Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1 ТРАДИЦИОННОЕ НАНАЙСКОЕ ЖИЛИЩЕ КАК СЕМИОТИЧЕСКОЕ ЦЕЛОЕ 22
1.1 Террасные и равнинные поселения. Дом для одной патриархальной семьи и большие родовые дома 23
1.2 Постоянные и временные поселения. Круг и квадрат в основании жилища 33
1.3 Хозяйственно-промысловые, жилые и ритуальные сооружения как знаковые системы 48
1.3.1 Хозяйственно-промысловые сооружения 49
1.3.2 Жилые постройки 55
1.3.3 Ритуальные постройки 68
ГЛАВА 2 СЕМИОТИКА ВНУТРЕННЕГО ПРОСТРАНСТВА ТРАДИЦИОННОГО НАНАЙСКОГО ЖИЛИЩА 80
2.1 Внешние границы жилища и обереги 81
2.2 Внутренние границы и статические элементы жилища 97
2.2.1 Горизонтальный план жилища и структура его социального пространства. Функции канов и стен 97
2.2.2 Вертикальный план жилища и космологическая структура его пространства. Функции столбов и очага 113
2.3 Динамические элементы жилища. Функции домашней утвари и орнамента 139
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 159
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 162
ПРИЛОЖЕНИЯ 188
- Террасные и равнинные поселения. Дом для одной патриархальной семьи и большие родовые дома
- Постоянные и временные поселения. Круг и квадрат в основании жилища
- Внешние границы жилища и обереги
Введение к работе
Диссертационная работа посвящена семиотике традиционного нанайского жилища. Семиотика предполагает исследование семантики, синтактики и прагматики жилища в целом и как системы необходимых и достаточных для его символического и практического функционирования элементов. К категории жилищ мы относим все постройки приусадебного хозяйства, включая дом, бытовые и ритуальные сооружения (причем нанайская культура обладала и такими вариантами сооружений, локализация которых находилась даже за пределами усадьбы: речь идет о погребальных домиках и удаленных от стойбища некоторых промысловых сооружениях). В контексте синкретизма архаической традиционной культуры все эти постройки тесно соприкасались друг с другом как объекты практических и ритуальных действий, и их специализация в качестве жилых или нежилых помещений произошла позже, вместе с дифференциацией основных видов деятельности человека и их результатов.
Актуальность исследования. Нанайцы - самая крупная коренная тунгу-со-язычная народность Нижнего Амура. Согласно историографическим данным, во второй половине XIX века они занимали значительную территорию. Нанайские стойбища располагались на берегах Амура или его протоков, соединяющих озера с главным руслом реки. Гольды (гольды — устаревшее название нанайцев, употреблявшееся исследователями Дальнего Востока конца XIX -начала XX века, работы которых цитируются в диссертации), в отличие от многих народов Сибири и Дальнего Востока, до середины XIX века существовали большей частью независимо от западных культурных традиций и православной религии. Такая территориальная, социально-экономическая, мировоззренческая автономность способствовала более полному, чем у других дальневосточных этносов, сохранению древних представлений о мире и архаичных типов построек. Мы не отрицаем достаточно активного влияния на нанайский жизненный уклад других народов, находящихся в территориальной близости с ними, и стоящих с ними на одной ступени развития, а также вмешательства в их быт южных цивилизованных соседей, например маньчжуров. Однако результаты взаимодействия с этими народами, как показала практика, не повлекли за собой разрушения ядра нанайской культуры, обеспечивающего ее целостность и устойчивость перед внешними факторами. Целенаправленная политика насаждения русской культуры, основанной на православной религии, распространявшаяся, в отличие от влияния соседних восточных народов, не только на экономическую область, но и на сферу духовного бытия, способствовала процессу ассимиляции, поглощению нанайской самобытности русской культурой.
Предотвращению полного растворения культуры гольдов в российском культурном пространстве на современном этапе развития способствует государственная политика по сохранению национально-исторических корней, возрождению национального самосознания. Необходимость ее особо остро проявилась в переломный этап развития России. Одним из аспектов этого процесса сохранения является изучение культуры коренных этносов нижнего Амура. Литературы о культуре нанайцев существует немного. Это в основном публикации в периодической печати и сборниках научных трудов. Комплексных монографических исследований почти нет. Несмотря на наличие некоторой литературы о культуре нанайцев, ряд ее важнейших компонентов вообще не нашел достаточного освещения в науке. Угроза исчезновения нанайского этноса и культуры делают особенно актуальным ее исследование. К числу артефактов, требующих первоочередного обращения исследователей, относится жилище. Оно являлось ключевым аспектом вещественной стороны культуры, входя в такой ряд, как одежда, пища, орудия труда. В качестве такого артефакта жилище в традиционной культуре сопровождалось целым ореолом символической семантики.
