Содержание к диссертации
Введение
Глава I Итоги и перспективы применения статистических методов анализа в археологии Приуралья 20
Глава II Статистическая характеристика погребального обряда пьяноборской (чегандинской) культуры 47
Глава III Статистическая характеристика вещевого комплекса пьяноборской (чегандинской) культуры 68
Заключение 98
Библиографический список литературы 102
Приложение 108
- Итоги и перспективы применения статистических методов анализа в археологии Приуралья
- Статистическая характеристика погребального обряда пьяноборской (чегандинской) культуры
- Статистическая характеристика вещевого комплекса пьяноборской (чегандинской) культуры
Введение к работе
Пьяноборская (чегандинская) археологическая культура — одна из наиболее исследованных и выразительных культур Прикамья, давно и неоднократно привлекавшая к себе внимание исследователей. Это внимание было обращено практически на все аспекты проявления и существования данной культуры. Среди них, пожалуй, наиболее детально разработанным является аспект её атрибуции. Впервые пьяноборская культура была выделена А.А. Спицыным в начале XX века по материалам Пьяноборского могильника, открытого в 80-е годы XIX в. на Нижней Каме. После публикации коллекции этого памятника1 в российской археологии появилось понятие «пьяноборская культура», как обозначение прикамских древностей конца I тыс. до н.э. - первой половины I тыс. н.э.
Уже в советское время одним из первых к этим материалам обратился А.В. Шмидт, рассматривавший нижнекамские памятники как часть культурного ареала Прикамья. По мнению исследователя, Прикамский культурный ареал включал в себя три археологических культуры: пьяноборскую в Нижнем Прикамье, гляденовскую в Среднем Прикамье и уфимскую (караабызскую) на Нижней и Средней Белой. В первой половине XX столетия взгляды А.В. Шмидта на этнокультурную ситуацию в Прикамье и Приуралье в эпоху раннего железного века нашли поддержку в трудах Н.А. Прокошева, В.А. Оборина, О.Н. Бадера и В.Ф. Генинга.3
С альтернативной точкой зрения в эти же годы выступил А.П. Смирнов, объединявший все прикамские памятники II в. до н.э. - V в. н.э. в единую пьяноборскую культуру.4
50 - 60-е г.г. XX в. стали временем интенсивного накопления материалов по пьяноборской культуре, поэтому вскоре вопрос об альтернативных концепциях развития прикамских культур послеаньинского времени практически был
снят с повестки дня. Это нашло отражение в первой обобщающей работе по данной проблеме В.Ф. Генинга. Детально проанализировав имеющийся материал и, прежде всего, материал исследованных им Чегандинских могильников и городищ в Удмуртском Прикамье, исследователь пришел к выводу, что «основные черты материальной культуры, которые могут характеризовать этнический состав населения - керамика, украшения костюма, орнаментальные узоры для ананьинской и чегандинской культур - составляют единую линию развития, и при наличии культурных остатков того и другого времени на одних поселениях свидетельствуют о непрерывности развития одного населения на данной территории».
Для удобства обозначения и восприятия послеананьинских культур Прикамья В.Ф. Генинг предложил объединить под понятием «пьяноборская этнокультурная общность» три синхронные и родственные культуры: чегандин-скую, гляденовскую и караабызскую.5 То есть, вернулся к первоначальной концепции А.В. Шмидта.
Такой подход В.Ф. Генинга не вызвал активной поддержки у других исследователей и в публикациях последующих лет одновременно встречались термины и чегандинская, и пьяноборская культура. Но поскольку В.Ф. Генин-гом были обозначены основные параметры рассматриваемой культуры - территория, хронология, морфология керамики и погребального обряда - в последующий период исследования проблематики пьяноборской (чегандинской) культуры было сосредоточены на вопросах уточнения хронологии, социальных и демографических реконструкциях. В немалой степени этому способствовало интенсивное накопление пьяноборского археологического материала на территории Нижнего Прикамья, в том числе и низовьях р. Белой, ставших в начале 70-х годов одним из основных районов работ Нижнекамской Археологической экспедиции ИА АН СССР.
Одним из первых исследователей, обратившихся к проблеме этносоциальных реконструкций носителей пьяноборской культуры, был Б.Б. Агеев.
Анализируя географию и планиграфию пьяноборских могильников, исследователь на территории ее распространения выделял девять племен, которые, по его мнению, образовывали союз родственных по происхождению племен. В то же время могильники пьяноборской культуры представлялись Б.Б. Агееву как некрополи родовых объединений.6
Позднее исследованиями Г.Н. Журавлевой было установлено, что основной ячейкой пьяноборского общества являлась большая патриархальная семья, ведущая общее хозяйство и имеющая общее место захоронения.7
Вопросы социальной организации пьяноборского общества рассматривает в своей монографии, посвященной вооружению и военному делу финно-угров Приуралья в эпоху раннего железного века, В.А. Иванов. По результатам анализа количества пьяноборских погребений с оружием и его качества автор не соглашается с концепцией Б.Б. Агеева о наличии нескольких пьяноборских племен и считает, что пьяноборская культура являлась одним большим племенем.8
Второй блок проблем пьяноборской проблематики был связан с вопросами хронологии и периодизации культуры. В свое время В.Ф. Генинг определял время существования пьяноборской культуры временем III в. до н.э. - III в. н.э., то есть располагал ее между ананьинской (VIII - III в.в. до н.э.) и мазунин-ской (III - V в.в. н.э.) культурами.9 Исследования Б.Б. Агеева позволили скорректировать нижнюю дату пьяноборской культуры, определив ее - II в. до н.э.10
В последующем, базируясь на методе статистической обусловленности сопряженности типов вещей, к аналогичным выводам пришел и В.А. Иванов. Им было выделено в материальной культуре пьяноборских могильников восемь групп взаимовстречающихся вещей, которые укладывались в рамках трех веков I тыс. н.э.11
Затем Т.А. Лаптева проанализировала эполетообразные застежки - характерный компонент материальной культуры «пьяноборцев» - на предмет выявления территориально-хронологических закономерностей в развитии данной
категории артефактов. Опираясь на типологию эполетообразных застежек, разработанную В.Ф. Генингом, автор выделяет 8 типов этих изделий и располагает их во времени. Наиболее ранними - III - II вв. до н.э. - исследовательница считает застежки с треугольной и круглой задней бляхой и одним соединительным жгутом (типы 2 и 3 - по Т.А. Лаптевой). Затем, по времени, следуют застежки с одним основным и двумя вспомогательными жгутами и застежки с тремя жгутами (типы 5 и 6), датируемые I в. до н.э. - I в. н.э. Дальнейшая эволюция эполетообразных застежек с 3-мя жгутами шла в направлении увеличения размеров задней бляхи и количества соединительных жгутов. Бытование этих застежек относится, по Т.А. Лаптевой, ко II - III вв. н.э., то есть, к концу пьяноборской культуры.12
Третий блок вопросов по пьяноборской культуре был связан с проблемой ее генезиса. Возвращение к вопросам происхождения было обусловлено пересмотром датировки пьяноборской культуры. Одной из актуальных проблем стала проблема культурно-хронологического соотношения пьяноборской и ка-раабызской культур.
