Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. ОСНОВНЫЕ ИСТОЧНИКИ И ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ИСТОРИИ ТИБЕТСКОГО БУДДИЗМА в ПЕКИНЕ 12—39
1. Источники и их изучение 12
2. Памятники тибетской буддийской историографии и их изучение 21
3. Краткий обзор изучения истории тибетского буддизма в Пекине 30
Глава 2. ЛАМАИСТСКИЕ ХРАМЫ И ДУХОВЕНСТВО ПЕКИНА 40—151
1. Тибетский буддизм: возникновение и экспансия 40
2. Пекинские храмы 57
3. Пекинские ламы 96
4. Приезды тибетских и монгольских лам в Пекин 127
Глава 3. ТИБЕТСКИЙ БУДДИЗМ в ИМПЕРИИ ЦИН И ЖИЗНИ МАНЬЧЖУРСКОГО ИМПЕРАТОРСКОГО ДОМА 152—239
1. Покровительство буддизму императоров и высших аристократов 152
2. Почитание маньчжурских императоров как воплощений бодхисаттвы Манджушри 176
3. Принц Юньли и тибетский буддизм 199
4. "Рассуждение о ламах" ("Лама шо") императора Цяньлуна 224
Глава 4. КНИГОПЕЧАТАНИЕ И ИЗГОТОВЛЕНИЕ ПРЕДМЕТОВ ЛАМАИСТСКОГО КУЛЬТА В ПЕКИНЕ 240—304
1. Пекинские издания буддийского канона на тибетском, монгольском и маньчжурском языках 240
2. Пекинские издания буддийских книг и сборников 266
3. Изготовление предметов культа 293
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 305
ЦИТИРОВАННЫЕ источники и ЛИТЕРАТУРА 311
СПИСОК ТИБЕТСКИХ ИМЕН, НАЗВАНИЙ И ТЕРМИНОВ 335
Список КИТАЙСКИХ и японских ИМЕН, НАЗВАНИЙ И ТЕРМИНОВ 344
- Памятники тибетской буддийской историографии и их изучение
- Покровительство буддизму императоров и высших аристократов
- Пекинские издания буддийского канона на тибетском, монгольском и маньчжурском языках
Введение к работе
Представленная диссертация посвящена исследованию сложного и уникального исторического феномена, который возник в XVII в. в результате маньчжурского завоевания Китая и интенсивных культурных контактов между народами, населявшими империю Цин. Этот исторический феномен заключался в том, что китайский город Пекин, административная столица империи Цин, стал одновременно крупнейшим центром развития, распространения и организации тибетского буддизма (ламаизма).
Диссертация является комплексным исследованием, для осуществления которого привлечены письменные источники на разных языках: тибетском, монгольском, отчасти китайском и маньчжурском — от канонических буддийских сутр до многоязычных словарей и официальных документов XVII — начала XX в.
Именно в период правления династии Цин проявились многие тенденции исторического развития как собственно Китая, так и соседних народов. Эти тенденции часто уходят корнями в глубокую древность, и поэтому хронологические рамки исследования не ограничены указанным периодом. Для понимания многих фактов религиозной жизни Пекина XVII — начала XX в. необходимо обращаться к прецедентам политической истории, к фактам культурной жизни китайцев, монголов и тибетцев, а также к аспектам буддийского мировоззрения, которое, в свою очередь, происходит из древней Индии. Превращение Пекина в центр тибетского буддизма стало возможным благодаря сочетанию многих факторов, которые рассмотрены в работе.
Приоритетное значение северного геополитического вектора развития Китая на протяжении тысячелетий, обусловило, в том числе, и превращение Пекина (кит. Бэйцзин — "Северная столица") в политический и культурный центр Китая. Еще у древних китайцев возникло представление о
Китае как о Срединном государстве (Чжун го), окруженном "варварами четырех сторон света". Но только последняя китайская империя Цин (1644—1911), которая была создана маньчжурами, сумела установить эффективный контроль над территориями к северу от Великой китайской стены.
Однако отношения между китайцами и соседними народами не сводились только к войнам: это был своеобразный симбиоз двух моделей существования. Кочевники-"варвары" получали из Китая не только необходимые для жизни кочевников продукты ремесленного производства, но и сами активно усваивали китайскую культуру, начиная с языка и представлений о мироустройстве. На протяжении многих веков некитайские народы (кидани, чжурчжэни, тангуты, монголы) сами создавали государства по китайскому образцу.
