Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Феномен хазарского иудаизма 42
1. Исторический контекст хазарского иудаизма. Место и «время» встречи евреев и хазар. Локализация еврейских общин в Хазарии и датировка обращения хазарской правящей элиты в иудаизм 42
2. Характер иудаизма на территории Хазарии 69
3. Проблема еврейского прозелитизма в поздней античности и раннем средневековье на материале Северного Причерноморья 77
Выводы 87
Глава 2. Хазарский выбор веры в средневековой апологетике иудаизма 90
1. «Выбор веры» в религиозной культуре средневековья: проблемы терминологии и типологии 90
2. «Выбор веры» и защита иудаизма в Письме Иосифа 116
3. Иегуда га-Леви, Авраам ибн Дауд и Иегуда бен Барзиллай: апология иудаизма и становление «хазарского мифа» в средневековой еврейской культуре 129
4. Хазарский «выбор веры» в апологетике иудаизма после Иегуды га-Леви. Сюжет «выбора веры» в средневековом Ашкеназе 153
Выводы 161
Глава 3. Хазария и хазары в контексте легенд о Десяти Коленах и связанных с ними эсхатологических представлений средневекового еврейства 164
1. Происхождение легенд о Десяти Коленах и развитие связанных с ними эсхатологических представлений
в иудаизме II - IX вв. 164
2. Десять Колен в Послании Хасдая ибн Шапрута 180
3. Эсхатологические мотивы в Послании Хасдая ибн Шапрута в сравнении с другими еврейскими и нееврейскими источниками 197
4. Представления Хасдая ибн Шапрута о хазарах в свете современных ему еврейских и источников 218
5. Сведения Послания Хасдая ибн Шапрута о Хазарии в свете мусульманской историко-географической литературы. 252
Выводы 272
Глава 4. Хазары и хазарский иудаизм в исторической памяти средневекового еврейства
1. Хазарское государство в еврейской историографии XII XVI вв.: литературная аллегория или историко-географическая
реальность? 279
2. Хазария и хазары в контексте «научной» и публицистической деятельности Исаака Акриша (ок. 1530 после 1577 гг.). Первое печатное издание Еврейско-Хазарской Переписки 316
Выводы 345
Заключение 350
Приложения 365
Приложение первое: Выдержки из средневековых еврейских источников о Хазарии и хазарах 365
Приложение второе: таблица упоминаний о Хазарии и хазарах в средневековых еврейских источниках 391
Список сокращений 411
Источники и историография 414
Источники 414
Историография
- Проблема еврейского прозелитизма в поздней античности и раннем средневековье на материале Северного Причерноморья
- Иегуда га-Леви, Авраам ибн Дауд и Иегуда бен Барзиллай: апология иудаизма и становление «хазарского мифа» в средневековой еврейской культуре
- Представления Хасдая ибн Шапрута о хазарах в свете современных ему еврейских и источников
- Хазария и хазары в контексте «научной» и публицистической деятельности Исаака Акриша (ок. 1530 после 1577 гг.). Первое печатное издание Еврейско-Хазарской Переписки
Введение к работе
Исследование посвящено проблеме восприятия Хазарского каганата и обращения его правящей элиты в иудаизм в текстах средневековой еврейской культуры. Оно является междисциплинарным, выполняемым на стыке религиоведения, культурологии, истории и источниковедения, а также востоковедной науки.
Актуальность темы исследования. С конца 1980-х гг. «выбор веры» как феномен религиозной истории и культуры евразийского средневековья впервые стал рассматриваться в качестве самостоятельного объекта изучения в отечественной и зарубежной историографии. Однако дальнейшее успешное развитие исследований по истории распространения монотеистических религий (включая и иудаизм) в Восточной Европе возможно только при условии междисциплинарного сотрудничества исследователей, представляющих многие отрасли научного знания: археологию, различные области востоковедения (арабистику, тюркологию, иранистику, гебраистику, кавказоведение), а также русистику, славистику и византиноведение. В этой связи становится ясной необходимость возвращения к изучению еврейских письменных источников по истории Хазарского каганата и восприятия Хазарии и хазар в этих источниках в традициях российского классического востоковедения и источниковедения (труды А.Я. Гаркави, П.К. Коковцова, А.П. Новосельцева) на новом уровне современных историко-культурных исследований в рамках широкого междисциплинарного подхода и в качестве самостоятельного объекта исследования. В то время как предметом настоящего исследования является восприятие хазар и хазарского прозелитизма в средневековой еврейской литературе.
Цель исследования состоит в реконструкции образа Хазарии и хазар в текстах средневековой еврейской культуры; в выявлении закономерностей, в соответствии с которыми известия о них появляются в средневековых еврейских источниках; анализе динамики изменений отношения в них к хазарам и особенностей сохранения памяти о них в имеющихся текстах.
