Основные черты социально-политического самосознания рыцарства XIV века : по сочинениям Ле Беля и Фруассара Акимова Елена Юрьевна

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Ле Бель, Фруассар и дворянство их времени 38

1.1 Дворянство XIV века сквозь призму Столетней войны 39

1.2 Ле Бель, Фруассар и особенности их сочинений 53

Глава II. Особенности сословного самосознания рыцарства

2.1 Роль и место дворянства в общественных представлениях и системе социально-правовых норм 75

2.2 Сословное самосознание рыцарства: параметры самоидентификации 83

2.3 Военно-поведенческие стереотипы рыцарства в условиях англо-французского конфликта 106

Глава III. Внутрисословные связи и их восприятие рыцарством

3.1 Традиционное и новое в вассально-сеньориальных отношениях 127

3.2 Идеальные образы и реальные герои Ле Беля и Фруассара (в аспекте вассально-сеньориальных связей) 154

Глава IV. Столетняя война и «политическое сознание» рыцарства

4.1 «Правила войны» 164

4.2 Факторы политического самоопределения рыцарства 184

4.3 Король как глава государства и рыцарь 196

4.4 Битва при Пуатье: взгляд «извне» и «изнутри» 210

Глава V. Религиозное сознание

4.1 Представление о боге и характер благочестия рыцарства 223

4.2 Восприятие рыцарством видений и колдовства 243

Заключение 259

• Дворянство XIV века сквозь призму Столетней войны
• Роль и место дворянства в общественных представлениях и системе социально-правовых норм
• Традиционное и новое в вассально-сеньориальных отношениях

Введение к работе

«Рыцарство» - понятие многослойное, вобравшее в себя несколько смыслов, до сих пор до конца не истолкованных и не во всем согласованных.

В современной отечественной историографии под рыцарством понимается одновременно социально-политический институт и культурный, этический идеал, что позволяет рассматривать рыцарство в двух аспектах — «как часть реального и как часть воображаемого средневековья» .

Уникальность рыцарства как исторического явления притягивает внимание историков, филологов, культурологов, писателей, художников и музыкантов. По словам П. Ю. Уварова, рыцарство «относится к тому немногому из средневекового наследия, о чем массовое историческое сознание продолжает сохранять добрую память. Более того, рыцарство постоянно присутствует в нашей жизни в виде метафор, ценностных суждений, эпитетов. Разговоры о рыцарстве велись давно и, по всей видимости, будут вестись всегда - слишком тесно его существование связано с важнейшими экзистенциональными моментами культуры»".

Повышенный интерес к рыцарству в отечественной медиевистике, проявляемый в последние десятилетия, во многом связан с освоением методов исторической антропологии. Ментальность, эмоциональность и установки поведения являются составляющими элементами той «стихии, где в наиболее концентрированном виде соединились все особенности той или иной цивилизации. Факторы исторического развития лишь группируются вокруг психологии, сообщаясь и взаимодействуя через нее и формируя ее самое»³.

Со своей стороны, не меньше возможностей открыли методы и подходы

¹ Лучицкая С. И. Рыцарство // Словарь средневековой культуры / Под. ред. А. Я. Гуревича.
М., 2003. С. 431.

² Уваров П. Ю. Вступительное слово // Одиссей. М., 2004. С. 5. (Тема выпуска -
рыцарство: реальность и воображаемое).

Мсишнин Ю. П. Общественно-политическая мысль средневековой Франции XIV-XV века. СПб., 2000. С. 5.

новой социальной истории, позволяющие рассматривать классы, сословия, большие и малые группы общества изнутри, выявлять механизмы их взаимодействий, изучать иерархии и корпоративные связи⁴.

Названные подходы дают возможность поставить широкий круг вопросов, связанных с социальной, политической, культурной и ментальной жизнью коллективов. В их число входит и проблематика данной диссертации, в которой исследуются основные черты общественного самосознания рыцарства в социально-сословном, политическом и религиозном аспектах.

Избранная проблема представляет интерес с нескольких точек зрения. Во-первых, высокий уровень этого самосознания определил уникальность целого ряда культурно-этических и правовых форм общественной жизни, придавших западной цивилизации ее неповторимые черты, которые сохранялись долгое время после того, как исчезло само рыцарство.

Во-вторых, проблему можно отнести к числу малоисследованных, по крайней мере, в отечественной историографии, в которой не сложилось традиции комплексного изучения рыцарства. Большинство работ отечественных медиевистов затрагивает лишь отдельные вопросы истории

рыцарского самосознания и ментальности.

В-третьих, при всем разнообразии мировой научной литературы, посвященной рыцарству, его история в XIV веке исследована в гораздо меньшей степени, чем в предшествующий период. Это позволяет специально обозначить проблему «рыцарства XIV века». Изложим в разъяснение несколько соображений по этому поводу.

Как правило, XIV век попадает в сферу интересов историков вместе с XV столетием и рассматривается в качестве единого исторического периода, определенного рамками позднего средневековья. Этот период чаще всего называют эпохой упадка рыцарской культуры, предпосылки которого

⁴ См.: Репина Л. П., Зверева В. В., Парамонова М. Ю. История исторического знания. М., 2004. Гл. IX. С. 244.

некоторые исследователи находят уже в конце XIII века. Рыцарская культура «осени средневековья» становится своего рода игрой и, обнаруживая с достаточной очевидностью расхождение рыцарских идеалов и повседневной действительности, теряет свою ценность для общества.

Выводы об обесценивании принципов рыцарской этики (особенно военной) и распространении прагматических представлений историки делают, подчеркивая чрезвычайное напряжение политической и военной борьбы в эпоху Столетней войны, вынуждавшей дворян соотносить свои действия с практическими результатами ради достижения победы любой ценой. Одновременно война приводила к вытеснению этики сословного корпоративизма патриотическими идеями монархического толка. Подчеркнем, основные тенденции, связанные с «закатом рыцарства», прослеживаются исследователями, как правило, на материалах XV века. Упадок рыцарства в XIV веке исследователи демонстрируют через примеры алчности и беспринципности рыцарей, грабительские рейды в ходе Столетней войны и насилия. Однако подобные обвинения адресовались рыцарству и более раннего периода*. Думается, для того, чтобы говорить о «закате рыцарства», фактов по XIV веку пока недостаточно.

Безусловно, Столетняя война обнажила многие неприглядные стороны поведения рыцарства, вместе со свидетельствами его стратегической и военной несостоятельности. Это одинаково справедливо для XIV и XV столетий, но есть и отличия. Ни одна из «рыцарских эпох» не оставила столько легендарных имен, как XIV век: Черный Принц, Жоффруа де Шарни, Готье де Мони, Карл де Блуа, Жан ле Менгр де Бусико, Джон Чандос, Джон Гонт герцог Ланкастер, короли Иоанн Богемский, Эдуард III и Иоанн Добрый — это все участники Столетней войны, давшие новый толчок «моде на рыцарство».

Тот же XIV век дал рыцарству «Десятого Героя»** - бретонского рыцаря, который по воле короля стал во главе военных сил Франции, а затем

* Здесь и далее см. «Примечания», соответствующую страницу.

-6-был удостоен чести упокоиться в королевской усыпальнице Сен-Дени «с исключительными почестями, которые, конечно, заслужил великий коннетабль»⁵. Еще один важный аргумент: приверженность рыцарским идеалам обнаруживает и множество авторов исторических и литературных сочинений XIV столетия.

Возникает вопрос, так был ли XIV век временем упадка рыцарства?
Становятся ли его идеалы иллюзорными, как полагают одни авторы, или оно
переживало полный расцвет, как думают другие? Сохраняло ли рыцарство
свою энергию или медленно погружалось в великий кризис? Играло ли оно
значительную социальную роль, или уже безвозвратно уходило с
исторической сцены? Эти большие вопросы требует детальных

исследований, одним из которых и призвана стать данная диссертация.

Научную литературу, изученную по проблеме, можно разделить на две большие группы: труды историков XIX века — начала XX века и первой половины XX - начала XXI века. Сразу оговоримся, что труды историков второй группы, отмеченные разнообразием методологических подходов, поделены на подгруппы по проблемно-хронологическому принципу.

Как и можно было предположить, работы первой группы принадлежат представителям романтизма и позитивизма. Романтическое направление представлено работами Ж. Ж. Руа , Ж. Либера , Э. Э. Виолле-ле-Дюка и П. Лакруа⁹. Используя материал средневековых хроник, биографий, мемуаров, литературных сочинений, историки воссоздавали картину нравов, быта и традиций рыцарства¹⁰.

⁵ Виолле-ле-Дюк Э. Э. Жизнь и развлечения в средние века. СПб., 2003. С. 137.

⁶ Руа Ж. Ж. История рыцарства. СПб., 1858; 2-е изд. М., 2001.

⁷ Libert J. Histoire de la chevalerie en France. Paris, 1856.

Виолле-ле-Дюк Э. Э. Указ. соч. По изданию: Dictionnaire raisonne du mobilier francaise de Tepoque carlovingienne a la Renaissance. Paris, 1858-1875. 6 vol.

⁹ Lacroix P. Vie millitaire et religieuse au moyen age et a l'epoque de la Renaissance. P., 1873; Idem. La chevalerie et les croisades. Feodalite. Blason. Ordres militaires / D'apres les grands ouvrages de Paul Lacroix sur le Moyen age et la Renaissance. Firmin, Didot, 1890.

«Собрать воедино и тщательно классифицировать вещественные доказательства минувших эпох, чтобы на их основе получить связный рассказ и, объединив разрозненные материалы, преподнести факты таким образом, чтобы осветить социальную и частную

Яркие и точные в деталях картины минувших эпох являются несомненным достоинством трудов романтиков. Очевидной заслугой этих авторов была попытка интерпретировать рыцарство внутри того времени, представлений и культуры, к которым оно принадлежало.

Для нас важен вопрос о времени и причинах упадка рыцарства. Здесь старые авторы сильно расходятся во мнении. Ж. Либер причину упадка видит в новых политических реалиях заключительного этапа Столетней войны. Среди них - холодный политический расчёт правителей, участие простонародья в освободительной войне, использование огнестрельных орудий и, наконец, создание национальных армий. Все эти новшества оказались «несовместимыми с рыцарством»¹¹. Временем упадка рыцарства автор считает XV-XVI века, но и в этом промежутке отмечает период краткого возрождения «рыцарской идеи» в начале XVI века.

П. Лакруа временем заката рыцарства считал конец XIII века, а причиной - куртуазную идеологию, когда «дамы выходят на передний план, вдохновляют рыцарей, жалуют рыцарское звание, и назначают цену чести» ".

Расхождения во взглядах историков романтического направления объяснимы сложностью поставленных вопросов. В целом романтики провели тщательную работу с источниками, которые до них квалифицировались историками как не заслуживающие внимания. По мнению Л. П. Репиной, их деятельность во многом заложила основы будущих культурно-антропологических исследований . Вместе с тем, в их работах очевидна идеализация рыцарства, характеристики которого мало соотнесены с социально-политическим контекстом эпохи. Рыцарство рассматривалось как уникальное явление западноевропейского средневековья, аналогов которым «не находится в анналах человечества»¹ . «Рыцарство образовало между

жизнь средневекового общества, включая и создание предметов обстановки». - См.: Виолле-ле-Дюк Э. Э. Указ. соч. С. 20.

¹¹ Libert J. Op. cit. Chap XXV. P. 270

¹² LacroixP. Op. cit. P. 143.

