Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Феномен меотской археологической культуры раннего железного века. История изучения и периодизация с. 5.
1.1. Меотская культура раннего железного века: история изучения и основные характеристики с. 5
1.2. Проблемы периодизации меотской археологической культуры с. 14.
Глава II. Освоение железа и переход к раннему железному веку в Средиземноморье и Циркумпонтийской зоне с. 21.
2.1 Ближний Восток и Малая Азия с.21
2.2. Иран с.25
2.3. Закавказье и Центральный Кавказ с. 26.
2.4. Центральная Европа с.ЗО.
2.5. Освоение железа в Степи и Лесостепи Восточной Европы с.ЗО.
2.6. Древнейшее железо Северного Кавказа с. 37.
Глава III. Памятники финальной бронзы на Северо-Западном Кавказе с. 46
3.1. Общие проблемы изучения поздней бронзы на Северо-Западном Кавказе с. 46
3.2. Погребальные памятники финальной бронзы с.52.
3.3. Бытовые памятники финальной бронзы с. 55.
3.4. Прикубанский очаг металлообработки с. 61
Глава IV. Памятники перехода к раннему железному веку Северо-Западного Кавказа (протомеотская группа памятников) и их локальные варианты с. 67.
4.1. Памятники предскифского времени Правого берега Кубани с. 68.
4.2. Приморско-абинский локальный вариант протомеотских памятников с. 75
4.3. Центральный (степной) локальный вариант протомеотских памятников с. 83.
4.4. Предгорный локальный вариант протомеотских памятников с. 96.
Глава.V Погребальный обряд протомеотских могильников с. 111.
5.1. Погребальный обряд могильников приморско-абинского варианта с. 112
5.2. Погребальный обряд могильников центрального варианта с. 119.
5.3. Погребальный обряд предгорных памятников с. 127.
Глава VI. Бытовые и культовые памятники протомеотского периода с. 138.
6.1. Протомеотские поселения с. 138.
6.2. Протомеотские «прототипы» меотских святилищ с. 142.
Глава VII. Материальная культура протомеотских памятников с. 148.
7.1. Керамическая и бронзовая посуда с. 148.
7.1.1. Тарная керамика. Корчаги с. 148.
7.1.2. Столовая керамика. Черпаки с. 154.
7.1.3. Горшкообразные сосуды с. 163.
7.1.4. Кувшинообразные сосуды с. 164.
7.1.5. 7.1.6. Кувшины-кружки Миски
7.1.7. 7.1.8. Миски-черпаки Чаши
7.1.9. Бронзовая посуда
7.2. 7.2.1. ОружиеМечи и кинжалы
7.2.2. Наконечники копий
7.2.2.1. Бронзовые наконечники копий
7.2.2.2. Железные наконечники копий
7.2.2.3. Биметаллические наконечники копий
7.2.3. Наконечники стрел
7.2.4.7.2.4.1.7.2.4.2. Знаки власти и престижное ударно-рубящее оружие Булавы Молотки
7.2.4.3. Каменные топоры-молотки
7.2.4.4. Металлические топоры
7.2.4.5.7.2.5.7.3. Бронзовый птицеголовый скипетр Защитное вооружение Конское снаряжение
с. 175 с. 197. с. 198. с. 204. с. 208. с. 210. с. 221. с. 221. с. 226 с. 229. с. 233. с. 239. с. 244. с. 246.
7.3.1. Удила и псалии с. 246.
7.3.1.1. Удила с. 246.
7.3.1.2. Псалии с. 261.
7.3.2. Детали конской гарнитуры с. 282.
7.3.2.1. Бронзовые бляхи с. 282.
7.3.2.2. Уздечные пронизи с. 293.
7.3.2.3. Наконечники ремней с. 301.
7.3.2.4. Обоймы ремней с. 304.
7.3.2.5. Ворворки с. 305
7.3.2.6. Бубенцы с. 306.
7.3.3. Детали упряжи колесниц с. 308.
7.3.3.1. Кольца с подвижными привескам с. 309.
7.3.3.2. Браслетообразные кольца без привесок с. 312.
7.3.3.3. Сдвоенные бляхи с. 313.
7.3.3.4. О месте и времени появления деталей предскифских колесниц с. 314.
7.4. Орудия труда и предметы обихода с. 331.
7.4.1. Ножи с. 331.
7.4.1.1. Бронзовые ножи с. 331.