Следует отметить, что в вопросе о происхождении собственно пьяноборской (чегандинской), караабызской и синхронных им культур Прикамья - гля-деновской и осинскои - исследователи проявляли полное единодушие, находя этнокультурную основу перечисленного в ананьинскои культуре. Расхождения во мнениях касаются, главным образом, пьяноборской и караабызской культур, которые одни исследователи - А.Х. Пшеничнюк, В.Ф. Генинг - считают самостоятельными «постананьинскими» культурами13; другие - Н.А. Мажитов, Р.Д. Голдина - локальными вариантами единой пьяноборской культуры.14
Третья точка зрения по данному вопросу как бы соединяет первые две. Так, В.А. Иванов, принимая, периодизацию А.Х. Пшеничнюка и применяя метод статистической обработки к погребальным комплексам караабызской культуры, получил при этом три группы вещей, демонстрирующих между собой устойчивую взаимовстречаемость. Основываясь на результатах своего исследова-
ния, В.А. Иванов делает предположение об активной роли «караабызцев» в оформлении материальной культуры пьяноборских племен.15 Это наблюдение нашло поддержку в работах Б.Б. Агеева, который считал, что между караабыз-ской и пьяноборской керамикой и некоторыми типами бронзовых украшений прослеживается морфологическое сходство. Не отрицая участие ананьинского позднего населения в сложении пьяноборской культуры, исследователь отводил им более скромную роль.16
По-прежнему актуальной в Волго-Уральской археологии остается проблема о роли пьяноборской культуры в формировании этнокультурной карты Прикамья и Приуралья. В.Ф. Генинг считал, что «пьяноборцы под давлением пришельцев ушли на Среднюю Вятку (азелинская культура), а потому в этногенезе финно-угорских народов Прикамья участия принимать не могли».17 Позднее эта точка зрения была им уточнена и он пришел к выводу, что именно симбиоз пьяноборского (чегандинского) и караабызского населения привел к формированию в Прикамье мазунинской культуры.18 Последний вывод исследователя, по-видимому, базируется на результатах исследований А.Х. Пшеничнюка, приведших его к заключению о том, что именно пьяноборская и караабызская культуры образовали генетическую основу раннебахмутинской (мазунинской) культуры. При этом исследователь отмечал, что «караабызская культура обнаруживает гораздо больше сходства с мазунинской, нежели пьяноборская».19
Совершенно определенно вопрос о роли пьяноборской культуры в генезисе последующей мазунинской (раннебахмутинской) культуры решает Н.А. Мажитов. Опираясь на результаты сравнительного анализа погребального обряда пьяноборского и мазунинского (раннебахмутинского) населения, исследователь приходит к заключению об их генетической преемственности.20
В принципе аналогичную позицию по вопросу об исторических судьбах носителей пьяноборской культуры занимает Т.Н. Останина, которая также считает, что пьяноборская и караабызская культуры сыграли роль генетического
субстрата в формировании мазунинской культуры, правда, удельный вес каждой из указанных культур в генезисе мазунинской культуры она оценивает про-тивоположно А.Х. Пшеничнюку - роль «пьяноборцев» была решающей.
Свою законченность концепция Н.А. Мажитова о генетической связи пьяноборского и мазунинского населения получила в исследованиях по этому вопросу Р.Д. Голдиной, которая сумела проследить трансформацию пьянобор-ской культуры в мазунинскую и даже рассматривает последнюю как позднюю стадию пьяноборской культуры.22
Таким образом, видно, что, несмотря на более чем вековой поиск и изучение археологических памятников пьяноборской культуры, широкий охват исследовательских проблем, с ней связанных по целому ряду вопросов, в том числе, и касающихся морфологии рассматриваемой культуры в целом, у исследователей не сложилось единого мнения.
На наш взгляд, это может быть обусловлено отсутствием единого методического подхода к анализу достаточно массового (о чем будет сказано ниже) археологического материала, характеризующего пьяноборскую культуру. Вместе с тем, современная археологическая наука располагает вполне разработанными и достаточно апробированными методами сравнительно-статистического анализа массового археологического материала. Конструктивность и продуктивность этих методов заключается в том, что они не только позволяют получить выверенные и статистически обоснованные результаты, но и дают возможность последовательно проследить исследовательскую «кухню» и, при необходимости, проверить её корректность и объективность. Одним из таких методов является разработанная нами поисковая компьютерная программа «KLAD», подробно, о которой будет сказано ниже.
Целью нашего исследования является статистический анализ погребального обряда пьяноборской (чегандинской) культуры и его всесторонняя характеристика как наиболее выразительного морфологического признака указанной культуры в целом. Дело в том, что в двух наиболее фундаментальных,
после В.Ф. Генинга, исследованиях пьяноборской культуры (Б.Б. Агеев, Р.Д. Голдина) характеристика пьяноборского погребального обряда фактически лишена количественных показателей. Например, по Б.Б. Агееву погребальный обряд рассматриваемой культуры выглядит следующим образом: могильники располагаются по берегам крупных и мелких рек, на надпойменных террасах; треть могильников (из 20-ти, рассмотренных исследователем) располагалась на мысах коренных террас; достоверная связь с поселениями установлена для 5-ти могильников; в расположении могил на территории могильника Б.Б. Агеев прослеживает «определенный порядок», выражающийся в том, что захоронения осуществлялись по принципу «клановости», когда «каждая семья имела свой участок, отделенный свободным пространством, на общем кладбище»; вместе с тем, исследователь обнаруживает и «определенную взаимосвязь в расположении погребений и топографии памятника» - погребения Афонинского могильника расположены параллельными рядами вдоль береговой террасы; погребения совершались в простых могилах по обряду трупоположения, хотя выделяются несколько могил с обрядом кремации, а также частичными и вторичными захоронениями; «видимо, покойники заворачивались в луб или дно ям выстилалось им»; положение костяков в могилах на всей территории пьяноборской культуры одинаково - вытянуто на спине с вытянутыми вдоль тела руками, хотя встречаются погребения с руками, согнутыми в локтях, уложенными на грудь, на живот ; «в ориентировке погребенных даже на одном могильнике наблюдается большое разнообразие», так что «почти на всех пьяноборских могильниках в различном соотношении бытовало одновременно несколько ориентировок погребенных»; остатки жертвенной пищи (кости животных) «в могилах встречаются редко»; сосудов найдено всего 49; наиболее характерное орудие труда, представленное в погребениях - нож; «по сопровождающему инвентарю погребения четко делятся на мужские и женские: в женских погребениях богато представлены украшения и принадлежности костюма, «инвентарь муж-
' Б.Б. Агеев приводит данные по могильникам, в которых встречены такие погребения.
