Содержание к диссертации
Введение
1 Центральная Азия - новый регион в мировой политике 31
1.1 Регионы в системе международных отношений 31
1.2 Центральная Азия как регион и региональная подсистема международных отношений 43
2 Центральная Азия в международных отношениях 1990-х гг. 59
2.1 Становление внешней политики стран Центральной Азии 59
2.2 Россия и Центральная Азия 94
2.3 Формирование и реализация центральноазиатской политики США, Европейского Союза и Японии 131
2.4 Центральноазиатский регион во внешней политике Китая, стран Среднего Востока и Южной Азии 164
3 Центральноазиатская подсистема международных отношений в глобальных и межрегиональных взаимосвязях (2001 - 2009 гг.) 212
3.1 Страны Центральной Азии на международной арене 212
3.2 Россия: возвращение в Центральную Азию 254
3.3 Активизация центральноазиатской политики Китая 292
3.4 Параметры и динамика американского, европейского и японского присутствия в Центральной Азии 321
3.5 Центральноазиатский вектор внешней политики ведущих стран Среднего Востока и Южной Азии 370
Заключение 405
Список использованных источников и литературы 417
- Центральная Азия как регион и региональная подсистема международных отношений
- Формирование и реализация центральноазиатской политики США, Европейского Союза и Японии
- Центральноазиатский регион во внешней политике Китая, стран Среднего Востока и Южной Азии
- Параметры и динамика американского, европейского и японского присутствия в Центральной Азии
Введение к работе
Изменчивость и неустойчивость международной ситуации в постсоветской Центральной Азии, превращение региона в поле пересечения интересов соседних стран и удаленных «центров силы», усиливающаяся склонность центральноазиатских государств к балансированию между внешними воздействиями обуславливают актуальность темы исследования, побуждая не только к анализу текущих и недавних событий и прогнозированию ближайшего будущего, но и к попыткам выявления тенденций и закономерностей развития международных отношений в регионе, требующим целостной реконструкции их истории на всем протяжении 1990-х – 2000-х гг.
Особую значимость придает исследованию современной истории международных отношений в Центральной Азии российский контекст. Для России регион является одним из нескольких наиболее значимых направлений внешней политики. Безопасность российско-казахстанской границы напрямую зависит от развития событий в Центральной Азии. Россия связана со странами региона экономическим сотрудничеством, миграционными потоками, обширной сетью человеческих контактов. Курс на сохранение и консолидацию российского влияния в Центральной Азии – необходимая часть усилий, направленных на укрепление позиций страны на международной арене, которые предпринимает российское руководство.
Научная значимость исследования определяется потребностью в выявлении закономерностей становления и развития центральноазиатской подсистемы международных отношений и устойчивых взаимосвязей между процессами, протекающими в Центральной Азии, и внешней международно-политической средой. Воссоздание исторического фона и выявление этапов трансформаций, через которые прошли центральноазиатская подсистема и сформировавшиеся вокруг региональной проблематики комплексы межгосударственных взаимодействий, необходимо для выстраивания «системы координат», позволяющей давать взвешенные, отдистанцированные от политической конъюнктуры оценки политики, проводимой в регионе внешними акторами. Исторический анализ, сфокусированный на отслеживании факторов и тенденций, менявших роль Центральной Азии в международной системе, позволяет, с одной стороны, конкретизировать и верифицировать разрабатываемые теорией международных отношений концепции соотношения и взаимовлияния глобального и регионального уровней международной системы, формирования и эволюции регионов и региональных подсистем, с другой стороны – увидеть в динамике и своеобразии разворачивающихся в Центральной Азии событий и процессов проявление общих закономерностей, действующих в международной системе на современном отрезке ее истории.
Степень изученности темы. Усилиями отечественных и зарубежных международников, историков, политологов, регионоведов за 1990-е – 2000-е гг. вокруг проблематики международно-политических процессов в Центральной Азии сформировалось обширное и многослойное поле научной литературы. Прежде всего, обращает на себя внимание ряд работ, в которых дается общий обзор международных отношений в регионе. Как правило, эти исследования являются серией очерков, посвященных внешней политике центральноазиатских государств и региональной политике основных внешних акторов; иногда, кроме того, рассматриваются и те или иные параметры (исторические, социально-экономические, этнокультурные) региональной среды международных отношений. Если отечественным и зарубежным работам первой половины 1990-х гг. свойственно было делать акцент на международно-политической периферийности Центральной Азии, то с середины 1990-х гг. широкое распространение получил тезис о ее превращении в арену стратегического соперничества и экономической конкуренции внерегиональных государств – так называемой «новой большой игры».
Среди обобщающих трудов выделяются работы американской исследовательницы М. Олкотт, попытавшейся в двух монографиях, изданных в 1997 и 2005 гг., свести в единую картину внутриполитические и социально-экономические трансформации, переживаемые центральноазиатскими государствами, и региональный «срез» международно-политической динамики. Работы Олкотт отличаются богатством фактического материала, но размытостью общей концепции, подмененной стремлением судить обо всех разворачивающихся в регионе процессах исходя из поставленной автором перед странами Центральной Азии задачи «усвоить» ценности и нормы современного западного общества. В исследованиях казахстанских политологов У.Т. Касенова, С.К. Кушкумбаева, киргизского дипломата А.Д. Джекшенкулова в центре внимания находятся национальные интересы и дипломатическая активность стран региона, однако этим авторам, одновременно ориентирующимся на официальные доктрины и интерпретации и участвующим в их разработке и обосновании, свойственно преуменьшать роль внешних и внутренних факторов, очерчивающих рамки внешнеполитической самостоятельности руководства центральноазиатских государств.
В числе отечественных работ, призванных воссоздать целостную картину современных международных отношений в Центральной Азии, обращают на себя внимание исследования Е.М. Кузьминой и А.А. Казанцева. Несомненное достоинство работы Е.М. Кузьминой – внимание, уделяемое экономическому измерению региональной среды международных отношений; в то же время из поля зрения автора выпадает внешнеполитическая активность самих центральноазиатских государств, а внешние акторы фактически рассматриваются как не связанные друг с другом «персонажи», движущиеся по непересекающимся траекториям в «пустом» региональном пространстве. Монография А.А. Казанцева является оригинальным исследованием, отличающимся попыткой выявить роль сложившихся в Центральной Азии формальных и неформальных институтов и стремлением к сравнительному анализу ресурсов, интересов и действий, предпринимаемых в Центральной Азии широким кругом внешних акторов. Достоинства работы А.А. Казанцева снижает нехватка организующей концепции: автор обходит стороной фундаментальный вопрос о месте региона в международной системе, а специфику межгосударственных отношений на центральноазиатской арене пытается раскрыть мало о чем говорящим указанием на их «высокую неопределенность» и «непредсказуемость».