В исследовании решаются следующие задачи:
– Разрешение вопроса об особенностях отношения к проблеме «выбора веры» в средневековых еврейских источниках о Хазарии и хазарах по сравнению с текстами иных культур средневековой Евразии;
– разрешение вопроса о характере взаимосвязи между эсхатологическими представлениями о Десяти Коленах и восприятием Хазарии и хазар в средневековых еврейских источниках;
– разрешение вопроса о сохранении памяти о хазарах и иудаизации их правящей элиты в еврейских средневековых источниках.
Источники, использованные в исследовании, чрезвычайно многообразны. В их числе имеются примеры почти всех видов средневековых еврейских источников.
(1) Первичный слой представлений еврейских средневековых авторов о хазарах, не затронутый позднейшими литературными и идеологическими наслоениями содержится в памятниках библейской экзегетики караимских и раббанитских авторов, написанных на иудео-арабском языке и на иврите. Датированы они, в основном, X в., но некоторые известия сохранились в передаче более поздних компиляторов. Большинство этих фрагментов при работе над диссертацией было заново идентифицировано по рукописям РНБ и Санкт-Петербургского филиала ИВ РАН.
(2) Другой важнейший источник – дипломатические документы: письмо Хасдая ибн Шапрута – еврейского сановника кордовского халифа Абд ал-Рахмана III (912–961 гг.) хазарскому правителю Иосифу и ответ Иосифа Хасдаю, получившие в историографической традиции название «Еврейско-Хазарская Переписка». К ним примыкает так называемый «Кембриджский документ» – письмо анонимного хазарско-еврейского автора, адресованное, очевидно, тому же Хасдаю.
(3) Огромное значение для темы данного исследования имеют памятники иудейской полемической и апологетической литературы, в особенности «Книга доказательства и доводов в защиту униженной религии» или просто «Хазарская книга» (араб. «Китаб ал-Хазари», ивр. «Сефер га-Кузари») средневекового еврейского поэта и философа Иегуды га-Леви (до 1075 – 1141 гг.).
(4) Используется также целый ряд нарративных источников: сочинения по еврейской и всемирной истории и хроники жанра «цепь предания», представляющие собой изложение событий по поколениям мудрецов, а также записки путешественников – итинерарии.
(5) Из числа законодательных памятников в исследовании используются респонсы – ответы раввинов на вопросы по еврейскому религиозному праву – Галахе. Важнейший из них – «Книга Эльдада Данита» – сочетает в себе видовые признаки респонса, галахического трактата и итинерария.
(6) В исследовании привлекаются данные различных нееврейских источников, в которых сохранен огромный массив сведений о Хазарском каганате. Кроме того, в памятниках историографической и космографической литературы соседних с Хазарией государств – Византии, Древней Руси, стран Закавказья, а также Латинского Запада и Исламского мира имеется целый ряд вариантов сюжета «выбора веры», параллельных еврейско-хазарскому. Особое значение имеют данные мусульманской географической литературы, служившей, с одной стороны, практическим интересам купцов и государственных деятелей, с другой же – обобщению географических и космографических знаний. Произведения мусульманских историков и географов являются ценнейшим источником по истории культурных и религиозных стереотипов полиэтничного и поликонфессионального населения Pax Islamica в отношении народов «варварской» периферии, включая и хазар. Взгляд мусульманских историков и географов на хазар отличался от аналогичных представлений еврейских авторов меньшей конфессиональной заинтересованностью.
(7) Наконец, в исследовании рассматриваются некоторые аспекты критики археологических источников по истории еврейской диаспоры в Юго-Восточной Европе позднеантичного и раннесредневекового времени и истории еврейского прозелитизма в этом регионе.
Хронологические рамки исследования охватывают период с начала X в. по конец XVI в. – от первых надежно интерпретируемых и достоверно известных свидетельств средневековых еврейских источников о хазарах до 1577 г., которым датируется первое печатное издания «Еврейско-Хазарской Переписки», завершающее средневековый этап развития этой традиции.
Теоретические и методологические основания исследования. Исследование является междисциплинарным и в силу этого опирается на несколько различных методологических традиций. В первую очередь, его методология основана на теоретических идеях русской школы источниковедения и ее практических наработках в изучении восточных (арабских, персидских и еврейских) источников по средневековой истории Восточной Европы.
В исследовании используются методы, разработанные в рамках феноменологического направления гносеологии XX в. В первую очередь, это теоретические идеи А.С. Лаппо-Данилевского об историческом источнике, как о феномене, являющемся отражением «чужой одушевленности», т.е. реального сознания человека другой культуры – автора исследуемого историком текста. Кроме того, в работе используется подход к проблеме мифа, как отражения реального сознания человека – субъекта иной культуры, сложившийся в исторической феноменологии под влиянием идей А.Ф. Лосева. Тем не менее, необходимым представляется более дифференцированный подход к использованию такой весьма неопределенной категории, как «миф». В этом вопросе методология исследования опирается на введенное С.С. Аверинцевым понятие о различии мифа «дорефлексивного», архаического и мифа «пост-рефлексивного» – религиозно-философского. Изучаемые представления средневековых еврейских авторов о Хазарии и хазарах как раз являются примером «мифологии» второго типа, что также влияет на особенности работы с ними и представляющими их группами источников.
