Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Воздействие Французской революции на европейскую политику в 1789-1791 гг 29
1.1. Изменение внешнеполитической ситуации в Европе после начала Французской революции 29
1.2. Франция и германские государства в первые годы революции 37
1.3. Англо-французские отношения в 1789-1791 гг 47
1.4. Франция и австро-прусское сближение 58
1.5. Бегство короля в Варенн и заключение Пильницкой декларации 66
Глава II. Образование I антифранцузской коалиции 82
2.1. Дебаты в Национальном Собрании по вопросам войны и мира осенью 1791-зимой 1792 гг 83
2.2. Объявление Францией войны Австрии и Пруссии 109
Глава III. Расширение I антифранцузской коалиции 122 '
3.1. Политическая обстановка во Франции после начала военных действий 123
3.2. Перерастание войны из освободительной в войну за расширение национальных границ Франции 130
3.3. Разрыв англо-французских отношений и вступление в войну Англии 154
Заключение 177
Примечания 184
Библиография
- Изменение внешнеполитической ситуации в Европе после начала Французской революции
- Дебаты в Национальном Собрании по вопросам войны и мира осенью 1791-зимой 1792 гг
- Политическая обстановка во Франции после начала военных действий
Введение к работе
Образование первой антифранцузской коалиции и европейская дипломатия эпохи Французской революции конца XVIII в. представляют одну из наиболее ярких, значимых и в то же время дискуссионных проблем в истории Нового времени.
Эпоха Французской революции принадлежит к одному из тех исторических событий, которым в нашей историографии всегда традиционно уделялось много внимания. Ей посвящены тысячи монографий, но, несмотря на это, каждый год интерес к ней не угасает, а только возрастает. Не в последнюю очередь это связано с тем, что, несмотря на наличие огромного количества документальных материалов, хранящихся в различных странах, до сих пор не все аспекты Французской революции достаточно изучены.
Международные отношения во время Французской революции являются как раз одной из тех тем, которые в советской и российской историографии не были достаточно представлены научными работами, в то время как в зарубежной исторической науке она стала одной из самых актуальных. Вдобавок, при освещении этого вопроса французским историкам впервые удалось соединить концепции марксизма и школы «Анналов». Французский историк П. Ренувен, признавая, как и Ф. Бродель, огромное значение процессов «большой длительности», решительно возражал против пренебрежительного отношения к «событиям». Вопреки Броделю, он видел в событиях политической жизни и в деятельности исторических личностей не «пыль мелких фактов», но «важный, а иногда и основной фактор» развития международных отношений.1 В то же время он призывал к переходу от традиционной «дипломатической истории, изучавшей по преимуществу, внешнеполитическую деятельность правительств, к более полной и широкой «истории международных отношений», что подразумевало под собой привлечение при изучении данной проблемы не только исторических, но и других общественных наук.
«Текущий момент» также накладывает свой отпечаток на изучение выбранной нами темы. Появление в последние годы международного терроризма, образование в связи с этим коалиции стран для борьбы с «осью зла», и, что самое главное, не прекращающиеся вооруженные конфликты, грозящие в будущем перерасти в новую мировую войну, заставляют с усиленным интересом возвращаться к истории международных отношений для объяснения нашего настоящего и будущего.
Объектом исследования в предлагаемой диссертации являются международные отношения в Европе в начальный период Великой Французской революции.
Предмет исследования - процесс складывания первой антифранцузской коалиции и начавшаяся в связи с этим война.
Цель данной работы - определить основные причины складывания I антифранцузской коалиции и роль Франции в крушении Вестфальской системы. В ходе исследования предполагается решить следующие задачи:
рассмотреть основные аспекты международных отношений в Европе накануне и в начальный период Французской революции.
выявить воздействие политической ситуации внутри Франции на образование I коалиции;
проследить эволюцию образования первой антифранцузской коалиции;
выяснить степень ответственности европейских государств и Франции в развязывании войны I антифранцузской коалиции и крушении Вестфальской системы;
Следует также иметь в виду, что в задачи диссертации входит преимущественно рассмотрение дипломатических и политических аспектов международных отношений в начальный период революции, экономические же и социальные аспекты будут затронуты автором лишь по мере необходимости.
Методологическая основа работы. Работая над диссертацией, мы в первую очередь опирались на те положения, что при изучении истории международных отношений недостаточно изучить одни лишь последовательно сменяемые друг друга дипломатические и военные события и их последствия, а нужно, помимо этого, обращать внимание на «географические условия, демографические процессы, экономические и финансовые интересы, особенности коллективной психологии, главные течения общественного мнения и настроений...»2 В связи с этим, рассматривая события Великой Французской революции, мы будем оперировать не только понятиями, выработанными позитивистской историографией, но и так называемой «ревизионистской школой».
При рассмотрении внешней политики Франции и европейских государств в ходе образования I коалиции диссертант руководствовался принципами историзма и научной объективности, стремясь представить в работе непредвзятый анализ исторических фактов и явлений. Исторические события и процессы, рассматриваются исходя из диалектического единства прошлого, настоящего и будущего.
Анализ деятельности участников международных отношений изучаемого периода, производился на основе изучения как внутренней, так и внешней политики этих акторов.
Помимо общенаучных методов исследования, автор использовал специальные исторические методы: хронологический, сравнительно-исторический, исторического моделирования (ретроспективный); анализ разнообразных аспектов и отношений: социально-экономических, правовых, общегосударственных и др., которые применялись отечественными и зарубежными специалистами при анализе международных отношений, места и роли политических группировок в формировании внешней политики.
Хронологические рамки исследования ограничиваются периодом с начала Великой Французской революции 14 июля 1789 г. до вступления в войну I антифранцузской коалиции Англии. Рассмотрение этого периода позволяет глубже показать истоки противостояния Франции и Европы, закончившегося только в 1815 г. Данный период выбран нами потому, что фундаментальная основа франко-европейского конфликта 1792-1815 гг., который на протяжение последующих трех лет только усилился и в итоге вылился во всеобщею европейскую войну, была заложена еще в 1789 г. Верхняя граница нашего исследования объясняется тем, что, несмотря на оформление I коалиции в 1792 г., настоящую мощь она приобрела с вступлением в нее Англии.
Новизна данного исследования заключается в отдельном комплексном изучении создания первой антифранцузской коалиции в контексте крушения Вестфальской системы. Тем самым, сделана попытка заполнить в некоторой мере пробелы в российской исторической науке в части изучения дипломатии эпохи Великой Французской революции.
ИСТОРИОГРАФИЯ.
По истории Великой Французской революции написаны тысячи монографий, но и сейчас по прошествии более чем 200 лет со дня тех событий споры о ней не утихли. Более того, в последние десятилетия они стали даже более ожесточенней, чем это было, например в XIX и начале XX вв.3 Это связано, в первую очередь, с появлением с середины прошлого столетия новых концепций и трактовок совсем по иному интерпретирующих революцию по сравнению, с казалось бы, прочно устоявшимися догмами как в советской, так и в западной историографии.
С другой стороны, несмотря на обилие литературы, многие аспекты революции в советской и российской историографии были недостаточно или вообще не изучены вплоть до наших дней.4 Это касается и выбранной нами темы, так как специальных работ, в которых бы в полной мере рассматривалась внешняя политика Франции и европейских стран, а также их взаимное воздействие, практически нет.5
Изучение и осмысление событий революции во Франции началось еще в конце XVIII в., и, надо сказать, что уже тогда мнения среди историков резко расходились. Одной из наиболее значительных научных полемик до середины XX в. оставался спор о причинах войны I антифранцузской коалиции, ее образования и последствий военных побед Франции.