Район Пекина был населен китайцами еще в незапамятные времена. В 1-ом тысячелетии до н.э. здесь возник город Цзи, столица государства Янь (отсюда древнее название города — Яньцзин). Судьбоносным для будущего Пекина стал 937 г., когда город стал южной столицей (кит. Наньцзин) киданьского государства Ляо. В город 1153 г. стал центральной столицей (кит. Чжунду) чжурчжэньского государства Цзинь.
В 1215 г. город был взят монгольскими войсками, а в 1267 г. Хубилай, монгольский хан и основатель династии Юань, решил построить на этом месте свою главную столицу — Даду (кит. "Великая столица"). Эта столица юаньских императоров прославилась на весь мир под названием Ханба-лык (монг. "Ханский город"). В 1368 г. монгольская династия Юань была свергнута, и ее последний император Тогон-Тэмур (Шуньди) покинул Даду. "Плач" Тогон-Тэмура по оставляемой столице является одним из наиболее выдающихся памятников древней монгольской литературы.
Маньчжуры заняли Пекин летом 1644 г. У династии Цин были три столичных города, два из которых находились к северу от Великой китай-
ской стены: Мукден на территории Маньчжурии, Пекин — на территории собственно Китая, и Чэндэ — на территории Монголии. Этот факт не был случайностью, а символизировал власть династии Цин над этими странами. Нигде в других частях империи идеология и вкусы маньчжурской династии не нашли столь яркого выражения, как в столичным городах. Пекин, как главная столица, отразил подъем и упадок империи Цин, причем период ее наивысшего могущества в XVII—XVIII вв. был одновременно и периодом небывалого расцвета тибетского буддизма.
Тибетский буддизм пришел в Пекин (тогда столичный город Даду монгольской династии Юань) в XIII в., и существует там и поныне. Многие важнейшие для истории тибетского буддизма события произошли именно в Пекине. Так, там было осуществлено первое издание и не менее пяти переизданий громадного по объему (333 тома) буддийского канона на тибетском языке, существовавшего до того времени лишь в единичных рукописных списках. Редактирование, перевод большей части и издание канона на монгольском языке были выполнены только в Пекине, где было сосредоточено почти все книгопечатание на монгольском языке. В XVIII в. был создан заново буддийский канон на маньчжурском языке, оформленный в тибетском стиле. Собрания сочинений тибетских и монгольских буддийских авторов, а также отдельные книги (часто многотомные) печатались и переписывались в Пекине в огромных количествах. Расцвет буддийской книжности в Пекине стал могучим стимулом для развития монгольского, маньчжурского и тибетского языков, традиционной учености и религиозного искусства.
При династии Цин строительство в Пекине ламаистских храмов и изготовление предметов культа приобрели небывалый размах. Большая часть из дошедших до нашего времени бронзовых ламаистских скульптур и икон, в том числе находящихся в крупнейших музеях мира, включая Государственный Эрмитаж, были изготовлены в мастерских Пекина.
Именно из Пекина книги на монгольском и тибетском языках и предметы ламаистского культа расходились в огромных количествах по всей империи Цин и попадали в сопредельные страны, в том числе и в Россию, где часто служили образцами для последующего воспроизводства местными печатниками и мастерами.
Изучение истории тибетского буддизма в Пекине затрудняется недостатком источников, их фрагментарностью и недостаточной информативностью в интересующем нас плане. Кроме того, эти источники написаны на разных языках. Надо учитывать тот факт, что многие ламаистские реалии пекинской жизни были утрачены и забыты уже к началу XX в. Отражающая их лексика была также забыта и не может быть восстановлена с помощью современных словарей. Поэтому для правильного понимания источников диссертант был вынужден проделать, прежде всего, большую лингвистическую работу по сопоставлению книг и документов на разных языках и изучению многоязычных лексикографических пособий XVIII— XIX вв.
