Этноконфессиональные меньшинства в социокультурной жизни Магриба (1880-1939 гг.) Рясова Татьяна Геннадьевна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1 Этноконфессиональные меньшинства как социокультурный феномен древней и средневековой истории Магриба 55

Формирование и эволюция иудейских и христианских общин Северной Африки с древности до арабского завоевания 55

Трансформация общественно-политического статуса немусульманского населения в доколониальном Магрибе 67

Глава 2 Перемены в общественном положении этноконфессиональных меньшинств Магриба в предколониальную эпоху (XVIII - вторая треть XIX века) 89

Усиление воздействия европейцев на общественно-политическое развитие магрибинских государств 90

Изменение правового положения еврейских общин и векторы их культурного развития в условиях европейского проникновения 133

Глава 3 Традиционное и новое в социально-правовых позициях этноконфессиональных меньшинств в колониальном Магрибе 170

Демографические характеристики этноконфессиональных миноритарных групп 171

Место этноконфессиональных меньшинств в политико-правовой системе колониальных владений Франции в Магрибе 188

Дифференциация в этноконфессиональных общинах и перестройка их внутренних структур 202

Глава 4 Динамика развития межобщинных отношений в магрибинских обществах в колониальный период 218

Структурное становление европейского меньшинства и формирование его самосознания 218

Факторы взаимодействия европейцев Магриба и мусульманского населения региона 246

Эмансипация магрибинских евреев и генезис антиеврейских настроений в европейских кругах 258

Религиозно-культурное расслоение еврейских общин и судьбы традиционных иудео-мусульманских взаимосвязей 268

Реакция мусульманского населения Туниса и Марокко на складывание общин «иностранных» мусульман 291

Глава 5 Культурно-психологические основания межобщинных отношений в колониальном Магрибе 295

Соотношение религиозных, этнических и социально-экономических критериев в самоопределении этноконфессиональных меньшинств Магриба 296

Магрибинские этноконфессиональные меньшинства в системе научных представлений о диаспоре 301

Значение мифа и стереотипа для стратификации колониальных магрибинских обществ 314

Заключение 335

Библиография 347

Приложения 366

• Формирование и эволюция иудейских и христианских общин Северной Африки с древности до арабского завоевания
• Усиление воздействия европейцев на общественно-политическое развитие магрибинских государств
• Демографические характеристики этноконфессиональных миноритарных групп

Введение к работе

Этническое и конфессиональное многообразие является характерной чертой североафриканского общества с древнейших времен, а распространенная метафора, сравнивающая Магриб с перекрестком культур, находит многочисленные подтвер -ждения на протяжении всей истории этого региона. После арабского завоевания в Северной Африке распространилась мусульманская религиозно-правовая система, успешно регулировавшая межконфессиональные отношения в течение почти двенадцати веков. Иудейские и христианские меньшинства воспринимались в качестве покровительствуемых групп и, за исключением периодов смут и нестабильности, мирно сосуществовали с мусульманами, обладая внутренней автономией и свободой исповедовать свою религию. Традиция местного берберского христианства, распространившаяся в Северной Африке в первые века нашей эры, прервалась в средние века в отличие от иудаизма, просуществовавшего на этой территории вплоть до сегодняшних дней. Вместе с тем, христиане вновь появились на южном побережье Средиземноморья в новое время, составив «иностранное» этноконфес-сиональное меньшинство. В силу социально-экономических и геополитических процессов развития Европы, начавшей в этот период распространять свое влияние на Магриб, еще немногочисленные европейские христианские общины, обосновавшиеся здесь, получили особый правовой статус, выходивший за рамки традиционной мусульманской этноконфессиональной системы. Некоторые иудейские общины, имевшие давние связи с христианами южной Европы, стали играть посредническую роль между христианами и мусульманами. Такое состояние этно-конфессиональных отношений в предколониальный период во многом определило те кардинальные перемены, которые произошли в регионе с установлением колониального управления. Строгая иерархия колониального общества, предполагавшая существование правящего меньшинства и подчиненного большинства, ставила этноконфессиональные миноритарные группы, оказавшиеся вне этой схемы, перед жестким выбором пути развития. Модернизация традиционных общин, разрыв их связей с мусульманским большинством, распространение французского языка и культуры, вовлечение во французскую социально-экономическую и административную систему, - вот основные направления эволюции этноконфессиональ-ных меньшинств в колониальный период. Важнейшим фактором, сопутствующим этим процессам, стала смена ценностных ориентиров, значительное подчинение общественного сознания предлагаемым стереотипам, мифологизация мировосприятия. Самосознание как базисный системообразующий критерий определения этноконфессиональных групп подверглось значительным изменениям. Важность справедливой и беспристрастной оценки колониального периода в истории развития этноконфессиональной ситуации в Магрибе побудила автора обратиться к его исследованию в настоящей диссертации.

Недостаточная изученность механизмов зарождения общественных стереотипов и социально-политических мифов, в том числе на базе этнического и конфессионального самосознания, нехватка собранных свидетельств и материалов по этой теме, а также видимая ангажированность проблематики свидетельствуют о предельной сложности исследования общественного сознания вообще и процесса его мифологизации в частности. В этом отношении фактические сведения о развитии этноконфессиональной ситуации в колониальном Магрибе имеют уникальную и неоспоримую ценность.

Актуальность тематики определяется прежде всего тем, что история этноконфессиональных меньшинств колониального Магриба представляет собой одну из граней межцивилизационного диалога, взаимодействия трех религий, отношения между которыми до сих пор во многом определяют развитие международной жизни. Кроме того, вопросы, связанные с положением этноконфессиональных меньшинств в современном мире составляют значительную часть существующих геополитических проблем, причем далеко не всегда при их разрешении учитываются ошибки и достижения колониального опыта в поисках смягчения межэтнических и межконфессиональных противоречий.

Хронологические рамки исследования определяются несколькими обстоятельствами. Избранный для исследования период (1880-1939 гг.) демонстрирует единство и цельность характеристик общественного развития Магриба. В этот период произошло окончательное оформление режима французского колониального управления, определились социокультурные параметры колониального общества, в том числе его этноконфессиональная структура.

В качестве нижней временной границы исследования избран 1880 год, отметивший, по нашему мнению, важный рубеж развития трех стран Магриба рассматриваемых в работе: Алжира, Туниса и Марокко. Несмотря на то, что датой колониального завоевания Алжира считается 1830 г., процесс «замирения» страны продолжился вплоть до начала 80-х годов XIX в. Одновременно происходило оформление французской колониальной политической практики и упрочение соответствующих структур и институтов. Установление же относительной безопасности в большинстве прибрежных районов Алжира привело к активизации в этот период европейской «иностранной»1 иммиграции. Сложившаяся к началу рассматриваемого периода экономическая и политическая зависимость тунисских правителей от иностранных капиталов и европейских правителей не вызывает сомнения. Фактическое закабаление страны при помощи неравноправных договоров и прямого воздействия европейских консулов на внутриполитические процессы, а также вторжение французской армии уже в следующем, 1881 г., привели к переменам в политической сфере, оформленным установлением режима протектората. Для Марокко, формально остававшегося независимым вплоть до 1912 г., 1880 год также стал во многом поворотным. Уже начиная со второй трети XIX в. неуклонно сокращались возможности для независимого развития Шерифского государства, а к началу рассматриваемого периода не только экономическая, но и политическая зависимость его правителей от европейских держав стала очевидной. Ключевыми вехами распространения иностранного влияния в Марокко можно считать 1830 г. (завоевание Алжира), 1844 г. (разгром марокканской армии в битве при Исли), 1856 г. (подписание первого неравноправного торгового договора с европейской державой), 1860 г. (поражение в войне с Испанией) и, несомненно, 1880 г., год проведения международной конференции в Мадриде, где западные державы решали вопросы внутренней политики Марокко.

Начиная именно с 80-х гг. XIX в. в Магрибе существенно изменилась расстановка и соотношение политических и социальных сил, что кардинальным образом повлияло на этноконфессиональную ситуацию в регионе. Колониальный период истории этноконфессиональных меньшинств Магриба вызывает особый интерес, поскольку именно он отмечен коренным сломом многовековых традиций межконфессионального сосуществования, определенных мусульманской религиозно-правовой практикой. Несомненно, различия в политическом положении трех стран Магриба в изучаемый период отразились и на неравнозначном соотношении традиции и модернизации в области межконфессиональных и межэтнических отношений. Это выразилось в степени сохранения традиционных этноконфессиональных структур и развитии новой политико -правовой и религиозной ситуации.

В связи с такой постановкой проблемы изучение магрибинских традиций в области регулирования этноконфессиональных отношений, а также освещение истории формирования древнейших религиозных общин потребовало обращения к историческим примерам предшествовавших эпох — предколониального периода (с рубежа XVIII-XIX в. до 1880 г.), арабского завоевания и времени правления мусульманских династий в средневековье и новое время (VII-XVIII вв.), а также событий доисламской истории. Тенденции развития этноконфессиональной ситуации в Магрибе в XVIII-XIX вв. затрагивались главным образом для того, чтобы показать, насколько повлияло на эту сторону жизни магрибинских обществ колониальное управление.

Верхний хронологический рубеж отмечен ключевой датой для всей мировой истории, в процесс развития которой Магриб к этому времени уже был всесторонне вовлечен. Начало Второй мировой войны, не только изменившей расстановку сил на международной арене, но и значительно повлиявшей на политику французских властей в отношении этноконфессиональных меньшинств, можно считать важнейшим рубежом социально-политического и культурно-религиозного развития местного населения Магриба, вставшего на путь борьбы за национальную независимость. В этих условиях эволюция положения этноконфессиональных меньшинств получила новое направление.

В географическом отношении исследование ограничено тремя странами Магриба - Марокко, Алжиром и Тунисом. Вынесение за рамки исследования Ливии и Мавритании, считающихся частью Большого Магриба, обусловлено тем, что исторически сложившееся единство региона связано с Ближним (Тунисом), Средним (Алжиром) и Дальним (Марокко) Магрибом, а Ливия и Мавритания сохраняют роль моста между собственно Магрибом и Египтом и Машриком, с одной стороны, и черной Африкой, с другой. Испанское Марокко и Международная зона Танжера включены в географический ареал исследования, однако в силу относительной ограниченности источников по этноконфессиональной ситуации на этих территориях, информация о них носит в значительной степени фрагментарный характер и служит в основном для сопоставления с реалиями общественно-политической и культурно-религиозной жизни французских владений.

Цель диссертационной работы состоит в том, чтобы на основе источников колониального периода исследовать положение этноконфессиональных меньшинств Марокко, Алжира и Туниса в условиях французского колониального правления. Этническое и конфессиональное многообразие воспринимается нами как постоянный феномен истории магрибинского населения, претерпевший значительные изменения в связи с французским завоеванием, что существенным образом повлияло на перемены в общественном сознании как представителей большинства населения, так и в среде миноритарных групп. Подобное понимание динамики этноконфессиональной ситуации в Магрибе предопределяет равный интерес автора как к общественно-политическому положению меньшинств и их внутренней структуре, так и к системе межэтнических и межконфессиональных отношений, во многом определяемых доминантами общественного сознания, процессом самоопределения и расстановкой позиций в системе определения «свой» - «чужой». При работе над диссертацией приоритетное внимание было уделено двум узловым проблемам: влиянию французского колониального управления на социально-экономическое и культурно-религиозное положение традиционных для Магриба этноконфессиональных меньшинств, а также динамике развития новых групп, появившихся в результате европейского проникновения в Северную Африку. Эти два направления рассматриваются в тесной взаимосвязи, поскольку лишь комплексный анализ этноконфессиональной ситуации в Магрибе позволяет решить поставленные в исследовании задачи:

рассмотреть специфику функционирования этноконфессиональных меньшинств в Северной Африке в древности и средневековье;

выявить конкретно-исторические причины, формы и динамику иммиграционных волн в предколониальный период, а также проследить влияние этого процесса на социально-экономическое и культурно-политическое положение ранее существовавших здесь инонациональных и инорелигиозных (по отношению к арабо-берберскому большинству) групп;

исследовать изменение численности этнических и конфессиональных групп в колониальный период, а также оценить степень достоверности отражения этнических процессов во французской официальной статистике;

проанализировать влияние деятельности колониальной администрации на правовой статус, социально-экономическое положение и внутреннюю структуру этноконфессиональных общин;

изучить методы и приемы проведения в жизнь национальной и религиозной политики, применявшиеся французской администрацией в колонии и протекторатах, проследив динамику складывания традиции французского колониального управления в этой области на примере Алжира, Туниса и Марокко;

установить характер межобщинных отношений в условиях модернизации общества, проанализировав процесс изменения традиционной культуры и группового самосознания в среде этноконфессиональных меньшинств под влиянием распространения французского языка и культуры;

раскрыть специфику развития старых и складывания новых мировоззренческих и поведенческих стереотипов в общественном сознании различных этноконфессиональных групп Магриба на основе анализа имеющихся данных о повседневных отношениях их представителей;

определить критерии самосознания и роль религиозного, этнического и социально-экономического факторов в самоопределении представителей изученных групп, оценить степень влияния колониальной политики на общественное сознание и роль мифологизированных представлений о себе и принимающем обществе в определении позиций в системе «свой» - «чужой»;

- проанализировать на примере изученных общин принятую структуру классификации меньшинств и верифицировать предложенные ранее рабочие схемы исследования этнических и конфессиональных групп.

Данная работа находится в русле исследований, направленных на изучение роли и места миноритарных групп в полиэтнических и многоконфессиональных обществах. Предварительные изыскания автора позволяют утверждать, что этно-конфессиональная ситуация в Магрибе породила множество разноплановых проблем, круг которых только расширился с установлением в регионе колониал ь ного управления. Обращаясь к теме, предложенной в заглавии диссертации, мы не претендуем на исчерпывающий анализ всех ее специальных вопросов и смежных проблем. Подобная задача едва ли выполнима в рамках одного исследования. Поскольку главным предметом изучения является этноконфессиональная ситуация в Магрибе, то целый ряд значимых сфер жизни магрибинского общества в колониальный период (общая социально-политическая обстановка, направления колониальной политики, не связанные с национальными и религиозными вопросами, экономическое состояние страны и т.д.) намечены в работе лишь в общих чертах. Диссертант намеренно уделил большее внимание положению миноритарных групп нежели истории большинства магрибинского общества в связи с тем, что вопрос о реакции местного населения на установление колониального правления, а также о зарождении национально-освободительного движения в его среде с достаточной полнотой исследован в отечественной и зарубежной историографии. Вне рамок данной диссертации остаются и вопросы, касающиеся развития магрибинского ислама в колониальный период. Детальное изучение этих важных и объемных тем было сознательно исключено автором из направлений исследования в силу того, что они составляют самостоятельный перспективный круг проблем.

Специфические черты исследуемых групп как этноконфессиональных меньшинств требуют дополнительного определения, связанного с этноконфессио-нальной ситуацией в Магрибе в рассматриваемый период. В этой связи проблематика заявленной темы нуждается, помимо определения географических и хронологических рамок, в уточнении, какие из присутствовавших в рассматриваемый период в Магрибе этнических и конфессиональных групп стали объектом нашего исследования.

Во второй половине XIX в. в странах Магриба присутствовали представители трех мировых религий: ислама, иудаизма, христианства. В каждой из этих конфессиональных групп следует выделить подгруппы по этнической принадлежности. Однако эти подгруппы не всегда могут считаться «меньшинством», и, следовательно, становиться предметом нашего изучения, так как формально-количественный метод здесь может быть применим только с некоторыми оговорками. В рамках данного исследования основополагающим критерием определения интересующих нас меньшинств (конечно, в дополнение к количественному фактору) является их подчиненное - юридически, экономически ру) является их подчиненное - юридически, экономически и психологически - положение по отношению к другим группам (или к одной группе).