ских погребений представлен наконечниками стрел, копий, мечами, кинжалами и удилами»; приводятся также данные о погребениях, где пояса лежали развернуто рядом с человеком.23
В интерпретации Р.Д. Голдиной погребальный обряд пьяноборской культуры характеризуется следующими признаками: могильники располагаются обычно по берегам рек высотой 4 - 6 м., иногда 12 - 20 м., и были связаны с близлежащими поселениями; внешних признаков могилы не имеют; захоронения на площади памятника располагались в определенном порядке, образуя ряды, группы, разделенные свободным пространством или имеющие разную ориентировку; могилы прямоуголной формы; хоронили умерших, как правило, в ящиках из досок, сверху тоже закрытых досками, но известны факты захоронения в деревянных долбленых колодах; большинство захоронений совершены по обряду трупоположения, вытянуто на спине; основная масса погребений - индивидуальные, но встречались и коллективные захоронения; в одной пятой части всех могил зафиксирован обычай укладывать пояс вдоль тела погребенного; в мужских погребениях найдены железные ножи, костяные, бронзовые и железные наконечники стрел и копий, колчанные крючки, мечи, части конской упряжи, каменные точила и тому подобное; характерный предмет женского костюма - эполетообразная застежка; в женских захоронениях встречались височные подвески, гривны, перстни и браслеты, застежки-фибулы, пронизки и т.п.24
Таким образом, в предлагаемых характеристиках учитываются практически все компоненты погребального обряда пьяноборской культуры, но без введения количественных показателей. А это затрудняет объективную оценку значимости того или иного признака и не дает возможности сравнительно-типологического анализа могильников между собой.
* В данном случае это непосредственно касается проблемы выделения локальных вариантов пьяноборской культуры.
Кроме того, отсутствие в исследованиях количественных данных заметно обезличивает саму характеристику пьяноборского погребального обряда, поскольку уравнивает все фиксируемые его признаки.
Практика изучения погребальной обрядности привела исследователей к оценке ее как особой сферы человеческой деятельности, имеющей собственные цели и средства их достижения. Конкретные морфологические формы погребений определяются не только характером общественных отношениий данного социума, но, в большей степени, действием законов, превращающих погребальный обряд во внепространственное и во вневременное явление. Под последним подразумевается повторяемость форм и способов совершения захоронений с древнейших времен до настоящего времени.25
Повторяемость форм и способов погребений, по сути, определяется тремя универсальными архетипами: погребальные сооружения (яма и насыпь), погребальный инвентарь и дополнительные погребальные структуры (жертвенники, кострища, перекрытия, гробы, ограды и т.п.).26
В контексте археологического исследования и этноисторических реконструкций «морфология отдельного погребения (особенно, если оно безынвен-тарно) не может быть использована в качестве культуроразличительного признака - одни и те же формы погребений встречаются в разные исторические периоды или в пределах одной эпохи, но у разноэтнического и/или разнокультурного населения; сходные формы общественных отношений порождают различные формы погребений, и, наоборот, за одними и теми же формами погребений скрываются разные формы общественных отношений.»
Применительно к пьяноборской культуре данные положения вполне определенно указывают на то, что ее погребальный обряд может послужить эталонным материалом для всестороннего статистического анализа, как своеобразный опытный полигон.
В соответствии с обозначенной целью формулировались и задачи исследования:
по всем имеющимся в распоряжении исследователей материалам составить номенклатуру признаков погребального обряда пьяноборской культуры;
провести кластерный анализ пьяноборских могильников на предмет выявления степени их внутренней связи (типологическая близость и различие могильников, выделение локальных вариантов);
выявить блоки признаков погребального обряда по степени их информационной значимости (предложенная В.Ф. Генингом и В.А. Борзуно-вым схема - всеобщие, локальные, частные), что позволит уточнить степень внутренней цельности пьяноборской (чегандинской) археологической культуры, как этнокультурного явления в истории народов Прикамья;
дать суммарную характеристику признаков погребального обряда пьяноборской (чегандинской) культуры и показать удельный вес каждого из этих признаков в погребальном обряде;
выделить устойчивые сочетания этих признаков как статистически обоснованные модули, которые являются ничем иным как компонентами этнографической культуры пьяноборского населения;
дать суммарную характеристику комплекса погребального инвентаря пьяноборских могильников;
выделить устойчивые сочетания компонентов вещевого комплекса, что позволит судить об одновременном бытовании тех или иных типов вещей;
дать сравнительную характеристику могильников пьяноборской культуры по перечисленным выше признакам и установить степень их типологической и хронологической близости;
на основании полученных данных дать общую характеристику пьяноборской (чегандинской) культуры как этнокультурного явления в древней истории Прикамья;
установить в каких количественных показателях и по каким морфологическим признакам прослеживается генетическая преемственность пьяноборского и мазунинского погребального обряда.
Из сказанного выше следует, что объектом исследования являются известные в настоящее время в Прикамье могильники пьяноборской (чегандин-ской) культуры, предметом - археологически фиксируемые детали погребального обряда и компоненты погребального инвентаря.
Источниковая база для исследований погребального обряда пьяноборской (чегандинской) культуры в настоящее время представлена материалами 22-х могильников, разбросанных на обширном пространстве Камско-Вятско-Бельского бассейна (рис.1). Степень изученности и количественное содержание этих могильников различны: среди них выделяются такие крупные могильники, как Тарасовский (1879 погребений), Ново-Сасыкульский (415 погребений), Ш-Кушулевский (324 погребения) и могильники с единичными захоронениями типа 1-Уяндыкского (4 погребения) или Ш-Кушулевского (10 погребений). Всего известно около 4000 пьяноборских погребений (по нашим подсчетам - 3902 погребения).
