Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Предпосылки кризиса и «войны в Заливе» (1990-1991). 14
1. Ирано-иракская война 1980-1988 гг.: прелюдия к аннексии Кувейта и «бури в пустыне»
2. Предпосылки «Кризиса». Захват и освобождение Кувейта. 31
Глава II. История государственности и суверенитета Кувейта в свете иракских претензий на его территорию.
1. Историко-географическая принадлежность Кувейта. 49
2. Кувейт как государственное образование. Эмират и Османская империя.
3. Кувейтско-османские отношения в XIX в. 62
4. Договор 1899 г. и его последствия. 74
5. Начало XX века: территориальные споры между Кувейтом и Османской империей.
6. Кувейт и Ирак после распада Османской империи, накануне и после второй мировой войны (1918-1963).
7. Кувейт и Ирак после кризиса 1963 г. 104
Глава III. Последствия «Кувейтского кризиса» и «Бури в пустыне» (1990-е гг.).
1. Глобальные и географические последствия «Бури в пустыне». 108
2. Арабский мир и «Буря в пустыне». 128
3. «Буря в пустыне» и проблемы региональной безопасности. 150
Заключение. 204
Список источников и литературы 217
- Ирано-иракская война 1980-1988 гг.: прелюдия к аннексии Кувейта и «бури в пустыне»
- Историко-географическая принадлежность Кувейта.
- Глобальные и географические последствия «Бури в пустыне».
Введение к работе
Возможно, во второй половине XX века не было столь знаковых событий, как аннексия Кувейта Ираком в августе 1990 г., возникшего в последствии так называемого «кувейтского кризиса» и изгнания Ирака из Кувейта в результате операции, получившей название «Бури в пустыне». Нужно отметить, что Кувейт целиком или часть его территории часто являлся объектом чьих бы то ни было домогательств - Османской империи. Саудовской Аравии, Ирана, Ирака. Взаимные претензии с аравийскими соседями были окончательно отрегулированы к 1981 г., когда был создан Совет Сотрудничества арабских государств Залива (ССАГЗ), а вот претензии со стороны Ирана и особенно Ирака остались. Региональные и геополитические последствия кризиса носят обширный, многогранный характер и далеко не исчерпаны до сих пор.
Актуальность темы, таким образом, в том и заключается, что данный кризис стал следствием новой обстановки в мире и сам в свою очередь сформировал новые геополитические реалии. Его последствия сказались не только на странах-участницах, но и на многих других государствах и способствовали не больше и не меньше формированию нового миропорядка, в чем в принципе согласны эксперты разных стран.
Хронологическими рамками исследования являются 1990-е годы. Работая над диссертацией в начале 2000 годов, автор не рассматривал более отдаленные последствия кризиса, включая оккупацию Ирака в марте 2003 г. Но необходимость исторической ретроспективы заставили автора обратиться к событиям более отдаленным: ирано-иракскую войну 1980—1988 годов и вообще историю государственности Кувейта от середины XVIII столетия.
Научная значимость и новизна исследования заключается в том, что впервые был проведен комплексный анализ предпосылок и последствий
Персидский залив в Иране, арабский в арабских странах на Западе в последние два десятилетия стало принято называть просто «Заливом».
кувейтского кризиса 1990—1991 гг. сквозь призму истории кувейтской государственности и суверенитета. С другой стороны показано в какой степени сама геополитическая ситуация в мире, а также политическая, религиозная и этническая ситуация в регионе Залива определили особенности данного кризиса и его последствий. Автор выдвигает новую, исторически обоснованную концепцию формирования кувейтской государственности и суверенитета. Кроме того, многие источники, прежде всего документального характера, либо впервые вводятся в научный оборот, либо не рассматривались ранее в контексте поставленных проблем.
Теоретико-методологической основой исследования послужил историко-материалистический диалектический подход, разработанный многочисленными научными школами от античности до наших дней, основанный на принципе историзма, включающем в себя анализ объекта исследования (совокупность предпосылок и последствий «кувейтского кризиса») как системы, обладающей определенной внутренней структурой и логикой развития. Данный подход подразумевает объективно-исторический анализ конкретно-исторических факторов, определивших характер и специфику изучаемой проблемы, и системную обработку доступных исследователю исторических источников и литературы. На этой основе анализируются общие закономерности и специфические проявления предмета исследования, предъистории и предпосылок кувейтского кризиса и «Бури в пустыне» 1990—1991 гг., а также многогранных их последствий. В рамках этой методологии рассмотрены политические, социально-экономические и этно-конфессиональные проблемы исследования.
Цели и задачи исследования. Целью диссертации является комплексный анализ причин и последствий кувейтского кризиса 1990-1991 гг. его предпосылок и последствий в свете истории кувейтской государственности и иракских претензий на его суверенитет.
