Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Особенности подчинения Цинской империи и внутреннее управление буддийской церкви Монголии в XIX - начале XX вв 46
1.1. Исторические пути подчинения буддийской церкви Монголии Цинской империи: через покровительство к Шабинскому ведомству 50
1.2. Иерархия буддийской церкви Монголии: влияние на социальный уклад общества 73
Глава 2. Экономические основы ламаистской церкв\.. Т.. 97
2.1. Шабинары в экономической структуре ламаистской церкви 97
2.2. Доходы буддийской церкви Монголии как основа материального благосостояния буддийского сословия 110
Глава 3 Место и роль буддийского духЖенства в социально-культурном развитии Монголии 132
3.1 Численность и социальная структура буддийского духовенства: основные условия и пути формирования духовного сословия. /У^т 133
3.2 Влияние ламаистской церкви на общественную и социально-политическую жизнь в Монголии 153
3.3 Роль ламаистской церкви Монголии в формировании системы образования, науки и медицины 168
Список источников и литературы 193
- Иерархия буддийской церкви Монголии: влияние на социальный уклад общества
- Доходы буддийской церкви Монголии как основа материального благосостояния буддийского сословия
- Влияние ламаистской церкви на общественную и социально-политическую жизнь в Монголии
- Роль ламаистской церкви Монголии в формировании системы образования, науки и медицины
Иерархия буддийской церкви Монголии: влияние на социальный уклад общества
Впоследствии для управления делами Хутухты появился сначала монгольский амбань, а затем и маньчжурский. Введение этих должностей А.М. Позднеев объясняет следующим образом. После смерти второго гэгэна, спустя четыре года после учреждения должности шанцзотбы, «в 1758 г., 7-го числа последнего весеннего месяца состоялось следующее высочайшее повеление хуанди: «Халхаский Чжебцзун-дамба лама переменил одеяние (скончался). Хотя в Хурени для надзора за учением и богослужениями находится шанцзотб Сундуб-дорчжи, и пусть он присматривая за Хуренем, хороше нь-ко управляет сообща хутухтинскими шабинарами, равно предоставляется ему решать и пограничные дела русские». Таким образом в Хурени появился монгольский амбань (высший правитель)»189. Но спустя три года, оказалось, что для того, чтобы управлять Хуренем и шабинарами, двух человек оказалось уже недостаточно и «22-го числа среднего зимнего месяца 1761 года в
Ургу был назначен для той же цели второй амбань, и уже из маньчжуров, по имени Номохонь. Он считался однако ниже монгольского амбаня, хотя, вероятно, имел гораздо большее значение и влияние при пекинском дворе. … Но этого еще мало, и пребывание высших властей вскоре дало Урге главенство над всею северо-восточною Халхаю следующим образом: хотя первоначальное учреждение амбаней в Урге было мотивировано только необходимостью присматривать за Хуренем и управлять шабинарами, тем не менее, в действительности для этой цели едва ли нужны были три отдельные присутственные места с целым роем заседателей, секретарей, писцов и проч., и само собою разумеется, что при этом назначении деятельность амбаней и подводимых им ямуней (присутственных мест) была через чур ограничена.190
Позднее, уже в период автономии, шанцзотба, стоявший во главе данного учреждения, участвовал в заседаниях кабинета на правах министра. Это была не просто почетная должность, она открывала неограниченные возможности не только экономические, но и влияния на Хутухту, как политическую
Стоит отметить, что при каждом монастыре, где были закреплены ша бинары, существовала должность шанцзотбы. Вот как А.М. Позднеев описы вает данное отделение при монастыре Амур-баясхуланту: «Отделение шанц зотбинского ямуня, в котором рассматриваются самые мелкие дела, возни кающие у шабинаров, кочевья которых принадлежат монастырю Амур баясхуланту. Первенствующим членом этого отделения является да-гэскуй, он же и шанцзотба хита Амур-баясхуланту; за сим в звании членов этого ямуня почитаются два донира, шесть цзайсанов из лам и один цзайсан из светских лиц, который, собственно, и решает постоянно дела в тамга, между тем как ламы являются к заседаниям, только в исключительно важных случа ях»192. у
