Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Ранние кочевники урало-казахстанских степей в VII-VI вв. до н.э с. 9
Глава II. Ранние кочевники урало-казахстанских степей во второй половине VI-V вв. до н.э с. 125
Глава III. Ранние кочевники урало-казахстанских степей во второй половине V-II вв. до н.э с. 263
Заключение
- Ранние кочевники урало-казахстанских степей в VII-VI вв. до н.э
- Ранние кочевники урало-казахстанских степей во второй половине VI-V вв. до н.э
- Ранние кочевники урало-казахстанских степей во второй половине V-II вв. до н.э
Введение к работе
Под урало-казахстанскими степями понимаются, исходя из физико-географических данных и археологических материалов, степи от восточных отрогов гор Южного Урала и Мугоджар, на западе, до долины Иртыша, на востоке, от лесостепной полосы Зауралья и Западной Сибири, на севере, до озера Балхаш и правобережья рек Чу и Сырдарья, на юге. Эту обширную область можно разделить на три крупных региона - Южное Зауралье, Северный Казахстан и Центральный Казахстан, Границей между Южным Зауральем, с одной стороны, Северным и Центральным Казахстаном, с другой, является Тургайская ложбина с реками Тургай и Убаган, системой озер Сарыко-па, Аксуат, Жарман и Кушмурун. Границу между Северным и Центральным Казахстаном можно условно провести по широтному отрезку реки Ишим и долине Селеты. Кочевые общества этих регионов на протяжении всего периода существования здесь номадизма составляли единую культурно-хозяйственную общность, в основе которой лежала пастбищно-кочевая система, обусловленная физико-географическими условиями урало-казахстанских степей.
Урало-казахстанские степи, занимая срединную часть Великого пояса степей, во все эпохи являлись связующим звеном, контактной зоной между западной и восточной частями степной Евразии. Древности изучаемой территории отразили динамику взаимодействия Востока и Запада, здесь находили отражение как традиции, зародившиеся первоначально на Западе и распространявшиеся затем на Восток, так и традиции, транслирующиеся с Востока на Запад. Через урало-казахстанские степи пролегали пути большинства массовых миграций кочевников с Востока на Запад. Впрочем, выбор конкретного пути движения номадов с Востока на Запад - через казахстанские степи
4 или Семиречье - во многом определялся этнополитической ситуацией в урало-казахстанских степях, в частности в Центральном Казахстане. В изучении процессов миграций и этнических взаимодействий, протекавших в древности и средневековье в евразийских степях, особое место принадлежит Южному Зауралью. Это обусловлено тем, что любое крупное перемещение номадов с Востока степной Евразии на Запад или с Запада на Восток проходило, в силу географических особенностей степного пояса, через Южное Зауралье. На этой территории осуществлялся сплав привнесенных переселенцами традиций Востока и Запада, здесь зарождались новые этнокультурные образования, сыгравшие в дальнейшем свою роль в древней истории западной части Евразии, особенно Восточной Европы.
Вместе с тем, урало-казахстанские степи являлись составной частью системы "оазис - степь - лесостепь", включающей три основные подсистемы: государственные образования оседло-земледельческих обществ Средней Азии, кочевые объединения степи и оседлые и полуоседлые образования лесостепи. Естественно, что каждая из названных подсистем имела свою специфику, с присущими только ей особенностями и закономерностями развития. Однако входя в систему взаимоотношений, любая из этих подсистем так или иначе влияла на другие и, в свою очередь, испытывала обратное воздействие. Ключевым звеном в этой системе, звеном, объединяющим систему, были кочевники урало-казахстанских степей. Поэтому влияние их на исторические события в Средней Азии и, особенно, на культурно-исторические процессы, протекавшие в зауральско-западносибирской лесостепи, трудно переоценить.
В настоящее время одной из основных задач исследования евразийских степных древностей эпохи раннего железа является переход от изучения отдельных археологических культур и создания региональных периодизаций к реконструкции общей картины культурно-исторических процессов. Исследования обобщающего характера имеются сейчас по всем регионам урало-
5 казахстанских степей (Маргулан и др., 1966; История Казахской ССР...,
1977; Хабдулина, 1994; Таиров, 2000а; 20026), хотя, например, накопленные за последние десятилетия материалы по Центральному Казахстану позволяют пересмотреть ряд уже устоявшихся в науке представлений. Но до сих пор нет ни одного исследования, которое бы давало общую картину этнокультурных процессов в урало-казахстанских степях в раннем железном веке. Нет также работ посвященных определению места и роли населения урало-казахстанских степей в истории кочевых и полукочевых обществ степной и лесостепной Евразии I тысячелетия до н.э.
