Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I: Кавказ на рубеже XYII-XVIII вв. 25-43
1. Истоки и особенности кавказской проблемы. 25-36
2. Политика сопредельных стран и их опорные базы. 36-43
ГЛАВА II: Кавказская проблема в восточной политике России в первой четверти XYIII века и влияние западных держав на разграничение влияния в регионе.
1. Кавказский аспект в восточной политике России в годы Северной войны и ликвидации Иранского владычества. 44-57
2. Каспийский поход Петра I и присоединение Прикаспийских областей к России. Петербургский договор 1723 г. 58-80
3. Противодействие Англии и Франции кавказской политике России. Константинопольский договор 1724 г. 81-91
ГЛАВА III. Кавказский вопрос в восточной политике Франции, России и Англии во второй четверти XYIII века и отношение сторон к народам региона. 92-147
1. Участие Франции в подготовке крымской агрессии 1733 г. и роль России в ее отражении . 92-105
2. Кавказская проблема в международных отношениях накануне и в период русско-турецкой войны 1735-1739 годов. 106-122
3. Поддержка Англией завоевательной политики Надиршаха на Кавказе и позиция России. Укрепление российско-кавказских отношений. 123-147
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 148-154
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ. 155-165
- Истоки и особенности кавказской проблемы.
- Каспийский поход Петра I и присоединение Прикаспийских областей к России. Петербургский договор 1723 г.
- Участие Франции в подготовке крымской агрессии 1733 г. и роль России в ее отражении
Введение к работе
Кавказская проблема, ставшая ныне частью глобалистской политики великих держав, уходит корнями в глубь веков. Географическое положение Кавказа между Европой и Азией, Черным морем и Каспием, на сухопутных и водных коммуникациях, ведущих в Закавказье, на Ближний и Средний Восток, обусловило особую роль этого региона в интеграционных процессах и международных отношениях многих стран и народов на протяжении истории. «С незапамятных времен - пишет об этом К.С.Гаджиев, - Кавказ рассматривался как один из важнейших геостратегических регионов, отделяющих Восточную Европу от азиатских степей, православие от ислама, как барьер между Византийской, Османской, Персидской и Российской империями и арена борьбы империй и межнациональных конфликтов. В то же время расположенный на стыке Европы и Азии Кавказ представляет собой удобный плацдарм для продвижения в глубь Среднего и Ближнего Востока, а также в бассейны Каспийского, Черного и Средиземного морей. Одновременно он является связующим звеном между этими регионами. В течение всей своей писаной истории Кавказ пережил бесконечное количество войн и конфликтов между различными воинственными кланами, ордами, племенами, религиозными конфессиями и империями».1
Не случайно в отечественных научных кругах Кавказ называют «евразийским перекрестком», «солнечным сплетением Евразии». Сказанное обретает особый смысл для трех сопредельных государств -России, Ирана и Турции, соперничающих за гегемонию в регионе в течение пяти веков. Определяя особую роль Кавказа для России как великой евразийской державы, член мозгового центра русского Кавказского корпуса Р.А.Фадеев отмечал: «положение в Каспийско
Черноморском районе составляет жизненный вопрос для всей южной половины России, от Оки до Крыма», так как «эта половина государства создана, можно сказать, Черным морем ... Охранять свои южные бассейны Россия может только с Кавказского перешейка... Через Кавказский перешеек и его домашний бассейн - Каспийское море - Россия соприкасается непосредственно со всей массой мусульманской Азией... Для России Кавказский перешеек вместе и мост, переброшенный с русского берега в сердце азиатского материка, и стена, которою заставлена Средняя Азия от враждебного влияния, и передовое укрепление, защищающее оба моря: Черное и Каспийское».
Но положение на Кавказе определялось не только противоборством России со своими восточными геополитическими соперниками, но и политикой западных держав (Австрия, Франция, Пруссия, Швеция и др.), каждая из которых преследовала собственные цели. «Австрия пыталась использовать спор из-за Кавказа для ослабления турецкого влияния на свои границы, - перечисляет их устремления Ж.Я. Рахаев. -Франция стремилась ограничить возможность участия России в европейских делах за счет создания напряженности в отношениях Петербурга со Стамбулом и Исфаханом. Свои интересы отстаивали Швеция и Пруссия, разжигая амбиции соперников в регионе. Особые интересы преследовала Англия, геополитическое положение которой, как самой могущественной державы моря, «требовало от нее» категорического недопущения экспансии России в Переднеазиатском регионе и Средиземноморье путем примирения Порты и шахского двора ради их общего противостояния внешней политике России». Иными словами, кавказская проблема имеет непреходящий, актуальный международный характер, меняющийся в зависимости от того, как менялась интенсивность их восточной политики на различных этапах истории. Одним из активнейших периодов их деятельности на кавказском направлении стала первая половина XVIII века, чем и определяется актуальность темы исследования для углубленного понимания и позитивного решения кавказской проблемы в современных условиях.
Хронологические рамки диссертации обусловлены тем, что в первой половине XVIII века наиболее действенно проявилось значение кавказской проблемы в восточной политике Англии и Франции, предпочитавших действовать против России, противопоставляя ей упомянутых ее восточных геополитических соперников. Этот период, вместе с тем, оказался густо насыщенным военно-политическими событиями, составившими основу и суть кавказской проблемы. Главными из них, оказавшими кардинальное влияние на кавказскую политику указанных держав в русле их восточной политики, явились Каспийский поход Петра I, дипломатическая борьба вокруг подписания русско-иранских, русско-турецких и ирано-турецких договоров, вхождение в состав России и отпадение от нее Прикаспийских областей, двукратное нашествие крымских феодалов на Северный Кавказ и Дагестан и сопутствующие «шемахинские экспедиции» Надир-шаха, переросшие в систематические завоевательные походы, завершившиеся его полным поражением. На протяжении изучаемого периода четко проявилась антироссийская направленность кавказского аспекта восточной политики Англии и Франции, безуспешно пытавшихся лишить влияния России на Кавказе, где, наоборот, ввиду совпадения стратегических целей, восторжествовало заметное российско-кавказское сближение.
В диссертации на базе выявленных источников и литературы ставится цель исследовать следующие вопросы:
раскрыть процесс формирования и развития кавказской политики России, Англии и Франции в свете влияния внутрирегиональных и международных факторов; место и роль Кавказа, кавказской проблемы в целом в реализации восточной политики Англии, Франции и России, достижении стратегических целей в Кавказско-Прикаспийском регионе; влияние освободительной борьбы народов Кавказа на корректировку кавказского аспекта восточной политики «треугольника» сил (Россия, Англия, Франция), формы и методы ее реализации; выявить причины антироссийской и антикавказской направленности политики западных держав и решающих факторов, способствовавших российско-кавказскому сближению; оценка влияния кавказского аспекта восточной политики Англии и Франции на геополитических соперников России (Турция, Иран) и формирование международных отношений в регионе и др. На основе анализа перечисленных вопросов в диссертации ставится задача их глубокого и всестороннего комплексного освещения на базе достижений отечественной и зарубежной историографии, с опорой на источниково-историографическую базу проблемы и критическую оценку тенденциозных суждений концептуального характера; теоретическое осмысление и обобщение приведенного в диссертации материала для выработки соответствующих рекомендаций.