В целом, абсолютное большинство зарубежных и отечественных работ, предметом которых становится весь комплекс международных отношений в постсоветской Центральной Азии, отличается панорамно-обзорным характером, оборотной стороной которого, как правило, становится размытость концептуальных рамок исследований и разрозненность их отдельных элементов, зачастую досконально проработанных, но слабо вписанных в общую картину.
Обширный пласт научной литературы составляют работы, посвященные отдельным сферам межгосударственных и мирополитических взаимодействий в Центральной Азии. В работах отечественных и зарубежных специалистов обстоятельно рассмотрены международно-политические аспекты проблематики освоения углеводородных ресурсов стран региона и доставки добываемых в Центральной Азии нефти и газа на внешние рынки. Однако выбор предметом изучения нефтегазовых «сюжетов» предполагает сдвиг территориальных рамок исследований к Казахстану и Туркменистану; география углеводородных месторождений и комплекс вопросов, связанных с разделом и использованием Каспийского моря, предопределяет выделение вокруг соответствующих межгосударственных взаимодействий Каспийского региона – единицы, чья международно-политическая динамика тесно связана с центральноазиатской, но имеет собственную логику формирования и развития.
На фоне массива работ, рассматривающих энергоресурсное измерение международных отношений в Центральной Азии, менее изученной предстает проблематика межгосударственных отношений в водохозяйственной сфере, жизненно важная для стран региона, но сравнительно слабо задевающая интересы внешних акторов. Среди других аспектов межгосударственных и мирополитических взаимодействий в Центральной Азии, которым посвящались специальные исследования, можно выделить проблематику урегулирования пограничных проблем, миграционных процессов, региональной наркоторговли и нароктрафика, развития сети транспортных коммуникаций, связывающих страны Центральной Азии друг с другом и с внешним миром. Развернутый анализ становления и развития всего спектра внешнеэкономических связей центральноазиатских государств, реконструированных на фоне общей картины социально-экономического кризиса 1990-х гг., содержится в работе сотрудников ИМЭМО РАН С.В. Жукова и О.Б. Резниковой.
Постоянным предметом внимания историков и специалистов-международников являются комплексы межгосударственных взаимоотношений, сформировавшиеся между внерегиональными акторами в связи с их политикой в Центральной Азии. Как правило, в этих исследованиях регион рассматривается как арена и объект взаимодействия великих держав – России, Китая и США. Сопоставление работ, написанных в этом ключе российскими, китайскими и американскими авторами, позволяет составить более полное и отчетливое представление о соотношении интересов Москвы, Пекина и Вашингтона в Центральной Азии, взаимообусловленности и взаимозависимости действий великих держав в регионе, выявить корреляции между общей эволюцией российско-китайских, российско-американских и американо-китайских отношений и их политикой на центральноазиатском направлении.
Пласты научной литературы сформировались вокруг центральноазиатской политики каждого из внешних акторов, проявляющих устойчивый интерес к региону. Изучению различных аспектов российской политики в Центральной Азии посвящались работы многих отечественных и зарубежных авторов, в том числе А.Д. Богатурова, К.П. Боришполец, И.Д. Звягельской, С.Г. Лузянина, С.И. Лунева, А.В. Малашенко, Д.Б. Малышевой, В.В. Наумкина, Д.В. Тренина, М.А. Хрусталева, С.И. Чернявского, Г.И. Чуфрина, С.М. Акимбекова, У.Т. Касенова, К.Л. Сыроежкина, Р. Аллисона, С. Блэнка, Л. Йонсон. В этом поле исследований обращают на себя внимание работа Д.В. Тренина, в которой действия России в Центральной Азии рассматриваются сквозь призму авторской концепции дифференциации и распада постсоветского пространства; монография С.Г. Лузянина, вписывающая центральноазиатский вектор российской дипломатии в общую картину «восточной» политики Москвы; предпринятая шведской исследовательницей Л. Йонсон попытка выявления и анализа факторов, способствовавших активизации российской политики в Центральной Азии в конце 1990-х – начале 2000-х гг. В то же время практически отсутствуют обобщающие работы, которые рассматривали бы историю становления и этапы эволюции российской политики в Центральной Азии на всем протяжении постсоветского периода.
Современная китайская политика в регионе становилась предметом анализа в работах А.Д. Богатурова, А.Д. Воскресенского, С.Г. Лузянина, О.Б. Рахманина, американских и европейских исследователей Дж. Гарвера, Д. Глэдни, Б. Джилла, Т. Келлнера, М. Ларюэль, С. Пейруза, Н. Сванстрема, многих китайских и центральноазиатских специалистов, в том числе Син Гуанчэна, Чжао Хуашэна, А.С. Каукенова, С. Олимовой, В.В. Парамонова, К.Л. Сыроежкина, К.Ш. Хафизовой, А.Х. Ходжаева. Фундаментальностью отличается монография швейцарского синолога Т. Келлнера, в которой воссоздается целостная картина эволюции центральноазиатской политики Пекина на протяжении 1990-х гг. и развития межгосударственных отношений и экономических взаимосвязей между КНР и государствами региона. Интересную попытку соотнести реальное содержание и динамику развития межгосударственных отношений между Китаем и центральноазиатскими странами с тем, как китайская политика воспринималась населением и элитами государств региона, предприняли французские исследователи М. Ларюэль и С. Пейруз. В работах казахстанского историка К.Л. Сыроежкина интересы и действия Китая в Центральной Азии рассматриваются в тесной связи с политикой китайского руководства в Синьцзян-Уйгурском автономном районе и проблемой уйгурского сепаратизма.
В работах ряда отечественных и многих зарубежных авторов обстоятельно изучены все основные аспекты и этапы развития политики США в Центральной Азии. Среди американских исследователей творческой активностью выделяется С. Блэнк, склонный видеть главную задачу региональной политики Вашингтона в противодействии российскому «неоимпериализму». В работах Ф. Старра была предпринята попытка привести к «общему знаменателю» сложную картину американских стратегических интересов, прямо и косвенно связанных с Центральной Азией, и разработать целостную концепцию политики Вашингтона в отношении Афганистана и центральноазиатских государств.
Среди работ, посвященных становлению и развитию региональной политики других внешних акторов, обращают на себя внимание фундаментальный труд С.М. Юна, восполнивший пробелы в изучении центральноазиатской политики Европейского Союза и его ведущих государств, и исследования Б. Араса, Х. Пеймани, Г. Уинроу, Э. Херцига, в которых рассматривалась политика Турции и Ирана в регионе. Влияние конфликта в Афганистане на страны Центральной Азии становилось предметом анализа в монографиях С.М. Акимбекова, А.А. Князева, книгах пакистанского журналиста А. Рашида, затрагивалось в работах отечественных специалистов по Афганистану и Пакистану.
