Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Историко-культурные предпосылки и интеллектуальная традиция решения проблемы человека до начала IV в. н.э .:
1. Арнобий и Лактанций: эпоха, жизнь, творчество
2. Человек в античной традиции 77
3. Человек в христианской апологии I - III в . 96
Глава II. Проблема человека в творчестве латинских христианских апологетов Арнобия и Лактанция :
1. Творение человека 114
2. Тело человека 134
3. Душа: сущность и происхождение 150
4. Спасение души (сотериология) 173
5. Природа человека 182
6. Социально-этические воззрения Арнобия и Лактанция 195
Заключение 212
Список источников и литературы
- Человек в античной традиции
- Человек в христианской апологии I - III в
- Душа: сущность и происхождение
- Социально-этические воззрения Арнобия и Лактанция
Введение к работе
Актуальность темы. В последние десятилетия внимание отечественных и зарубежных исследователей в различных сферах гуманитарного знания все более сосредоточивается на изучении проблем духовной истории человечества, особенностей мировоззрения людей ушедших эпох. Проблема человека (осмысление его современниками) в этой связи становится неотъемлемой частью того комплекса вопросов, изучение которых провидится в рамках интеллектуальной истории.
Как предмет исторического исследования, проблема человека всегда связана с конкретной эпохой, «человек» рассматривается как часть общественной, политической, религиозной жизни, а представления о нем значимы с точки зрения их включения в ту или иную культуру, непременно связаны с воззрениями определенных авторов, искавших отклик у вполне определенной читательской аудитории. Особенно актуален вопрос осмысления человека для переходных эпох, когда не только разрушаются и трансформируются прежние установки, характеризующие культуру в целом, но и создаются новые, многие из которых призваны определить облик общества грядущего. К таким переходным эпохам по праву следует относить период поздней Античности и раннего Средневековья.
Исследование проблемы человека в латинской христианской апологетике позволяет не только более подробно рассмотреть позиции раннехристианских авторов по отдельным вопросам о природе и сущности человека, но также проследить развитие антропологических взглядов в рамках зарождения и становления новой, христианской культуры, выявить преемственность между языческим философским наследием и формирующейся христианской философией. При этом в центре внимания оказываются не только философская и религиозная составляющие данной проблемы, но и достаточно очевидно прослеживается связь с развитием общественных отношений, которые претерпевали существенные изменения под влиянием Церкви и в основе своей продолжали существовать в европейской действительности на протяжении последующих веков. Также следует помнить, что уже к концу Античности начинаются процессы автономизации латинской и греческой культур. Важно отметить то своеобразие, которое отличало решение проблемы человека в творчестве западных христианских апологетов.
Объектом исследования является процесс становления христианской мысли в историко-культурном и социальном контексте эпохи поздней Античности.
Предметом исследования являются представления о человеке латинских христианских апологетов Арнобия (ок. 240 – ок. 330) и Лактанция (ок. 250 – ок. 325). Взгляды этих христианских мыслителей на человека будут рассмотрены в сопоставлении, что обусловлено местом этих авторов в истории христианской апологетики (принадлежность к одному поколению, взаимоотношения учительства-ученичества), сходством в использовании риторических приемов и обширного интеллектуального наследия предшественников, и в то же время противоположной оценкой человека, его определяющих качеств и места в мире, что призвано продемонстрировать и особенно подчеркнуть разнообразие антропологических учений, существовавших в христианстве рубежа III – IV веков.
Хронологические рамки исследования охватывают преимущественно период со второй половины III – до начала IV в., время жизни и творчества Арнобия и Лактанция. Однако задачи работы требуют также обращения к более ранним периодам интеллектуальной истории, начиная с V в. до н.э.
Степень научной разработанности темы. В отечественной историографии проблемы можно выделить три основных периода: дореволюционный, советский и постсоветский.
В дореволюционный период изучением творчества апологетов занимались в основном историки Церкви, что накладывало определенный отпечаток на исследовательские выводы, — взгляды Арнобия и Лактанция оценивались с точки зрения их соответствия или несоответствия догматам христианства. Тем не менее, исследователи на этом этапе приложили немало усилий для изучения биографий Арнобия и Лактанция, для определения времени создания и источников апологии. Особенно интересны исследования Н.М. Дроздова, автора подробного очерка о жизни и творчестве Арнобия, и А.И. Садова, изучавшего труды Лактанция. Взгляды Арнобия и Лактанция стали объектом внимания в обобщающих патрологических трудах И.П. Реверсова, К.И. Скворцова.
События 1917 г. и последовавшие за ними изменения в истории России оказали серьезное влияние на судьбу российской гуманитарной науки в целом, но поистине катастрофические последствия они имели для изучения святоотеческой литературы и христианской мысли. Наиболее обширные труды за этот период, посвященные Отцам Церкви, принадлежат российским ученым, по тем или иным причинам оказавшимся в эмиграции и чьи сочинения были впервые опубликованы за рубежом. Это работы Л.П. Карсавина, арх. Киприана (Керна), протоирея И. Мейендорфа.