Степень изученности проблемы. Изучение восприятия Хазарии и хазар в средневековых еврейских источниках начинается с работ А.Я. Гаркави (1839 – 1919 гг.). В ряде статей и опубликованной в 1874 г. монографии им была издана большая часть известных и ныне свидетельств средневековых еврейских авторов о хазарах. А.Я. Гаркави почти никогда не делал попыток выйти на концептуальный уровень обобщений по вопросам восприятия Хазарии и хазар в средневековых еврейских источниках, но им было сделано важное наблюдение об отождествлении хазар с Десятью Коленами в Письме Хасдая.
Исследования А.Я Гаркави не получили продолжения в западной ориенталистике и отечественной историографии советского и постсоветского периода. Так, П.К. Коковцов в своем вышедшем в 1932 г. фундаментальном издании «Еврейско-Хазарской Переписки» проигнорировал выводы Гаркави об отождествлении Хазарского каганата со страной Десяти Колен в Послании Хасдая и не использовал результаты его исследований, посвященных свидетельствам о хазарах в еврейской экзегетической литературе.
В еврейской историографии данная тематика вызывала значительный интерес, так как она была связана с такими традиционными предметами исследования, как литература о поиске Десяти Колен или взаимоотношения караимов и раббанитов. Историографическую традицию изучения этих памятников, восходящую к работам А.Я. Гаркави, продолжили израильские историки М. Ландау и Й. Хальперн. Оба исследователя сумели показать наличие связи между письмом Хасдая Иосифу и еврейской литературой, посвященной поиску Десяти Колен, при этом несколько преувеличивая степень зависимости этого памятника от «Книги Эльдада Данита».
Результатами исследований А.Я. Гаркави пользовались также А. Поляк и Ц. Анкори. Первый из них, отрицая подлинность «Еврейско-Хазарской Переписки», продолжал вслед за Гаркави активно разрабатывать вопрос о связи свидетельств о Хазарии в памятниках караимской экзегетики с еврейской эсхатологией. Второй же, основываясь на публикациях Гаркави, исследовал вопрос об отношении к хазарам в библейской экзегезе караимов, опровергая гипотезу об их хазарском происхождении.
Хазароведческие труды Д.М. Данлопа на фоне исследований других западных востоковедов отличаются подчеркнутым вниманием к еврейским источникам, из-за чего они иногда ошибочно сближаются с еврейской историографией. В действительности же Д.М. Данлоп использовал в своих реконструкциях по истории хазар ряд еврейских историографических сочинений XIII – XVI вв. вторичных по отношению к первоисточникам X – XII вв., что является методологически неверным подходом к исследованию. Вследствие этого, книга Д.М. Данлопа оказалась исследованием по истории восприятия Хазарии и хазар, независимо от воли ее автора.
В 2002 ученик Й. Хальперна М. Зохори издал написанную в 1950 г. монографию о хазарах в еврейской средневековой историографии с большой подборкой цитат из источников. Тем не менее, эта работа по ряду причин не может считаться успешным разрешением проблемы данного исследования. Ко времени издания она уже сильно устарела. Кроме того, в ней нет ясно выраженного определения «историографии». В результате в ней иногда рассматриваются философские тексты, в то время как, например, памятники экзегетики не используются совсем. Не прибегает М. Зохори и к анализу нееврейских источников.
Несколько докладов по теме восприятия Хазарии и хазар в еврейских источниках было представлено на иерусалимском (1999) и московском (2002) международных коллоквиумах по хазароведению и впоследствии опубликовано (М.; Иерусалим, 2005; Leiden, 2007).
Наконец, с конца 1980-х гг. изучение проблемы «выбора веры» в Восточной Европе стало развиваться быстрыми темпами вслед за снятием идеологических ограничений для историко-религиозных исследований, существовавших в советской историографии. Так, специально еврейско-хазарские параллели к древнерусскому варианту сюжета «выбора веры» рассматриваются в широком историко-культурном контексте в работах А.А. Архипова, Вяч. Вс. Иванова, В.Я. Петрухина. Исламские и кавказские параллели еврейско-хазарского сюжета «выбора веры» активно изучались А.П. Новосельцевым, а византийские исследовались и продолжают исследоваться С.А. Ивановым.
Научная новизна исследования заключена в особенностях постановки его основной проблемы, способах предлагаемого решения и достигнутых результатах. Средневековые еврейские источники о Хазарском каганате рассматриваются в исследовании в общем контексте истории еврейской культуры, а также в общем контексте истории и культуры средневековой Западной Евразии. Кроме еврейских источников, источниковедческую основу диссертации составляют памятники арабской историко-географической литературы (на языках оригиналов), историографическая и космографическая и агиографическая литература Византии, Европы, стран Закавказья и древнерусское летописание. Подобный источниковедческий подход к этим текстам позволяет исследовать их глазами авторов и первых читателей. Наряду с этим, в диссертации впервые полностью прослежена история восприятия хазар и Хазарского каганата в средневековых еврейских источниках и отмечены причины, по которым это восприятие со временем изменялось.