Несомненно конфессиональное большинство местного населения в колониальном Магрибе составляли мусульмане, по расово-этническому принципу подразделявшиеся на арабов, берберов и выходцев из различных регионов Африки южнее Сахары. Как определено в заглавии диссертации, анализ как этнического, так и конфессионального состава этого разнородного «большинства» выходит за рамки нашего исследования. Тот факт, что вопросы взаимоотношений между арабами и берберами не получили достаточного освещения в данной работе, связан, в первую очередь, с тем, что, по нашему мнению, в рассматриваемый период еще з а-груднительно говорить о «берберском этническом самосознании», а противостояние берберских племен центральной «арабской» власти, как правило, не носило характера собственно этнического конфликта. Кроме того, пройдя через вековую исламизацию, берберы не противопоставляли себя арабам в конфессиональном плане, а существование так называемого «народного» ислама, оппозиционного «официальному», вовсе не является достаточным основанием для того, чтобы считать суфийские ордена «религиозными меньшинствами». Негроидное население Северной Африки, и прежде всего Марокко, рассматривается нами только в разделе, посвященном средневековой истории Магриба, так как в колониальный период оно перестало играть особую социально-экономическую и политическую роль, практически слившись с местным мусульманским обществом. Мориски1, переселившиеся в Северную Африку в XVI-XVII вв. и осевшие обособленными общинами, в рассматриваемый период составляли немногочисленную часть мусульманского населения, не занимая особой позиции в структуре колон и-ального общества. Это определение касается и такой особой этнорелигиозной мусульманской общины Магриба, как мзабиты . Как видится, основная проблематика внутримагрибинских межэтнических и межконфессиональных отношений в период с 1880 по 1939 гг. состояла в сосуществовании европейцев-христиан и ме стного мусульманского и иудейского населения. Отношения между различными этническими группам внутри мусульманского большинства в колониальный пер и-од требуют дополнительного исследования, направление которого отличается от заданного в данной диссертации.

Вместе с тем, снимая эту проблематику, мы не можем обойти вниманием те изменения в этноконфессиональной ситуации внутри мусульманского большинства, которые были непосредственно связаны с влиянием колониализма и модернизацией магрибинского общества. Влияние европейской юридической системы на религиозно-правовые традиции Магриба, в том числе в отношении понятия «нация», привело в колониальный период к появлению в среде местного населения терминов «алжирец», «тунисец», «марокканец». Сложный и длительный процесс распространения подобных понятий в мусульманском правовом пространстве, не завершившийся на протяжении рассматриваемого периода, тем не менее, принес свои плоды в первой половине XX в., в результате чего в Магрибе было отмечено появление «иностранных» мусульманских групп (таких, как алжирцы в Марокко и Тунисе, марокканцы в Алжире и Тунисе, тунисцы в Алжире и Марокко). Они воспринимались в качестве таковых и местным населением, составляя, особенно в начале рассматриваемого периода, обособленные общины, которые не могли слиться ни с местным мусульманским окружением, ни с «иностранными» европейскими группами. В силу этих причин «иностранные» мусульмане также стали объектом нашего исследования.

Основным конфессиональным меньшинством Северной Африки, существующим здесь вплоть до наших дней, являются иудеи. История магрибинского иудаизма чрезвычайно разнообразна, но также и неоднозначна по интерпретации. К началу рассматриваемого периода иудеи составляли важную часть магрибинского общества, являясь в полном смысле этого слова этноконфессиональным меньшинством. В этническом плане выделяют несколько групп магрибинских иудеев по принципу происхождения и времени иммиграции предков (палестинские, андалусские, ливорнийские и др.). Также для Магриба характерно существование местных иудаизированных берберских племен. Этот критерий классификации общин североафриканских иудеев приобретает принципиальное значение при описании их развития в колониальный период, что связано с концепцией разделе ния «местных» и европейских иудеев по принципу отношения к собственным традициям и религии, по различиям в образе жизни, социально-экономической и политической роли в местном и колониальном обществе.

Христианство, распространившееся среди местного берберского населения Магриба с первых веков новой эры, практически исчезло на североафриканской земле в средние века. Появление здесь в XIX в. значительного числа иностранных христиан, позволило историкам говорить о «восстановлении» этой религии в Маг-рибе, что, впрочем, скорее носило характер агитационного хода, необходимого для духовного оправдания колониального захвата Алжира (1830 г.), Туниса (1881 г.) и Марокко (1912 г.). Особенность рассматриваемого периода состоит в том, что, в силу социально-политической и экономической обстановки, христиане заняли правящие позиции в мусульманском обществе. Общественное положение французов как правящей этноконфессиональной группы оказывается за рамками нашего исследования и история развития этой общины, выступавшей в качестве элиты колониального общества, составляет в диссертации лишь социально-экономический и культурно-политический фон.

В изучаемое время христианство было представлено в Магрибе самыми разными конфессиями. При этом французский католицизм, подчиненный политическим интересам метрополии, занял главенствующие позиции в Северной Африке, в связи с чем те европейцы, которые не принадлежали к французской этнической группе и/или католической конфессии играли второстепенные роли в социально-экономической и политической жизни региона. Объектом нашего исследования стали, таким образом, так называемые «иностранные» европейцы, и прежде всего, многочисленные группы мальтийцев, итальянцев и испанцев, а также менее значительные общины греков, англичан, немцев, американцев, русских, швейцарцев, голландцев и некоторых других.

Широкий комплекс исследуемых проблем, масштабность фактологического материала и необходимость систематизации разноречивых сведений во многом определили методологическую основу работы. Ею послужил сравнительный анализ этноконфессиональных меньшинств трех стран Магриба, проводимый в нескольких направлениях. При этом «горизонталь» сопоставительной схемы составили три страны Магриба, а «вертикаль» - существовавшие в них этноконфессиональные меньшинства. Схожие условия, в которых эти три страны оказались в результате колониального присутствия Франции, не привели к сокращению значительного разнообразия в направлениях социально-политического, этнического, культурного и религиозного развития Алжира, Туниса и Марокко. Помимо специфики политического развития (особенно с XVI в., когда Алжир и Тунис стали частью Османской империи, а Марокко продолжало оставаться независимым государством), разной степени колониальной зависимости (Алжир был присоединен к Франции в качестве колонии и отдельного департамента, тогда как в Тунисе и Марокко были установлены режимы протекторатов) и множества факторов международно-политического, социально-экономического, природного и культурного своеобразия, три страны отличались этноконфессиональной структурой общества. В то же время внутри каждой страны сосуществовали разнообразные этнические и религиозные общины, отличавшиеся друг от друга по времени возникновения, истории формирования, степени вовлеченности во внутреннюю социально-экономическую и культурно-политическую ситуацию в государстве. Часто подобные различия можно наблюдать и между различными слоями внутри одного эгноконфессионального меньшинства. Весь этот спектр разнообразных и разнородных явлений поддался систематизации во многом именно благодаря широким возможностям историко-компаративный метода, который позволил нам глубже раскрыть сущность изучаемых явлений. Кроме того, он дал нам возможность выйти в отдельных случаях за пределы собственно исторического исследования и на основе аналогий прийти к более широким обобщениям и параллелям, в том числе в рамках смежных научных дисциплин.

Работа над диссертацией потребовала обращения к особому методологическому инструментарию и привлечения дополнительных сведений, связанных не столько с историей Магриба в рассматриваемый период, сколько с общетеоретич е-скими и методологическими проблемами этнологии и социологии.

Отечественный историк, специалист по Афганистану, Ю.В. Босин, справедливо отмечает в своем исследовании полиэтнического общества этой страны несовершенство принятого понятийного аппарата в отношении терминов «этнос», «нация», «национализм», «народ», «межэтнические отношения» и производных от них [82,с.35]. Для своего исследования Ю.В. Босин был вынужден заново опреде лять и систематизировать значения этих терминов в рамках избранной тематики, а также сопровождать их употребление уточняющими пояснениями. В качестве важной методологической проблемы он выдвинул также задачу выработки подхода к идентификации народов изучаемой страны, которая связана с поиском объективного критерия этноса/нации [там же,с.40]. Определение этих критериев необходимо и для настоящего исследования.

В предисловии к авторитетному энциклопедическому словарю «Народы и религии мира» под редакцией В.А. Тишкова отмечается, что общепринятого определения понятия «этнос» не существует [320,с.6]. Определение этноса, как некоей человеческой общности, объединенной территорией, языком и культурными традициями восходит к писавшему в начале 20-х гг. XX в. СМ. Широкогорову. Позднее в этнологии переосмысливалось соотношение этих категорий и добавлялись новые: самосознание, политическое объединение и т.п. В настоящее время в отечественной науке классическим определением этноса считается то, которое было дано советским ученым Ю.В. Бромлеем. В соответствии с ним, этнос может быть определен как «исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая совокупность людей, обладающих общими относительно стабильными особенностями языка, культуры и психики, а также сознанием своего единства и отличия от других подобных образований (самосознание), фиксированным в самоназвании (этнониме)» [85,с. 14]. Так добавилась обладающая особой ценностью категория группового сознания, объединяющего представителей одного этноса, причем, как и при определении любой другой общности (религиозной, социальной и т.д.), здесь важен феномен согласия окружающего общества на восприятие этой его части в качестве обособленной.

В современной науке чаще используется понятие «этничность» как атрибутивная категория, обозначающая существование различных этнических групп. Наличие этничности также вызывает у специалистов споры, однако в ее пользу говорит возможность выделения таких характеристик, как:

- наличие разделяемых членами группы представлений об общем территориальном и историческом происхождении, а также единого языка, общих черт материальной и духовной культуры;

- чувство отличительности, т.е. осознание членами группы своей принадлежности к ней, и основанные на этом формы общественной солидарности и совместные действия.

Такой обычно применяемый к определению этничности показател ь, как «политически оформленные представления о родине и особых институтах, например, государственность» [320,с.6], представляются скорее характерными для «народа» или «нации», что, помимо прочего, приводит к путанице между этими тремя понятиями. Кроме того, следует иметь в виду, что общность территории выступает лишь в качестве непременного условия формирования этноса и не является обязательной для его последующего существования, а преимущественное заключение эндогамных браков становится дополнительным критерием, связанным с самосознанием группы.

Наличие в современной этнологии нескольких теоретических направлений, по-разному воспринимающих этнические качества группы и индивида как таковые (реально существующие объективные характеристики, общая символическая среда, система общеразделяемых поведенческих стереотипов и т.д.), свидетельствует, с одной стороны, о невозможности дать исчерпывающее и универсальное определение этноса, а с другой, о необходимости поиска специфических моделей для характеристики таких групп. Наиболее продуктивным на этом пути кажется метод, предложенный еще во времена возникновения этнологии как науки - изучение различных групп, включающее в себя описание их занятий, социальной организации, культуры, системы верований, взаимоотношений с другими группами и т.д. Результатом подобного конкретно-исторического исследования должен стать набор критериев и характеристик, по которым изучаемую группу можно было бы отделить от других и сравнить с другими. При этом необходимо учитывать, что этнические группы могут определяться прежде всего по тем характеристикам, которые считаются важными именно в данной конкретной группе. Именно поиск этих лежащих в основе самосознания критериев и, должен, как представляется стать основным направлением в изучении этнических общностей. Конфессиональная принадлежность становится вторым значимым фактором при составлении схематического представления об исследуемом обществе, а отношение к религии в каждой конкретной группе служит дополнительным критерием самоопределения.

Таким образом, комплексный анализ социокультурного положения этноконфес-сиональных групп может служить опорой при исследовании группового самосознания их представителей как основного формообразующего качества.

Опираясь на это утверждение, автор данной диссертации посвятил большую часть работы изучению различных сторон жизни миноритарных этнических и конфессиональных групп колониального Магриба (истории формирования, политического и юридического статуса, внутренней структуры общин, культурной и языковой специфики и т.п.). Вместе с тем, все это послужило в исследовании вспомогательной базой для характеристики основных категорий общественного сознания, воспринимаемого в качестве системообразующего критерия. Именно самосознание, включающее в себя определенную систему ценностей, мировоззренческие и поведенческие стереотипы, понятийную структуру «свой» -«чужой», общую историческую память, определяет отношение представителей группы к окружающему миру и к своей общине, а также ценность ее сохранения или готовность ассимилироваться в принимающем обществе.

При описании этноконфессиональных меньшинств колониального Магриба удобным термином могло бы послужить понятие «диаспора», однако удобство это только кажущееся. С одной стороны, специалисты не раз отмечали размытость этого понятия, все более очевидную на уровне современных научных знаний. Как писал отечественный исследователь А.Ю. Милитарев, «при ближайшем рассмотрении становится ясным, что термин этот никакого универсального содержания не имеет и термином, строго говоря, не является» [125,с.24], и, следовательно, употребление его требует дополнительного объяснения и уточнения. С другой стороны, до сих пор остается спорным употребление его в научной литературе для описания иных общностей кроме еврейской (и, все чаще в последнее время, армянской) диаспоры, несмотря на то, что, как полагает отечественный исследователь З.И. Левин, «в наше время понятие диаспоры получило расширительное толкование как часть этноса или религиозной группы, живущая за пределами страны своего происхождения» [113,с.5].

Вместе с тем отдельные черты диаспоры как группы, «диаспорального сознания», «диаспорального синдрома», а также характеристики функционирования диаспоры в принимающем обществе будут рассмотрены в данной работе. Это связано с тем, что накопленный за последние полтора века большой опыт описания еврейской диаспоры, отчасти составляющей предмет и нашего исследования, может подсказать пути к определению методологического инструментария при изучении иных этноконфессиональных меньшинств, в том числе в колониальном Магрибе.

В контексте данного исследования особое значение приобретает также и термин «принимающее общество», т.е. та окружающая среда, в которую попадает и с которой взаимодействует инорелигиозная или иноэтническая группа. Основное содержание процесса развития миноритарной группы в новом окружении - это поиск принципов адаптации, способов приспособления своих ценностей с общественным сознанием окружающего мира, что, впрочем, не всегда означает подчинение. На примере длительной истории Северной Африки можно проследить несколько вариантов адаптивных процессов, происходивших между этноконфес-сиональной общиной и принимающим обществом. Само это понятие несколько раз меняло свое конкретное содержание на протяжении истории региона. Так, автохтонным населением Северной Африки с древности считаются берберы, которые и составили принимающее общество для пришлых групп финикийцев, затем греков, римлян, вандалов, византийцев, отчасти ассимилируя их на культурном и этническом уровне. Мусульманские завоеватели как этноконфессиональное меньшинство вписывались именно в это сообщество, применяя к окружающему большинству свои религиозно-правовые нормы отношений с иноверцами. К началу колониального периода уже именно мусульманское арабо-берберское большинство играло в Магрибе роль принимающего общества для групп как «местных», так и иностранных иудеев и христиан, ставших этноконфессиональными меньшинствами. В период французского колониального правления отдельные иудейские и «иностран ные» христианские общины стремились активизировать процессы своей культурной и социальной ассимиляции с французской правящей группой, которая и играла в этом случае роль принимающего общества, будучи при этом меньшинством среди местного населения региона. Эта многоуровневая система связей предопределила особую сложность межобщинных отношений в рассматриваемый период.

Научная значимость диссертации вытекает из важности для исторических, этнологических, социологических и религиоведческих исследований таких затронутых в ней проблем, как взаимодействие религиозного и этнического факторов в общественном сознании, методы управления полиэтническим и многоконфессиональным обществом, процесс складывания групповых поведенческих стереотипов на базе этнического и религиозного самосознания. Оригинальность работы состоит в том, что в ней на примере обширного фактического материала по истории этно-конфессиональной ситуации колониального Магриба анализируются в сопоставлении общетеоретические понятия этнологии и социальной психологии. В работе рассматривается малоизученный комплекс проблем, касающихся типологии и внутренней структуры этноконфессиональных меньшинств региона, объема отношений их представителей с местной и колониальной элитами, формирования в их среде новой системы ценностей в результате межобщинного взаимовлияния. Эти темы до сих пор не получили должного освещения в мировом востоковедении, и практически не рассматривались в отечественном. Изучение собранного по этим проблемам материала позволило сделать обобщающие выводы относительно критериев самоидентификации различных этноконфессиональных общин Магриба, воздействия социально-политических изменений на общественное сознание различных групп, а также степени их подверженности внешнему влиянию и готовности сохранять традиции и воспринимать новое.