Говоря о причинах начала войны в 1792 г., нужно иметь в виду, что относительно этого вопроса имеется четыре основных мнения. Первое заключается в том, что вся ответственность за развязывание войны лежит исключительно на Франции и французских революционерах. Однако историки, отстаивающие эту концепцию, расходятся в некоторых пунктах. Одни из них считают, что в развязывании войны виноваты революционеры всех течений и партий - от конституционных монархистов во главе с Лафайетом до якобинцев. К этим исследователям можно отнести, например, немецкого историка XIX в. Г. Зибеля и французского историка и политика И. Тэна . Другие ученые ответственность за развязывание войны возлагают исключительно на жирондистов. Эту точку зрения отстаивает большинство исследователей Французской революции, принадлежащих подчас к диаметрально противоположным школам, среди которых есть и германские националисты, такие, как Г. Трейчке, и французские марксисты (например, А. Собуль), английские либералы, вроде Д. Роуза и даже представители ревизионистов (например, Г. Кон) .
Второе мнение относительно причин войны состоит в том, что вся вина падает исключительно на иностранные державы. К сторонникам этой точки зрения можно причислить из зарубежных исследователей А. Олара, а из отечественных А.Л. Нарочницкого8.
Представители же третьей версии настаивают на том, что войну развязали обе группировки, как французские революционеры, так и зарубежные монархи совместно с эмигрантами. Этого мнения придерживались: А. Сорель, Д. Клепхэм, С. Биро, Ф. Фюре, Д. Рише и некоторые другие исследователи .
Согласно четвертой точки зрения, к войне, как к методу решения проблем, вызванных Французской революцией, никто намеренно не стремился, и она началась только благодаря стечению обстоятельств. Рассматривая это положение, надо иметь в виду, что это мнение очень близко соприкасается с вопросами о неизбежности войны и образования I коалиции, которые мы рассмотрим ниже, и которые, в свою очередь, затрагивают уже вышеперечисленные причины войны. Эту точку зрения подтверждает А. Матьез, который в одной из своих статей утверждал, что война была вызвана интригами (со стороны, как революционеров, так и эмигрантов и монархов Европы - П.Т.)10.
Ввиду того, что в нашей диссертации главное внимание будет уделяться проблемам взаимодействия французской дипломатии в процессе образования первой антифранцузской коалиции и европейской внешней политики, в историографическом обзоре мы посвятим основное внимание этим аспектам.
Первой наиболее полной работой по истории революции явился труд французского либерального историка О. Минье,11 написанный в середине 20-х годов XIX в. Он одним из первых разработал теорию классовой борьбы, видя в революции необратимый процесс истории и, по сути, описывал ее только с положительных сторон. Исходя из этого, и войну с I коалицией он считал борьбой погибающего «старого режима» и зарождающегося нового. Главным виновником создания европейской коалиции он считал эмиграцию. «Не будь эмиграции приведшей к беспорядкам, король, вероятно, примирился бы с конституцией, и революционеры не могли бы помышлять о республике». В жирондистах Минье видел не только партию, которая развязала войну, но и партию, которая должна была уйти с политического простора Франции. «Если бы жирондисты удержались, революция замедлилась бы, Европа победила бы, Франция была бы раздроблена».
К историкам, разделявшим позицию Минье в отношении внешней политики Франции, можно отнести трех его современников: А. Тьера, Ж. Мишле и А. Ламартина. Как и Минье, они всецело в развязывании войны винили роялистов и иностранные державы. Хотя эти историки и признавали ответственность жирондистов в обострении конфликта с Европой, они, в общем, положительно относились к той роли, которую те сыграли в революции, в отличие от якобинцев. Вот что, например, говорил Мишле: «Жирондисты хотели войны внешней, якобинцы войны с изменниками, с внутренними врагами. Жирондисты хотели пропаганды и крестового похода, якобинцы внутренней чистки, наказания дурных граждан, подавления сопротивления путем террора и инквизиции».14 Но, упоминая об ответственности жирондистов, Мишле указывает на то, что не они главные виновники развязывания войны, а король, который не пожелал согласиться с революционными изменениями. Если бы Людовик XVI пошел на компромисс и смирился с конституционной монархией, никакой войны, скорее всего, не произошло бы. Но французский король, не в последнюю очередь благодаря интригам роялистов, пошел на конфронтацию с Национальным Собранием и таким образом предопределил отношения Франции с остальной Европой.15 Ламартин, как один из апологетов жирондистов, указывал, что те отважились на войну, считая ее необходимой и неизбежной.16
После торжества июльской монархии, а затем Второй империи, в свет вышли несколько работ, авторы которых стояли на революционных позициях. Для них главными деятелями революции были якобинцы, которые одни спасли в конце XVIII в. Францию от иностранной интервенции и уничтожения завоеваний революции. Представителями этой концепции были такие историки как Л. Бл ан и Ф. Бюшез.17 Войну как таковую они не считали неизбежной и винили в ее развязывании исключительно жирондистов, которые хотели, благодаря ей, захватить власть и прекратить революцию.
С началом Второй империи в изучении Великой Французской революции происходят коренные изменения. В это время на место либеральной школы приходят консерваторы. Среди них самыми влиятельными были А.Токвиль и И.Тэн18. Книга первого «Старый порядок и революция»19 - вызвала значительный резонанс в Европе. Она до сих пор остается одной из основополагающих работ по истории французской революции конца XVIII в.
Главное, что показал Токвиль в своем труде - это то, что революция не произошла сама по себе. Изменения, которые она привнесла, были заложены еще в Старом порядке. Революция лишь ускорила процесс этих изменений. И хотя Токвиль не осветил в своей работе дипломатию, можно предположить, что она, по мнению автора, также была продолжением дореволюционной политики. Именно эту мысль впоследствии развил известный французский историк А. Сорель, посвятивший свою работу внешней политике Французской революции.
В середине XIX в. Французская революция, как мы видим, достаточно активно изучалась. Но, с другой стороны, не все аспекты ее истории были в полной мере освещены, а внешняя политика, оставалась придатком внутренней истории. Первой книгой, где это положение изменилось, стала монография немецкого историка консервативных взглядов Генриха Зибеля «История революционного времени»,20 в которой он впервые рассмотрел революцию не как событие, важное только для самой Франции, но как и оказавшее влияние на историю остальной Европы.
Надо сказать, что Зибель не ограничился исследованием событий, связанных с одной лишь Францией, и рассмотрел происходившие в то время еще два крупных события в Европе, взаимно повлиявших друг на друга, а в связи с этим и на революцию: это второй раздел Польши в 1793 г. и распад Священной Римской империи в 1806 г.. «Впервые, - пишет известный историк Ж. Годшо, - революция конца XVIII в. предстает если не в западном, то по крайне мере в европейском, а не узкофранцузском масштабе». Выделим следующие наиболее важные моменты работы Зибеля: во-первых, Французскую революцию он считал результатом борьбы классов, и изначальное отношение к ней европейских дворов считал нейтральным. Во-вторых, из внешних разногласий в среде монархической Европы, ни о какой интервенции не могло изначально быть и речи, - «когда на востоке и западе готов был вспыхнуть всеобщий переворот, Франция сочла и свое существование в опасности, но собственно, только преувеличивая ее, сама создавала себе мнимых врагов, которые менее думали о ней, чем может быть ей того хотелось» ; и, в-третьих, только благодаря приходу к власти жирондистов-якобинцев (он отождествлял эти партии) и их захватнической политике континентальным державам пришлось объединиться, чтобы дать отпор «агрессору», подчеркивая тем самым, что для них это была чисто оборонительная борьба. Только государственный интерес привлек Австрию и Пруссию к внутренним делам Франции через два года после начала Революции, и только этот интерес держал бы их в мире, если бы жирондисты не втянули их в войну. Без этого пагубного жирондистского вмешательства, считал Зибель, революционная Франция вошла бы в европейскую систему государств также легко, как это сделали Соединенные Штаты.23
Труды немецкого автора оказали огромное влияние на многих историков того времени. Среди них можно назвать работы: Ф. Бургойна, М. Дюфресса, Ф. Массона, Л. Пинго, А. Рамбо, А. Шаке.24 Но самым ярким произведением, посвященным истории международных отношений в период Французской революции, стала работа А. Сореля «Европа и Французская революция». Этот труд до сих пор остается непревзойденным по своей масштабности.