Апробация результатов исследования. Диссертация обсуждена, одобрена и рекомендована к защите на заседании Учебно-научного Центра изучения религий Российского государственного гуманитарного университета. Основные положения ее отражены в перечне авторский публикаций, помещенном в конце автореферата. Наиболее существенные положения диссертации были выдвинуты и обсуждены в ходе докладов на XIX и XX чтениях памяти В.Т. Пашуто «Восточная Европа в древности и средневековье» в ИВИ РАН (2007 – 2008), «Ежегодных международных конференциях по иудаике» (2007, 2009, 2011), «Ежегодных международных молодежных конференциях по иудаике» (2008, 2009, 2010), на VIII Congress for European Association for Jewish Studies (Moscow, 2006), на конференции «Проблемы средневековой герменевтики» (Философский факультет МГУ 30.03.2007), XXIII международной кафедры Источниковедения ИАИ РГГУ «Историческая география: пространство человека versus человек в пространстве» (2011), конференции «Библия в традициях отечественной культуры» (М., ВГБИЛ 14.02.2011).
Научно-практическая значимость исследования. Результаты исследования могут быть использованы в лекционных курсах по истории иудаизма, средневековой еврейской литературы, ранней истории еврейской диаспоры в странах Восточной Европы, при дальнейшем изучении восточных источников по средневековой истории культур народов Восточной Европы и по ранним этапам российской истории.
Структура исследования. Работа состоит из Введения, Заключения, четырех глав и двух Приложений.
Положения, выносимые на защиту:
– Большинство государств, созданных народами Западной Евразии в течение средневековья в тот или иной период времени оказывались в особой социо-культурной ситуации «выбора веры», или, иначе говоря, перед лицом необходимости введения одной из авраамических религий в качестве государственной идеологии. Отражением этого процесса принятия евразийскими народами культурного и исторического опыта цивилизаций древнего Ближнего Востока и Средиземноморья в исторических источниках оказался особый литературный сюжет «выбора веры», имеющий мощные социо-культурные и идеологические истоки в практике отношений позднего Рима и ранней Византии с народами варварской периферии, с одной стороны, и в библейской традиции, с другой.
– Один из вариантов этого общеевразийского сюжета «выбора веры» отражен в средневековых еврейских источниках – Письме Иосифа и «Кембриджском документе». В «Книге доказательства и доводов…» Иегуды га-Леви и других позднейших источниках этот сюжет претерпел радикальное переосмысление в контексте внутрииудейской полемики и защиты раввинистической традиции от критики со стороны караимов и философов-рационалистов. Если в Письме Иосифа события ранней истории хазар кодируются с помощью цитат из библейских текстов, напоминая о ранних этапах истории Израиля (периода завоевания Ханаана и эпохи Судей), то в книге Иегуды га-Леви происходит обратное перекодирование облеченных в риторические формы, взятых из еврейской Библии, самовосхвалений евразийской кочевой династии на язык раввинистической культуры.
– В еврейской эсхатологии образ хазар со временем оказался связан с похожим образом Десяти Колен, оказавшим значительное влияние на становление текста послания Хасдая к Иосифу, в котором хазары намеренно отождествляются с Десятью Коленами. Сравнение письма Хасдая с другими современными ему еврейскими источниками о хазарах показывает, что информация о нееврейском этническом происхождении хазар была известна этому автору. Это умолчание и эсхатологические мотивы в его Письме к Иосифу были связаны с целями и задачами большого «дипломатического проекта» – обмена официальными письмами с единственным на тот момент в мире государем, исповедующим иудейскую веру. Этот проект должен был поднять авторитет Хасдая как неформального главы еврейской диаспоры в мусульманской Испании и странах Западного Средиземноморья на недосягаемую до тех пор высоту. Хасдаю удалось достичь этой цели.
– Историческая память о хазарах в средневековых еврейских источниках с середины XII в. подверглась сильнейшему влиянию книги Иегуды га-Леви, ставшей со временем для еврейских средневековых авторов главным источником сведений о хазарах. Тем не менее, иные типы памяти, представленные записками путешественников, экзегетическими сочинениями, бытованием отдельных рукописей писем Иосифа и Хасдая, сохраняются в еврейских источниках XIII – XV вв.
– С XVI в. в условиях изменения социального и культурного контекста еврейской жизни в странах Ближнего Востока и Средиземноморья, связанного с изгнанием части еврейского населения Пиренейского полуострова и насильственными крещениями оставшихся, османскими завоеваниями, началом европейской колониальной экспансии, обострением эсхатологических ожиданий и распространением книгопечатания, историческая память о хазарах вновь обретает важное место в еврейских источниках. В них вновь появляются свидетельства, независимые от книги Иегуды га-Леви. Некоторые из них были известны и Исааку Акришу, подготовившему в 1577 г. в Константинополе первое печатное издание «Еврейско-Хазарской Переписки». Тем не менее, популярность аллегорической интерпретации сюжета книги Иегуды га-Леви была так велика, что Акриш даже не попытался связать с хазарами вопрос о реальности существования где-либо государства у еврейской диаспоры до обнаружения им рукописи Переписки.