Практическая ценность работы заключается в том, что благодаря верификации на магрибинском материале предложенных ранее систем анализа этноконфессиональных структур, в диссертации продолжено широкомасштабное исследование межобщинных отношений, предпринимаемое современной отечественной и зарубежной наукой, что дает возможность перейти к дальнейшему изучению тенденций развития многоконфессиональных и полиэтнических об ществ. Теоретические положения диссертации и приведенный в ней фактический материал также могут способствовать углублению изучения истории Магриба в колониальный период, когда особенно динамично развивались основные доминанты общественного сознания его населения, во многом повлиявшие на самоопределение современных жителей региона. Затронутая в работе проблематика дает, в частности, понимание глубинных причин возникновения межконфессиональных противоречий в этом регионе, в том числе роста напряженности отношений и увеличения столкновений между мусульманами и иудеями. Эти данные могут найти применение при написании обобщающих работ, программ и пособий по истории стран Магриба, а также оказаться весьма полезными при ведении практической работы в регионе.

Источники, использованные в диссертации подразделяются на несколько групп.

Неопубликованные источники (материалы государственных, церковных и частных архивов, а также результаты полевого исследования) составили первую группу использованных в работе материалов. В собрании документов Архива внешней политики Российской империи были найдены данные по предколониаль-ному периоду истории Туниса и Марокко, хранящиеся в фондах «Новый Турецкий стол» и «Политические донесения по Ближнему и Среднему Востоку». В некоторых из составляющих эти фонды делах можно встретить упоминания о положении отдельных этноконфессиональных групп, и прежде всего, греков, которым русские консульские представительства оказывали покровительство [2; 5; 6]. Российские консулы в Гибралтаре и Танжере, составляя отчеты о положении дел в Марокко, иногда описывали и развитие отношений между представителями различных конфессиональных групп в этой стране [3; 4]. Некоторые политические донесения с новой стороны освещают известные международные события, связанные с историей магрибинского региона [1; 3]. Эти данные позволили получить более полное представление об этноконфессиональной ситуации в Магрибе в предколониальный период.

Архивные документы французского министерства иностранных дел, касающиеся колоний и протекторатов и хранящиеся в г.Нант (Франция), содержат несколько больших серий, которые включают в себя данные о проживавших на территории Туниса в 20-х - 40-х гг. XX в. русских эмигрантах. Большинство единиц хранения этих архивов были обнаружены нами в виде микрофильмов в библиотеке Тунисского университета [7; 8J. Кроме того, были обследованы архивы двух православных церквей Туниса [9; 10], содержащие большой пласт информации о деятельности русских эмигрантов, особенно об их внутриобщинной культурной жизни. В настоящее время эти дела хранятся в церквях в неразобранном виде.

В диссертации использованы также документы из личных архивов русских эмигрантов в Марокко и Тунисе [11; 12]. Дневниковые записи, частная переписка и семейные фотографии, так же как сведения, полученные в ходе интервью с роди в-шейся уже в эмиграции Прасковьей Петровной Шереметевой (Марокко) и покинувшей родину в возрасте восьми лет Анастасии Александровны Ширинской (Тунис), значительно расширили представление автора не только о жизни русских общин в Северной Африке, но и о социально-политической и культурной обстановке в этих французских протекторатах в 20-х - 30-х гг. XX в. Оставаясь практически единственными представительницами некогда многочисленных русских эмигрантских общин Северной Африки, и П.П. Шереметева и А.А. Ширинская обладают ценнейшими сведениями об их истории.

Еще одним важным источником по истории этноконфессиональных общин Магриба можно считать информацию, собранную в ходе бесед с потомками представителей отдельных этнических групп колониального Магриба. Сегодня в странах Магриба проживают выходцы из изучаемой нами среды, не пожелавшие покинуть этот регион в период массовых выездов европейцев и евреев во второй половине XX в. Сейчас их связи с исторической родиной укрепились за счет реэмиграции родственников (особенно младшего поколения), но все же потомки так называемых «черноногих»1 и «местных» евреев не всегда спешат покинуть регион, который не только дал приют их предкам, но стал родиной им самим, хотя тенденция к сокращению и, вероятно, в конечном счете, к исчезновению этноконфессиональных меньшинств остается характерной для Магриба. Побывав в Марокко в 2001 г., автору диссертации удалось познакомиться и получить значительные объемы информации от представителей еврейского меньшинства, потомков испанской иммиграции начала XX в., европейских жителей многонационального Танжера. Благодаря участию автора в конференции, организованной Тунисским университетом в марте 2000 г. и посвященной истории средиземноморских общин в этой стране, был собран материал, полученный в ходе полевого исследования, т.е. интервьюирования некоторых потомков представителей меньшинств (мальтийского, итальянского и еврейского), постоянно проживающих в настоящее время в европейских странах и приглашенных на эту конференцию.

Опубликованные источники, использованные при написании работы, можно разделить на несколько категорий. В первую группу источников выделены сочин е-ния арабских летописцев, касавшихся в своих произведениях истории Магриба. Исследование круга проблем, затрагиваемых в первой части работы и связанных с предысторией существования этноконфессиональных меньшинств колониального Магриба, потребовало обращения к средневековой арабо-мусульманской историографии. В первую очередь это относится к самому раннему историческому произведению о завоевании арабами Магриба, дошедшему до нас. Им является сочинение египетского историка Абд ар-Рахмана Ибн Абд ал-Хакама (802/803-871). В пятой части своей работы «Завоевание Египта, ал-Магриба и ал-Андалуса» [15] автор описал историю завоевания мусульманами Северной Африки и Испании, хотя и ограничился, прежде всего, военной и политической историей арабских завоеваний, уделяя мало внимания анализу социально-экономического или культурного положения местных жителей региона. В данной диссертации были использованы, в основном, полулегендарные сведения, приводимые Абд аль-Хакамом о сопротивлении берберов арабскому завоеванию.

К этой же группе источников относится творческое наследие великого маг-рибинского историка, философа и социолога Абу Зейда Абд ар-Рахмана Ибн Халдуна (1332-1406) [52]. В нашей работе были использованы некоторые гипотезы и предположения Ибн Халдуна относительно происхождения берберских племен и распространения иудаизма среди коренных жителей Северной Африки в доисламский период. В связи с тем, что рассмотрение этих вопросов носит в диссертации вспомогательный характер, мы воспользовались французским переводом выдержек из «Китаб аль-Ибар», выполненным марокканским историком Абдессламом Шед-дади и изданном в двух томах в 1986 г.

К первой группе опубликованных источников следует также отнести летописный труд известного марокканского автора позднего средневековья - ал-Хасана ибн Мухаммеда ал-Уаззана (1489-ок.1545), писавшего под псевдонимом Льва Африканского. Его «Описание Африки» [16], которое вплоть до начала XVII в. оставалось основным источником сведений об африканском континенте для европейцев, было использовано в данной диссертации для изучения происхождения коренных жителей Северной Африки, их религий в древности, а также положения иудейских общин в марокканских городах в XIV-XVI вв.

В более широком масштабе использовались те исторические источники, которые свидетельствуют непосредственно о реалиях магрибинского общества рассматриваемого периода, т.е. о времени колониальной зависимости Магриба.

Во вторую группу источников были включены опубликованные архивные материалы. В первую очередь, это публикация документов Архива внешней пол и-гики Российской империи, касающихся истории отношений между Россией и Марокко с 1777 по 1916 гг., осуществленная Н.П. Подгорновой в 1999 г. [18]. Помимо этих документов в сборник вошли отрывки воспоминаний русских путешественников, посетивших эту североафриканскую страну в указанный пер и-од.

Любопытным примером этого вида публикаций служит вышедший в свет в 1998 г. сборник документов и материалов из архивов ФСБ и СВР РФ по истории русской военной эмиграции [19], в котором целый ряд документов посвящен истории Русской эскадры в Тунисе. Ценность этого издания состоит в том, что в нем представлены документы, свидетельствующие о событиях как со стороны белогвардейских организаций, так и с точки зрения советских служб разведки, что дает возможность беспристрастно оценить историю русской белой эмиграции.

Несомненный интерес при изучении положения иностранцев в тунисском протекторате представляет публикация международных и франко-итальянских договоров в отношении статуса европейцев в этой стране, осуществленная французским правительством в 1939 г. [64], в период обострения отношений между Францией и Италией. Несмотря на стремление французских властей ограничить оциально-экономическую и политическую роль итальянцев в Тунисе, комментарии, которыми снабжено издание, носят вполне объективный характер, благодаря чему этот источник приобретает еще большую ценность для научного исследования.

Опубликованные в 1906 г. международные договоры и документы, касающиеся отношений Франции со странами Северной Африки [66], дополненные комментариями и оценками известного знатока истории французской внешней политики Э.Руара де Кара, составили важнейший источник фактического материала для исследования политической истории европейского проникновения в Магриб в предколониальный период.

В третью группу источников, использовавшихся для описания этноконфес-сиональных меньшинств в Магрибе, вошли французские издания, связанные с обоснованием колониального господства этой державы в Магрибе. К этой категории мы относим статистические ежегодники, исследования французских ученых, грудившихся в рамках колониальной исторической и социологической школы, публицистические работы французских журналистов, политических и церковных деятелей, а также дневники и записки французских путешественников.

Ежегодные статистические сборники, издававшиеся в колонии и протекторатах, включали в себя официальные данные о населении, территории, климате, полезных ископаемых, промышленности и администрации этих стран [27; 28; 29; 30]. Эта информация, далеко не всегда отражавшая реальное положение дел, признавалась официальной, хотя и допускала уточнения и исправления в последующих изданиях. Так, сведения о численности населения Алжира, Туниса и Марокко, вплоть до 30-х годов XX в. страдали серьезными погрешностями вследствие несовершенства технологии проводившихся переписей, а также невозможности учесть все население на непокоренных территориях. Эти данные, использованные, в первую очередь, для изучения демографического развития различных этнических и конфессиональных групп Магриба в колониальный период, стали важным подспорьем в оценке официальной позиции колониальных властей в национальной и религиозной политике. Следует отметить, что само построение этих сборников, предметная организация статистических таблиц, а также особая терминология свидетельствовали об отношении французской колониальной администрации к тем или иным иностранным или инорелигиозным общинам.

Несомненно ценным источником при написании диссертации стали результаты изысканий французских колониальных авторов, досконально изучавших магрибинское общество в рамках деятельности многочисленных научных миссий и обществ. Со второй половины XIX в. соперничество европейских держав в Магрибе сопровождалось систематическими исследованиями по географии, истории, этнографии и социологии региона. В целом представления о Северной Африке и подходы к ее изучению, свойственные ранней французской историографии, были основаны на серьезном научном опыте, хотя в дальнейшем многие выводы исследователей широко использовались французской администрацией при реализации колониальной политики, что приводило к стереотипности и некоторому догматизму в академической науке. В 20-30-е годы XX в. концептуальное осмысление магрибинской истории все более отступало во французской науке перед решением политических проблем и выполнением заказов колониальных властей. Тем не менее было бы неверным лишь негативно оценивать усилия французских историографов колониального периода, так как высокий уровень профессионализма многих из них позволяет нам говорить о неоценимой заслуге французских авторов в изучении Магриба. При известной тенденциозности в восприятии предмета своего исследования, французские историки, этнологи и исламоведы создали тот надежный фундамент, на котором сформировалось современное мировое магрибоведение. Конкретный фактический материал, собранный французскими магрибистами колониального периода, сохраняет свою ценность и сегодня, а оценка, трактовка и анализ данных, предложенный ими, отражает распространенные в европейском общественном сознании представления о «другом», «колонизуемом» мире. Мнение колониальных ученых и публицистов оказывается основополагающей базой для складывания общественных мировоззренческих и поведенческих стереотипов в среде европейского населения Магриба, благодаря чему их работы составили значительный пласт исторических источников при изучении внутреннего развития векторов колониальной политики и динамики межобщинных отношений.

Появление работ об этноконфессиональных общинах колониального Магри-ба таких авторитетных колониальных исследователей, как Огюстен Бернар [32], Эдуар Мишо-Беллэр [62], Жорж Ивер [71], Пьер де Сениваль [35; 36], Поль Декру [41], Жером Гульвен [50; 51] и др. свидетельствует о важности этой тематики в комплексе изучения североафриканских обществ. Посвященные самым разным аспектам жизни иудейских, «иностранных» христианских и «иностранных» мусульманских общин, от их юридического статуса до повседневны х бытовых традиций, эти глубоко фундированные исследования подтверждают значимость этноконфессионального фактора в осознании общественно-политических и культурных реалий колониального периода истории Магриба.

Об этом свидетельствует, например, отчет французской научной геологической экспедиции в западное Марокко, организованной в 1904 г. Комитетом по Марокко. Несмотря на узкую специальную направленность миссии, автор отчета профессор геологии в Сорбонне Поль Лемуан посвятил отдельную главу работы описанию местного и иностранного населения Марокко. Этот сюжет предварен оговоркой автора об отсутствии у него навыков социологического изыскания, но суждения Поля Лемуана выдают, с одной стороны, его незаурядное исследовател ь-ское рвение, а с другой, нескрываемые намерения его экспедиции разведать возможности «оказания особого влияния на местное правительство», а также поиск посредников среди местного населения [57,с.63-64]. Ценные исследования географии, истории, этнографии, культуры Магриба публикации французских исследователей в многочисленных финансируемых правительством научных изданиях (таких как «Аршив марокэн», «Ревю дю монд мюзульман», «Ревю дэ дё монд», «Ревю африкэн» и др.) содействовали в то же время, информационной и аналитической подготовке колониальной экспансии и поиску наиболее эффективных мер эксплуатации занимаемых территорий.

С накоплением французскими властями опыта колониального управления в начале XX в. интерес исследователей к изучению структуры магрибинского общества стимулировался предельной ангажированностью изучения этноконфессиональной тематики. Разделение населения Северной Африки по принципу принадлежности к той или иной группе было воспринято французскими колониальными властями в качестве основного подхода к управлению колонией и протекторатами. Еще в 1887 г. известный французский политик и политолог, ярый сторонник колониализма Поль Лерой-Болье высказывал в своем произведении [58] необходимость избежать в Тунисе тех ошибок, которые произошли в колониальном управлении Алжиром. Его глубоко фундированный публицистический труд как нельзя лучше показывает официальную позицию Франции в вопросах колониальной и национальной политики, когда уважение к местному населению может проявляться исключительно из соображений безопасности и сохранения режима, а автономия в управлении не должна приводить к расколу между властями метрополии и колонии. Ошибки, которые, как считалось, были допущены в организации колониального управления в Алжире, учитывались при создании французского протектората в Марокко, где стараниями генерального резидента Л.-Ю. Лиотэ наиболее последовательно проводилась в жизнь политика разобщения отдельных слоев местного и иностранного населения.

Подобный подход становился общепризнанным, что проявилось в массе публицистических работ, касавшихся этноконфессиональной тематики. Стремление представить каждую этноконфессиональную группу в качестве обособленной единицы магрибинского общества, а также обоснование возможности путем ман и-пулирования этими единицами достичь лучших результатов колонизации было типично как для речей французских официальных лиц [см., например, 69], так и для многих публикаций, осуществлявшихся «на злобу дня». В связи с нестабильностью колониального общества и неустойчивостью позиций метрополии на международной арене, в многочисленных агитационных кампаниях во французской прессе и публицистике, а отчасти и в академической науке, подчеркивалась необходимость усиления власти Франции в регионе. Примером могут служить юридические, социологические и исторические исследования и всевозможные журнальные публикации, посвященные Танжеру, в большом количестве появившиеся в 10-20-е годы XX в. в связи с решением в этот период вопроса международного статуса этого города. Такие исследователи, как А.-Ж.-П. Мартэн [59], Люсьен Феликс [45], Рафаэль Дюран [43] выступали в поддержку идеи об особой цивилизаторской миссии французской колонизации в Марокко, обосновывая ее ходом истории страны и международной ситуацией, сложившейся вокруг Северной Африки в начале XX в., способствуя формированию общественного мне ния и политической позиции французского и иностранного европейского населения региона. В не меньшей степени мифологизации подвергались и представления о взаимоотношениях между различными этноконфессиональными группами. Например, труд, принадлежащий французскому публицисту Полю Лапи, посвященный «социально-психологическому и философскому» осмыслению истории сосуществования мусульман, иудеев и христиан в Тунисе конца XIX в. [55], изобилует такими ненаучными категориями, как «душа народов», «еди ный народный дух религий» и т.п. В результате подобный подход приводил скорее к отказу от научного анализа исследуемой тематики, хотя и очень ярко свидетельствовал о сложности изучения и комплексности проблематики межобщинных отношений.