За 1990-е – 2000-е гг. сложилась обширная историография внешней политики и международных связей центральноазиатских государств. Обстоятельно изучены – благодаря, прежде всего, усилиям сформировавшегося в Казахстане национального сообщества политологов и международников и нескольким обобщающим работам, опубликованным российскими и американскими специалистами, – все основные аспекты и географические направления внешней политики Астаны. Во многих статьях и отдельных монографиях рассматривались различные аспекты внешней политики Узбекистана, Киргизии, Таджикистана и Туркменистана.
Заметный вклад в исследование истории международных отношений в Центральной Азии внесли соответствующие научные центры, сформировавшиеся за 1990-е – 2000-е гг. в Западной Сибири и на Алтае. Алтайскую востоковедческую школу, ярко представленную в работах В.А. Моисеева, В.А. Бармина, В.С. Бойко, отличает не только глубокая разработка проблематики российско-китайского взаимодействия в Центральной Азии в XVIII – начале XX вв., новой и новейшей истории Синьцзяна и Афганистана, но и интерес к постсоветскому периоду истории Казахстана и современным международно-политическим и социально-экономическим реалиям Центральной Азии. В рамках сложившейся в 2000-е гг. томской востоковедческой школы выполнен ряд диссертационных исследований, посвященных современной истории международных отношений в Центральной Азии. Постоянным предметом научных интересов алтайских, томских, омских историков и международников является проблематика торгово-экономических, гуманитарных, миграционных связей между Сибирью и Центральной Азией.
В целом, в научной литературе обстоятельно изучены многие отдельные аспекты и конкретные сюжеты межгосударственных и мирополитических взаимодействий, сложившихся в Центральной Азии либо непосредственно связанных с региональной проблематикой. В то же время востребованными остаются исследования, фокусирующие внимание на общих закономерностях и тенденциях развития международных отношений в постсоветской Центральной Азии и устойчивых взаимосвязях, определяющих положение региона во внешней международно-политической среде.
Таким образом, объектом диссертационного исследования являются международные отношения в Центральной Азии в 1990-е – 2000-е гг., а его предметом – межгосударственные взаимодействия, влиявшие на положение региона в международной системе, и основные характеристики центральноазиатского комплекса международно-политических взаимосвязей.
Цель исследования состоит в выявлении факторов, закономерностей, основных этапов и тенденций становления и развития центральноазиатской подсистемы международных отношений и комплекса ее устойчивых взаимосвязей с международной системой.
Цель исследования раскрывается в его задачах:
- проследить формирование и эволюцию структурных характеристик центральноазиатской подсистемы международных отношений;
- выявить основные этапы и тенденции становления и развития внешней политики центральноазиатских государств;
- реконструировать историю и раскрыть внутреннюю логику центральноазиатской политики России, Китая, удаленных «центров силы» - США, Европейского Союза и Японии, ведущих государств Среднего Востока и Южной Азии – Турции, Ирана, Индии и Пакистана;
- выявить основные сферы, оценить масштабы и формы регионального присутствия и влияния внешних акторов, проявлявших устойчивый, реализованный в политических действиях интерес к Центральной Азии;
- проанализировать политику внешних акторов в регионе с точки зрения их воздействия на структурные характеристики центральноазиатской подсистемы.
Хронологические рамки исследования охватывают период, открывшийся распадом Советского Союза и явившийся временем становления государственности центральноазиатских стран и формирования региональной подсистемы международных отношений. Эти процессы происходили на фоне и под влиянием трансформаций международной системы, стержнем которой стала конструкция, получившая название «плюралистической однополярности». За верхнюю границу исследования принимается 2009 г., одновременно отмеченный резко ускорившимся втягиванием Центральной Азии в сферу экономического притяжения Китая и отчетливо обозначившимся движением России и Казахстана к качественно более высокому уровню консолидации двустороннего союза – интеграции таможенных систем и формированию единого экономического пространства.
Территориальные рамки исследования определяются границами Центральноазиатского региона, включающего, в соответствии с широко распространенным в современной научной литературе и укоренившимся в политическом дискурсе понятием, Казахстан, Киргизию, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан. В круг внешних акторов, действия которых на региональной арене становятся в нашем исследовании предметом анализа, включены государства, имеющие в Центральной Азии устойчивые интересы, реализуемые в формировании и осуществлении политики в отношении региона или его стран.
Методологическую основу диссертации составляют общенаучные принципы системности, историзма и объективности, следуя которым автор стремился рассматривать предмет исследования как систему, в конкретной исторической динамике и во взаимосвязи со множеством факторов, оказывавших влияние на его эволюцию, пытался выявить его качественные трансформации и раскрыть тенденции и закономерности его развития, использовать в качестве основы для суждений и оценок широкий круг верифицированных источников.
К общенаучным методам, применяемым в настоящем исследовании, относятся анализ и синтез, необходимые для формирования комплексного представления о предмете; индукция и дедукция, позволяющие, соответственно, переходить от единичных фактов к общим положениям и распространять общие выводы на конкретные аспекты изучаемого предмета; сравнение и аналогия, дающие возможность провести исторические и логические параллели между отдельными событиями и процессами.
В конкретно-научном плане исследование опирается на методы исторической науки и системный подход к изучению международных отношений. Историко-генетический метод послужил последовательному раскрытию содержания и динамики международных отношений в Центральной Азии, установлению причинно-следственных связей между рассматриваемыми фактами. Использование сравнительно-исторического метода способствовало выявлению уровней и тенденций развития предмета и фиксации происходивших качественных изменений. Применение историко-типологического метода позволило увидеть в многообразии изучаемых событий и процессов внутреннее единство, усмотреть в длительности и повторяемости определенных международно-политических взаимодействий формирование устойчивых характеристик региональной подсистемы международных отношений и проявление общих закономерностей ее эволюции.
Системный подход к изучению международных отношений был теоретически разработан в трудах М. Каплана, Р. Арона, К. Уолтца, Х. Булла, Б. Бузана, а в отечественной науке получил творческое развитие благодаря, прежде всего, усилиям В.И. Гантмана, А.Д. Богатурова, Н.А. Косолапова, М.А. Хрусталева. Одним из направлений развития категориального аппарата и методологического инструментария системного подхода стала его адаптация к анализу международных отношений в рамках регионов и субрегионов, яркими примерами которой служат работы Б. Рассетта, Л. Кантори и С. Шпигеля, Б. Бузана и О. Вэвера, А.Д. Богатурова, А.Д. Воскресенского; основу концепции данного диссертационного исследования составили теория региональных комплексов безопасности, разработанная Б. Бузаном и О. Вэвером, и понятие «международно-политический регион», предложенное и раскрытое рядом отечественных авторов.