Для предлагаемого исследования были взяты материалы 13-ти могильни
ков пьяноборской культуры - Ш-Кушулевского, 1-Уяндыкского, Юлдашевско-
го, Ново-Сасыкульского, Чеандинского II, Ныргындинского I, Ныргындинского
II, Старо-Киргизовского, Камышлытамакского, Урманаевского,
1-Меллятамакского, Ошкинского, Деуковского II - давшие в общей сложности 2050 погребений указанной культуры (что составляет более 52% от известного количества пьяноборских погребений). Все они, за исключением Ныргындин-ских I и II, опубликованы. Данное обстоятельство в немалой степени определило отбор памятников для нашего исследования, поскольку оно позволяет заинтересованному исследователю без излишних усилий проверить корректность результатов работы автора этих строк. Кроме того, перечисленные могильники являются наиболее «чистыми» пьяноборскими памятниками, следовательно их
материал является наиболее аутентичным в плане анализа именно пьянобор-ского погребального обряда. Исходя из этих соображений, автор настоящей работы не включил в анализ Тарасовский могильник, содержащий 48% всех погребений интересующего нас периода. Во-первых, памятник еще находится в стадии обработки его исследователями. Во-вторых, он является едва ли не единственным из известных сейчас могильников, материал которого отражает процесс трансформации пьяноборской культуры в мазунинскую (дата могиль-ника I - V вв. н.э.) , то есть, он содержит и «чисто» пьяноборские, и «чисто» мазунинские, и переходные между ними погребения. В-третьих, именно это обстоятельство, превращает данный памятник в своеобразный эталон для проверки не только выводов, касающихся генезиса мазунинскои культуры, но и метода, используемого автором этих строк.
Для решения проблемы генетической преемственности пьяноборской и мазунинскои культур автором в его работе были использованы также материалы двух мазунинских могильников: Покровского и Бирского (ранние погребения) - в общей сложности 199 погребений. Выбраны эти памятники также были не случайно. Прежде всего, это два памятника, расположены на противоположных границах ареала мазунинскои культуры, следовательно, они не могут иметь общей генетической основы, кроме как пьяноборской культуры в целом. Во-вторых, памятники эти расположены за пределами собственно пьяноборско-го ареала и пьяноборских погребений в своем составе не содержат. И в-третьих, хронологически они стоят за пределами времени существования собственно пьяноборских памятников, что, на наш взгляд, придает дополнительную чистоту гипотезе о генетической преемственности рассматриваемых культур и проводимому нами эксперименту по ее проверке.
Территориальные границы исследования определяются территорией пьяноборской культуры в том виде, как она представляется сейчас исследователям. Первоначально В.Ф. Генинг определял ее «в треугольнике, вершины которого на востоке находятся по р. Каме у устья р. Буй, на юге - по р. Белой у
устья р. Базы, на западе - по р. Каме у устья р. Ик». Б.Б. Агеев хотя и не очертил словесно в своей работе границы пьяноборской культуры, но, судя по приводимой им карте пьяноборских памятников, это территория от устья р. Куваш (левый приток р. Белой) на востоке до устья р. Ик и правобережья Камы - на западе; от среднего течения р. Быстрый Танып - на севере до среднего течения р. Ик - на юге.31 Примерно так же очерчивает пьяноборский ареал и Р.Д. Гол-дина: «от устья р. Куваш до низовий Белой и по ее притокам, р. Ик, а также по камскому побережью от устья Ика на юге и до устья Малой Сарапулки на севе-ре».32
За пределами очерченного ареала находятся Ошкинский, Покровский и Бирский могильники. Однако из перечисленных памятников Ошкинский могильник, представляющий (по Р.Д. Голдиной) худяковскую культуру пьяноборской общности33, интересен нам тем, что он является самым западным пьяно-борским могильником, синхронным основной массе памятников с собственно пьяноборской (чегандинской) территории. Его типологическое место в комплексе пьяноборских могильников также должно пролить дополнительный свет на проблему семантики понятий «пьяноборская общность» или «пьяноборская культура». Относительно Покровского и Бирского могильников было сказано выше: это в контексте проверки гипотезы генетической преемственности пьяноборской и мазунинской культур - наиболее оптимальные для «чистоты эксперимента» памятники.
Хронологические рамки исследования укладываются во время существования пьяноборской (чегандинской) культуры в Прикамье так, как это установлено предшествующими исследователями. Сейчас их известно три: III в. до н.э. - II в. н.э. (В.Ф. Генинг); II в. до н.э. - III в. н.э. (Б.Б. Агеев); III - II вв. до н.э. - V в. н.э. (Р.Д. Голдина).34 Но поскольку период с III по V вв. н.э. - это все таки общепризнанно - мазунинская культура35, в предлагаемой работе главным образом будут фигурировать материалы памятников, укладывающихся в хро-
нологический рамки, установленные В.Ф. Генингом и Б.Б. Агеевым, хотя часть материалов следующего хронологического отрезка также будет задействована.
Научная новизна исследования заключается в том, что впервые за историю изучения культур эпохи раннего железного века в Прикамье метод математического анализа применен ко всему погребальному материалу пьяноборской (чегандинской) культуры, включающему археологически выявленные признаки обряда и комплекс сопровождающего инвентаря. Более того, можно говорить о том, что представляемая работа имеет междисциплинарный характер: с одной стороны, она демонстрирует возможности применения методов математической статистики в археологии, с другой - раскрывает перед математиками дополнительные сферы приложения их методических разработок в области прикладной статистики.
С точки зрения традиционной археологии результаты статистического анализа известного и массового археологического материала позволяют нам по-новому представить морфологические характеристики пьяноборского погребального обряда и внести определенные коррективы в некоторые реконструкции внутренней этнокультурной истории пьяноборского населения Прикамья.
Методологической основой диссертации являются принципы историзма, объективности и системности исторического процесса. Кроме традиционных методов археологического анализа - типологизация, классификация, хронологизация исходного материала — в работе активно использовались методы математической статистики - количественные характеристики, статистический отбор и иерархия признаков, выявление статистически обусловленных связей и их обоснование.
Научно-практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы при дальнейшем изучении и реконструкции этносоциальной структуры и мировоззрения пьяноборского населения. Особенно полезны они могут быть при восстановлении основных этапов этнической истории и этногенеза современных прикамских народов. Для специалистов в области мате-
матическои статистики результаты исследования показывают цели и задачи применения статистико-математических методов в археологии и содержание компьютерных программ, требуемых для компьютеризации археологических исследований.
Апробация работы проводилась в докладах на научных конференциях: «Болгар и проблемы изучения древностей Урало-Поволжья» 100-летие А.П. Смирнова, г. Болгар; Международной научной конференции, посвященной 75-летию со дня рождения В.Ф. Генинга, г. Ижевск; XV- Уральском археологическом совещании, г. Оренбург; Научно-практической конференции «Этнические взаимодействия на Южном Урале», г. Челябинск; на региональной научно-практической конференции «Этнические взаимодействия на Южном Урале», г. Челябинск; на международной научной конференции «Исторические истоки, опыт взаимодействия народов Приуралья», г. Ижевск.