Духовных княжеств - «шаби» было 13, против 11 хошунов, принадлежавших светским князьям, четыре из которых имели собственную территорию. В смысле административном шаби мало чем отличались от хошунов. Разница между теми и другими сводилась лишь к тому, что во главе шаби стояли не светские князья, а высшие духовные лица (гэгэн-хутухта), что шаби подразделялись на отоки (роды), а не на багги, и что в шаби не имелось сомонов так как шабинцы освобождались от воинской повинности. Во главе шаби-ямыня (шабинского управления) стоял шандзотба, имевший больше административных прав, чем хошунный тусалакчи, так как считалось, что духовному владыке не совсем удобно вмешиваться во все мелочи и детали мирских дел. Однако все эти отклонения от типа хошунной организации были настолько несущественны, что всерьез их принимать, конечно, не прихо-дилось193. ные церковных феодалов. «Маньчжурские правители, придавшие силу зако на правам и обязанностям отдельных монгольских сословий, достаточно ясно определили положение шабинаров как крепостных, находящихся в непосред ственной зависимости от духовных феодалов и отдельных монастырей. Со гласно закону шабинары были полностью освобождены от поборов и повин ностей в пользу светских властей, их не привлекали также и к военной служ бе. Их обязанностью было вносить оброк и нести другие феодальные повин ности исключительно в пользу князей церкви и монастырей, к которым они были прикреплены»194. yL уґ Источники поступления шабинаров в ведомство ургинского хутухты были разными. «В законе 1640 г., принятом на съезде монгольских и ойрат-ских князей, отмеченные аймаки, принадлежавшие духовным лицам, это позволяет предположить, что феодалы даровали им и людей»195, пишет Т.Д. Скрынникова.
Г.С. Горохова говоря о поступлениях шабинар в ведение хутухт, указывает на то, что чаще всего, это были подношения светских феодалов, которые «с ведома цинских властей … часто дарили хамджилга (крепостных светских феодалов) ургинскому Джебцзун-Дамба-хутухте и другим высшим ламам. Благодаря этому церковные феодалы приобретали собственных крепостных, которые платили им подати и несли многочисленные повинности»,196. О таких «поступлениях» людей в распоряжение Хутухты писали еще исследователи Монголии в конце XIX в., говоря о том, что Шабинское ведомство «образовывалось из людей, подаренных Хутухте (духовный глава Монголии), в разное время халхаскими князьями; оно не имеет отдельных земель, а кочует на землях принадлежащих хошунам (княжествам)»197 Пода
Доходы буддийской церкви Монголии как основа материального благосостояния буддийского сословия
Среди хубилганов-хутухт наивысшим почетом пользовался ургинский Хутухта, полный титул которого был Джебцзун-Дамба-Хутухта. По своей святости в буддийском мире, по утверждениям А. Игумнова и О. Ковалевского, он являлся третьим лицом после тибетских Дала-ламы и Панчен-ламы. Как пишет П.А. Ровинский, это «Единственное всесильное лицо в Монголии — хутухта, который может соединить князей и за которым пойдет весь народ. Поэтому китайское правительство обращает особенное внимание на него, и — главное, постаралось регулировать его выбор в смысле выгодном для себя»237. Однако, А.М. Позднеев в своей работе «Монголия и монголы» оспаривает мнение своих современников и предшественников о том, что монгольский Хутухта является третьим священным лицом в буддийском мире и поясняет это так: «Это опять неверно и судить об относительном значении хутухт в понятиях народа также трудно, как трудно судить о зна-чении святых в христианской церкви: для истинно верующего сердца все они имеют равное значение, хотя в то же время каждый верующий, по тем или другим причинам чествует преимущественно именно своего патрона»238.