7.4.1.2. Железные ножи с. 333.
7.4.2. Оселки с. 335.
7.4.3. Иглы с. 338.
7.4.4. Шило с. 339.
7.4.5. Пряслица с. 340.
7.4.6. Железная вилка с. 342.
7.5. Украшения с. 343.
7.5.1. Браслеты с. 343.
7.5.2. Булавки с. 346.
7.5.3. Височные привески с. 352.
7.5.4. Фибулы с. 356.
7.5.5. Спиральные пронизи с. 357.
7.5.6. Бляхи и пуговицы с. 359.
7.7. Бусы с. 360.
Глава VIII. Протомеотские бронзы - традиции и инновации с. 362
Глава IX. Проблемы относительной и абсолютной хронологии протомеотских
памятников с. 372.
9.1. Периодизация могильника Фарс/Клады. с. 376.
9.2.Периодизация могильника Пшиш и проблема синхронизации равнинных
протомеотских памятников с предгорными с. 380.
9.3. Проблемы абсолютного датирования комплексов с. 396.
Глава X. Историческая роль протомеотского периода с. 412
10.1. Протомеотские памятники и окружающий мир с. 412.
10.2. Протомеотское «наследие» и инновации в меотской культуре меото-скифского (раннемеотского) периода с. 423.
10.3. «Кубанский очаг раннескифской культуры» или меотская культура с. 435.
Заключение с. 439.
Список литературы
- Меотская культура раннего железного века: история изучения и основные характеристики
- Ближний Восток и Малая Азия
- Общие проблемы изучения поздней бронзы на Северо-Западном Кавказе
- Памятники предскифского времени Правого берега Кубани
Введение к работе
Для любого исследователя всегда определенный интерес представляют моменты «перехода», качественного изменения, рубежа. В археологии такими рубежными пунктами являются смена одной археологической культуры другой, смена эпох, археологических «веков». Предлагаемое читателю исследование является попыткой изучения подобного «транзитного» периода, проистекавшего на Северо-Западном Кавказе при переходе к раннему железному веку. Этот переход явился частью общего процесса наступления железного века на огромном пространстве Евразии, где в это время повсеместно происходили качественные сдвиги, формировалась свита новых культур раннего железного века. Этот период находится на стыке «доисторического» и «исторического» знания о прошлом, когда появляются первые отрывочные исторические данные о народах населявших территорию к северу от Кавказа, и эти сведения приходится принимать во внимание.
Территория нашего исследования - Северо-Западный Кавказ - один из наиболее крупных регионов Юга России, занимающий в настоящее время Краснодарский край и находящуюся на этой территории в виде анклава Адыгею Она ограничена с юга западными хребтами Большого Кавказа с максимальными высотами Фишт (2868 м) и Оштен (2808 м), с севера - степями Прикубано-Азовской низменности, с запада - Черным морем, а с востока - западной оконечностью Ставропольской возвышенности.
Большая часть этой территории приходится на Левобережье Кубани, которая представляет собой несколько ландшафтных зон. Территория прилегающая к Кубани в ее среднем и нижнем течении равнинная, даже низменная. Южнее начинаются предгорья покрытые широколиственным лесом, еще выше - хвойные леса и альпийские пастбища. Климат здесь влажный и теплый - осадков около 700 мм год, средняя температура для января - -2°, а для июля 22°.
Однако, так было не всегда. В начале раннего железного века, возможно, климат здесь был более сухим, так как в погребенной почве Хаджохских курганов первой половины VII в до н.э., находящихся на высоте 600 м над уровнем моря в зоне широколиственных лесов почвоведами была обнаружена пыльца растений характерных для степей (Александровский, 1997, с. 24, 27). Фактор климатических колебаний, приводящих к сдвигу на зону или подзону, являлся одним из основных при смене хозяйственного уклада населения данной территории и формировании новой культуры. В то же время этот сдвиг происходил на фоне общей аридизации степей Причерноморья в эпоху финала поздней бронзы. Эта своеобразная экологическая катастрофа произошедшая, по мнению некоторых исследователей в самом начале I тыс. до н.э. (Махортых, Иевлев, 1991, с.23), привела резкому (десятикратному) сокращению оседло-земледельческих поселков и вынудила часть населения перейти к пастушеско-кочевому хозяйству (Ванчугов, 1990, с.139-140; Березанская, Отрощенко и др., 1986, с. 150-151). Другая часть населения степей, вероятно, мигрировала, заняв ниши более пригодные для земледелия и скотоводства в сопредельных регионах. Одной из таких «экологических ниш», очевидно, явилось Левобережье Кубани. Эту версию о формирования здесь протомеотских памятников времени перехода к раннему железному веку можно считать основной «рабочей гипотезой». В реальности этот процесс был очевидно сложнее, что показывает многокомпонентность и многовариантность материальной культуры этих памятников.