Для осуществления данной комплексной цели были поставлены более узкие задачи: 1) рассмотреть историю государственности и суверенитета Кувейта в свете претензий (в первую очередь со стороны Ирака) на его территорию; 2) выявить предпосылки «Кризиса»; 3) описать захват и освобождение Кувейта; 4) проанализировать глобальные и геополитические последствия кризиса; 5) определить влияние «кувейтского кризиса» на арабский мир; 6) исследовать новую систему региональной безопасности в районе Залива.
Источниковой базой диссертации является широкий круг опубликованных источников, в основном на английском языке, хотя есть и русскоязычные. Среди тех и других можно выделить официальные документы различных организаций; многосторонние международные и двусторонние соглашения и договоры; донесения секретных служб, как давние, так и современные; политические, экономические и финансовые отчеты инспекторов и резидентов; мемуары лиц, сыгравших немалую роль в тех или иных рассматриваемых событиях, государственных и политических деятелей, ученых, предпринимателей, путешественников, полководцев; выступления и интервью политических деятелей; в некоторых оговоренных случаях периодическая печать.
Представляя источники, принадлежащие к разным, обозначенным выше группам можно выделить следующие. Для разделов по истории государственности и суверенитета Кувейта огромное значение имели сведенные во многие тома документы так называемого «Бомбейского правительства», а другими словами колониального правления англичан в Индии, администрации которого было поручено составлять отчеты и документально освещать ситуацию в некоторых других регионах Востока. В частности, Китая, Юго-Восточной Азии и некоторых территорий Османской империи. На протяжении почти полутораста лет подобная информация собиралась по Кувейту и в последствие составила XXIV тома «Сборников
сообщений Бомбейского правительства» /17/. Это ценнейший источник, в который, прежде всего, включены наблюдения, донесения, а иногда даже и дневники англичан (не обязательно чиновников даже) по внутриполитическому положению в Кувейте, его торговым связям и международным обязательствам.
Для освещения этой же проблемы крайне важными и полезными являются путевые заметки и дневники датского путешественника К. Нибура, посетившего восточную Аравию в конце XVIII в. /29/, британского политического резидента начала XX в. в Кувейте X. Диксона /18, 19/ и американского журналиста, работавшего в Кувейте в 1920-е гг. Г. Лоримера /28 а/. Все они оставили важные, иногда единственные в своем роде, описания и сведения о политической и хозяйственной жизни, социальной структуре, формирований властных органов в Кувейте на разных этапах его истории.
Из этой же группы источников, но применявшихся для анализа и решения других задач исследования можно назвать литературные опусы и выступления Саддама Хусейна, типа «Арабы, социализм и возрождение. Философские размышления и афоризмы» /9/ или, например, «Ирак отстаивает свой суверенитет» /11/ и некоторые другие /10, 12, 13/. Разумеется, все они излагают крайнюю точку зрения на все животрепещущие проблемы региона иракского диктатора и его окружения, разумеется, весьма одиозную точку зрения, но и она обязана быть объектом исследования.
Несравненно более объективным источником этого же ряда являются мемуары саудовского принца и генерала Халеда ибн Султана ас-Сауда, являвшимся сокомандующим (вместе с американским генералом Норманом Шварцкопфом) Объединенными вооруженными силами ООН в 1990-1991 гг. Разумеется, при работе с этим ценным источником необходимо было учитывать, что принц Халед вольно или невольно был проникнут опасениями, болью и заботами своего королевства и своего правящего клана,
которым угрожала непосредственная опасность. Есть еще немало ценных источников такого же характера, т. е. мемуаров, размышлений, заметок и дневников, посвященных, что особенно надо отметит, недавним событиям 1980-х-1990-х годов. Они освещают разные аспекты политического, хозяйственного и этно-конфессионального спектра пришедших в противоречие реалий Кувейта, Ирака и региона.
Есть и небольшое количество отечественных источников, например, дневники и заметки культуролога и искусствоведа Д. М. Ибрагимова «На земле потомков Аладдина» /3/ и чиновника М. П. Зейналова «В блокадном Ираке». Особенно в последних заметках приводится немало наблюдений об Ираке времен эмбарго, моратория и попыток выжить и разыграть свои политические карты в экстремальных условиях.
К мемуарному жанру можно также отнести источники, написанные в стиле заметок-размышлений. Это современный жанр, заметки эти посвящены, как правило, каким-то переломным событиям, очевидцем которых стал автор - сам по себе человек высокообразованный и значимый. Так, например, в нашем случае богатый материал представили книги аравийского теолога и общественного деятеля Р. К. Рамазани «Исламская революция в Иране и Залив» /31/ и аравийского богослова Аль-Маусави «Злосчастная революция» /14/. В первом случае автор оценивал настоящее (вплоть до 1994 г.) и последующее влияние нового, управляемого верхушкой шиитского богословия Ирана на события в мире и регионе. Оценивал это влияние он, как правило, положительно. Другой же автор, тоже богослов, но суннит, близкий к правящим аравийским кланам Саудидов (Саудовская Аравия) и Сабахов (Кувейт), видит в основном лишь зло в революционных ^событиях в Ираке под руководством БААС (партии арабского социалистического возрождения) и Саддама Хусейна, но еще большее зло и общемировую угрозу усматривает в современном послереволюционном (от 1979 г.) Иране. Для работы очень полезно было критическое сопоставление
аргументации авторов. Пожалуй, к этому жанру «полумемуаров очевидца, полукритических заметок» относится книга англичанина Г. Фергюсона «Война и мир в мировых религиях» /21/, более 15 лет (до 1995 г.) прожившего на Востоке, Ф. О. Фаузи /20/ и некоторых других.