И та и другая точки зрения ученых обоснованы. С одной стороны, Ургинский Хутухта действительно имел огромное значение для монгольского народа и многих других народов, исповедовавших северный буддизм: буря-тов, тувинцев, хакасцев, калмыков. С другой же стороны Дзебцзун-Дамба-хутухта не мог иметь такого же значения для буддистов других буддийских школ, так как они поклонялись своим перерожденцам. Вызывает сомнение, что представители буддийских школ, таких как Сакья и Ньингмапа, почитающие Падма Самбову или школа Махаяны, которая почитает своего перерожденца Атиши, позволят поставить своих хубилганов ниже Ургинского Хутухты. кинского двора. «Значение в стране хутукты действительно громадно, несмотря на то, что богдохан Канси заставил его перерождаться не в Монголии, а в Тибете, т. е. что он не монгол, а тибетец, - отнял у него власть и участие в светских делах, оставив наружный почет и обстановку для почитаемого божеством. Разница лишь в том, что он может не быть сам лично действующим лицом, но, в руках других, служит сильным орудием не в одной Монголии» -пишет в своем отчете Я.П. Шишмарев240. Выбор последующего Ургинского Хутхты являлось делом государственной важности для Цинского правительства, так как человек, на которого падал выбор, должен был гарантированно проводить пропекинскую политику в Монголии и не стать духовным знаменем монголов в борьбе против поработителей. Возможно, что именно по этому Ургинский Хутухта только два раза всего перерождался в Монголии и после восстания Амурсана и Шадар-Вана, которому Хутухта сочувствовал в 1755-1758 гг. он являлся в своем перерождении только в Тибете и не был по национальности монголом.
Процедура выбора Хутухты являлся довольно сложной, узаконенной в Уложении Палаты Внешних сношений в 34-37, в которых говорится, что хутухта не может быть ни родственником далай-ламы и Панчен-ламы, так же он не должен являться родственником ни одному из монгольских ханов и князей любой степени. За несвоевременное уведомление правительства о смерти Хутухты, лица, в чьи обязанности входило доносить о столь важном событии правительству Китая, жестоко наказывались. Выбирался Хутухта из нескольких мальчиков-кандидатов в Тибете Далай-ламой при главном представителе китайского императора, а в Пекине - старшим членом палаты Внешних сношений вместе с хутухтою Пекинского двора241.
Выбор Хутухты являлось не только политически-значимым событием, но и приносило существенную прибыль, как маньчжурам, так и тибетским
духовным иерархам, которые занимались выбором очередного хубилгана. Так, сохранились свидетельства, что монголам пришлось сделать вложения в тибетские монастыри за шестого Хутухту 20 ваней лан серебром, что составляло примерно 400 000 серебряных рублей, суммы невероятной по тем временам для бюджет Монголии, тем более, что вся она легла на плечи простых кочевников, и это не считая суммы на то чтобы собрать караван. Сложно представить размер данного каравана, так как во время паломничества в Тибет из него были ограблены разбойниками. Каков же был размер самого каравана, если из него было украдено: «в первый раз … 60 верблюдов, в другой 408 лошадей, 17 мулов и 50 верблюдов. Так показано в докладе императору какого-то Ле-биня, который, кажется, был послан от правительства провожать хутукту; вероятно однако ж, что на деле отнято еще больше»242. Причем следовало с караваном до 5000 человек!243
Таким образом, исходя из всего вышесказанного, можно сделать следующие выводы. Буддийская иерархия монгольского духовенства представляла собой довольно сложную административную систему управления и подчинения. Тем не менее, наличие огромного количества должностей в монастырях позволяло не только обеспечить их быт, но и являлся своеобразным «Табелем о рангах», где, приложив определенное усердие в учебе, работе или исполнении обрядом, можно было продвинуться по служебной лестнице. Однако занять высшие административные должности можно было только при условии принадлежности к светской аристократии монгольского общества. Тем не менее, заняв ту или иную должность в монастырской иерархии, лама уже выделялся из среды своей монашеской братии.