Предлагаемое ниже исследование следует рассматривать как попытку мобилизовать имеющуюся на сегодняшний день совокупность данных о формировании и самом начале существования меотской археологической культуры, культуры которая вплоть до эпохи раннего средневековья занимала огромные пространства Прикубанья.
Я благодарю всех, кто оказал содействие моей работе. Прежде всего - это мои ближайшие коллеги - сотрудники Отдела истории материальной культуры и древнего искусства Государственного музея Востока, в котором уже более двадцати лет я имею удовольствие работать. Особенно я благодарен A.M. Лескову, который первый обратил мое внимание на протомеотские памятники, а также Л.М. Носковой, которая щедро поделилась со мной протомеотским материалом, собранным ее экспедицией на Левом берегу Краснодарского водохранилища.
Я благодарен хранителям протомеотских древностей в Государственном Эрмитаже, Краснодарском музее-заповеднике и Национальном музее Адыгеи Л.К.Галаниной, Е.А.Хачатуровой, А.В.Пьянкову и А.А.Коцевой за предоставленную возможность работать с коллекциями.
Я чрезвычайно признателен сотруднику Института археологии РАН Н.Н.Тереховой, проанализировавшей серию изделий из черного металла из протометских памятников, а таюке сотруднику ВНИИР И.Г.Равич, изучавшей методом металлографии и спектральным анализом протомеотские бронзы.
Самые искренние слова благодарности - художнику Государственного музея Востока - Н.С. Сурвилло, чьим неизменным мастерством я восхищаюсь. Большая часть рисунков протомеотских артефактов в таблицах, иллюстрирующих эту работу принадлежит ей.
Меотская культура раннего железного века: история изучения и основные характеристики
Многочисленные курганы Северо-Западного Кавказа издавна привлекали внимание заезжих путешественников. Посетивший в 1830 г. внутреннюю Черкесию англичанин Эдмунд Спенсер писал о них: «Странствуя через долины, я часто находил могильные холмы, сходные с крымско-татарскими, за исключением того, что здесь они более разнообразны по форме и больше в размерах; иногда они, насыпанные из земли, напоминают красивые зеленые холмы; иногда окружены каменной стеной, а иногда ничем не лучше, чем огромная груда небрежно брошенных камней» (Э. Спенсер, 1994, с. 84). Сейчас, после 150 лет изучения археологических памятников Прикубанья, ясно, какие погребальные памятники пытался классифицировать Спенсер. «Кучи камней» - это, скорее всего, небольшие курганы, относящиеся к эпохе средневековья, ими изобилуют заросшие лесом предгорья Северо-Западного Кавказа. Курганы, «окруженные стеной» т.е. каменными кромлехами относятся, как правило, к эпохе ранней бронзы - к майкопско- новосвободненскому периоду. В то же время находящиеся на левобережных кубанских равнинах «красивые зеленые холмы» могут содержать как погребения эпохи бронзы, так и комплексы раннего железного века - меотской культуры.
В письмах Спенсера мы находим и другую интересную деталь, а именно отношение местного черкесского населения к этим древним памятникам. Когда обуреваемый любопытством путешественник решил раскопать один из курганов и даже получил на то разрешение своего «кунака»-покровителя, то «увы! ни одного черкеса нельзя было уговорить помочь мне в столь страшном предприятии, как посягательство на права духа, который охранял сокровище».
Далее английский визитер заключает: «Благодаря этому суеверию, столь распространенному также среди турок и татар, мы можем отнести то обстоятельство, что могильные холмы этих стран остались к настоящему времени не тронутыми» (Спенсер, 1994, с.85).