Методологической и теоретической основой для изучения и освещения узловых вопросов темы диссертации послужили основополагающие принципы и методы исторического исследования, взаимно дополняющие друг друга. Главным из них является метод историзма, предполагающий изучение любого факта или явления истории в конкретных исторических условиях, в строгой взаимосвязи и взаимообусловленности изучаемых событий, их непрерывной связи с прошлым и перспективности в будущем.
Определенное место при изучении различных аспектов темы занял и метод ретроспекции, без применения которого затруднительно воссоздать сложную картину взаимоотношений противоборствовавших сил в хронологической последовательности событий изучаемого периода. Поэтому разумное сочетание и комплексное использование преимущественных сторон этих методов дало возможность глубже осветить поставленную в диссертации проблему.
Тема диссертации по своему звучанию и фактическому содержанию отличается новизной, так как в ней впервые предпринята попытка комплексного изучения и углубленного освещения кавказской проблемы в восточной политике России, Англии и Франции, имея в виду, что отдельные вопросы этой проблемы частично затрагивались при освещении истории внешнеполитической деятельности упомянутых стран. На основе анализа выявленных автором и другими исследователями отечественных и зарубежных архивных и нарративных источников и других материалов узловые проблемы диссертации исследуются на широком фоне международных событий с охватом прилегающего к Кавказскому региону евразийского пространства. Новыми являются и результаты самого исследования, выводы и обобщения автора, полученные в итоге разностороннего и объективного изучения проблемы.
Источнико-историографическая база диссертации обширна, призвана обеспечить достижение поставленной цели и решение намеченных задач. Исследование велось на базе документов Архива
внешней политики России (АВПР), Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), Российского государственного архива древних актов (РГАДА), Государственного архива Республики Дагестан (ГАРД), Главного архива Астраханской области (ГААО), а также материалов доступных исторических исследований на языках основных участников событий.
По самому характеру темы в исследовании привлечены главным образом документы фондов АВПРИ: 35 «Сношения России с Англией», 77 «Сношения России с Персией», 89 «Сношения России с Турцией», 103 «Азиатские дела»; РГВИА: «Военно-ученый архив Главного управления Генерального штаба (ВУА), 20: Военная экспедиция военной коллегии», 410 «Материалы по истории народов СССР. Коллекции»; РГАДА: Разд. 15 «Госархив - дипломатический отдел»; ГАРД: 339 «Походная канцелярия генерал-лейтенанта Девица», 379 «Канцелярия коменданта г. Кизляр»; ГААО: «Астраханская губернская канцелярия».
Выявленные в указанных фондах документы, представляющие переписку российского правительства и коллегии иностранных дел со своими послами и консулами в Лондоне, Париже, Стокгольме, Реште, Бахчисарае и Стамбуле по вопросам евразийской политики, документы переговоров российских дипломатов в аккредитованных странах по кавказским делам, регулярные сообщения об этом в Петербург и командующим на Кавказе, указания из центра российским комендантам и командующим в регионе и их ответные донесения дают представление о месте и роли Кавказа и кавказской проблемы в целом в восточной политике России, Англии и Франции и противодействии двух последних стран успеху политики российской стороны путем поддержки антироссийских тенденций политики Турции и Ирана.
Ценные сведения по теме выявлены в опубликованных документах, представляющих донесения из Петербурга и Стамбула в Лондон и
Париж английских и французских послов К. Рондо, К. Вейча, де Кампредона, де ля Шетарди, де Маньяна и других, сообщавших своим правительствам о событиях на Кавказе и стратегических замыслах России, Ирана и Турции в регионе. В этой же связи ответные инструкции этим послам из столиц их стран проливают свет на колониальные цели Англии и Франции, на их стремление ослабить там влияние России и укрепить собственные позиции.1
Ближе к этим источникам по содержанию стоят «Походные журналы» 1722-1723 гг., а также «Протоколы, журналы и указы Верховного Тайного Совета», насыщенные документами и материалами о событиях Каспийского похода Петра I и последующим развитием ситуации в регионе вокруг подписания русско-иранских и русско-турецких разграничительных договоров и ликвидации последствий выступления шамхала Адиль-Гирея против России, инспирированного Портой и Крымом по замыслам западных держав.2
Широко использованы в работе для раскрытия изучаемой темы и опубликованные документы, полные тексты русско-иранских и русско-турецких договоров, определивших опорные базы, «сферы влияния» и их территориальные границы на Кавказе и Прикаспийских областях между Россией и Ираном с одной стороны, и между Россией и Турцией, с другой — в значительной степени в пользу последней при активной
Донесения французских посланников и резидентов при русском дворе (1722-1741 гг). // Сборник императорского русского исторического общества (далее Сб. РИО). СПб., 1885-1896. Т. 49., 52, 58, 64, 75, 96; Донесения английских посланников и резидентов при русском дворе (1728-1743 гг). СБ. РИО. СПб., 1889-1897. Т. 66,76,96,99.
2 Походный журнал 1722 г. Июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь. СПб., 1913; Походный журнал 1723 г. Январь, 1913; Протоколы, журналы и указы Верховного Тайного Совета (1726-1730 гг.) / Под ред. Н.Ф. Дубровина. Сб. РИО. СПб., 1886-1887. Т. 55, 56.
поддержке Англии и Франции. 1тДенные материалы по нашей теме, в частности, о политике Надир-шаха в Дагестане и Закавказье опубликованы в персидском оригинале и копиях с переводом на грузинский язык.2
Важные сведения по теме исследования содержатся в отечественных и зарубежных источниках, составленных участниками, очевидцами и современниками событий. Таковы «Журналы» русского посла в Иране 1715 —1718 гг. А.П. Волынского и члена того же посольства А.И. Лопухина, представивших точные оценки военного, политического и стратегического положения в Иране, Прикаспийских областях и Дагестане, ускорившие подготовку Каспийского похода Петра I. Участники этого похода Ф.И. Соймонов и И.-Г. Гербер, оставленные царем в Прикаспии для выполнения военных и политических функций, дали подробное описание оккупированного русскими войсками края с характеристикой русско-иранских, русско-турецких и ирано-турецких отношений середины 20-х- 30-хгг. XVIII в.4
Эти же сюжеты с акцентом на ориентацию населения Прикаспия в сторону России в условиях господства афганских феодалов в Иране со времени свержения династии Сефевидов и нашествия османов в Закавказье затронуты в работе польского миссионера Я.Т.Крусинского.1 Анализ развития событий на Кавказе и в Прикаспийских областях в 40-х гг. XVIII в. на фоне сокрушительного поражения Надир-шаха, обусловившего необходимость внесения определенных корректив в кавказскую политику России, Англии, Франции и Турции, нашли отражение в сочинениях личного врача Надир-шаха француза Ф.Базена, участника российских посольств в Иран в 1733 -1735, 1745-1747 гг. И.Я. Лерха и английского купца Джонса Ханвея, неоднократно совершавшего плавание вдоль побережья Каспия.