Надо сказать, что Сорель достаточно положительно относился к своему немецкому предшественнику, хотя он критиковал его, и, в частности, за отсутствие изучения вопроса о влиянии народа на революцию. Поэтому при написании своей монографии он взял за основу тему Зибеля, применив в ее разработке точку зрения Токвиля, который впервые в своей работе, описывая события во Франции, рассмотрел их как бы изнутри, показав огромное влияние масс на внутреннюю политику. Сорелю же предстояло описать это влияние теперь и на внешнюю политику. В своей монографии Сорель одним из первых не проводил различий между революцией и наполеоновской эпохой. «Война между Европой и французской революцией продолжалась около четверти века. Она началась при Вальми и окончилась только при Ватерлоо».26 В отличие от Зибеля, рассматривающего революцию не отдельно, а только в связи с другими событиями на континенте, Сорель отводил первой решающее значение, влиявшее на все остальные. Второй и третий разделы Польши и распад Империи волновали его только как доказательства неоспоримого воздействия революции на все государства. В вопросе о причинах складывания I коалиции французский историк считал, что к войне вели как революционеры, а именно жирондисты, так и европейские монархи. Но все же главную ответственность за развязывание военного конфликта Сорель возлагает на Европу. По его словам, революционеры пошли на столкновение только благодаря тому, что Австрия и Пруссия желали расчленения ослабленной Франции.27 Революция никак не могла при своей первоначальной слабости угрожать монархам, она лишь декламировала свои принципы. Только угроза внешнего порабощения объединила разорганизованную Францию и разъединила «европейскую целостность». Крестовый поход против революции, по его словам предпринятый королями для защиты установленного права, мог привести только к одному, к разделу континента между защитниками монархического права и теми, кто получил свою власть благодаря революции.
Со стороны французов А. Сорель возлагал ответственность за развязывание войны исключительно на жирондистов и Бриссо. В отличие от либеральных историков он обвинял их в идеализме и неспособности вести революционную войну. К тому же он осуждал их тактику, «возбуждения черни к социальной войне» против внешних врагов и двора, которую затем позаимствовали у них якобинцы.28
Как мы знаем, Сорель придерживался взглядов Токвиля, непосредственно связывающего революцию и Старый порядок, т.е. завоевания Республики были не чем иным, как продолжением политики разделов на континенте, проводимой монархией и при том введенной и узаконенной задолго до революции. «Дух войны был вполне революционным, но мотивы, средства, действующие лица вели свое происхождение от старого порядка. Франция нападала на Европу с целью ее возрождения, но т.к. Европа оставалась тем, чем она была и раньше, то для вторжения в нее приходилось идти старыми дорогами».2 Европейские монархи, сами открывали путь для революции, которой для низвержения их тронов и для переворотов в их государствах оставалось только обратить против них их же собственное оружие и последовать их же примерам.
В рамках нашей проблемы следует отметить два труда известных французских историков начала XX века, республиканца А. Олара и социалиста Ж. Жореса.30 Хотя Олар отрицательно относился к жирондистам, он вменял им в заслугу выдвижение идеи «федерации народов против королей», «муниципализации Европы», «международную пропаганду» в противовес «коалиции европейских монархов и Людовика XVI против народов».31 Все это, по его мнению, сыграло свою роль в укреплении демократии как во Франции, так и во всей остальной Европе. В развязывании войны он винит как Европу, французский двор, так и всех революционеров, за исключением Робеспьера, который понимал истинные цели тех, кто желал воины.
Труд Ж. Жореса оказал огромное влияние на последующие работы марксистских историков. Он одним из первых и первый в таком объеме показал историю Французской революции, уделив главное место в ней социальным отношениям. В отличие от своих марксистских последователей, он считал, что хотя войну и развязали жирондисты, она не была необходимой и неизбежной: «Жиронда вела к ней (войне) Францию такими хитрыми уловками, что мы не имеем права назвать войну неизбежной».33 В
подтверждение этих слов он также говорил, что «никогда... не казалось так легко предотвратить всякое нападение и помешать сговору королей... Не подлежит сомнению, что в октябре, в тот самый момент, когда Бриссо толкал Францию на решительный шаг, растерянность и колебания французского двора и среди иностранных держав были очень велики».34 Главной причиной того, что Собрание решилось на войну, Жорес считал отсутствие среди его членов способного удержать депутатов от воинственных воззваний жирондистов. Такой человек, по его мнению, был Мирабо, который к несчастью для Франции умер до событий 1792-1793 гг. Думается, можно констатировать, что Ж. Жорес, как и А. Олар, считал что «война возникла совсем не в результате революционного воодушевления, а, наоборот, вследствие слабости Революции».35
Среди историков, занимавшихся в первой половине XX в. изучением Французской революции, выделим лишь тех, кто особое внимание в своих исследованиях уделял ее внешней политике.
Г. Готц-Бернштейн, посвятивший свою работу дипломатии жирондистов,36 доказывал, что их политика была ошибочной. По его мнению, развязывание войны жирондистами было не чем иным, как захватом власти. Война в 1792 г. ни в коей мере не отвечала интересам Франции.37 Внешняя угроза была «выдумкой жирондистов», войны не желал не только французский король, но и император Священной Римской- империи. В идеях жирондистов Готц-Бенштейн видел лишь «способ разрушения... политических учреждений за границей с помощью экспорта революции и пропаганды революционных принципов».39 Хотя цели жирондистов «вернуть авторитет отечеству» и «избавления от политических соперников» он рассматривал как заслуживающие уважения, это не могло повлиять на его неутешительный приговор этой партии, которая не смогла не только уничтожить своих внутренних врагов, но и увеличила количество внешних. Для Готца-Бенштейна, как и Ж. Жореса, жирондисты были виноваты не только за то, что втянули Францию в войну, но и за то, что не смогли или не пожелали использовать те методы, которые были необходимы для победы революционных армий. Подобной точки зрения будут впоследствии придерживаться почти все марксистские историки.
Большой вклад в изучение международных отношений в эпоху Французской революции внес своими работами английский историк Д. Роуз.41 В своих монографиях, главным образом посвященных жизни и деятельности Уильяма Питта-младшего, Роуз рассмотрел множество аспектов внешней и внутренней политики Англии конца XVIII-начала XIX вв. В отношении вступления Британии в I антифранцузскую коалицию он утверждал, что Сент-Джеймский кабинет придерживался политики «твердого нейтралитета» по отношению к Франции, и только благодаря стремлению последней завоевать Нидерланды, аннексией Савойи, нарушению международных договоров в отношении судоходства по Шельде подтолкнуло английское правительство к войне.
Один из ведущих французских историков XX в. марксист А. Матьез, посвятил очень много работ внешней политике Французской революции и особенно происхождению войны.42 Вообще война для Матьеза стояла особняком, как декларация прав человека для Олара и отмена феодальных отношений для Жореса. «Если и был решающий момент в истории революции - писал он, - то это было тогда, когда по инициативе Бриссо революция пустилась в начале 1792 г. в войну против королей».43 По его мнению, жирондисты, как и якобинцы, принадлежали к одной демократической партии, которая раскололась, не в последнюю очередь благодаря вопросу о войне, и с помощью которой жирондисты хотели подчинить революции Людовика XVI.44
Соотечественник Матьеза Г. Мишон не верил в реальность внешней угрозы для Франции в 1791-92 гг. со стороны Австрии и Пруссии, и считал, что для Франции в тех условиях был необходим мир.45 Войну и фельяны, и жирондисты рассматривали в качестве орудия для захвата власти.46 Мишон писал, что главная причина поражения жирондистов заключается в их предательской тактике и интригах, которые были разоблачены якобинцами, являвшимися единственными победителями Французской революции и ее защитниками от интервенции.