Явная политическая ангажированность выделяет работы французских авторов, выступавших в защиту позиций той или иной этноконфессиональной группы. Прежде всего, к подобной категории публицистов следует отнести католических духовных лиц, в своих произведениях преследовавших цель теоретического обоснования цивилизаторской миссии французского колониализма в Магрибе, для чего активно привлекалось переосмысление древнейшей и средневековой магрибинской истории. Например, активную пропагандистскую деятельность вел открытый в 1929 г. Рабатский Институт Исследования Религий. Это учреждение существует в Рабате по сей день в виде публичной библиотеки и лекционного зала под названием «Ла Суре» («Источник»). В отличие от настоящего времени, в колониальный период целью института было распространение среди местного населения знаний о христианстве, а лекционные программы на три четверти были посвящены пропаганде французского колониализма в Марокко, хотя при этом официально заявлялось о стремлении основателей посвятить себя исследованию религий в Марокко. Руководивший институтом в первой половине 30-х гг. XX в. францисканец Анри Келер объединил в своей книге об истории распространения христианства в Марокко [53] несколько лекций, прочитанных в этом институте и посвященных, прежде всего, высокой роли Франции в «восстановлении древнего христианского духа Магриба». Этой же идее отвечала работа другого католического священника, каноника кафедрального собора в Карфагене Огюста Понса [63]. Предисловие к этому обзору истории христианской церкви в Алжире, Тунисе и Марокко было составлено архиепископом Карфагенским Жоржем Леметром, последовательно выступавшим за усиление роли католической церкви в управлении тунисским пр о-текторатом.

Некоторые европейские священнослужители, посетившие Магриб во второй половине XIX в., описали свои впечатления в виде путевых заметок, и, несмотря на тенденциозность некоторых из них, оказали большое влияние на последующее изучение Магриба. Например, французский аббат Леон Годар в 1860 г. издал сочинение под названием «История и описание Марокко, включающие географию и статистические данные по этой стране, соответствующие самым последним сведениям, а также таблицы правивших этой страной суверенов, начиная с древнейших времен и заканчивая подписанием Тетуанского мирного договора в 1860 г.» [49]. Являясь одним из самых известных и информативных источников по истории Марокко в середине XIX в., это произведение, особенно в разделе, посвященном этноконфессиональной ситуации в стране, полно неточностей и стереотипов, которые впоследствии стали считаться нормой и долго препятствовали возможности адекватного отражения магрибинской реальности того времени. Так, романтическое представление автора о малоизученном Марокко стало причиной однобокого описания такой части населения страны, как иудеи, которые, в соответствии с распространенном в Европе мнением, казались автору самыми отсталыми и забитыми жителями шерифской империи. Вместе с тем, проявляя характерную для католического сознания неприязнь к иудеям, Л.Годар посвятил несколько страниц многословному и эмоциональному обоснованию «бессмысленности» иудаизма и своей личной антипатии к его последователям.

Значительный след в изучении социально-религиозных отношений в среде местного населения Марокко оставили и записки французского миссионера Шарля де Фуко, посетившего страну в 1883-1884 гг. [47]. Для проникновения вглубь страны, вплоть до этого времени практически закрытой для иностранцев, священник переоделся «раввином из Московии», приехавшим навестить своих марокканских единоверцев, и, проживая в разных городах, скрывался в еврейских кварталах. Его описание еврейских общин в берберских районах Марокко, выполненное в самых темных красках, надолго разделило последующих исследователей марокканского иудаизма на сторонников и противников такого подхода, и, главное, определило возможность принципиального разделения иудаизма в Марокко на два типа: «го родской» и «сельский». В свою очередь, эта гипотеза была поддержана официальным мнением французских ученых в колониальный период, когда господствовала теория разделения населения Магриба на арабов и берберов.

Из многочисленных свидетельств европейских путешественников, посетивших Магриб в рассматриваемый период, стоит выделить произведения, авторы которых интересовались этноконфессиональной обстановкой в Северной Африке. Так, полезным источником оказались записки французского публициста Анри Де-лане, побывавшего в Марокко в начале 30-х годов XX в. В своем альбоме фотографий и путевых заметок [42], помимо описания пейзажей и городской архитектуры автор выразил впечатления об отношениях между мусульманами и иудеями в протекторате, о влиянии христианской проповеди на местное население и т.п. Несмотря на четкую проколониальную позицию автора, его свидетельства как неспециалиста в области социальных и межконфессиональных отношений, представляют несомненный интерес, являясь отражением общественного мнения, бытовавшего в среде европейского населения колониального Магриба. При подготовке диссертации использовались записки Поля де Лаже о путешествии в испанское Марокко [54], а также выдержки из художественных произведений, написанных под впечатлением путешествий в Магриб колониального периода такими французскими писателями, как Ги де Мопассан [343], Фернан Сарнетт [67] и братья Жан и Жером Таро [70].

Для написания отдельных разделов диссертации привлекались обработки народных преданий и поговорок, выполненные французскими магрибистами. Среди этих трудов привлекает внимание работа, проделанная Пьером Фламаном, служившим в середине XX в. инспектором начального образования Департамента образования Французского Марокко, по сбору и классификации образцов устного народного творчества мусульманских и иудейских общин юга Марокко. Перевод и подробный авторский комментарий басен, легенд, пословиц и поговорок, описание народных игр и традиций придают этому труду статус полноценной публикации источников [46]. Этот источник оказался очень полезным для разработки той части диссертации, которая касалась складывания стереотипных представлений о «другом» в среде этноконфессиональных групп Магриба.

Не менее интересны сведения о повседневных межобщинных отношениях, полученные из социологических исследований и опросов, проведенных во второй половине XX в. в среде выходцев из интересующих нас слоев магрибинского населения. Так, многочисленное цитирование мнения очевидцев и оригинальная классификация ответов респондентов отличает работу французских исследовательниц иудейского населения колониального Алжира Жоэль Аллуш-Бенайун и Дорис Бенсимон [151]. История межобщинных отношений, невозможная без изучения субъективного мнения каждой изучаемой группы о «своем» и «чужом», живо и эмоционально представлена в историко-социологическом исследовании Элен Бракко [175]. Французская исследовательница посвятила свою работу изучению общественного мнения европейцев Алжира, уделяя особое внимание той немногочисленной группе «черноногих», которая предпочла не покидать Северную Африку после достижения магрибинскими странами независимости. Эти работы можно считать, с одной стороны, ценным историческим источником, включающим в себя публикацию воспоминаний и свидетельств участников событий, но примененные авторами методы исторического исследования и анализа публикуемых материалов позволяет относить их, с другой стороны, к научной литературе.

Самостоятельную четвертую группу источников образуют воспоминания участников событий, т.е. представителей отдельных этноконфессиональных меньшинств колониального Магриба. Для нас особенно ценными оказались работы русских эмигрантов, проживавших в странах Магриба в колониальную эпоху. Несмотря на то, что история русской белой эмиграции в арабских странах получила в последнее время дополнительное освещение в публицистических и, в меньшей степени, в научных исследованиях, многие источники, в том числе опубликованные, еще недостаточно изучены. В то же время критический и аналитический подход к эмигрантским мемуарам может значительно дополнить представление о колониальном североафриканском обществе. Документальные повести о последних годах существования Русской эскадры в Бизерте [21]; книга воспоминаний православного священника Митрофана Зноско [14], возглавлявшего с 1948 по 1959 г. администрацию русских православных общин в Северной Африке (в составе Русской Зарубежной Церкви); опубликованные в 2002 г. мемуары и публицистические заметки русских эмигрантов в Африке [13], - эти и другие пуб ликации оказались весьма полезными для понимания отношения «иностранцев» к реалиям колониального общества, к французской элите и местному населению.

Среди авторов воспоминаний также следует выделить тех, кто, описывая свою жизнь, основывался и на историческом исследовании своей среды обитания. Анастасия Александровна Ширинская (род. 1912), дочь русского морского офицера, в детстве оказалась в эмиграции в Тунисе, где она и провела всю свою жизнь, сегодня оставаясь единственным представителем первой волны русской эмиграции в этой стране. В книге своих мемуаров [23], посвященных истории ее семьи, она уделила немало внимания описанию своего детства на кораблях Русской эскадры, а также проблемам эмигрантского быта в 20-30-е годы XX в. Но кроме того, А.А. Ширинская при подготовке книги к публикации использовала материалы архивов во Франции и в Тунисе, опубликовав часть из них в приложении к мемуарам.

К этой группе также стоит отнести книгу воспоминаний известного тунисского социалиста Элии Коэна-Хадрии, посвященную истории становления национально-освободительного движения Туниса. При жизни автора был издан в журнальном варианте только фрагмент этой книги [38], в котором автор, рассказывая о своем детстве, осветил широкий круг проблем, связанных с существованием тунисской иудейской общины в колониальный период, в том числе описал образовательную систему протектората, внутреннюю структуру иудейской общины г.Туниса, развитие общественной мысли в Тунисе в течение первых десятилетий XX в. Четко высказываемая социально-политическая позиция автора, а также элементы истории личной жизни тунисской еврейской семьи среднего достатка превратили эту публикацию в интересный источниковый материал для изучения положения и мировоззрения иудейской общины в колониальном Тунисе.

Французский писатель, также выходец из еврейской общины Туниса, Альбер Мемми (род. 1920), посвятивший значительную часть своих художественных и публицистических произведений описанию колониальной реальности, неоднократно останавливался в своих автобиографических работах на изображении иудейской и отдельных европейских общин колониального Туниса, с представителями которой он ежедневно общался [60]. В публицистической работе «Портрет колонизуемого, предваренный портретом колонизатора», написанной в 1955-1956 гг., автор глубоко проанализировал влияние колониальной ситуации на обще ственное сознание всех слоев населения колонии и предсказал близкий развал колониальной системы. Описывая причины кризиса колониализма, А.Мемми, помимо прочего, дал психологический портрет представителей тех групп, которые оказались как бы между двумя полюсами колониального общества, и внутренние переживания которых он знал не понаслышке: «местные» иудеи и «иностранные» европейцы. Полное ярких художественных образов, это социально-психологическое исследование, созданное участником событий стало для нас подробным историческим источником.

Ценным подспорьем в работе над диссертацией послужил труд Нестора Александровича Монастырева (1887-1957), непрофессионального историка-мариниста, который описал в своем исследовании историю Русского Императорского Флота, дополнив его рассказом о последних годах существования Русской эскадры в Бизерте, где с 1921 г. проживал и сам [17]. Интересовавшие нас фрагменты этого исследования, т.е. те, которые касались непосредственно истории эмиграции, можно считать собранием воспоминаний автора.

Исключительно полезными для ознакомления с общественно-культурной жизнью многоконфессионального общества Магриба оказались свидетельства известного танжерского журналиста, секретаря еврейской общины этого города Исаака Ларедо (1860-1946). Его «Воспоминания старого танжерца» [56], изданные в 1935 г., содержат помимо рассказа о семье автора, обширное описание социально-экономической и культурной жизни иудеев в Марокко в течение XIX - начала XX вв. На страницах этой книги И.Ларедо объединил свои многочисленные статьи, подготовленные в период его журналистской деятельности, публиковавшиеся в танжерских, гибралтарских и испанских газетах. Кроме того, в приложении к воспоминаниям мемуарист привел ценный биографический материал о многих религиозных и общественных деятелях иудейской общины Танжера и некоторых других городов побережья Магриба начиная с XVII в.

В работе над диссертацией были использованы и материалы на электронных носителях информации и прежде всего из международной сети Интернет. Наше внимание привлекли сайты, созданные выходцами из иудейской среды Туниса [359], Алжира [363] и Марокко [357], а также из среды «черноногих» Алжира [352; 353; 354; 355; 356; 361]. Они содержат в себе множество статей аналитического и популярного характера, касающихся, прежде всего, истории этих общин. Многочисленные свидетельства очевидцев, воспоминания, старинные и современные фотографии превращают эти сайты в ценнейший источник, особенно для реконструкции мировосприятия представителей этих общин и создания в их сознании образа стран Магриба. Вместе с тем, ностальгия по прошлому и своеобразное общественное мнение, распространенные в этих кругах, напоминают о необходимости критического отношения к подобному типу информации. На некоторых из указанных сайтов, а также на интернет-страницах исследовательских центров опубликованы научные исследования по соответствующей тематике [например, 342; 344], что расширило список использованной литературы и дало возможность ознакомиться с недоступными в печатном варианте работами современных зарубежных историков и социологов. Важным источником информации стали также справочные интернет-страницы и интернет-библиотеки, публикующие в электронном варианте архивные данные [327; 351] и издания, являющиеся библиографической редкостью [350; 362].

Переходя к представлению использованной научной литературы, стоит отметить, что в особую «пограничную» категорию мы выделяем исторические и социологические исследования, проведенные выходцами из той или иной этнокон-фессиональной группы Магриба и посвященные истории их общины. Будучи профессиональными учеными, эти авторы парадоксальным образом объединили в своих работах личные воспоминания и научное исследование. В связи с тем, что, по нашему мнению, в большинстве случаев они были вполне объективны и следовали научным принципам исследования, их работы можно отнести к научной литературе, хотя некоторые авторы и поддавались эмоциям мемуариста. Трудность классификации и использования для исследования подобных работ заключается в том, что в каждом конкретном случае было необходимо разобраться, пишет ли автор о своих личных переживаниях или представляет ход истории целой группы, подвержен ли он влияниям общественных стереотипов, характерных для его среды, или отражает научную точку зрения, выработанную в ходе изысканий. Эти авторы совмещали науку и личные впечатления, и в одних случаях их мнение более уместно считать ценным историческим источником, а в других - результатом профессионального исследования.

Так, французская исследовательница Иветт Катан, описывая этноконфессио-нальный состав населения марокканского города Уджда, в своих оценках ничем не выдала своей принадлежности к еврейской общине алжирского происхождения, с начала века обосновавшейся в этом марокканском городе, помимо упоминания н е-скольких фактов из школьного детства [219]. К этой же группе авторов можно отнести выходцев из среды тунисских мальтийцев известных французских историков Кармеля Камильери [183], Кармеля Саммюта [265] и Пьера Димеха [336], описавших в своих исследованиях историю мальтийской общины Туниса начиная с XVII в. и дополнивших работу личными впечатлениями, особенно касавшимися межобщинной коммуникации в колониальный период. Итальянская писательница и преподавательница Маринетте Пендола Миглиоре, родившаяся в Тунисе в 1948 г. в семье потомков выходцев с Сицилии, также родившихся уже в Тунисе, помимо того, что издала книгу воспоминаний, исследовала разговорный язык тунисских сицилийцев в первой половине XX в., использовав в качестве примера характерную для ее семейного окружения речь [256]. Из семьи эльзасцев, оказавшихся в середине XIX в. в Алжире, а в начале XX в. переехавших в Марокко, вышла и французская исследовательница общественного мнения европейцев Алжира Элен Бракко, которая собрала свидетельства выходцев из этой среды, проживавших в 90-х годах XX в. во Франции и Алжире [175].

Но большую часть этой группы исследователей составляют ученые - представители различных иудейских общин Северной Африки, чаще всего переехавшие во Францию или Израиль после провозглашения независимости стран Магриба. Отметим работы израильских ученых Мишеля Абитболя [141; 142], Робера Атталя [65; 154], Иссахара Бен-Ами [161; 162], Шломо Эльбаза [337] (марокканского происхождения), Андре Шураки [187; 188] (алжирского происхождения); французских исследователей Жоэль Аллуш-Бенайун [151], Мирей Аттиас [328] (из среды алжирских евреев), Хаима Зафрани [298] и Абрахама Бенхио [330] (выходцев из еврейской среды Марокко); французских социологов и историков Клода Ситбона [65], Жака Тайеба [192], Жюльет Бессис [170], Люсетт Валенси [286; 288] (из среды тунисских евреев); а также работавших на родине марокканского историка и лингвиста Симона Леви [235; 236; 237; 238; 309], марокканского историка Жермена Аяша [77], тунисского историка Поля Себа [132; 266; 267]. Этническое происхож дение большинства из этих авторов определило и их научные интересы, благодаря чему в современной историографии иудейская этноконфессиональная группа Маг-риба изучена более других. Посвящая свои работы различным темам социально-политической и культурно-религиозной истории стран Магриба, эти авторы практически всегда касались и этноконфессиональной проблематики, применяя к ее изучению научные методы исторического исследования. Вместе с тем, не все они оставались свободны от эмоциональных оценок, связанных, в первую очередь с теми мировоззренческими стереотипами, которые были распространены в среде иудеев и рассмотрению которых посвящена, помимо прочего, четвертая глава данной диссертации. Таким образом, являясь, с одной стороны, научной литературой, работы этих авторов стали для нашего исследования и ценным источником по изучению общественного сознания миноритарных групп магрибинского населения.