Определенный интерес по теме диссертации представляют иранские и турецкие источники, отличающиеся широтой и масштабностью охвата событий. Среди них описанием множества военно-политических событий, происходивших от Астрахани до Решта, от Кабула до Исфахана, от Исфахана до Дели и от Дели до вершин Дагестана, отличаются труды иранских историков Мирзы Мехди-хана и Мухаммада-Казима, пытающихся идеализировать образ Надир-шаха, несмотря на его неслыханные поражения в битвах с горцами Кавказа.3
Отдельные сведения о нашествиях османских, крымских и иранских феодалов на Кавказ и Прикаспий приводят в своей совместной работе турецкие летописцы Сами, Шакир, Субхи и Иззи.1 Однако большей насыщенностью такого рода фактическим материалом и хронологической точностью изложения событий отличается анонимная «Хроника» XVIII в. закатальского происхождения2
Из русских источников XIX в., содержащих материалы по теме диссертации, выделяются труды И.И.Голикова, В.В.Комарова, П.Л.Юдина, П.Г.Буткова и С.М.Броневского. Шеститомное сочинение Голикова, представляющее собранные из достоверных источников материалы, необходимые для многогранного освещения деятельности Петра I, в том числе в области внешнеполитической, включает в себя и сведения по восточно-кавказскому направлению.3 Работа Комарова, составленная также в виде материалов для описания восточной политики Петра I, содержит сведения о занятии русскими войсками побережья Каспия, русско-иранских и русско-турецких переговорах и договорах, ирано-турецких войнах 1722-1725 гг.4
Трехтомный труд академика Буткова, представляющий собой аналитическое изложение многочисленных материалов из русских государственных и личных архивов, а также сочинений на различных языках, значительно расширяет данные других источников из области дипломатической и внешнеполитической истории Кавказа, в том числе кавказской проблемы в русле восточной политики противоборствовавших стран.1
Работа Юдина, основанная на донесениях русских резидентов из иранского лагеря за Дербентом, повествует о героической борьбе народов Кавказа против владычества Надир-шаха, ставшей переломной в их внешнеполитической ориентации в сторону России, вызвав безуспешные попытки Англии помочь обанкротившемуся иранскому правителю.2
Сочинение С. Броневского, составленное в виде справочника для изучения истории взаимоотношений России с народами Кавказа, Ираном и Грузией, охватывающее период от Ивана Грозного до начала XIX в., содержит конкретные сведения по теме диссертации, извлеченные из фондов коллегии Министерства иностранных дел.
Завершая обзор источников, отметим относящиеся к их числу работы двух современных авторов: турецкого историка Ф.Р. Уната и американского исследователя Джеймса Хурвитица. Первая из них, принадлежащая перу профессора Уната, представляет собой документальный сборник анализа турецких посольских дел, составленных представителями Порты в Англии, Франции, России и Швеции с оценкой реакции придворных кругов этих стран к событиям на Кавказе.4 Вторая - работа профессора Института международных связей по Ближнему и Среднему Востоку Хурвитица представляет собой обзор дипломатической истории и международных отношений на Ближнем и Среднем Востоке с 1535 по 1714 гг. с привлечением текстов . русско-иранских, русско-турецких и ирано-турецких договоров 1723, 1724, 1732 и 1736 гг. с подробными комментариями событий на Кавказе, в Иране, Турции и отношения к ним России и западных держав - Англии, Франции, Голландии, Австрии1 и других.
Историография темы диссертации разнообразна по характеру и содержанию представленных в ней исследований на русском, персидском, турецком, английском и частично на французском и немецком языках. Материалы узловых проблем диссертации оказались рассеянными в многочисленных работах, посвященных общей истории Кавказа, его отдельных частей, внешней политике противоборствовавших держав, сквозь которую проглядывают отдельные элементы их восточной политики с «кавказским акцентом». Исходя из этого, для выявления важности анализируемых трудов в плане написания нашей диссертации, в ней предпринята попытка рассмотреть сначала труды отечественных, а затем зарубежных авторов, следуя принципу хронологии их издания.
При таком подходе к имеющемуся фактическому материалу по нашей теме следует выделить статьи Г.В. Мельгунова (Поход Петра Великого в Персию // Русский вестник. М., 1874. Т. 110); Д.П.Бутурлина (Военная история походов россиян в XVIII столетии. СПб., 1826. Ч. 1. Т. 2. Т. 3-4); В.И.Лебедева (Западный берег Каспийского моря при Петре Великом // ЖМНП, 1848. № 7); Соловьева СМ. (Петр Великий на Каспийском море // Вестник Европы. СПб, 1868. Кн. 3 - его же: История России с древнейших времен. М., 1963. Кн. 9. Т. 18. Кн. 10. Т. 19-20. Кн. 11. Т. 22); Потто В.А. (Кавказская война в отдельных эпизодах, легендах и биографиях. В 5-ти т. СПб., 1885. Т. 1. Вып. 1. — его же: Два века Терского казачества: 1555-1801. Владикавказ, 1912); Н.Ф.Дубровина (История войны и владычества на
Кавказе. СПб., 1886. Т. 2); В.А.Ульяницкого (Русские консульства за границею в XVIII. М., 1889. Ч. 1); В.Д.Смирнова (Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты в XVIII в. до присоединения к России. Одесса, 1889); А.К.Бакиханова (Гюлистан-и-Ирам: Из истории Дагестана и Ширвана с древнейших времен до 1813 г. Баку, 1991); Д.М.Шихалиева (Рассказ кумыка о кумыках. Махачкала, 1993); Г.Э.Алкадари. (Асари Дагестан: Исторические сведения о Дагестане. Махачкала, 1994) и др.