¹³ Репина Л. /7., Зверева В. В., Парамонова М. Ю. Указ. соч. Гл. VI. С. 157.

¹⁴ Lacroix P. Vie millitaire et religieuse... P. 143.

собой братство, единство. Рыцарь не был только немцем или испанцем, он был рыцарь; это было доблестное товарищество, которое сблизило между собой все народы. Учреждение рыцарства было важным делом в эпоху раздоров,...потому что соединяло благородные души в общем поклонении высоким чувствам»¹⁵. Стоит отметить, что и в подобного рода рассуждениях часто присутствуют детали, проливающие свет на понимание поведения рыцарства и на его политическое самосознание.

До сих пор самой полной энциклопедией жизни рыцарства считается труд Л. Готье¹ , методологически выдержанный в русле позитивизма. На основе материалов французского героического эпоса — «жест», исследователь реконструировал главные рыцарские традиции и образ жизни. Им был впервые четко обозначен свод правил рыцарского поведения, так называемый неписаный «кодекс чести». Согласно концепции автора, особая роль в формировании основных рыцарских ценностей принадлежала церкви. Л. Готье противопоставлял «первоначальное» рыцарство XI-XII веков рыцарству позднего средневековья, которое, по его мнению, утрачивало свои высокие моральные ценности в течении XIII-XV веков и неумолимо клонилось к упадку. Взгляды исследователя повлияли на целое поколение историков, несмотря на то, что он часто приписывал древним источникам реалии, относящиеся к более поздним эпохам. Как видим, Л. Готье «растягивает» эпоху упадка рыцарства на целых три столетия.

Труд другого представителя позитивистского направления — А. Люшера был опубликован в 1909 году . Он представляет собой серию очерков, посвященных культуре и повседневной жизни французского общества начала XIII века. В глазах автора рыцари - грубые и хищные вояки. Они воюют, сражаются на турнирах, проводят время в охоте, разоряют себя мотовством, душат поборами крестьян, грабят соседние замки и церковные владения.

¹⁵ РуаЖ. Ж. Указ соч. М., 2001. С. 240-241.

¹⁶ Gautier L. La chevalerie. Paris, 1884.

¹⁷ Luchaire A. La societe francaise au temps de Philippe-Auguste. Paris, 1909. (В пер.
ЛюшерА. Французское общество времен Филиппа Августа. СПб., 1999.)

Вместе с тем, А. Люшер признает благотворное влияние куртуазной культуры, «через которую феодальный мир проявляется в новом виде... Культурная элита и грубая, жестокая масса будут еще долго жить бок о бок. Но уже любопытно видеть, как часть феодального мира пытается порвать с традициями варварства и прикладывает усилия, чтобы измениться» . Выводы французского историка относительно распространения куртуазности в рыцарской среде начала XIII века позволяют уяснить, во-первых, возрастание ее значения как культурного ориентира рыцарства, во-вторых, изначально предполагаемый отрыв культурных и жизненных ценностей элиты от повседневных «грубых» реалий. Проблемы кризиса рыцарства этот автор не поднимает.

В отличие от трудов предшественников, позитивисты использовали многофакторный подход к истории, стремились учитывать социально-экономический и политический контекст эпохи. Совершенствование методов исследования позволило им обогатить свои работы большим материалом, вместе с тем, принцип прямого восприятия фактов и их обобщения приводил позитивистов если не к искажению взглядов, то, по крайней мере, к односторонности выводов.

В отечественной историографии конца XIX- начала XX века следует отметить очерк Е. Щепкина¹⁹. Автор выявляет несколько этапов в истории рыцарства: воинственное и грубоватое рыцарство XI-XII вв., утонченное (куртуазное) рыцарство XIII века и рыцарство эпохи Столетней войны.

Столетняя война выделена историком в отдельный этап потому, что в эту эпоху, с его точки зрения, сталкиваются две противоречивые тенденции. С одной стороны, это время - продолжение упадка рыцарства, из-за переутонченности и богатства. С другой, в начале Столетней войны происходит «возрождение» рыцарства. Любопытно, что эпоха Столетней войны разделена автором на два отдельных периода: XIV век - «эпоха

¹⁸ Там же. Гл. XII. С. 348-349.

¹⁹ Щепкин Е. Рыцарство // Книга для чтения по истории средних веков / Под. ред. П. Г.
Виноградова. М., 1903. С 322-408.

Фруассара», и XV век. Эта работа была одной из первых в России, где в общем виде нашла место проблема рыцарства XIV века. При этом она не только выделена Е. Щепкиным в отдельный этап, исключенный из общего процесса «упадка рыцарской культуры», но и обозначена именем его главного идеолога - Фруассара. Сам век обозначен как эпоха «полного расцвета военного рыцарства»" .

Позитивистские методы оставались привлекательными для ряда историков и в первой трети XX века. Так Г. Дельбрюк детально рассматривал картину военного дела средних веков и его взаимосвязь с экономическими, социальными и политическими факторами"¹. Внимание автора сосредоточено на тактике, стратегии, вооружении рыцарства, на его значимости как боевой единицы в военных действиях, поскольку «рыцари, благодаря характеру и силе своего оружия, составляли костяк войска»"". Одновременно Г. Дельбрюка интересует и социальный статус рыцарства, привилегированность которого определялась, прежде всего, тем, что оно составляло род войск, альтернативы которому по военной силе не существовало до конца XV века (рубеж - битва при Муртене (1476 г.)*. Рыцарство, считает немецкий ученый, образовывало социальную элиту, так как все высшие функции, кроме церковно-религиозных, в средневековом обществе выполнялись воинами. Историком подчеркивается замкнутость рыцарского сословия с конца XII века и его неоднородность, явно усилившаяся с XV века**. Проблемы кризиса рыцарства он прямо не касается, но явно не склонен искать его в XIV веке.

²⁰ Щепкин Е. Указ. соч. С. 386.

Вопросы тесно связанные с историей рыцарства рассматривались в лекциях по геральдике Ю. В. Арсеньева, прочитанных в Московском Археологическом институте в 1907-1908 году. Автором подчеркивается многоплановость понятия рыцарства (milites). В первоначальном виде оно было связано с военной повинностью; в XI-XII вв. - с феодальным держанием; с XIII века - с высшим военным и социальным статусом. См.: Арсенъев Ю. В. Геральдика: Лекции, читанные в Московском Археологическом институте в 1907-1908 году. М., 2001.

²¹ Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. М., 1938.
ТЛИ. Средневековье. (1 изд. - Берлин, 1923)

²² Там же. Ч. З.Гл. I. С. 173.

-11 -Исследователями XIX - начала XX века была проделана немалая работа в изучении истории рыцарства, прежде всего, вопросов, связанными с его происхождением, особенностями рыцарской службы, внутренней организацией, бытом и традициями. На основании материалов средневековых источников были выявлены этические идеалы рыцарства, ценностные компоненты его культуры. Отметим, что хроника Фруассара, уже в трудах историков XIX века фигурировала как один из важнейших и ярких источников по истории рыцарства.

В первой половине XX века происходит изменение направлений научной мысли, связанное с пересмотром эпистемологических основ исторического знания. «Кризис историзма»" сопровождался поиском новых принципов и методов познания и формированием множества различных направлений в философии и истории.

В 1919 году выходит в свет монография нидерландского историка И Хейзинги, в которой рассматривается социокультурный феномен позднего средневековья²⁴. Эта эпоха представляется автору временем распада и смерти средневековой цивилизации. Рыцарская идея, по мнению И. Хейзинги, представляла собой в XIV-XV вв. не более чем грезу о благородной мужественности и верности долгу, которая наполняла своим содержанием идейный мир небольшой замкнутой группы представителей знати.

Большинство аргументов, почерпнутых историком из сочинений XIV века (главным образом из хроники Фруассара), не позволяют ему сделать однозначный вывод о расхождении рыцарских ценностей с повседневной действительностью этого времени, что вступает в некоторое противоречие с общей концепцией книги. Автор вынужден отметить, что «разительный переход от эпохи рыцарства к милитаристскому духу нашего времени» происходит лишь в конце XV века, тогда как «на исходе XIV столетия весь

²³ См.: Могилъницкий Б. Г. История исторической мысли XX века: Курс лекций. Томск,
2001. Вып. 1.

²⁴ Хейзинга Й. Осень средневековья. М., 2004. (1 изд. - 1919 г.)

пышный и наполовину игровой антураж личного состязания ради чести и славы был еще в полном расцвете»²⁵.

В другой работе исследователь рассматривает культуру позднего средневековья через призму концепции игры²⁶. Рыцарство, по его мнению, представляло собой игровое сообщество, руководствовавшееся правилами благородной воинской жизни, в которые был введен идеал куртуазной любви; они «столь тесно переплелись друг с другом, что, в конце концов, уток скрыл основу»²⁷. Идеалы рыцарства, считает историк, представляли собой по большей части фантазию или вымысел, но они определенно способствовали воспитанию и общественному проявлению духовных сил личности и повышали ее нравственный уровень.

К политическому и военному значению рыцарских идей в позднем средневековье И. Хейзинга обращается специально в одной из своих поздних

статей . О рыцарях XIV-XV вв. исследователь говорит как о людях, воспринимавших рыцарские идеалы в качестве правил некой игры. Искренне или наигранно они следовали уходящим в прошлое ценностям, что проявляло себя в искусственном воссоздании в реальной жизни идеальных образов, «декораций» минувшей эпохи. Политическая и военная история последних столетий Средневековья, считает историк, обнаруживает весьма мало рыцарственности и чрезвычайно много алчности, жестокости, холодной расчетливости, прекрасно осознаваемого себялюбия и дипломатической изворотливости²⁹.

Таким образом, И. Хейзинга противоречив. И это идет, очевидно, от противоречий самой действительности, в глазах автора в XIV веке еще не демонстрирующей принципиального разлома и упадка рыцарского образа жизни и менталитета.

²⁵ Там же. Гл. VII. С. 125.

Хейзинга И. Homo ludens / Человек играющий. Статьи по истории культуры. М., 2003. (1 изд. - 1938 г.) ²⁷ Там же. Гл V. С. 111.

Хейзинга И. Политическое и военное значение рыцарских идей в позднем средневековье // Homo ludens / Человек играющий. Статьи по истории культуры. М., 2003. С. 311-321. ²⁹ Там же. С. 315.

Социокультурным проблемам истории рыцарства посвящена книга американского исследователя Р. Л. Килгура . Историк разделяет концепцию И. Хейзинги об игровом по своей сущности характере рыцарской культуры позднего средневековья. В XIV-XV веке рыцарство, считает Р. Л. Килгур, растрачивает военно-религиозное рвение и переходит к демонстративной роскоши. В XV веке, резюмирует исследователь, рыцарству в большей степени была свойственна прагматичность, жестокость и алчность. Главные проявления кризиса рыцарства — уничтожение с середины XIV века замкнутости и привилегированности; причины - усиление королевской власти и создание постоянной армии.

Несмотря на спорность некоторых выводов автора, следует отметить важность его замечаний о возникновении новых явлений в политике, военном деле, социальном развитии, идущих вразрез с традиционной рыцарской идеологией, приближавших закат «века рыцарства». Как ясно, проявления этого заката автор находит уже во второй половине XIV века.