Среди методов политической науки и науки о международных отношениях, применявшихся при решении конкретных задач и на отдельных стадиях диссертационного исследования, следует выделить внешнее инструментальное наблюдение, политико-описательный метод, методику «кейс стадиз», элементы анализа политического дискурса. Для оценки основных параметров социально-экономической среды международных отношений в Центральной Азии, отслеживания и сопоставления динамики торговых и инвестиционных взаимосвязей государств региона с внешними акторами использовались методики обработки и анализа экономической статистики.
Исследование опирается на обширную источниковую базу, представленную опубликованными документами; работами, выступлениями, заявлениями, интервью официальных лиц; мемуарной литературой; статистико-справочной информацией; материалами периодической печати и информационных агентств.
К опубликованным документам относятся, прежде всего, многосторонние и двусторонние международные договоры и соглашения, заключавшиеся на протяжении 1990-х – 2000-х гг. центральноазиатскими странами между собой и с основными внешнеполитическими партнерами. В этом ряду выделяются договоры и соглашения, отражающие ключевые международно-политические характеристики складывавшегося в Центральной Азии и вокруг нее комплекса межгосударственных взаимодействий, – документы, заключающие военно-политические и экономические союзы, устанавливающие отношения стратегического партнерства, учреждающие международные организации, определяющие параметры иностранного военного присутствия в регионе, регулирующие проблематику транзита и экспорта нефти и газа и использования водных ресурсов. Отдельную подгруппу опубликованных документов составляют решения, принятые в рамках действующих в Центральной Азии межправительственных организаций.
В источниковую базу диссертации входит ряд принятых в центральноазиатских государствах, России, США нормативно-правовых актов, затрагивающих предмет нашего исследования. Среди них особое место занимают документы, в которых руководство этих стран фиксирует национальные интересы и внешнеполитические приоритеты, формулирует цели и определяет инструменты внешней политики и ее отдельных региональных направлений, – внешнеполитические концепции, стратегии национальной безопасности, военные доктрины.
Обширную подгруппу документальных источников составляют заявления, пресс-релизы, отчеты, доклады, справки, информационно-аналитические материалы, публиковавшиеся президентскими администрациями, министерствами, ведомствами, дипломатическими представительствами центральноазиатских стран и государств, проявляющих устойчивый политический интерес к региону. Многие из этих документов не только раскрывают официальные позиции по конкретным проблемам международных отношений в Центральной Азии, но и содержат факты и оценки, позволяющие охарактеризовать состояние различных сфер межгосударственных взаимодействий, сделать выводы об эффективности тех или иных внешнеполитических инструментов и дипломатических инициатив, составить более полное представление о восприятии региональными и внешними акторами международно-политических процессов, разворачивавшихся в Центральной Азии, особенностей внутриполитического и социально-экономического развития центральноазиатских стран. В этом массиве документов высокой информативностью и взвешенностью оценок обращают на себя внимание доклады и обзоры, подготовленные экспертами Исследовательской службой конгресса США.
Тексты большинства изученных в рамках данного исследования документов стали доступны благодаря размещению во всемирной информационной сети Интернет – на официальных сайтах государственных структур, международных организаций, в электронных базах данных нормативно-правовых актов. Среди опубликованных тематических сборников документов выделяются издаваемые в США «Документальные ежегодники России и Евразии» – обширные подборки документов, отображающих различные аспекты внутренней и внешней политики, социально-экономического и культурного развития всех постсоветских государств.
Реконструкции истории международных отношений в Центральной Азии способствовало изучение многочисленных работ, выступлений, заявлений, интервью официальных лиц: государственных деятелей, дипломатов, представителей министерств и ведомств, сотрудников международных организаций. Прежде всего, обращают на себя внимание труды и сборники выступлений президентов центральноазиатских стран и работы, публиковавшиеся казахстанскими дипломатами; привлечение этих источников позволило, отчасти компенсируя пробелы, возникающие в силу малосодержательности либо краткости многих доступных внешнеполитических документов центральноазиатских государств, проследить эволюцию подходов руководства стран региона к определению целей и приоритетов внешней политики, увидеть их ожидания и опасения, связанные с трансформациями международно-политической среды. Анализ публичных выступлений сотрудников госдепартамента США, курировавших центральноазиатскую политику Вашингтона, дал возможность проследить, как на протяжении 1990-х – 2000-х гг. менялись официальные трактовки значимости и содержания американских интересов в регионе, сохраняли преемственность и корректировались цели и приоритеты американской политики. Важным источником, послужившим исследованию регионального направления политики Ирана и Пакистана, явились статьи и выступления иранских и пакистанских государственных деятелей и дипломатов, публиковавшиеся выходящими в этих странах англоязычными журналами по международным отношениям.
Среди мемуарных источников, позволивших увидеть рассматриваемые в нашем исследовании события сквозь призму личного восприятия их участников, воссоздать психологическую атмосферу международных встреч и переговоров, выделяются воспоминания К.К. Токаева, в 1994 – 1999 и 2002 – 2007 гг. занимавшего должность министра иностранных дел Казахстана. Элементы мемуаристики присутствуют в некоторых работах президента Казахстана Н.А. Назарбаева. Раскрытию отдельных аспектов политики России и США в Центральной Азии помогли мемуары ряда российских и американских государственных деятелей и дипломатов.
Источниками необходимой для диссертационного исследования статистико-справочной информации стали издаваемые в США ежегодники «Россия и Евразия в фактах и цифрах», публикации международных организаций, интернет-порталы Центрального разведывательного управления и министерства энергетики США, Росстата, национальных статистических служб центральноазиатских государств.
Периодическая печать и сообщения, публикуемые на новостных лентах информационных агентств и аналитических центров, послужили важным источником формирования фактологической базы данного исследования. В диссертации широко использованы материалы, публиковавшиеся в ведущих центральноазиатских и российских газетах, американских «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк Таймс», китайской «Жэньминь Жибао», англоязычной турецкой, иранской, пакистанской прессе. На отслеживании происходящих в Центральной Азии событий фокусируют внимание национальные информационные агентства стран региона, финансируемое правительством США «Радио Свобода – Свободная Европа», интернет-порталы «ЦентрАзия», «Фергана.ру», «EurasiaNet». Многие исследовательские структуры, специализирующиеся на центральноазиатской и постсоветской проблематике, фактически совмещают функции информационных агентств и аналитических центров, оперативно публикуя и обновляя экспертные оценки текущей ситуации.
Круг используемых источников, по мнению автора диссертации, репрезентативен с точки зрения проблематики, хронологических и территориальных рамок исследования и достаточен для решения поставленных в нем задач.