Положения, выдвигаемые на защиту:
погребальный обряд пьяноборской культуры - явление, предельно унифицированное и стандартизированное;
этнографической особенностью пьяноборского населения Прикамья является привязка ориентировки погребенных к большой реке;
социальная стратификация пьяноборского населения по погребальному обряду не представляется возможной;
ассортимент погребального инвентаря пьяноборской культуры также достаточно унифицирован и самобытен, что затрудняет его внутреннюю хронологизацию;
социальная стратификация пьяноборского населения по составу погребального инвентаря не возможна;
пьяноборская культура представляла собой единый этнокультурный массив, не имеющий внутреннего этнографического членения;
погребальный обряд пьяноборской культуры является генетической основой для погребального обряда последующей мазунинской культуры;
компьютерная программа «KLAD» представляет собой действенный инструмент для обработки и анализа массового археологического материала (погребальных памятников).
1 Спицын А.А. Древности бассейнов рек Оки и Камы //MAP. №25. СПб., 1901.
2 Шмидт А.В. Туйский всадник // Записки коллегии востоковедов АН СССР. Т.1. Л., 1925.
С.410; Он же. Археологические изыскания Башкирской экспедиции АН СССР // Приложение
к ж. «Хозяйство Башкирии», 1929, №8-9. С. 14-15.
3 Прокошев Н.А. Из материалов по изучению Ананьинской эпохи в Прикамье // СА. 1948, X.
С. 199; Бадер О.Н., Оборин В.А. Очерк работ Камской археологической экспедиции в 1955 и
1956 годах // Уч.зап. ПГУ. Т.ХИ. Вып.1, Пермь, I960, С.22 и ел.; Генинг В.Ф. Очерк этниче
ских культур Прикамья в эпоху железа // Труды Казанского филиала Академии Наук СССР.
Сер.гуман.наук 2. Казань, 1959. С. 163 - 177.
Смирнов А.П. Очерки древней и средневековой истории народов Среднего Поволжья и Прикамья // МИА. №28. 1952. С.62, 69.
5 Генинг В.Ф. История населения Удмуртского Прикамья в пьяноборскую эпоху. 4.1 // ВАУ.
Вып. 10. Свердловск-Ижевск, 1970. С.8 и ел.
6 Агеев Б.Б. Пьяноборский союз племен // Материалы по хозяйству и общественному строю
племен Южного Урала. Уфа, 1981; Он же. Проблемы общественного строя населения пьяно-
борской культуры // Вопросы древней и средневековой истории Южного Урала. Уфа, 1987;
Он же. Пьяноборская культура. Уфа, 1992. Гл.4.
7. Журавлева Г.Н. Народонаселение Среднего Прикамья в пьяноборскую эпоху // Автореф.
канд. дисс. Ижевск, 1995.
8 Иванов В.А. Вооружение и военное дело финно-угров Приуралья в эпоху раннего железа.
М.,1984.С.74исл.
'Генинг В.Ф. История населения Удмуртского Прикамья ... С.91 и ел.
10 Агеев Б.Б. К вопросу о нижней дате пьяноборской культуры // Новые материалы и иссле
дования по истории и филологии Башкирии. Уфа, 1976. С.12.
11 Иванов В.А. О времени функционирования могильников эпохи раннего железа в Приура-
лье//Древности Среднего Поволжья. Куйбышев, 1985. С.93 и ел
12 Лаптева Т.А. Эполетообразные застежки Прикамья // Типология и датировка археологиче
ских материалов Восточной Европы. Ижевск, 1995. С. 131 и ел.
13 Пшеничнюк А.Х. Караабызкая культура // АЭБ T.V, 1973. С. 235; Генинг В.Ф. Этническая
история Западного Приуралья на рубеже нашей эры. М.,1988. С.220.
14 Мажитов Н.А. Бахмутинская культура. М.,1968. С.57; Голдина Р.Д. Древняя и средневеко
вая история удмуртского народа. Ижевск, 2000. С.242.
15 Иванов В.А. О времени функционирования могильников эпохи раннего железа .... С.90 и
ел.
16 Агеев Б.Б. Пьяноборская культура....С. 104 и ел.
17 Генинг В.Ф. Узловые проблемы изучения пьяноборской культуры // ВАУ. Вып.4. Сверд
ловск, 1962. С.46 и ел.
18 Генинг В.Ф. Этническая история Западного Приуралья ...С.220.
19 Пшеничнюк А.Х. Караабызкая культура// АЭБ T.V, 1973. С. 241
20 Мажитов Н.А. Бахмутинская культура...С.59-64.
21 Останина Т.И. Население Среднего Прикамья в III -V вв. Ижевск, 1997. С. 174.
22 Голдина Р.Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа. Ижевск, 2000. С. 190,
204 и ел.
23 Агеев Б.Б. Пьяноборская культура.... Гл.1.
24 Голдина Р.Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа... С.212-223.
25 Смирнов Ю.А. Лабиринт. Морфология преднамеренного погребения. М., Восточная лите
ратура 1997. С. 7-12.
26 Там. же С. 12 и ел.
"Там же. С. 13.
28 Агеев Б.Б., Мажитов Н.А. III Кушулевский могильник пьяноборской культуры // Археологические работы в низовьях Белой. Уфа, 1986; Агеев Б.Б., Мажитов Н.А. Новый паматник пьяноборской культуры в Башкирии. Уфа, 1985. Васюткин СМ. Исследование пьяноборских могильников в западной Башкирии.// Приуралье в эпоху бронзы и раннего железа. Уфа, 1982; Васюткин СМ., Калинин В.К. Ново-Сасыкульский могильник // Археологические работы в низовьях Белой. Уфа, 1982;
Генинг В.Ф. История населения Удмуртского Прикамья в пьяноборскую эпоху (археологические памятники Чегандинской культуры III в. до н. э. - II в. н. э.) // ВАУ, Вып 11. Ижевск-Свердловск,1971.; Казаков Е.П., Старостин П.Н., Халиков А.Х. Деуковский II могильник. // Отчеты Нижнекамской археологической экспедиции.М., 1972. Вып. 1 Лещинская Н.А. Ош-кинский могильник - памятник пьяноборской эпохи на Вятке.- Ижевск.: Издательский дом «Удмуртский университет». Вып.2, 2000; Мажитов Н.А., Пшеничнюк А.Х. Камышлы-Тамакский могильник // Археология и этнография Башкирии. Уфа, 1968. Т. 3. Пшеничнюк А.Х. Памятники ананьинской и пьяноборской культур в низовьях р. Белой. // Археологические работы в низовьях Белой. Уфа, 1986;
Пшеничнюк А.Х. Юлдашевский могильник. // Археологические работы в низовьях Белой. Уфа, 1986; Старостин П.Н. Первый Меллятамакский могильник. // Древности Икско- Вельского междуречья. Казань, 1978.(Отчеты нижнекамской археологической экспедиции ИА АН СССР). Вып. 2. Работы татарского отряда. 29Голдина Р.Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа...С.226.