Пересечение двух важнейших форм традиционной культуры (материальной и духовной) осуществлялось древними людьми в организации своего поселения, жилища, ритуальных и хозяйственно-промысловых построек. Изучение традиционных сооружений позволяет составить представление о мировоззренческих позициях конкретного народа, конкретной исторической эпохе.
Актуальность настоящего исследования обусловлена в большой степени и тем, что традиционные нанайские постройки, истоки которых уходят корнями в неолитическую эпоху, изучались, преимущественно, в рамках этнографии и археологии. В этнографических и археологических источниках присутствуют данные по технологии строительства традиционных приамурских сооружений, описание или реконструкция экстерьера и объектов внутреннего пространства жилища. Но традиционное жилище это не только рациональное приспособление человека к определенным географическим и климатическим условиям. Дом в традиционной культуре является также моделью вселенной, воспроизводящей представление человека о строении мира через систему ритуалов, сегментацию постройки в вертикальном направлении, распределение социального пространства внутри по горизонтали. Необходимость целостного исследования традиционного жилища нанайцев потребовала принципиально иного подхода - культурологического, никогда ранее не использовавшегося в процессе его изучения.
Хотя исследование народов приамурского региона активно велось еще с середины XIX века, актуальность научного обращения к культуре нанайской народности определяется еще и тем, что даже с историко-этнографической и археологической точки зрения Приамурье изучено неравномерно. Исследованы сотни памятников, относящихся к различным историческим периодам Приамурья, но общая картина развития жилища не освещена. Некоторые памятники архитектуры сохранились в таком состоянии, что даже опытные археологи не могут определить их контуры. Такое положение вещей может быть вызвано спецификой почвы, а также недолговечностью и плохой сохранностью древесного материала. Это значительно затрудняет анализ традиционного жилища, но открывает огромное поле деятельности в области реконструкции традиционных его основ.
Степень научной разработанности проблемы
Общие и отдельные стороны семиотики культуры разработаны в трудах таких авторов, как Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский, СТ. Махлина, И.И. Докучаев, С. Лангер, Ч.К. Огден и А.А. Ричарде (Лотман Ю.М., 1994; Успенский Б.А., 1970; Махлина С.Т, 2000; Докучаев И.И., 1999; Лангер С, 1960; Огден Ч.К., Ричарде А. А., 1964).
Изучением традиционного жилища занимались многие авторы, но их работы в основном строились на материале иных культур. Достаточно освещено в исследовательской литературе славянское жилище, которое выступает как объект семиотического исследования в трудах А.К. Байбурина, Б.А. Рыбакова (Байбурин А.К, 1983; Рыбаков Б.А., 1988). Эти работы, базирующиеся на материале культуры восточных славян, показали возможные пути в интерпретации универсальных категорий и механизмов освоения человеком окружающей среды, аксиологического аспекта в космологизации пространства, способов изолирования «своего» от «чужого». На основании исследований этих авторов мы можем судить о специфике традиционного мышления, технологии жилищностроительного кодирования древним человеком информации о вселенной.
Вопросы археологии и этнографии жилищ рассмотрены и в работах зарубежных авторов: Г.В. Чайльда, И. Кольсона, Д.П. Мердока, И. Сервиса, Л. Уайта (Чайльд Г.В., 1941; Кольсон И., 1967; Мердок Д.П., 1967; Сервис И.Р., 1971; Уайт Л., 1959). Их исследования содержат ценный материал по семиотике традиционной культуры в целом и жилища, в частности.
Способы организации микрокосма дома древним народом манси отображены в работе И.Н. Гемуева «Мировоззрение манси. Дом и космос» (Гемуев И.Н., 1990). Основной акцент автор сделал на отображении в жилище верти-кальной структуры вселенной, где верхняя зона, созданная искусственно, была сопряженная с семантикой «высокого» неба. В работе прослежена модификация двоичной структуры мироздания в троичную модель мира посредством изолирования женского пространства от мужского, сакрального пространства от профанной области постройки.
Обобщающим трудом по типологии жилищ народов Сибири и Дальнего Востока является работа Э.П. Соколовой «Жилище народов Сибири. Опыт типологии», в которой причисление нанайских традиционных построек и сооружений других народов к тому или иному типу осуществлялось на основании их внешней формы, конструкции (Соколова Э.П., 1998). Это исследование не имело своей целью отобразить ритуально-символический аспект функционирования описанных сооружений. Можно также отметить опубликованные статьи Е. Абатаева, Д.В. Дубровского, М.М. Содномпиловой, В.В. Тимофеевой, посвященные описанию семантики отдельных важных элементов традиционного жилища народов Сибири, Центральной Азии и северной части континента и отображению моделей перераспределения социального пространства в различных типах построек (Абатаева Е., 2001; Дубровский Д.В., 2002; Содномпилова М.М., 2002; Тимофеева В.В., 1994).