Важнейшим кругом источников, использованных для написания данной работы, стали документы: документы вообще и изданные специализированные сборники документов по ряду каких-либо общих проблем, особенно. Выше упоминалось, что большим подспорьем для написания разделов по политической истории Кувейта стал 24-й том «Собрания сообщений Бомбейского правительства» /17/. Упоминалось также, что в этот источник вошли многочисленные сообщения, доклады и даже заметки с дневниками английских чиновников и путешественников. Но не меньшее (даже, пожалуй, большее) значение имели приведенные многочисленные документы: племенные договоры о разграничении территории, торговые соглашения, фирманы османских властей и ответственные послания кувейтских эмиров, политические договоры, вплоть до кувейтско-английских о снятии статуса мандата в 1971 г. и последующие по кувейтско-иракским, кувейтско-иранским и т. д. отношениям. Важно было то, что это именно документы в их исторической объективности как источника, хотя, разумеется, много зависело от их интерпретации и расшифровки так называемого текста между строк.
Для разделов I и III глав, посвященных современной ситуации в регионе столь же большое значение имели изданные в Бейрутском центре «Арабские политические документы» /15/, поражающие своим многообразием; кувейтские собрания документов «Кувейтская дипломатия против иранской агрессии» /27/, «Преступная агрессия Ирака в Кувейте. Документы от дня вторжения до дня освобождения» /34/, сборники документов по ирано-иракскому конфликту (35) и др. Для разных частей работы необходимыми оказались также самые разнообразные по характеру
документы, такие как «Резолюции СБ ООН» /4, 5, 61, документы американского конгресса 111, отчеты по экономическому развитию и статистика /23, 28, 30/, послания глав государств и министров /10, 12, 13, 32, 37, 38/ и некоторые другие по характеру.
Как всегда незаменимым источником для работ, освещающих недавние события, является пресса. К счастью для автора все сколько-нибудь значимые газеты и журналы арабских стран дублируются на английском языке /94, 95, 96, 106, 120 и др./. Не менее важным источником являлась и западная англоязычная пресса. Там автор находил и использовал в исследовании самые разнообразные источниковые материалы, многие из которых были представлены самостоятельно. Конечно, надо оговориться, что вся пресса не может быть источником, просто мы находим там огромное количество материалов по характеру принадлежащих ко всем выше упомянутым группам (документы, речи, статистика, отчеты и т. д.). К наиболее важным источниковым периодическим изданиям можно отнести кувейтскую «Политика» /105/, багдадские «Народ» и «Республика» /98, 103/, египетские «Новости» /94/, саудовские «Мать городов» /120/, имеющие англоязычные аналоги, а также американские «Международные события» /109/, английские «Финансовые ведомости» /108/, отечественные «Международная жизнь» /92/ и некоторые другие /90, 91, 104, 107, 115/. К источниковым материалам периодической печати следует также отнести изданную известным арабистом А. М. Васильевым книгу, являющуюся подборкой из отечественной прессы об иракском кризисе (Иракская агрессия против Кувейта. В зеркале Российской Прессы. М. 2000 г.) III. Данная подборка содержит немало дополнительных сведений, но, что еще важнее, отражает меняющееся в зависимости от внутренних и внешних обстоятельств отношение властей и общества к событиям на Ближнем Востоке и о возможной в них роли России.
Характеристика научной литературы. Невозможно считать сложившейся историографию по тем проблемам, которые были объединены в рамках общей цели исследования. Более того, не существует отдельно взятой историографии так же ни по одной из обозначенных проблем. По вполне понятным причинам (прежде всего хронического характера) по данным вопросам не появилось исторических школ с каким-либо количеством последователей, по-разному трактующих суть событий и тенденции развития. В целом, нельзя данные проблемы считать достаточно разработанными в отечественной и в зарубежной научной литературе. Таким образом, правильнее будет говорить о характеристике научных работ по ряду обозначенных проблем.