Что касается собственно научной литературы по вопросам истории этнокон-фессиональных групп Магриба, то стоит отметить, что этот аспект магрибистических штудий еще не получил должного отражения в отечественной литературе и известен лишь узкому кругу специалистов, тогда как для западных ученых второй половины XX в. отдельные меньшинства становились предметом монографического исследования. Это обусловлено, прежде всего, отличиями в подходе к изучению исторической реальности в отечественной и зарубежной науке. Для советской историографической школы характерно стремление (во многом унаследованное и учеными постсоветского периода) к обобщающим исследованиям, в рамках которых изучение конкретной тематики или узкого хронологического периода служат прежде всего фактологической основой для масштабных теоретических выводов. Для западной историографии и в том числе, для французских исследователей, более других занимавшихся интересующей нас тематикой, характерен интерес к более узким проблемам, к изучению конкретных общественных групп, или к той или иной стороне их социально-экономической и религиозно-культурной жизни. При этом общей тенденцией можно назвать отказ от обобщающих теоретических выводов касательно роли исследуемых групп в истории Магриба.

На начальном этапе работы совершенно необходимым оказалось обращение к исследованиям отечественных арабистов и магрибистов, в трудах которых рас сматриваются общие проблемы социально-политического развития региона в доколониальную и колониальную эпоху, а также в период независимости. Для складывания представления об инонациональных и инорелигиозных меньшинствах как феномене магрибинской истории несомненную помощь оказали обобщающие работы советских востоковедов Е.А.Беляева [78], О.Г.Большакова [81], В.Б. Луцкого [119], Н.А. Иванова [100] посвященные средневековой и новой истории арабских стран. Являясь классическими исследованиями и отличаясь широким размахом хронологических и географических рамок, эти работы только косвенно затрагивают вопрос об отношениях между различными этноконфессиональными группами Магриба.

Изучение общества стран Магриба в предколониальный и колониальный период привлекало многих современных отечественных востоковедов, среди которых отметим исследователей, в значительной мере способствовавших складыванию представления об историческом политическом и социально-культурном фоне, на котором развивались отношения между этноконфессиональными группами, проживавшими в регионе. Важно добавить, что характерное для обобщающих отечественных исследований обращение к Магрибу как к единому региону, несмотря на различия в социально-экономическом и политическом развитии Марокко, Алжира и Туниса, особенно в колониальный период, составило методологическую базу для организации данных и структурного построения их анализа в диссертации.

Обобщающая монография М.Ф. Видясовой «Социальные структуры доколониального Магриба», изданная в 1987 г. [86], в которой на широком документальном материале проанализирована эволюция магрибинского общества начиная с античных времен, чрезвычайно важна для понимания не только общих предпосылок развития докапиталистических структур, но и многих узких в опросов магрибинской истории. Труд Р.Г. Ланды «Страны Магриба: общество и традиции», опубликованный в 1988г. [111], затрагивает весь сложный комплекс вопросов, относящихся к функционированию традиционного и современного магрибинского общества. Влияние географических, экономических, социальных, политических факторов на историческое развитие Арабского Запада показано автором во взаимодействии с процессами этнокультурного синтеза, что имело решающее значение для проведения нашего исследования как при определении круга изучаемых проблем, так и при изучении роли этноконфессионального фактора в эволюции магрибинских обществ в колониальный период.

При работе над диссертацией автор старался учитывать результаты исследований отечественных востоковедов, которые, занимаясь новой и новейшей историей стран Магриба, создали - на основании широких и подкрепленных большим объемом информации обобщений - картину, представляющую основные вехи развития марокканского, алжирского и тунисского обществ в XIX-XX вв.

Целый ряд вопросов, касающихся роли исследуемых групп в предколони-альный период марокканской истории, нашел отражение в монографии Н.Н.Дьякова «Марокко. История, культура, религия», опубликованной в 1993 г. [92]. Особенно ценным для нашего исследования оказался раздел, посвященный населению страны, и в том числе, традиционным этническим меньшинствам, проживавшим в Марокко с древнейших времен и вплоть до колониального периода. Необходимо отметить, что этот сюжет практически не становился предметом отдельного исследования, а обращение к нему в рамках отдельной главы монографии, как это сделал Н.Н. Дьяков, является крайне редким в отечественной историографии.

Систематический анализ традиционной социальной организации алауитско- го Марокко, предпринятый В.В. Орловым [128], включил в себя и элементы разбора этноконфессиональной структуры марокканского общества в доколониальный период, что значительным образом содействовало расширению наших представлений о системе взаимодействия традиционных меньшинств с правящими элитами и большинством населения. Традиционные сельская и городская иерархии, на периферии которых и находились миноритарные этнические группы, подверглись модернизации в период колониального господства, и сопоставление межобщинных отношений в колониальный период с традиционными системами сосуществования различных социальных групп стало в рамках данного диссертационного исследования дополнительным аспектом изучения этноконфессиональной ситуации.

Что касается изучения новейшей истории стран Магриба в отечественной историографии, то нужно отметить, что вопрос о межэтнических и межконфесси о нальных отношениях оказался практически за рамками интереса советских исследователей. Приоритетными проблемами новейшей истории стали преимущественно социально-экономические и политические вопросы: история национально-освободительного движения, становление местного пролетариата, развитие общественной мысли, зарождение политических партий и тлі. Вместе с тем, изучая эти аспекты новейшей истории Магриба, такие авторитетные исследователи, как Н.С. Луцкая [116; 117] и Н.А. Иванов [98; 99], косвенно затрагивали и проблемы межобщинного взаимодействия, влияния французской администрации на традиционную этноконфессиональную структуру Марокко и Туниса, междун а-родных отношений. В работах современных отечественных востоковедов, опубликованных в рамках издательской серии «История стран Востока. XX век», подход к освещению новейшей истории несколько расширился, и в перечень проблематики добавились вопросы о роли меньшинств, положении иностранцев, межобщинной коммуникации. Речь идет, прежде всего, о работе Р.Г. Ланды [110], уделившего внимание и проблеме складывания новых субэтнических общностей в колониальном Алжире, а также механизму возникновения этнополитических мифов. Некоторые интересующие нас факты и их трактовка были почерпнуты из исследования марокканской истории XX в., осуществленного в рамках этой серии отечественным востоковедом М.С. Сергеевым [133].

Для формирования понятийного аппарата и исследования подходов к изучению этноконфессиональной ситуации автором привлекались работы отечественных востоковедов, которые затронули смежные с диссертационной тематикой вопросы на примере истории обществ Ближнего Востока. Посвященные исследованию социальных структур и роли религии в их становлении и развитии, статьи и монографии Ф.М. Ацамба [74], Ю.М. Кобищанова [108], С.А. Кириллиной [104], М.С. Мейера [122] позволили автору сопоставить динамику развития межэтнических и межконфессиональных отношений на Арабском Западе и Востоке, а также содействовали определению подходов к исследованию источников по теме диссертации. Работа, проделанная этими авторами по сбору информации и анализу источников, а также организация подачи данных в публикациях во многом способствовали определению стиля исследования, которого старался придерживаться диссертант.

В особую подгруппу использованных в работе исследований следует отнести труды отечественных востоковедов, предметом научного интереса которых являются этноконфессиональные меньшинства и их роль в различные периоды истории Востока. Несомненный интерес, в том числе для поиска методологии изучения иудейских и христианских групп в мусульманском окружении, вызывают работы Т.Ю. Кобищанова, исследующего роль этнических и конфессиональных меньшинств в социально-политической структуре Египта XVI-XIX вв. [105; 106]. Статья Н.А. Иванова о системе миллетов в Османской империи [101] помогла определить объем изменений, которые повлекла за собой французская колонизация Алжира и Туниса, нарушив существовавшую традицию межконфессионального равновесия. Исследователь полиэтнического общества Афганистана Ю.В. Босин посвятил первый раздел своей монографии [82] систематизации основополагающих понятий и терминов, необходимых при изучении проблем межэтнических коммуникаций, и этот подход к их осознанию в значительной степени был воспринят диссертантом на этапе определения объекта исследования и формулирования его цели и задач.

Исключительно полезными для разработки методологических подходов к изучению этноконфессиональных меньшинств стали обобщающие работы В.И. Дятлова [95] и З.И. Левина [113]. Изучив историю развития предпринимательских меньшинств на Востоке, В.И. Дятлов предложил не только интересные трактовки роли миноритарных групп в традиционном и модернизирующемся обществе, но также и предпринял попытку систематизировать весь спектр имеющихся сведений по тематике, подвергнув их теоретическому осмыслению. В качестве фактологического материала для своего исследования, он кратко осветил и историю такого значительного для Магриба этноконфессионального меньшинства, как иудеи. Эта группа как пример «классической диаспоры» интересовала и известного отечественного востоковеда З.И. Левина в рамках его системного и социокультурного анализа общественного сознания меньшинств, осуществленного на богатейшем этнологическом и социологическом материале. Многие обобщающие выводы, сделанные исследователем по результатам работы, в том числе касательно классификации диаспор и стадий их развития, были проработаны и учтены в пятой главе данной диссертации.

Специфика избранной тематики такова, что помимо исторического исследования колониального Магриба нам понадобилось . углубиться в смежные гуманитарные области знания, и прежде всего, в основы науки об этносе, этнической психологии и социологии. В современной этнологии отмечается отсутствие принятых всеми учеными определений основополагающих понятий и терминов (таких как «этнос», «этничность», «народ», «нация»), а также продолжающиеся дискуссии по вопросам устойчивости и изменчивости этнической идентичности, реальности существования «национального характера», мифологизации и идеологизации осознания группой и индивидом этнической принадлежности и др. Это порождает широкий комплекс проблем и поощряет исследователя обратиться к истокам развития этнологии как науки, а также попытаться определить свое видение проблемы, складывающееся на основе конкретного фактологического материала, в нашем случае связанного с историей меньшинств в Магрибе. В связи с этим для осознания роли и места тематики этноконфессиональной структуры общества в системе представлений о человеке потребовалось привлечение классических этнологических исследований, таких как работы СМ. Широкогорова [136], Ю.В. Бромлея [84; 85], СВ. Лурье [115]. Кроме того, труды отечественных социологов Н.М.Лебедевой [112] и З.В. Сикевич [134] существенно расширили круг вопросов, с которыми связана избранная нами тематика, например, о роли стереотипных представлений в системе определения «свой» - «чужой», о психологических основах социальных отношений, о ценности «этнического» в человеческом сознании, о механизмах складывания политических мифов на основе этнической идентичности и т.п.

Методологические принципы, примененные в диссертации, сложились также под влиянием публикаций, предпринятых творческим коллективом журнала «Диаспоры», и в первую очередь касающихся теоретического осмысления феномена, вынесенного в заглавие издания, как исследовательской проблемы. Статьи В.И. Дятлова [94] и А.Ю. Милитарева [125], посвященные попытке определить содержание термина «диаспора», способствовали осознанию автором диссертации необходимости предпринять дополнительное исследование изучаемых групп по модели описания «классической диаспоры». Выявление общих и особенных черт каждой рассмотренной этноконфессиональной группы позволило провести сравни тельный анализ динамики межэтнических и межконфессиональных отношений в странах колониального Магриба, что значительно расширило теоретическое осмысление изучаемой проблематики. Интерес автора диссертации к общественному сознанию в миноритарных группах, системе зарождения и векторам развития особых социально-психологических черт меньшинства во многом сложился под влиянием публикаций современного отечественного этнолога В.А. Шнирельмана, занимающегося проблемами мифотворчества на базе диаспоральной идентичности [137; 138].

Научная литература по проблемам истории Магриба, созданная в странах Западной Европы и США, представлена большим количеством исследований и публикаций. В настоящее время французская историография сохраняет лидирующие позиции в изучении истории, социологии и этнографии Магриба, более ста лет являвшегося ближайшей и наиболее освоенной сферой французских интересов. Французская литература о Магрибе, будучи наиболее многочисленной и знач и-гельной, в то же время очень разнообразна по политической направленности и реальному вкладу в изучение Северной Африки. Важно отметить, что во францу з-ском магрибоведении иногда еще прослеживается европоцентристский подход в общей оценке цивилизации региона. Основанная главным образом на длительном и богатом опыте колониальных специалистов, работавших в Северной Африке, эта концепция признает достойным внимания в наследии этих стран прежде всего то, что было принесено в Африку пришедшими извне цивилизациями, а при изучении этноконфессиональных меньшинств это ведет к преувеличению их роли и степени влияния на местное население. Вместе с тем, в последние десятилетия наметилась тенденция более объективного освещения истории межобщинных отношений в колониальном Магрибе, притом что исследовательский интерес к этой проблематике не уменьшился.

Работы английских и американских исследователей, в гораздо меньшей степени интересовавшихся узкой тематикой, связанной с темой диссертации, также были проанализированы. Несмотря на наличие особого, относительно свободного от колониалистских оценок подхода к изучению Магриба, английские и американские авторы, изучавшие социальную историю региона и, в частности, этноконфессиональные меньшинства, не создали в этой сфере отличной от фран цузской историографической школы. В связи с этим, те немногочисленные работы англосаксонской традиции, которые использовались при проведении настоящего исследования, будут рассматриваться, с некоторыми оговорками, в едином русле с французской историографией.

Из общих работ зарубежных исследователей по истории Магриба или отдельных стран Северной Африки интерес для подготовки диссертации представили работы французских историков Л.Валенси [288], Ж.Ганьяжа [206], Ж.-Л. Мьежа [248], Ш.-Р. Ажерона [145; 146], Р. Ле Турно [232], Ж.Берка [168], К.Мартэна [244], П.Себа [132], Ш.-А. Жюльена [97], американского магрибиста Э.Бёрка [181]. Этих авторитетных историков и социологов объединяет тяготение к максимально возможной объективности и общее стремление деполитизировать историю Магриба, представить даже известные ранее факты в новом свете. Уделяя в своих работах весьма мало внимания интересующей нас тематике, эти авторы, тем не менее, оказали большое влияние на осмысление нами подходов к изучению этноконфессиональных меньшинств колониального Магриба, так как наряду с отечественными исследователями послужили примером научного обобщения и широкого охвата исторического материала. Несмотря на то, что некоторые из указанных работ были созданы в 60-е и 70-е годы, они не теряют актуальности и по сей день, вопреки постоянному расширению историографической базы данных по истории Магриба и непрекращающегося интереса к ней современных исследователей.

В социологическом плане большой интерес представляют монографии западных авторов, освещающие историю отдельных городов Магриба; примерами таких публикаций могут служить работы А.Адама по Касабланке [143], Р. Ле Турно по Фесу [233], К.Брауна по Сале [179; 180], и П.Себа по Тунису [267]. В центре внимания историков оказались не только хозяйственная жизнь, топография и архитектура магрибинских городов, но и проблемы общественной эволюции -вопрос о единстве городского населения, социальном устройстве кварталов, связей города и деревни и др. Миноритарные группы, проживавшие в этих городах, также стали объектом исследования, что позволило расширить наше представление о роли иудеев и христиан в городской жизни колониального Магриба. Глубоко продуманный методологический подход к изучению предколониального ближнє восточного городского общества и его структуры, характерный для исследований французского историка А.Раймона [259], также оказал влияние на организацию материала и формирование оценок источников при работе над данной диссертацией.