Вся эта сложная иерархия создавалась только с одной целью - укрепить не только положение буддизма как господствующей религии, но и власть высших духовных феодалов, и их политическое влияние в обществе.
Институт хутухт созданный буддийской церковью на территории Северной Монголии, являлся важным политическим инструментом в руках маньчжурских властей по управлению данной территорией. Однако, создав такой мощный институт духовных феодалов, в противовес светским князьям, китайские императоры не предусмотрели того, что Ургинский Хутухта впоследствии может стать во главе государства, как альтернатива отсутствующей светской власти.
Влияние ламаистской церкви на общественную и социально-политическую жизнь в Монголии
Таким образом, доход от извоза шабинаров давал значительные прибыли хутухтам, и благодаря ему казначейства хутухтинских монастырей без всяких затрат обогащались за счет своих крепостных.
Говоря о монастырских стадах, нужно отметить и то обстоятельство, что они находились на привилегированном положении. Им выделялись лучшие пастбища: «Шабинары гэгэна и монастырские стражники могут кочевать повсюду, где им угодно, за исключением ставки нойонов и запретных мест»313. Поскольку шабинары хутухт на этих пастбищах не имели права пасти скот, им выделялись земли на территории хошуна. Общим распределе-нием пастбищ на территории каждого хошуна занималось хошунное управление - тамгын газар, оно «организовывало кочевки аратов, устанавливало порядок летних и осенних кочевок пастухов монастырских стад и выделяло для них лучшие пастбища»314. Такое распределение земель вызывало недовольство среди хошунных аратов - албату, и цинское правительство вынуждено было издать указ в XIX в., запрещавший выделять лучшие участки под пастбища для выпаса хутухтинских стад и стад их шабинаров. Тем не менее, монастыри продолжали пользоваться другими привилегиями, зафиксированными в монгольском законодательстве «Халха Джирум», где имеются специальные разделы, посвященные охране монастырских пастбищных территорий и других заповедных мест. Хошунным аратам категорически запрещалось охотиться в монастырских заповедниках, пасти свой скот на землях монастырей и даже запрещалось ставить юрты в местах, выбранных под монастырь или палаты гэгэна315.
Поскольку скот являлся показателем богатства, то разница в его количестве при монастырских хозяйствах и хозяйств простых аратов иногда поражала воображение путешественников: «несмотря на памятную бедность окрестного населения, мы встретили здесь громадные табуны лошадей и стада быков. Скот этот оказался принадлежащим ургинскому хутухте и был пригнан в это урочище, как на гуджирное место, произрастающими на котором мелкими травами монголы почитают необходимым кормить своих лошадей, полагая, что на таких местах они отъедаются и жиреют гораздо ско-рее316. Вот еще одно описание имущества Цзасагин-куре, при которой нахо-дилось в постоянном проживании всего 25 монахов, данное ПК. Козловым, которое наглядно показывает размеры хозяйства: «Внутреннее убранство Цзасагин-куре отличается некоторой роскошью и богатством: здесь имеются дорогие бурханы. Значительный доход монастырю ежегодно приносит, между прочим, собственное хозяйство, заключающееся в 12.000-м стаде баранов, охраняемом монголами-однохошунцами за ничтожное вознаграждение, - в виде молочных продуктов тех же баранов»317.
Так как скот являлся главным богатством и основным показателем достатка, то и охранялся он тщательно. По законам «Халха Джирум» за кражу монастырского скота наказывали довольно строго, от штрафов до полного изъятия имущества. «Все взимаемые судебные издержки поступают в монастырскую казну тем же порядком, как и в казну основную (государствен ную)»318. J
Монастырская земля использовалась не только под пастбища. Она приносила монастырским хозяйствам доход, будучи используемая под пашни или сдаваемая в аренду.