К сожалению, в отечественной науке нет специальных исследований, посвященных комплексу проблем, возникших в связи с «Кувейтским кризисом» и историей кувейтского суверенитета. Но в некоторых работах наших востоковедов затронуты отдельные аспекты обозначенной в диссертации проблематики. Так, например, период, предшествующий кувейтскому кризису 1990 г., т. е. 1980-е годы, когда разразилась ирано-иракская война, рассматривался в недавней работе А. А. Алиева «Иран и Ирак. История и современность» М. 2002 /39/. В исследовательской работе сотрудника МИД А. М. Белоногова «МИД, Кремль, Кувейтский кризис» М. 2002 /43/ анализируется политика советского, а затем российского правительства в отношении столь злободневной политической проблемы, в том числе стремлении правительства сыграть посредническую роль в конфликте. В монографии признанного специалиста по Кувейту Е. С. Мелкумян «Кувейт в 60-80-е годы. Социально-экономические процессы и внешняя политика» М. 1989 /56/ дана широкая картина социально-экономического и политического развития эмирата, что стало общим подспорьем для кандидатского исследования. Книга В. А. Заир-Бека «Республика Ирак в системе международных отношений (80-е XX в. -
начало XXI в.)» М. 2002 /50/ посвящена системе международных отношений и внешнеполитических связей Ирака, формировавшихся правительством Саддама Хусейна.
В зарубежной научной литературе комплексу данных проблем уделили больше внимания, хотя в целом ни в одной из монографий не рассматривался весь ряд вопросов. Некоторые из публикаций выходили у нас в стране: иракский политолог А. А. Алькалла исследовал «политику США и СССР в монографии «Сверхдержавы в Ираке (эволюция США и СССР в отношении Ирака в 1958-1991 гг.) М. 1994 /41/; бахрейнец А. А. Халифа посвятил небольшое, но емкое исследование, «Движение сопротивления народа Кувейта» М. 2000 /59/ Кувейту периода оккупации и антииракскому сопротивлению; той же проблеме посвящена книга кувейтского историка Я. Ю. Гунайма «Кувейт. Ответ алчным захватчикам» М. 2001 /49/, где помимо собственно партизанского движения рассматриваются дипломатические усилия Кувейта и стран ССАГЗ данного периода. Естественно, используя эту литературу автору надо было учитывать крайнюю пристрастность авторов, находящихся исключительно на «кувейтской стороне» и видевших все только в черно-белом свете.
Больше всего, разумеется, англоязычной литературы. Возможно, самая серьезная работа принадлежит известному специалисту по аравийским монархиям израильтянину М. Абиру «Саудовская Аравия, общество и кризис в Заливе», изданная в 1994 г. в Лондоне и Нью-Йорке /61/. В ней проделан тщательный анализ последствий и изменений региональной ситуации в три ближайших после кризиса года. Абир исследователь серьезный, но и у него прослеживается определенная тенденциозность: антиарабская позиция в целом, так что любые межарабские конфликты благо по определению, и прозападная позиция, но в той степени, какой она является гарантией для Израиля. Разумеется, противоположная позиция у ряда арабских историков и политологов, работавших над данной темой: Аль-Иззи «Спор вокруг Шатт-
аль-Араба» Л. 1999 (62), Аль-Рашуд «Кувейт до и после шторма». Л. 1992 /64/, Хаддури «Война в Заливе. 1990-1991», изданная в Оксфорде в 2002 г. и ряд других /70, 62, 77 и т. д./. Впрочем, следует отметить, что данные авторы, арабы по происхождению, живут и работают на Западе и им чужда крайняя одиозность, зато их работы сильны фактологической стороной.
И, наконец, наибольшее количество научных публикаций принадлежит перу американских, английских и канадских специалистов, где каждый из авторов выступает экспертом в какой-либо узкой области, где чувствует себя более комфортно. Например, многие из них представлены в сборнике «Аравия после шторма», изданном в Лондоне в 1992 г. /65/. Американский политолог К.Хелмс в монографии «Персидский Залив. Власть после «холодной войны», Вестпорт США, 1993 /71/ больше всего уделяет внимание изменению геополитического климата и новым возможностям «западного мира»; Принстонский профессор Е. Кёрш больше внимания уделяет военной тематике на фоне новой системы международных отношений («Конфликт в Заливе. Дипломатия и война при новом мировом порядке» Принстон, 1993 /73/; той же проблеме посвящена книга англичанина В. Лоузера «Ирак и сверхоружие», изданная в Лондоне в 1992 г. Длительный период исламских движений и течений мусульманского мира отражен в монографии И. Лапидуса «Сравнительные мусульманские движения в исторической перспективе», опубликованной в США в 1987 г. Здесь же мы находим интересные разделы, посвященные прошлому Кувейта, становлению государственности, взаимоотношениям с соседями.
В целом еще раз хотелось бы отметить, что в каждом случае рассматривается, иногда глубоко, одна какая-либо тема, определенная проблема. Также то, что как всегда с любой научной литературой нельзя все принимать на веру. Необходимо определять симпатии и антипатии автора, степень его политической ангажированности.