Проблема еврейского прозелитизма в поздней античности и раннем средневековье на материале Северного Причерноморья
В дискуссиях о феномене «хазарского иудаизма» существует три основных блока проблем. Это вопросы о местах обитания еврейских общин в каганате и месте первой встречи хазар с еврейской религией, датировке иудаизации хазарской правящей элиты, характере иудейских верований в Хазарии, масштабах еврейского прозелитизма и отношении к нему со стороны иудеев и представителей иных религий. Все эти вопросы будут рассмотрены ниже.
В историографии истории евреев средневековой Европы период до конца X в. принято называть «темными веками». Наши знания о еврейской жизни той эпохи, особенно в христианской части континента, в огромной степени основаны на данных письменных источников, вышедших из нееврейской среды. Круг еврейских источников с территории христианской Европы V - IX вв. ограничен неписьменными источниками археологического происхождения, главным образом, различного рода надписями, текстами эпитафий на надгробиях, граффити, изображениями культовых предметов и религиозных символов иудаизма. Что же касается территорий, входивших в состав Хазарии, то там материальные следы иудаизма крайне немногочисленны, за исключением некоторых небольших микрорегионов этого государства, о которых будет сказано ниже. Пока проследить процесс иудаизации на основании вещественных источников представляется затруднительным и там.
Несмотря на скудость сведений письменных и археологических источников по проблеме хазарского иудаизма, в исследовательской литературе сформировался определенный набор представлений о том, где и когда произошло хазарское «обращение»106. Число имеющихся вариантов решения этой проблемы в историографии относительно велико, по крайней мере, в сравнении с количеством доступных источников.
Влияние на историографический процесс оказывала и сама специфика хазароведческих исследований. Дело в том, что в хазароведении проблема восточных (дагестанских, закавказских, центрально-азиатских) и западных (боспорских, крымских, византийских) связей каганата по-прежнему рассматривается специалистами, как историками так и археологами, под разными, чаще всего непересекающимся углами зрения. В результате, исследователи культур регионов, с которыми граничила Хазария, стремились связать ее иудаизацию с существовавшими в них еврейскими общинами, обнаруживая хазарских евреев именно в «своем» регионе. Иранисты, арабисты и кавказоведы связывали данный процесс с влиянием южных соседей Хазарии, а археологи - исследователи Крыма и Таманского полуострова - с существованием там в период поздней античности и раннего средневековья иудейских и иудействующих общин. Для начала следует рассмотреть все предложенные в исследовательской литературе решения этой проблемы по порядку.
Представление о том, что к моменту возникновения Хазарского государства на восточном Кавказе уже имелись еврейские общины, основывается не на свидетельствах исторических источников, а на допущениях ряда исследователей. Выдающийся русский филолог-иранист В.Ф. Миллер, фактически открывший для науки язык и фольклор восточно-кавказских евреев, связывал иудаизацию хазар именно с ними или с их предками . Однако наиболее серьезным доказательством, приводимым им в пользу такого мнения является цитата из «виденной — по выражению Миллера - И.Ш. Анисимовым110 арабской рукописи Дербенд-наме и переведенной для него на тюркский азербайджанский язык»: «... В 105 г. хиджры (т.е. 737 г.) при халифе Адбулъ-мелик-Мерване в Дагестан прибыл его брат Абу Муслим с войском в 90 тыс. человек. Он завоевал Дагестан, разрушая и уничтожая все сопротивляющееся ему и водворил ислам между персами и хазарами, которые до того времени были неверными, именно первые (персы) поклонялись огню, а последние (хазары) тельцу и некоторые исполняли законы Мусы (Моисея) ».
Достоверность этого использованного В.Ф. Миллером свидетельства вызывает сомнения, а основанные на нем реконструкции являются плодом умозаключений И.Ш. Анисимова, преследовавшего таким образом свои собственные, далекие от задач науки цели. Показательно также, что насколько можно судить на основании критического издания Дербенд-Наме подобное чтение не подтверждается ее известными рукописями113.
Кроме процитированного варианта чтения одного места из Дербенд-наме В.Ф. Миллер приводит также ряд аргументов, заимствованных из работ А.Я. Гаркави . В том числе он основывается на его неточном переводе одной фразы из письма Хасдая, заимствованной к тому же из одного из самых темных и неясных мест этого источника: упомянутые в этой части его текста топонимы и этниконы могут относиться к числу объектов не столько реальной, сколько мифологической географии115.
Другой вариант решения этой проблемы предложил М.И. Артамонов. Основываясь на работах ученого ираниста и гебраиста Ю.О. Солодухо, он предположил, что первоначальное еврейское заселение восточного Кавказа было вызвано миграцией участников движения маздакитов, в числе которых были и евреи116. Существование еврейских маздакитов - предположение Ю.О. Солодухо, призванное объяснить причины восстания экзиларха (главы еврейской общины Вавилонии) Мар Зутра (ок. 496 — 520 гг.). Переселение же участников этого мятежа на Кавказ - допущение Артамонова.