При определении методологии изучения общин иноверцев в мусульманском окружении широко использовались работы западных специалистов по проблемам межконфессионального диалога. Классическим трудом по этой тематике уже более 40 лет считается исследование Антуана Фатталя, изданное в 1958 г. в Бейруте и посвященное мусульманскому законодательству в отношении немусульман [203]. Основанная на многочисленных средневековых источниках, эта работа заложила основы дальнейших историко-правовых изысканий в области роли и статуса «ахл аз-зимма» в исламском мире. Среди современных авторов одним из наиболее авторитетных знатоков этой проблематики стала швейцарская исследовательница египетского происхождения Бат Йеор, опубликовавшая несколько статей и монографий о политико-правовом статусе, социально-экономической роли и культурно-психологическом складе общественного сознания немусульманских общин в мусульманском окружении [157; 158; 358]. Работы известного британского востоковеда Бернарда Льюиса, ставшие результатом многолетних исследований истории мусульманского мира, свидетельствуют о стремлении автора непредвзято отнестись к ангажированной проблематике межконфессионального диалога, развенчать веками складывавшиеся в Европе стереотипные представления о мусульманах и их отношении к иноверцам. При работе над диссертацией использовался сборник научных очерков Б.Льюиса «Ислам и Запад», недавно переведенный на русский язык [114]. Несмотря на широту хронологических и географических рамок, эта работа отличается точностью и глубиной анализа международных и межобщинных отношений, что не всегда свойственно многочисленным публикациям, посвященным истории сосуществования грех конфессий. Например, работа французского исследователя Кс. Де Планхоля [197] хоть и отличается стремлением к объективности, страдает поверхностностью суждений и чрезмерным обобщением. Примерно так же можно охарактеризовать труд французских историков и социологов Ю.Курбажа и Ф.Фаргеса [194]. Являясь удобным справочным изданием по истории христианских и иудейских общин в арабском и турецком исламском мире, эта работа страдает неточностью научного аппарата, отрывочностью приводимых сведений, а также несоответствием некоторых фактов и цифр указанным источникам.

Несмотря на свою высокую популярность в среде западных ученых и - в еще большей степени - публицистов, тема отношений между мусульманами, иудеями и христианами настолько подвержена стереотипному восприятию и мифологизации, что и сегодня нуждается в серьезных непредвзятых исследованиях. При изучении западной историографии по этой тематике автору диссертации приходилось сталкиваться с крайне ангажированными публикациями, основанными прежде всего на европоцентристских позициях. Не выступая против ислама как такового, работы таких авторов как А.Бриссо [177], А.Тессье [283] и некоторые другие подчеркивают, с одной стороны, тезис о духовном преимуществе христианства над другими религиями, а с другой, стремятся трактовать историю взаимоотношений между представителями различных конфессий в конкретных социально-политических целях. Это в немалой степени способствуют сохранению и дальнейшему распространению ненаучных представлений об этом комплексном и неоднозначном предмете. Подобные идеи оказались вместе с тем весьма полезными для автора в качестве образца мифологизированного сознания, а работы, их содержащие, выступив в качестве отрицательного примера, предостерегли от возможных ошибок при изложении и особенно оценке исторических событий.

Как отмечалось, разительное отличие зарубежных исследователей Магриба от отечественных заключается, помимо прочего, в особом внимании первых к миноритарным группам, что явилось отражением общей тенденции, характерной для западной социологии и истории. Однако далеко не всем этноконфессиональным меньшинствам уделяется в зарубежной магрибистике одинаковое исследовательское внимание, что связано с геополитическими интересами Франции в колониальный период, разработками колониальных социологов и направлениями международной политики метрополии.

На изучение иудеев Магриба было направлено больше всего исследовательского интереса французских социологов и историков, особенно в предколониальный период и в начале колонизации. С одной стороны, в XIX в. в Магрибе уже не существовало автохтонных христианских общин, на которых колонизаторы могли бы опереться при захвате страны, и эту роль посредника между местным мусульманским населением и христианскими группами сыграли именно иудеи. С другой стороны, в этот период изучением североафриканских иудеев заинтересовались их европейские единоверцы, и прежде всего из Франции и Англии. В результате интересы различных групп совпали и усилиями французских и английских иудеев, поддержанных европейскими правительствами, научными ассоциациями и иудейскими организациями, был создан целый корпус трудов, посвященных как этнографии отдельных североафриканских иудейских общин, так и истории распространения иудаизма в регионе. Следует отметить, что вплоть до сегодняшних дней большинство исследователей магрибинского иудаизма следуют по проторенному в колониальный период пути. В противном же случае, любая новая концепция относительно истории иудеев Магриба нуждается в сопоставлении с теми, которые появились в XIX - первой половине XX вв. Это касается работ практически всех ученых - французских, английских, американских, израильских, а также и выходцев из стран Магриба, и не свидетельствует об их несостоятельности, а скорее подтверждает ценность той работы, которую проделали колониальные исследователи.

В кругах современных западных магрибистов существует мнение, что тем а-тика, связанная с «местным» иудаизмом, подверглась за последние полтора века «чрезмерному» изучению. Однако вряд ли этот тезис можно принимать на веру, т.к., с одной стороны, до сих пор остался целый ряд неразрешенных вопросов, касающихся как появления иудаизма в Магрибе, так и отдельных сторон его существования в берберской среде. А с другой стороны, подходы к изучению роли иудеев в социально-политической и культурно-религиозной жизни Северной Африки настолько подвержены влиянию позиций колониальных авторов и общественному мнению, распространенному в среде европейцев, евреев и местного мусульманского населения колониального Магриба, что исследование этой тематики нуждается в совершенно новых методологических основах, поиском которых и заняты в последние десятилетия западные ученые.

Одним из способов решения этой проблемы считается особое внимание к собственно иудейским письменным источникам, сохранившимся в общинах Северной Африки или перевезенным во второй половине XX в. в Европу, США или Израиль. Одним из авторитетнейших израильских ученых, изучившим как иудей ские и арабские источники, так и данные европейских архивов, является Х-3. Хиршберг, автор нескольких монографий и статей, посвященных истории североафриканских и ближневосточных иудеев. В работе была использована его двухтомная монография об иудеях Магриба, переведенная на английский язык [212]. Значительно расширили представления диссертанта о роли и месте иудеев в североафриканском обществе на протяжении средневековья, нового и новейшего времени исследования американских и израильских ученых Н.Стиллмана [280], М.М. Ласкиера [230; 231] Х.Голдберга [339], Д.Шретера [346], французских историков и социологов Ш.-Р. Ажерона [147], Д.Бенсимон [165; 166], М.Ански [152], Ш.Дешена [200] и Ж.Дерменжян [199]. Посвященные как общему историческому обзору функционирования иудейских общин в Магрибе, так и отдельным проявл е-ниям их жизнедеятельности, эти содержательные монографии имели большое значение для разработки проблематики диссертации, поскольку основывались на разнообразных источниках, обнаруженных названными учеными как в ходе работы в государственных архивах, так и в процессе полевых изысканий (опрос потомков представителей меньшинств и очевидцев событий колониальной истории Магриба, семейные архивы, генеалогические сборники раввинских семей, метрические книги общин и т.п.). Уникальность подобных ранее недоступных данных придает этим трудам особую ценность, хотя далеко не все оценки и мнения этих исследователей разделяются автором данной диссертации. Несомненный интерес вызывает сборник статей, изданный по результатам международной конференции, проведенной во Франции в 1978 г. и посвященной истории отношений между иудеями и мусульманами в Северной Африке в XIX и XX вв. Более сорока виднейших специалистов из Франции, Бельгии, Израиля и США приняли участие в конференции, а опубликованные доклады касались самых разных сторон истории сосуществования двух конфессиональных общин Магриба [154; 162; 165; 167; 209; 269; 272; 279]. Несмотря на то, что не все статьи сборника свободны от субъективного подхода к исследуемой проблеме (особенно в силу личных пристрастий авторов, большинство из которых являются выходцами из среды североафриканских евреев), эта публикация дает представление о сложности, комплексности и неоднозначности вопроса о межконфессиональных отношениях в регионе.

Другие этноконфессиональные группы колониального Магриба реже становились предметом научного изучения. Среди европейцев, проживавших в Северной Африке, наибольший интерес западных исследователей вызывали собственно французы, благодаря чему сегодня в зарубежной историографии мы наблюдаем с и-туацию детальной изученности практически всех вопросов, касающихся истории социально-экономической, политической и культурной роли Франции в Северной Африке. Не представляя собой обособленного объекта нашего исследования, французское население Марокко, Алжира и Туниса 1880-1939 гг. интересовало нас в качестве принимающего общества при ассимиляции «местных» евреев и «иностранных» европейцев. Среди последних наиболее подробно освещены в исторической литературе этапы эволюции крупных общин, таких как итал ьянцы в Тунисе и испанцы в Алжире и Марокко. Несомненную помощь в создании диссертации оказали весьма информативные публикации по этой теме таких авторитетных испанских и французских ученых как Х.-Б. Вилар [290; 293; 294], РЛуридо-Диас [240; 241], Ж.Ж. Жорди [216], Ф.Арнуле [153]. Менее значительные по численности и вкладу в освоение европейцами Северной Африки группы редко становились объектом отдельного исследования. Среди немногочисленных изданий этой специализации хочется выделить фундаментальный труд французского ученого П.Гильена, освещающий историю отношений между Марокко и Германией, в том числе складывания и функционированию немецкой общины в Марокко с 1870 по 1904 г. [210]. Отношениям с другими европейскими странами и положению иностранных общин в Магрибе посвящались отдельные статьи, диссертации и монографии Ж.М. Ди Констанцо [201; 335], Х.Л. Весселинга [296], Ж.Креспо [195; 334], Ж.-Л.Мьежа [249], С.Спесиале [278], Д.Филлипса [257], А.Мессауди [342].

Более полезными для подготовки данной диссертации, в том числе в качестве примера методологических подходов, оказались тематические работы зарубежных авторов, представляющих историю колонизации и заселения европейцами Северной Африки [172; 289], отношения «иностранцев» с французскими властями [282] и с местной мусульманской администрацией [202]. Отдельно необходимо выделить описание динамики демографического развития европейских общин Туниса в середине XIX в., предпринятое Ж.Ганьяжем на основе изучения записей метрических книг католических приходов Туниса [205], а также подробное исследование европейского населения Касабланки во второй половине XIX в., предпринятое Ж.-Л. Мьежем [250]. Эти работы способствовали определению направлений исследования этноконфессиональной ситуации в Магрибе в предколониальный период. Весьма полезными оказались также труды французского историка П.Сумийа, занимающегося непосредственно категориями общественного сознания европейского населения Туниса. Его монография и статьи [275; 276, 277], а также серия публичных лекций и выступлений на научных конференциях, помогли автору диссертации определить одну из сфер своего научного интереса, связанную с критериями самоопределения в миноритарных группах, и особенно в обществе «иностранных» европейцев в колониальных условиях Северной Африки.

На фоне западных направлений в изучении колониального Магриба с каждым годом становятся заметнее достижения национальных историографических школ стран Северной Африки. Все больший интерес тунисских и марокканских авторов вызывают этноконфессиональные меньшинства, но, как представляется, эти узкие тематические исследования испытывают на себе значительное влияние современной французской историографии, ее традиций, приемов и концепций. Более общие работы, посвященные социально-политической истории Магриба, в том числе в XX в., свидетельствуют о стремлении магрибинских историков пересмотреть оценки исторического наследия своих стран и утвердить в них приоритет местного начала. Вместе с тем, в качестве альтернативного колониальному подхода к истории и взгляда «с другой стороны» на магрибинское общест во весьма полезными оказались работы алжирского политика, одного из лидеров национально-освободительного движения и известного историка Мустафы Лашрафа [229], тунисских исследователей колониального периода и истории борьбы тунисского народа Бешира Тлили [284], Мустафы Крайема [227; 228] и Али Махджуби [242; 310], марокканского социолога Мухаммеда Саладина [264] и др. Исторический, социальный и правовой фон нашего повествования значительно обогатился благодаря выводам, сделанным тунисскими историками Тауфиком Башрушем, изучившим предколониальное общество своей страны и конкретно этнический состав местных правящих элит [156], и Мухаммедом аль-Хади аш-Шарифом, специалистом по новой и новейшей истории Туниса [313]; марокканским социоло гом Мухаммедом Насыри, исследовавшим историю городского населения Марокко на примере Сале [254]; а также марокканским юристом Абдельвахедом Белькези-зом, занимавшимся определением места понятия «нация» в мусульманском правоведении [160] и историками Альбером Аяшем [76] и Жерменом Аяшем [77]. Указанные работы характеризуются глубоким содержанием и четким анализом исторического материала, благодаря чему, даже не всегда затрагивая интересующую нас проблематику, привлекли к себе повышенный интерес.

В первые после обретения независимости десятилетия политическая конъюнктура во многом определяла не только отношение многих ученых к истории своей страны, но и выбор тематики. В связи с этим, действительный научный интерес к истории этноконфессиональных меньшинств можно наблюдать в среде магрибинских исследователей только в последние десять - пятнадцать лет. Большинство исследований, посвященным тем или иным аспектам существования различных национальных и религиозных групп, были опубликованы в странах Магриба в виде научных статей. В этой связи важно отметить издательскую деятельность магрибинских университетов и учебно-исследовательских центров, выпускающих научные исторические журналы, характеризующиеся весьма широким тематическим и хронологическим охватом проблематики. Например, весьма полезными оказались публикации «Журнала магрибинской истории (новое и новейшее время)», издающегося с 1974 г. Фондом Абдельджелиля Темими по научным исследованиям и информации, расположенным в г. Загуан, Тунис. Различными факультетами Тунисского университета издается несколько журналов, среди которых журнал «Опоры» («Равафид»), посвященный научным исследован и-ям в области новейшей истории Туниса и в целом Магриба, а также франкоязычный журнал, специализирующийся по гуманитарным наукам, «Тунисские тетради» («Кайе де Тюнизи»). Марокканские университеты также имеют свою издательскую базу, и, например, в Рабате по интересующей нас тематике издаются «Журнал факультета гуманитарных наук» и широко известный журнал марокканских историков «Эсперис-Тамуда». В этих журналах за последние два десятилетия появился целый ряд публикаций, посвященных этноконфессиональной ситуации в Магрибе, и в частности, политической деятельности французской католической церкви в колониях [149; 150; 220], социально-экономической и этнической струк type колониального общества [260; 311], проблеме смешанных браков [252], а также истории отдельных меньшинств [155; 221; 247; 303; 305].

Среди монографий, освещающих историю этноконфессиональных меньшинств Магриба, следует выделить труды марокканского историка Мухаммеда Кенбиба, работающего в Рабатском университете им. Мухаммеда V. Его многолетние исследования в области иудео-мусульманских отношений и роли системы «протеже» в закабалении Марокко Францией легли в основу двух монографий, изданных в 1994 и 1996 гг. [222; 223]. Обе эти работы основаны на малоизвестных арабских и европейских источниках, а оценки и выводы автора имеют высокую значимость, особенно в свете наличия большого количества исследований по этой тематике французских и израильских ученых, с многими из которых М.Кенбиб полемизирует на страницах своих книг. Подобная научная дискуссия крайне важна для определения верных подходов к изучению межконфессиональных отношений, а ее методы позволяют еще более углубиться в научное исследование как самого предмета, так и стереотипов и мифов, сложившихся в сознании исследователей вокруг обсуждаемой тематики.

Эта тематика занимала и тунисского историка Белькасема Ханнаши, который посвятил отдельную главу монографии, ставшей переработкой его докторской диссертации, проблеме этноконфессиональных меньшинств в Марокко во второй половине XIX в. Остальная часть исследования, касаясь темы деятельности христианских миссионеров в предколониальном Марокко [312], свидетельствует о глубоких размышлениях автора над способами колониального проникновения Запада в Магриб, но в то же время и о степени идеологизации и мифологизации этой тематики как в западной так и в национальной магрибинской историографии.

В работе над разделом диссертации, посвященном статусу немусульмански х общин в исламском обществе была использована монография тунисского социолога Рашеда аль-Ганнуши [306], интересовавшегося, прежде всего, соотношением в мусульманском обществе понятий «национальная» и «религиозная» принадлежность. Этой же тематике посвящена работа марокканского исследователя Юсефа аль-Кардауи «Положение немусульман в мусульманском обществе», изданная в Касабланке в 1988 г. [308]. Некоторые монографические публикации, осуществленные в странах Магриба, страдают недостатком анализа, ограничиваясь представлением фактов и описанием действующих лиц предколониальной и колониальной истории Магриба. К этой категории стоит отнести работу марокканского историка Мустафы Джмахри, посвященную появлению европейских консульских представительств в марокканском городе Эль-Джедиде [215]. Являясь по сути удобным справочником фактического материала о датах установления международных отношений между марокканским правительством и европейскими государствами, а также фамилиях первых консулов, это издание не предлагает практически никаких трактовок и оценок, а также авторских размышлений на эту тему.