Но при обращении с указанными работами следует учитывать, что авторы этих и других исследований XIX века не избежали субъективизма в своих оценках и выводах, необоснованных утверждениях о том, что «российское правительство занимало исключительно миролюбивую и бескорыстную позицию в решении Кавказского вопроса, в отличие от Турции, Ирана и европейских государств».1
В трудах отдельных отечественных исследователей довоенного советского периода содержится почти неиспользованный фактический материал о политике России в Прикаспийских областях западного побережья, в частности о проектах изучения и хозяйственного освоения этих областей в интересах развивающейся российской промышленности. Такими материалами обладают работы Е.С. Зевакина (Прикаспийские провинции в эпоху русской оккупации XVIII в. // Изв. общ. по обсл. и изуч. Азербайджана. Баку, 1927 г.; М.А.Полиевктова, Е.С. Зевакина (К истории прикаспийского вопроса. Тифлис, 1933); М.А.Полиевктова (Проект хозяйственной эксплуатации
оккупированных Россией в XVIII веке прикаспийских областей Кавказа. Тифлис. 1937. Вып. 4). В отличие от них, первые
послевоенные историки В.Н. Левиатов и И.П. Петрушевский уделили больше внимания социально-политической истории Азербайджана и Армении, стратегическому значению Закавказья в гегемонистских планах Ирана, Турции и России.1
Труды наших ученых второй половины XX - начала XXI вв., отличающиеся насыщенным конкретным материалом, охватили широкий круг вопросов по истории России, Кавказа, Закавказья, Ирана, Турции, их взаимоотношений по кавказским делам, коснулись основных военно-политических событий, определивших позиции главных фигурантов на кавказской арене, ослабления позиций России, с одной стороны, попыток воспользоваться этим для реванша Турцией, с другой, и систематических завоевательных походов Надир-шаха при поддержке Англии и Франции.
Среди них, на наш взгляд, солидной источниковой базой и четкими авторскими позициями выделяются труды В.П.Лысцова (Персидский поход Петра I 1722-1723 гг. М., 1951); Н.А.Смирнова (Борьба русского и украинского народов против агрессии султанской Турции в XVI-XVIII вв.//Воссоединение Украины с Россией 1654-1954. М., 1954 - его же: Кавказ в политике России в XVI-XIX веках. М., 1958); А.И.Тамай (К вопросу о провале Дагестанской кампании шаха Надира. // Уч. зап. ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1958. № 5); В.Г.Гаджиева (Роль России в истории Дагестана. М., 1965. - его же Разгром Надир-шаха в Дагестане. Махачкала, 1996); О.П.Марковой (Россия, Закавказье и международные отношения в XVIII в. М., 1966); Т.Д.Боцвадзе (Народы Северного Кавказа в грузино-русских политических отношениях XVI-XVIII вв. Тбилиси, 1974); А.Н.Козловой (Страница освободительной борьбы народов Дагестана // Страны и народы Востока. М., 1976. Вып. 18. - ее же : «Намэ-йи Аламара-йи Надири» Мухаммад-Казима о первом этапе похода Надир-шаха на Табасаран // Освободительная борьба народов Дагестана в эпоху средневековья. Махачкала, 1986); Н.Н.Молчанова (Дипломатия Петра І. М., 1984); Е.Д.Налоевой (Участие кабардинцев в русско-турецких войнах первой половины XVIII в. // Великий октябрь и передовая Россия в исторических судьбах народов Северного Кавказа. Грозный, 1982); В.С.Бобылева (Внешняя политика России эпохи Петра І. М., 1990); Н.А.Сотавова (Северный Кавказ в русско-иранских и русско-турецких отношениях XVIII в. от Константинопольского договора до Кючук-Кайнарджийского мира: 1700-1774 гг. М., 1991. -его же: Крах «Грозы Вселенной». Махачкала, 2000); М.Р.Гасанова (Каспийский поход Петра I — важный этап в развитии русско-дагестанских взаимоотношений // Научная мысль Кавказа. Ростов на/Дону, 1995. № 2); Г.С.Гаджиева (Геополитика Кавказа. М., 2001); Е.И.Иноземцевой (Дагестан и Россия в XVIII - первой половине XIX вв. Махачкала, 2001); коллективные работы по истории внешней политики России, образованию многонационального Российского государства,2 истории России с начала XVIII до конца XIX в.;3 исследование В.Дегоева о месте и роли Кавказа во взаимоотношениях России, Ирана и Турции.4
В диссертации использованы также некоторые сведения, содержащиеся в отдельных работах по истории Осетии, Дагестана, Чечни, Грузии, Армении, Северного Кавказа, Ирана и Турции.1
Для углубленного изучения темы диссертации результативным оказалось знакомство с трудами, освещающими русско-турецкие, русско-иранские и англо-русские отношения в более широком плане - различных аспектах европейской и восточной политики соперничавших держав. Формирование восточной проблемы с учетом европейского фактора рассматривались Г.А.Некрасовым, русско-турецкие
отношения в начале XVIII в.освещались С.Ф.Орешковой,3 в период Северной войны - Т.К.Крыловой,4 в первой трети XVIII века -Ж.А.Ананяном, Е.Б.Шульманом, А.В.Витолом,5 середины столетия -С.А.Тверетиновой и Р.А.Михневой.6 Русско-иранские отношения на
Блиев М.М. Русско-осетинские отношения (40-е гг. XVIII - 30-е гг. XIX вв.) Орджоникидзе, 1960; Пайчадзе Г.Г. Русско-грузинские отношения в первой половине XVIII в. Тбилиси, 1970; Мкртчян Л.-Х. Армения под властью Надир-шаха. М., 1963; Тер-Авакимова С.А. Армяно-русские отношения в период подготовки персидского похода. Ереван, 1980; Ахмадов ЯЗ. Политические взаимоотношения Чечено-Ингушетии с Россией в первой половине XVIII в. // Взаимоотношения народов Чечено-Ингушетии с народами Кавказа в XVI- начале XX в. Грозный, 1981; Магомедов P.M. Россия и Дагестан. Страницы истории. Махачкала, 1985. - его же: Даргинцы в дагестанском историческом процессе. Махачкала, 1999; Мейер СМ. Османская империя в XVIII в. М., 1991; История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. М., 1988.
2 Некрасов Г.А. Восточная проблема в 1725-1735 гг. // Очерки истории СССР. Россия во второй четверти XVIII. М., 1957. - его же: Роль России в европейской международной политике в 1725-1735 гг. М., 1976.
3 Орешкова С.Ф. Русско-турецкие отношения в начале XVIII в. М., 1971.
4 Крылова Т.К. Русско-турецкие отношения во время Северной войны // Исторические записки, 1941. Т. 10.
5 Ананян Ж.А. Ближневосточная политика России в 20-х гг. XVIIIB. // Россия, Польша и Причерноморье в XVI-XVIII вв. М., 1979; Шульман Е.Б. О позиции России в конфликте с Турцией в 1735-1736 гг. // Балканский исторический сборник. Кишинев, 1973. № 3; Витол А.В. Османская империя в первой трети XVIII века: зарождение идей обновления государства. Автореф. канд. ист. наук. Л., 1982.