Впервые достаточно подробно о быте, некоторых обрядах, родовом составе, антропологических чертах нанайцев и других народов Приамурья стало известно после выхода в свет трехтомного труда Л.И. Шренка, материалы для которого были собраны в результате экспедиции Российской Академии наук под его руководством, осваивавшей этот регион в 1854-1856 годах (Шренк Л.И., 1883, 1899, 1903). Комплексное этнографическое исследование культур Приамурского региона присутствует в работе некогда политического ссыльного, но впоследствии известного ученого Л.Я. Штернберга «Гиляки, орочи, гольды, негидальцы, айны», опубликованной в 1933 году (Штернберг Л.Я., 1933). Здесь наряду с отображением семейно-брачных отношений, религиозных представлений, ритуальной сферы жизни нанайцев, уделено внимание и описанию их традиционных построек, анимистических представлений, связанных с жилищем, а главное, некоторых обрядовых действий и ритуалов по строительству жилища, его «оживлению» посредством ритуала. Ценными для дальнейшего семиотического анализа, на наш взгляд, являются и сведения, касающиеся проведения обряда каса — больших поминок, и описательное изображение специального культового сооружения для его проведения.
Археологические исследования древних приамурских жилищ, представленные работами А.П. Окладникова, А.П. Деревянко и Е.И. Деревянко, позволяют ответить на некоторые вопросы, связанные с генезисом зимних типов жилищ, их трансформацией, а также с особенностями устройства отдельных компонентов, определяющих его региональную специфику (Окладников А.П., 1883; Деревянко А.П., 1965; Деревянко Е.И., 1991).
Особый вклад в изучение традиционных нанайских построек внесли И.А. Лопатин и Ю.А. Сем (Лопатин И.А., 1922, Сем Ю.А., 1973). Первую свою поездку по Приамурью И.А. Лопатин совершил в 1913 году. В 1922 году был опубликован его основной этнографический труд, посвященный гольдам, где он, наряду с описанием интерьера и экстерьера таких нанайских построек, как фанза, летник хоморан, амбар, обратился к вопросам их происхождения и становления по ступенчатой схеме эволюции человеческого жилища вообще. Для типологии нанайских построек незаменимыми являются его сведения относительно образа жизни гольдов.
Л.И. Шренк, Л.Я. Штернберг и И.А. Лопатин, включая в свои работы фрагменты анализа и материальной культуры, и духовной, попытались всесторонне представить культурные традиции гольдов. Остановившись же преимущественно на описании материальной сферы нанайской культуры, Ю.А. Сем в книге «Нанайцы. Материальная культура» (Сем Ю.А., 1973) наиболее подробно, по нашему мнению, обрисовал особенности традиционных нанайских построек, разделив их, во-первых, на жилые, хозяйственные, промысловые и ритуальные, во-вторых, на два типа - постоянные и временные. Постоянным строениями он считал три вида зимних жилищ. Под временными Ю.А. Сем понимал лишь промысловые конструкции. Подобные критерии причисления к временному или постоянному типу строительных сооружений исключали из типологии некоторые культовые сооружения, описание которых он, тем не менее, дает, не дифференцируя как постоянные и временные. Достаточно детально в этом этнографическом исследовании автор говорит о традиционной технологии строительства, внутреннем убранстве нанайского дома, включая описание орнаментации отдельных архитектурных единиц и ритуальной нанайской скульптуры, связанной с жилищем. В качестве важных материалов по анализу приамурского домостроительства, не нашедших своего отражения в других работах, можно отметить исследование характера расположения усадеб в рамках одного поселения, местоположения жилища нанайцев в природном ландшафте, принципов организации индивидуальной усадьбы-двора, включая описание хозяйственно-промыслового сектора, в том числе и многие виды нанайских амбаров. В книге собраны планы застроек национальных селений, иллюстрации различных видов сооружений и зарисовки отдельных архитектурных составляющих нанайского дома.
Опыт описания и историко-генетического сравнения духовной и материальной культуры коренных народов дальневосточного региона и Сахалина отражен в работах СВ. Березницкого и Н.В. Кочешкова (Березницкий СВ., 1992, 1998, 1999, 2000, 2002; Кочешков Н.В., 1993, 1995, 1996, 1997, 1998). Вопросы этногенеза приамурских народов, описание суждений нанайцев о картине мира, проблемы шаманизма представлены в исследованиях А.В. Смоляк (Смоляк А.В., 1966, 1975, 1976, 1984, 1991). Особо следует отметить труды СВ. Иванова по орнаментальному творчеству нанайцев, в которых собраны зарисовки и описание многих орнаментальных мотивов, образов, композиций, осуществлена их типологизация и классификация (Иванов СВ., 1953, 1954, 1963).