30 Генинг В.Ф. История населения Удмуртского Прикамья ...4.1. С. 12.
31 Агеев Б.Б. Пьяноборская культура ... С.83, рис.15.
32 Голдина Р.Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа...С210.
33Тамже.С242.
34 Генинг В.Ф. История населения Удмуртского Прикамья ...4.1. С.88-93; Агеев Б.Б. Пьяно
борская культура... С79; Голдина Р.Д. Древняя и средневековая история удмуртского наро
да...С. 226.
35 Останина Т.И. Население Среднего Прикамья в III - V вв...
Итоги и перспективы применения статистических методов анализа в археологии Приуралья
Вторая половина XX столетия - это было время, когда в российской археологии появилось и стало развиваться новое методическое направление -статистический метод обработки массового археологического материала. Инициатива его разработки и применения принадлежала самим же археологам, столкнувшимся с определенными трудностями при обработке массового и достаточно однотипного археологического материала.
Прежде всего, это касалось керамики и такой многочисленной категории археологических артефактов, как бусы. Поэтому первые методические разработки, в которых отрабатывался сам метод, касались именно этих материалов. Первоначально суть метода заключалась в создании формализованной базы морфологических признаков археологических объектов и их кодировки с целью унификации описания и сравнительно-типологического анализа сравниваемых объектов. Именно в таком ключе были написаны работы основоположников применения статистических методов в археологических исследованиях: В.Б. Ковалевской, Б.И. Маршака, В.Ф. Генинга и др. Основаны они были на сравнительно простых формулах, рассчитанных на ручную (с помощью калькулятора) обработку.
Одновременно разрабатывались методика использования статистических данных для сравнительно-типологического анализа археологических памятников и целых культур (И.С. Каменецкий, Б.И. Маршак, ЯЛ. Шер)2 и метод датирования археологических объектов на основании значения коэффициента сопряженности (взаимовстречаемости) типов вещей внутри погребальных комплексов (ГЛ. Федоров-Давыдов). Суть последнего, заключается в вычислении степени связи между различными типами вещей, встречающихся в одном и том же погребении. Наличие такой связи свидетельствует о том, что эти типы в данном погребении встретились не случайно, а значение коэффициента связи (коэффициента сопряженности) указывает, насколько встреча этих двух предметов закономерна для рассматриваемой группы памятников.3 В результате Г.А. Федорову-Давыдову удалось разработать надежную хронологию кочевнических древностей X - XIV вв., работающую и по сей день.
Предложенный Г.А. Федоровым-Давыдовым метод был успешно применен исследователями для разработки хронологии средневековых памятников Среднего Поволжья и Прикамья. Так, Р.Д. Голдина с его помощью разработала хронологическую шкалу ломоватовских могильников, разделив их на три хронологических группы в пределах VII - IX вв.4 Эта шкала также остается репер-ной для всех прикамско-приуральских древностей этого периода.
Аналогичным образом В.И. Вихляев установил хронологию средневековых мордовских могильников II - VII вв. В своей работе автор разработал типологию и классификацию основных категорий вещей и погребального обряда мордовских могильников, совместив результаты подсчета коэффициента взаи-мовстречающихся вещей и признаков погребального обряда и обосновал их хронологию по формулам предложенным Г.А. Федоровым-Давыдовым.5
Методику статистической характеристики и сравнительного анализа погребального обряда на материале алакульских памятников Южного Зауралья разработали В.Ф. Генинг и В.А. Борзунов. Исследователи очень четко сформулировали представляющуюся универсальной задачу этого метода - определение единых принципов подхода к учету и анализу материала - и выделили его основные принципы, которые также могут быть использованы при анализе материалов других археологических культур: суммарная характеристика могильника или группы могильников; сравнительный анализ погребального обряда группы могильников для определения степени их сходства или различия; внутригрупповой анализ признаков обряда по степени их распространенности - территориальной или количественной.6 В конце 70-х - 80-е гг. начинается активная работа по внедрению статистических методов анализа археологического материала в южноуральскую археологию Кандидатская диссертация В.А. Иванова, защищенная в 1978 г. и посвященная анализу материала памятников ананьинского времени в бассейне р. Белой, целиком построена на результатах статистического анализа. Причем здесь автор предпринимает попытку синтеза методов, разработанных разными исследователями: керамический материал автор обработал в соответствии с «Программой...», разработанной В.Ф. Генингом, а сравнение керамических комплексов с поселений произвел по методу И.С. Каменецкого, Б.И. Маршака и Я.А. Шера. В результате автору удалось на статистически выверенном материале показать отсутствие генетической преемственности между керамикой курмантауской и караабызской культур в бассейне р. Белой и, напротив, наличие таковой между караабызскими и раннеананьинскими керамическими комплексами Нижней Камы и Средней Волги. На основании чего В.А. Иванов делает вывод о формировании караабызской культуры в бассейне р. Белой в результате продвижения сюда нижнекамских и средневолжских ананьинцев.8 Затем метод статистически обусловленной взаимовстречаемости типов вещей был применен В.А. Ивановым для определения хронологии пьянобор-ских и караабызских могильников в Приуралье. Исследователю удалось выделить внутри караабызского и пьяноборского вещевых комплексов, соответственно, три и восемь групп устойчиво встречающихся типов. Причем, выяснилось, что караабызский комплекс состоит из вещей, имеющих многочисленные датированные аналогии в памятниках IV - II вв. до н.э. и I - III вв. н.э., тогда как пьяноборский комплекс таких аналогий вообще не обнаруживает. На этом основании автор приходит к выводу о том, что единственным более или менее надежным хронологическим репером для пьяноборской культуры являются ожерелья из импортных античных бус, большая часть которых датируется I - III вв. н.э.9
Этот же метод В.А. Иванов, совместно с В.А. Кригером, применили и для хронологизации средневековых кочевнических памятников Южного Приура-лья. В результате чего эти памятники исследователям удалось разделить на три хронологических группы: домонгольские (XII - начало XIII вв.), золотоордын-ские языческие (конец XIII - первая треть XIV вв.) и золотоордынские мусульманские (середина XIV - начало XV вв.)10
К концу 80-х гг. относится начало внедрения компьютерных технологий в анализ археологического материала Южного Урала. В 1988 г. выходит совместная работа И.К. Бакирова, В.П. Евдокимовой, В.А. Иванова «Опыт статистического анализа археологического материала VII - IX вв. н.э. Южного Урала и Приуралья», в которой авторы дают развернутую программу уже компьютерной обработки массового археологического материала (в их случае - погребального обряда могильников кушнаренковско-караякуповской, ломоватовско-поломской, раннеболгарской и древнетюркской культур).