Научная новизна исследования заключается в попытке комплексной реконструкции современной истории международных отношений в Центральной Азии на основе последовательного применения системного подхода и основных положений теории региональных комплексов безопасности. В диссертации впервые:
- выявляются факторы и раскрывается динамика формирования в рамках постсоветского пространства центральноазиатского субкомплекса безопасности;
- в комплексе анализируются внутренние и внешние факторы, предпосылки и конкретные исторические условия трансформации центральноазиатского субкомплекса в автономную подсистему международных отношений;
- прослеживается эволюция структурных характеристик центральноазиатской подсистемы;
- в исторической динамике анализируется восприимчивость центральноазиатской подсистемы и стран региона к политическому влиянию основных внешних акторов;
- в единстве и взаимосвязи раскрываются основные тенденции развития международных отношений в Центральной Азии, внешней и внутренней политики стран региона, центральноазиатского направления внешнеполитической активности России, Китая, США, Европейского Союза, ключевых государств Среднего Востока и Южной Азии;
- вводится в оборот ряд новых для отечественной исторической науки источников.
На защиту выносятся следующие основные положения:
Распад СССР создал одно из необходимых условий для формирования в Центральной Азии автономной подсистемы международных отношений. Применение теории региональных комплексов безопасности позволяет выделить в истории ее становления два периода, соответствующие 1990-м и 2000-м гг.
В 1990-е гг. в рамках постсоветского комплекса безопасности стал складываться центральноазиатский субкомплекс, включающий четыре государства Средней Азии и Казахстан. Этот процесс явился следствием начавшегося формирования национальной государственности и внешнеполитической субъектности стран региона и постепенной дезинтеграции структур постсоветского комплекса. К концу 1990-х гг. в центральноазиатском субкомплексе в целом сложились оси социальной конструкции и стал проявляться прообраз собственной двухполюсной структуры.
События осени 2001 г. – вступление США в войну с движением «Талибан» и развертывание американского военного присутствия в Центральной Азии – способствовали ускоренной и резкой реализации постепенно накапливавшихся предпосылок обособления центральноазиатского субкомплекса от постсоветского РКБ, «подтянув» их до необходимой критической массы. Таким образом, сдвиг в американской политике подтолкнул Центральную Азию к переходу на уровень отдельного регионального комплекса безопасности, или автономной региональной подсистемы международных отношений. При этом центральноазиатская подсистема оставалась структурно недозрелой и отличалась высокой проницаемостью для воздействий внешних акторов.
В течение 2000-х гг. динамика межгосударственного взаимодействия в рамках центральноазиатской подсистемы консолидировала ее социальную конструкцию. Вокруг Казахстана и Узбекистана продолжилось формирование двухполюсной структуры региональной подсистемы, однако преобразование экономического, демографического и венного потенциала Казахстана и Узбекистана в региональное политическое лидерство осталось далеко не завершенным.
Центральная Азия не являлась ключевым внешнеполитическим приоритетом ни для одного из участников межгосударственных взаимодействий, сложившихся в 2000-е гг. вокруг региональной подсистемы: если для России и Китая регион был одним из нескольких наиболее значимых полей внешнеполитической активности, то для других акторов Центральная Азия оставалась второстепенным или периферийным направлением. Это обстоятельство способствовало сохранению внутренней динамики региональной подсистемы и дальнейшему становлению ее структурных характеристик.
Практическую значимость исследованию придает, прежде всего, возможность применения его концепции, отдельных положений и выводов, представленного фактического материала в информационно-аналитической работе – для анализа текущей ситуации в Центральной Азии, прогнозирования дальнейшего развития события, построения долгосрочных сценариев эволюции международных отношений в регионе, составления рекомендаций для российских властных структур, задействованных в разработке и осуществлении политики на центральноазиатском направлении.
Тезисы и фактологическое содержание диссертации могут быть использованы в обобщающих работах по истории становления и развития постбиполярного миропорядка, современной истории стран Центральной Азии, внешней политике России, Китая, США, ЕС, ведущих государств Среднего Востока и Южной Азии, при подготовке учебных и учебно-методических материалов, разработке общих и специализированных курсов по всеобщей истории, международным отношениям, регионоведению.
Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации апробированы на заседании кафедры мировой политики Томского государственного университета. Промежуточные результаты исследования были представлены в докладах и сообщениях на 10 региональных, общероссийских и международных конференциях, 4 семинарах Научно-образовательного форума по международным отношениям, семинарах в Калифорнийском университете (Беркли, США) и Центре исследований и конференций Фонда Рокфеллера (Белладжо, Италия), форумах Института Центральной Азии и Кавказа Университета им. Джонса Хопкинса (Вашингтон, США), обсуждены в ходе стажировок в Центрально-европейском Университете (Будапешт, Венгрия), Оксфордском университете (Великобритания), Свободном университете Брюсселя (Бельгия). Предварительные результаты исследования опубликованы автором в личной и коллективной монографиях, учебном пособии, статьях общим объемом 37,5 п.л.
Структура диссертации определяется целью, задачами и концепцией исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованных источников и литературы.
Центральная Азия как регион и региональная подсистема международных отношений
При обзоре обширной научной литературы, посвященной социально-политическим и экономическим процессам и международным отношениям в азиатской части постсоветского пространства, обращает на себя внимание разнообразие и гибкость авторских подходов к выбору и концептуализации территориальных рамок исследований. С одной стороны, уже к середине 1990-х гг. общепринятым стал тезис о формировании Центральноазиатского региона, охватывающего бывшие республики Средней Азии и Казахстан. Наименование «Центральная Азия», принятое в январе 1993 г. на встрече лидеров Казахстана, Киргизии, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана, отражало официальную самоидентификацию государств, расположенных в азиатской части СНГ, соответствовало внешнему, особенно американскому и европейскому, восприятию этой территории как целостного пространства и почти вытеснило использовавшийся в советское время термин «Средняя-Азия и Казахстан», заслонив при этом и традиционное для российской географической и исторической науки разграничение между «Средней» и «Центральной» Азией.
С другой стороны, с учетом географических, культурно-исторических и этнорелигиозных факторов, к Центральноазиатскому региону нередко относят Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая и Афганистан, иногда, кроме того, и Монголию, российский Алтай, иранскую провинцию Хорасан, северный Пакистан, северную Индию. При этом исследователи, склонные не ограничивать Централыюазиатский регион пределами азиатской части бывшего Советского Союза, как правило, считают необходимым оперировать уточненной терминологией: так, в литературе 2000-х гг. получило широкое распространение (хотя и разное толкование) понятие «Большая Центральная Азия»45, а российскими востоковедами вводились термины «Центральноазиатский макрорегион» и «Большая Средняя Азия»46. Авторы, «надстраивающие» наименование «Центральная Азия» уточняющими определениями, тем самым признают - по крайней мере, косвенно -существование Центральной Азии «в узком_ составе», не ставя под сомнение принадлежность к региону «пятерки» постсоветских государств, к которым «приплюсовываются» соседние государства или части их территорий.