К иным выводам приходит А. Б. Фергюсон , монография которого по тематике смыкается с книгой И. Хейзинги. Американский исследователь категорически не принимает идею Й Хейзинги о «человеке играющем» и рыцарственности (в XV веке) как о грандиозном спектакле, затеянном из чувства стремления средневекового человека к прекрасному. По его мнению, «игра» имела жизненно-важное значение для современников того времени, особенно для тех, кто своим примером способствовал распространению популярности рыцарственности. Такие люди, считает исследователь, могли вполне сознательно выстраивать «свое поведение в соответствии со сказками о рыцарском прошлом. Если мы заглянем в их мысли, то обнаружим, что такие явления также добавляли едва заметные оттенки к тому, как эти люди

Kilgour R. L. The decline of chivalry as shown in the French literature of the late Middle Ages. Cambridge, 1937.

³¹ Ferguson A. B. The indian summer of English chivalry. Durham, 1960. (В пер. Фергюсон А. Б. Золотая осень английской рыцарственности. Исследование упадка и трансформации рыцарского идеализма. СПб., 2004.)

видели себя, и в соответствии с этим образом они, без сомнения, принимали свои далеко идущие решения»³².

Не разделяет он также идею об антагонизме между рыцарскими идеалами и действительностью, хотя признает расхождение между ними. Итак, по мнению автора, рыцарственность была актуальна для своего времени, и ее атрибуты достаточно точно отражали реальность средневековой жизни. Рыцарские идеи служили своеобразным руководством для светской деятельности правящего класса и, по всей видимости, вполне отвечали этой цели.

Работы указанных исследователей методологически ценны дискуссией о роли и значении (в том числе практическом) рыцарской идеи в позднее средневековье. Каждый из историков приводит доводы, извлеченные из широкого круга источников XIV-XV века, в том числе — Фруассара. Однако специального внимания его хронике авторы не уделяют, в большей степени адресуясь к источникам XV века, куда и смещена главная сфера их интересов.

Тенденции, характеризующиеся обращением исследователей к вопросам истории культуры, идеологии, массовых и индивидуальных представлений, широко обозначаются в трудах историков XX века. Заслуга в этом принадлежит, в первую очередь, сторонникам школы «Анналов»*. Они, как известно, считали главной задачей историка - изучение жизни коллективов и индивидов, больших и малых групп, целых обществ и цивилизаций не только «извне», но и «изнутри», вскрывая и реконструируя мировидение людей изучаемой эпохи, их «картину мира», систему ценностей и верований. «Тотальный» подход к истории - «первый из постулатов школы»³³, определил методы работы ее основателей. В монографии М. Блока³⁴ представлена разносторонняя и многоуровневая картина жизни феодального

³² Фгргюсон А. Б. Указ. соч. Гл. II. С 67-68.

Biziere J.-M., Vayssiere P. Histoire et historiens. Antiquite, Moyen Age, France modeme et contemporaine. Paris, 1995. P. 193. ³⁴ Block M. Feudal society. London, New York. 1993-1995. 2 vol. (1 изд. - 1939-1940.)

общества IX-XIII вв. Для нас представляет особый интерес характеристика рыцарства как одной из главных социальных групп, которая с середины XII века** начинает превращаться в юридический и наследственный класс (дворянство).

По мнению М. Блока, военная служба, «преданность душой и телом» профессии воина, играла фундаментальную роль не только в процессе формирования средневековой аристократии, она оказала влияние на ее образ жизни и ментальные установки, проявляясь, прежде всего, в презрении ко всем «невоинственным». Эпоха позднего средневековья остается за пределами внимания М. Блока, он лишь отмечает, что с момента юридического оформления наследственного статуса рыцарства, период между 1250 и 1400 гг. можно назвать временем наиболее жесткой стратификации социальных классов. «Доступ в рыцарство не был закрыт совсем, однако «дверь» оставалась лишь немного приоткрытой»³⁵. Несомненно, что подобные реалии времени помогают лучше понять содержательную составляющую сословной корпоративности рыцарства.

С середины 1960-х годов и доныне огромное влияние на историографию оказывают труды Ж. Ле Гоффа, одного из выдающихся представителей третьего поколения школы «Анналов» . В его главном труде в центре внимания пространствено-временные структуры в жизни и восприятии населения средневековой Европы, его материальная жизнь, социальная система, и главное, менталитет, коллективная психология, способы чувствовать и мыслить. В одной из своих работ историк специально изучает проблему символизма ритуала принесения вассальной клятвы в менталитете раннесредневекового человека . Наблюдения и выводы Ле Гоффа очень важны для понимания самосознания рыцарства, сути его внутрисословных связей, специфики социальной роли.

³⁵ Ibid. Р. 325.

³⁶ Le GoffJ. La Civilisation de Г Occident medieval. Arthaud, 1964.

³⁷ Le GoffJ. Pour un autre moyen age: Temps, travail et culture en Occident. Part. IV. Paris,
1977.

С конца 1960-х начала 1970-х гг. в западной медиевистике обнаруживается настоящий взрыв интереса к истории рыцарства. Именно с этого времени начали выходить в свет труды Л. Женико³⁸, П. Ван-Люйна³⁹, Ж. Дюби⁴⁰, Ж. Флори⁴¹, Ф. Кардини⁴², М. Кина⁴³ и др., соединившие в себе подходы новой социальной истории и культурной исторической антропологии. Своеобразие методических приемов изучения средневековых памятников позволило исследователям по-новому взглянуть на проблему происхождения и сущности социальной природы рыцарства и знати, характер их восприятия современниками.

Истоки рыцарской идеологии интересовали итальянского историка Ф. Кардини, главная работа которого вызвала широкую научную дискуссию⁴ . Автор исходит из понимания рыцарства как особого социального и юридического явления и как определенной культурной реальности. Мировосприятие и идеология рыцарства, по его мнению, своими корнями уходит в глубины самосознания варварских народов с культом вождя, личной верности и военной доблести, а с другой стороны — в развитую христианством концепцию служения, сначала религиозную, но в средние века распространившуюся на область светских отношений.

Genicot L. Naissance, fonction et richesse dans Tordonans dc la societe medieval: le cas de la noblesse du nord-ouest du continent. Louvain, Gant. 1968; Idem. La Noblesse dans Г Occident medieval. Londres, 1982; Idem, la Noblesse II Dictionnaire raisonne de TOccident medieval I Ed. Le Goff J., Schmitt J.-C. Paris, 1999. P. 821-833.

³⁹ Van Luyn P. Les milites dans la France du XI siecle II Le Moyen Age. Braxelles, 1971. Vol.
LXXVII. № 1. P. 5-51; № 2 P. 193-238.

⁴⁰ Duby G. Les origins de la chevalerie I Hommes et structures au Moyen age. P., 1973; Idem.
Les trois ordres ou Fimaginaire du feodalisme. Paris, 1978.

Flori J. La notion de Chevalerie dans les Chansons de Geste du XII siecle. Etude historique du vocabulaire II Le Moyen age. Bruxelles, 1975. T. 81. № 2. P. 211- 244; Idem. Chevalerie et liturgie. Remise des amies et vocabulaire «chevaleresque» dans les sources liturgiques du IX au XIV siecles II Le Moyen age. Bruxelles, 1978. T. LXXXIV. № 2. P. 247-278; № 3-4. P. 409-442; Idem. IS ideologic du glaive. Prehistoire de la chevalerie. Geneve, 1983. Idem. la Chevalerie II Dictionnaire raisonne de LOccident medieval I Ed. Le Goff J., Schmitt J.-C. Paris, 1999. P. 199-213

⁴² Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М., 1987. (1 изд. - 1981 г.).

⁴³ Keen М. Chivalry. New Haven, London, 1984. (В пер. Кіт М. Рыцарство М., 2000.).

⁴⁴ Кардиті Ф. Указ. Соч.

Военные, религиозные и аристократические аспекты истории рыцарства рассматривает в своей монографии М. Кин⁴⁵. Исследователь приходит к интересным выводам по поводу взаимоотношений королевской власти, знати и рыцарства в позднее средневековье. Желая поддержать дорогостоящий образ жизни и свое социальное лидерство, знать (дворянство) часто поступала на службу королю или другим знатным сеньорам, поскольку средств, получаемых от наследственных земельных владений, ей не хватало. Притягательность службы при дворе короля или в «национальной» армии усиливалась повсеместно. Огромная сила, которая в конце средних веков нарождалась из рыцарства - «национальное рыцарство», по мнению М. Кина, свидетельствовала не о культурных течениях или политической идеологии; скорее в ее появлении возникла острая необходимость. Но рыцарство могло служить не только королю, точно также оно служило знатным и могущественным . династиям и помогало им стать еще более могущественными и знатными. Выводы ученого позволяют понять некоторые особенности взаимоотношений конфликтующих сторон и политических ориентиров рыцарства в эпоху Столетней войны.

Отдельного внимания заслуживает одна из работ работа швейцарского историка Ж. Флори⁴⁶. Исследователь поднимает в ней широкий круг вопросов, связанных с происхождением рыцарства, истоками его идеологии и роли церкви в ее формировании; он рассматривает религиозные и военные компоненты «облика» рыцарства ХІ-ХІІІ вв., и главное, затрагивает проблему его упадка в позднее средневековье. По мнению Ж. Флори в эту эпоху рыцарство продолжало сохранять свое функционально первенство, а рыцарская идеология владела умами даже в конце XV века.

Принципиально важными в рамках данной диссертации можно назвать работы исследователя позднего средневековья и Столетней войны Ф. Контамина. В одной из его монографий, написанных с позиций «новой

Keen М. Op. cit.

FloriJ. Chevaliers et chevalerie au Moyen age. Paris, 1988.

исторической науки», рассматривается этнополитический, социальный, демографический, культурный аспекты жизни Франции и Англии в эпоху Столетней войны (главным образом в XIV веке)⁴⁷. Автор приходит к следующему заключению: оба народа обнаруживают множество общих черт в образе жизни, мировосприятии, способах социальной организации. «Родство между двумя враждующими королевствами было куда более тесным, чем то, которое объединяло весь христианский мир»⁴⁸.

Заслуживающими внимания кажутся выводы историка об изменениях в организации армий, происходивших на протяжении XIV века и широком распространении службы на контрактной основе*. Это, по мнению Ф. Контамина, вовсе не означало упадка старинного дворянства. Во Франции, и в Англии оно все еще составляло значительную часть кавалерии, которая, как и прежде, считалась лучшей и самой высокооплачиваемой частью войска.

В другой работе, используя метод исторического синтеза, Ф. Контамин сумел проанализировать богатейший материал по истории войн в европейских странах и в то же время рассмотреть войну в качестве важнейшего фактора в жизни западноевропейского средневекового общества⁴⁹.

Принадлежность к военному сословию определяется исследователем как принадлежность к функциональной категории, имевшей свое законное место в обществе. Сама структура воинского общества более или менее отражала структуру всего общества, и положение индивида напрямую зависело от его места в иерархии власти и даже богатства.

Особую ценность монографии составляет ее насыщенность данными о численности рыцарского контингента средневековых армий (в том числе в эпоху Столетней войны), стоимости рыцарского вооружения, оплате военной

⁴⁷ Contamine Ph. Au temps de la guerre de Cent Ans: France et Angleterre. Paris, 1994. (1 ed.-
1976).

⁴⁸ Ibid. P. 241.

⁴⁹ Contamine Ph. La guerre au Moyen age. Paris, 1980.

службы, и многого другого, позволяющего составить представление о материальной стороне жизни рыцарства.