Уникальные письменные источники на тибетском, монгольском и маньчжурском языках, привезенные из Пекина, хранятся ныне в библиотеке Санкт-Петербургского государственного университета и в фондах Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН. Эти книжные богатства были привезены в Петербург на протяжении XIX в. из Пекина стараниями ряда выдающихся отечественных востоковедов, прежде всего, О.М. Ковалевского и академика В.П. Васильева. В процессе изучения темы диссертант составил полный описательный систематический каталог монгольской коллекции СПбГУ (опубликован в Токио, Япония в 1999—2000 г. и переиздан там же в 2001 г.) и принял активное участие в составлении компьютерного каталога тибетского фонда СПбФ ИВ РАН (издан в виде CD-ROM диска в Нью-Йорке, США). Именно рукописи и ксилографы на тибетском, монгольском и маньчжурском языках, храня-
щиеся в научных библиотеках Санкт-Петербурга, стали основной источ-никовой базой настоящей диссертации.
В работе впервые введено в научный оборот уникальное собрание монгольских рукописей принца Юньли (1697—1738), который являлся одновременно одним из крупных маньчжурских государственных деятелей и выдающимся знатоком тибетского буддизма и его литературы. Эти книги, ныне хранящиеся в библиотеке восточного факультета СПбГУ, привез из Пекина в середине XIX в. академик В.П. Васильев. Свою работу над этой коллекцией диссертант обобщил в книге на английском языке "Принц Юньли — маньчжурский политический деятель и тибетский буддист" (опубликована в Токио в 1997 г.).
Немало сведений о тибетском буддизме в Пекине и его деятелях удалось собрать из имеющихся в тибетском фонде СПбФ ИВ РАН пекинских ксилографов на тибетском языке, а также из биографий и автобиографий тибетских лам, посещавших Пекин с различными целями. Поиски необходимых сведений потребовали от диссертанта многих лет работы и ознакомления с тысячами печатных и рукописных книг на тибетском и монгольском языках. Привлечение этих материалов дало возможность исправить многие неточности, попавшие в работы предшественников и современных авторов. Диссертация отчасти является и научным анализом и обобщением собирательской работы основоположников отечественных монголоведения и тибетологии (не по вине которых это обобщение опоздало почти на сто лет).
Диссертант имел возможность в 1988 и 1990 гг. лично посетить Пекин и посетить сохранившиеся ламаистские храмы. Собранные в КНР материалы были использованы в работе. Работа в крупнейших библиотеках буддийской и востоковедной литературы Японии в 1996—1997 гг. и последующие годы позволила диссертанту ознакомиться практически со всеми работами по теме диссертации на европейских, китайском и япон-
ском языках. Диссертант имел возможность получить консультации у лучших мировых специалистов по истории Тибета и буддизма, а также апробировать содержащиеся в работе выводы и положения на наиболее представительных и престижных международных конференциях и семинарах.
Поскольку Пекин являлся императорской резиденцией, то немало места в работе уделено рассмотрению вопросов, связанных с отношением маньчжурских императоров к тибетскому буддизму. Это потребовало рассмотрения политики предшествующих династий Юань и Мин по отношению к тибетскому буддизму. Вопросы, связанные непосредственно с политикой маньчжуров по отношению к Тибету и Монголии, рассмотрены в диссертации лишь в той степени, в которой эта политика отражалась на религиозной жизни Пекина тех времен.
Исходя из специфики объекта исследования и характера имеющихся источников, диссертант поставил перед собой следующие главные задачи:
выявить исторические и идеологические предпосылки и причины превращения Пекина в центр тибетского буддизма при династии Цин;
восстановить, насколько позволяют это сделать имеющиеся источники, историю становления и функционирования учреждений тибетского буддизма в Пекине;
выявить и проанализировать законодательные основания существования тибетских храмов и деятельности лам в Пекине при династии Цин;
исследовать структуру ламаистской иерархии Пекина;
выяснить связи Пекина с основным ареалом тибетского буддизма (Монголия, Тибет);
исследовать историю печатания буддийской литературы на тибетском, монгольском и маньчжурском языках.
Некоторые частные вопросы, связанные с историей тибетского буддизма в Пекине, рассмотрены в отечественной и зарубежной науке доста-
точно подробно (например, визиты в Пекин пятого далай-ламы в 1652— 1653 гг. и третьего панчен-ламы в 1780 г.). Поэтому, стремясь избежать повторов, диссертант счел возможным более подробно остановиться на малоизученных и спорных вопросах. И вместе с тем — изложить целостную картину крупнейшего и в своем роде уникального явления в духовной и политической жизни Китая, оказавшего огромное влияние на культуру народов Центральной Азии.