Другой путешественник, географ и член Одесского общества изучения древностей Я.В.Э. Тетбу де Мариньи, посетивший в 1839 г. Новороссийск (разрушенную турецкую крепость Суджук-Кале), находившуюся уже в то время всего год в «зоне ответственности» русских войск, уже застает многие курганы «раскопанными из любопытства». Контр-адмирал Л.М. Серебряков демонстрирует французу найденные в этих курганах вещи - «амфоры», «урны», «предметы домашней утвари из меди и железа», «сабельные клинки, сильно заржавевшие и согнутые вдвое, чтобы их можно было засунуть в урны» и прочие предметы (Цит. по книге: Тункина, 2002, с. 586-587). Как это ни прискорбно, мы можем констатировать, что широкомасштабные грабительские раскопки на Северо-Западном Кавказе, начались в XIX в. с приходом российских войск. В большинстве случаев изделия из драгоценных металлов продавались ювелирам и переплавлялись, лишь маленькая толика их попадала в частные коллекции либо музеи. Отношение к предметам из железа и бронзы было и вовсе пренебрежительное: они выбрасывались и до наших дней не дошли.
Вместе с тем именно российские, прежде всего петербургские ученые, были первыми, кто обратил не корыстное, а исследовательское внимание на древности Северо-Западного Кавказа во второй половине XIX в. Именно к этому времени мы можем отнести и начало систематического изучения меотских древностей. В 1875-1876 гг. бароном В.Г. Тизенгаузеном в низовьях р. Кубани у ст.Варенниковской была раскопана курганная группа "Семь братьев". Замечательными находками из этих курганов, содержавших как предметы греческого, иранского (ахеменидского) искусства, так и изделия местных мастеров V - первой половины IV вв. до н.э., гордится сейчас Отдел античной культуры Государственного Эрмитажа.
В 1888 г. известный кубанский краевед, основатель Кубанского войскового музея, а также член Московского и Русского археологических обществ Е.Д. Фелицын исследовал 12-метровый курган Карагодеуашх вблизи современного города Крымска. В насыпи кургана на 2 метра выше поверхности земли была открыта каменная гробница второй половины IV в. до н.э., перекрытая деревом. Гробница состояла из вытянутых в одну линию четырех помещений. Стены ее были оштукатурены, а в двух последних помещениях, являвшихся дромосом и погребальной камерой, покрыты росписью. В неразграбленной гробнице обнаружены остатки погребальной повозки, упряжных коней, а также мужское и женское захоронения с богатым сопровождающим инвентарем, свидетельствующим о «царском» достоинстве погребенных.
В 1883 г. на Кубани начинает работать профессор Петербургского университета Н.И. Веселовский, прославившийся своими блестящими открытиями на Юге России (в том числе и раскопками знаменитого кургана Солоха в Нижнем Поднепровье). Практически непрерывная деятельность этого исследователя на Северо-Западном Кавказе в 1895-1917 гг. составляет целую эпоху в изучении памятников данного региона. С его именем связано открытие всемирно известных Келермесских и Ульских курганов, кургана у ст.Костромской, давших ярчайшие образцы меото-скифского искусства, хранящиеся сейчас в Государственном Эрмитаже и Государственном Историческом музее.
Курганы Ульского аула (ныне аул Уляп Красногвардейского района Республики Адыгеи) неоднократно становились объектами раскопок профессора Веселовского. В 1898 г. он исследует здесь два кургана Ульской группы (курганы 1 и 2), затем он вновь возвращается сюда в 1908, 1909 и 1910 гг. Здесь Н.И.Веселовским был исследован почти полностью (за исключением одного кургана) Ульский курганный могильник VI-V вв. до н.э., находящийся на восточной окраине аула, а также раскопан курган могильника раннескифского времени, располагавшегося в самом ауле, в западной его части.
В целом для начального этапа науки о древностях Северо-Западного Кавказа характерно то, что объектами исследования становились большие курганы. Они изучались несовершенной с позиции сегодняшнего дня полевой методикой, заключавшейся в том, что раскапывалась только центральная часть насыпи. Основная цель этих раскопок - получить как можно больше ценных экспонатов. Гораздо меньше внимания уделялось изучению погребального обряда, конструкции памятника.