В середине XX в. большое внимание влиянию Французской революции на Европу уделил в своих работах либеральный историк Ж. Годшо.47 В отличие от Сореля, считавшего вслед за Токвилем революционную политику продолжением политики Старого порядка, Годшо доказывал, что революция привнесла совсем новые, «революционные» принципы, основанные на праве наций на самоопределение, а не продолжала использовать монархические принципы, основанные на силе.48 Эти новые принципы вытекали из провозглашенной революционерами доктрины национального суверенитета, что означало коренной переворот в европейском публичном праве.49 Война, согласно Годшо, стала не столько результатом влияния внешней угрозы на Францию, сколько интриг внешних и внутренних врагов революции.50 Главными виновниками войны были двор и жирондисты. Последние, кроме того, после начала боевых действий стали активными проповедниками экспансии, которую нельзя было остановить даже после их падения.51
В это же время экспансии революции в Европу посвятил свою работу и С. Биро, считавший, что войну развязали обе стороны. Но процесс подготовки к ней был очень длительным и сложным, что говорит о том, что неизбежность войны не была такой уж химерой, как считали исследователи, подчеркивавшие неизбежность столкновения между двумя противоборствующими идеологическими системами.53 Со своей стороны, Биро утверждал, что война была оправдана для обоих противников. Франция стремилась укрепить свою национальную безопасность, а Европа пыталась противостоять революционной анархии и узурпации.54 Решающим же поводом, обострившим конфликт, приведший к военному столкновению, Биро считал иностранное вмешательство во внутренние дела Франции, что всколыхнуло в ней национализм, на волне которого к власти пришли жирондисты, развязавшие войну.55
Утвердившееся в 60-70 гг. XX столетия «ревизионистское» направление в историографии Французской революции стало активно пересматривать и переосмысливать основные положения «классической» историографии. В своих работах представители ревизионистов подвергли жесткой критике прочно устоявшиеся, как казалось, постулаты «классической» историографии Французской революции. Так, ими были пересмотрены: причины революции, характер и ее движущие силы, роль буржуазии и всего третьего сословия, и многое другое. Что же касается внешней политики, то представители этой школы как в самой Франции, так и за ее пределами, практически остались на позициях, высказанных до них, и не привнесли ничего нового. Так, К. Райт писал: «Французская революция и наполеоновские войны были порождены идеализмом, теорией прав человека и новой религией демократической науки, сопровождаемые миссионерским рвением и распространением революционного блага на все человечество».56 Американский историк Г. Кон, как и его коллега К. Ким, считал угрозы со стороны эмигрантов и европейских монархов мифом.57 Война 1792 г. была искусственно вызвана путем домыслов, нагнетания страха и военной пропаганды и носила со стороны Франции несправедливый и захватнический характер.58
Французские «ревизионисты» Ф. Фюре и Д. Рише, рассматривали революционные войны как часть «заноса» революции.59 К войне 1792 г., по их мнению, стремились как революционеры, так и двор вместе с эмигрантами и европейскими монархами.60 «... Война была скорее навязана, чем желанна монархической Европе, несмотря на давление эмигрантов и королевской фамилии. Но во Франции к ней стремились и двор, и те социальные силы, которые не могли забыть Старый порядок. Однако зимой 1791-92 гг. эти силы были слишком слабы, чтобы развязать вожделенный конфликт. На самом деле именно Революция, вопреки Робеспьеру, жаждала войны с королями», - писал Фюре.61 С ним был солидарен и представитель марксизма К. Мазорик, заявлявший о том, что война была «естественной составляющей» революции.62
Во Франции со школой «Анналов» расходился известный марксистский историк А. Собуль.63 Относительно внешней политики революции он повторил основные взгляды, высказанные его идейными учителями Ж. Жоресом и А. Матьезом. К войне, по его мнению, стремились все партии. Парадокс, по его словам, заключался в том, что в этом вопросе объединились диаметрально противоположные по своим целям партия двора и жирондисты. 64 Двор стремился к восстановлению Старого порядка, а жирондисты к - континентальной войне. Кроме этого, в своих корыстных целях войны искала финансовая буржуазия, пытавшаяся с ее помощью восстановить доверие к ассигнантам и получить выгодные кредиты для снабжения армии.65 Однако, благодаря эгоистичным интригам, которые предшествовали ее началу, война стала: «одновременно национальной и революционной, одновременно войной третьего сословия против аристократии и войной нации против объединенных держав старорежимной Европы».66
В настоящее время большое внимание внешней политике Франции и Европы в период революции уделяют английские и американские историки. Среди этих исследователей назовем Р. Палмера, Д. Блэка, Т. Бланнинга, К. Алдера, В. Кормака, П. Шредера.
Американский историк Р. Палмер, отстаивающий теорию «атлантической революции», считал, что война была неизбежна в виду многих факторов, среди которых одним из главных являлся международный революционизм.68
Особый интерес для нас представляют работы Дж. Блэка и Т. Бланнинга. Первый, посвятил большое количество своих исследований влиянию Англии на образование I коалиции. По его мнению, вступление в войну Англии стало ответом на распространение революционных идей в Европе и посягательством Франции на ее интересы.69 Бланнинг разделяет эту точку зрения Блэка: «Вера в мир не была поколеблена даже вспышкой войны между Францией и Германскими державами. Если когда и была война, в которой Британские интересы требовали не принимать в ней участия, то это несомненно была эта война... Даже великие революционные дни 10 августа 1792 г., когда Тюильри был захвачен санкюлотами и монархия была низложена, не вызвали усиления интереса в Британии к французским делам».70 В отношении же неизбежности войны Бланнинг говорит, что она не была таковой в виду многих факторов. Во-первых, причины войны не были идеологическими, по крайне мере, в самом ее начале. В связи с этим можно говорить, что сама революция не стала тем событием, которое неизбежно должна была привести к войне между Францией и Европой.71 Во-вторых, ситуация, как в Германии (Пруссии и Империи) так и в самой Франции, были настолько сложны, что война без особых усилий тех кто ее желал, вряд ли бы состоялась. К тем, кто был ответственен за развязывание войны Бланнинг относит не только жирондистов, но и тех прусских и австрийских политиков, которые посчитали, что война с Францией будет короткой и легкой. «... Взаимный просчет сил друг друга, по существу является ответственным за войну».72
Подобных взглядов придерживается и современный французский историк Ф. Аттар. В своем труде «Французская революция объявляет войну Европе», посвященном рассматриваемой нами проблемой автор отмечает, что война I коалиции была вызвана главным образом внутренними проблемами Франции: экономической разрухой и борьбой партий за власть. «Имел место экономический и финансовый кризис, который члены Законодательной палаты не смогли обуздать. Этот фактор в числе прочих подтолкнул их к поискам средств, применявшихся в исключительных случаях».73 «...Война, которую захотела Жиронда была политической войной: она была способом, использованным мятежной группировкой внутри обширного движения по борьбе за власть».74 К вопросу неизбежности войны Аттар подходит двойственно. Не отрицая доводов ее неизбежности, он констатирует, что нельзя исключать фактора случая, подходя, таким образом, к данной проблеме с точки зрения роли личности в истории и неизбежности исторических законов.
Одной из последних работ, в которой рассматривается вопрос о происхождение войны между Францией и Европой, стала книга П. Генифе «Политика революционного террора 1789-1894 гг.».75 Этот историк, хотя и разделяет точку зрения Сореля о связи революции со «Старым порядком», вносит в нее некоторое уточнение, говоря, что «идея национальной территории до Рейна, возникшая задолго до Революции, стала государственной политикой уже после начала военных действий...». В отношении неизбежности войны он говорит о том, что хотя «революция 1789 г.... сама по себе не объясняет вступление Франции в войну», он поддерживает точку зрения Жореса о том, что война была начата самой революцией и что это произошло не в соответствии с единодушным желанием всей нации... а по воле революционеров, руководствовавшихся мотивами, среди которых мессианизм занимал достаточно скромное место». Главными виновниками войны Генифе считает жирондистов, хотя говорит о том, что факторов, которые могли вызвать войну к 1792 г., накопилось достаточно чтобы выдвинуть обвинение против всех участников событий первых лет революции. «Провозгласив новое политическое право... Французская революция, действительно, представляла угрозу для всех существовавших режимов. Ничуть не меньше Революция угрожала существовавшим правительствам тем, что заявила о своем желании порвать с обычаями, которыми регулировались международные отношения... Посягательства на королевскую жизнь... побуждали иностранные державы к вмешательству во французские дела во имя династической солидарности».77
Дореволюционная российская, советская и постсоветская историография Французской революции, безусловно, внесла значительный вклад в изучение этого события. Однако в нашей стране практически все исследования были посвящены внутренней стороне революции, за исключением, пожалуй, нескольких работ.