Завершая обзор историографии по вопросам этноконфессиональной ситуации в колониальном Магрибе хотелось бы отметить, что в последние годы североафриканские, и прежде всего, тунисские ученые проявляют значительный интерес к этой проблематике, принимая активное участие в организации международных конференций и коллоквиумов. Не всегда эти встречи высокоэффективны и дают крупные научные результаты, однако обычно они бывают построены таким образом, что для выступления приглашаются не только ученые из разных стран, но и очевидцы, участники событий, потомки выходцев из инонациональной среды. В итоге происходит общение между профессиональными историками и авторами воспоминаний, что способствует активизации исследовательской работы. А тезисы и материалы выступлений, публикующиеся по результатам деятельности встречи, становятся не только сборниками научных статей, но и важным историческим и с-точником. Одним из подобных изданий можно назвать сборник материалов международной конференции, организованной Тунисским университетом в марте 1999 г. и посвященной отношениям между тунисской и итальянской общинами в колониальных условиях. Научные доклады тунисских участников конференции касались юридического статуса итальянцев в Тунисе [144], различных областей их деятельности в протекторате [173], а также межобщинных отношений в колониальном обществе [159; 163; 214; 300; 304]. Подобная тематика отличала и коллоквиум, посвященный «Истории средиземноморских общин в Тунисе» (2000 г.) [192]. Организация этих конференций, которые собирают занимающихся одной тематикой европейских и североафриканских историков, свидетельствует о подъеме исследовательского интереса к рассматриваемым в данной диссертации сюжетам, что подтверждает необходимость постановки подобных проблем и в отечественной историографии.

Задачи, поставленные автором, определили структуру построения и содержание работы. В основу построения глав диссертации положен проблемно-хронологический принцип, что позволило привлечь значительный объем малоизвестной даже для магрибистов информации и более убедительно обосновать аналитическую часть работы. С другой стороны, подобная организация работы дала возможность совместить в логической последовательности выдвигаемые диссертантом тезисы и иллюстрирующие их сведения.

Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, приложений, а также библиографического списка источников и исследований.

В первой главе кратко излагается история распространения иудаизма и христианства в древнем Магрибе, а также арабского завоевания территории Северной Африки и складывания мусульманской правовой системы, регулирующей полож е-ния немусульманских общин в исламском государстве. В первой главе дается также обзор этноконфессиональных отношений в магрибинских обществах в средневековье и в новом времени, вплоть до второй половины XVIII в.

Во второй главе рассматриваются перемены, произошедшие в этноконфес-сиональной ситуации в Магрибе в предколониальный период, связанные с расширением европейского влияния на внутреннюю и внешнюю политику мусул ь-манских правителей. Изучается роль иудейских и христианских общин в европейском проникновении в экономику, политику и культуру магрибинских о б-ществ, а также межконфессиональные отношения в регионе.

Третья глава посвящена анализу трансформации этноконфессиональной ситуации в колониальный период, и прежде всего, изменению численности общин, их политико-правового статуса, внутренней структуры и социально-экономического расслоения внутри групп, а также места в системе разделения труда.

Четвертую главу составил анализ динамики межобщинных отношений в колониальный период, построенный по принципу разбора культурных, религиозных и повседневных связей между различными конфессиональными общинами внутри европейского населения Магриба; между христианскими группами и местным мусульманским населением; между христианами и иудеями; между различными составляющими иудейской общины; между иудеями и мусульманами; а также м е-жду отдельными национальными и социальными прослойками внутри мусульманского общества. Особое место отводится освещению вопросов, связанных со складыванием стереотипных представлений о «другом» в каждой из изученных групп.

Пятая глава содержит углубленное теоретическое осмысление изложенного в предыдущих главах фактического и нарративного материала. Приоритетное внимание уделено проблеме складывания группового самосознания в среде изученных общин, а также критериев определения позиций в системе «свой» - «чужой». Рассматриваются диаспоральные признаки этноконфессиональных общин колониального Магриба, для чего проводится поэтапная верификация предложенных ранее схем анализа диаспор, а также оценивается роль самосознания в процессе стратификации общества, в том числе по этноконфессиональной принадлежности. Критически анализируются мировоззренческие и поведенческие стереотипы и мифологизированные представления, во многом определявшие общественное сознание этноконфессиональных меньшинств Магриба в 1880-1939 гг., а также и исследователей, занимавшихся этим вопросом.

Необходимость поиска объективного представления о роли этноконфессиональных меньшинств в колониальном обществе побудила автора предпринять в настоящей диссертации попытку сделать обобщающие выводы, которые были бы адекватны реальной, а не воображаемой действительности.

Формирование и эволюция иудейских и христианских общин Северной Африки с древности до арабского завоевания

С древнейших времен в Северной Африке селились представители самых различных народностей и рас. Однако степень воздействия иммиграции на этнический состав населения региона можно оценить невысоко. Вероятно, следует согласиться с Ш.А. Жюльеном, утверждавшим, что «ни одна иммиграция не могла серьезно повлиять на этническую среду Магриба» [97,т.1,с.68]. Не считая тех, кто, как правило, избегал слияния с туземным или ассимилированным населением, например, европейцев, более ста лет назад обосновавшихся в Северной Африке, или евреев, еще с античности последовательными волнами заселявших Магриб, отметим иммиграцию финикийцев, арабов, латинян, вандалов, греков, а также отдельных групп тюрков и негроидов. «Хотя эти разнородные элементы смешались с местным населением, число их было так ничтожно, что они не могли существенно повлиять на этническую среду Северной Африки» [там же]. Речь идет о так называемом «этническом типе» магрибинца, т.е. о конкретных антропологических характеристиках, определяющих в основном внешний вид жителя того или иного региона. Однако нас в большей степени интересует общекультурное, цивилизац ионное влияние, которое испытал Магриб на протяжении своей истории в результате воздействия различных миграционных потоков. Совершенно очевидно, что одни из иммигрантов, являясь в образе завоевателей (финикийцы, римляне, вандалы, византийцы, арабы, европейцы), не могли не оставить след в социальном, экономическом, политическом, культурном, религиозном развитии местного населения Магриба. А др у-гие (как, например, евреи из Палестины или из Европы, а также различные европейские общины) составили важнейшие этноконфессиональные меньшинства, игравшие немаловажную роль во всех аспектах жизни региона и значительно изменившие его облик в исследуемый период.

Коренным населением региона считаются берберы. До сих пор, несмотря на множество завоеваний, нашествий и переселений народов, именно берберское население составляет базисную структуру этнической мозаики Магриба.

Этноним «бербер» чаще всего связывают с латинским термином «barbarus» («человек, говорящий невнятно, бормочущий»), обозначавшим всех чужеземцев, иноплеменников, не имевших отношения к римской цивилизации. Однако есть версия, в соответствии с которой берберы ведут свое название от словосочетания «бер-абер» (из одного из местных наречий), что значит, «переселяться группами» [320,с.96]. Общепринятым самоназванием основной части коренных жителей Магриба остается имазиген (ед. амазиг), т.е. «свободные, благородные люди».

Проблема этногенеза берберов не разрешена в исторической науке и сегодня. Нет неоспоримых данных не только о времени их появления в Северной Африке, но и об их этнической родине. Например, существует гипотеза об индоарийском происхождении берберов, берущая начало, вероятно, от работ греческого географа и историка Страбона [92,с.72]. Популярность этой версии в XIX и XX вв. объясняется в большинстве случаев стремлением французских колониальных историков разделить местное население Северной Африки, противопоставив «берберов, имеющих европейские корни» «арабам-семитам».

По мнению большинства современных антропологов и историков, нельзя отрицать вероятности прямого влияния европейского населения на формирование антропологических типов Магриба, а многие этнологические теории опираются на легендарные сведения о появлении в Магрибе около 1600 г. до н.э. ариев, кельтов и иберов [92,с.74]. Существует и прямо противоположная точка зрения, которой придерживаются в основном представители национальной историографии Магриба. Эта версия связана с миграциями протоберберского населения за пределы Африки

И о влиянии древних североафриканцев на складывание антропологического типа современных европейцев. Вне зависимости от источника влияния, многими исследованиями подтверждается наличие сходных признаков у большинства народов, Проживающих вокруг Средиземного моря, что дает право говорить о существовании единого «протосредиземноморского» типа.

Кроме того, встречаются и экзотические версии происхождения берберов, например, некоторые авторы находят предков берберов среди древнего населения Месопотамии - шумеров, и даже в легендарной Атлантиде.

Среди некоторых исследователей иудейских общин Магриба бытует убежд е-ние, что все местное население Северной Африки пришло с земли ханаанской [151,с. 11]. В пользу этой версии свидетельствуют указания Ветхого Завета (Быт. 10:13, 1 Пар. 1:11), а также мнение Ибн Халдуна («Берберы - это дети Ханаана, сына Хама и внука Ноя») [цит. по: 151,с.11] и византийского историка VI в. Прокопия. Последнее, впрочем, часто оспаривается: «Что касается предания о вторжении в Ливию евреев, дошедшего до нас в изложении Прокопия (причем отклики этого предания встречаются у арабских авторов), то оно, очевидно, родилось в среде эллинизированных евреев и не имеет исторической ценности» [97,т. 1,с.72-73]. Версия общего происхождения евреев и берберов особенно эксплуатировалась сторонниками распространения иудаизма в Северной Африке, а также удобно вписывалась в концепцию арабо-берберского противостояния, разрабатывавшуюся в колониальный период. Следует заметить, что неоднократно подчеркивавшиеся сходства между евреями и берберами (в языке, традициях и т.п.) говорят если не столько об общем происхождении, сколько об очень длительной истории сосуществования.

Политически ангажированной во времена активной арабизации и исламиза-ции Северной Африки была версия арабских средневековых историков, считавших, что берберы пришли из Южной Аравии. Это было нужно многим берберским мусульманским правителям, стремившимся доказать свое генеалогическое родство с семьей Пророка.

По другой версии, предками берберов в Северной Африке являются древн е-ливийские племена, распространившиеся по всему региону севернее Сахары. Упоминания о древнеливийских племенах встречаются в древнеегипетских памятниках, где они названы «либу» [320,с.96]. Не вдаваясь в полемику с теми или иными версиями происхождения берберов, не связанную с проблематикой данного исследования, можно сказать, что только само наличие такого количества противоречивых гипотез свидетельствует о том, что вряд ли стоит придерживаться какой-то определенной версии, отметая все остальные возможности формирования этой этнической группы. Скорее всего, прав известный отечественный магрибист Н.Н.Дьяков, которому «наиболее взвешенным представляется мнение о том, что физические особенности коренного населения Магриба являются следствием смешения множества различных расовых типов на протяжении очень продолжительного периода» [92,с.75].

Судя по археологическим исследованиям, до середины III тысячелетия до н.э. на территории современного Магриба не существовало политических объединений. С другой стороны, уже в конце IV тысячелетия до н.э. ливийские племена нападали на границы владений древнеегипетских фараонов [92,с.48]. Во II тысячелетии появляются объединения древнеливийских племен, на территории восточной части современной Ливии, это ранние образования Темех, Маджаи, Иам, позднее - политическое объединение Ребу (вариант Либу). На территории современного Алжира во втором тысячелетии существовало «нечто вроде единой державы с обитателями Иберийского полуострова» [314,с.58], которая просуществовала вплоть до появления здесь финикийцев.

Большинство исследователей сходится во мнении, что в последние три тысячелетия до нашей эры берберы Северной Африки находились скорее под влиянием средиземноморской цивилизации, чем какой-либо из африканских. [133,с.7]. С появлением финикийцев в XII в. начинается длительная история иностранных завоеваний и переселений, в которой важную роль играли и другие средиземноморские народы.

Итак, в конце XII в. до н.э. на побережье современных Туниса, Алжира и Марокко появились первые финикийцы. Как предполагают исследователи, первые жители Финикии говорили на несемитском языке, однако уже в III тысячелетии до н.э., согласно данным египетских источников, здесь проживали племена, относящиеся к группе западно-семитских племен, населявших примерно в то же время палестинские земли. Эти народы стали первыми завоевателями земли берберов. Как известно, правители важнейших финикийских городов-государств, находившихся на Восточном побережье Средиземного моря, часто направляли своих подданных на колонизацию новых территорий. Самой главной областью финикийской колонизации была Северная Африка, где было основано несколько городов (например, Утика была создана в 1101 г. до н.э.) и среди них Карфаген (по-финикийски "Карт-Хадашт " - "Новый город", возможно, в противоположность более древней колонии Утика). Карфаген был основан около 814 г. до н.э. легендарной принцессой Дидо-ной (Элиссой) из финикийского города Тира. Благодаря удобному географическому положению Карфаген рано стал крупным центром посреднической торговли, поддерживая тесные связи со странами Восточного Средиземноморья. Вслед за французским историком Ш.А. Жюльеном можно отметить, что «история Магриба и начинается с истории пунической столицы» [97,т.1.с.75].

Довольно часто финикийцы встречали сопротивление древних ливийцев, однако именно финикийский политический опыт стал основой последующих государственных образований на этой территории. На побережье Средиземного моря и Атлантического океана возникли финикийские города-порты, впоследствии перешедшие под власть Карфагена, который, будучи колонией Тира, сам стал с VIII в. метрополией для нескольких более слабых финикийских колоний в Западном Средиземноморье [Лике (близ современного Лараша), Могадор (Эссавира), Сала (Шеллах), Тамуда (Тетуан), Тингис (Танжер), Анфа (Касабланка), Икосум (Алжир), Иол (Шершель), Картены (Танес), Гадрумет (Сус) и др.]. Пользуясь выгодами удобного географического положения в плодородной долине, на берегу Тунисского залива, образующего защищенные от ветров гавани, Карфаген стал центром финикийской колонизационной деятельности. Его правители смогли подчинить несколько финикийских городов-колоний Северной Африки, покорили многочисленные ливийские племена (которые, тем не менее, продолжали часто восставать против захватчиков) и создали сильное государство со значительной территорией. Таким образом, в VIII в. до н.э. владения западных финикийцев (пунийцев, как позже назвали их римляне) объединились вокруг Карфагена, постепенно превратившегося в могущественную империю. На западе Северной Африки коренное население получило от финикийцев название «махуров», или «мауров», от чего пошло позднейшее наименование «мавры».

К эпохе финикийского завоевания Северной Африки относятся и первые упоминания об иудеях в Магрибе [151,с.271]. Несмотря на то, что, вероятнее всего, ііх присутствие здесь в X в. до н.э. легендарно, начиная с самых истоков истории

Магриба мы встречаемся с этноконфессиональной группой, которая просуществует на этой земле до наших дней. Ко времени основания Карфагена присутствие евреев в Алжире подтверждается, а последовавший за разрушением Иерусалима Навуходоносором в 587 г. до н.э. массовый исход евреев из Палестины считается первой, полулегендарной волной их иммиграции в Северную Африку [151,с.272]. По справедливому мнению Н.Н. Дьякова, эта версия прихода иудеев имеет «не меньше прав на существование, чем все прочие, к сожалению, весьма слабо подкрепленные историческими документами» [92,с.104]. Примерно в 320 г. до н.э. Птолемей I, один из наследников Александра Македонского в Палестине, Египте и части Киренаики, устроил переселение своих солдат-евреев (более 100 тыс. человек) из Палестины в Киренаику. Так начинается история больших иудейских колоний на североафриканском побережье. В результате контактов с различными группами беженцев из Палестины некоторые берберские племена приняли иудаизм еще в античное время, хотя более распространенным это явление стало позднее. Процесс распространения иудаизма среди берберов продолжался несколько веков, вплоть до прихода в Северную Африку арабов-мусульман.