Исходя из этого целью данного исследования является характеристика этнокультурных процессов в урало-казахстанских степях в VII—II вв. до н.э., особенностей развития кочевых обществ Южного Зауралья, Северного и Центрального Казахстана, роли и места номадов отдельных регионов и урало-казахстанских степей в целом в истории степной и лесостепной Евразии. Объектом исследования служат культуры кочевого населения урало-казахстанских степей в пределах Южного Зауралья, Северного и Центрального Казахстана на хронологическом отрезке от VII в. до н.э. до конца II в. до н.э.
Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд исследовательских задач:
Выявить особенности и охарактеризовать процесс становления кочевых культур в урало-казахстанских степях;
Определить основы, формы, характер и эволюцию во времени взаимодействия кочевников Южного Зауралья, Северного и Центрального Казахстана;
Выявить и охарактеризовать основные этапы, формы и характер взаимодействия кочевников урало-казахстанских степей с населением лесостепи Зауралья и Западной Сибири;
Выявить и охарактеризовать связи номадов урало-казахстанских степей с оседло-земледельческими центрами Средней Азии, определить значение политических событий в Средней Азии на культурогенез номадов урало-казахстанских степей, определить роль кочевников в истории государственных образований Средней Азии;
Охарактеризовать основы, формы и характер взаимодействий кочевников урало-казахстанских степей с кочевыми и полукочевыми объединениями Приаралья;
Выявить на археологическом материале проявления миграционных процессов, определить характер, исходные территории и основные направления миграций, а также выяснить пределить причины миграций и охарактеризовать их этнокультурные последствия;
Выявить и охарактеризовать формы взаимодействий ранних кочевников урало-казахстанских степей с кочевыми обществами Востока и Запада степной Евразии, определить их специфику и направленность.
Хронологически исследование охватывают период с VII в. до н.э. до конца II в. до н.э., то есть эпоху раннего железа с момента формирования культур ранних кочевников в урало-казахстанских степях до времени кардинальной смены этнокультурной ситуации в регионе, вызванной крупномасштабной миграцией во II в. до н.э. кочевников с Востока степной Евразии.
Источниковой базой исследования послужили археологические материалы по раннему железному веку Южного Зауралья, Северного и Центрального Казахстана. Часть из них получена автором в процессе самостоятельных раскопок памятников Южного Зауралья. В работе использованы также материалы других исследователей, как опубликованные, так и доступные для научного анализа коллекции. В сравнительных целях привлечены материалы как регионов непосредственно примыкающих к урало-казахстанским степям - лесостепное и степное Южное Приуралье, лесостепь Зауралья и Западной Сибири, Обь-Иртышское лесостепное и степное междуречье, Предгорный и
7 Горный Алтай, Восточный Казахстан, Семиречье, Юго-Восточное Приара-
лье, так и достаточно удаленных от них - Среднее и Нижнее Поволжье, Предкавказье, степь и лесостепь Восточной Европы, Волго-Камье, Центральная и Средняя Азия, Устюрт и Мангышлак.
Методологической основой исследования являются принципы историзма, объективности и системности исторического процесса. Основой работы стало применение различных традиционных археологических методов (типологический, картографический, метод датированных аналогий, сравнительно-исторический, ретроспективный и др.), а также использование результатов естественных наук для реконструкции природных условий степной Евразии в I тыс. до н.э. Более глубокий уровень интерпретации материалов потребовал использование метода моделирования этно-исторических процессов с опорой на данные письменной истории и этнологии, применения существующих культурологических разработок.
Научная новизна исследования, состоит в том, что на основе синтеза суммы археологических знаний о кочевниках урало-казахстанских степей впервые дается характеристики этнокультурных процессов, протекавших в этом обширном регионе в VII—II вв. до н.э. Предпринята попытка определения места и роли номадов как отдельных регионов, так и урало-казахстанских степей в целом в истории степной и лесостепной Евразии. Предложены новые подходы к решению вопросов генезиса и эволюции кочевых культур региона. Впервые подробно проанализированы этнокультурные взаимодействия населения урало-казахстанских степей с внешним миром.