Одними из первых работ, в отечественной историографии, посвященных дипломатии в эпоху Французской революции, стали труды П. Митрофанова. В этих трудах он исследовал осторожную политику Леопольда II, который всяческими способами пытался избежать войны с французской революцией.
Среди первых общих работ, написанных по проблемам Французской революции, нужно назвать труды либерального историка Н.И Кареева и анархиста П.А. Кропоткина.79 Кропоткин в отношении развязывания войны повторяет положения Ж. Жореса: «Священники и дворяне усиленно толкали к войне в надежде вернуть себе утраченные привилегии, а соседние правительства видели в войне средство борьбы с революционным духом... С другой стороны, войны желали жирондисты, так как они видели в ней единственный способ добиться ограничения королевской власти...».80 Н.И Кареев в отличие от однобокого изложения революции П.А. Кропоткиным, полагал, что к войне I антифранцузской коалиции привели различные факторы. Коалиция, по его мнению, сложилась только тогда, когда Французская революция начала принимать «кровавый и антирелигиозный характер».81 Европа и Франция сознательно шли к войне, считал Н.И Кареев: «...война революционной Франции с монархической Европой получила для Франции характер революционной пропаганды, а для ее врагов - характер крестового похода против революции».82
В 20-30-х гг. на страницах отечественных журналов появилось несколько публикаций, посвященных образованию I коалиции и французской революционной армии. Наиболее важные статьи по данной проблеме написали К. Раткевич и М. Буковецкая. Первый, отстаивал точку зрения, что инициатором войны стал двор, а вторая считала главными инициаторами -эмигрантов.84 Со стороны же французов к войне, по мнению Буковецкой, стремились жирондисты, стремившиеся завоевать экономическое господство Франции на континенте. По мнению Раткевича, ответственными за развязывания войны были также и фельйяны. Хотя создавшаяся европейская коалиция и составляла реальную угрозу для революции, войну можно было и ОС следовало отсрочить, чтобы хорошо подготовиться к ней. На похожих с Буковецкой позициях стоял и А.Л. Нарочницкий,86 который считал, что столкновение Европы с революцией было подготовлено уже Рехенбахскими соглашениями, которые освобождали Австрии и Пруссии руки на востоке, для борьбы с Францией.
Среди ученых, посвятивших большое место внешней политике в своих монографиях по истории Великой Французской революции, были Е.В. Тарле, А.З. Манфред и В.Г. Ревуненков. Тарле в отличие от большинства своих коллег, марксистских историков, не приписывал Англии одну из главных ролей в образовании I коалиции, поскольку, по его мнению, она встала во главе контрреволюционного движения только после объявления жирондистами ей войны в 1793 г. До этого же времени английские политики относились к революции благосклонно, рассчитывая благодаря царившей смуте во Франции занять ее колонии и потеснить ее на международной арене.89 Манфред считал главным инициатором войны Англию. «Еще в 1789 г. глава английского правительства Питт-младший составил меморандум о политике Англии в европейских делах, основной смысл которого заключался в том, что война с революционной Францией неизбежна и необходима».90 Европейские державы, по его мнению, так же как, и Англия, негативно относились к революции. «К 1790-1791 гг. реакционные правительства Европы уже утвердились в мысли о необходимости военной интервенции против Французской революции».91 Жирондисты же, в своей политике пропаганды войны только отвечали на вызов, брошенный контрреволюцией.92 Как и Манфред, Ревуненков считал, что к войне вели политические силы как внутри Франции, так и за ее пределами. «Войну объявила и начала Франция. Файетисты и жирондисты были поджигателями войны не в меньшей мере, чем государи Австрии и Пруссии. Но главным фактором, вызвавшим войну, была политика европейских монархий, стремившихся восстановить абсолютизм во Франции. Поэтому до определенного этапа война со стороны Франции была революционной, национальной, а со стороны европейских монархий - реакционной и несправедливой».93 Несмотря на свою значимость, на работах этих историков лежит печать марксистской идеологии, которая особенно проявилась при описании внешнеполитических проблем Французской революции.
В постсоветский период интересе к изучению Французской революции отнюдь не иссяк. Отрадно, что в этот период главные приоритеты сместились от изучения якобинского периода к активному изучению и других аспектов революции. Среди важнейших работ назовем исследования Н.Н. Молчанова, П.П. Черкасова, А.В. Гордона, С.Ф. Блуменау, А.В. Чудинова, А.В. гт, 94 Тырсенко.
Тем не менее в последнее время дипломатии Французской революции в нашей историографии почти не уделялось внимания. В виде исключения можно отметить кандидатские диссертации Н.И. Владимировой,95 Г.Н. Загидулиной96 И.И. Васильевой97 и А.А. Егорова.98 В заслугу этим исследователям можно поставить использование архивных документов, которые более детально освящают вопрос создания I антифранцузской коалиции. Васильева уделила основное внимание в своей диссертации борьбе партий вокруг вопроса о войне, отметив, как и ее многочисленные предшественники, огромную роль жирондистов в обострении конфликта с европейскими державами. Егоров же в своей работе главное внимание в вопросе создания коалиции уделил Англии, которой он, не смотря на то, что она в начале сохраняла нейтралитет, отвел роль главного организатора войны, которая стремилась к ней с самого начала революции. В работе Загидулиной была подробно рассмотрена внутриполитическая борьба в Англии по вопросу войны с Францией. Вслед за большинством советских историков она показала в своей работе, что несмотря на мощную антивоенную компанию в Британии, правящие классы этой страны были заинтересованы в развязывании войны с французской республикой.
Одной из последних работ, посвященных внешней политике революционной Франции, стала диссертация А.В. Федина." В этом труде автор уделил главное внимание англо-русским отношениям по отношению к Французской революции. Одним из главных тезисов данной работы стало утверждение, что в 1789-1791 гг. ни Англия, ни Россия не стремились к борьбе с революционной Францией, и лишь благодаря французским победам они были вынуждены отложить свои споры и объединиться для борьбы с революцией. При этом, А.В. Федин в отличие от большинства исследователей роль идейного организатора и вдохновителя I антифранцузской коалиции отдал Екатерине II.100
Несмотря на обилие монографий и журнальных публикаций посвященных Великой Французской революции написанных нашими историками, работ в которых подробно рассматривалось бы образование первой антифранцузской коалиции, нет.
ИСТОЧНИКИ.
Источники, используемые нами при написании диссертации, можно подразделить на архивные и опубликованные. Среди архивных документов, хранящихся в ГАРФе и АВПРИ, мы пользовались собраниями писем Людовика XVI, Марии-Антуанетты, графа Прованского и Д Артуа, английского короля Георга III, императора Леопольда II, представителей эмиграции; донесениями и докладами российских послов и консулов; иностранными нотами, декларациями и договорами.101
Многочисленные опубликованные источники делятся на несколько видов: документы дипломатического характера, законодательные акты, политические трактаты, памфлеты и переписка современников, мемуары, пресса.
Дипломатические документы содержаться как в общих изданиях, так и в отдельных сборниках, посвященных исключительно внешней политике. Среди общих работ можно назвать знаменитый «Парламентский архив» и «Парламентскую историю Французской революции». В нашей работе мы в основном опирались на документы, хранящиеся в этих собраниях. Их ценность заключается в богатом фактологическом материале, проливающем свет на все сферы деятельности Национального Собрания, как в отношении внутренней, так и внешней политики. В данных документах собраны стенограммы выступлений французского короля, министров, дипломатических послов, депутатов, а также ноты и письма иностранных глав правительств и монархов. В отличие от сборников документов, эти собрания представляют для нас большой интерес благодаря тому, что в них можно проследить, какое место занимала внешняя политика и вопросы войны и мира в обсуждениях французских депутатов на протяжении с начала революции и до вступления в первую коалицию Англии.