Усиление воздействия европейцев на общественно-политическое развитие магрибинских государств

Колониальная зависимость Алжира, Туниса и Марокко формулировалась в разные годы и имела разные формы и основания. Тем не менее, ситуация, предшествовавшая этим событиям, во многом складывалась в странах Магриба сходным образом. Та внутри- и внешнеполитическая обстановка, которая в дальнейшем будет определяться как предколониальная ситуация, в Алжире сложилась с рубежа XVIII -XIX вв. до 1830 г., в Тунисе - со второй трети XIX в. и до 1881 г., в Марокко - в течение второй половины XIX в. и вплоть до начала XX в.

Тот факт, что колониальный режим был установлен в магрибинских регионах в разные периоды, а также различная продолжительность эпохи экономического, политического и военного подчинения североафриканских стран, отразились и на степени их зависимости от западных держав. Алжир уже в 1830 г. формально был завоеван и присоединен к Франции в качестве колонии, тогда как Тунис и Марокко еще долго оставались официально независимыми. Кроме того, в период колонизации политическая система зависимости Туниса и Марокко определялась как протекторат, причем территория последнего была поделена между Испанией и Францией.

Однако следует отметить, что оккупация французскими войсками города Алжира в июне 1830 г. еще отнюдь не означала подчинения всей страны. Реальная колонизация Алжира, превратившая эту территорию в «часть Франции», началась только после длительного процесса «замирения» алжирского народа, выступавшего против французского завоевания вплоть до 80-х гг. XIX в. В это же время французское правительство предприняло наиболее радикальные попытки завоевания Туниса, одобренные другими европейскими державами и увенчавшиеся успехом в 1881 г. Кроме того, созыв в 1880 г. международной конференции по вопросам внутренней политики Марокко уже означал утрату этой страной своей независимости, после ч е-го она если не официально, то фактически стала полуколонией нескольких европейских держав. Таким образом, условно считая 1880 год рубежом между предколони-альной ситуацией и колониальной зависимостью Магриба, мы постараемся показать в данном разделе этноконфессиональную ситуацию в Северной Африке в условиях усиления иностранного влияния. Процессы, которые происходили в обществах этих стран и предшествовали колониальному захвату Алжира, Туниса и Марокко, во многом были схожими. С о-держание социальных процессов в предколониальном Магрибе можно охарактеризовать как начало глобальных изменений его обществ, пришедших одновременно с установлением колониальной зависимости. Это отразилось, в частности, и в изменении этноконфессиональной ситуации в регионе.

Французская исследовательница Люсетт Валенси насчитывает в предколониальном Магрибе «семь этнических категорий: турки, кулуглы, андалусцы, евреи, н е-гры, европейцы и арабо-берберы» [288,с.26]. Между этими группами существуют важные иерархические различия, что же касается религиозной принадлежности, то конфессиональных групп здесь три: мусульмане, христиане и иудеи. Следуя этой логике, объектом нашего исследования становятся, прежде всего, европейцы-христиане и евреи (как местные подданные, так и «иностранцы»). Кроме того, важно отметить, что из факта наличия целого списка этносов не стоит делать вывод о разнородности магрибинского общества в предколониальный период: этноконфессио-нальные меньшинства составляли от силы несколько десятков тысяч человек, тогда как население, к XVIII-XIX в. могущее претендовать на автохтонность (арабы и берберы), насчитывало миллионы человек. Для познания глубинных процессов структур Магриба Л.Валенси предлагает покинуть «обманчивый город» [там же], ведь в сельских районах этническая разнородность практически прекращается, остается только религиозная дихотомия мусульман и иудеев. Для нас же, в отличие от французской исследовательницы, интересна как социальная жизнь города (в качестве основного местопребывания европейцев-христиан и все большего расширения области деятельности иудеев в предколониальную эпоху), так и повседневность магрибин-ской деревни (где иудеи сосуществовали с мусульманами на протяжении веков, и куда начинают проникать европейцы с развитием колониализма).

Как и ранее, подавляющее большинство местного населения жителей Магриба было представлено мусульманами - арабами и берберами. Качественно новым фактом в рассматриваемый период был численный рост группы иностранцев, постоянно присутствовавшей в стране, в основном, европейцев-христиан. В дальнейшем, появление значительного иностранного и инорелигиозного элемента радикальным образом изменит складывавшуюся веками социальную структуру местного общества, а также соотношение сил между традиционными конфессиональными группами Маг-риба. В предколониальный период уже начали намечаться те основные изменения в социальной сфере, которые привнесет в Магриб колониальная зависимость. Складывание христианских общин, экономическая деятельность представителей различных европейских стран, расширение их повседневного сотрудничества и общения с местным населением - таково было одно из первых последствий финансового и торгового проникновения европейских держав в ослабевающие государства Северной Африки. По мнению израильского ученого Ш.Дешена, исследовавшего общины марокканских иудеев в доколониальный период на основании иудейских источников, конец функционирования традиционных иудейских общин, когда европейское вли я-ние еще не трансформировало патриархальные устои меллаха, приходится также именно на 80-е гг. XIX в. [200,с.28]. Подобный вывод можно распространить и на Тунис, где влияние европейцев на образ жизни традиционно настроенных кругов населения усилилось только после установления режима протектората в 1881 г., а вот в Алжире этот процесс начался несколько ранее.

Уже в последней трети XIX в. даже в Марокко, наименее затронутом модернизацией, не было ни одной области экономической и общественной жизни, где не чувствовалось бы влияние увеличения европейской общины. Тем более это влияние было заметно в Тунисе и особенно в Алжире.

Государство алжирских деев пришло в упадок к концу XVIII в.: правившие провинциями беи перестали подчиняться центральной власти, население уменьшилось вследствие потерь от эпидемий чумы и прочих стихийных бедствий, участились мятежи отдельных племен и областей. Кроме того, кризис в Османской империи, частью которой Алжир формально являлся, стал причиной сокращения янычарского войска, прекращения поставок его вооружения и снаряжения. За первые 15 лет XIX в. в стране сменилось семь правителей, большинство из которых погибли в результате дворцовых переворотов, что отнюдь не добавляло стабильности в бурное течение алжирской политики. Со вступления французской армии 5 июля 1830 г. в столицу Алжира открылась совершенно иная эпоха в жизни страны - эпоха ускоренной модернизации и «европеизации» жизни общества, но, в то же время, также и ожесточенного сопротивления алжирцев колониальной экспансии. Политико-административное устройство Алжира как французской колонии окончательно оформилось к концу XIX в., что стало возможно только после подавления всех очагов сопротивления среди различных алжирских племен. Наиболее серьезный отпор колониальные войска встретили в лице эмира Абд аль-Кадира и его сторонников, с 1832 по 1847 г. организовавших независимое государство на западе и в центре Алжира. Многочисленные восстания в других районах не давали французам возможности проводить в полном масштабе свою социальную и экономическую политику. Тем не менее уже в середине XIX в. здесь начала складываться прослойка выходцев из различных европейских стран, своеобразное «смешанное» национальное меньшинство, которое впоследствии станет опорой колониального строя. В этом, прежде всего, и состоит отличительная черта этноконфессиональной ситуации, складывавшейся в Алжире на протяжении XIX в.

Ситуация упадка правящего режима в предколониальный период была характерна и для Туниса. Слабость внешнеполитических позиций тунисского бея уже в начале века свидетельствовала о серьезном внутриполитическом кризисе в Регентстве, об отсталости экономики, неразвитости армии, ограниченности влияния правящего режима на внутренние территории страны. В начале своего правления Ахмад-бей (1837-1855 гг.) согласился принять крупные займы Франции, Англии и Италии. Тунисское правительство не могло противостоять давлению Турции, Франции или любой другой державы. Только используя свою «дружбу» с французами Ахмад-бей смог отказаться проводить в Тунисе реформы, провозглашенные в 1839 г. в Османской империи. Но спустя 18 лет тунисские правители осознали необходимость нововведений и практически дословно повторили в Фундаментальном пакте текст хатти шерифа. Реформы, проведенные в стране в середине XIX в., были направлены на создание государственных институтов, которые, как казалось тунисским правителям, и придают силу европейским державам. Но мы можем только присоединиться к мнению французского исследователя Жана Ганьяжа, согласно которому Ахмад-бей и его преемники Мухаммед (1855-1859 гг.) и Мухаммед ас-Садок (1859-1882 гг.) поддерживали инициативу европейских правителей и следовали их советам, «проявляя больше энтузиазма, чем здравого смысла» [206, с.69]. В результате нововведения способствовали созданию в Тунисе только карикатуры на те режимы, которым они подражали, а расходы на реформы практически привели к банкротству бейского двора. Это, в свою очередь, все в большей степени развязывало руки европейцам для вмешательства во внутренние дела страны.

Достаточно быстро европейские державы и США смогли проникнуть и в Марокко, особенно благодаря соглашениям о введении режима капитуляций, подписанным с шерифскими султанами в первой половине XIX в. Оставаясь, в отличие от режимов в Алжире и Тунисе, формально независимым вплоть до 1912 г., марокканское правительство придерживалось двойственной политики по отношению к европейским державам. Периоды изоляции сменялись широким развитием торговли и сотрудничества. Морские войны и корсарство, долгое время бывшие причиной разногласий между Марокко и европейскими державами, время от времени прекращались, однако могли временно возродиться вновь. Поражение марокканских войск в сражении с французами на границе с Алжиром в 1844 г. ознаменовало собой начало реального ослабления Марокко перед лицом европейского проникновения. Кроме того, приходила в упадок власть султанов, и в лучшие годы для династии Алауитов традиционно распространявшаяся лишь на часть территории Марокко.

Демографические характеристики этноконфессиональных миноритарных групп

Анализ численности общин в Магрибе в колониальный период показывает, что наибольшие изменения претерпели европейские христианские группы. Их соотношение по численности радикально менялось с прибытием все новых и новых представителей различных европейских держав, причем не всегда положение этих групп было равнозначным. Разделение происходило между французскими гражданами и «иностранцами», как официально именовались любые европейские нефранцузские граждане. Численность иудейских общин оставалась в среднем за многие годы на прежнем уровне, что не означало отсутствия изменений в составе этого сообщества. Достаточно малочисленными были «иностранные» мусульмане, которые являли собой самобытные в культурном плане группы, дополнявшие социально-религиозную мозаику магрибинских стран.

Определение численности населения колониального Магриба связано с несколькими сложностями, которые в совокупности повлияли на тот факт, что до сих пор между исследователями нет согласия относительно конкретных цифр.

Основным источником для определения числа жителей Магриба в этот период являются переписи населения, проводимые французской и испанской администрациями. Помимо дискуссионное вопроса о достоверности данных самих переписей, они страдали неполнотой и далеко не всегда учитывали все категории населения.

Например, в Тунисе первая официальная перепись была проведена в 1891 г., но она учла только французских граждан протектората. Далее подобные переписи проводились каждые пять лет, однако только с 1906 г. в перепись начали включать иностранных граждан. Местное же население не учитывалось вплоть до 1921 г., когда была проведена общая перепись, включившая и французов, и «иностранцев», и местных мусульман и иудеев [275,с.10]. Вместо точных цифр в официальных изданиях фигурировали «официально принятые оценки». Алжирские переписи были весьма несовершенны в связи со сложностью определения юридического статуса и гражданства того или иного жителя колонии. Так, например, в число француженок, проживавших в Алжире, включались не только мусульманские женщины, вышедшие замуж за французов, но и марокканки, вышедшие замуж за алжирцев-мусульман, что просто было грубой юридической ошибкой [41,с.97], и, кроме того, эти «француженки» были традиционны в своем быту, закрывали лицо и часто ни слова не знали по-французски. С другой стороны, перепись населения, проведенная в 1906 г. показала, например, что за предыдущие 50 лет население Алжира возросло вдвое, однако это было связано скорее с тем, что перепись 1856 г., считавшаяся в Алжире первой всеобщей, во-первых, не учла жителей южных районов, тогда еще не «освоенных» французами, а во-вторых, не включала в себя французские оккупационные войска, в отличие от позднейших исчислений [345]. В Марокко вплоть до 1921 г. всеобщие переписи вообще не проводились, а последующие, вплоть до 1936 г., учитывали только подчиненную французам территорию, численность населения остальной части страны указывалась в официальных данных только в виде приблизительных оценок [128,с.15,138], что приводило и к значительной неточности общих данных по стране. А.Шураки, авторитетный историк еврейской диаспоры в Северной Африке, из всех французских официальных данных по численности населения Магриба доверяет только информации по Тунису, хотя и здесь отмечает ненаучные методы в проведении опроса и подсчета населения, господствовавшие во французской статистике вплоть до 30-х гг. XX в. [188,с.150]. В Алжире евреев впервые начали учитывать в переписи после 1851 г., но эти данные вряд ли можно считать достойными доверия вплоть до 1931 г., когда начали применяться новые методы при проведении переписи, а также была максимально расширена область исследования.

Что касается использования переписи для определения численности той или иной группы населения колониального Магриба, то следует отметить, что на этом пути также встречается масса препятствий. Так, после декрета Кремье 1870 г. по переписи стало сложно определить численность алжирских иудеев, так как они оказались поделены между двумя категориями: французские граждане (те, на кого распространялось действие декрета) и французские подданные (те, кто, проживая в южных районах, не получили гражданства и воспринимались как часть местного населения). Численность иудеев Туниса и Марокко, указанная в соответствующих графах официальных таблиц, также не всегда отвечала реальности, так как число натурализованных иудеев определить было невозможно. Так же квалифицировались иностранные подданные, получившие французское гражданство в результате персонального обращения или благодаря политике натурализации. Миграции населения между странами Магриба было сложно выявить благодаря тому, что с начала XX в. все выходцы из Алжира (христиане, иудеи, мусульмане) фигурировали в тунисской и марокканской переписи как «алжирские французы». Исследователями часто подвергались сомнению данные о численности «иностранцев» в Алжире и Тунисе, и высказывалось предположение о том, что французские власти намеренно занижали эти цифры вследствие опасения расширения влияния больших иностранных групп европейцев [267,с.421].

Историки и социологи, исследовавшие демографические реалии Магриба в колониальную эпоху и опиравшиеся на различные дополнительные архивные и опубликованные источники (подсчеты различных французских и иностранных ведомств, в том числе консульские данные, оценки путешественников, информация военных разведок и специальных миссий и др.) давали самые разные сведения как об общей численности, так и о составе этнических и конфессиональных групп населения. В результате изучения многочисленных данных, приводимых как в официальных документах, так и в оценках современников событий или авторов позднейших исследований, складывается весьма противоречивая картина, причем не всегда оказывается возможным оценить степень достоверности того или иного источника.

Для наглядного представления численности населения Магриба в рассматриваемый период, Таблицы 1, 2 и 3 включают в себя помимо французских официальных данных о численности основных категорий населения (эти данные выделены курсивом), также и некоторые оценки и примерные цифры. Что касается структуры таблиц и разделения населения Магриба по различным категориям, то здесь сохранены принятые во французских статистических сборниках принципы, несмотря на их различие от страны к стране. Как видно из принципа классификации отдельных групп «муниципального»1 населения Алжира, представленного в Таблице 1, этническая и конфессиональная принадлежность отдельных групп определялась вполне условно, например, практически никогда не выделялись иностранные европейские иудеи и алжирские иудеи южных территорий, тогда как в графе французских граждан разделение по конфессиям было принципиальным. Историки и социологи, изучавшие численность алжирского населения, в основном довольствовались этими данными, условно воспринимая их как численность всего населения Алжира [58,с.42; 110,с.19; 172,с.253; 216,с.1П; 290,с.343], или, реже, критикуя их достоверность [151,с.44; 188,с.139-140]. Основу Таблицы 1 составили официальные данные о численности «муниципального» населения Алжира, опубликованные в «Статистическом Ежегоднике Алжира, 1927», в разделе, посвященном истории переписи населения в Алжире с 1856 г. [28,с.29].

Необходимо отметить фигурировавшую во французских статистических документах группу жителей Алжира, которую было принято называть «население, учитываемое отдельно». В эту особую категорию входили в разные годы самы е разные группы, в основном, заключенные, причем без указания национальности и религиозной принадлежности. Но, кроме того, иногда сюда включались французские оккупационные войска или отдельные армейские подразделения. В связи с возникающей путаницей и невозможностью выделить в этой категории этнокон-фессиональные составляющие, в Таблице 1 эти цифры учтены в обобщающей графе всего населения Алжира.