Практическая значимость исследования. Материалы, выводы и частные наблюдения, отраженные в диссертации, могут быть использованы для написания обобщающих работ по региону, проблемам политологии и геополитики, а также при разработке учебных пособий, спецкурсов, программ по новейшей истории стран Азии и Африки для вузов.
Апробация работы. Основные положения работы изложены в 4-х научных статьях, опубликованных в научных межвузовских сборниках общим объемом 1,4 п. л.
Результаты исследования освещались в докладах на методологических семинарах и конференциях.
Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка источников и научной литературы
Ирано-иракская война 1980-1988 гг.: прелюдия к аннексии Кувейта и «бури в пустыне»
Возникшая 1 апреля 1979 г. Исламская Республика Иран (ИРА) унаследовала у монархического Ирана претензии на региональное лидерство. В своих отношениях с соседним Ираком новое шиитское руководство не отошло от той политики, которую проводил Мохаммед Реза Пехлеви. Более того, оно привнесло в нее новый, первостепенный по важности аспект — концепцию «экспорта» исламской революции во все мусульманские страны, в особенности те, которые населяют большие шиитские общины. Со своей стороны, Ирак продолжал выступать в региональных делах с позиции силы, и его надежды на ослабление Ирана после падения монархии оказались тщетными.
Основные причины, ввергнувшие оба государства в кровопролитную войну 1980-1988 гг. носили комплексный характер и были вызваны экономическим противоборством, социально-политическим противостоянием, национально-религиозными разногласиями и пограничными спорами. Некоторые из межгосударственных проблем зародились в исторически отдаленный период, другие — являлись продуктом нашего времени. К сожалению, в данном разделе представляется возможным охарактеризовать проблемы в том виде, в каком они обозначились к 1970-1980-м годам.
Региональное соперничество.
После прихода к власти (июль 1979 г.) Саддам Хусейн поставил перед собой задачу превратить Ирак в ведущее государство на Ближнем и Среднем Востоке, поднять его престиж в арабском мире, а сам стремился стать лидером мусульманских стран региона. Достижение этих целей облегчалось, с точки зрения нового главы государства, отходом Египта от общеарабской борьбы против империализма и сионизма, вызванным сепаратными договоренностями президента Египта Анвара Садата и премьер-министра Израиля Менахема Бегина в Кэмп-Девиде (март 1979 г.). Используя благоприятную ситуацию, сложившуюся в связи с охватившим западный мир энергетическим кризисом, иракское руководство взяло курс на создание мощной производственной базы на основе новейших научно-технических и технологических достижений. Официальные лица и средства массовой информации прикладывали огромные усилия, чтобы убедить общественное мнение внутри страны и за ее пределами в способности Ирака к 1985 г. стать наиболее развитым и мощным государством региона /106, 15.03.1981/.
В этих целях на реализацию программ развития престижных передовых отраслей в 1981 г. планировалось истратить около 23 млрд. долл. Правительство Саддама Хусейна стало широко рекламировать своевременное и быстрое выполнение международных экономических обязательств, хотя до этого сохраняло втайне контракты, заключенные с компаниями западных стран. Только с фирмами Франции, ФРГ, Великобритании и Италии в начале 1980-х годов были подписаны контракты на сумму свыше 2,7 млрд. дол. /23, 1982, р.21/.
Победа исламской революции резко изменила характер взаимоотношений между Ираном и Ираком. Весь комплекс давних противоречий, окрашивавших ирано-иракские отношения, был поглощен новой глобальной внешнеполитической доктриной, разработанной шиитским руководством. Став во главе Исламской Республики, айатолла Хомейни в основу внешней политики по отношению, в первую очередь, к мусульманским странам положил концепцию «экспорта исламской революции». И, естественно, главным объектом этой политики стал Ирак. Хомейни не забыл, что иракское руководство фактически выдворило его из страны в октябре 1978 г. Когда 5 апреля 1979 г. он получил поздравительную телеграмму по случаю образования ИРИ от президента аль-Бакра, то дал на нее ответ, явно выходивший за рамки дипломатического этикета. Отношения между Ираном и Ираком покатились по наклонной плоскости /15, с.186/.