О самом факте восстания известно из еврейской средневековой хроники «Седер Олам Зута». По словам ее анонимного автора, во время восстания Мар-Зутра четыреста человек под предводительством экзиларха «вступили в войну с персами, овладели государством и взимали подушную подать семь лет. В конце семи лет грешили dntq , которые были с ними и застали их, что пьют нееврейское вино и блудят в доме царей персов» .
Иегуда га-Леви, Авраам ибн Дауд и Иегуда бен Барзиллай: апология иудаизма и становление «хазарского мифа» в средневековой еврейской культуре
Вопрос о характере иудейских верований, которые могли существовать на территории Хазарии имеет отношение к теме диссертации в силу того, что хазарская проблема не в последнюю очередь связана с восприятием частью еврейских авторов непривычных для них форм иудейской религии. Поскольку реальность иудаизации ее правящей элиты более не ставится под сомнение, проблема выработки научной концепции иудаизма в Хазарском Каганате по-прежнему остро стоит на повестке дня.
Особенно важен очень серьезный и пока еще не разрешенный вопрос о том, как могла происходить адаптация религиозных верований и обычаев, сложившихся в совершенно иных культурно-экологических условиях к обыденным представлениям и повседневности евразийских кочевников. Некоторые предварительные соображения по этому поводу обобщены в работе B.C. и В.Е. Флеровых205, на положения которой во многом опираются мои рассуждения в этом параграфе.
B.C. и В.Е. Флеровы сначала констатируют возможность обнаружения археологических следов присутствия иудеев и прозелитов в любой области каганата16. Они отмечают также, что «если и делались попытки внедрить новое учение в слои рядового населения, то в предельно упрощенном виде, как в догматической, так и в обрядовой частях»207.
Однако, ответ на вопрос о реальности отношения представителей кочевых культур к вопросам догматики монотеистических религий вряд ли может быть получен посредствам анализа как археологических, так и письменных источников. «Выбор веры» для правителей кочевых государств всегда представлял собой, прежде всего, политическую проблему. Обсуждение же философских и догматических проблем, если оно и имело место в действительности, откладывалось на более поздний срок208.
B.C. и В.Е. Флеровы допускают возможность проникновения иудейских верований в широкие слои кочевого населения Хазарии, хотя реальность этого феномена вызывает определенные сомнения даже на основании данных письменных источников. Так, большинство авторов классической школы арабской географии (да и неарабских авторов тоже) явно отмечают крайнюю немногочисленность иудеев среди подданных хазарского кагана. Исключением являются только еврейские источники, полемически направленные против иноверцев и потому завышающие численность иудейского населения среди жителей каганата.
Разбирая существующие возможности для атрибуции тех или иных реалий культовой практики иудаизма в условиях восточно-европейских степей хазарского времени, исследователи приходят к закономерному в данном случае выводу, что в силу отсутствия археологического эталона для иудейских древностей того времени в позднеантичную и раннесредневековую эпохи на большей части территории Хазарии, их идентификация на данном этапе исследований не представляется возможной. В итоге, как справедливо замечают авторы, «круг снова замыкается», и все надежды на обнаружение иудейских древностей на просторах юго-восточной Европы периода раннего средневековья вновь сосредотачиваются на небольшом числе памятников, по которым они известны еще с середины позапрошлого века .
У исследователей, задающихся вопросом о поиске иудейских древностей в Хазарии, или, точнее, о том, где и как эти древности теоретически можно было бы искать, существует и другой путь, который тоже может оказаться весьма плодотворным. Это путь непрямых аналогий в истории материальной и духовной культуры иудаизма в средиземноморской диаспоре раннего средневековья, в том числе и в особенно удаленных от палестинских и вавилонских центров еврейской культуры областях Галлии и Испании. Хотя при этом необходимо, отдавать неизбежную дань условности и умозрительности такого метода. Но все же он является более предпочтительным, чем введение в оборот новых письменных источников, проверка подлинности которых очевидным образом демонстрирует их поддельность210.
Основной проблемой в исследовании вопроса о характере иудейских верований в Хазарии является отсутствие массовых и убедительно датируемых хазарским временем археологических находок, которые свидетельствовали бы о хоть сколько-нибудь масштабном проникновении иудаизма в кочевую или полукочевую среду.
То, что такое явление само по себе было возможным, доказывается на основании имеющихся параллелей с находками изображений семисвечников на кирпичах, обнаруженных в ряде погребений позднеаварского некрополя в окрестностях Челарева (Сербия). Примечательно, что кирпичи с изображением семисвечников находятся внутри погребений, оставленных только одной из трех групп населения, использовавших некрополь. Для этой группы характерны крайне бедные по своему инвентарю или в ряде случаев совсем безынвентарные погребения211. Автор публикации и руководитель раскопок Р. Бунарджич датирует некрополь в целом позднеаварским
Представления Хасдая ибн Шапрута о хазарах в свете современных ему еврейских и источников
Эти наблюдения подтверждаются обращением к более широкому источниковому контексту, в котором описания «выбора веры» в источниках неотделимы от характерных для эпохи раннего средневековья правовых воззрений. Например, упомянутый выше фактор «религиозной дипломатии» необычайно важный для истории монотеизации восточно-европейских и евразийских народов особенно хорошо и подробно изучен на древнерусском материале . Не случайно то обстоятельство, что началом «выбора веры» для Владимира Святославича была неудачная попытка заключения мира с мусульманской Волжской Булгарией - для мусульман невозможен был мир с язычниками, не признающими писаного закона. Более того, мусульмане из Волжской Булгарии в ПВЛ оказываются первыми среди послов, предлагающих Владимиру свою веру287.