Только во второй трети XX в. отечественные ученые, обращаясь к истории позднеантичной культуры, заостряют внимание на трудах раннехристианских мыслителей. Появляются работы С.С. Аверинцева, И.Н. Голенищева-Кутузова, В.И. Уколовой. В частности, В.И. Уколова отдает должное вкладу Арнобия и Лактанция в сохранение для средневекового сознания материалистических идей Эпикура. На эпикуреизм Арнобия обращает внимание также И.Н. Голенищев-Кутузов.
В сущности, из вышедших в советский период исследований прямое отношение к нашей теме имеют две работы. Это, во-первых, монография Г.Г. Майорова, в отдельных главах которой автор пытается выделить значимые философские аспекты апологий Арнобия и Лактанция, существовавшие на переходном этапе от Античности к Средневековью. Не обходя вниманием различие антропологических учений эти мыслителей, истоки пессимизма одного автора и оптимизма другого он определяет особенностями той социальной среды, в которой оба они существовали. Во-вторых, особого внимания заслуживает исследование В.В. Бычкова, который обращается к творчеству раннехристианских авторов в рамках изучения истории эстетики. Говоря об антропологии, он не только подчеркивает ее важность для всей христианской культуры в целом, но выводит из антропологической идеи в творчестве апологетов идею и понятие «человечности». В.В. Бычков обстоятельно рассматривает антропологические взгляды Лактанция, и, в частности, его «христианский гуманизм». Творчеству Арнобия он также уделяет некоторое внимание, хотя скорее с целью оттенить его пессимизмом возвышенные представления о человеке Лактанция.
В постсоветский период наметилась тенденция к возрождению интереса к святоотеческим творениям. В числе прочего поднимается волна интереса к творчеству Арнобия и Лактанция, которых изучают в рамках социальной истории (А. Мусин), истории исторической мысли (В.М. Тюленев), патристики (А.А. Столяров, А.Р. Фокин), религии (И.В. Максимова), философии (М.М. Шахнович) и литературы (В.С. Дуров). Однако проблема человека в творчестве наших авторов по-прежнему остается по преимуществу за пределами внимания исследователей.
Иная ситуация сложилась в западной историографии, в которой интерес к патристике был традиционно высок. В конце XIX – начале XX века творчеству Арнобия и Лактанция уделяли существенное внимание такие известные специалисты по истории античной и христианской культуры, а также церковной истории, как А. Гарнак, П. Монсо. Они выдвинули немало идей об источниках апологии Арнобия и Лактанция, о содержательной стороне их сочинений, о степени возможного влияния этих авторов друг на друга, находя следы последнего весьма призрачными. Взгляды апологетов на человека изучались, как правило, в рамках решения вопроса о воздействии различных философских школ Античности на авторов апологий. В отношении Арнобия это влияние эпикуреизма (теорию У. Клауссмана о следовании Арнобия за Эпикуром оспаривают Е. Раписардо и Г. Хагендал), стоицизма (М. Колиш), платонизма и неоплатонизма (М. Симмонс, Е. Форти и П. Курсель), гностицизма (А. Эберт, Ф. Шайдвайлер). Непрекращающаяся дискуссия разворачивается вокруг сущности понятия viri novi («новые люди»), о которых упоминает Арнобий. На эту тему спорят А. Фестикуэр, Е. Форти, М. Мацца, П. Курсель. Вопрос о степени знакомства Арнобия с текстами Священного Писания изучали Е. Мика, Г. Ле Боньек, П. Гаврилюк. О взглядах Лактанция написано немало трудов, в которых также уделяется внимание источникам сочинений апологета. Речь идет, прежде всего, о влиянии Цицерона и сочинений «Герметического корпуса» (С. Брандт, В. Буше), христианской апологии (Р. Пишон), гностицизма (К. Вильхельмсон, А. Влосок), стоицизма (Й. Сигерт). Синкретический характер творчества апологета как результат влияний разнообразных философских школ Античности отмечают Г. Карпп, В. Луа и Е. Хек. Интеллектуализм Лактанция, выдающееся красноречие и преимущественно светский характер его сочинений подчеркивает и М. Колиш.
Специальное внимание антропологии авторов в зарубежной исторической науке, как и в отечественной, уделяют немногие исследователи. В этой связи, прежде всего, следует назвать труды Б. Амата об Арнобии и М. Пиррена, подробно анализирующего проблему человека в сочинениях Лактанция.
Отдавая должное значительной исследовательской работе, проделанной российскими и западными исследователями в области изучения творчества Арнобия и Лактанция, следует отметить, что избранная нами проблематика еще не была объектом комплексного научного исследования. Недостаточно изученными остаются вопросы о соотношении общего и особенного в решении проблемы человека нашими апологетами, об особенностях складывания антропологических представлений на завершающем этапе развития латинской христианской апологетики, на рубеже Античности и Средневековья.