Эту ситуацию адекватно иллюстрирует комментарий, изложенный Саддамом Хусейном в выступлении в Национальном Совете 11 апреля 1982 г.: «В то время товарищ Ахмед Хасан аль-Бакр был в Саудовской Аравии, совершая малый хадж. Я послал телеграмму от его имени отсюда из Ирака, в которой мы поздравили их с созданием республики и в которой мы выразили надежду, что отношения между нами будут развиваться на службу обоим народам. Он ответил телеграммой, которую нельзя направить даже людям самого маленького положения по любому поводу, и закончил ее так: «И приветствия тому, кто последует по правильному пути». И как будто этой телеграммой (даже если бы он не ответил, было бы лучше) имел в виду оскорбить режим. И все-таки мы сделали вид, что как будто не читали телеграммы и не слышали о ней...» /12/. 7 октября 1979 г. Иран потребовал закрытия в трехмесячный срок иракского консульства в Хорремшехре. Когда ультимативные сроки прошли, а работа миссии еще продолжалась, начался погром. 11 января 1980 г. на консульство было совершено нападение; дипломатическая почта и документы были изъяты, иракский флаг сорван, портреты Саддама Хусейна растоптаны, дипломаты избиты и изгнаны. 8 Багдаде ожидали, что новые иранские власти полностью отвергнут региональную политику шахского режима. Этим надеждам не суждено было сбыться. В Тегеране не собирались осуждать внешнюю политику свергнутого шаха. Было заявлено, что все аннексированные при монархическом режиме земли впредь останутся под иранской юрисдикцией. Все громче раздавались заявления, что большая часть территории Ирака, а также некоторые страны Залива, в частности Бахрейн и Кувейт, исконно являются иранскими/31, с.86/. Реакция Ирака на призывы к экспорту исламской революции последовала незамедлительно и была резко негативной. Мало того, что эта идея в корне противоречила главной внешнеполитической цели баасистского руководства — созданию единого арабского государства на национальной, а не религиозной основе, — она вообще угрожала независимому существованию Ирака с его преобладающим шиитским населением. Саддам Хусейн крайне раздраженно воспринял экстравагантную идею Хомейни перенести шиитские святыни из Эн-Неджефа (мавзолей Али) и Кербелы (усыпальница Хусейна) в иранский Кум. Ирак возобновил поддержку иранских курдов и арабов Хузистана. В своих заявлениях руководящие деятели обеих стран, отбросив восточную иносказательность, стали без обиняков обвинять друг друга во всех смертных грехах /82, с.36/.
Начиная с весны 1979 г. обстановка на ирано-иракской границе обострилась до такой степени, что взаимные провокации и вооруженные стычки стали обычным явлением. Мелкие пограничные отряды и посты сменялись на регулярные воинские подразделения. Дело доходило до применения тактических ракет класса «земля-земля» /35, с.12/.
Историко-географическая принадлежность Кувейта
С самого начала иракского вторжения в Кувейт иракские информационные органы и средства массовой информации выдвигали предлоги и обвинения, чтобы оправдать его оккупацию. В их числе весьма немаловажным являлось утверждение, что Ирак имеет историческое право на Кувейт, на том основании, что тот якобы являлся частью иракской территории. Безусловно, это не единственный случай, когда сторона, развязавшая войну с целью территориальных приобретений, т. е. для того, чтобы изменить географию, утверждала, что опирается на историю. Вместе с тем историчность или псевдоисторичность давних притязаний Ирака, степень их обоснованности является настолько важной и по-прежнему актуальной не только для Кувейта, но и для всех членов ССАГЗ, что представляется необходимым посвятить этим сюжетам особый раздел. Эта необходимость мотивируется еще и тем, что, как показали войны в Заливе, Кувейт оказался слабым звеном в Совете Сотрудничества, а значит, проблема его международного статуса и суверенитета стала проблемой всех государств-членов ССАГЗ /67, с. 123/.
Арабские племена, проживавшие на нынешней территории Кувейта, сумели достаточно рано создать свою особую городскую социо-экономическую общность. В момент появления Кувейта как отдельного образования Аравийский полуостров входил в состав огромного многонационального исламского государства Османскую империю. Таковым многонациональным государством Османская империя оставалась вплоть до своего падения в 1922 г., после чего была провозглашена Турецкая республика. Видимо сам характер таких средневековых государств не позволяет говорить о «политических границах» или «национальной территории». Вместо этих понятий в таких средневековых государствах существовало другое, а именно «Дар аль-Ислам» (обитель ислама) /26, с.II. Политика руководителей государств, основанных на объединении на почве религии, имела целью расширение территории вместе с распространением религиозных верований. Такая политика формально отрицала возможность существования неотторжимой национальной территории. С точки зрения подобной концепции такое государство не имеет политических границ, так как в противном случае это означало бы, что оно отказалось от миссии распространения ислама, а ведь это должно являться его высшей целью. Поэтому подобные государства отделяли не столько национальные границы, сколько «линии раздела» и проходы, которые являются временными и имеют военное, а не политическое предназначение. В то же время до сих пор важен вопрос о сюзеренитете в вилайетах (провинциях) Османской империи. Правительства таких государств как Османская империя, осуществляли особого рода сюзеренитет де-юре над своими вилайетами. Он был ограничен такими вопросами, как безопасность, внешние отношения и сбор средств из казначейств вилайетов в форме дани или налогов в казну. В таких децентрализованных государствах существовала лишь номинальная форма сюзеренитета, совершенно отличная от устройства современных централизованных государств.
