принципы построения работы советских библиотек и библиотечного дела в СССР, организацию их и методы работы" [282, с. 7], Ю.В.Григорьев -"организацию и содержание работы библиотек" [67, с. 155]. Примечательно выдвижение на первый план "организационной" составляющей объекта, что можно объяснить широтой этого понятия, позволявшего, по мнению специалистов, охватить разные аспекты библиотечного дела. Кроме того, в рассматриваемый период шло активное расширение библиотечной сети, и исследования системы управления библиотечным делом приобретали особую значимость. Но обратной стороной "всеохватности" понятия "организация" была его нечеткость и расплывчатость, а при всей важности вопросов управления ими не исчерпывалась проблематика библиотековедения, и в определении его объекта желательно было избегать налета сиюминутности.
Утверждение Ю.В.Григорьева о том, что предметом советского библиотековедения является советская библиотека, было верным, но оставляло за рамками вопрос о соотношении понятий "объект" и предмет" и могло быть развито дальше в тезис о библиотеке вообще как предмете библиотековедения в целом (и советского, и зарубежного). А.В.Кленов писал о "треугольнике", который образуют книга, читатель и библиотекарь, т.е. вслед за Л.Б.Хавкиной приблизился к установлению основных элементов объекта библиотековедения. К сожалению, в этой констатации отсутствовало указание на то, что в своем единстве эти элементы составляют библиотеку как объект библиотечной науки.
В тесной связи со стремлением уточнить объект находились попытки определить статус библиотековедения в целом. Простая фиксация научности библиотековедения перестала удовлетворять специалистов. Не устраивала она и представителей других отраслей, отказывавшихся априори признать эту научность. Тон обсуждению данной проблемы задала Н.К.Крупская. Она заявила о необходимости "вообще всю теорию библиотековедения поднять на уровень науки" [124, с. 438]. И хотя эта установка была инструктивным указанием, а не программой действий по повышению статуса библиотековедения, в условиях 30-х гг. подобная директива укрепляла положение отраслевой науки уже самим фактом своего появления.
Наиболее последовательной в отстаивании научного статуса библиотековедения была Н.Я.Фридьева, подвергшая критике представления дореволюционных специалистов о библиотековедении как о "совокупности правил" или "науке о библиотечном делопроизводстве". Н.Я.Фридьева привела ряд доказательств в пользу признания библиотековедения полноценной наукой: большое значение и размах библиотечной работы как объекта отраслевой науки; преподавание последней в вузах и создание в них кафедр библиотековедения; наличие кадров ученых-библиотековедов; распространение специальной литературы. Основное внимание уделялось социологическим компонентам статуса: они легче поддавались фиксации и интерпретации. Характеристика гносеологических аспектов статуса носила более общий вид и сводилась к констатации "отставания на теоретическом фронте", вызванного в том числе и слабой изученностью библиотековедения как науки [282, с. 6-7].
А.В.Кленов поставил целью опровергнуть представления о библиотековедении как об "опереточной науке" и перечислил основные аргументы, оправдывавшие нигилистическое отношение к библиотековедению: "молодость" этой отрасли, эмпиричность изучаемой ею сферы деятельности, "формальный характер" библиотечной работы, в основе которой лежит метод, применяемый к изданиям по разным областям знания, но не затрагивающий их сути. Отказ библиотековедению в статусе науки по причине его молодости А.В.Кленов считал несостоятельным: "как младенец есть член семьи, так и библиотековедение есть член в семье наук". "Формальный метод" библиотечной работы, отмечал А.В.Кленов, имеет собственное содержание, которое может быть предметом отнюдь не формального научного изучения, а эмпиричностью характеризуются и другие сферы общественной жизни (например, законодательство), что не мешает существованию науки о праве. А.В.Кленов не ограничился созданием стройной системы убедительных доказательств в пользу признания библиотековедения наукой, но и указал на недостаточную изученность "каузальной" стороны библиотечной деятельности (т.е. причинно-следственных связей, лежащих в основе взаимодействия между перечисленными А.В.Кленовым элементами объекта библиотековедения — книгой, библиотекарем и читателем) [341].
Вскрыть причинно-следственные связи можно было с помощью теории библиотечного дела, и слабую ее разработанность отмечали многие специалисты. "В лучшем случае библиотекарь находит отрывки теоретических высказываний, разрозненные практические советы, примитивные методические указания, весьма ограниченную помощь и советы в области техники в самом узком смысле этого слова", — так характеризовал В.Г.Киров состояние библиотечной науки в середине 30-х гг. [107, с. 1]. "Вопрос о нашей теории библиотечного дела настолько еще нов и не разработан, что даже сама постановка его вызывает у многих сомнения", — констатировала А.Г.Кравченко [119, с. 38]. В качестве одной из главных причин создавшейся ситуации специалисты справедливо называли недооценку значимости (часто даже игнорирование) отраслевой науки, представления о библиотечной работе как о "простом процессе выдачи книг, который не требует никаких особых принципиальных установок, никаких особых теоретических знаний" [119, с. 38].
Другим негативным фактором являлось неприятие большинством специалистов буржуазного библиотековедения (как дореволюционного российского, так и современного зарубежного), стремление с "чистого листа" начать конструирование собственной советской теории библиотечного дела. Отметим, что библиотечную науку ослабляли распыленность и немногочисленность кадров ученых-библиотековедов, отсутствие благоприятных условий для их работы. Дефицит теоретических обобщений был вызван и действием объективных тенденций становления самого библиотековедения: специалисты были заняты в основном экстенсивным освоением вновь открывающихся направлений библиотечной деятельности, отраслевая наука развивалась не столько "вглубь", сколько "вширь", активно шел процесс дифференциации библиотековедения на частные дисциплины, и на этом фоне общий массив накопленных знаний действительно производил впечатление разрозненности. Для его упорядочения, анализа и обобщения требовались время и усилия специалистов.
С историко-научной точки зрения, слабая разработанность теоретического фундамента библиотековедения была временным явлением и не могла служить аргументом для отказа этой отрасли в статусе науки. Тем не менее данное обстоятельство порождало у специалистов сомнение в возможности именовать библиотековедение наукой. Так, А.В.Кленов и Ю.В.Григорьев, формулируя определение библиотековедения, называли его "отраслью знания" [341; 67, с. 154], а Е.И.Шамурин — "комплексом всех библиотечных дисциплин" [318, с. 32]. Эти определения носили нейтральный характер и, вероятно, призваны были удовлетворить как сторонников существования библиотековедения, так и противников его научного статуса. Несмотря на тактический выигрыш, в стратегическом плане уклонение от точного определения статуса библиотековедения выглядело бесперспективным (впоследствии Ю.В.Григорьев перешел к активному отстаиванию научного статуса библиотековедения).
Похожие диссертации на Анализ взглядов отечественных библиотековедов первой половины XX века на статус библиотечной науки.