Исходя из недостаточной изученности темы, автор ставит следующую цель исследования — проанализировать представления Арнобия и Лактанция о человеке в рамках позднеантичного интеллектуального диалога и в контексте перехода от языческой Античности к христианскому Средневековью. Для реализации поставленной цели определены следующие задачи:
1. Исходя из культурно-исторических особенностей рубежа III–IV вв., индивидуальных мировоззренческих и методологических установок апологетов проанализировать антропологические взгляды Арнобия и Лактанция: решение принципиальных для христианства вопросов о творении, теле и душе человека, о спасении, о природе человека; выявить общее и особенное в представлениях авторов.
2. Исследовать социально-этические взгляды апологетов в связи с их учением о человеке, их представления о современном им обществе, морально-нравственном состоянии Римской империи.
3. Установить заимствования апологетов из интеллектуального опыта предшественников, близость апологетов к тем или иным религиозно-философским антропологическим теориям, то есть включить их в контекст развития античной и христианской антропологии.
4. Определить в связи с учением Арнобия и Лактанция о человеке их вклад в историко-культурный синтез эпохи перехода от Античности к Средневековью и от язычества к христианству; роль апологетов в процессе формирования христианской антропологии; характер влияния этих авторов на потомков.
Теоретико-методологический аспект рассматриваемой проблемы связан с особой ролью произведений латинских апологетов Арнобия и Лактанция в процессе формирования христианского мировоззрения на переходном этапе от Античности к Средневековью, от язычества к христианству. Именно решение проблемы восприятия и понимания человека христианскими авторами конца III – начала IV в. способствует пониманию того, какие особенности несла в себе формирующаяся христианская культура; какие трудности в условиях общего кризиса Римской империи преодолевал нарождающийся христианский мир в столкновении с языческой ментальностью. Христианство – религия не только христоцентричная, но и антропоцентричная. Поэтому через человека, через его природу, его сущность в христианстве понимался сам природный и социальный мир. Важно помнить, что именно на рубеже III–IV вв. рождается собственно христианская антропология, причем рождается она в остром, хотя и заочном споре. Арнобий и Лактанций дают во многом не просто различные, но и подчас противоположные оценки человека. Разобраться в этом феномене – значит понять сложность процесса формирования христианской идеологии вообще.
Методологической основой диссертации стали основные принципы исторического познания: историзм и объективность. При работе с источниками использовались методы анализа и синтеза, индукции и дедукции. Нами также были использованы историко-генетический и историко-сравнительный (компаративный) методы. Особое внимание было обращено на принцип проблемности при анализе источников.
Диссертационное исследование основано на широком комплексе письменных источников. Их можно условно разделить на следующие группы:
— к основным источникам относятся труды Арнобия «Против язычников» и Лактанция «О творении Божием», «Божественные установления», «О гневе Божием». Как и подавляющее большинство произведений раннехристианских авторов, сочинение Арнобия и труды Лактанция представлены в переводах на русский язык (Арнобий – в переводе Н.М. Дроздова; Лактанций – в переводах Е. Карнеева и В.М. Тюленева). Автор диссертации, работая прежде всего в оригинальными текстами Арнобия и Лактанция, также обращалась к существующим переводам.
— группа дополнительных источников представлена широким комплексом сочинений античных (Платон, Аристотель, Цицерон, Эпикур, Лукреций, Плиний Старший, Плотин), христианских авторов (Иустин Мученик, Феофил Антиохийский, Татиан, Киприан Карфагенский, Минуций Феликс, Тертуллиан, Августин Блаженный, Иннокентий III) и писателей эпохи Возрождения (Дж. Манетти, П. Браччолини, Дж. Джелли); также в работе использованы тексты Ветхого и Нового Заветов.
Научная новизна. Впервые в отечественной науке проведен комплексный анализ взглядов Арнобия и Лактанция на проблему человека. Определено общее и особенное в трактовке данного вопроса апологетами. Выявлены изменения в понимании антропологических проблем на рубеже языческой и христианской культур с учетом особенностей восприятия христианских истин представителями интеллектуальной элиты, чье мировоззрение и способ мышления были по преимуществу светскими, и знакомство с языческой философией было более обширным, чем с текстами Священного Писания.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Именно в апологетической и полемической христианской литературе III – начала IV века заложены основы нового (относительно языческой Античности) понимания человека: его природы, предназначения и места в мире. Политические, социальные и мировоззренческие особенности III – начала IV веков в значительной степени повлияли на выбор тех полемических вопросов, которые затрагивались в апологиях, и на характер их решения.
2. Интеллектуальный опыт Арнобия и Лактанция пришел в столкновение с их духовными потребностями, что повлекло за собой обращение к новой религии. На примере этих авторов мы можем наблюдать не только ключевые изменения в сознании людей эпохи поздней Античности, но и то, с какими сложностями в сфере самосознания сталкивалась интеллектуальная элита III – начала IV века, переходя в христианство (конфликт рационального начала и веры, светского и религиозного сознания, эмпирического опыта и идеалистических представлений).