Памятники тибетской буддийской историографии и их изучение
Наиболее информативными источниками являются биографии тибетских и монгольских лам, которые проживали в Пекине постоянно или посещали его с различными целями. Разумеется, эти биографии принадлежат к специфическому жанру, поскольку они имеют своей целью сохранить в истории и донести до читателя идеал буддийской личности. Как писал о пекинских ламах академик В.П. Васильев, "У меня остался в Китае короткий знакомый, Ачжа-Хутукту, толстый, неуклюжий, невежественный; я видал часто другого знаменитого ламу, Чжанчжа-Хутукту; [...] но смело могу уверить, что когда ламы будут писать биографии всех этих лиц, они представят их образцом глубокой учености, чистой нравственности, даже припишут им тысячу небывалых чудес" [Васильев, 1855. С. 18]. Заметим, что несмотря на неизбежную идеализацию, которой требовали законы жанра, далеко не все высшие ламы были непременно невежественны. В Пекине проживало немало лам действительно образованных, хорошо знавших несколько языков, о чем свидетельствуют их труды.
Самыми важными и информативными источниками являются биографии трех сменявших друг друга с конца XVII до середины XIX вв. Джанджа-хутухт, которые имели постоянное местожительство в Пекине. Биография первого (пекинского) Джанджа-хутухты, Агван-Чойдана (1642—1714), которая называется "Жемчужные четки", сохранилась в монгольском переводе [Uspensky, 2001. С. 268, № 210]. Она написана на основе его более краткой автобиографии, которая входит во второй том его собрания сочинений [Uspensky, 2001. С. 89, № 132 23 ]. Эта биография является наиболее изученной. В 1967 г. западногерманский монголовед К. Загастер опубликовал факсимиле текста и немецкий перевод, снабженный многочисленными примечаниями и указателями [Sagaster, 1967]. Во введении (с. 84—139) содержится очерк деятельности этого Джанджа-хутухты вместе с обзором исторических событий, которые привели к его возвышению в качестве столичного ламаистского иерарха.
Второй (пекинский) Джанджа-хутухта, Ролби-Дорджэ (1717—1786), он же Ешэй-Джалцан, является наиболее знаменитым представителем этой духовной династии. О нем упоминают все книги и статьи, которые касаются не только истории тибетского буддизма, но также буддийского искусства и архитектуры. Существуют две его большие биографии и несколько мелких, которые встречаются в качестве глав тибетских сочинений по истории буддизма.
Первую биографию, называемую "Солнечный свет", сразу же после его смерти написал его брат-лама, Агван-Тубтэн-Ванчуг. Эта биография была переведена на монгольский язык, и оба текста были напечатаны ксилографически в Пекине [Востриков, 1962. С. 211; Uspensky, 2001. С. 269, № 211]. В 1976 г. немецкий ученый Г.-Р. Кэмпфе опубликовал факсимиле тибетского и монгольского текстов, а во вводной части кратко изложил содержание сочинения, сделав отсылки к соответствующим разделам и страницам обоих текстов [Kampfe, 1976]. Эта публикация текста, так же как и введение к нему, являются расширенным вариантом диссертации, которую Кэмпфэ защитил в Боннском университете в 1974 г. [Kampfe, 1974].
Вторую биографию Ролби-Дорджэ, в двух томах, кратко называемую "Украшение учения школы Гелугпа" написал его ученик, Туган-хутухта Лобсан-Чойджи-Нима (1737—1802). Она открывает собрание сочинений Туган-хутухты [Востриков, 1962. С. 211]. Эта биография очень подробна, содержит много сведений личного и легендарного характера. Диссертант обнаружил в библиотеке Санкт-Петербургского университета уникальную рукопись — монгольский перевод этой биографии, который существенно облегчает понимание тибетского оригинала [Uspensky, 2001. С. 269, № 212]. В 1988 г. перевод этой биографии на китайский язык был опубликован в КНР. В настоящее время этот китайский перевод является едва ли не главным источником относительно отношений императора Цяньлуна с тибетскими ламами и тибетским буддизмом вообще для историков-китаистов [Rawski, 2003, С. 13—14].