Заслуживают внимания и выводы исследователя относительно интересующего нас периода. Изучив идейные основы войны и мира, Ф. Контамин считает возможным говорить об эпохе Столетней войны как о «продолжении средневековья». Доводы ученого заставили многих медиевистов согласиться с возможной преждевременностью выводов о закате рыцарства в XIV-XV вв., признав эту проблему в числе тех, которые еще остаются предметом, достойным всяческого внимания историков.

Военное дело, тактика и стратегия эпохи Столетней войны специально рассматривается и в одной из статей французского историка⁵⁰. Нам она интересна и тем, что в качестве основного источника там привлекается хроника Фруассара.

Кроме названных работ, вопросы, связанные с различными аспектами истории рыцарства и рыцарской идеологии, освещались в монографии М. Пастуро⁵¹ и совместном труде Ж. Брюнель-Лобришон и К. Дюамель-Амадо⁵².

Много важного материала для понимания в целом социальной истории средневековой Франции находится в общих работах. Начиная с 1970-х гг. многие медиевисты изучали рыцарство и дворянство в качестве важнейшей части социальной структуры общества и главной силы на социально-политической арене. Историки уделяли внимание вопросам социально-правового статуса и экономического положения дворянства; его

Contamine Ph. Froissart: Art militaire, pratique et conception de la guerre II Froissart: Historian I Ed. by J .J. N. Palmer. Woodbridge, Suffolk, 1981. P. 132-145.

⁵¹ Pastoureau M. La vie quotidienne en France en Angleterre au temps des chevaliers de la table
ronde. Paris, 1976.

⁵² Брюнель-Лобришон Ж., Дюаліепь-Амадо К. Повседневная жизнь во времена трубадуров
ХП-ХШ века. М., 2003. (1 изд. - Париж, 1997.)

Эволюцию представлений о войне в этическо-ценпостном понимании рассматривал К. Эрдман. См.: Erdmann С. Die Entstehung des Kreuzzugsgedankens. Stuttgart, 1965.

внутрисословным связям и взаимоотношениям с королевской властью, горожанами, крестьянством⁵³.

На французском дворянстве XIV-XV вв. было сосредоточено внимание в одной из работ профессора лионского университета Р. Феду⁵⁴. В ней приводятся статистические данные о количестве дворянских семей во Франции XIV века, рассматриваются средства и пути доступа в дворянство, а также доходные и расходные статьи сеньориального бюджета. По мнению историка, в указанный период уверенно можно говорить о кризисе традиционных сеньориальных доходов, имевших непосредственное отношение к земельной ренте, что вынуждало дворянство постоянно находиться в поиске дополнительных источников доходов - наемной военной службы, что, безусловно, было одной из причин возрождения «военного энтузиазма» рыцарства на первых этапах англо-французского конфликта.

Работы Ж. Кринена⁵⁵ и Е. А. Броуна⁵⁶, посвященные исследованиям общественной мысли Франции XIII-XV вв., представляют интерес с точки зрения понимания «божественной, моральной и политической» концепции королевской власти, которая, так или иначе, проявляла себя в представлениях современников о персоне монарха.

В целом исследователи стремились дать развернутую картину социального облика средневековой аристократии с учетом региональных особенностей.

Из этой группы выделим: Lemarignier J.-F. La France medievale. Institutions et societe. Paris, 1994. (1 ed. - 1970); Fedou R. L'Etat au Moyen age. Paris, 1971; Barthelemy D. L'ordre seigneurial. XI-XII ss. Paris, 1990; и: La noblesse au moyen age XI-XV s. / Ed. Contamine Ph. Paris, 1976; Morsel J. L'aristocratie medievale (V-XV ss). Paris, 2004; Feller L. Paysans et seigneurs au Moyen Age. VIII-XV ss. Paris, 2007.

⁵⁴ Fedou R. La noblesse en France a la fin du moyen age (du milieu du XIV a la fin du XV-e
siecle) II Acta universitatis Lodziensis. Lodi, 1980. Ser. I. Zes. 71. P.49-63.

⁵⁵ Krynen J. Ideal du prince et pouvoir royal en France a la fin du Moyen age (1380 — 1440).
Paris, 1981; Idem. U Empire du roi: Idees et croyances politiques en France XIII-XV ss. Paris,
1993.

⁵⁶ Brown E. A. R. La notion de la legitimite et prophetie a la cour de Philippe Auguste II The
Monarchy of Capetian France and royal ceremonial. Norfolk, 1991. P. 77-110.

В особую группу следует выделить исследования, посвященные хронике Фруассара и касающиеся биографии и личности хрониста. Факты его жизненных перипетий были цельно представлены во вступительной статье Т. Джонеса⁵⁷, не потерявшей своего значения и поныне. Из современных авторов следует назвать К. Фоулера , П. Ейнсворта⁵⁹ и М. Зинка⁶⁰, труды которых содержат не только ценный биографический материал, но и оценку трудов Фруассара. Различные аспекты творчества хрониста (исторического и литературного) представлены в целой серии статей зарубежных авторов⁶¹.

Подводя некоторые итоги, можно сказать, что в зарубежной медиевистике XX - начала XXI века были разработаны новые методологические подходы. Они позволили дать ответы на многие вопросы, связанные с различными аспектами жизни средневекового общества в целом, и рыцарства как одной из важнейших его частей. Вместе с тем, остаются проблемы, изученные в недостаточной мере, к числу которых относится и проблема социально-политического самосознания рыцарства, особенно в эпоху Столетней войны. Остается дискуссионным и вопрос «рыцарства позднего средневековья», связанный с кризисом его идеологии, временем и характером его проявлений.

Johnes Т. Memoir of the life of Froissart / The Chronicles by sir J. Froissart of England, France, Spain and the adjoining countries. I Ed. T. Johnes. London, 1857. P. XVII-XXVII.

⁵⁸ Fowler K. Froissart, chronicler of chivalry II History today I Ed. Marsden G. London, 1986.
April. Vol. 36. P. 51-53.

⁵⁹ Ainswort P. F. Jean Froissart and the Fabric of History: Truth, Myth and Fiction in the
Chroniques. Oxford, 1990.

⁶⁰ ZinkM. Froissart et le temps. Paris, 1998.

⁶¹ Nichols. S. G Discourse in Froissart's Chroniques II Speculum. 1964. Vol. 39. No 2. Pp. 279-
287; Palmer J. J. N. Book I (1325-1378) and its sources II Froissart: Historian / Ed. by
J .J.N. Palmer. Woodbridge, Suffolk, 1981. P. 7-24; Diller G T. Froissart: Patrons and texts II
Froissart: Historian. P.145-160; Kurtz B. E. The «Temple d'Onnour» of Jean Froissart II Modem
Philology. Chicago, 1984. Vol. 82. № 2. P. 156-166. Medeiros M. T. de. Le pacte encomiastique:
Froissart, ses Chroniques et ses mecenes II Le Moyen age. Bruxelles, 1988. T. XCIV. № 2. P.
237-255; Idem. Voyage et lieux de memoire: Le retour de Froissart en Angletcrre II Le Moyen
age. Bruxelles, 1992. T. XCVIII. № 3-4. P. 419-428; ZinkM., Lydon K. The Time of the Plague
and the Order of Writing: Jean le Bel, Froissart, Machaut. II Contexts: Style and Values in
Medieval Art and Literature I Yale French Studies. Yale, 1991. P. 269-280; Poirion D. La fete
dans les Chroniques de Froissart II Feste und Feiern im Mittelalter. Sigmaringen, 1991. P. 95-
107. Froissart across the genres I Ed. by D. Maddox, S. Sturm-Maddox. Gainesville, Florida,
1998.

, ТУ .

Что касается отечественной литературы, то история французского средневековья традиционно привлекает внимание исследователей. Работы С. Д. Сказкина⁶², Ю. Л. Бессмертного⁶³, Н. А. Хачатурян⁶⁴, Н. И. Басовской⁶⁵, Ю. П. Малинина⁶⁶, П. Ю. Уварова⁶⁷, И. Я. Эльфонд⁶⁸, С. К. Цатуровой⁶⁹,

⁶² Сказкип С. Д. Очерки по истории западноевропейского крестьянства в средние века М.,
1968; Он же. Избранные труды по истории. М., 1973.

⁶³ Бессмертный Ю. Л. Феодальная деревня и рынок в Западной Европе ХП-ХШ вв. М,
1969; Он же. Жизнь и смерть в средние века. Очерки демографической истории Франции.
М., 1991.

⁶⁴ Хачатурян Н. А. Возникновение Генеральных Штатов во Франции. М., 1976; Она же.
Сословная монархия во Франции XIII-XIV вв. М., 1989; Она же. Бургундский двор и его
властные функции в трактате Оливье де Ля Марша // Двор монарха в средневековой
Европе: явление, модель, среда. М., 2001. Вып. 1. С. 121-136; Она же. Светские и
религиозные мотивы в Придворном банкете «Обет фазана» герцога Бургундского в XV
веке / Королевский двор в политической культуре средневековой Европы. М., 2004. С.
177-199; Она же. Король-sacre в пространстве взаимоотношений духовной и светской
власти в средневековой Европе (морфология понятия власти) // Священное тело короля:
Ритуалы и мифология власти. М., 2006. С. 19-28.

⁶⁵ Басовская Н. И. Столетняя война 1337-1453 гг. М, 1985; Она же. Идеи войны и мира в
Западноевропейском средневековом обществе // Средние века. М., 1990. Вып. 53. С. 44-51;
Она Dice. Правитель и народ в Столетней войне // Средние века. М., 1991. Вып. 54. С. 23-
34; Она же. Столетняя война: леопард против лилии. М., 2003.

⁶⁶ Мшшнин Ю. П. Политическая борьба во Франции во второй половине XV в. и
становление раннеабсолютистской доктрины // Социально-политические отношения в
Западной Европе (средние века - новое время). Уфа, 1988; Он же. Средневековый «дух
совета» // Одиссей. Человек в истории. М., 1994; Он же. «Королевская троица» во
Франции XIV - XV вв. // Одиссей. Человек в истории. Представления о власти. М., 1995;
Он же. Социально-утопические идеи во французской литературе позднего средневековья
// Проблемы социальной истории и культуры средних веков и раннего нового времени /
Под ред. Г.Е. Лебедевой. СПб., 2003. Вып. 4; Он же. Общественно-политическая мысль
позднесредневековой Франции XIV — XV вв. СПб., 2000.

⁶⁷ Уваров П. Ю. Париж XV века: события, оценки, мнения...общественное мнение //
Одиссей. 1993. М., 1994. С. 175-193; Он лее. Интеллектуалы и интеллектуальный труд в
средневековом городе // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. М., 1999.
Т. 2. С. 221-264; Он же. Община горожан: структура и конфликты // Там же. М., 2000. Т.
3. С. 8-40; Он же. История интеллектуалов и интеллектуального труда в средневековой
Европе. М., 2000; Уваров П. Ю., Азарканян М. Ц., Ревякнна А. В. История Франции. М.,
2005.

⁸ Эльфонд И. Я. Учение о «божественном праве» государей во французской доктрине абсолютизма второй половины XVI века // Средние века. Вып. 58. М., 1995. С. 172 - 178; Она oice. Раннесредневековые основы политической мифологии во французской культуре второй половине XVI в. // Миф в культуре Возрождения. М., 2003. С. 239 - 252. ⁶⁹ Цатурова С. К. Города в Столетней войне // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. М., 2000. Т. 4. С. 246-272; Она же. Офицеры власти: Парижский Парламент в первой трети XV века. М., 2002; Она лее. «Сеньоры закона»: к проблеме формирования «параллельного дворянства» во Франции в XIV-XV вв. // Средние века. М., 2003. Вып. 64. С. 50-88; Она же. «На ком платье короля?» Королевские чиновники в торжественных въездах королей в Париж (XIV-XV вв.) / Королевский двор в

С. А. Польской⁷⁰ посвящены его социально-экономическим, политическим, военным и культурно-этическим проблемам.