Практическая ценность исследования состоит в том, что его результаты, изложенные в ряде монографий, статей и докладов, могут быть использованы при написании обобщающих работ по археологии и истории степной и лесостепной Евразии, подготовке учебников, курсов и спецкурсов для студентов высшей школы, а основные положения этнокультурной истории могут быть отражены в экспозициях краеведческих и учебных археологических музеев.
8 Ряд выводов работы уже использованы при составлении учебных программ
для студентов исторического факультета.
Апробация результатов исследования осуществлена в 4 монографиях и препринтах, ряде статей и публикаций по теме (общим числом около 70), лекций по археологии, читаемых на историческом факультете ЧелГУ. Основные положения работы были озвучены в докладах на международных, всероссийских и региональных конференциях в Барнауле, Екатеринбурге, Йошкар-Оле, Кемерово, Кустанае, Петропавловске, Самаре, Санкт-Петербурге, Тюмени, Уфе, Челябинске.
Структура диссертации обусловлена задачами исследования и состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы и сокращений, а также иллюстративного приложения.
Ранние кочевники урало-казахстанских степей в VII-VI вв. до н.э
В начале раннего железного века просторы урало-казахстанских степей были заняты кочевыми племенами тасмолинской историко-этнографической общности, являющейся составной частью обширного сакского мира. Основой сложения и функционирования общности явилась пастбищно-кочевая система с ее круглогодичным кочеванием в меридиональном направлении, постоянными районами летних и зимних пастбищ, относительно стабильными маршрутами перекочевок (Акишев, 1972; 1986. С. 7-14; Таиров, 1993; 2000а. С. 125-135). Археологическим же выражением этой общности является та близость погребального обряда и инвентаря, которая прослеживается при анализе памятников VII-VI вв. до н.э. тасмолинской культуры Центрального Казахстана, улубаевско-тасмолинской Северного Казахстана и бобровско-тасмолинской Южного Зауралья (табл. 1). По основным своим параметрам погребальные комплексы кочевников тасмолинской историко-этнографической общности1 достаточно четко отличаются от памятников ко чевого населения раннесакского времени сопредельных территорий — При-аралья, Восточного Казахстана и Алтая.
Надмогильные сооружения раннесакского времени Южного Зауралья представлены курганами и округлыми кольцевыми вымостками. Сложены они из земли, камня или их сочетаний. Захоронения совершались в простых грунтовых ямах прямоугольной или овальной формы, в ямах с подбоем вдоль длинной стенки (рис. 1). Погребальные камеры перекрывались или закрывались деревом или каменными плитами. Зафиксированы случаи отсутствия ям, при этом кости животных, керамика и вещи находились на уровне древней поверхности. Положение погребенных - вытянуто на спине, руки, как правило, вдоль тела, иногда обе ноги покойного были отклонены от оси ту-лова влево. Ориентировка их разнообразна, но в основном преобладает расположение головы погребенного в северо-западном секторе. На дне ям отмечаются следы органической подстилки или золистой подсыпки. В качестве напутственной пищи в погребальную камеру помещалась передняя или задняя нога барана, грудная часть лошади. Сопроводительный инвентарь (рис. 2) представлен предметами вооружения (кинжалы, наконечники стрел, колчанные крюки), наборными поясами, зеркалами, каменными жертвенни-ками-алтариками, ножами, амулетами и т.п. (Таиров, 2000. С. 5, 6; 2000а. С. 123).
Надмогильные сооружения раннесакского времени Северного Казахстана представлены курганами с каменными, каменно-земляными или земляными насыпями (рис. 3). Центральной частью многих земляных курганов является надмогильная конструкция, представленная низкими бревенчатыми выкладками либо сооружениями объемного типа в виде клети или сруба. Все бревенчатые выкладки связаны с погребениями на древнем горизонте или материке, а сооружения объемного типа возводились на древней поверхности над погребениями в грунтовых ямах. Внекурганные конструкции представлены круглыми кольцевыми или квадратными в плане рвами, зафиксирован ными главным образом вокруг земляных насыпей, а также каменными кольцевыми оградами. Основной тип погребальной камеры - простая грунтовая яма подпрямоугольной или овальной формы. Фиксируются различные проявления ритуальных действий, связанных с огнем (сожжение или обугливание деревянных перекрытий, прокалы или выстилание золой древней поверхности, угольки в заполнении и на дне погребальных камер). Положение погребенных - вытянуто на спине, руки, как правило, вдоль тела, иногда обе ноги покойного были отклонены от оси тулова вправо или влево. Ориентировка их разнообразна, но ведущими являются положение головой на запад и северо-запад. В качестве напутственной пищи в погребальную камеру помещалась передняя или задняя нога барана, его хребет или, изредка, голова. Погребальный инвентарь представлен предметами вооружения (наконечники стрел, кинжалы, чекан), зеркалами, каменными жертвенниками, ножами, амулетами. Иногда в погребальную камеру ставили керамический сосуд (Хабдулина, 1987. С. 6-13; 1994. С. 20-24).