Биография третьего (пекинского) Джанджа-хутухты Ешэй-Данби-Джалцана (1787—1846) содержится в объемистом сочинении на монгольском языке "Драгоценные четки". Это сочинение было издано ксилографически в Пекине [Uspensky, 2001. С. 269, № 213]. Оно давно привлекло интерес исследователей, поскольку в нем содержатся биографии всех предшествующих Джанджа-хутухт, имеется очерк истории Монголии и Китая и много других интересных сведений. В частности, там имеется описание Пекина, которое было переведено немецким православным монголоведом В. Ункригом [Unkrig, 1934]. Что касается страниц сочинения, непосредственно посвященных третьему Джанджа-хутухте, то их факсимиле было опубликовано Кэмпфе в двух статьях, вместе с кратким изложением их содержания [Kampfe, 1976—1977].
Сохранилась любопытная биография учителя Ролби-Дорджи, Галдан-ширэту-хутухты Лобсан-Данби-Нимы (1689—1772). По просьбе одного монгольского князя, ее написал седьмой далай-лама, а монгольский перевод был опубликован ксилографически в Пекине [Uspensky, 2001. С. 268, № 209]. Написание и издание прижизненной биографии любого ламы было явлением исключительным. В. Хайссиг сделал вывод, что Галдан-ширэту-хутухта умер в 1746 г., поскольку именно этим годом завершается повествование [Heissig, 1954, С. 67].
Покровительство буддизму императоров и высших аристократов
Роль светских покровителей буддизма, "подателей милостыни" (санскр. данапати) всегда считалась исключительно важной. История сохранила даже имя первого подателя милостыни Будде Шакьямуни — деревенской девушки Суджаты, которая угостила его молоком. Уже во времена Будды его ученики делились на нищенствующих монахов и верующих мирян. Разумеется, вторые обеспечивали первых едой и одеждой, накапливая тем самым благие заслуги, необходимые для этой и будущей жизней. Немало буддийских сутр начинаются словами: "Победоносный пребывал в Шрава-сти, в саду Джетавана, который предоставил ему Анантхапиндада, в окружении монашеской общины" [Парфионович, 1978. С. 60]. Этот принцип взаимоотношения монахов и мирян сохранялся и в последующие века. На закладной каменной стеле Юнхэгуна высечены слова императора Цяньлу-на о том, что он строит этот монастырь, как сад Джетавана [Lessing, 1942. С. 10]. "Как будто сад Джетавана переместился в великую страну Китай" [БГШХ. Л. 40а: 1] — вторят ему тибетские авторы. Само существование тибетского буддизма в Пекине, т.е. в отрыве от своего основного ареала, особенно сильно зависело от материальной помощи не столько простых мирян, сколько светской власти. Специфика ситуации заключалась в том, что именно представители высшей власти, их окружение и их родственники и были теми самыми верующими мирянами, благодаря которым многочисленные монастыри Пекина могли существовать благополучно и безбедно. Маньчжурские правители вообще проявляли большой интерес к религии, что выразилось, в частности, в строительстве большого числа храмов различных религий и их щедром материальном обеспечении. При династии Цин количество храмов, которые находились на императорском содержании, увеличилось в четыре раза по сравнению с периодом предшествовавшей династии Мин [Naquin, 2000. С. 316].
Личный интерес маньчжурских императоров и их родственников к тибетскому буддизму не исчезал никогда. Однако в XIX—XX вв. императоры и высшая знать были уже слишком окитаены, чтобы лично глубоко вникать в тибетские обряды и церемонии (что не мешало им принимать в них самое активное участие). Ламы совершали обряды в императорских дворцах и столичных храмах на протяжении всего периода правления династии Цин. Определенный упадок тибетского буддизма в Пекине, Чэндэ, Мукдене и даже в Хух-Хото в XIX — начале XX вв. произошел не в результате каких-либо радикальных изменений в религиозной политике династии Цин. Чтобы поддерживать в должном виде десятки крупных монастырей и храмов, требовались, прежде всего, громадные средства, которыми центральные власти уже не располагали.