Труды российских историков по проблематике данной диссертации хронологически и методологически можно разделить на две подгруппы. К первой относятся исследования советского периода. Ко второй - работы двух-трех последних десятилетий.

В трудах ученых первой подгруппы рассматривалась, прежде всего, классовая роль рыцарства '. В этом контексте следует специально отметить фундаментальную работу Ю. Л. Бессмертного о феодальной деревне ХП-ХІІІ

1")

веков ". Для нашего исследования представляет интерес глава о межфеодальных связях, в которой на материалах документальных и законодательных источников рассматривался имущественный и правовой статус владельцев сеньорий и едва ли не впервые в отечественной литературе был поставлен вопрос о типах и формах внутриклассовых отношений.

К этому же времени относится единственное специальное исследование, посвященное французским хронистам XIV в., в котором значительное внимание уделено Фруассару . Помимо оценок исторического сочинения

политической культуре средневековой Европы. М., 2004. С. 216-248; Она же. Священная миссия короля-судии, ее вершители и их статус во Франции XIV-XV вв. // Священное тело короля: Ритуалы и мифология власти. М., 2006. С. 78-95.

⁷⁰ Польская С. А. Королевские постцеремониальные пиры в регламенте церемоний
французского королевского двора / Двор монарха в средневековой Европе: явление,
модель, среда. М., 2001. Вып. 1. С. 235-244; Она же. Французский монарх, церковь и
двор: ролевое участие сторон в церемонии королевского посвящения / Королевский двор в
политической культуре средневековой Европы. М., 2004. С. 249-278; Она Dice. «...Прими
власть как испытание...»: королевское помазание и коронация в протоколах франкских
коронационных порядков // Священное тело короля: Ритуалы и мифология власти. М.,
2006. С. 263-292.

⁷¹ См.: Колесницкий Н. Ф. Феодальное государство (VI-XV вв.). М., 1967; Писарев Ю. И.
Место служилого рыцарства в социально-политической жизни Англии XIV в. // Средние
века М., 1973. Вып. 37. С. 82-107; Он же. Магнаты и корона в Англии в XIV в. // Средние
века. М., 1980. Вып. 43. С. 77-104. Гутпова Е. В. Экономическая эволюция и социальная
иерархия в Англии // Средние века. М., 1983. Вып. 46. С. 27-52; Она оюе. Классовая борьба
и общественное сознание крестьянства в средневековой Западной Европе (XI-XV вв.) М.,
1984.

⁷² Бессмертный 10. Л. Феодальная деревня и рынок в Западной Европе ХП-ХШ вв. М.,
1969.

⁷³ Мелик-Гайказова Н. Н. Французские хронисты XIV века как историки своего времени.
М., 1970.

Фруассара* и биографических данных, исследовательница в рамках марксистской методологии рассматривает социальный портрет дворянства XIV века, для которого, по ее словам, война была смыслом жизни и часто средством к существованию.

Разворот в сторону исторической антропологии связан в нашей науке с именем А. Я. Гуревича⁷⁴. В его исследовании «Категории средневековой культуры», рассматривается картина мира средневекового человека. Несколько важных выводов делает автор в отношении рыцарства. В частности: его воинское ремесло было в значительной мере индивидуализировано, потому как, сражаясь в войске сеньора, рыцарь действовал, прежде всего, на личный страх и риск; рыцарь Западной Европы был ограничен кодексом рыцарской чести, предписывающим соблюдение правил моральных норм и этикетных правил; особое место в жизни рыцаря занимало служение даме, которое также имело свои правила и границы⁷⁵. Отметим, что в дальнейшем российский ученый внес огромный вклад в разработку методологических вопросов современной исторической науки .

В работах постсоветского периода, непосредственно относящихся к исследованию рыцарской культуры, идеологии, менталитета, так же, прежде всего, следует отметить статьи Ю. Л. Бессмертного . Автором рассматривались вопросы, связанные с социальной психологией рыцарства XII-XIII вв. и важные для понимания основных черт его сословного самосознания. Рыцарь, по мнению Ю. Л. Бессмертного, чувствовал себя

Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972.

⁷⁵ Там же. С. 183-187.

⁷⁶ См.: Другие средние века. К 75-летия А. Я. Гуревича. М.-СПб., 1999.

⁷⁷ Бессмертный 10. Л. Крестьянин глазами рыцаря (по материалам Франции XI - XIII
веков) // Культура и общественная мысль. М., 1988. С.99-109; Он же. Вновь о трубадуре
Бертране де Борне и его видении простолюдина (к проблеме дешифровки культурных
кодов) // Одиссей. М.,1995. С.140-150; Он же. Это странное ограбление... // Казус.
Индивидуальное и уникальное в истории. М., 1997. С. 29-40; Он оісе. Риторика рыцарской
скорби по данным англо-французской литературы ХИ-ХШ вв. // Человек и его близкие на
Западе и Востока Европы (до начала нового времени). М., 2000. С.64-83; Он лее.
Рыцарское счастье - рыцарское несчастье (Западная Европа ХИ-ХШ вв.) // В своем кругу.
Индивид и группа на Западе и Востоке Европы до начала нового времени. М., 2003. С. 51-
87.

частицей куртуазного универсума, который признавался лишь в узком кругу его сподвижников. Все не принадлежавшие к куртуазному миру - это те «другие» которым рыцарь противопоставляет себя, но от которых он в то же время требует признания и подчинения.

В рамках проекта «Элиты средневековья» в 1997 году вышел в свет коллективный труд отечественных историков, представляющий собой один из первых опытов по истории дворянства . Тематика сборника определена вопросами социального облика дворянства и соотношением экономических, политических, конфессиональных факторов в определении границ дворянского сословия, его численности, удельного веса и их динамике. Для данной работы представляет интерес обращение авторов к историческим факторам в формировании облика французского⁷⁹ и английского⁸⁰ дворянства, в частности, вопросам его самооценки, общественному мнению, юридической практике. Кроме того, заслуживают внимания выводы авторов об упорной приверженности «рыцарской идее» дворянства вплоть до XVI века, а также космополитичности его высшей аристократии, в социально-экономическом развитии которой «прослеживается, пожалуй, больше общеевропейских черт, нежели в развитии средних и низших слоев сословия»⁸¹.

Рыцарская этика XIV-XV века являлась предметом исследований Ю. П.

Малинина . По мнению историка, вместе с христианской моралью, рыцарская этика была важнейшей составной частью средневекового этического сознания. «Христианская мораль - это мораль милосердия и смирения, рыцарская - гордости и достоинства. Вместе они создавали как бы силовое поле, ускорявшее духовное развитие всего общества. Рыцарская

Европейское дворянство XVI-XVII вв.: границы сословия. М., 1997.

⁷⁹ Пішенова Л. А. Дворянство Франции в XVI-XVII вв. // Европейское дворянство... С. 50-
80.

⁸⁰ Дмитриева О. В. Английское дворянство в XVI - середины XVII вв. // Там же. С. 11-34.

⁸¹ Ведюшкин В. А. Заключение // Там же. С. 264.

⁸² Малинин Ю. П. Рыцарская этика в позднесредневековой Франции // Средние века. М.,
1992. Вып. 55. С. 195-213; Он же. Общественно-политическая мысль средневековой
Франции XIV-XV века. СПб., 2000. Гл. I. С. 51-71.

этика выполняла важнейшую общесоциальную функцию, ее авторитет и

влияние выходили далеко за границы высшего сословия» . Влияние рыцарских представлений, по мнению автора, оставалось достаточно сильным и в позднее средневековье. Автор отмечает в эту эпоху и необычайно высокий социальный престиж рыцарства, дух и идеи которого «захватывали многих горожан, давших немало преданных и восторженных почитателей и певцов рыцарства... Горожане рядились в одежды благородного сословия, вызывая упреки и возмущения его представителей, .. .но в то же время они примеряли и благородные манеры»⁸⁴.

Проблема восприятия «чужого», направленная на изучение рецепции мусульманского мира западноевропейским рыцарством, интенсивно и плодотворно изучается С. И. Лучицкой .

О возрастании интереса к «рыцарской проблематике» свидетельствует публикация материалов конференции 2002 года . В статьях названной выше С. И. Лучицкой⁸⁷, а также А. И. Сидорова⁸⁸, И. Г. Матюшиной⁸⁹, Е. В. Калмыковой⁹⁰, М. Б. Бессудновой⁹¹, В. Р. Новоселова⁹² подняты актуальные

Мсишнин 10. П. Общественно-политическая мысль... С. 51.

⁸⁴ Там же. С. 62.

В 1998 году в Петербурге И.О. Ермаченко была защищена кандидатская диссертация, посвященная проблемам социально-политического самосознания рыцарства. См.: Ермаченко И. О. Социально политическое самосознание германского рыцарства XII-первой половины XII вв: Дисс. на соиск. к.и.н, СПб. 1998.

⁸⁵ Лучщкая С. И. Араб глазами франка (Конфессиональный аспект восприятия
мусульманской культуры) // Одиссей. М., 1993. С. 19-37; Она же. Образ Мухаммада в
зеркале Латинской Хроники XII-XIII вв. // Одиссей. М., 1994. С.182-195; Она же.
Мусульмане в иллюстрациях к хронике Гийома Тирского: визуальный код инаковости
//Одиссей. М., 1999. С.245-270; Она же. Мусульмане и христиане в Святой земле (частная
жизнь западноевропейских рыцарей сквозь призму взаимных представлений мусульман и
христиан) // Человек и его близкие на Западе и Востоке Европы (до начала нового
времени). М., 2000. С.105-122; Она Dice. Образ другого: мусульмане в хрониках крестовых
походов. СПб., 2001;

⁸⁶ Одиссей. Человек в истории. М., 2004.

⁸⁷ Лучицкая С. И. Рыцарство - уникальный феномен западноевропейского средневековья //
Одиссей. М., 2004. С. 7-35.

⁸⁸ Сидоров А. И. Каролингские milites и nobiles: к вопросу о предыстории средневекового
европейского рыцарства // Там же. С. 36-46.

⁸⁹ Матюшина И. Г. Рыцари средневековой Скандинавии // Там же. С. 47-70.

⁹⁰ Калмыкова Е. В. Куртуазные игры и реалии рыцарства эпохи «Осени Средневековья» //
Там же. С. 75-83.

проблемы истории рыцарства как культурного феномена и социального института. Следует особо отметить, что злободневные проблемы очень четко обозначил в своем вступительном слове П. Ю. Уваров: «Сегодня наша задача лишена амбициозности. Она заключается лишь в том, чтобы историки, занимающиеся различными эпохами и регионами, задали бы рыцарству свои вопросы, которые помогли бы наметить границы предстоящих дискуссий» ³.