Монастырские хозяйства занимались не только скотоводством. При многих монастырях имелись специальные оттоки земледельцев и огородников. В сравнительно больших масштабах монастырское земледелие получило распространение в конце XIX в. В этот период в стране после сильной засухи начался голод, т.к. пало много скота, и чтобы как-то возместить недостаток продуктов, монастырские казначейства либо привлекали своих шабинаров, либо нанимали специальных работников для возделывания огородных куль тур и хлебопашества. Например, для обработки земель под пашни и огороды при монастыре Их-Хурэ имелся специальный земледельческий оток шабина ров319. у
Другие монастыри также занимались возделыванием пшеницы, ячменя и других зерновых культур. Излишки продукции, которая не использовалась в монастырях, шли на продажу, что также приносило доход монастырю.
Другой статьей дохода монастырей в этот период была сдача земли в аренду под пашни и покосы. Насколько это было выгодно, говорит следующий факт: настоятель хошунского монастыря Дурбэт-Бэйсэ, 40 лам тайджиев и 221 простой лама существовали исключительно на средства, получаемые монастырскими хозяйствами от сдачи земли в аренду320. Так, монастырь Их-Хурэ от сдачи земли под покос имел доход в среднем от 8 до 15 % общего валового дохода321.
Земля сдавалась в аренду не только под пашни и покосы, но и под жилые и хозяйственные постройки. Так, например, ургинское казначейство сдавало земли китайским и русским купцам по довольно высоким ценам. В Урге земельный участок под лавку можно было арендовать за плату от 100 до 150 лан серебром в год, а если он находился в непосредственной близости к самому монастырю, то и значительно дороже322.
Роль ламаистской церкви Монголии в формировании системы образования, науки и медицины
«Наибольшее значение крупное хозяйство имело в овцеводстве, где в его руках находилось 23,2% всего количества овец и коз, наименьшее - в разведении крупного рогатого скота, где ему принадлежало лишь 18,2% всего количества голов. При этом монастырское хозяйство далеко превосходило по своей суммарной экономической мощи хозяйство княжеское: в то время
Для того чтобы лучше представить себе размеры стад, которые могли быть при монастырях, обратимся к описанию скотоводческого хозяйства монастыря Амур-баясхуланту, приведенному А.М. Позднеевым в книге «Монголия и монголы»: «Средства эти составляются, во-первых, из принадлежащих монастырю стад. По отзывам местных лам, общее казначейство монастыря имеет у себя до 100 верблюдов, более 2000 лошадей, до 3000 быков и свыше 5000 овец. Скот этот монастырское казначейство не содержит в своих отдельных стадах и табунах, а раздает на хранение различным богатым мон голам, в количестве от 50 до 100 голов в одни руки. Платы за такое хранение скота не полагается; но принявший скот на хранение может производить на нем свои работы, при чем заработанная скотом плата одною своею полови-ною доставляется монастырю, а другая половина идет в пользу скотохрани-теля. Таким образом масса быков, принадлежащих монастырю Амур-баясхуланту, перевозит русские и китайские чаи от Урги до Кяхты и обратно русские товары из Кяхты в Ургу. Верблюдов для этой цели не употребляют, да и вообще монастырский сан содержит их, как и повсюду в прилежащих хошунах, очень мало, больше из тщеславия о том, чтобы достояние исчислялось всеми четырьмя родами скота. Лошади идут главнейшие на продажу, а овцы частию употребляются в на пищу для лам в дни великих хуралов, а частию служат для выделки из их шерсти войлоков, веревок, тесем и проч»299.
Как видно из приведенного текста, монастырский скот приносил прибыль не только продукцией скотоводства: часть скота шла на продажу, вьючные животные использовались для извоза, что также приносило монастырю немалый доход.