Вообще же, представление о возможности договорных отношений только между единоверцами и также, разумеется, об их невозможности между «язычниками» и приверженцами единобожия было проявлением особой, характерной для средневековья, концепции варварства, обусловленной превращением монотеистической религии в государственную идеологию. Конечно, каждый конкретный исторический источник и каждый конкретный случай «выбора веры» заслуживает отдельного рассмотрения и отдельной интерпретации, однако, с точки зрения целей и задач данного диссертационного исследования представляется необходимым подчеркнуть наличие сходства, а не различий в подходах христианских и мусульманских государств в их отношениях с варварской периферией.
И Византия VIII — X вв., и арабский халифат (напомню, что Хазария в разное время испытывала влияние обоих этих государств) периода правления Аббасидов в отношении к «варварской периферии» основывались на опыте пост-константиновской Римской империи. При этом универсализм обеих монотеистических религий мог приходить в конфликт не только с обыденными представлениями «варваров», но и с притязаниями претендующих на всемирность держав.
Коллизия столкновения имперского и монотеистического впервые осмысливается в условиях пока еще языческой Римской империи в период поздней античности в полемике Цельса и Оригена. На чрезвычайно актуальный для римской государственности вопрос о том, как возможно такое, чтобы все народы добровольно согласились бы принять единый закон, Ориген дает ответ, что это «невозможно по плоти,... но возможно для освободившихся от нее» .
Понятно, что христианский ответ Оригена Цельсу был неприемлем для римского государства, как всемирной языческой империи. Однако на рубеже античности и раннего средневековья ответ на этот вопрос был найден. И состоял он в превращении христианства в имперскую идеологию. Превращение это было достаточно долгим процессом, исподволь начавшимся еще при Константине, явственно обозначившимся в правление Феодосия I и окончательно завершившийся в правление Юстиниана I. Возникающее уже у христианских апологетов II — III вв. и более поздних отцов церкви представление о христианизации, как о методе смягчения нравов варваров и подчинения их империи оказывается здесь весьма актуальным .
В результате распространение христианства за пределами империи стало восприниматься как подчинение варваров римскому государству. Немаловажно и то, что такой взгляд на имперскую политику одинаково быстро прижился как внутри империи, так и за ее пределами. Показательно, что уже с середины IV в. христиан начинают преследовать и к северу от Дуная в Готии и на востоке в Сасанидском Иране290. Враги империи (римской, а позднее и византийской) начинают видеть в «своих» христианах естественных союзников римлян, а в политике государственной христианизации - угрозу (далеко не безосновательную) своего собственного подчинения империи.
Тот же самый феномен можно наблюдать в истории региона, в котором впоследствии существовала Хазария. Северный Кавказ и Причерноморье были естественными воротами, соединявшими бескрайние евразийские и восточно-европейские пространства с римско-византийскими миром, и потому местные народы на протяжении столетий оказывались объектом целенаправленной имперской христианизации. Так, при Юстиниане І в 527/528 г. провалилась попытка христианизировать приазовских «гуннов». Крещение одного из их вождей - Грода, сведения о котором имеются у Малалы, Иоанна Никиусского и Феофана, завершилось фактическим признанием их зависимости от империи . Энергичное, характерное для неофита, насаждение христианства Гродом (уничтожение идолов) в сочетании с такой же энергией, проявленной византийцами в установлении своего влияния на Боспоре (увеличение там количества имперских чиновников и масштабов сбора дани) привело сначала к восстанию против новых порядков, а затем к еще большему усилению вмешательства империи в дела Боспора и к упразднению Боспорского царства292. Хотя ситуация вокруг обращения Грода окончилась для империи благополучно и даже способствовала ее территориальному расширению, она показала, что христианизация не могла иметь долговременных успехов, оставаясь одной из форм византийской экспансии.
Хазария и хазары в контексте «научной» и публицистической деятельности Исаака Акриша (ок. 1530 после 1577 гг.). Первое печатное издание Еврейско-Хазарской Переписки
Эсхатологией, в наиболее общем смысле этого слова, принято называть совокупность представлений тех или иных религиозных или религиозно-философских систем о завершении всемирной истории. Эсхатология - по определению С.Н. Трубецкого - «учение о последних вещах, о конечной судьбе мира и человека»429. Схожее определение эсхатологии предлагает и С.С. Аверинцев430. Оба исследователя отмечают ключевую роль древнееврейской или, иначе говоря, библейской традиции в становлении представлений о «конце времен» в современной культуре, и, в особенности, в культуре современного Запада431.