Одна из последних статей А. Я. Гуревича посвящена теме «рыцарь в жизни и поэзии» . По мнению историка, превращение раннесредневекового воина в рыцаря «классического» средневековья, выражавшееся в обретении им высокого достоинства и соответствующего самосознания, было вместе с тем процессом его поэтизации. Каждый жанр рыцарской литературы на свой лад вырабатывал идеал рыцаря. Этот идеал, сублимировавший воинское ремесло, не был сформулирован в виде системы специфических рыцарских доблестей - он был имплицирован логикой социального поведения рыцаря и вместе с тем не мог на него не воздействовать. Принципиально важен тезис о том, что феномен средневекового рыцаря можно понять только если мы будем рассматривать эту социальную фигуру в поле напряжения между высокими идеалами и низменной бытовой реальностью, на которую эти идеалы оказывали определенное воздействие. Для рыцаря быть самим собой означало соответствовать тому набору качеств, какие считались обязательными для члена благородного ordo (сословия). Заключения исследователя важны для изучения проблемы рыцарства в целом, а также для изучения «проблемы XIV века».

Итак, в отечественной медиевистике история рыцарской проблематики охватывает не более двух-трех десятилетий. Тем не менее, можно уже говорить о первых значительных достижениях. Вместе с тем, характерной

⁹¹ Бессуднова М. Б. Рыцарство средневековой Ливонии // Там же. С. 84-97.

⁹² Новоселов В. Р. Рыцарская этика и дуэльный кодекс чести французского дворянства
XVI-XVII вв. // Там же. С. 98-107.

⁹³ Уваров П. Ю. Вступительное слово // Там же. С. 6.

⁹⁴ Гуревич А. Я. Рыцарь в жизни и поэзии / Индивид и социум на средневековом Западе.
М., 2005. С. 144-151.

чертой исследований, посвященных рыцарству, является указание на их новаторскую специфику, призванную, прежде всего, обозначить направления дальнейших научных поисков и дискуссий.

Подводя общие итоги, можно сказать, что интерес к рыцарству как культурному и социальному явлению западноевропейского средневековья на протяжении всего XX в. и в начале XXI в. был обусловлен не только его значительным весом в обществе, но и стремлением самих историков «найти ключ к пониманию тех простейших (а потом и более сложных) форм сознания, которые, по словам П. М. Бицилли, были заложены в основе духовной природы средневекового человека»⁹⁵. Историками поднимались вопросы о сущности и природе рыцарства, его происхождении, содержании понятия скорее общего, нежели точного, истоков его идеологии, характерных черт его самосознания, наконец, ритуальной стороны его жизни. Постановка таких проблем предполагала значительное расширение источниковой базы, позволявшей исследователям обратиться к малоизученным историческим памятникам, или заново подойти к анализу содержания уже известных исторических и литературных произведений.

Правда, большая часть исследований была посвящена истокам рыцарской идеологии и рыцарству ХІ-ХШ века, его идеалам и добродетелям, их влиянию на представления, образ жизни. Гораздо меньше авторы исследовали в этом отношении XIV век. Многие вопросы, связанные с рыцарством этой эпохи (в их числе и проблема его социально-политического самосознания), остаются недостаточно изученными.

В отечественной литературе не ставилась пока задача комплексного изучения самосознания французского рыцарства XIV века, в том числе - с точки зрения времени кризиса его идеалов и поведенческих стереотипов. Равным образом не было предпринято монографического изучения

Бицилли П. М. Элементы средневековой культуры // Бицилли П. М. Избранные труды по средневековой истории: Россия и Запад. М., 2006. С 110.

сочинений Ле Беля и Фруассара. Это и определило проблематику данной диссертации.

Основными источниками диссертации стали хроники Фруассара и Ле Беля, а также поэтическое произведение Фруассара «Любовный плен». Кроме того, в работе привлекался документальный материал, освещающий правовые аспекты вассально-сеньориальных отношений в XIV веке, содержащий ценную информацию по истории Столетней войны и ее участниках, и художественно-изобразительные источники. Все использованные источники можно разделить на три группы.

В первую группу выделим нарративные источники - исторические и литературные сочинения Ле Беля (ок. 1290 - 1370 гг.) и Фруассара (1333/37-1400/10 гг.).

Главным и наиболее богатым источником является хроника Фруассара, которая состоит из четырех книг и охватывает период с 1307 по 1400 гг. Книги разделены по хронологическому принципу: первая книга освещает события 1307-1378 гг., вторая- 1377-1381 гг., третья 1382-1389 гг., четвертая 1389-1400 гг. Каждая из книг разделена на главы, количество и содержание которых расходится в разных вариантах хроники (это касается Книги I).

Важно подчеркнуть, что сохранилось значительное количество манускриптов конца XIV - середины XV вв. Только в Национальной Французской библиотеке имеется 30 фолиантов, включающих в себя содержание всех четырех книг. Богатое собрание манускриптов (более 70 фолиантов) находится в Брюссельской Королевской библиотеке. Известны манускрипты, находящиеся в муниципальных библиотеках Амьена, Валансьена, Турне. Т. Джонес говорит о трех манускриптах, находящихся в Англии .

Хроника Фруассара, напечатанная впервые в 1495 году в числе инкунабул, затем многократно переводилась и переиздавалась почти на всех

Johnes Т. A criticism on the history of Froissart I The Chronicles by sir J. Froissart of England, France, Spain and the adjoining countries. / Ed. T. Johnes. London, 1857. P. XLVII.

европейских языках (кроме русского). Уже в XV веке при герцоге Бургундском Карле Смелом был осуществлен перевод хроники на фламандский язык. В XVI веке, по распоряжению Карла V Габсбурга и Генриха VIII Тюдора ее переводят на испанский и английский язык.

До сегодняшнего времени полного критического издания этого произведения не существует. Проблемы источниковедческого характера, рассматриваемые исследователями хроники еще в XIX веке, остаются предметом научных дискуссий и ныне⁹⁷ (О них речь пойдет в Главе I)

Напомним, что центральным сюжетом хроники является англофранцузский конфликт, известный как Столетняя война 1337-1453 гг. В описаниях крупных и мелких военных кампаний, которым посвящено большинство глав, автор главное внимание уделяет прославлению рыцарских подвигов, а не хронологически последовательному изложению событий. Внимание автора, помимо военных деяний, привлекают события политические: рождение и смерть королевских особ, бракосочетания известных персон, складывание политических альянсов, мирные переговоры и посольства, коронации, празднества и торжественные въезды в город, выборы пап и церковная схизма. Кроме того, от пера Фруассара не уходят социальные катаклизмы и движения: Черная смерть, городские и крестьянские восстания. Весь этот материал оказывается очень важным для выявления основных черт общественно-политического и военного самосознания рыцарства.

В диссертации использовано несколько изданий «Хроник» - Ж. Бушона: FroissartJ. Les Chroniques de sire Jean Froissart qui de traitent des merveilleuse emprises, nobles avetures et faits d'arme advenus en son temps en France, Angleterre, Bretaigne, Bourgogne, Escosse, Espaigne, Portugal et autres parties. Livre II; IV / Ed. J.A.C. Buchon. Chroniques nationales francaises XIII-XIV siecles. 15 volumes. Paris, 1824-1826; издание Т. Джонеса: Froissart J. The Chronicles by sir J. Froissart of England, France, Spain and the adjoining countries. Book I / Ed. T. Johnes. 2 vol. London, 1857; и издание Г. Т. Диллера: Froissart J. Les Chroniques. Livre I. Le manuscrit d'Amiens / Ed. G. T. Diller. Geneve, 1991-1993. 4 vol.

Основными героями хрониста являются короли, знатные сеньоры, рыцари и оруженосцы практически всех стран Западной Европы . Они проявляют себя в хронике не только как участники значительных военных и политических событий, но и на уровне обыденной повседневности.

Мастерство хрониста как рассказчика, его живые диалоги, образный язык, рисующий яркие картины современной ему жизни, являются несомненными достоинствами его труда". Обозначим важность диалогов: многие страницы - пересказ речей, бесед рыцарей и представителей знати, могут служить ярчайшими образцами представлений, образа мыслей, и в конечном итоге самосознания рыцарства.

По общему мнению исследователей, в хронике совмещен жанр исторического и литературного сочинения. Благодаря такой особенности ее автор сумел заработать репутацию «романиста», который «не выбирает героев и сюжетную линию своих историй в туманном прошлом, а находит их в событиях собственного столетия. Он ставил себе задачу историка, но к цели своего труда подходил как творчески мыслящий художник»¹⁰⁰. Именно внимание автора к событиям и персонажам собственного столетия превращают хронику в главный источник диссертационного исследования.

Критика в адрес Фруассара как историка не беспочвенна. Она основываются на том, что хронология и фактический материал время от времени причудлив и непоследователен¹⁰'. Однако, по мнению К. Фоулера, было бы неправильным охарактеризовать Фруассара как хорошего литературного автора, но не очень хорошего историка. К несомненным

⁹⁸ См.: Приложение 3. Имена и титулы рыцарей, наиболее часто упоминающиеся в
хрониках Ле Беля и Фруассара.

⁹⁹ См.: Осокин Н. А. Очерк средневековой историографии. Казань, 1888. С. 102
Петрушевский Д. М. Восстание Уота Тайлера. М.-Л., 1927. С.315.; История французской
литературы. Т.1. М.-Л., 1946. Отд. IV. Гл.2. С.176.; Мелик-Гайказова Н. Н. Указ. соч. Гл. I.
С. 19. Хейзинга Й. Осень Средневековья. Гл. IV. С. 82-85. Гл. XX. С. 349. Poirion D. La fete
dans les Chroniques de Froissart II Feste und Feiern im Mittelalter. P. 95. О литературных
достоинствах хроники см.: Ainsworth P. F. Knife, key, bear and book: poisoned metonymies
and the problem of «translatio» in Froissart's later «Chroniques». P. 91-113. Medeiros M. T. de.
Voyage et lieux de memoire: le retour de Froissart en Angleterre. P. 419-428.

¹⁰⁰ Nichols. S. G. Discourse in Froissarf s Chroniques II Speculum. 1964. Vol. 39. № 2. P. 280.
^,0' Diller G.T. Froissart: Patrons and texts. P.145.

достоинствам хрониста он относит его способность передать в рассказе «дух своего времени»¹⁰². Хроники Фруассара приоткрывают дверь в драматические коллизии исчезнувшего мира, к его персоналиям, их отношениям, надеждам и опасениям, идеалам и реалиям их времени. Поэтому, по мнению исследователя, рядом с недостатками хроники как исторического сочинения должна быть обозначена их важность как источника по изучению истории ментальностей¹⁰³.

Ценность таких произведений увеличивает тот факт, что они сообщают о событиях, современниками которых были сами авторы. Они, в свою очередь, имели возможность опираться на рассказы очевидцев или непосредственно наблюдать описываемые события, а то и участвовать в них. Все эти наблюдения и предопределили выбор хроники как главного источника; в ней представлена яркая картина образа жизни, ментальных установок, идеалов и обычаев представителей благородного сословия XIV века.

Прекрасным дополнением к историческому труду Фруассара служит поэтическое произведение этого же автора «Любовный плен»^{1 4}. Время создания поэмы - 70-е годы XIV века, т.е. работа над ней велась параллельно с хроникой. Это сочинение относится к жанру любовного сказа. Поэма была написана для одного из покровителей Фруассара - герцога Венцеля Брабантского, чертами которого, по общему мнению исследователей, автор наделяет Розана - одного из главных героев сочинения. «Любовный плен» аллегорически описывает реальную историю герцога, его военную неудачу, плен и освобождение из плена. Вместе с тем, это описание любви герцога к его даме, история о совершенном возлюбленном и любовном служении в духе традиций куртуазной лирики.