Маньчжуры познакомились и усвоили тибетский буддизм в начале XVII в., т.е. на раннем этапе их государственности. Поэтому уже после создания империи он получил государственную поддержку и как их "национальная особенность" и средство самоидентификации. Можно сравнить государственную поддержку тибетского буддизма с поддержкой маньчжурского языка, хотя о равнозначности этих явлений говорить не приходится. Тем не менее, и маньчжурский язык, и тибетский буддизм были наследием, полученным от основателей империи Цин — Нурхаци и Хунтайцзи. В соответствии с китайской традицией, каждый последующий император должен был приумножать, или, по крайней мере, не отвергать деяний своих предков. Весьма показательным фактом является законода -154 тельно закрепленное совершение обрядов при императорских гробницах маньчжурскими ламами на маньчжурском языке [Липовцов, 1828. Т. 2. С. 216—217]
Осуществление таких масштабных религиозных проектов, как строительство в Пекине ламаистских храмов (см. глава 2, 2) или изданий буддийского канона на разных языках (см. глава 4, 1) стало возможным только при значительной императорской поддержке. Однако это были не единичные акции, а наиболее заметные вехи в общей картине.
Началом установления особых отношений маньчжуров с тибетским буддизмом вообще и с школой Гелугпа в частности традиционно считается прибытие тибетского ламы Улуг-Дархан-нансо к Нурхаци в 1621 г. Строительство Хунтайцзи в Мукдене грандиозного храмового комплекса Ши-шэнсы, центральным божеством которого был Махакала, подчеркивало значительную роль ламаизма в новом государстве. Интересно, что трон Хунтайцзи имел на спинке большое серебряное навершие в виде одной из "семи царских драгоценностей" — особой формы драгоценность (санскр. maniratna) [Rawski, 1998. С. 194, илл. 1]. По буддийским представлениям, эта драгоценность дает царю-чакравартину возможность все видеть и всем владеть [Dagyab, 1995. С. 70—71].
Император Шуньчжи был первым, кто жил непосредственно в Пекине. Поскольку в 1644 г., когда маньчжуры вступили в Пекин, ему было всего восемь лет, то регентом при нем состоял его дядя Доргонь (1613— 1650). Вскоре после занятия Пекина Доргонь приказал построить в Пекине пять храмов в часть Махакалы — один в центре города, а четыре по сторонам. Таким образом, как и Мукден, новая столица поступала под защиту и покровительство Махакалы [Wang Yao, 1994. С. 122]. Доргонь умер молодым и был посмертно лишен всех титулов по обвинению в узурпации власти. Но это нимало не сказалось на почитании Махакалы, а дворец Дорго-ня остался его храмом (см. гл. 2, 2).
—155 Хотя император Шуньчжи начал самостоятельное правление в возрасте 13 лет, а умер в возрасте 24 лет, его личное участие в государственном управлении не следует преуменьшать. Буддизм учит, что молодость правителя — не порок. Как гласит предание, Прасенаджит, царь государства Косала, где проповедовал Будда, поначалу скептически относился к его учению. В качестве главной причины своего подобного отношения царь считал молодость Шакьямуни, который был самым молодым среди многочисленных проповедников. На это Шакьямуни возразил царю, что не следует относится свысока к тем, кто молоды, ибо юный принц, став царем, может отплатить обидчику [Mizuno, 1988. С. 141—42]. Напомним, что третий панчен-лама назвал Прасенаджита в числе прежних воплощений императора Цяньлуна. Именно при Шуньчжи состоялся визит пятого далай-ламы в Пекин в 1652—1653 гг. В своей "Автобиографии" пятый далай-лама, описывая свою встречу с императором Шуньчжи, отметил его молодость. Однако при этом не преминул процитировать текст сутры, согласно которому юный принц затмит старых министров [Ahmad, 1970. С. 176].
Этот император много сделал для превращения Утайшаня в центр тибетского буддизма. По его повелению был построен большой храм в честь "Манджушри пяти родов" (тиб. Jam dbyangs rigs lnga i lha khang). По-видимому, на это его вдохновило получение от пятого далай-ламы титула "император Манджушри". Много новых изображений было изготовлено для крупнейшего храма Пусадин, были отремонтированы зал пятисот ар-хатов и храм Тары. Первые сорок лам прибыли на постоянное жительство на Утайшань в 1656 г., а на следующий год прибыли еще пятьдесят лам [Miller, 1959. С. 82]. Впервые был назначен дзасак-лама Утайшаня — им стал некий Агван-Лобсан [ЗКД. Л. 158а:1—4]. Таким образом, тибетский буддизм (точнее, его "желтошапочная" школа Гелугпа) получил официальный статус на Утайшане. Созданный императором Шуньчжи ламаистский анклав внутри собственно Китая сохранился до нашего времени. Ор -156 ганизационно монастыри Утайшаня были связаны с пекинской ламской иерархией. Согласно легендам, этот император удалился на Утайшань, где стал отшельником-созерцателем. Согласно другой легенде, его мумия в виде сидящего монаха в головном уборе, надеваемом при совершении служб для гневных божеств, была выставлена в храме Тяньтайсы к западу от Пекина [Arlington, Lewisohn, 1935. С. 304—305; Naquln, 2000. С. 305].