Ближний Восток и Малая Азия
Восточное Средиземноморье, по мнению большинства исследователей, является первичным очагом черной металлургии и местом, где ранее всего наступил железный век. Как считают специалисты-металловеды, на Ближнем Востоке и в Малой Азии железо было известно чуть ли не на протяжении всего бронзового века, хотя за почти двухтысячелетий период железных вещей здесь известно менее 500, в то время как бронзовые изделия насчитываются десятками тысяч. Где же проходила грань между эпохой бронзы и железным веком? Чтобы прояснить эту ситуацию Энтони Снодграсс ввел понятие "рабочего железа -"working iron", то есть железо, выполняющее основные технологические функции. Наступление развитого железного века он связывает с началом использования железа для выполнения основных режущих и колющих функций в древних технологических процессах (Snodgrass, 1980, р.ЗЗб). Подобная ситуация в Восточном Средиземноморье наступает в 1050-900 г. до н.э., когда среди оружия и железных орудий труда начинает преобладать железо (Snodgrass, 1980, р.336-338).
К таким же выводам пришла и Д.Вальдбаум, чье исследование было посвящено количественному и качественному анализу железных вещей из Восточного Средиземноморья. Ею отмечается резкий рост случаев использования железа в ХН-Х вв. до н.э.: для производства оружия с 3 до 54 % , а для орудий труда с 11 до 69% (Waldbaum, 1978, 58).
По мнению специалистов по древнему металлу, причина такого долгого нежелания широко использовать железо коренилась собственно в свойствах кричного железа. Микротвердость чистого железа даже хорошо прокованного почти в полтора раза уступала микротвердости оловянистой бронзы. Кроме того, бронза имела и ряд других преимуществ перед железом: низкую точку плавления, возможность многократного использования. Таким образом, в сравнении с кричным железом бронза явно была лучшим материалом для производства оружия и орудий (Maddin, Muhly, Wheeler, 1977, с 122-124; Waldbaum, 1978, p. 68). Лишь после того как ремесленники научились получать сталь ситуация резко изменилась. Ведь при содержании углерода 1,2 % железо приобретает твердость, превышающую твердость кованой в холодную бронзы. Ковка же стали может увеличить ее микротвердость до параметров превышающих в два раза против кованой в холодную бронзы (Maddin, Muhly, Wheeler, 1977, p. 126-127).
Свидетельства древнейшего использования стали, которые были выявлены методом металлографии, немногочисленны (ввиду крайне плохой сохранности изделий из черного металла), но весьма показательны. Р. Маддин, Л. Мулли и Т. Уиллер приводят следующие ранние стальные изделия. Это стальной нож из Египта, сделанный между 900-800 г. до н.э., намеренно науглероженный нож из Идалиона (Кипр), датирующийся XII в. до н.э. и кирка с горы Адир, найденная в комплексе с керамикой XII в. до н.э., которая, как указывают исследователи, имела характеристики близкие к современной стали (Maddin, Muhly, Wheeler, 1977, с 122-127).
В более поздней работе П.Креддок упомянул также стальной клинок из Пеллы в Иордании, относящийся к середине П-тыс. до н.э.(древнейшее стальное изделие на сегодняшний день), а также кипрский кинжал XI в. до н.э., имеющий поверхностный сталистый слой при железном ядре, что явно свидетельствует о преднамеренной цементации (Craddock, 1995, р.258). Хотя на ряде вещей этого времени карбонизация, возможно, была случайной, исследователи полагают, что кузнецы Восточного Средиземноморья уже к X в. до н.э. могли уже целенаправленно получать сталь (Maddin, Muhly, Wheeler, 1977, p. 126-127).
P. Форбс выделил следующие четыре фазы развития древней черной металлургии:
1) период использования метеоритного железа; 2) период получения железа как побочного продукта плавки цветных металлов; 3) период начала получения кричного железа из руды; 4) период освоения метода получения стали и цементации готовых изделий. По мнению этого автора, только сталь имела преимущество при изготовлении оружия и орудий перед бронзой, и только со времени получения стали можно провозгласить начало железного века. Близкую периодизацию мы находим и в работе Д.Вальдбаум (Forbes, 1950, с. 414, Waldbaum, 1978, р.68).
Схема этапов перехода к железному веку, предложенная Э. Снодграссом, хотя и сходна с вышеприведенной, но более упрощенная. По его мнению, само по себе получение стали, не может являться началом развитого железного века, а лишь началом более или менее продолжительного перехода к нему. Примером тому может служить Египет, где были обнаружены наиболее ранние стальные предметы, а начало развитого железного века задержалось до VII в. до н.э. Таким образом, Э.Снодграсс выделяет три стадии. 1) Появление железа в качестве украшения. 2) Переходный период, когда уже появляется стальное "рабочее железо", но бронза преобладает. Это долгий период «непоследовательного» экспериментирования с черным металлом. 3) Железо начинает количественно превосходить бронзу как рабочий металл (Snodgrass, 1980, рр.337-338).