Большинство курганов раннесакского времени Центрального Казахстана возведено из камня, гораздо меньше - из земли или земли и камня (рис. 4). Сооружения в насыпи и под ней представлены кольцами из плашмя уложенных плит или каменными вымостками. Из внекурганных конструкций выявлены кольцевые рвы и каменные округлые и прямоугольные оградки . Погребения совершались в могильных ямах или, изредка, на древней поверхности. Основной тип погребальной камеры - простая грунтовая яма овальной или, реже, подпрямоугольной формы. Встречены ямы с заплечиками, с подбоем вдоль длинной стенки, облицованные камнем, с впущенным на их дно каменным ящиком. Перекрывались они каменными плитами.
Ранние кочевники урало-казахстанских степей во второй половине VI-V вв. до н.э
Вторая половина VI в. до н.э. в истории степной Евразии ознаменовалась распадом предшествующих культур раннескифского (раннесакского) времени и сложением новых этнокультурных образований. Процесс этот затронул и урало-казахстанские степи и, прежде всего, Южное Зауралье, где на смену бобровско-тасмолинской культуре приходит прохоровская, представленная памятниками древнепрохоровского (обручевского) этапа второй половины VI-V вв. до н.э. (Таиров, 2004).
Вопрос о культурной принадлежности памятников второй половины VI-V вв. до н.э. Южного Зауралья большинством исследователей решался однозначно - они включались в самаро-уральский вариант савроматской археологической культуры (Смирнов, Петренко, 1963. С. 6; Смирнов, 1964. Рис. 84. С. 192; Мошкова, 1972. С. 49, 67; Железчиков, 1980. СИ; 1986. С. 154, 155; Хабдулина, Малютина, 1982. С. 79; Пшеничнюк, 1983. С. 126-128) или в самостоятельную культуру ранних кочевников Южного Приуралья (Очир-Горяева, 1987. С. 49, 50; 1989. С. 113), для которой были предложены названия "самаро-уральская" или "орская" (Мачинский, 1989. С. 21, 22).
К.Ф. Смирнов, неоднократно отмечавший меньшую монолитность, по сравнению с волго-донской группой, самаро-уральских "савроматов", особо выделял здесь своеобразную группу памятников южной части Челябинской области, верховьев реки Суундук (Северо-Восточное Оренбуржье) и юго-восточных районов Башкирии, то есть тех районов, которые включаются в Южное Зауралье. Именно в этих местах впервые в составе погребального инвентаря ранних кочевников появляется круглодонная керамика. Памятники этого района, по его мнению, имеют и некоторые общие черты с памятника ми тасмолинской культуры. Население его особенно тесно было связано с саками Приаралья и номадами Центрального Казахстана (Смирнов, 1964. С. 196, 197; 1969. С. 31; 1971. С. 70; 1976. С. 18; 1977. С. 50, 51; 1977а. С. 134; 1979. С. 74, 75; 1984. С. 14). Памятники Северо-Восточного Оренбуржья сав-роматского времени выделяет и М.Г. Мошкова, подчеркивая необыкновенное почитание культа огня, тесные культурные, торговые, а возможно и идеологические, контакты с сакским миром (Мошкова, 1972. С. 73, 77, 78). Особенности памятников Северо-Восточного Оренбуржья (Орская группа или Восточное Оренбуржье) неоднократно отмечал и Б.Ф. Железчиков (Же-лезчиков, 1979. С. 15-22, 1980. С. 5, 11; 1986. С. 18-27).
А.Х. Пшеничнюк, рассматривая погребальные комплексы конца Villi вв. до н.э. Восточных (Зауральских) районов Башкирии и сопоставляя их с памятниками северо-восточной периферии савроматской археологической культуры, особенно с Аландскими курганами, пришел к выводу о возможности выделения в дальнейшем памятников ранних кочевников Зауралья в особый локальный вариант или даже самостоятельную археологическую культуру, родственную савроматской и одновременно близкую лесостепным культурам Зауралья. Он также отмечает, что материалы савроматских памятников Башкирского Зауралья имеют многочисленные параллели в сакском мире Приаралья и Центрального Казахстана (Пшеничнюк, 1983. С. 83, 84, 127-129).