Фундаментом эсхатологии постбиблейского иудаизма, христианства (и, опосредованно, ислама) являются библейская книга Даниила и новозаветный Апокалипсис Иоанна. Для монотеистических традиций характерна очень высокая символическая насыщенность представления о моменте завершения истории. Кроме того, для них также характерно постоянное тяготение к символизации эсхатологических событий, традиционно мыслимых в качестве всемирно-исторических потрясений или катастроф, призванных преобразовать «временное» в вечное, «повседневное» - в «духовное», «наличное» — «в должное».
Определению того, что можно считать специфически еврейской эсхатологией, а также различию между категориями «апокалиптика», «эсхатология» и мессианизм в иудаике посвящена обширная литература, разбирать которую здесь нецелесообразно 2. Нужно сразу отметить, что в данной работе будут затрагиваться проблемы изучения эсхатологии иудаизма уже после разрушения Второго Храма, а фактически только с начала II в. При этом совсем не будут затрагиваться вопросы, связанные с индивидуальной эсхатологией, т.е. посмертной судьбой душ индивидов религиозных текстах, а из двух способов осмысления эсхатологических проблем, распространенных в еврейских религиозных текстах средневекового периода - философских дискуссий по вопросу о судьбе душ умерших после смерти или об обсуждения знамений, завершающих всемирную историю 33, - будет рассматриваться только последний.
Итак, наряду с религиозно-философской апологетикой иудаизма, вторым важнейшим пластом смыслов средневековой еврейской культуры, в котором Хазария и хазары занимали важное место, был поиск Десяти Колен вместе с соответствовавшими ему эсхатологическими ожиданиями. В различных текстах средневековой еврейской культуры вопрос о связи между Хазарским государством и Десятью Коленами несет в себе почти в каждом случае весьма своеобразные содержания. Поэтому задача настоящей главы в том, чтобы попытаться проследить общие закономерности восприятия средневековыми еврейскими авторами Хазарии и хазар в контексте поиска Десяти Колен или же современных им эсхатологических ожиданий. Но для начала следует кратко определиться с терминологией, а также разобраться с вопросом об истоках поисков Десяти Колен в более ранний период еврейской истории.
В средневековой еврейской традиции Десять Колен — потомки депортированных из Самарии, Галилеи, Голан и Заиорданья жителей разрушенного в результате ассирийского завоевания .в 722 г. до н.э. Северного Израильского царства - одного из двух (наряду с Иудеей) древнееврейских государств. Описание этой высылки с указанием мест нового поселения израильтян «в Халахе, Хаборе на реке Гозан и городах мидийских» стало основой для позднейших локализаций «Страны Десяти Колен»434.
Ивритское выражение «Десять колен» (aseret ha-sebatim), распространенное в еврейских текстах в средневековую эпоху, до конца периода Второго храма единственный раз употребляется в предсказании библейского пророка Ахии из Шило о переходе власти над Десятью северными коленами к Иеровоаму сына Навата, вследствие измены царя Соломона культу YHWH. Этот текст (1 Цар. 11: 35 - 36)435 является идеологическим обоснованием разделения единого древнееврейского государства на два царства - северное - Израильское, в которое вошли земли Десяти колен, и южное — Иудейское.
Еврейское религиозное сознание, как в библейскую, так и в постбиблейскую эпоху, считало религиозное отступничество причиной последовательного разрушения сначала Израильского, а затем и Иудейского царств и изгнания их жителей, хотя судьбы двух этих групп изгнанников противопоставлялись друг другу. Традицией подчеркивалось, что именно жители Иудеи и их потомки сохраняют за собой мессианское обетование роду Давида, где бы они ни проживали. В еврейской литературе периода Второго храма (а это уже почти без исключения - тексты написанные потомками жителей только одного южного царства436), сохраняется прежняя враждебность по отношению к обитателям северной части Земли Израиля, в особенности, к самаритянам. В этих условиях никак не могли возникнуть представления о том, что потомки Десяти Колен сохраняют где-либо свое существование в качестве отдельной общности Так что вопреки довольно распространенному мнению, встречающемуся и в энциклопедии Judaica438, представление о том, что Десять Колен существуют в определенной местности независимо от потомков Иуды и Вениамина, — сравнительно позднее явление в еврейской истории. Оно не встречается в текстах, написанных до начала II в. н.э. Его нет в текстах, вошедших в иудейский канон ТаНаХа. Оно отсутствует в подавляющем большинстве ветхозаветных апокрифов, в текстах Кумрана и в Новом Завете439.
Многие черты, свойственные позднейшему средневековому «мифу» о Десяти Коленах, впервые прослеживаются в источниках, авторы которых жили и действовали спустя два-три поколения после разрушения Второго храма в 70 г. н.э.440. Речь идет о появившихся почти одновременно в начале II в. н.э. апокрифических IV книге Эзры и II книге Баруха.