Статистическая характеристика погребального обряда пьяноборской (чегандинской) культуры
По определению этнологии, обряд - это действо, имеющее регламента- цию, связанное с важнейшими событиями социальной, семейной и духовной жизни этноса1. Та же этнология совершенно определенно показывает, что все основные этапы человеческой жизни, начиная от рождения и до ухода в «иной мир», сопровождаются обрядами, из которых именно погребальная обрядность имеет наиболее выразительное археологическое проявление. Обусловлено это тем, что погребение умершего сопряжено с совершением серии механических действий по сооружению и обустройству могилы, размещению в ней умершего и сопутствующих ему предметов, возведению надмогильного сооружения, которые, в свою очередь, фиксируются в пространственно-временной координате и становятся объектом археологического изучения. «Термин «погребение» обычно определяется как место, где погребают (захоранивают, зарывают в землю) мертвых. Чтобы доказать в ходе раскопок, что имело место погребение, необходимо привести доказательства того, что труп был не брошен, но положен намеренно в такое место - яму или естественное углубление - где он был защищен, т.е. намеренно покрыт камнями или отложениями».2
Погребальный обряд, представляя собой неотъемлемую часть археологической культуры, в этноисторических реконструкциях играет особую, определяющую роль. Обусловлено это тем, что погребальный обряд, по своему характеру явление всеобщее, присущее каждому этносу на всех этапах его существования, а потому сопутствующее ему во всех его перемещениях, как в пространстве, так и во времени. Кроме того, будучи категорией надстроечной, погребальный обряд, в отличие, например, от категорий материальной культуры, характеризуется консерватизмом и стабильностью. Это последнее качество делает погребальный обряд, в первую очередь - языческий, ценнейшим источником при изучении и реконструкции этнических процессов в том или ином регионе.
Определяется это тем, что, во-первых, как составная часть археологической культуры, он всегда находит материальное проявление в конкретных археологических памятниках; во-вторых, как категория духовной культуры, погребальный обряд в совокупности своих признаков представляет собой сложное, зачастую громоздкое и всегда - уникальное явление; наконец, будучи категорией надстроечной, т. е. зависимой от конкретных форм и условий бытия данного этноса, погребальный обряд в пространстве перемещается только вместе с носителем данного этноса и/или при его посредстве.3
Поскольку предметом нашего исследования является погребальный обряд пьяноборской (чегандинской) культуры Прикамья и Приуралья как конкретная категория конкретной археологической культуры, задача настоящей главы — дать исчерпывающую и статистически обоснованную его морфологическую характеристику. Последняя, по нашему представлению, состоит из следующих компонентов:
Первый: суммарная характеристика погребального обряда рассматриваемой культуры, позволяющая составить представление о пьяноборском (чеган-динском) обряде, как едином этнокультурном явлении;
Второй: вместе с тем, в этом своем качестве погребальный обряд представляет собой совокупность п-го количества отдельных погребений, разбросанных по отдельным могильникам, удаленным друг от друга в пространстве и во времени (вне всякого сомнения, могильники возникали и существовали не единовременно: какие-то возникали и прекращали свое функционирование раньше, какие-то - позже) и имеющие разную степень изученности. Поэтому вторая задача данной главы - выяснить степень унификации погребального обряда для пьяноборского населения Прикамья на современной стадии его изучения. То есть, установить статистически обоснованную степень типологического сходства и различия имеющихся в распоряжении современной археологии пья-ноборских могильников.
Источниковой базой исследования, как уже указывалось выше, являются 2250 погребений, представленные в 15-ти могильниках. Причем, здесь требуется некоторое пояснение. В научных отчетах и публикациях объем могильника, как правило, оценивается в таких таксономических единицах, как «погребение», отражающее, результат процесса захоронения (место захоронения, «могила», «погребальный комплекс», «погребальный памятник»).4 По определению Ю.А. Смирнова, внутреннюю структуру погребального комплекса образуют собственно останки погребенного, а внешнюю - погребальное сооружение или вмещающий объем, специально созданный для размещения останков умершего.5 То есть, в одном погребении (вмещающем объеме) могут находиться несколько останков погребенного (захоронений). Следовательно, количество «погребений» и захоронений на одном могильнике могут не совпадать: первых может быть меньше, чем вторых. Это обстоятельство нашло свое отражение в количественных данных по каждому из использованных в настоящей работе памятников, приведенных в табл.1.
Нуждаются также в пояснении количественные данные по Бирскому и Покровскому могильникам - памятникам мазунинской культуры. Их материалы использованы в настоящей работе, в контексте бытующей в настоящее время концепции о мазунинской культуре, как о заключительной стадии пьянобор-ской культуры. То есть, материал указанных памятников позволяет нам проследить нам динамику пьяноборского погребального обряда и внести дополнительную ясность в концепцию генетической преемственности пьяноборской и мазунинской культур. Для сравнительно-типологического анализа были отобраны данные по 69 ранним (мазунинским) погребениям Бирского могильника и 130 захоронениям Покровского могильника (35% всего объема могильника). В общей сложности - 199 погребений мазунинской культуры, по которым можно проследить на соответствующих статистических данных характер и степень генетического родства пьяноборского и мазунинского погребальных обрядов.
Суммарная характеристика погребального обряда пьяноборской (чеган-динской) культуры дается по 43 признакам, объединенным в 11 категорий. Категории эти следующие: 1 - топография могильника на местности; 2 - топография относительно ближайшего пьяноборского поселения; 3 - планиграфия могильника; 4 - конструкция могильной ямы (в данном случае это её очертания, как они фиксируются исследователями); 5 - внутренние конструкции могильной ямы; б - поза погребенного; 7 - ориентировка погребенного по азимуту; 8 — ориентировка погребенного относительно реки; 9 - фиксируемые детали ритуала; 10 - наличие или отсутствие керамики в пофебении; 11 - наличие в могиле поясного набора. (Приложение, табл.1).