Мы же, вслед за А.Г. Гаврилюком, считаем возможным включать погребальные комплексы южной лесостепи и степи Южного Зауралья второй половины VI-V вв. до н.э. в зауральский вариант прохоровской археологической культуры в качестве ее первого, древнепрохоровского, этапа (Гаврилюк, 1989. С. 59; Гаврилюк, Таиров, 1993. С. 66; Таиров, 20006. С. 16).
Отмечая наличие значительного числа сакских черт в погребальном обряде и инвентаре памятников ранних кочевников Южного Урала, исследователи объясняли этот факт генетической связью населения Южного Урала,
Приаралья, Северного и Центрального Казахстана с носителями близких, возможно родственных, культур эпохи бронзы, торговыми, культурными, военными и другими контактами, взаимными инфильтрациями, вхождением в общие этнополитические объединения и т.п. (Смирнов, 1964. С. 119, 187, 197, 277, 287; Толстов, Итина, 1966. С. 173; Кадырбаев, 1968. С. 32, 33; Вишневская, 1973. С. 131, 132; Мошкова, 1974. С. 39-46; Арсланова, 1976. С. 49, 50; Вишневская, Итина, 1971. С. 207; Железчиков, 1987. С. 39; Итина, Яблонский, 1997. С. 82, 83). Одну из причин близости погребальных комплексов Южного Урала, Казахстана и Приаралья видели в непосредственном участие в формировании самаро-уральского варианта савроматской культуры сакских (сако-массагетских) племен (Смирнов, 1964. С. 188, 191, 197), что, по мнению А.Х. Пшеничнюка (1983. С. 129), было вызвано их инфильтрацией на север. Близость погребального обряда и инвентаря ранних кочевников Южного Урала и Юго-Восточного Приаралья привела Б.Ф. Железчикова к выводу о "миграции ранних савроматов на территорию Южного Приуралья и Нижнего Поволжья на рубеже VII-VI вв. до н.э. с территории Приаралья" (Железчиков, 1988. С. 59), появлению культуры ранних кочевников Южного Приуралья в "готовом", сложившемся виде во второй половине VI в. до н.э. (Железчиков, 1996. С. 50; 1997. С. 23). Эти же положения присутствуют и в совместной статье Б.Ф. Железчикова и А.Х. Пшеничнюка. Они, в частности, пишут: "Мы считаем, что археологическая культура ранних кочевников Южного Приуралья появилась в "готовом сложившемся виде" не ранее второй половины VI в. до н.э., а может быть, рубежа VI-V вв. до н.э...." (Железчиков, Пшеничнюк, 1994. С. 5, 6). Следует отметить, что во всех случаях, говоря о Приаралье как о родине племен Южного Приуралья, Б.Ф. Железчиков не уточняет конкретной области этого обширного региона. Он особо подчеркивает, что племена оставившие могильники Уйгарак и Южный Тагискен вряд ли были прямыми предками савроматов Южного Приуралья (Железчиков, 1988. С. 59; Железчиков, Пшеничнюк, 1994. С. 6).
Ранние кочевники урало-казахстанских степей во второй половине V-II вв. до н.э
Во второй половине V в. до н.э. во многих регионах степной Евразии происходят значительные изменения в погребальной обрядности и материальной культуре кочевого и полукочевого населения. В урало-казахстанских степях они особенно отчетливо фиксируются на материалах Южного Урала и, в частности, Южного Зауралья при переходе от древнепрохоровского (конец VI-V вв. до н.э.) к раннепрохоровскому (вторая половина V-IV вв. до н.э.) этапу прохоровской археологической культуры. Следует отметит, что первоначально прохоровская, или раннесарматская, культура датировалась IV—II вв. до н.э., а памятники предшествующего времени Южного Урала включались в самаро-уральский вариант савроматской археологической культуры VI-V вв. до н.э. В свое время нами совместно с А.Г. Гаврилюком было предложено включить погребальные комплексы второй половины VI-V вв. до н.э. в раннесарматскую (прохоровскую) культуры в качестве ее первого, древнепрохоровского, этапа (Гаврилюк, 1989. С. 59; Гаврилюк, Таиров, 1993. С. 66; Таиров, 2000. С. 16). Это предложение нашло поддержку у части специалистов по раннему железному веку Южного Урала. Поэтому в настоящее время одни исследователи рассматривают памятники конца VI—II вв. до н.э. (конца VI-I вв. до н.э.) в рамках единой прохоровской культуры; другие же видят в них две культуры - "савроматскую" и раннесарматскую (прохоровскую). Но, несмотря на разные подходы, все исследователи признают, что в конце V-начале IV вв. до н.э. на Южном Урале происходят значительные изменения, вызвавшие трансформацию культурных стереотипов.