В ходе поэтического повествования встречаются авторские отступления, которые представляют собой отдельные «истории», основанные на личных воспоминаниях и переживаниях Фруассара или изложении известных

¹⁰² Fowler К. Froissart, chronicler of chivalry. P. 50.

¹⁰³ Ibid. P. 50-51.

¹⁰⁴ ФруассарЖ. Любовный плен / Пер. М. Гринберга. М., 1994.

исторических событий. Они особенно ценны для данной работы, так как содержат рассуждения автора об этической стороне вассально-сеньориальных связей.

Значительную ценность для выбранной проблематики диссертации представляет и «Правдивая хроника» каноника льежского кафедрального собора Святого Ламберта - Жана Ле Беля, которая повествует о событиях 1307 - 1361 гг¹⁰⁵. До нашего времени дошел только один манускрипт «Правдивых хроник», который был обнаружен французским исследователем П. Мейером в библиотеке Шалон-сюр-Марн в 1861 году.

Автор хроники сообщает читателю, что взялся поведать в ней о «недавних войнах и событиях, происходивших... во Франции, Англии, Шотландии, Бретани иных землях; и прежде всего о славных деяниях короля Эдуарда (III) Английского и двух королей Франции, Филиппа (VI) и Иоанна (II)»¹⁰ . Стремление Ле Беля к реалистичному отображения действительности, его пристальное внимание к деталям военного быта, к изменениям, происходившим, в идеологической и социально-политической сферах жизни Западной Европы, все это, как отмечает переводчик и комментатор этого сочинения М. В. Аникиев, делает «Правдивые хроники» одним из ценнейших источников по истории Столетней войны . К несомненным достоинствам хроники можно отнести связную манеру изложения, авторские замечания и отступления мемуарного характера. Хронист демонстрирует не только стремление следовать хронологическому принципу изложения событий, он пытается объяснить их причинно-следственную связь, раскрыть идейно-психологическую мотивацию поступков главных героев.

Ле Бель Ж. Правдивые хроники (1307-1340 гг.) / Пер. с фр. М. В. Аникиева // Хроники и документы времен Столетней войны / Под ред. Ю. П. Малинина. СПб., 2005. С.35-113.

¹⁰⁶ Ле Бель Ж. Указ соч. С.35.

¹⁰⁷ Атткиев М. В. Предисловие // Хроники и документы времен Столетней войны. С. 16-
17.

Ле Беля называют * предшественником Фруассара, главным образом потому, что в основе их произведений лежит один и тот же мотив (прославление рыцарства и рыцарских подвигов) и одна и та же сюжетная линия развязывания и хода военного противостояния между Англией и Францией.

Для нас «Правдивые хроники», как и хроника Фруассара, представляют интерес тем, что они обстоятельно рассказывают о действиях и поступках своих героев (королевских особ, знати и рыцарей), очень часто - об их побудительных мотивах, что позволяет проникнуть в сущность представлений рыцарства об окружающем мире и о себе, определить их морально-ценностные ориентиры, отношение к людям и событиям своего времени. Не менее интересный вопрос — характер интерпретаций хронистов, что позволяет определить их видение мира и событий, сопоставить его с мировосприятием их героев.

Итак, обе хроники содержат богатый материал, позволяющий рассмотреть отдельные стороны социально-политического самосознания рыцарства, особенности его социальной психологии и культуры в эпоху позднего средневековья.

Во вторую группу вошли документальные источники по истории
Столетней войны: союзные договоры, декларации, оммажи и отказы от
оммажей, вместе с вызовами (т.е. объявлениями войны), которые
представляют интерес в рамках нашего исследования, так как отражают
реальные внешнеполитические и внутрисословные аспекты

взаимоотношений между представителями рыцарства XIV века.

Так «Оммаж, принесенный Эдуардом III Филиппу де Валуа за герцогство Гиеньское (6 июня 1329 года)»¹⁰⁸ содержит сведения о церемониальной стороне вассальной присяги, и ее содержании.

Оммаж, принесенный Эдуардом III Филиппу де Валуа за герцогство Гиеньское (6 июня 1329 года) // Хроники и документы времен Столетней войны. С. 257-258.

«Союзный договор Филиппа VI с архиепископом Кёльнским, графом Гельдернским и графом Юлихским против герцога Брабантского и Робера д Артуа (май 1332 года)»¹⁰⁹, «Союзный договор короля Иоанна Богемского с сеньорами Франции и Империи против герцога Жана III Брабантского (1333)»¹¹⁰, «Союзный договор епископа Льежского с Филиппом VI против Эдуарда III и Людвига Баварского (29 июля 1337 года)»¹", «Договор Филиппа VI с нормандцами о завоевании Англии (23 марта 1339 года)»¹¹² помогают определить политические связи королей и сеньоров, условия взаимной помощи союзников и размер оплаты их военных услуг.

«Вызов, посланный графом Гильомом II Эно, королю Филиппу VI

1 1 "X

Французскому (2 апреля 1340 года)» интересен тем, что содержит информацию, во-первых, об обязательствах вассала и сеньора, во-вторых, о множественности вассальных обязательств и характере их использования при конфликтных ситуациях с каким-либо из сеньором, в-третьих, о процедуре отказа от оммажа.

«Декларация Эдуарда III о том, что королевство Английское не будет подчинено королевству Французскому (23 марта 1343 года)»¹¹⁴ и «Эсплешенский договор о годичном перемирии, заключенный между Францией и Англией (25 сентября 1340 года)»¹¹⁵ отражают политические моменты взаимоотношений конфликтующих сторон.

Союзный договор Филиппа VI с архиепископом Кёльнским, графом Гельдернским и графом Юлихским против герцога Брабантского и Робера д Артуа (май 1332 года) // Там же. С. 259-261.

¹¹⁰ Союзный договор короля Иоанна Богемского с сеньорами Франции и Империи против герцога Жана III Брабантского (1333)» // Там же. С. 261-266.

¹'' Союзный договор епископа Льежского с Филиппом VI против Эдуарда III и Людвига Баварского (29 июля 1337 года // Там же. С. 266-268.

Договор Филиппа VI с нормандцами о завоевании Англии (23 марта 1339 года) // Там же. С. 277-282.

Вызов, посланный графом Гильомом II Эно короля Филиппу VI Французскому (2 апреля 1340 года // Там же. С. 311-313.

¹¹⁴ Декларация Эдуарда III о том, что королевство Английское не будет подчинено
королевству Французскому (23 марта 1343 года) // Там же. С. 310.

¹¹⁵ Эсплешенский договор о годичном перемирии, заключенный между Францией и
Англией (25 сентября 1340 года) // Там же. С. 325-327.

Третья группа использованных в диссертации источников — художественно-изобразительные. Они представлены миниатюрами из хроник Фруассара со сценами из Столетней войны и важных политических событий XIV века, портретными реконструкциями главных участников Столетней войны¹¹⁶.

Данная работа призвана выявить, во-первых, традиционные и новые стороны в социально-политическом, военном и религиозном самосознании рыцарства, во-вторых, степень воздействия этого самосознания на мотивацию поступков рыцарей, и, в-третьих, исследовать «проблему XIV века», т.е. был ли он веком еще классического рыцарства, если нет - в какой мере и степени оно оказалось затронутым кризисом, и в чем именно этот кризис проявлялся.

Необходимо пояснить в каком значении используется в работе понятие «самосознание». С точки зрения философии, самосознание — это полное понимание самого себя, своего значения и роли в жизни общества. Как известно, сознание не может формироваться вне общества. Человек с раннего детства усваивает привычки, правила поведения, нравственные принципы той общественной среды, в которой живет. Его сознание и самосознание формируется под влиянием существующих в данном обществе социальных отношений, политических и правовых идей, религиозных воззрений и т.д. Сословное самосознание изначально предполагает принадлежность человека к той или иной социальной группе, обнаружить причастность к которой он может, проявив единодушие и единомыслие с интересами и задачами данной общности, ее взглядами, представлениями и идеями.

В диссертации были использованы проблемный, сравнительно-исторический, историко-культурный методы, а также приемы анализа, выработанные новой социальной историей, культурной антропологией и

¹¹ Миниатюры-из интернет-сайтов:

. mmedia.nsu.ru/art/CGI/BROKER.EXE?EL.ipg ;

реконструкции (XIX в.) - из издания FroissartJ. The Chronicles / Ed. Т. Johnes. L., 1857.

семиотикой. Они позволили автору сформировать структуру работы, построив ее по проблемному принципу, поставив ряд взаимосвязанных задач, которые решались в рамках отдельных разделов, но являлись частью всего поля исследования.

Теоретическая значимость работы состоит в возможности использования полученных выводов для дальнейшего изучения социальной истории Франции, феномена западноевропейского рыцарства, его политического самосознания и проблем, связанных с историей ментальностей.

Практическая значимость состоит в возможности использования различных частей и положений диссертации при подготовке общего курса лекций и семинарских занятий по истории средних веков, при разработке специальных курсов по социальной истории Европы позднего средневековья и культуры рыцарской среды, а также учебных пособий и программ спецкурсов.

Диссертационное исследование состоит из введения, пяти глав, заключения, списка использованных источников и литературы, а также примечаний и 7-ми приложений.

Дворянство XIV века сквозь призму Столетней войны

Трудно переоценить влияние более чем векового противостояния английской и французской монархий на историю развития этих стран, и в целом на европейскую историю позднего средневековья. Столетняя война становится крупнейшим событием эпохи Ле Беля и Фруассара и как главный знак времени попадает на страницы их хроник. «Начиная с года Милости [Господа] 1326, то есть с того времени, когда благородный король Эдуард Английский был коронован, случилось множество замечательных и опасных приключений, больших сражений и других военных событий и подвигов» , говорит в начале «Правдивой хроники» Ле Бель. «Полагаю я, что от самого сотворения мира и с тех пор как впервые люди стали владеть оружием, нигде в истории не найдется столько чудес, столько великих подвигов в сражениях, сколько их было во время упомянутых войн» - вторит Фруассар. Сражения, битвы, подвиги, чудеса, приключения - не только репрезентативные факторы эпохи, они имеют особую значимость, как явления, способные, по словам хрониста, «поощрить доблестные сердца и явить им благородные примеры»119, которые заведомо перекрывают все летальное. Славные военные деяния и авантюры, по его мнению, желанны и ценны сами по себе, особенно для тех, кто желает отличиться на военном поприще .

Война всегда признавалась главной ценностью, душой рыцарства. Во время Столетней войны именно оно остается главным участником англофранцузского противостояния. Поясним, что с точки зрения социального статуса, можно говорить о тождестве дворянства и рыцарства, так как дворянское происхождение с конца XII века - обязательный признак рыцаря. Под непосредственно «рыцарями» в главе будут подразумеваться дворяне, прошедшие обряд посвящения и обязанные рыцарской службой

Рыцари, о которых повествуют хроники Ле Беля и Фруассара, действуют и проявляют себя главным образом в ситуациях перманентных военных действий: крупных сражений и мелких стычек, осад и штурмов городов, военных сборах и военных советах. Отсюда вытекают главные задачи главы. Кратко обрисовать военно-политические события эпохи, степень участия в них и роль дворянства, т.е. восстановить контекст той исторической ситуации, которая нашла отражение в хрониках. Это позволит нам лучше понять сами тексты, а также позиции их авторов и героев. Кроме того, кажется важным хотя бы в кратких чертах обрисовать этапы жизненного и творческого пути хронистов, поскольку их биографии нуждаются в значительном уточнении и заполнении лакун. Не менее важно это сделать и в отношении главных сочинений наших авторов, остановившись на их источниковедческих особенностях. Дворянство XIV века сквозь призму Столетней войны Историю столетней войны принято делить на четыре этапа: 1337-1360 гг.; 1369-1389 гг.; 1415-1420 гг.; 1422-1453 гг. На четырнадцатое столетия падают два из них. Ле бель и особенно Фруассар упоминают наибольшее количество лиц и конкретных фактов по поводу первых двух периодов: начиная с кампаний 1339-1341 гг. до англо-французского перемирия в Лелиенгене 1389 года. Кратко представим их в исторической логике событий, показав одновременно, какие материальные возможности имело на тот момент дворянство Франции и Англии, каковы были социальные и военные мотивы участия в Столетней войне тех, о ком вскользь или специально много говорят хронисты. Начнем с «армейской» стороны вопроса.