На основании имеющихся на сегодняшний день данных в Восточном Средиземноморье, которое вне всякого сомнений является первичным очагом зарождения металлургии и металлообработки черного металла, наступление железного века можно констатировать приблизительно с X в. до н.э., когда из черного металла начали делать оружие и орудия, по своим рабочим качествам превосходящие аналогичные изделия из бронзы, и железные изделия с этого времени вытесняют бронзовые. Э.Снодграсс указывал, что помимо технологических причин, переходу к развитому железному веку способствовали и экономические причины. Такими причинами он видел в наступлении "темных веков", вызванным нашествием "народов моря". Этими же причинами он объясняет отставание Египта в переходе к железной индустрии, хотя там и обнаружены древнейшие стальные изделия (Snodgrass, 1980, с.368). В Египте еще долгое время продолжался бронзовый век, основанный на индустрии оловянистой бронзы.
Общие проблемы изучения поздней бронзы на Северо-Западном Кавказе
Можно сказать, что начало изучения памятников эпохи поздней бронзы в этом регионе было положено А.А.Иессеном. Еще в 30-е годы им было произведено хронологическое распределение бронзовых предметов с Кавказа, хранящихся в ряде центральных и региональных музеев СССР. По этим материалам и были написаны разделы, посвященные находкам бронзовых предметов с Северо-Западного Кавказа, в книге "Из истории древней металлургии Кавказа", изданной им вместе Б.Е. Дегеном-Ковалевским (Иессен, Деген-Ковалевский, 1935).
Следует отметить, что этапы бытования бронзовых предметов, намеченные в этой работе А.А.Иессеном, не совпадают с теперешним делением эпохи бронзы на периоды: первый этап (конец III - начало II тыс. до н.э.), второй этап (II тыс. до н.э.), третий этап (конец II - начало I тыс. до н.э.). В работе, опубликованной в 1951 г., А.А.Иессен подробно останавливается на бронзовых предметах "конца меднобронзового века" "Прикубанского очага металлообработки", выделяя так называемый позднекубанский период, который он датировал с XI (или XII) - по VII в. до н.э.)( Иессен, 1951, с. 120). К позднему этапу средне-кубанского периода, т.е. ко второй половине II тыс. до н.э., он относил клад из ст.Костромской и предметы из курганов 7 и 8 Андрюковской станицы (Там же, с. 117). Таким образом, можно сказать, что схема членения бронзового века в представлении этого исследователя оставалась прежней.
Обширная статья А.А.Иессена на долгие годы оставалась единственный в своем роде сводным исследованием, задачей которого было «наполнить реальным содержанием наше представление о позднем периоде медно-каменного века в Прикубанье» (Иессен, 1951, с.76). Эта задача решалась пока только на основе анализа металлического инвентаря, хотя А.А.Иессен и указал, что ему известно около 20 погребений этого времени из Прикубанья, он намеренно их не рассматривал. Работа А.А.Иессена породила так называемый миф о «прикубанской # культуре» периода поздней бронзы. Начиная с работ Е.И.Крупнова (Крупнов, 1957, с.79, 96-98; Крупнов, 1960, с. 82). в 50-70 гг. отечественные и зарубежные исследователи помещали на Северо-Западном Кавказе «прикубаискую культуру» (Марковин, 1960, с. 71 и ел.; Нечитайло, 1975, с. 139; Алексеева, 1971, с.71)1. Однако никаких конкретных черт этой культуры, помимо определенного набора бронзовых изделий, эти авторы не указывали.
Специально на вопросе о «прикубанской культуре» остановилась В.И.Козенкова, пытаясь понять, что именно вкладывал в понятие «прикубанский очаг металлообрабтки» А.А.Иессен, и пришла к убеждению, что исследователь никогда в своих работах не употреблял словосочетание «прикубанская культура», а говорил «о явлении другого, более широкого порядка, чем археологическая культура в распространенном значении этого слова» (Козенкова, 1981, с.48).
Такая ситуация продолжалась приблизительно до конца 70-х, начала 80-х годов, когда в результате интенсивных раскопок в степной зоне Прикубанья и равнинном Закубанье археологами Москвы, Ленинграда и Краснодара был выявлен пласт погребений, по всем признакам и стратиграфически соотносящихся со срубным горизонтом.