Пекинские издания буддийского канона на тибетском, монгольском и маньчжурском языках
В буддизме существует совершенно особенное отношение к книге, аналогичного которому нет ни в одной другой религии мира. По буддийским воззрениям, Учение Будды (Дхарма — вторая из буддийских драгоценностей) сохраняется, будучи запечатленным в форме книги. Каждый буддийский храм должен вмещать три символа (тиб. rten, букв, "опора") Будды: его тело (sku), речь (gsung) и интеллект (thugs). Скульптурные и живописные изображения почитаются символами тела Будды; книги считаются запечатленной речью Будды; субурганы (ступы) считаются символами интеллекта Будды.
Каноническая литература буддизма, т.е. собрание текстов, которые традиция признает подлинными словами Будды, также имеет свои особенности по сравнению с другими религиями. Во-первых, не существует некоего "буддийского канона" вообще, который признается всеми буддийскими школами и направлениями. Во-вторых, в любом из своих вариантов буддийский канон настолько велик по объему, что представляет собой не одну книгу, а собрание книг или даже целую библиотеку. В-третьих, еще со времен Будды Шакьямуни поощрялся перевод его проповедей на местные языки. Поэтому канонические сочинения сохранились в виде переводов на разные языки, а индийские оригиналы многих из них оказались утраченными. При этом существуют варианты переводов одного и того же сочинения, что отражало как использование разных индийских оригиналов, так и специфику подходов разных переводчиков. Помимо канонических текстов, существует огромное количество комментариев на них, а также сочинений индийских буддийских учителей. Эти тексты также вошли в буддийский канон.
Традиционно буддийский канон именуется Трипитакой (тиб. sde snod gsum), буквально "Три хранилища", которые суть "сутра" (проповеди Будды), "виная" (изложения правил монашеского общежития и дисциплины) и "абхидхарма" (буддийская философия). В действительности, рубрикация буддийского канона и классификация входящих в его состав сочинений гораздо сложнее.
Таким образом, каждый народ, принявший буддизм, должен был освоить на своем языке хотя бы часть буддийского наследия Индии. Разумеется, это требовало огромных интеллектуальных усилий и материальных затрат, не говоря уже о том, что нужны были века для того, чтобы язык и культура воспринимающего народа усвоили все это.
Перевод и распространение буддийской литературе в Китае начались значительно раньше, чем в Тибете. Соответственно, значительно раньше там появились как полные комплекты канона, так и переводы отдельных буддийских сочинений. Кроме того, сохранились многочисленные каталоги китайских монастырских библиотек, которые дают представление о масштабах распространения буддийской литературы в Китае в разные годы. Первые китайские каталоги буддийских текстов были составлены уже в III в. н.э., а в 505—515 гг. появился огромный по объему каталог "Собрание сведений о переводах Трипитаки" (Чу Сань-цзан цзи цзи) [Меньшиков, 1988. С. 175—179].
Китай — страна древнейшей традиции книжности, и даже сама бумага является китайским изобретением. Постоянная переписка буддийских книг с благочестивыми целями стимулировала появление другого важнейшего изобретения — книгопечатания, которое осуществлялось с деревянных (реже с металлических) досок. Эта техника печати, известная как ксилография, получила широчайшее распространение на Дальнем Востоке и в Центральной Азии.
Наиболее старым образцом печатной продукции являются тексты дхарани, отпечатанные между 764 и 770 гг. по заказу японской императрицы Сётоку. Был отпечатан миллион экземпляров дхарани, которые помещены в маленькие деревянные макеты пагод. Эти дхарани были взяты из одного канонического сочинения, в котором говорится, что если написать дхарани миллион раз, то жизнь продлевается, карма очищается, а враги и мятежники оказываются поверженными [Mizuno, 1991. С. 172].