Напомним, что формальным поводом к Столетней войне послужил приговор о конфискации аквитанского фьефа, вынесенный королем Франции 24 мая 1337 года. Филипп VI (1328-1350 гг.) сумел объявить войну королю Англии, не выходя за рамки феодального конфликта, в которых она вызревала121. На этот приговор герцог Аквитанский (одновременно король Англии) мог ответить только вызовом, т. е. разрывом феодальной связи. Однако ему потребовалось бы обосновать свою правоту и доказать, что французский сюзерен виновен в «отказе от правосудия».

Эдуард III (1327-1377 гг.) поступил иначе. Он «вспомнил» о своих претензиях на французскую корону и, тем самым превратил феодальный конфликт в династический.

Началась спешная дипломатическая подготовка, заключались союзные договоры о военной помощи, что, со своей стороны, еще до начала прямого вооруженного столкновения превращало Столетнюю войну в конфликт международного масштаба .

Ясно, что конфликтующим сторонам необходимо было максимально вовлечь в дело собственные ресурсы. Главной военной силой, которой располагали монархии, был ост - ополчение вассалов, созываемых по королевскому призыву в случае войны. Фруассар, как увидим, много упоминает о созывах вассалов. В зависимости от степени военной угрозы призыв мог осуществляться по праву королевского бана (в этом случае суверен, по феодальному обычаю, мог ожидать помощи от прямых вассалов) или арьербана - всеобщей мобилизации, которая подразумевала участие не только прямых вассалов короны, но и «всех, кто в состоянии носить оружие» .

Роль и место дворянства в общественных представлениях и системе социально-правовых норм

Можно сказать, что в современном понимании, в средние века не существовало ясной системы социальной рангов. Об этом свидетельствует эволюция в определении дворянского статуса , которая, согласно исследованию Л. А. Пименовой, состояла в том, что изначально принадлежность к дворянству основывалась преимущественно на общественном мнении и нормах обычного права, и дворянином считался тот, кого признавали таковым. Постепенно границы дворянского сословия становились юридически более определенными, причем определенными королевским правом" \

Зато в глазах людей имела место «взаимосвязь между деятельностью человека и его качествами, между внешним обликом и образом мыслей человека. Между формой и содержанием»233.

Напомним, что в теологических и политических трактатах, начиная с XI века, модель средневекового общества определялась следующим образом: «Итак, тройственен дом Божий, который кажется единым: здесь одни молятся, другие сражаются, третьи же трудятся; каковые трое пребывают вместе и не могут быть разъединены; так что на служении одного покоятся дела двух других, и все в свой черед помогают всем» . Представления епископа Адальберона Ланского о тройственной, функциональной модели общества, как показывает исследование Ж. Дюби, развивали в дальнейшем многие мыслители средневековья235.

Идея сословного разделения общества, по мнению И. Хейзинги, насквозь пронизывает все средневековье. Понятию сословие придается большая ценность, хотя оно обширно по смыслу . Ибо сословие есть состояние «estat» и порядок «ordo» и за этими терминами стоит мысль о богоустановленнои действительности .

По общему мнению зарубежных и отечественных медиевистов, историческим моментом осознания рыцарством себя как обособленного сословия, выполняющего специфические социальные функции, становится XII век237.

Функции рыцарства (точнее, представления о них) были прописаны в различных светских и ученых литературных произведениях и получили классическое определение в середине XII века в «Поликратиконе» Иоанна Солсберийского, епископа Шартрского. «В чем состоит служение истинных рыцарей? В борьбе с неверными, почитании клириков, защите бедных от несправедливости, установлении мира в стране, пролитии своей крови и даже принесении в жертву своей жизни, в соответствии с данной клятвой, ради братьев своих. На устах их должна быть хвала Господу, а в руках обоюдоострый меч, чтобы карать и исправлять народы и держать в железной узде их королей и знать. Но с какой целью? Ради безумств, тщеславия, алчности и собственного упрямства? Нет, но скорее для того, чтобы приводить в исполнение приговор, который поручили привести в исполнение, следуя не своей воле, а решению Господа, ангелов и людей в согласии со справедливостью и общественной пользой» .

Как видим, социальные функции рыцарства определяется ролью воинов, защитников других сословий и групп, защитников мира как общественного блага, действующих с благословения церкви и по установлению общества. В глазах епископа важным представляется почитание людей церкви, воинствующее благочестие и непримиримость к иноверцам. Здесь прослеживается контекст идеи «душеспасительной войны во имя торжества веры» эпохи крестовых походов.

Сословие воинов должен отличать набор определенных качеств, позволяющих им выполнить возложенную миссию. Послушание церкви, справедливость, верность, хорошее владение оружием, по мнению И. Солсберийского, отличают истинных рыцарей. Принадлежность к рыцарству определяется моральными и профессиональными критериями. Жак де Витри в теории сословий наделяет рыцарство еще несколькими идентификационными критериями. Баронам и рыцарям, по словам знаменитого проповедника, «Богом вменена защита церковного имущества, покровительство слабым, ограждение бедняков от притеснений и грабежа; они должны следить за тем, чтобы царили мир и правосудие... Именно для этого они были созданы, и именно поэтому Провидение наделило их доходами, дабы они не взимали незаконных поборов со своих подданных и не обирали их»23 .

Традиционное и новое в вассально-сеньориальных отношениях

Вассально-сеньориальные связи являлись важнейшей стороной взаимоотношений социальной элиты средневекового общества. Об их специфике, времени возникновения, содержании написано немало 49.

Они позволяют изучать особенности самосознания людей этого круга не только с позиции правовых отношений, но и со стороны социокультурных представлений, так как многие аспекты вассально-сеньориальных отношений (например, культ вассальной верности) легли в основу феодальной морали350.

В литературе выявлено, что в качестве одного из повсеместных признаков вассальных отношений выступает личная связь между их участниками. Вступление в вассальную зависимость, по словам Ж. Ле Гоффа, было своего рода «породнением», которое через взаимное обязательство, санкционированное фьефом, делало сеньора и вассала равными посредством клятвы верности и иерархизированного оммажем союза351.

Ритуальную сторону вассальной присяги детально исследовал тот же Ж. Ле Гофф, на материалах текстов XI-XIII вв. Первый этап - оммаж, состоит из двух действий. Это заявление, обязательство вассала, выражающее его желание стать человеком сеньора. И «сплетение рук», когда вассал вкладывает свои сложенные руки в руки своего сеньора, который обхватывает их своими. Второй этап - обет (клятва) верности или преданности, включающей поцелуй, которым обмениваются сеньор и вассал.

Церемония вступления в вассалитет завершается инвеститурой фьефа, которая совершается посредством передачи сеньором некоего символического предмета своему вассалу352. На этапе оммажа речь идет, прежде всего, о признании вассалом положения подчиненного, ритуально подтверждающее его изначально низшее положение пред лицом сеньора. Второе действие, клятва верности, ощутимо меняет дело. Цель символического жеста (поцелуя) — утверждение обоюдной верности. Он ставит на один пространственный уровень сеньора и вассала и уравнивает обе стороны. Наконец инвеститура явно восходит к обряду дарения. После фазы неравенство-равенство система завершается собственно обоюдной связью, договором взаимности. Здесь все: и определение церемонии, которая представляет собой заключение договора, и отдаривание инвеститурой, которое отвечает на дар оммажа и клятвы верности353.

Двусторонний характер - вторая характерная черта вассальных связей. Это, подлинный детализированный контракт, который, по мнению М. Блока, предусматривал взаимное участие и ответственность сторон. Сеньор в результате оммажа становился не господином, но участником договора, невыполнение которого лишало его сеньориальных прав354.

Неразрывно связанный с фьефным пожалованием, вассальный договор предполагал теснейшее сочетание личных и поземельных отношений. Напомним, что согласно договору, вассал обязывался нести личную службу в пользу сеньора. Последняя подразумевала, как известно, личное участие вассала в военных или судебно-полицейских предприятиях сеньора (это могло заменяться выплатой определенной денежной суммы). Причем к некоторым видам (короткая военная экспедиция) вассалы могли быть привлечены в любой момент. Вассал не просто подчинялся распоряжениям сеньора, он мирился с постоянным ограничением своих личных или имущественных прав. Вассал не обладал полной свободой выбора брачной партии для своих детей. Его право завещать имущество лицам, не являющимися прямыми наследниками, было отчасти ограничено необходимостью санкции сеньора; передача собственности законным наследникам предполагала уплату особой пошлины (рельефа). Связь вассала с сеньором рассматривалась как пожизненная. Неповиновение сеньору и самовольный выход из-под его власти представляли в правосознании современников преступление и влекли бесчестье, утрату фьефа и вызов на поединок. Споры вассала с сеньором подлежали судебному разбирательству, но некоторые случаи разрешались самим сеньором.

Однако при нарушении сеньором прав вассала, последний мог выдвинуть против него обвинение, возвратив предварительно все, что от него держал. Но и после этого одно лишь несоблюдение весьма сложной и длительной по времени процедуры вызова сеньора на поединок влекло штраф, величину которого устанавливал сам сеньор. Вассал был ограничен и в своих связях с третьими лицами. В частности, он не мог под страхом штрафа вступать в какие бы то ни было сношения с человеком, совершившим преступление против его сеньора и изгнанным им355.

Похожие диссертации на Основные черты социально-политического самосознания рыцарства XIV века : по сочинениям Ле Беля и Фруассара

Концепция монархической власти в политической литературе Греции IV века до н. э. : По сочинениям Платона, Исократа, КсенофонтаАлленова Инна Викторовна

Социальные отношения в Лондоне 70-80-х гг. XIV века, развитие рынка и городская демократияГубанова Ольга Васильевна

Государство Тевтонского ордена в Пруссии в XIII-начале XIV века Трокаль Тарас Владимирович

Англия и Уэльс в XIV векеВолкова Елена Сергеевна

Авиньонский двор в международных отношениях Западной Европы XIV века, 1309-1378Забавина Екатерина Юрьевна

Общественные идеи и представления в художественных образах Флоренции и Сиены второй половины XIV векаРоманчук Алла Валентиновна

Особенности социально-политического развития Сиены в XIV векеДмитриева Марина Игоревна

Собственность в Швеции в XIII - первой половине XIV веков (По материалам Гетских областных законов) Фоменкова Анна Владимировна

Правящая элита Лондона XIV-XVI вековЧернова Лариса Николаевна

Становление муниципального самоуправления в английских городах в XIV-XV веках: структура и функцииГусева Марина Александровна