Источники поступления скота были различны: это были и дары от богатых князей, и менее значительные подношения бедных монгол, и плата за совершение треб, и подать, которая выплачивалась шабинарами в виде скота. Интересный способ обеспечения монастыря скотом описывает А.М. Позднеев, когда при строительстве богдыхановского монастыря к нему со всей Халхи было пригнано большое количество скота, который должен был находиться при монастыре в течение трех лет и пастись на прилежащих к нему территориях. После истечения установленного срока монастырь возвращал весь скот, но приплод, появившийся за это время, оставался в собственности монастыря. Таким образом, через каких-нибудь три года императорский монастырь имел уже свои значительные имущества300
Самым крупным скотоводом Монголии являлся, без сомнения, Джебц зун-Дамба-Хутухта. По разным оценкам в разные годы количество скота бы ло следующее: в 1773 г. глава буддийской церкви владел 91253 головами скота, а в 1864 г. это поголовье выросло до 118506301; к 1918 г. он имел 30 тыс. лошадей, 15 тыс. голов крупного рогатого скота и около 100 тыс. овец и коз302. "\У
В Сибирской советской энциклопедии, приведены сведения, которые взяты из переписи за 1929 г., согласно которым во данным государственного учета 1929 монастыри имели 3 286 100 голов, скота — 15% стада МНР характерна структура стада монастырей: коз — 202 130 — 6% всего козьего стада страны, верблюдов 42 120 — 9% верблюжьего стада страны, лошадей 177 650 — 11 % всего конского табуна, крупного рогатого скота 211 000 — 11% поголовья страны, овец 2 653 200 — 18% всех овец страны. Таким образом, монастыри сосредоточили у себя наиболее товарный скот303. Такой значительный прирост скота объясняется очень просто. Возглавив государство в 1911 г., буддийская иерархия получила в свое распоряжение законодательные основы, которые позволили еще более укрепить существующее положение буддийской церкви и приумножить ее основное богатство - скот. Позднеев А. М. Очерки быта … С. 13–14. Насанбалжир Ц. Эрдэни Пандита хутагтын шавь. С. 145. Майский И. М. Указ. соч. С. 130. Сибирская Советская энциклопедия. В 3 т. Т. 3. М. : Правда, 1932. С. 520. 114 Скот приносил монастырским хозяйствам и церковным феодалам большие доходы. Только шабинары хутухт несли несколько видов подати, связанных с уходом за скотом и выплатами скотоводческой продукцией. По мнению Г.С. Гороховой, подати и налоги раскладывались шабинским ведом ством в зависимости от наличия скота в хозяйстве шабинаров. Для этого ка значейство монастыря ежегодно производило перепись скота. По постанов лению «Духовного ведомства» в количественном отношении налоги во всех монастырях были одинаковыми304.
А.М. Позднеев указывает, что первый из видов доходов связан был с прямым податями: «каждый шабинар из имеющихся у него двадцати овец обязан отдать ежегодно в пользу монастыря одну; при этом пять коров, три лошади, или два верблюда приравниваются к двадцати овцам. Если шабинар имеет менее двадцати овец, тогда он платит подать хлебом, чаем, или, наконец деньгами. С десятка овец или двух коров у различных хутухт шабинары платят различно: от пяти до шести котлов проса, от четырех до пяти кирпичей чаю, или же от двух до двух с половиною лан серебра; с пяти овец, или одной коровы почти у всех вносится три котла проса, два кирпича чаю, или же лана серебра деньгами»305. l V
Так же шабинары монастырей платили подать продуктами скотоводческого хозяйства, т.е. продуктовую ренту определенным количеством молока, масла, творога. Так, например, дархаты, по сведениям Я.П. Шишмарева, в
казну Ургинского Хутухты обязаны были ежегодно платить «по количеству скота, а именно: с каждого верблюда 10 шарацей (1/30 часть кирпича чая); с рогатого скота, с каждой штуки по 5 шара и с барана по 2 шарацай (Всего по последней переписи собирается с Дархата в Гыгенскую казну за год кирпичного чая 253 цибина и 266 шара-цей. В цибине считается 1080 шара-цей. На русские деньги вовсе 5000 рублей).