Первой из известных полномасштабных печатных книг является "Алмазная сутра" из Дуньхуана, которая отпечатана в 868 г. [Меньшиков, 1988. С. 216—217]. Как видно из этих примеров, самые старые печатные книги — именно книги буддийские, и это вполне закономерное явление. Разумеется, в Китае печатались не только буддийские книги.
Настоящего размаха книгопечатание достигло в Китае при династии Сун (960—1279). В XII в. в Китае уже существовала широкая и разветвленная сеть печатен: императорских, монастырских, находящихся в ведении местной администрации и просто частных [Меньшиков, 1988. С. 218, 222]. Буддийский канон был впервые отпечатан при династии Сун в 971— 983 гг. в провинции Сычуань по повелению Тайцзу (гг. правл. 960—976), ее первого императора. Было вырезано около 130000 досок, а сам канон насчитывал 5586 цзюаней. Обиходное название этого издания — "Шу-бань" [Меньшиков, 1988. С. 219; Mizuno, 1991. С. 173].
При династии Тан возник обычай переписывать сутры золотом и серебром по темной бумаге. По сообщению японского буддийского паломника, в 779 г. полный комплект Трипитаки, переписанной серебром и золотом, был помещен в одном из храмов Утайшаня. При династии Сун этот обычай сохранялся [Mizuno, 1991. С. 170]. Видимо, тогда же этот способ переписки буддийских книг попал к монголам и тибетцам. Издания буддийского канона на тибетском языке.
Согласно тибетским источникам, первые переводы буддийских текстов на тибетский язык были выполнены во времена правления царя Сон-цэн-Гампо (гг. правл. ок. 622—649). Тогда же появилась и тибетская письменность. Почти два века продолжалась успешная работа тибетских переводчиков и их индийских наставников: есть сведения, что уже к концу VIII в. был выполнен перевод всего канона. В начале IX в. появляются санскритско-тибетские терминологические словари, в частности, известный "Махавьютпатти". Тогда же были сделаны первые каталоги буддийских книг на тибетском языке, из которых до наших дней дошел только один [Skilling, 1997. С. 89—92]. Главным образом, тибетские переводы выполнялись с санскрита, хотя некоторое количество авторитетных текстов были переведены с китайского.
История появления и издания тибетского буддийского канона неразрывно связана с Пекином. При чжурчжэньской династии Цзин на основе первого сунского издания было осуществлено новое издание китайской Трипитаки. Когда доски пришли в негодность, то монгольский Хубилай-хан повелел вырезать новый комплект досок. Исправленное и дополненное издание было выполнено в Даду, и стало известно под названием Хунфасы бань, т.е. "Издание монастыря Хунфасы". Таким образом, первое пекинское издание Трипитаки было осуществлено при монгольской династии [Mizuno, 1991. С. 175].
В 1285—1287 гг. многонациональная комиссия составила новый каталог китайского буддийского канона. Этот каталог, известный как "Каталог годов Чжиюань" ("Чжиюань лу"), явился результатом сверки китайских и тибетских текстов. В нем отмечено, какие сочинения отсутствуют на тибетском языке, а тибетские транскрипции санскритских терминов и названий сочинений были добавлены в этом каталоге для уточнения китайских. Этот факт сыграл выдающуюся роль при становлении научной буддоло -244 гии. Известный японский ученый Нандзё Бунъю (1849—1927) использовал именно эти санскритские названия при переводе на английский язык каталога Трипитаки времен династии Мин. Этот труд, опубликованный в 1883 г., стал основополагающей работой по китайской Трипитаке [Mizuno, 1991. С. 175—176]. По мнению В.П. Васильева, обратившего внимание на каталог "Чжиюань лу", некоторые упоминаемые в нем тексты на тибетском языке на самом деле не существуют. Из этого каталога также следует, что некоторые сочинения, переведенные при династии Юань с тибетского языка не китайский, не были впоследствии включены в состав китайской Трипитаки [Васильев, 1855. С. 8]. В 1-ой половине XVIII в. каталог "Чжиюань лу" был переведен на тибетский язык и проанализирован монгольским ученым гуном Гомбоджабом ["История буддизма в Китае", Л. 73а:5—107а:4].