Страны Средней Азии и Казахстан, безусловно, близки по ряду природно-географических и этнорелигиозных характеристик, однако эти параметры позволяют не только включать в пределы определяемого на их основании региона те или иные сопредельные территории, но и фрагментировать «собственно» среднеазиатско-казахстанское пространство. Так, в ландшафтном отношении Северный Казахстан является продолжением Русской равнины, Южного Урала, Западно-Сибирской равнины и Алтая, а большая - часть Киргизии и Таджикистана тяготеет к восточным и южным соседям. Речная сеть бассейнов Сырдарьи и Амударьи - ключевой «природный интегратор» Средней Азии - охватывает Северный Афганистан, но включает лишь две южные области Казахстана47. Основное население стран Средней Азии и Казахстана (за исключением таджиков, культурно и исторически неразрывно связанных с узбеками) составляют тюркские народы, однако при классификации по языковым группам и определении зон расселения этноязыковых общностей складывается сложная картина - одновременно мозаичная и «размывающая» внешние рубежи региона . Все пять стран относятся к исламскому миру, но культурно-исторический анализ позволяет различить ареал прочной исламской традиции, приблизительно соответствующий территориям Узбекистана, Таджикистана и южной Киргизии, и северную и прикаспийскую области (Казахстан, север Киргизии, Туркменистан), где ислам является, скорее, «способом самоидентификации», чем регулятором социальных отношений49.
В то же время ряд политических и социально-экономических характеристик уже в начале 1990-х гг. подталкивал к тому, чтобы рассматривать страны Средней Азии и Казахстан как целостное пространство. Становление этих государств в качестве субъектов международных отношений началось одновременно и происходило в общих исходных политико-стратегических условиях: при отсутствии традиций государственности и после длительного сосуществования населяющих их народов в рамках Российской Империи и Советского Союза. Республики Средней Азии и Казахстан не стремились к выходу из СССР и были вынуждены вступить в независимость в условиях затяжного и глубокого социально-экономического кризиса, начавшегося в конце 1980-х гг. и резко усугубленного распадом общесоюзного экономического пространства. Еще в последние годы существования Советского Союза республики Средней Азии и Казахстан, выстраивая отношения с союзным центром и РСФСР, начали проявлять признаки взаимной политической солидарности; с 1990 г. стали проводиться встречи руководителей среднеазиатских республик и Казахстана, а в августе 1991 г., за несколько дней до «путча», ими было- подписано соглашение о создании-межреспубликанского Консультативного совета50. В феврале 1992 г. новые независимые государства Средней Азии и Казахстан создали первую пятистороннюю структуру - Межгосударственную координационную водохозяйственную комиссию (МКВК)51.
Формирование и реализация центральноазиатской политики США, Европейского Союза и Японии
После распада СССР на первый план в формирующемся комплексе американских интересов и целей на постсоветском пространстве выдвинулась необходимость предотвратить распространение советского оружия массового поражения (ОМП) и обеспечить продолжение процесса ядерного и химического разоружения. Создание соответствующих политических, правовых и технических условий стало первоочередной задачей Вашингтона. Прежде всего, усилия американской дипломатии сосредоточились на том, чтобы не допустить расширения круга ядерных держав, зафиксировав безъядерный статус Украины, Белоруссии и Казахстана, наряду с Россией «унаследовавших» стратегическое ядерное оружие Советского Союза. Проблематика ядерной безопасности заставила администрацию Дж. Буша-старшего, не подразделявшую политику по отношению к бывшим советским республикам на региональные направления, изначально рассматривать Казахстан как наиболее значимое для Вашингтона государство азиатской части постсоветского пространства.
К началу 1992 г. на территории. Казахстана размещались 104 межконтинентальные баллистические ракеты (МБР) СС-18 с 1040 ядерными боеголовками и 40 стратегических бомбардировщиков с 370 крылатыми ядерными ракетами . Алма-Ата стремилась «обменять» присоединение к Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) в качестве неядерного государства на гарантии безопасности со стороны ядерных держав и американскую экономическую помощь. Ядерная проблематика доминировала в ходе американо-казахстанских переговоров, состоявшихся во время посещения Алма-Аты госсекретарем США Дж. Бейкером в декабре 1991 г. и первого официального визита в США Н.А. Назарбаева в мае 1992 г.236 Под жестким давлением Вашингтона руководство Казахстана было вынуждено отступить от первоначальной позиции (Алма-Ата «не отдаст» ядерные боеголовки, если не получит «твердых гарантий безопасности» ). 22 мая 1992 г. Казахстан, наряду с Украиной и Белоруссией, подписал протокол к советско-американскому Договору о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1), обязавшись выполнять СНВ-1 и присоединиться к ДНЯО в качестве государства, не обладающего ядерным оружием .
Курс на «денуклеаризацию» Украины, Белоруссии и Казахстана был продолжен администрацией У. Клинтона, пришедшей к власти в январе 1993 г. В октябре 1993 г. американский конгресс принял «Закон о сотрудничестве в целях уменьшения угрозы» (Закон Нанна - Лугара), предусматривающий оказание помощи новым независимым государствам в «уничтожении и надежной и безопасной транспортировке и хранении ядерного, химического и другого оружия и их средств доставки», «надежном и безопасном хранении расщепляющихся материалов», предотвращении распространения ОМП, его компонентов и технологий производства, демилитаризации и конверсии оборонных отраслей промышленности239. В1 декабре 1993 г. состоялся краткий визит в Алма-Ату вице-президента США А. Гора, во время которого были заключены рамочное соглашение о предоставлении Казахстану помощи по программе Нанна - Лугара и пять целевых соглашений между министерствами обороны США и Казахстана. В день визита А. Гора Верховный Совет Казахстана ратифицировал ДНЯО240.
«Ядерный фактор» позволил руководству Казахстана вступить в прямой диалог с Вашингтоном по общеполитической и военно-политической проблематике. Второй визит Н.А. Назарбаева в Соединенные Штаты в феврале 1994 г. был ознаменован подписанием двусторонней Хартии о демократическом партнерстве, провозгласившей, что для США «безопасность, независимость, территориальная целостность и демократическое развитие Казахстана являются вопросами наивысшего значения» . Стороны договорились об учреждении Совместного комитета (позднее переименованного в Совместную комиссию), возглавляемого А. Гором и Н.А. Назарбаевым, в рамках которого был создан ряд межведомственных рабочих групп. Между министерствами обороны США и Казахстана был заключен меморандум о взаимопонимании, предусматривающий проведение регулярных консультаций по проблемам международной и региональной безопасности и сотрудничество в подготовке военных кадров .