Характеризуя эту культуру Южного Приуралья, К.Ф. Смирнов, отмечал, что здесь в IV в. до н.э. "...происходят большие изменения в составе кочево го населения. Об этом говорит не только смена материальной культуры, но и существенные изменения в погребальном обряде, особенно появление новых типов погребений или новое преобладание того или иного типа, который был известен здесь раньше и, наконец, изменения населения в антропологическом отношении".1 Вместе с тем, К.Ф. Смирнов подчеркивал, что "...перечисленные главные черты погребального обряда сарматов Илека ярко свидетельствуют, с одной стороны, об их генетической связи с "савромата-ми" Южного Приуралья, а с другой стороны, говорят о качественных различиях между ними". "...Многие новые черты и особенности нельзя объяснить непосредственно из савроматской культуры" и, следовательно, "...выводить ее только из савроматской невозможно". По его мнению, "Илекская группа сарматов сложилась не как результат простой эволюции местного "савромат-ского" населения, а в результате сложного процесса перемещения и смешения кочевников Северокаспийских и Казахстанских (Приаральских?) степей, причины которого пока нам неизвестны" (Смирнов, 1975. С. 156, 162, 173). Несколько ранее К.Ф. Смирнов предполагал, что "...вполне вероятно, что в сложении прохоровской культуры, относящемся для Приуралья к началу IV в. до н.э., значительную роль сыграли скотоводческие племена зауральских, западносибирских и казахстанских областей". "...Иной вариант объяснения: из каких-то районов Северного Приаралья, которые остаются пока что белым пятном на археологической карте Советского Союза, и казахстанских степей (также неясных нам в археологическом отношении) продвижение племен скотоводов оказало сильное влияние на развитие материальной культуры лесостепного Зауралья и Западной Сибири, с одной стороны, и на степное Приуралье - с другой. Однако пока мы не располагаем археологическими данными, чтобы ответить на этот вопрос" (Смирнов, 1971. С. 71). О смешан ном составе илекской группы сарматов, по его мнению, "...ярко свидетельствуют сосуществование различных погребальных типов, присущих когда-то отдельным родоплеменным группам, и новый антропологический состав погребенных" (Смирнов, 1975. С. 173). Позднее К.Ф. Смирнов более определенно высказался на проблему формирования прохоровской культуры, которая "...сформировалась в IV в. до н.э. в Южном Приуралье на основе савро-матских и каких-то пришлых компонентов, привнесенных племенами, продвинувшимися сюда с востока - из Зауралья, Казахстана и, может быть, даже Приаралья" (Смирнов, 1989. С. 169; см. также: Смирнов, 1984. С. 17, 18, 115). Участие иноэтничных элементов в сложении прохоровской культуры первоначально допускал и Б.Ф. Железчиков, который отмечал, что "...наиболее уверенно можно говорить об участии в этом процессе отдельных групп населения лесостепного Зауралья раннего железного века и предположительно о группах кочевников Центрального Казахстана и Восточного Приаралья" (Железчиков, 1988. С. 60). Хотя несколько ранее он отмечал: "...анализ погребального обряда и инвентаря показывает, что в IV в. до н.э. происходят значительные изменения во всем. Появляются элементы нового обряда, меняется инвентарь, почти все связи ведут на юг от Южного Приура-лья. Связи с севером и северо-востоком проявляются только в керамике и вряд ли свидетельствуют о миграции с этой территории". По его тогдашнему мнению на территорию Южного Приуралья в начале IV вв. до н.э. мигрировали "...племена, которые еще в конце V в. до н.э. жили в Приаралье, Сары-камышской долине и может быть на Устюрте" (Железчиков, 1987. С. 40). В дальнейшем Б.Ф. Железчиков принял точку зрения М.Г. Мошковой о вызревании элементов раннесарматскои культуры в недрах савроматскои, но ставил под сомнение возможность миграций в Южное Приуралье иноэтнич-ного компонента, особенно населения из лесостепного Зауралья (Железчиков, 1997. С. 38-40; 1997а. С. 127).