Как и другие подобные государства, Османская империя поддерживала различные отношения с входившими в нее странами, с одной стороны, и странами общей с ней религиозной ориентации — соратниками по джихаду, с другой. Центральная часть империи стала позже известна как Турция. Арабские и европейские вилайеты империи управлялись из Стамбула с помощью сложной иерархии пашей (правителей, наместников), военных гарнизонов и местных сторонников. Нельзя сказать, что Кувейт подпадал под действие одной из этих форм сюзеренитета: он не знал ни настоящего сюзеренного правления, ни сюзеренитета де-юре. Треть этой огромной империи — вилайеты Северной Африки (за исключением Марокко) были не столько в прямой зависимости от Константинополя, сколько в статусе союза /18,с.151/.
Этот союз был вызван обстоятельствами «джихада на море», в ходе которого эти вилайеты в XVI, XVII и XVIII столетиях подвергались постоянным нападениям европейцев. Кувейт не принадлежал к числу таких государств. Он возник в 1712 г., после спада первой волны европейской колониальной экспансии, сопровождавшей великие географические открытия, и до начала подъема новой волны империализма, достигшей высшей точки в последней трети XIX и в начале XX в. Эта волна смела саму Османскую империю. По всей видимости, Кувейт не принадлежал ни к одному из политических образований, входивших в Османскую империю, поэтому следует попытаться определить характер отношений, связывавших его с этой империей. Такие отношения должны были существовать.
Государство, возникшее на земле Кувейта, имело торговую ориентацию, и было окружено большими державами: по суше на севере и на западе — Османской империей и Ираном, а на востоке в Залив проникали большие морские державы, сначала Голландия, затем Великобритания и Франция. Кувейту приходилось вести тщательно взвешенную политику, чтобы не попасть в полную зависимость и сохраниться в качестве самостоятельного образования.
Исследование так называемой «исторической принадлежности» любого государства до сих пор играет важную роль в определении его политической принадлежности. Если с этой точки зрения рассматривать историю Кувейта, то, во-первых, следует назвать арабскую среду. При всех условиях Кувейт был и остается частью большого арабского мира /26, с.94/. В более узком смысле принадлежность Кувейта ограничивается Аравийским полуостровом. Среди многих важных факторов, частично приведенных ранее, об этом свидетельствует также столь важное обстоятельство, как постоянная миграция населения. Эта миграция с древнейших времен связывала различные области Аравии с той ее частью на побережье Залива, известной впоследствии как Кувейт. Причины подобного явления очевидны. Кувейт расположен между большим пустынным плато, образующим Аравийский полуостров, откуда население на протяжении всей истории уходило, и плодородной долиной Месопотамии, ставшей позже территорией Ирака. В какой-то степени эти обстоятельства также способствовали возникновению современного Кувейта.
Предыстория зарождения государственности такова: шейхи племени бану халед сумели освободить от Османского владычества оазисы Эль-Хаса и Катиф. Это им удалось потому, что османское правление было, по существу, номинальным. Османы и не пытались укрепить положение своих наместников (вали) в Эль-Хасе и придать им достаточно сильные военные гарнизоны. Воспользовавшись этими обстоятельствами, шейх Барак ибн Гарир изгнал османского пашу и в 1670 г. объявил себя правителем Эль-Хасы и Катифа. Довольно скоро влияние бану халед распространилось от Катара на юге до предместий Басры на севере /9, с. 56/.
Источники утверждают, что именно шейх Барак построил крепость, которую использовал как склад продовольствия и снаряжения. Ибн Альван пишет, что эта крепость была построена наподобие военных укреплений и башен Эль-Хасы. Центральная их часть называлась «Кут» (крепость). Новая крепость племени бану халед была меньше, чем «Кут», и поэтому получила уменьшительное название «Кувейт», откуда и пошло название территории /18, с. 48/.
Глобальные и географические последствия «Бури в пустыне».
Автор еще раз хотел бы уточнить, что хронологическими рамками данной диссертации являются 1990-е годы. Разумеется, данная проблема «перекочевала» в новое тысячелетие и в связи с прямой оккупацией Ирака в марте 2003 г. еще более обострилась. Но все же необходимо отметить, что события начала 2000-х годов не внесли каких-то принципиальных, качественно новых изменений. Они являются лишь логическим продолжением последствий «кувейтского кризиса», обозначившихся еще в 1990-е годы.
Ирак и события вокруг него не сходят со страниц мировой прессы, остаются одной из главных тем в сообщениях ведущих информационных агентств. Такое незавидное постоянство говорит о том, что эта арабская страна превратилась в один из источников и центров международной напряженности.