Помимо французских источников мы пользовались английскими публикациями документов: «Коллекцией государственных бумаг», в которых содержаться международные договора, королевские законы, постановления правительства, а также письма и записки различных европейских государственных деятелей, выдержки из дебатов в английском парламенте и французском Собрании, и т.д;103 перепиской английских министров (У.Питта-младшего, У.Гренвилля и др.) между собой, с английским королём Георгом III, с английскими послами в других государствах опубликованная Дж.Фортескью104; «Парламентской историей Англии» изданной У.Коббеттом, которая представляет для нас большой интерес благодаря содержащейся в ней документам посвященным парламентским дебатам по вопросу войны с Францией105; и опубликованными А.Уордом в I томе «Кембриджской истории Британской внешней политики», документы касающиеся англо-французской дипломатии.106
Из архивных источников опубликованных в нашей стране, можно назвать составленный в 1989 г. сборник дипломатических документов начального периода Французской революции из собрания АВПРИ, а из французских Собрание трактатов заключенных Францией 1713-1815 гг.107 Дополнительно к этим трудам можно добавить подготовленные А. О л аром собрание документов Якобинского клуба, проливающих свет на его деятельность в период образования I коалиции и начала войны.108 Кроме этого, мы пользовались собраниями документов европейской дипломатии, подготовленные для широкого круга читателей, ценность которых заключается в дополнениях и примечаниях к ним.109
Среди используемых нами источников большое место принадлежит политическим трактатам, памфлетам и переписке современников. Уже в начале революции появилась знаменитая работа Э. Берка, сыгравшая не последнюю роль в присоединении Англии к антифранцузской коалиции.110 К подобному виду источников относиться и трактат Ж. Де Местра.111 Среди современников, участвующих в революции и отразивших свое видение событий, был и Ф. Шатобриан. Ценный материл о предреволюционной Францией собран англичанином А. Юнгом.113 Интересные сведения содержится в переписке Дюмурье с военным министром Ж. Пашем и корреспонденции генерала Ф. Миранды.114 Без сомнения, главный интерес для всех историков Французской революции представляют произведения деятелей революции. Среди этого вида источников мы использовали речи, трактаты и письма Дантона, Марата, Робеспьера, Сен-Жюста, Кутона, Шенье, Барнава, Бриссо.115 Много ценного материала, хотя и носящего идеологический отпечаток и вполне понятные отрицательные мотивы в освещении Французской революции, можно почерпнуть в письмах Людовика XVI, Марии-Антуанетты, австрийского посла в Париже Мерси-Аржанто и графа Ферзена.1 Богатейший и ценный материал содержится в обширной переписке Екатерины II с М. Гриммом. Он проливает свет на те аспекты политики русской самодержицы, которые не были отражены в официальных документах.117 Помимо этого, из русских источников, мы пользовались, дневником кабинет-секретаря Екатерины II А.В. Храповицкого, в котором отражена реакция императрицы на многие события происходившие во Франции и Европе в исследуемый период.118 Из российских дипломатических источников, отражающих ситуацию в начальный период Французской революции мы пользовались донесениями русского посла в Париже И.М. Симолина.119
При написании нашей работы также использовалась мемуарная литература. Хотя в этих трудах часто отражено субъективное мнение авторов относительно происходящих событий, без их использования очень трудно освещать ту или иную проблему. В связи с этим, чтобы ответить на поставленные в нашей диссертации проблемы, мы пользовались мемуарами М. Лафайета, Ш. Дюмурье, А. Ламета, М. Дюма, Б. Барера, Ш. Талейрана.120 Особый интерес для нас представляют мемуары Дюмурье и Талейрана, поскольку они играли значительную роль во внешней политике Франции, в первые годы войны. На наш взгляд, генерала Дюмурье как в нашей, так и в зарубежной историографии недооценена. Большинством исследователей считается, что с французской стороны войну развязали жирондисты. При этом подчеркивается, что Дюмурье был простым проводником их политики. На наш взгляд Дюмурье отстаивал с помощью войны, в первую очередь, свои интересы. И поэтому ему как министру иностранных дел объявившему войну Австрии и командующему французской армией завоевавшей Бельгию принадлежит огромная роль в дипломатии Франции 1792-1793 гг. Важный материал можно подчеркнуть из мемуаров Талейрана. Будучи отправленным в 1792 г. посланником в Лондон для изыскания возможности заключения франко-английского договора, он проливает свет в своих мемуарах на политику Британского правительства в отношении к Французской республике.
Информацию, отражающую психологическую ситуацию тех дней, можно почерпнуть из такого важного источника, как пресса. При написании диссертации мы использовали главным образом многотомное переиздание французской газеты «Монитер», а также лондонскую «Тайме», «Меркюр де Франс», «Вестминстер Джорнал». Несмотря на тенденциозность статей как со стороны французской, так и английской прессы, этот источник важен для нас тем, что в нем можно проследить в интересующий нас период эволюцию взглядов англичан к французским революционерам, и наоборот.
Изменение внешнеполитической ситуации в Европе после начала Французской революции
Существует несколько точек зрения в отношении даты образования I антифранцузской коалиции. Главное, на чем основываются между ними различия, заключается в том, какое именно событие можно считать последним рубежом, после которого война стала неизбежной. До сих пор, как уже было показано в обзоре историографии, среди историков нет единого мнения. С полной уверенностью мы можем только сказать о том, когда непосредственно начались боевые действия между Францией и коалицией. Рассмотрим же существующие мнения по вопросу образования I антифранцузской коалиции.
Одной из дат образования I коалиции можно считать 27 августа 1791 г. В этот день была подписана так называемая «Пильницкая декларация», возвещавшая о том, что император Леопольд II и прусский король Фридрих-Вильгельм II готовы совместными действиями восстановить власть Людовика XVI, потерявшего ее после своего неудачного побега.3 Другая точка зрения отстаивает то мнение, что началом складывания коалиции следует признать 20 апреля 1792 г., когда французский король Людовик XVI объявил войну австрийскому императору.4 И последняя дата, которую мы упомянем в связи с образованием коалиции, это 14 июля 1789 г. Как считают многое историки, с которыми согласимся и мы, революция во Франции неизбежно должна была привести к войне со всей остальной Европой, поскольку она не только уничтожала старый порядок внутри Франции, но и разрушала систему отношений между европейскими государствами.5
Однако перед тем, как непосредственно перейти к описанию событий, приведших к образованию I коалиции, рассмотрим международную обстановку накануне и в начальный период Французской революции.
Взятие Бастилии коренным образом изменило мир, но в тот момент мало кто понимал, насколько серьезно. К событиям 14 июля 1789 г., произошедшим во Франции, в Европе многие отнеслись изначально восторженно и радушно. Но эта восторженность воспринималась по 31 разному. Для мыслителей революция стала воплощением их идей и мечтаний о новом демократическом обществе, для европейских дипломатов она стала воплощением победы над опасным и сильным соперником. Мы не будем приводить примеры восторженных отзывов философов, и главным образом сконцентрируем свое внимание на отношении держав к случившемуся во Франции.