3. Переработка и усвоение интеллектуального багажа языческой Античности христианскими теоретиками шли в направлении частичного адаптирования языческого наследия к нарождающейся христианской культуре, что давало на выходе систему взглядов, несколько эклектичную, но в то же время обеспечивающую интеллектуальную преемственность. Применительно к христианским апологиям Арнобия и Лактанция парадокс заключается в том, что влияние языческих философов явно преобладает, тогда как собственно Священное Писание оказывается на периферии сознания авторов и часто выпадает из сферы их внимания.
4. Литературное наследие античного мира рассматривается апологетами двояко. С одной стороны, авторы охотно привлекают необходимые аргументы своих языческих предшественников для собственного теоретизирования (отдельные высказывания Платона и Цицерона о Боге, о душе, о происхождении человека; нравственность стоицизма, учение о добродетели и о бессмертии как награде за нее; реализм Лукреция и Плиния Старшего в вопросах антропологии; гностические и герметические высказывания о божественной иерархии и творении), но вместе в тем вступают в полемику с отдельными авторами или отдельными аспектами их системы взглядов (в частности, с атомизмом Эпикура, теорией предсуществования души платонизма и неоплатонизма, этическими построениями Цицерона).
5. Противоположные решения проблемы человека, которые дают Арнобий и Лактанций, демонстрирует сложность и противоречивость процесса складывания христианской антропологии и подчеркивают важность и принципиальность тех вопросов о человеке, которые пытались решить апологеты.
6. Христианское понимание человека, в том числе понимание его социальной природы, неразрывно связано с идеей божественного происхождения человека. Именно тезис об общем прародителе призван был, с точки зрения христианских мыслителей, кардинальным образом изменить систему моральных ценностей римского общества.
7. Радикальный отказ христианских мыслителей от традиционных для античной культуры антропологических и социально-этических подходов выразился в попытке определения для человека уникальных характеристик, не только отличающих его от всего остального мира, но вместе с тем и обременяющих его особой ответственностью в духовном и практическом отношении; в стремлении распространить принципы гуманности и милосердия на все сообщество людей, то есть освободить человека от строгой принадлежности к тем или иным гражданским и социальным категориям.
8. Аналоги мировоззренческих позиций наших апологетов, которые мы находим в сочинениях авторов более поздних эпох, в одном случае свидетельствуют о влиянии апологетических трудов на потомков (Лактанций и гуманисты эпохи Возрождения), в другом (Арнобий) — демонстрируют устойчивость некоторых подходов к изучению человека, когда через отрицание авторы приходят к представлению о должном.
Теоретическая и практическая значимость. Материалы исследования могут быть использованы при дальнейшем изучении интеллектуальной истории переходного периода от Античности к Средневековью, истории становления христианской антропологии. Выводы и основные положения диссертации могут найти применение при разработке учебных пособий, общих и специальных курсов по истории культуры и религии позднеантичного Рима и раннесредневековой Европы.
Апробация научных результатов. Основные положения и выводы исследования были представлены на конференциях различных уровней в Санкт-Петербурге (Всероссийская конференция студентов, аспирантов и молодых ученых «Курбатовские чтения», 2010 г.), Иванове (Фестиваль студентов, аспирантов и молодых ученых «Молодая наука в классическом университете», 2009–2011 гг.), Шуе (Сессия студентов, аспирантов, молодых ученых, 2009 г.); отражены в 10 публикациях (в том числе в изданиях, рекомендованных ВАК), общим объемом 2,95 п.л., лично автору принадлежат 2,95 п.л.
Соответствие паспорту специальности. Выводы и положения диссертации соответствуют паспорту специальности 07.00.03 – всеобщая история, а именно п. 18 «Человек в истории (весь комплекс культурно-антропологической проблематики, в том числе история ментальности, история повседневности и т.п.)» и п. 20 «История общественной мысли. Интеллектуальная история».
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка источников и литературы.
Человек в античной традиции
В отдельных работах сохраняется утвердившийся в советский период подход, когда характер апологетических сочинений в значительной мере определяется социальным контекстом эпохи. Например, И. В. Максимова, специально рассматривавшая отражение языческой религии в трудах Арнобия и Лактанция, при характеристике антропологии Арнобия объясняет своеобразие взгляда этого писателя на человека кризисом античного мировоззрения III в.: апологет был разочарован господствовавшей системой ценностей, откуда и проистекает его крайне негативное отношение к человеку, как существу «шаткому, переменчивому, обманчивому и многосложному»1.
Социальная проблематика интересует и А. Мусина , который называет Лактанция «самым социальным из всех писателей доконстантиновского периода», делая отсылку к «нормам отношений между людьми», которые Лак-танций выводит из «естественного права»3. Но антропологическая проблема в творчестве апологетов не входит в сферу научных интересов А. Мусина, и он ограничивается традиционным замечанием о нетипичности антропологии Арнобия4.