6 Тверетинова С.А. К истории русско-турецких отношений в Елизаветинское время. // Советское востоковедение, 1949. Т. 6; Михнева Р.А. Россия и Османская империя в середине XVIII в. (1739-1756). М., 1985.
протяжении XVIIIB. С уклоном на анализ сопутствовавших им общественных, экономических и торговых факторов рассмотрены в работах Г.М.Петрова, М.Р.Аруновой и Г.З.Ашрафян, Н.Г.Кукановой, Я.Н.Кузнецовой.1 Отношение западных держав к восточной политике России со времени похода Петра І в Прикаспий и англо-русское соперничество в бассейне Каспия в первой половине XVIII в. изучались в работах Р.Ф.Бадербейли и Л.ИЛОнусовой.2
Особое место среди исследований по кавказской проблеме в плане изучения русско-азербайджанских и русско-турецких отношений заняли работы А.А.Абдурахманова,3 Б.А.Абдуллаева,4 Ф.М.Алиева,5 Г.Н.Мамедовой6, особенно же Т.Т.Мустафзадэ, опубликовавшего серию трудов в качестве диссертационных исследований, отдельных статей и специальной монографии.
Определенное значение для освещения отдельных вопросов нашего исследования имели кандидатские диссертации А.И. Тамай, Р.К.Киласова, С.М.Соловьева, Р.М.Касумова, А.Д.Осмаева,
А.В.Землянского, А.Б. Бутаева.1 Еще более значительными в этом плане оказались докторские диссертации В.Г.Чочиева, Н.А.Сотавова, Т.Т.Мустафзадэ. Принципиальная критика отдельных проблем по теме нашей диссертации дана в работах А.П.Новосельцева, X.-М.Ибрагимбейли, Н.А.Сотавова и в указанной диссертации С.М.Соловьева.
В исследованиях отечественных ученых 70-80-х гг. XX века, идеи которых восприняты нашими современниками, утвердилась в основном концепция об объективно прогрессивной роли восточной политики
России для народов Кавказа, не отрицающая вместе с тем колониальных устремлений царизма в регионе. В то же время, отдельные из наших исследователей, не удержавшись на срединных позициях, стали отвергать колониальную сущность политики самодержавия, приписывая противоборство горцев царизму отсталости народов Кавказа, «имманентной» приверженности их к набегам и грабежам. Подтверждение тому - статьи М.М. Блиева, В.Б.Виноградова и С.Ц.Умарова, подвергшиеся серьезной научной критике специалистов.2
Военно-политические события на Кавказе, касающиеся разных вопросов темы диссертации, нашли отражение в работах отдельных зарубежных авторов, использованных нами с критикой ошибочных положений. В турецкой историографии XIX в. к числу таких работ относятся труды Ахмеда Джевдет-паши и Иозефа фон Хаммера. Но А.Джевдет, касаясь темы Кавказа, акцентирует внимание в основном на агрессивной политике России в регионе.3 Хаммер, наоборот, касаясь нашествий туда же иранских, турецких и крымских феодалов, чередует их с описанием ирано-турецких войн на Ближнем и Среднем Востоке.4
Эти же вопросы с преимущественным уклоном в сторону развития русско-иранских и ирано-турецких отношений рассматриваются в работах иранских и турецких историков 30-40-х гг. XX в.: Мохаммеда Хекмата,5Реза Сардари1 и Кадиржана Кафлы. Из них конкретный
материал по теме с анализом русско-иранских, русско-турецких и ирано-турецких договоров с 1722 по 1747 гг. содержит работа М.А.Хекмата. Концептуальные суждения этих авторов, отличающиеся антироссийской настроенностью, ярче выражены в работе К.Кафлы.3
За последний период иранская, турецкая и западноевропейская историография пополнилась новыми исследованиями по истории Ирана, Турции, России, Кавказа и кавказской политики соперничавших в регионе западных держав. Конкретные сведения такого рода, особенно о завоевательных походах Надир-шаха, отразились в работах иранских историков Гулам Хусейна Мухтадара,4 Мухаммеда Хусейна Годдуси,5 Исмаила Доулетшахи,6Абутораба Сардадвара.7 Среди них богатством фактического материала и суждениями концептуального характера отличаются труды Мухтадара Сардадвара, хотя и идеализирующих личность Надир-шаха, но признающих решающую роль освободительной борьбы народов Кавказа в крушении державы Надир-шаха, оказав влияние на восточно-кавказскую политику Англии, России и Франции.8
Среди турецких историков послевоенного периода материалами по истории Турции, Дагестана, Кавказа и кавказской проблеме восточной
1 Sardari R. Un Chapitrede de L Histore diplomatique Iran. Les Traites entre Iran et la Russia depuis le XVI-e siecle Jusqua, 1917. Paris, 1941.
2 Хекмат M.A. Указ. соч. С. 39, 83, 97.
3 Кафлы К. Указ. соч. С. 74, 75, 79, 84-90.
4 Мохтодар Голам Хосейн. Набырдхое бозорг-е Надершах, Изд. 1-е. Техран, 1337/1960.
5 Годдуси Мохаммад Хосейн. Надер-намэ. Техран, 1338/1969.
6 Доулетшахи Исмаил. Лешкаркаркаши-е Петер-е Кабир ва Иран. // Сохан. Техран, 1964. №8-9.
7 Сардарвар Абутораб. Тарих-е незами ва сийаси-йе довране Надершах-е Афшар. Техран, 1354/1975.
8 Мохтадар Г.Х. Указ. соч. Изд. 1-е. С. 1-2, 5,22,23, 34, 105, 110; Сардадвар А.Т. Указ. соч. С. 346,736. политики противостоящих сторон отличаются труды Энвера Зия Карала,1 Исмаила Хакки Узунчаршилы,2
Исмаила Беркока,3 Шерефеддина Эрела4 и Джемала Гекдже,5 несущие оттенки антироссийских позиций, что особенно характерно для И.Беркока и Дж.Гекдже.6
В западной иранистике для темы диссертации представляют интерес работы английского историка Лоуренса Локкарта, давшего анализ событий в Прикаспийско-Кавказско-Иранском регионе от падения династии Сефевидов в 1722 г. до краха завоевательных походов Надир-шаха, выделив позиции не только России, Ирана и Турции, но также Англии и Франции.7
Характеризуя вклад зарубежных авторов в освещение кавказской проблемы, следует отметить, что отдельные из них, повторяя давно отвергнутую нашими историками мнимую версию о «Завещании Петра о I», продолжают твердить о стремлении России поглотить не только Кавказ, но и Турцию, Иран, Индию и т.д. Содержащие такие сюжеты работы Шей Люссиль, Лавендер Касселс, Роухоллаха Рамазани, Фируза Касемзадэ, Аллена Летина, Роберта Олсона9 и другие, исходят из предпосылки, что наступление Турции и Ирана на Кавказе и политика поддерживавших их западных держав были вызваны «русской интервенцией», угрозой существованию восточных соперников России. Среди упомянутых авторов более выраженно такие мысли проводятся в работах Л.Касселса, А.Летина, Ф.Касемзадэ.1
Сказанное, на наш взгляд, обуславливает необходимость критического подхода к материалам, особенно суждениям и выводам зарубежной историографии по изучаемому вопросу.