Полномочный посол России в Париже И.М. Симолин писал вице-канцлеру И.А. Остерману сразу же после июльских дней, что было бы заблуждением рассчитывать теперь на политическое влияние Франции, -«революция во Франции совершилась, и королевская власть уничтожена».6 Барон Э. де Сталь, посланник шведского короля Густава III сообщал: «Надо считать эту державу, даже если она когда-нибудь отправиться от переживаемого ей ужасного кризиса, как бы вычеркнутой из списка европейских государств по крайней мере в течение многих лет». «По всей вероятности, - пишет австрийский посланник в Париже Ф. Мерси, - эта монархия надолго разрушена; союз с нею не может принести пользы и мы должны считать его даже опасным... Франция губит сама себя».8 Корреспондент Екатерины II Ф. Грим писал ей: «Франция погибла безвозвратно. Анархия так велика, что она не может долго просуществовать».9
Хотя почти все европейские державы выигрывали от временного ухода с политической арены Франции, они по-разному относились к этому. Отношение к французскому королевству во многом складывалось за счет той роли, которую оно играло в мировой политике. В 1789 г. шли российско-шведская и российско-австрийско-турецкая войны. В этот период вся Европа была разделена на два враждебных лагеря. В первом находились Англия, Швеция, Турция, Пруссия, Голландия, во втором -Россия, Австрия, Дания, Франция и Испания. Эти два лагеря (хотя страны, в нем находящиеся, не были объединены общим союзом) очень отличались по своему характеру. Первый был более мощным, потому что основывался на военном тройственном союзе в составе Англии, Пруссии и Голландии. Второй был более разобщенным. В нем главную роль играла Россия, связанная военными договорами с Австрией и Данией, и торговым - с Францией. Последняя играла до революции значительную роль в мировой политике, и от ее позиции часто зависела судьба многих вопросов. Можно вспомнить, какую огромную роль сыграла она в Семилетней войне и в ходе Американской революции.
Основой дореволюционной политики Франции был франко-австрийский союз 1756 г. и франко-испанский фамильный договор 1761 г. Благодаря первому Австрия могла более или менее свободно проводить свою политику в Восточной Европе и ограничивать влияние Пруссии. Испания же, давно потеряв политический вес в мире, не могла без помощи Франции не только проводить свою дипломатию, но и отстаивать свои обширные заморские владения. Кроме того, Франция, являясь потенциальным соперником Англии и Пруссии, являлась «естественным» союзником России, которая могла использовать свои общие интересы с ней в достижении своих собственных целей. Таким образом, уход с политической арены Франции, от судьбы которой зависела во многом их внешняя политика, сильно ударял по интересам Австрии, Испании и России.10
С другой стороны, то, что теряли союзники Франции, приобретали ее враги - Пруссия и Англия. Первая, благодаря началу революции, могла теперь не оглядываться назад, решая свои дела с Австрией. Глава прусской внешней политики Э. Герцберг докладывал 26 июля 1789 г. королю Фридриху Вильгельму: «Французская монархия низвергнута, союз с Австрией уничтожен; это прекрасный момент и в то же время единственный случай... поставить свою монархию на прочное основание».11 В Пруссии почти все политики считали, что она только выиграет от смуты во Франции. Французский посланник в Пруссии писал домой, что правительство в этой стране: «желало бы, чтобы смуты во Франции были более серьезны и продолжались вечно».12
Но, наверное, самым важным было отношение Англии к событиям во Франции, поскольку она, наряду с Россией, в последней четверти XVIII в. доминировала на европейской арене ввиду ослабления позиций Австрии и Пруссии после смерти Фридриха Великого. Отношение англичан к революции было двойственным. Революция, изначально принесшая Франции только разрушения и оттолкнувшая ее от тех стран, которые рассчитывали на ее помощь, конечно, была на руку английскому правительству и парламенту, но со временем она могла не только укрепить положение страны своим новым строем (как это произошло в Англии после революции 1688-89 гг.), но и усилить свое влияние на европейском континенте, чего очень не желали английские политики. Поэтому лорд Лансдоун не случайно сказал французскому посланнику: «Пусть только ваша революция будет удачна, и вы станете настолько сильны и могущественны, что сможете предписывать законы Европе».13
Дебаты в Национальном Собрании по вопросам войны и мира осенью 1791-зимой 1792 гг
Бегство в Варенн многие исследователи склонны считать переломным моментом в революции и в отношении Собрания к европейским державам. Думается все же, что переломным моментом стало не бегство короля, хотя оно сыграло важную роль в переоценке взглядов многих депутатов к королю, а принятие конституции 1791 г. К осени 1791 г. Собранием были приняты все основные декреты, касавшиеся внутренней политики. Провозглашение же Франции конституционной монархией способствовало переключению внимания к вопросам внешней политики, которая к тому времени стала доминировать над внутренней в дебатах Национального Собрания.
Как ни странно, но Пильницкой декларации, которую впоследствии депутаты будут приводить в качестве аргумента воинственного настроя императора к Франции, депутаты и пресса не уделили изначально никакого внимания.1 Со стороны же императора и других европейских монархов угроз в адрес французского правительства после этой декларации также не последовало. Принятие Людовиком XVI конституции, похоже, поставило точку в конфликте между революцией и Европой, и как казалось многим, закончило саму революцию. А. Тьер по этому поводу заметил: «Возьмите их реплики, ни одна из них не была враждебна, и возьмите гарантии нейтралитета Англии, неуверенность Фридриха Вильгельма II и хорошо известные миролюбивые взгляды Леопольда II, все говорило о мире».
Мир, который для всех казался отнюдь не химерой, вскоре оказался под угрозой. И ответственность за то, что политика Франция с конца октября 1791 г. все отчетливее принимала угрожающий тон для Европы, почти полностью лежит на жирондистах, хотя в их оправдание можно высказать один очень важный аргумент: ни король, ни фельяны, ни якобинцы (поддерживающие Робеспьера) не смогли оказать серьезного сопротивления политике Бриссо и его единомышленников.
Почему же Собрание, в адрес которого и раньше поступали угрозы со стороны эмигрантов, рейнских князей и европейских монархов, только в конце осени перешло к ответным мерам? Дело в том, что Собрание, начавшее свою работу 1 октября, состояло из новых лиц, которые по своим взглядам были левее Собрания «Генеральных Штатов». Большинство депутатов было выбрано в напряженной атмосфере, созданной бегством Людовика XVI. К этому можно добавить, что в соответствии с конституцией почти вся власть сосредоточилась в руках Собрания, которое благодаря своим полномочиям стало контролировать деятельность короля.3
В Законодательном Собрании тех, кого можно было с полной уверенностью назвать защитниками монархии, т.е бывших дворян и духовенства, - было чуть более 40 человек из 745 депутатов. 264 депутатов представляли фельянов, 136 якобинцев, а остальные были так называемыми «независимыми». Эти группы к тому же не были однородными и, в свою очередь, делились на подгруппы. Так, - одни депутаты фельяны поддерживали «триумвират» А. Дюпора, А. Барнава и братьев А. и Ш. Ламет, а другие следовали за М. Лафайетом. Якобинцы, в свою очередь, впоследствии разделились на жирондистов и депутатов, поддерживающих Робеспьера. Именно в этом размежевании депутатов и кроется причина складывания «заговора», направленного на разрыв с Европой.
Вопрос о войне, как мы сказали, был поднят осенью 1791 г., до этого революционеры практически не высказывали проектов по радикальной перестройке европейской системы. Как пишет Д. Клепхем, «в течение двух первых лет революции оппозиция бывшему европейскому порядку была главным образом очень умеренной и целиком умозрительной. Час «вооруженных миссионеров» еще не пробил».4 Хотя и обсуждался вопрос о помощи льежцам и брабантцам, ждать ее не приходилось. Вплоть до осени 1791 г. депутаты обсуждали, главным образом, внутренние проблемы, главной из которых было принятие Конституции. Когда же последняя вступила в силу, у Собрания оказались развязаны руки во внешней политике, которая по Основному закону практически подпадала под контроль депутатов.