Статистическая характеристика вещевого комплекса пьяноборской (чегандинской) культуры
Статистический анализ вещевого комплекса пьяноборской культуры позволит решить несколько задач. Во-первых, дать общую характеристику ассортимента погребального инвентаря с выделением тех категорий и типов артефактов, которые являются типичными для имеющейся базы данных. Во-вторых, выявить статистически обусловленные сочетания артефактов, обнаруживающих между собой условную связь, свидетельствующую, с одной стороны, о синхронности бытования тех или иных вещей, а с другой указывающую на этнографические особенности как культуры в целом, так и отдельных локальных групп могильников или просто отдельных могильников.
Суммарная характеристика вещевого комплекса пьяноборской (чегандинской) культуры дается по 99 признаку, разбитому на следующие категории (или группы), выделенные в своё время Б.Б. Агеевым1: 1 - украшения и принадлежности костюма, куда входят украшения головного убора - височные подвески; ожерелья из бус и отдельные бусы (импортные, южного производства: египетские, сирийские, причерноморские); бронзовые шейные подвески; гривны; нагрудные бляхи-застежки; застежки-фибулы и застежки-сюльгамы; пронизки; обоймицы; перстни; браслеты; украшения и принадлежности пояса эполетообразные застежки; детали поясной гарнитуры (пряжки, накладки). 2 - вооружение и конское снаряжение , костяные, бронзовые и железные наконечники стрел, колчанные крючки, мечи, кинжалы и наконечники ножен, наконечники копий, металлические удила. 3 - орудия труда: ножи, точила-оселки, шилья, пряслица, костяные проколки, костяные лопаточки рыболовные крючки. Типология погребального инвентаря пьяноборской культуры была разработана В.Ф. Генингом на материале могильника Чеганда II и дополнена Б.Б. Агеевым на материале пьяноборских могильников Башкирского Приура-лья . Это освобождает нас от необходимости разрабатывать новую типологию и в дальнейшем мы будем пользоваться теми признаками артефактов, которые были предложены Б.Б. Агеевым в его упомянутой работе.
Бусы в виде ожерелий, низок или отдельных бусин обнаружены в 27,8% пьяноборских погребений (621 погребения). Из них чаще всего встречаются ожерелья, состоящие из нескольких десятков цветных стеклянных и каменных бусин различных форм (30,4% всех погребений с бусами) и низки, содержащие не более 10-ти бусин (33,8%).
Особую группу бус составляют бусы южного производства: большие глазчатые темно-синего цвета, удлиненные с разноцветным полосатым фестончатым орнаментом, скульптурные бусы из бирюзового и фиолетового египетского фаянса (найдены в 56 погребениях - погр.о2 Чеганда II могильника и погребениях Ново-Сасыкульского могильника). Чаще всего встречается ребристая бусина (Рис.9,/), но известны также фигурки львов, лежащих на постаменте, лягушек, жуков-скарабеев, гениталии, виноградная гроздь, спаренных цилиндров (Рис.9,/). По данным исследователей Ново-Сасыкульского могильника, бусины в погребениях встречаются по 1-2 экземпляра и только в погр.122 было найдено ожерелье, состоящее из 43 глазчатых бусин синего цвета3.
Характерно, что скульптурные бусы в типологию Б.Б. Агеева не вошли. Очевидно, это объясняется тем обстоятельством, что автор разрабатывал свою типологию этого вида украшений по материалам Камышлытамакского, III-Кушулевского и Юлдашевского могильников,4 в которых скульптурные бусы не найдены.
Перстни обнаружены в 3,5% пьяноборских погребений. Типы их весьма разнообразны (по форме щитков Б.Б. Агеев выделил 15 типов перстней),5 среди которых абсолютно преобладают перстни с круглыми плоскими щитками (26,6% всех известных перстней) и круглопроволочные перстни с заходящими друг на друга концами (17,3%) (Рис.9,2). Опять-таки - заслуживающая внимания деталь: погребения с перстнями встречены в 10-ти пьяноборских могильниках - 1-Уяндыкском, Юлдашевском, Чеганда II, Камышлытамакском, Ош-кинском, Ныргындинском I, Ш-Кушулевском, Урманаевском, Ново-Сасыкульском и Бирском - но абсолютное их большинство локализуется в Но-во-Сасыкульском (47,5% всех погребений с перстнями), Ш-Кушулевском (12,5%) и Юлдашевском (11,2%).
Браслеты найдены в 4,7% погребений (106 погребений). По материалу изготовления они бывают железные или медные; по форме - делятся на одно-или многовитковые, изготовленные из круглого в сечении дрота или толстой проволоки (Рис.9,5). В погребении встречаются, как правило, по одному браслету. Браслеты найдены в вещевых комплексах Юлдашевского, Чеганда И, Ныргындинского I и II, Камышлытамакского, Ошкинского, Ш-Кушулевского, Урманаевского, Деуковского II, Ново-Сасыкульского, Бирского и Покровского могильников, но абсолютное большинство погребений с браслетами сосредоточены в Ново-Сасыкульском и Покровском могильниках (33,9% и 30,8% соответственно). На третьем месте по количеству погребений с браслетами стоит Бирский могильник - 16,9% всех погребений с браслетами.
Сочетание перстень + браслет - достаточно редкое (22,5% всех погребений с перстнями). Причем половина из них обнаружена в Ново-Сасыкульском могильнике.
Гривны обнаружены в 4% пьяноборских погребений. Б.Б. Агеев, классифицируя эту категорию пьяноборских украшений, за основу типологии взял конструкцию замков. В результате им были выделены 10 типов гривен, различающиеся между собой оформлением концов6. Однако, при такой детальной типологии гривны, даже зрительно различающиеся между собой, оказывались отнесенными к одному типу. Например, по Б.Б. Агееву, тип 4 составляют три гривны круглого сечения или спиральновитые, но со змеевидным замком7. Ес-ли учесть, что замок гривны - деталь, не играющая декоративной роли, нам представляется целесообразным классифицировать гривны по их сечению: круглые гладкие, спиральновитые и плоские пластинчатые (Рис.9,5).
Гривны первого типа встречаются чаще всего (2,3% погребений); второго - значительно реже (1,3%) и третьего - единичные (0,4% погребений или 9 экз. всего). Следует отметить, что гривны не были широко распространены среди пьяноборского населения. Эта группа украшений представлена в комплексах только семи могильников: Ш-Кушулевский, Чеганда II, Ныргындин-ский И, Ошкинский, Ново-Сасыкульский, Бирский и Покровский. Из них спиральновитые гривны известны в погребениях Чеганда И, Ныргындинского II, Ново-Сасыкульского и Покровского могильников; пластинчатые - в погребениях Чеганда И, Ныргындинского II и Ново-Сасыкульского могильников.