Практическая значимость диссертации состоит в том, что представленные в ней новые материалы могут быть использованы для более полного освещения восточной политики России, Англии и Франции на Кавказе в указанный период, при написании дипломных работ по смежным темам, а сама диссертация - для чтения спецкурсов и спецсеминаров на ФИЯ, ИФ и других факультетах. На наш взгляд, содержащиеся в работе выводы и обобщения могут способствовать более углубленному пониманию сути кавказской проблемы в свете нынешних реалий.
Структура диссертационной работы обусловлена логикой и спецификой рассматриваемой в ней проблемы и поставленными автором задачами. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованных источников и литературы. Общее содержание изложено на 165 страницах.
Истоки и особенности кавказской проблемы
Кавказская проблема, как важное звено международной политики, имеет свои истоки и специфические особенности. В основе их лежит геополитическое положение региона, расположенного между Европой и Азией, Черным морем и Каспием, на главных коммуникациях, ведущих в Закавказье, на Ближний и Средний Восток, Центральную и Переднюю Азию. Не случайно Кавказ, являясь связующим мостом между Западом и Востоком, Севером и Югом, обладающий значительной территорией,1 немалыми людскими ресурсами2 и материальными, испокон веков пропускавший через себя многочисленные народности и племена, интегрируя происходящие в прилегающем евразийском пространстве экономические, политические, культурные и этно-религиозные процессы, привлекает внимание исследователей различных стран и направлений с древнейших времен до наших дней.
Примеров, подтверждающих широкие контакты населения Кавказа с окружающим миром, более чем достаточно. «Документы свидетельствуют, - подчеркивает Аникеев, - что в эпоху древних цивилизаций народы Кавказа поддерживали активные связи с государствами Передней Азии, Крыма, Подонья, Приволжья и Северной Африки. Наглядное тому свидетельство дошедший до нас «Договор между египетским царем Рамзесом II и хеттским царем Хаттусилисом» от 1278 г. до н.э. Правитель воинственных кавказских племен Хаттусилис заключил договор с властителем Египта о взаимной военной помощи против третьих стран, а в случае восстания подданных - о выдаче перебежчиков из одной страны в другую. Этот договор является древнейшим из сохранившихся памятников международного права.
Немало сведений геополитического характера о Кавказе содержится в трудах античных авторов - Геродота, Страбона, Флавия, Тацита и др., приводимых, в частности, археологом А.А. Кудрявцевым касательно выхода на историческую арену киммерийцев, скифов, сарматов и аланов. Среди них для нас представляет интерес утверждение «отца истории» Геродота о том, что появившиеся в южно-русских степях не позднее конца YIII - начала YII века до н. э. скифские племена, вытеснившие киммерийцев с этой территории, вторглись в Переднюю Азию «по верхней дороге, имея по правую руку Кавказские горы», то есть по трассе Прикаспийского прохода — (Дербентскому проходу. - P.M.)
Особый интерес к этому пути проявили и сарматы, стремившиеся к преобладанию над Северо-Восточным Кавказом и Прикаспием. Античный географ Страбон мотивировал это тем, что «верхние аорсы (сарматы — P.M.), владея большей частью Каспийского моря, вели караванную торговлю». Он также отмечал, что по Прикаспийскому пути «верхние аорсы на верблюдах перевозили индийские и вавилонские товары, получая их от армян и мидян»1.
Значение Прикаспийско-Кавказского региона особенно возросло в период парфяно-римских войн, в ходе которых обе стороны старались использовать в своих интересах отличавшиеся высокой боеспособностью сарматскую и аланскую конницы, «рассматривая Кавказ не только как богатый экономический и сырьевой регион, но и выгодный стратегический плацдарм для наступления на восточные провинции и Рима и Парфии». Как писал античный историк И.Флавий, император Тиберий «большими суммами склонял царей иверского и албанского, не задумываясь воевать с Артаваном (парфянским царем -Р.И.). Но те сами не согласились воевать, а направили на Артавана скифов, дав им проход через свои земли и открыв Каспийские ворота».1
Римско-парфянские войны подняли военно-стратегическое значение кавказских проходов, в первую очередь важнейшего из них -Дербентского, являвшегося частью кавказского ответвления «Великого шелкового пути». Не случайно император Нерон, воскресивший планы Александра Македонского и Юлия Цезаря о торговых путях к шелку на Восток через западный Прикаспий, задумал грандиозный план похода на Кавказ к Дербенту, приостановленный на полпути из-за восстания римского наместника Виндекса в Галлии.
Как отметил Кудрявцев, несмотря на свою неудачу, «данный поход привлек внимание исследователей не только как показатель возросшего значения Каспийских ворот, но и особым новым термином, примененным для их обозначения. В связи с указанными событиями, Тацит назвал Дербент не просто Каспийскими воротами (Caspia portae), обычным его наименованием в римских источниках, а Каспийскими укреплениями, запорами, крепостью (Caspia claustka)».
Из приведенных примеров явствует, что геополитическое положение Кавказа стало проявляться за много веков до н.э. в эпоху древних цивилизаций. Касаясь этой проблемы в боле широких хронологических рамках, видный геополитик К.С.Гаджиев пишет: «Кавказ относится к регионам, через которые с глубокой древности проходили многие племена - от киммерийцев и скифов до разнообразных тюркских племен. Особо важное значение имел Прикаспийский путь, который являлся одним из главных транскавказских путей транзитной торговли, ставший своего рода главными воротами из Юго-Восточной Европы в Переднюю Азию, страны Ближнего и Среднего Востока... Естественно, этот путь играл определенную роль в завоевательных походах и набегах. Поэтому неудивительно, что Дербентское поселение, уже в глубокой древности ставшее опорным пунктом в приморском проходе, получило широкую известность у античных авторов под названием «Каспийские или Албанские ворота».