Обобщающие исследования срубных погребений Прикубанья были сделаны И.А.Сорокиной и Э.С.Шарафутдиновой. Сейчас известно более 154 погребений из 36 могильников (по данным И.А.Сорокиной) или более 190 из 38 могильников (по данным Э.С.Шарафутдиновой) (Сорокина, 1985, с. 42; Шарафутдинова, 1991, с. 74),
Кроме этого, Э.С. Шарафутдинова выделила около 30 погребений культуры многоваликовой керамики (КМК), однако, не обозначив четко (за исключением ряда сосудов, относящихся к КМК и костяной пряжки), ту группу признаков, на основании которых она вычленяется, что весьма важно, когда речь идет о впускных погребениях в степные курганы. Таким образом, в эту группу попал ряд погребений, интерпретированных ранее И.А.Сорокиной как срубные. # В эту группу «многоваликовцев» Э.С.Шарафутдиновой были включены как сильно скорченные погребения (как левобочные, так и правобочные) с согнутыми руками с кистями перед лицом, так и слабоскорченные (6 случаев) с одной рукой вьітяігутой вдоль тела, а другой согнутой (классическая поза КМК). Преобладающая ориентировка - восточная (13 случаев), западная (11 случаев) и северная (2 случая)(Шарафутдинова, 1991, с.71). Интересно, что практически те же признаки характерны и для прикубанских срубных погребений. Это заставило Э.С.Шарафутдинову указать на "специфику" начального этапа поздней бронзы Прикубанья, которая состоит "в относительно смешанном характере памятников КМК" (Там же, с. 72). Как считает этот исследователь, на Кубань носители КМК проникли, уже восприняв ряд черт срубного погребального обряда, проявляющегося в сильной скорченности с восточной ориентировкой, а на определенном временном отрезке КМК и срубная культура сосуществуют. Однако в связи с расплывчатостью признаков в выделении этой культурной группы в Прикубанье может встать естественный вопрос: а почему срубные племена, проникшие в Прикубанье, не могли принести и ряд черт КМК (более острореберные сосуды, два горшка с рассеченым валиком, костяную пряжку и т.п.), поскольку КМК в Северном Причерноморье предшествует срубным погребениями, либо является субстратом срубных и сабатиновских памятников (Березанская и др., 1986, с. 43.).
Памятники предскифского времени Правого берега Кубани
Выделенные в 50-60-е годы XX века Н.В.Анфимовым после открытия в равнинном Закубанье Николаевского и Кубанского могильников в настоящее время памятники "протомеотов" насчитывают около 30 могильников, включающих более 400 погребальных комплексов, а также более 10 бытовых памятников, протянувшихся в Закубанье от берегов Черного моря на западе до среднего течения Кубани на востоке (рис. 1). Они требуют сейчас специального изучения.
По-видимому, термин "протомеотская" культура, которым пользуются сейчас многие исследователи, не вполне правомерен. Слишком велики различия между отдельными локальными группировками памятников. Скорее всего, здесь мы видим новообразование - археологическую культуру в период своего формирования. Поэтому мы предпочитаем пользоваться термином "протомеотская группа" памятников (Эрлих, 2002а, с. 26)1. Ее развитие, взаимодействие различных ее компонентов и привело в конечном итоге к формированию меотской археологической культуры.
В этой главе мы попытаемся кратко рассмотреть всю совокупность памятников Северо-Западного Кавказа, относящихся ко времени перехода от бронзового века к железному. Отметим, что локальные варианты протомеотских памятников, основные черты этих вариантов, система связей, возможные пути формирования, были намечены нами раньше (Эрлих, 2002, 2002а). Поэтому мы продолжаем придерживаться обозначенной прежде группировки памятников.
До сих пор предскифские памятники правого берега Кубани представляют собой немногочисленную и пока маловыразительную группу комплексов. Это погребение 3 кургана 2, погребение 4 кургана 9, а также погребение 3 кургана 12 могильника Анапский 1 (Шарафутдинова., 1991, с. 187, рис. 3, 4-5; Бочкарев, Трифонов, Бестужев, 1982, с. 79, рис.277-278; с.95, рис. 322-323); погребение 10 кургана 9 могильника Батуринский I (Шарафутдинова, 1991а, с. 87, рис.3, 1-3), погребение 1, кургана 1 могильника Новониколаевский II (Гей, 1979, с. 184-185, рис. 176-184); погребение 2, кургана 1 могильника Первомайский (Нехаев, 1977, сс.49-50, рис. 201-204). Сюда же с определенной долей условности в силу того, что памятник расположен на правом берегу Кубани, можно отнести и курган у ст.Усть-Лабинской. Однако необходимо учитывать, что отнесение этого кургана к предскифскому времени, как и его хронология в виду не ординарности набора обнаруженных здесь железных наконечников стрел, являются дискуссионными (Членова, 1984, с. 52, рис. 22).