На следующий день после принятия Конституции Собрание декретировало присоединение к Франции Авиньона и графства Венсеннского.5 Этим декретом депутаты уничтожали, как и в случае с рейнскими территориями, старое ленное право и воплощали в жизнь уже провозглашенное право на самоопределение. Для Европы опасность представляло не само присоединение, которого неоднократно добивались еще французские короли, а тот принцип, на основе которого эти территории присоединялись. Как писал Ж. Годшо, «Французская революция, дав определение «национальной» идее, породила большие надежды» среди людей, которые, как сказал Э. Хобсбаум, рассматривая нацию в новом ракурсе, мечтали построить из нее единую и неделимую, по модели Франции.6 Первыми восстали Австрийские Нидерланды, ободренные этим итальянские «патриоты» принялись мечтать об объединении полуострова, в то время как Польша восстала против русской оккупации и приняла конституцию.7
Несмотря на это, присоединение папских анклавов не было неожиданностью для императора и других европейских монархов. Действия Собрания, хотя и вызвали обеспокоенность, почему-то не привели к защите прав папы римского со стороны императора. Опять, как и в случае с землями рейнских князей, император не выступил с резким протестом и угрозами. Эта отстраненность, не в последнюю очередь, повлияла на следующие шаги Собрания.8
Как это ни странно, но разрыв с Европой начался с обсуждения вопроса об эмигрантах, судьба которых мало волновала как само Собрание, так и европейских монархов. Император, как мы видели, всеми силами пытался отделаться от назойливых братьев короля. Франции же они в виду своей малочисленности угрожать ничем не могли. Если допустить, что война была не неизбежна, то можно предположить, что не затронь Собрание вопрос об эмигрантах, о них скоро все бы позабыли и перестали брать в расчет, как это произошло с многочисленной русской эмиграцией после окончания гражданской войны. Об игнорировании их говорит и тот факт, что после первых поражений союзных войск I коалиции и их последующего отступления осенью 1792 г. все поставки эмигрантской армии были прекращены.9
Когда в начале 1791 г., начали распространяться слухи о предстоящем бегстве короля, Национальное Собрание постановило 28 января 1791 г. усилить пограничные гарнизоны.10 На другой день после отъезда теток короля, 21 февраля, оно начало обсуждение закона против эмигрантов.11 После обнаружения компрометирующего письма Марии-Антуанеты был принят еще один важный декрет, по которому женщины не допускались к регентству. Несмотря на бегство, король был оставлен у власти и благодаря своему одобрению конституции 1791 г., на время частично восстановил свое пошатнувшееся положение. Бегство, как мы видели, все-таки сыграло свою роль. Пильницкая декларация, изданная после провала спасения Людовика XVI, была принята не в последнюю очередь под давлением брата французского короля графа Прованского. Перед новым Собранием стала очень важная задача, нейтрализовать деятельность эмиграции, которая была ненавистна всем группировкам. Фельяны ненавидели их за то, что те, разжигая ненависть к революции, не давали той благополучно закончиться. Для якобинцев они были прямыми политическими противниками, с которыми мирные отношения вряд ли можно было установить. Но, кроме этого, многих депутатов заботил вопрос собственности эмигрантов. Декреты 1790 г. о национализации церковной собственности явились первым пробным камнем экспроприации чужой собственности. Тот, кто завладел вчерашними церковными наделами, естественно, задумывался и над захватом собственности врагов революции.
Политическая обстановка во Франции после начала военных действий
К войне, которая началась весной 1792 г., не была готова ни одна из воюющих сторон. Победа в предстоящей военной компании зависела не от количества и качества противоборствующих армий, а от того, кто из противников быстрее произведет в них изменения, что и показали последующие события. Силы сторон к началу военных действий были равны. Под ружьем у французов на театре боевых действий находилось около 140.000 человек, а у противников - 120-130.000. Начавшееся 28 апреля наступление французов в Бельгию окончилось поражением и отступлением. Причин этому было множество. Главная из них заключалась в кризисе, который поразил как страну, так и армию. С одной стороны, Франция объявила войну на основе революционных принципов, с другой - большая часть офицерского состава относилась к революции с пренебрежением и опаской, и с 1791 г. активно оставляла свои посты. К началу войны более половины офицеров покинули ряды вооруженных сил Франции и эмигрировали. Разделение французских войск на три армии между
генералами, не желавшими действовать совместно, привело к полному провалу стратегического плана. Поэтому отступление французов и последующее вступление союзных войск на территорию Франции можно объяснить не только неподготовленностью французской армии, которая при умелом руководстве могла благодаря своему численному превосходству в течение месяца занять Бельгию, но и неподготовленностью к войне французского правительства и командования. Даже после того, как еще в феврале 1792 г. из Берлина были получены сведения о том, что Пруссия вряд ли будет придерживаться нейтралитета в предстоящем конфликте, жирондисты и многие генералы верили в то, что пруссаки не вступят в войну. Но все надежды этой партии на то, что Пруссия не вступит в войну были напрасны, она не только выставила свою армию, но и делегировала герцога Брауншвейгского на должность командующего союзными армиями.
Провал апрельско-майского французского наступления привел к очень тяжелым последствиям как для тех, кто желал войны, так и для тех, кто всячески ей препятствовал. Но больше всего пострадала королевская семья, и, в конечном счете, монархия. Жирондисты, которых считали главными виновниками войны, оказались в очень тяжелой ситуации. Военные победы, которые должны были, по их прогнозам, вручить им власть над королем, обернулись поражением. В сложившейся ситуации у короля появился прекрасный шанс избавиться от навязанных ему министров и назначить новых, повод для чего ему скоро представился. Жирондисты, обеспокоенные своим военным просчетом, решили компенсировать его внутренней политикой. В соответствии с их проектами король должен был одобрить декреты о высылке неприсягнувших священников и создании лагеря федератов под Парижем. Эти декреты, которые, по мнению Людовика XVI, были неприемлемы, привели к конфронтации между королем и его министрами и последующей их отставке.4
Таким образом, к середине июня, когда произошла смена правительства, настроенного на развитие военных действий, а сами военные действия были приостановлены, у Людовика XVI появился отличный шанс восстановить свое положение. Но, как показали события, французскому королю фактически противостояли не только революционеры, но и «дружественные» ему державы. Вероятно, Людовик и смог бы убедить Собрание в перемене политики, если бы не события лета 1791 г., после которых мало кто верил в преданность короля французской нации.
Смена правительства и назначение министром иностранных дел ставленника А. Дюпора сторонника мира Сципиона де Шамбона, должно было при благоприятных обстоятельствах и заинтересованности сторон привести к прекращению боевых действий, которые угрожали свержением монархии. О том, что новый министр не собирается проводить политику своих предшественников, он заявил сразу же. В отчете, посвященном внешней политике от 9 июля, он пишет: «несмотря на расторжение договора 1756 г., кажется, что она (Австрия) не желает ведения этой войны, и если мы прекратим подливать масла в огонь, то вероятно станет возможным возобновление переговоров с ней, на других условиях, нежели тех которые составляли Версальский договор».5
Но желание вести переговоры с Веной встречало различные препятствия. Фельянское министерство, с одной стороны, было связано в своих решениях королем, который был фактическим главой правительства, а с другой - Собранием, которые по разным причинам выступали за продолжение войны. Нерешительность фельянов отразилась и в деятельности французских послов, и особенно посла в Вене Ноайля, который, очевидно, получив приказания из Парижа, мог бы каким-то образом повлиять на события. Интересен тот факт, что, несмотря на начало боевых действий, Ноайль оставался в Вене, что для многих, особенно союзников Австрии, было подозрительным.
Посол Баварии в Вене выразил удивление в письме от 6 июня, что маркиз де Ноайль довольно долго находился в Вене.6 27 июля газета «Монитер» подводит итог: «Вена, 8 июня. Г-н де Ноайль, французский посол по-прежнему находится в Вене. Его пребывание подтверждают слухи о перемирии». Хотя Ноайль и был сторонником мирных переговоров и теоретически мог без приказа министра вести предварительные переговоры, он счел лучшим прекратить отношения с австрийцами, и поэтому, как только получил нужные документы, выехал в Париж. Подводя итог своей миссии, он писал: «Венский двор никогда не был искренне привязан к Франции: он рассматривал ее, как единственное препятствие, возникающее перед ним в Империи. Ее разорение давало Англии повод еще раз проявить свое могущество, а для Австрии это был полезный союз, в котором она находилась в безопасности... Следует всегда помнить об этом союзе, который был на руку только Венскому двору. Он пользовался нами в 1788 г. предал нас в 1789 г., перестал действовать в 1790 г. и обратился против нас в 1791 г.».8