Еще более интенсивно в изучаемом регионе указанные процессы протекали с началом нашей эры, в эпоху великого переселения народов (IV-VI вв. н.э.), в средние века и новое время. Важное значение при этом, наряду с Прикаспийской трассой, сыграл путь по Дарьяльскому ущелью, через который еще в 1-Й веках н.э. аланы совершали походы в Армению, Парфию, Атропатену, Иберию, доходили до Каппабокии в Малой Азии. В свою очередь, из Закавказья и Малой Азии предпринимались ответные походы против алан и других народов Северного Кавказа.
Каспийский поход Петра I и присоединение Прикаспийских областей к России. Петербургский договор 1723 г.
На решение обозначенных в параграфе 1 и других важных для России задач был направлен Каспийский поход Петра I, вызвавший резонанс своей масштабностью и последствиями не только в регионе, но и в столицах восточных и западных стран. Как отмечает видный кавказовед А.В.Фадеев, «не столько забота об интересах азиатской торговли России, сколько стремление захватить в свои руки стратегическую инициативу побуждали русское правительство спешить с организацией «Персидского похода», который по справедливости надо бы назвать «Кавказским» или «Закавказским» походом».1 Не вдаваясь в дискуссию по данному вопросу отметим, что в последнее время в науку внедряется еще одно определение -«Каспийский поход»2, чем мы и руководствовались при названии данного параграфа.
Предварительные условия для начала реализации восточной программы Петра I были созданы в трудных победах над Турцией и Швецией. 5 ноября 1726 года был подписан Константинопольский договор с Турцией, возвративший России Азов и выход к Азовскому морю. 31 августа 1721 года Ништадский мир положил конец Северной войне, обеспечив России выход в Балтику, а самому Петру I титул «Отца Отечества и императора Всероссийского». Победа в Северной войне открыла перед страной широкие перспективы дальнейшего экономического развития. Россия превратилась в великую державу, играющую важную роль не только в европейской политике, но и в развитии международных отношений в азиатском регионе. Петр I ясно сознавал, что перед задуманным походом на Восток стоят важные и трудные задачи. Ближайшая из них сводилась к тому, чтобы положить предел военно-политической экспансии Турции к Каспийскому морю. Политическая программа Петра I предусматривала овладение стратегической инициативой и создание в Восточном Закавказье плацдарма для установления всесторонних связей со странами Востока. По замыслам Петра I, существенную роль в решении этой задачи могли сыграть христианские народы Армении и Грузии, остававшиеся вместе с Азербайджаном и Дагестаном под властью Ирана и Турции со времени Зохабского (Касре-Ширинского) договора 1639 года.1
Завоевание Ирана афганцами и падение династии Сефевидов круто изменили ситуацию в регионе. Положение в Иране приковало внимание России и Турции, стремившихся взять под контроль западное побережье Каспия. Особой напористостью отличалась политика Порты, обеспокоенной активностью политических кругов России в Закавказье, где они обретали все большее влияние среди местного населения. И после падения династии Сефевидов Порта объявила себя «законной наследницей державы Сефевидов».2
Но за положением в Прикаспии, особенно в Иране, следили не только Россия и Турция, но и западные державы - Англия и Франция. Не случайно еще в 1581 году англичане основали Левантийскую компанию для торговли со странами Востока. Не останавливаясь ни перед чем, англичане и французы успешно добивались важных торговых привилегий от безвольного шаха Солтан Хосейна. Так, при посещении шахом в 1699 году английской торговой миссии в Исфахане глава этой миссии Брюкс потратил на развлечение шаха и его гарема 12 тысяч лир, за что шах даровал «важные привилегии» Английской Ост-Индской компании.
Активную деятельность в Иране с начала XVIII в. развернула французская Ост-Индская компания, действуя через иезуитов Ордена францисканцев. В то же время появление в Иране в 1707 году российского посольства во главе с Исраилом Ори вызвало недовольство западных держав, опасавшихся ослабления своих позиций в результате расширения русской восточной торговли.1 Преодолевая противодействие своих конкурентов (англичан, португальцев и голландцев), Французская Ост-Индская компания добилась подписания с шахом Хосейном двух соглашений (1708, 1715 г.г.), предоставивших ее купцам право экстерриториальности.2
По-видимому, активность торговых компаний Запада в Иране вызвало беспокойство Порты, пытавшейся сохранить контроль за потоком восточных товаров в Европу. «В распоряжении русского правительства имелись сведения о том, - пишет Лысцов, - что в 1716 году к шаху выехал турецкий посланник с требованием, чтоб персицкое купечество все обратить чрез Турецкое государство и доставить султану 160 тай шелка под видом подарков».3
Этот визит султанского посланника не оказался единственным в иранскую столицу. Появившийся в Исфахане в 1721 году новый турецкий посол требовал от шаха: а) чтоб последний не допускал французских купцов в персидский залив, но направил бы «коммерцию французскую чрез земли султанские»; б) чтобы весь гилянский шелк «везен был» в Турцию, «а не через Каспийское море в Россию»; в) чтобы персы сами строили морские суда, а «русским в Каспийском море великую волю не дали бы» и «не позволяли бы им устраивать пристань в Низовой».1 Интерес к Персии торговых конкурентов с Запада и Востока был вызван тем, что из этой страны и подвластных ей территорий Северного Кавказа и Западного Прикаспия в большом количестве поставляли на внешний рынок шелк-сырец, хлопок, шерсть, хлопчатые и шелковые ткани, драгоценные металлы и камни, пряности, фрукты и вина. «Петру было хорошо известно, - отмечает Бобылев, - что шелк, что производился близ берегов Каспийского моря в районах Шемахи, Гиляна и Дербента, направлялся в Западную Европу в основном через Турцию».2
К 20-м годам XVIII века коммерческие компании европейских колониальных держав практически монополизировали торговлю шелком с Индией, Китаем и ближневосточными странами. Их торговые агенты, скупая шелк на рынках Персии, затем переправляли его в Смирну и Алеппо или порты Персидского залива. Лишь незначительная часть этого «шелкового потока» поступала в Россию через Астрахань. Перед правительством Петра I стояла задача убедить иранского шаха перенести торговлю шелком из Турции в Россию, чтобы перехватить колониальные доходы от шелковой торговли у Османской империи и западноевропейских торговых компаний. «Успешное решение данной задачи, - подчеркивает Бобылев, - явилось бы важным шагом на пути практической реализации планов Петра по превращению России в главную транзитную артерию европейско азиатской торговли по линии Балтийское море - Волга - Каспийское море. Техническое воплощение этого проекта началось еще в 1703 году, когда приступили к строительству Вышневолочского канала, соединившего Балтийское море с Каспийским. В 1709 году по каналу было открыто движение».1
Участие Франции в подготовке крымской агрессии 1733 г. и роль России в ее отражении
Во второй четверти XVIII в. Кавказский регион продолжал занимать важное место в восточной политике Англии, Франции и России, хотя активность последней в этом регионе значительно ослабла после кончины Петра І в 1725 году. Дворцовые перевороты и длительное засилье временщиков снизили эффективность внешнеполитической деятельности Петербурга. Личные амбиции и мелкие интриги различных группировок при царском дворе в известной степени подорвали влияние России в европейских столицах, ослабили внимание к восточным делам, в том числе к положению на Кавказе и в Прикаспийских областях.