Все эти комплексы, за исключением основной подкурганной могилы из Первомайского, представляют собой впускные погребения в более ранние курганы. Здесь встречены, как правило, вытянутые погребения с восточной (Первомайский) и юго-юго-западной ориентировкой (Новониколаевский II), либо вытянутые с разворотом на левый бок и западной ориентировкой (Анапский I, к.9, п.4 и к. 12, п.З) (рис. 14, /). Два скорченных на левом боку погребения (Анапский I, к.2/3 и Батуринский I к.9/10) имеют соответственно восточную и юго-восточную ориентировку. Интерпретация исследователями этих погребений различна. Э.С. Шарафутдинова отнесла скорченные погребения из могильников Батуринский I и Анапский I к рубежу поздней бронзы и раннего железа (белозерский этап -черногоровская ступень) (Шарафутдинова, 1991, с. 193). К погребениям северовосточной зоны черногоровской культуры относит вышеупомянутые погребения О.Р. Дубовская (Дубовская, 1993, с. 150-151, рис.72). Некоторые (однако не все) вытянутые погребения правобережья Кубани (Анапский I, к. 12, п. 3; Первомайский, к. 1, п.2) она отнесла к выделенной ею позднечерногоровской группе (Дубовская, 1997, с. 184-185). С.В.Махортых и С.Н.Дударев включают погребения правого берега Кубани в сводку погребений степняков-номадов на
Северном Кавказе (Махортых, 1994, с.41-50; Дударев, 1999, с. 38-39). Действительно, все эти погребения находятся в коренной степной зоне. Помимо исключительно курганного обряда с черногоровскими (степными) памятниками их # роднит то, что население, оставившее эти погребения, не создает относительно стабильных кладбищ, что свидетельствует о его подвижности.
Инвентарный набор этих погребений не может нам дать однозначного ответа об отнесении этих комплексов к степным либо северокавказским культурам. Керамика включает в себя кувшин (Анапский I к.2/3); черпак и горшок (Батуринский 1, к.9/10), корчагу (Анапский 1, к.9, п.4). Все эти формы находят аналогии как в погребениях финальной бронзы Закубанья, так в белозерских и черногоровских памятниках степи, что отмечалось С.В.Махортых (Махортых, 1994, с.33-34). Следует также отметить, что по подсчетам, приведенным СИ.
Лукьяшко, керамика черногоровцев Нижнего Дона на 63% состоит из импортов, как правило, с Северного Кавказа (Лукьяшко, 1999, с.207). Таким образом, памятники правого берега Кубани, если принять их черногоровскую атрибуцию, которая, на наш взгляд, наиболее вероятна, также не являются исключением из этого правила.
В тоже время кинжал из Новониколаевского II могильника (рис. 14, 23) наиболее близок, на наш взгляд, биметаллическому кинжалу из Софиевки (Тереножкин, 1976, с. 82, рис.47, 1), однако, своими прототипами эти два кинжала, скорее всего, имеют закавказские формы (Picchelauri, 1996, Taf.50, N 744,745; Taf.61, 949; Taf. 65, NN 1051,1052,1054, Taf.67, NN 1138,1140). » Наконечники стрел из Первомайского (рис. 14, 3-22), по-видимому, степных ф типов. Ряд наконечников имеют аналогии в Малой Цимбал ке и Высокой Могиле
(Тереножкин, 1976, с.ЗЗ, рис.7, 1-11; с. 54, рис. 24, 5, 7-9). Большая их часть имеет ромбическое очертание контура головки, что сближает их с жаботинским типом. Наконечник стрелы, обнаруженный в бедренной кости покойного из погребения 3, кургана 12 могильника Анапский I, имеет треугольную головку и опущенные жальца (рис. 14, 2), что, возможно, сближает его с двулопастными наконечниками стрел с опущенными жальцами из вышеприведенных "эталонных" степных комплексов.