Апологетическое наследие представляет интерес не только для историков, но и для филологов. В. С. Дуров включает Арнобия и Лактанция в свою антологию римской литературы5. Об Арнобии он пишет как об авторе, использующем достижения лучших авторов Античности, но слабо знакомом с христианской культурой, которую он берется защищать. Пессимистические взгляды Арнобия на человека В. С. Дуров относит к прямому заимствованию идей Эпикура . Антропологическая позиция Лактанция рассматривается, наоборот, как часть антиэпикурейской полемики. Выразительное и наглядное описание человека, назначение и функционирование отдельных членов и органов тела призвано прославить труд Создателя. Исследователь усматривает в позиции Лактанция, и, в частности, в тезисе о том, что «Бог неусыпно заботится о человеке», «скрытое возражение Арнобию». В. С. Дуров подчеркивает и отход Лактанция от учителя в оценке возможностей человеческого разу-ма . Пожалуй, В. С. Дуров — единственный автор, который видит в различии взглядов на человека Арнобия и Лактанция скрытую полемику. Большинство же исследователей отмечает тот факт, что Арнобий и Лактанций нигде не упоминают друг друга, и объясняется это либо тем, что они не были знакомы с произведениями друг друга, либо Лактанций сознательно не хотел критиковать своего учителя3.
Исследователем позднеантичной, в том числе христианской, идеологии является А. А. Столяров, изучавший в свое время особенности мировоззрения Тертуллиана и Августина. В своей небольшой работе по патристике он дает оценку также и интересующим нас авторам. При этом он обращается только к антропологии Арнобия, и то лишь в вопросе о душе5. Труд Лактанция оценивается им как едва ли не первая попытка систематически описать основной круг христианских ценностей и соотнести их с основными достижениями античной культуры. А.А. Столяров обращает внимание, что «синтетический труд Лактанция во многом суммировал характерные особенности ранней латинской патристики с ее отчетливым апологетическим пафосом, ориентированным на римскую культуру, и воспринимается сквозь призму гуманистически-стоических идеалов. Среди латинских авторов Лактанций единственный, кто с интересом отнесся к гностицизму и герметизму»1.
Замыкают перечень литературы, так или иначе имеющей отношение к нашей теме, исследования последних лет — это труды А. Р. Фокина и В. М. Тюленева.
В предисловии к своей работе А. Р. Фокин замечает: «можно констатировать тот факт, что до сих пор в российской патрологической науке недостает специального исследования, посвященного латинской патристике в це-лом» . Своей работой по латинской патристике А. Р. Фокин попытался восполнить этот пробел, завершив исследование именем Лактанция, последнего латинского апологета доникейского периода. Заметим также, что специальные пункты глав он посвящает антропологии Арнобия и Лактанция.
Отмечая, как и прочие исследователи, своеобразие и «странность» высказываний Арнобия, которые противоречат учению Церкви, А. Р. Фокин объясняет их апологетическим характером его сочинения, в котором апологет, с одной стороны, старался говорить языком, понятным языческой аудитории, а с другой — использовал своеобразный полемический прием, чтобы с точки зрения самих язычников с большей убедительностью доказать неосно-вательность их позиции . В учении Арнобия о человеке отмечается низкая оценка апологетом всего человечества. Однако больше внимания уделяется вопросу о душе и свободе воли человека в апологии. В частности, рассуждения Арнобия о свободе человеческого выбора позволяют А. Р. Фокину сделать вывод, что «еще задолго до блаж. Августина Арнобий независимо от богословия св. апостола Павла поднимает вопрос о соотношении человеческой свободы и Божественной благодати»4.
Человек в христианской апологии I - III в
Однако общая идея разума по-разному осмысливалась в различных направлениях греческой мысли. В общем миропорядке человек, как утверждал, в частности Анаксимен, выступает как его разумная часть (микрокосмос), хотя при этом всем своим бытием, как существо разумное и общественное, принадлежит мирозданию2. Разумность человека как его отпознании.
Эмпедокл считал, что все знание человека, получаемое посредством восприятия, зависит от смешения элементов в его теле, особенно в крови, и что, таким образом, духовные свойства зависят от телесных3. Совершенное знание Эмпедокл полагал недостижимым вследствие неизбежной для каждого человека неполноты знания, что обусловлено краткостью человеческой жизни, ограниченностью телесной организации и моральным несовершенством . Индивидуальное восприятие человека по определению является неверным, поэтому Гераклит Эфесский ратовал за подчинение человека общеобязательному в познании. Эмпирический опыт нуждается в осмыслении, подчиняется логике законосообразности, обязательной для всех5.
Эти скептические по духу выводы о границах человеческого познания можно воспринимать не только как частные наблюдения, но и как определенный подход к исследованию действительности. И его широко будет практиковать в своем труде Арнобий.