Между тем, главными звеньями восточной политики России продолжали оставаться укрепление позиций в Закавказье, на западном и южном побережьях Каспия (каспийский вопрос) и обретение выхода к Черному морю (черноморская проблема). Но решению этих забот противодействовали не только Турция и ее партнеры по антироссийскому «восточному барьеру» - Швеция и Польша, но также Англия и Франция, усиленно подпитывавшие эту коалицию, активно выступая против России в Европе, на Черном море и в Леванте. Французская дипломатия особенно опасалась проникновения России на Ближний Восток и подрыва французской левантийской торговли.
Практическое воплощение этого курса французского двора началось со времени заключения Константинопольского договора 1724 года, после которого Франция открыто заняла проосманскую позицию, прочно блокируясь с Англией и ее антироссийской политикой. На наш взгляд, касаясь этого вопроса, А.В.Витол правильно отмечает: хотя «французская дипломатия выполнила при Порте роль посредника при заключении переговоров между Османской империей и другими державами... Осенью 1725 г. французские представители в Стамбуле получили указания от своего правительства перейти к активному противодействию «русскому влиянию» в Европе и на Ближнем Востоке. Выжидательная позиция Франции по отношению к русским предложениям сменилась открытой ориентацией на Англию».1
Суть этих указаний в беседе с русским послом в Париже Б.В. Куракиным, обратившимся с просьбой о посредничестве в разграничении между Россией и Турцией по Константинопольскому договору 1724 года к госсекретарю Франции графу де Морвилю, последний выразил следующим образом: «Всему свету известно, как Франции полезна дружба султанова; с какою бы европейской державою Франция не находилась в союзе, союз ее с Турциею должен быть ненарушим; надобно вспомнить, какие выгоды получили мы в прошлые годы от Турции против Австрийского дома; кроме того, треть королевства Французского получает свое благосостояние от торговли, производящейся во владениях султана; король не может согласиться ни на какое условие, которое могло бы дать хотя малейшее подозрение Порте... Король не может приказать своему послу при Порте продолжать медиацию (посредничество - P.M.) в интересах русских; скажу прямо, что посол наш получит приказание отстать от медиации и оставить все дела в том положении, в каком они теперь находятся». Эта позиция французского руководства стала немедленно воплощаться в конкретных делах. Подтверждение тому - инструкция де Морвиля французскому послу в Петербурге де Кампредону от 25 октября 1725 года, в которой он, ссылаясь на предписание короля Людовика XV французскому послу в Стамбуле Андрезолю - «повременить с дальнейшими действиями в этом направлении» (в деле посредничества - P.M.), «не содействовать интересам» России, строго предупреждал своего адресата: «Только смотрите, не вступайте ни в какие объяснения насчет перемены этих отношений, которой потрудитесь придерживаться, пока не получите иных предложений».1
Отчуждение Франции от России по кавказской политике сторон совпало по времени с образованием в Европе двух враждебных коалиций: Венского союза в апреле 1725 года между Испанией и Австрией, к которому через год присоединилась и Россия, подписав австро-российский «секретнейший артикул» о взаимных обязательствах оказывать друг другу «военную помощь в случае нападения Турции и совместно выступать против турецких султанов в отношении договаривающихся сторон и Ирана». В августе того же года был заключен Ганноверский союз между Англией, Францией и Пруссией, к которому подключились Голландия, Швеция и Дания, но из-за выхода Англии из этого союза в 1731 году эта коалиция фактически распалась. Франция, оказавшаяся во временной изоляции, всецело сосредоточилась на укреплении «восточного барьера» против России, превратившись в «основного противника русской дипломатии как в Европе, так и на Востоке».3
Такой пассаж во внешнеполитической линии Франции в свете вышеприведенных указаний короля Людовика и госсекретаря де Морвиля подвигли французских дипломатов в Петербурге и Стамбуле на более активные действия. В кругу интересов Д Андрезеля, Ж.
Кампредона, а затем и графа Маньяна оказались вопросы, касающиеся различных сторон кавказской проблемы: военно-политической ситуации на Кавказе, Прикаспийских областях и Иране, внешнеполитических намеренияй и действияй России и Турции, антироссийских выступлениях шамхала Адиль-Гирея и ликвидации шамхальского звания как символа верховной власти в Дагестане, разграничения сфер влияния между Россией и Турцией по Константинопольскому договору 1724 года, чему активно противодействовала Порта, надеясь вытеснить российские войска из занятых областей и др. Неслучайно в донесении де Кампредона из Петербурга в Париж 29 мая 1725 года содержалась информация о том, что его коллега в Стамбуле Д Андрезоль «получил секретные сведения намерении великого визиря приблизиться к Каспийскому морю».1 Видимо, выполняя указания своего правительства и стараясь устранить препятствия османскому наступлению в сторону Каспия, Д Андрезель стал внушать муфтию и другим высшим турецким сановникам мысль, что «Порте лучше заключить отдельный мир с Эшрефом как можно скорее: тогда Эшреф все свои силы обратит против России и свяжет ей руки».3 Немало препятствий Д Андрезоль учинил российско-турецкому разграничению на Кавказе и Прикаспийских областях, препятствуя включению в состав комиссии представителя Франции, рекомендуя сделать то же самое великому визирю Ибрагиму Невшехерли относительно председателя российской комиссии генерала А.В.Румянцева. Получив об этом соответствующий указ 16 февраля 1726 года, Д Андрезель сообщил турецким министрам «за секрет ... что он до получения иного указа Далиона (племянника де Бонака Дальмана - P.M.) с комиссары отпустить не может».1 По видимому, старания Д Андрезеля не пропали даром. 9 марта 1726 года де Кампредон сообщал из Петербурга: «Я все же узнал из хорошего источника, что великий визирь отказал Румянцеву в дальнейшем содержании и объявил ему, что ему бесполезно оставаться далее в Константинополе, так как в посылке комиссаров нет более надобности: границы установятся сами собою». С такой же настойчивостью намеченный курс в отношении России и Турции проводил заменивший Кампредона новый посол Франции граф де Маньян. Особый интерес нового посла вызвали арест и высылка шамхала Адиль-Гирея российскими властями, о чем он 26 июня 1726 года доносил в Париж: «Печатным объявлением, продающемся по копейке, обнародовано, что шамхал Адиль-Гирей добровольно подчинился России.3 Из пушек однако по этому случаю не палили».4