В первых числах августа 1990 г. вечная и обманчиво безмятежная тишина аравийской пустыни была вспорота ревом моторов иракских танков, вторгшихся в соседний Кувейт. Через полгода с небольшим эти же танки и другая боевая техника проделали обратный путь, но уже в расстроенном порядке, скорее напоминавшем бегство под ударами международных сил, осуществлявших по мандату ООН операцию под метким кодовым названием «Буря в пустыне». Эта буря, вызванная дерзкой и неожиданной акцией режима Саддама Хусейна, гулким эхом отозвалась в глобальной мировой политике. Через два года, в январе Багдад вновь содрогнулся от взрывов американских ракет. Обстрел повторился в июне... Такая зловещая и учащающаяся периодичность уже тогда наталкивала на мысль о том, что «Буря в пустыне» была прелюдией, прологом к новому этапу в развитии ситуации в зоне Персидского залива и в ближневосточном регионе в целом.
Захват Ираком всего за один день — 2 августа 1990 г. — небольшого и, по сути, беззащитного Кувейта произвел в мире впечатление разорвавшейся бомбы. Непонимание, возмущение, тревога — так можно было охарактеризовать реакцию мирового сообщества на этот беспрецедентный по своей агрессивности акт, подрывавший сами основы складывавшегося веками международного правопорядка, грозивший задушить те ростки нового в практике общения государств и народов, которые стали пробиваться сквозь наслоения прошлого в результате ослабления «холодной войны».
Думается, что единодушное и решительное осуждение агрессора, наблюдавшееся в ООН впервые со времени создания этой организации, в настроениях мирового общественного мнения на протяжении всего кризиса, в его «холодной» и «горячей» фазах, послужило, с одной стороны, наглядным доказательством немалой жизнеспособности закреплявшихся в международной жизни новых подходов и принципов, их соответствия главным требованиям времени, с другой — стало серьезным предупреждением всем потенциальным агрессорам, которые в угоду своим узкоэгоистическим интересам и великодержавным амбициям были бы не прочь вновь вернуть мир к опасной черте непредсказуемых по своим последствиям конфликтов.
В диалектически неразрывном единстве и противоположности с первым выводом находится второй: война в Заливе и последующие удары по Ираку ярко высветили, сколь хрупко и уязвимо все то новое, что с таким трудом было наработано политиками и дипломатами за последние годы, что, без преувеличения, было выстрадано человечеством в огне кровопролитных войн и междоусобиц.
Кувейтский кризис, судя по всему, стал провозвестником нового периода в истории современности, периода переориентации силовых линий международного напряжения с оси Запад-Восток на ось Север-Юг. При этом мировому сообществу нельзя, очевидно, исключать возможность новых конфликтных, экспансионистских всплесков в зоне развивающегося мира /85, с.27/.
Кувейтский кризис — первый столь серьезный и опасный в постконфронтационную эпоху — стал нелегким испытанием на прочность новой структуры международных отношений, складывавшейся в результате перемен в Советском Союзе. Кризис этот наглядно показал, что развитие человеческой цивилизации, осознание каждым членом мирового сообщества своей роли и места в нем достигли такой глубины и широты, при которых можно не только ставить, но и коллективными усилиями успешно решать одну из краеугольных и сложнейших задач мировой политики и международного права — задачу исключения силы из практики межгосударственного общения, разрешения всех спорных проблем (а их еще остается так много!) мирными политическими средствами.
Агрессия Ирака против Кувейта дала мощный импульс миротворческой деятельности ООН, избавившейся от тягостного бремени идеологического противостояния сверхдержав. Эта деятельность затем получила дальнейшее развитие в Югославии, Сомали, ряде бывших советских республик, раздираемых внутренними конфликтами. Одновременно опыт прошедших лет, как представляется, показал нарастающую опасность превращения ООН из органа, стоящего на страже независимости и территориальной целостности государств — членов организации (как это и было после аннексии Кувейта), в инструмент легитимизации интересов «сильных мира сего», санкционирования силовых акций в защиту этих интересов. А это значит — потеря универсального миротворческого характера ООН. Еще боле укрепляет в этом мнении и пассивная реакция Совета Безопасности на июньские ракетные удары по Ираку, произведенные уже безо всякого согласия ООН под зыбким предлогом «законной обороны» от только еще предполагаемых террористических замыслов Багдада.
Невольно вспоминаются «превентивные» удары США по Ливии в 1986 г., организованный Западом в конце 1980-х годов бойкот Сирии, также обвиненной в поддержке терроризма, периодические торговые и экономические блокады и другие нажимные меры против арабских стран /77, с.92/. Не случайно, поэтому в арабских политических и общественных кругах, несмотря на официальное осуждение Багдада и поддержку действий коалиции, широкое хождение получило мнение и даже убежденность в том, что война в Заливе была скорее войной США и их союзников против Ирака, а не международной акцией по восстановлению мира и суверенитета одного из членов ООН. Отсюда пусть часто и молчаливое, но сочувственное отношение к Ираку в арабском мире, этим объясняется и осторожный подход государств Залива, прежде всего Саудовской Аравии, к широкомасштабным предложениям американцев по развитию двустороннего военного сотрудничества в поствоенный период.