В то же время попытки Алма-Аты добиться от Соединенных Штатов прямых гарантий безопасности не увенчались успехом. Министр обороны США У. Перри во время визита в Казахстан в марте 1994 г. недвусмысленно заявил, что Соединенные Штаты «не будут воевать» ради защиты Казахстана243. В итоге Казахстану (как и Украине и Белоруссии), удалось заручиться только обязательствами США, России и Великобритании уважать независимость, суверенитет и существующие границы страны, не применять против Казахстана силу и экономическое принуждение и «вызвать немедленные действия Совета Безопасности ООН для оказания помощи Республике Казахстан» в случае, если страна станет «жертвой агрессии или объектом угрозы агрессии с применением ядерного оружия» . Эти положения были зафиксированы в американо-российско-британском меморандуме, подписанном во время Будапештского саммита СБСЕ в декабре 1994 г. Юридически Будапештский меморандум лишь подтверждал обязательства, которые уже содержались в Заключительном акте СБСЕ, Уставе ООН и резолюции Совета Безопасности ООН № 255 («резолюции о позитивных гарантиях») , однако политическое и символическое значение этого документа позволило казахстанскому-руководству утверждать, что подписанием меморандума была решена «стратегическая задача обеспечения безопасного развития страны»246, и сделать вид, что именно этого и добивалась Алма-Ата.
На практике «денуклеаризация» Казахстана была осуществлена в сжатые сроки и не столкнулась со значительными проблемами политического, финансового либо технического характера. Уже к концу февраля 1994 г. стратегические бомбардировщики и 240 ядерных крылатых ракет были выведены в Россию. К 25 апреля 1995 г. завершился вывоз в Россию всех ядерных боеголовок с МБР и оставшихся крылатых ракет, после чего Казахстан стал безъядерным государством247.
Центральноазиатский регион во внешней политике Китая, стран Среднего Востока и Южной Азии
В 1990-е гг. основополагающая цель китайской дипломатии заключалась в обеспечении «стабильной и мирной» внешней среды, позволяющей китайскому руководству сосредоточить усилия на продолжении экономических реформ и контроле над их социальными последствиями346. Во внешней политике Китай стремился соблюсти баланс между поддержанием и последовательным укреплением статуса великой державы и «самоограничением», отказом от притязаний на лидерство как в глобальном масштабе, так и в сопредельных регионах347. Приоритетными направлениями внешней политики Пекина являлись Юго-Восточная и Северо-Восточная Азия - регионы, где были одновременно сосредоточены и основные угрозы безопасности Китая, и его ключевые экономические интересы. Центральная Азия представляла важность для Пекина прежде всего с точки зрения безопасности западных рубежей страны и прочности контроля центральных властей над ситуацией в СУАР. Регион рассматривался китайским руководством в качестве «стратегического тыла»348, развитие событий в котором должно было удерживаться в рамках, позволяющих Пекину обеспечивать должный уровень концентрации ресурсов на приоритетных внешнеполитических _ -направлениях. Второстепенное значение имели развитие экономических связей со странами Центральной Азии, важное скорее для СУАР, чем в масштабах китайской экономики в целом, и потенциальная роль Казахстана как экспортера нефти: хотя с 1993 г. Китай стал нетто-импортером нефти, в первой половине 1990-х гг. объемы его нефтяного импорта были невелики и покрывали не более 10 % внутреннего потребления349.
На центральноазиатские государства была распространена политика «поддержания дружественных отношений с соседями», которую Пекин начал проводить с конца 1980-х гг.350 В 1992 - 1993 гг. лидеры всех стран региона посетили Китай; в апреле 1994 г. состоялся визит премьера Госсовета КНР Ли Пэна в Казахстан, Киргизию, Туркменистан и Узбекистан. Ли Пэн заявил, следуя неизменно декларируемым Пекином внешнеполитическим принципам, что центральноазиатская политика Китая основывается на поддержании добрососедских отношений и мирного сосуществования, развитии взаимовыгодного сотрудничества, уважении выбора народов Центральной Азии и невмешательстве в их внутренние дела, уважении независимости и суверенитета государств региона и участии в обеспечении региональной стабильности . Глава китайского правительства подчеркнул, что КНР не стремится к созданию в регионе «сферы экономического или политического влияния»352. В феврале 1995 г. Китай, в связи с приближающимся завершением вывода ядерного оружия с территории Казахстана в Россию, подтвердил, что на Казахстан распространяется его «принципиальная позиция» безоговорочного отказа от применения или угрозы применения ядерного оружия против неядерных государств .
Одной из основных задач китайской политики в регионе стало завершение урегулирования пограничных проблем с сопредельными странами Центральной Азии, начавшегося в конце 1980-х гг. в рамках советско-китайских переговоров. В феврале - мае 1992 г. Китай подписал с Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном совместные коммюнике, фиксировавшие признание результатов, достигнутых в ходе советско-китайских переговоров, и готовность к продолжению поиска решения пограничных вопросов на основе взаимных уступок354. Для переговоров с КНР Россия, Казахстан, Киргизия и Таджикистан сформировали в сентябре 1992 г. совместную делегацию. В апреле 1994 г. Китай и Казахстан подписали соглашение о делимитации казахстано-киатйской границы (около 1700 км.); лишь два участка, районы реки Сарычильда и перевала Чаган-Обо, остались несогласованными. В июле 1996 г. было заключено китайско-киргизское соглашение о государственной границе, предусматривавшее уступку Китаю территории площадью 35 тыс. гектаров355.
В рамках переговоров между Китаем и совместной делегацией России и трех центральноазиатских стран был согласован режим военной безопасности в приграничной зоне. В апреле 1996 г. в Шанхае председатель КНР и президенты России, Казахстана, Киргизии и Таджикистана подписали соглашение об укреплении доверия в военной области в районе границы. Документ предусматривает, что вооруженные силы сторон, размещенные в приграничной зоне, не будут проводить военные учения, направленные против другой стороны, ограничивает масштабы, зоны и число военных учений и обязывает стороны информировать друг друга о важных военных мероприятиях в 100-километровой приграничной полосе и приглашать на военные учения наблюдателей356. В апреле 1997 г. на встрече на высшем уровне в Москве между Китаем и Россией и граничащими с КНР странам Центральной Азии было заключено соглашение о взаимном сокращении вооруженных сил в районе границы, предусматривающее отказ сторон от применения вооруженной силы или угрозы силой и сокращение! численного состава и количества основных видов вооружений сухопутных сил, фронтовой авиации и ВВС ПВО, размещенных в 100-километровой пограничной зоне. Предельные уровни численного состава и количества вооружений были установлены и для пограничных войск357.