У натурфилософов сам природный мир рассматривался через призму человека, который в свою очередь представлялся им как существо природное. Для Фалеса, Анаксимандра и Гераклита окружающий человека мир, природа предстают соразмерными, соотнесенными с возможностями человеческого опыта. Человек в этом мире в определенном смысле не является чем-то уникальным, он — необходимая часть природы1. Одушевленность человека соотносится с одушевленностью всего живого мира. Пифагор Самосский считал живым все, что содержит тепло (по этой причине растения тоже жи-вые) . Считается, что Пифагор первым высказал мнение, что душа, проходя по кругу неизбежности, всякий раз воплощается в различных живых существах. Теория переселения душ и припоминания своих прошлых жизней была впоследствии развита Платоном3. В целом же многие идеи, высказанные Пифагором, нашли впоследствии продолжение в трудах как античных философов, так и представителей многочисленных философских течений первых веков нашей эры (гностицизм, неоплатонизм и герметизм), а через них были унаследованы и христианскими апологетами. В частности, Пифагор намечает этический принцип, согласно которому самое важное в земной жизни — склонить душу к добру или ко злу. Люди счастливы (блаженны), когда душа становится доброй . Эта мысль стала особенно ценной именно для христианства.
Проводя мировоззренческую переориентацию, внося рассмотрение человека в космологические и космогонические описания и обосновывая свои взгляды учением о живой, подчиняющейся социальным нормативам субстанции, мыслители видели перед собой человека также как «существо по лисное»1. Эта важная мысль, четко сформулированная, стала основой для поиска места и назначения человека в мире. Смысл жизни накрепко был связан с тем сообществом, частью которого являлся человек. И даже христианство со всей своей тягой к космополитизму не отказалось от мысли о закреплении человека в некоем социально-этическом пространстве. Только в этом случае таким пространством стало лоно Церкви.
Софисты и Сократ окончательно сместили рефлексию с проблематики физиса и космоса на проблему человека и его жизни как члена общества (намеченную, но не развитую их предшественниками), став зачинателями гуманистического периода в античной философии. Этот поворот в истории мысли может быть некоторым образом связан с кризисом античной добродетели, традиционных ценностей аристократии. Размывание узкого круга полиса и понимание противоречивости обычаев, традиций и законов предвосхитили релятивизм, породив убеждение, что нечто, считавшееся вечно ценным, в других обстоятельствах и в иной среде лишено такой ценности. Софисты замечательным образом сумели собрать все типичное для своего времени, придав ему форму и голос. Полисный рационализм открыл горизонты неизведанного, потребовал принятия решений и обоснования новых ценностей, отвечавших личным запросам и претензиям2. Растущий индивидуализм и субъективизм требовал постановки в первую очередь проблем не космоса, но человека, не объективного и уравновешенно-скульптурного изображения вечно подвижной и одушевленной материи, но проникновения в субъектив-ные глубины человека, в его психологию . Должно быть, преобразующее действие разнообразных кризисов, особенно нравственных, на понимание сущности человека — ключевой момент в истории мысли, и эта причинно-следственная связь неизменно проявляет себя по сей день.
Душа: сущность и происхождение
На лице с точки зрения красоты и функциональности Лактанция особо интересуют глаза, которые, наряду со слухом, служат важным источником познания. В рассуждениях о зрении Лактанций прибегает к нескольким теориям, в том числе Платона и Гиппарха. В качестве оппонентов он последовательно использует философов эпикурейцев. Сложность глаз, по Лактанцию, удивительна, но и роль их невозможно переоценить — через глаза Ум (внутреннее чувство) видит все. Глаза покрыты прозрачными мембранами, в которых отражаются, как в зеркале, предметы. Эпикурейцы заблуждаются, полагая, что человек видит благодаря вхождению через глаза телесных образов. Обязанность видеть принадлежит тому, кто созерцает, а не тому, что созерцается. Человек видит благодаря взаимодействию образа со зрачком, или благодаря распространению из глаз лучей. Представления о способе видения предметов складываются у Лактанция из рассуждений Платона, и, возможно, родственны теории Аристотеля о восприятие зрачками качества предметов [Lact. De opif. Dei. 8.9-10]1. Дабы еще раз уличить в невежестве эпикурейцев, Лактанций особо оговаривает следующий случай: последователи Эпикура предполагают, что если глаза воспринимают человеческий образ словно бы через окна, то, расширив пространство (то есть, аллегорически выражаясь, окна выбить, или попросту выколоть глаза), человек станет видеть еще лучше. Контраргумент Лактанция в этом случае не намного лучше примера, с которым он спорит: если глаза удалить, то ум не сможет созерцать через пустые глазницы, ведь они будут залиты кровью и загорожены кусочками пло-ти [Lact. De opif. Dei. 8.12-13] . Итак, добродетель невыразимого Божествен 140 ного Провидения создала два одинаковых глаза, наполненных чистой влагой и круглой формы, дабы они могли охватить обширную территорию для обзора. Именно через глаза «ум сам устремляет себя, чтобы увидеть». Даже если случается по тем или иным причинам (всегда очевидным по здравом размышлении) обман зрения, ум, умеющий распознать ошибку, не вводится в заблуждение [Lact. De opif. Dei. 8.17 - 9.1-5].