В первой половине 1990-х гг. возрастающую тревогу китайского руководства вызывало усиление межэтнической напряженности в СУ АР и интенсификация борьбы уйгурских экстремистских группировок за независимость Синьцзяна. Для Пекина важным элементом развития двусторонних отношений с Казахстаном и Киргизией, где с начала 1990-х гг. развернули активную деятельность уйгурские националистические организации, стало стремление заручиться со стороны Алматы и Бишкека политическим и практическим содействием подавлению уйгурского сепаратизма . К середине 1990-х гг. под давлением Китая в Казахстане и Киргизии был ужесточен контроль над общественными организациями уйгуров, а объединения, прямо заявляющие о поддержке независимого Уйгурустана, были фактически поставлены вне закона. Правительства всех стран Центральной Азии выразили политическую солидарность с действиями Пекина в СУ АР, а Казахстан и Киргизия обязались «противодействовать национальному сепаратизму в любой форме» и не допускать функционирования на своей территории организаций, представляющих угрозу территориальной целостности Китая359.
Параметры и динамика американского, европейского и японского присутствия в Центральной Азии
События 11 сентября 2001 г., поставившие США перед необходимостью начать вооруженную борьбу с движением «Талибан», явились толчком к резкой активизации контактов между Вашингтоном и руководством центральноазиатских стран. Первоочередной задачей администрации США стало развертывание в Центральной Азии военного присутствия; адаптация региональной политики Вашингтона к новым условиям последовала позднее.
Ташкент, расценив сложившуюся ситуацию как возможность приобрести статус ведущего партнера США в Центральной Азии, подкрепить американской поддержкой собственные притязания на региональное лидерство и устранить угрозы со стороны базирующегося в Афганистане Исламского движения Узбекистана, уже 16 сентября, заявил о готовности обсудить возможность использования американской авиацией своего воздушного пространства и военных баз374. Через день состоялся первый телефонный разговор между Дж. Бушем.и И.А. Каримовым , а 20 сентября президент США, выступая перед конгрессом, ..упомянул ИДУ как одну из террористических группировок, имеющих тесные связи с «Аль-Каидой» . 7 октября, за час до начала бомбардировок афганской территории, было подписано американо-узбекское соглашение, предоставляющее Соединенным Штатам право использовать воздушное пространство Узбекистана и авиабазу близ города Ханабад. США взяли на себя обязательство нанести удары по афганским лагерям ИДУ377. 12 октября Вашингтон и Ташкент опубликовали заявление, в котором зафиксировали : договоренность о проведении консультаций в случае возникновения угрозы безопасности и территориальной целостности Узбекистана378. По официальным данным, на авиабазе под
Таджикистан, после первоначальных t колебаний (вызванных, согласно американским источникам, давлением со.стороны российского руководства), согласился предоставить Соединенным Штатам, Великобритании и Франции право использования воздушного пространства, посадки и дозаправки военной авиации в аэропорту Душанбе380. В ноябре 2001 г., после визита в Таджикистан министра обороны США Д. Рамсфелда, таджикское руководство заявило, что готово допустить базирование в стране американских военно-воздушных сил381. Техническое состояние таджикских аэродромов было признано американскими специалистами неудовлетворительным, и Пентагон отказался от намерений развернуть на территории страны полноценную военную базу;.тем не менее, судя по не получившим официального подтверждения экспертным оценкам, аэродром под Кулябом все же использовался в конце 2001 - начале 2002 гг. американской авиацией и силами специального назначения для временного базирования .
Руководство Киргизии, определяя масштабы своего содействия операции «Несокрушимая свобода», проявило осторожность и готовность учитывать интересы России и Китая. Заявив об открытии для американской авиации воздушного пространства страны, Бишкек подчеркнул, что это решение принято «после консультаций с государствами - участниками Договора о коллективной безопасности»383. В декабре 2001 г. США и Киргизия заключили соглашение, предоставляющее американской стороне право на использование в качестве военной базы аэропорта Манас. Документ, в отличие от аналогичной американо-узбекской договоренности, был заключен на определенный срок -один год, опубликован и ратифицирован; киргизское руководство отметило, что подписанию соглашения предшествовали консультации с Москвой и Пекином и база будет действовать только в течение времени, необходимого для проведения операции в Афганистане384. Сообщалось, что к маю 2002 г. в Манасе было размещено около 2000 военнослужащих из США и восьми государств антитеррористической коалиции .
Изменившиеся условия поставили перед непростым выбором Астану, связанную тесным военно-политическим сотрудничеством с Россией и вынужденную учитывать настороженное і отношение Пекина к появлению американских баз вблизи китайских границ. Сообщалось о существовании в казахстанском руководстве серьезных разногласий по вопросу о допустимости американского военного присутствия в стране386. Хотя 24 сентября Астана заявила о готовности предоставить Соединенным Штатам базы на своей территории (не называя при этом конкретных пунктов их возможной дислокации)387, в администрации США, по-видимому, приняли во внимание политические осложнения, которые возникли бы в случае размещения баз в Казахстане. В декабре 2001 г. американские официальные лица сообщили, что Вашингтон сам отказался от предложений казахстанской стороны, поскольку не видит необходимости в использовании военных объектов в этой стране . В итоге Казахстан открыл для США и американских союзников воздушное пространство и железнодорожное сообщение с базами в Киргизии и Узбекистане, однако только в июле 2002 г. подписал с Вашингтоном меморандум, предоставляющий американским ВВС право в чрезвычайных случаях совершать посадку в Алма-Атинском аэропорту . Туркменистан, ссылаясь на нейтральный статус, ограничил содействие операции «Несокрушимая свобода» открытием воздушного пространства и наземных коридоров для гуманитарных поставок в Афганистан.
Администрация США дала высокую оценку поддержке, полученной от центральноаиатских стран, особо выделив роль Узбекистана. Вашингтон признал, что в прошлом не уделял Центральной Азии достаточного внимания, и пообещал исправить ситуацию, заявив, что «не покинет» регион и стремится к долгосрочному и всестороннему партнерству с центральноазиатскими государствами390. События 11 сентября заставили администрацию США пересмотреть приоритеты региональной политики: на первый план были официально выдвинуты «интересы безопасности», в особенности «борьба с терроризмом, распространением ОМП и наркотрафиком», оттеснившие на второе и третье места «обеспечение надежной и экономически рентабельной доставки каспийской нефти и газа на мировые рынки» и содействие
Похожие диссертации на Центральная Азия в системе международных отношений : 1992-2009 гг.