Арнобий в вопросе о зрении не проявляет такой заинтересованности, однако обнаруживает схожесть догадок о сущности этого процесса, косвенно упоминая теории Платона, Аристотеля и эпикурейцев о восприятии изображения глазом [Am. Adv. nat. ПІЛ 8].
Лактанций именует Бога художником, потому что тот заботится не только об утилитарных свойствах созданий, но также и о красоте [Lact. De opif. Dei. 8.8]. Представление Лактанция о Боге как о художнике, мудром архитекторе, подробно анализирует в своих работах В. В. Бычков. Он отмечает, что Лактанций видит человека как произведение идеального художника (скульптора). «Восторг и удивление Лактанция так велики, как будто он первым (а его устами — христианство) увидел и воспел совершенство и красоту человека, как будто вся Античность с культом человеческого тела и его красоты, насквозь пронизанная телесными интуициями, не знала этого. Лактан-цию был хорошо известен античный культ тела, и он немало страниц посвятил критике античной культуры именно за этот культ. В какой-то мере он и сам еще находится под влиянием этого культа, но для него он уже наполнен иным содержанием. Хотя красота и совершенство человека радуют его сами по себе, тем не менее, он ни на минуту не забывает, что человек — произведение Высочайшего, Совершеннейшего Художника. Именно неописуемые красота и совершенство человека служат в глазах христиан важным доказательством бытия этого Художника и его творческой деятельности»1. Кстати, среди апологетов Творца называл художником и Минуций Феликс, также считавший нелепым предположение, будто этот мир мог быть результатом произвольного соединения частей безо всякой цели1.
Невероятно контрастно на этом фоне выглядит позиция Арнобия. Чуждый всяческих рассуждений о красоте человеческого тела, он прямо вопрошает: что прекрасного в человеке, что, спрашиваю я, восхитительного, или хотя бы привлекательного, кроме того, что он, как сказал некий писатель , имеет [много] общего с обезьяной [Arn. Adv. nat. III. 16.3]? Поэтому, например, представлять богов в человеческом образе — прямо-таки оскорбительно для последних, равно как и человеку было бы неприятно предстать в образе животных. Но приятно это или нет, однако как раз человек с животными имеет очень много общего, а то и практически не отличается от них [Am. Adv. nat. 11.16].
Лактанций, сравнивая человека и животных, подчеркивает, что при искусном устроении тех и других, в человеке все настолько сбалансировано, что желание иметь во внешности что-либо, что свойственно животным — глупость. Это не только не украсит человека, но напротив, будет его уродовать. Отвратительно выглядит, например, как вид животного без шерсти, так и вид человека, покрытого шерстью и щетиной. Если у человека на теле и есть волосяной покров, то в умеренных количествах и для пользы. Волосы на голове защищают от холода, а растительность на лице служит не только одним из признаков для различения полов, но и помогает определить возраст, свидетельствует о зрелости [Lact. De opif. Dei. 7.9-11]. Арнобий, напротив, сетует на то, что у человека нет естественных внешних средств защиты (клыки и когти), нет крыльев для полета, и впору позавидовать животным как обладателям этих частей. [Am. Adv. nat. П. 16-18].
Социально-этические воззрения Арнобия и Лактанция
Для христианства более типичным было представление о ничтожестве человека не как о его постоянном и безвыходном состоянии, но как о следствии первородного греха, извратившего человеческую природу. Собственно, вывод этот полностью был почерпнут из Священного Писания, о чем мы подробнее говорили в первой главе. У Арнобия тема первородного греха не фигурирует в достаточной для исследования форме, и в этом аспекте своего творчества Арнобий интересен не с точки зрения предшествующей традиции, а в отношении будущего развития мысли. Тема miseria (ничтожества) вне первородного греха поднималась гуманистами. Леон Батиста Альберти в поэме «Теодженио» говорит о miseria как о следствии хрупкости человека как природного существа, которого подводит его телесная и духовная уязвимость, а также то, что человек многого ожидает или впадает в несчастья от собственной глупости. На его долю выпадает немало страданий, и не случайно появление человека на свет сопровождает плачь1. Мы не имеем достаточных оснований говорить о том, что итальянские авторы читали сочинения Арнобия, или, даже если читали, что сочинения эти произвели на них заметное впечатление. Однако в контексте того, что Арнобий и Лактанций пред 1 Ревякина Н. В. Человек в гуманизме итальянского Возрождения.... ставляют собой мыслителей, преодолевающих критический рубеж между светским и религиозным типом мышления, схожий характер рассуждений Арнобия и Альберти (только Арнобий ещё рассуждает с позиций скорее светского человека, а Альберти — уже) бросается в глаза. И хотя для своего времени Арнобий нетипичен, мы рискнем предположить, что он вовсе не выпадает за рамки традиции. Ведь и Альберти, критиковавший человека, и Джамбаттиста Джелли, чуть позже вставший на этот путь, были не вполне типичны для своего времени. Но и только. Тогда как общая тенденция и преемственность критической мысли в отношении человека, совсем не обязательно завязанная исключительно на том или ином кризисе сопутствовавшей авторам эпохи, на подсознательном уровне путешествовала из века в век. И это тоже — в природе человека.
Лактанций, напротив, не разделял такого пессимистического настроения. Человеку не следует завидовать животным, потому что люди — возвышенные души, и только неразумные язычники «сгибаются долу», досадуя, что не рождены четвероногими, добровольно склоняются к праху [Lact. Div. Inst. П.19-20]1. Все, чего человеку не дала природа, он способен восполнить мастерством своих рук и, самое главное, силой своего разума. Если бы человек ни в чем не нуждался, не был бы в чем-то слаб, то он бы и оставался в благополучном животном состоянии, не развиваясь, не имея возможности стать причастным мудрости. Разум дает человеку больше, чем способна дать природа животным, и не случайно даже Платон восхвалял природу за то, что рожден человеком [Lact. De opif. Dei. 3.12,19-21; 4.22] . В настоящем же своем положении ум человека, столь изобретательный и сведущий, имеет власть над всеми животными, и является «почти божественным» [Lact. De opif. Dei. 8.3; DeiraDei. 10.42]3. Христианство настаивало на том, что быть человеком — великая честь, и ни к чему винить природу тем, кто не смог постичь эту истину своим разумом1.
Вопрос о возможностях человеческого разума, об интеллектуальной деятельности был для христианских апологетов очень важен, тесно переплетался с вопросом о месте человека в этом мире и его родстве (или, напротив, чуждости) божественной силе. Для христианских писателей переходного историко-культурного периода этот вопрос был тем более важен в контексте отношения к языческой мудрости. И если Лактанций расценивал языческую мудрость как ложную не в силу отсутствия в ней позитивных задатков, но по причине чуждости Божественной Благодати, то для Арнобия не только языческая мудрость, но и мудрость общечеловеческая были весьма сомнительны. Лактанций неоднократно возвращался к мысли, что знание человека в полной мере не может прийти от ума, равно как и философия не может стать наставницей жизни. И тело человека не только снабжено орудиями познания, но в то же время является и препятствием для него. Человек не способен постичь истину в размышлениях и спорах, как того хотят философы, но только посредством божественных наставлений, через узнавание истины от Бога [Lact. Div. Inst. III. 14.8; VII.2.3-4; De ira Dei. 1.1-9].
Арнобий транслировал немощь человека не только на его тело, но и на его разум. Он буквально трактовал тезис о том, что мудрость человеческая есть глупость перед Богом [Am. Adv. nat. П.6] . То же высказывание приводит и Лактанций, хотя и не делает из него столь однозначных отрицательных выводов [Lact. Div. Inst. Ш.3.16]. От того буквального толкования, которое дает Арнобий, предостерегал заблуждающихся Ориген, которые пояснял, что в этой части Священного Писания говорится о тщете именно «мира сего», а если еще точнее, то о философии, которая содержит ложные учения . И Лак-танций, например, придерживается мнения, что Бог дал людям достаточно мудрости для того, чтобы исследовать то, что известно [Lact. Div. Inst. П.7.2].
По Арнобию, неведомая сила (res) создала человека настолько слепым и гордым, что он постоянно кичится воображаемым знанием, тогда как в действительности не знает не только вещей туманных и божественных, но даже слабо разбирается в сути окружающих его явлений, хотя занимается исследованиями на протяжении нескольких веков. В области метеорологии, зоологии, биологии, ботаники, географии и других сферах знания есть столько явлений, непонятных человеку, что люди не имеют никакого права гордиться своим умом [Arn. Adv. nat. И.7,59].
Даже философы, которые написали тысячи книг, ничего не знают наверняка, спорят между собой, и эти дискуссии не приносят ожидаемой пользы, потому что познание без благочестия все равно бесполезно [Am. Adv. nat. П. 10-11]. Не только науку, но и искусства Арнобий ценит весьма невысоко, ведь они — следствие необходимости: человек нуждается во многих вещах и так или иначе должен создавать их (изобретать, мастерить). К тому же люди не получают знания свыше, — они приходят к ним путем долгих размышлений, методом постоянных проб и ошибок. Итог же этих познавательных мучений — незначительные и поверхностные знания искусства, результат многовековых трудов — лишь «некоторый успех». Наконец, сведущих и талантливых людей в сфере искусства — музыкантов, диалектиков, геометров, ораторов, поэтов и грамматиков — так же мало, как и, например, добродетельных людей [Am. Adv. nat. П. 18-19] . Стоит ли судить о многом, исходя из единичных случаев?