Языковедческий анализ обрядовой стороны, а также рассмотрение с позиции лингвистики некоторых названий и вопросов, связанных с аними- . . стическими представлениями нанайцев, присутствуют в публикациях Н.Б. Киле (Киле Н.Б., 1976, 1981, 1994, 1995, 2000). Обрядовая сторона затрагивалась многими исследователями нанайской культуры, но наиболее полно она воспроизведена в работах Е.А. Гаер (Гаер Е.И., 1991). Цельное исследование духовной сферы жизни нанайцев представляет собой труд П.Я. Гон-тмахера «Нанайцы. Этюды о духовной культуре» (Гонтмахер П.Я., 1996). Отдельно проблемой шаманизма на дальневосточном материале занималась Т.Д. Булгакова (Булгакова Т.Д., 1995, 2001, 2003). Космологический, этиологический, антропогонистическии и эсхатологический аспекты мифологии народов Приамурья рассматриваются в статьях Е.В. Шаныниной (Шаныпи-на Е.В., 1993, 1994, 1996, 1997, 1998). Некоторые аспекты мифологической картины мира нанайцев, а также ее трансформации мы находим в статьях Т.А. Кубановой (Кубанова Т.А., 1995, 2002).
Подводя итоги относительно степени научной разработанности вопроса, в качестве существенного обстоятельства надлежит обозначить то, что исследования традиционного приамурского жилища, велись преимущественно в рамках этнографии и археологии. Материал по ритуально-символическому аспекту функционирования традиционного нанайского жилища в этих работах встречается довольно редко. Сведения по семантике отдельных образов, связанных с нанайским домом фрагментарны и, следовательно, не систематичны.
Объектом диссертационного исследования является традиционная нанайская культура второй половины XIX - начала XX века.
Предметом исследования выступают традиционные нанайские постройки.
Цель исследования: создать целостную дескрипцию важнейших типов и элементов традиционных нанайских сооружений как знаковых систем, репрезентирующих универсальные и характерные только для нанайского этноса инвариантные социально-психические функции (категории), скрытые от сознания этнофора, но реализованные в символическом и практическом бытии культуры.
Из поставленной цели вытекают следующие задачи исследования:
изучить структуру поселения, композиционное решение индивидуальной усадьбы-двора, особенностей экстерьера построек и внутренней организа ции дома;
проанализировать домашнюю утварь как неотъемлемую часть традиционного нанайского жилища путем ее классификации, раскрытия знаковой природы ее орнаментальных мотивов и выявления системы функций;
осуществить функциональный анализ как построек в целом, так и отдельных частей дома с целью обнаружения наиболее многофункциональных единиц, и определения того, как изменяется система функций вещи в разных культурных ситуациях;
определить характер взаимоотношений утилитарного и символического аспектов семантики жилища;
выявить семантику мифологических образов, связанных с жилищем, и правила сочетания знаков-символов в рамках отдельных композиций;
изучить смысл обрядовых и практических действий, связанных со строительством дома, а также поддержанием равновесия в макрокосме;
раскрыть способы символической организации внутреннего пространства по горизонтали и вертикали, его социальные директивы и мифологическо- мировоззренческие основы.
Хронологические рамки диссертации обусловливаются целью исследования — создать целостное представление о традиционном нанайском жилище. Жилище и другие виды древних сооружений, а также особенности строения отдельных их частей, пусть не значительно, но имеют свойство трансформироваться во времени. Чаще всего такие изменения связывают с культурной агрессией со стороны более развитых народов и этнической сменой населения. А поскольку процессы этногенеза на Дальнем Востоке, связанные с активным перемещением народов, ранее были достаточно оживленными, то для того, чтобы создать целостную систему значений и функций жилища, нам необходимо ограничиться определенным периодом существования нанайской культуры. В изучаемый период традиционная нанайская культура функционировала как целостная семиотическая система. Кроме того, период со второй половины XIX вплоть до середины XX века - это время, когда ведутся активные исследования быта и духовной культуры нанайцев. Поскольку мы практически не располагаем никакими этнографическими сведениями, необходимыми для семиотического анализа, относительно более раннего временного промежутка, а археологические данные по изучению народов, населяющих этот регион в неолитические времена, мы не можем однозначно связать с историей нанайцев, то ограничимся временным периодом со второй половины XIX до начала XX века. Нижняя хронологическая граница исследования обусловлена значительными инновациями, привнесенными русскими вместе с социалистическими преобразованиями, существенно подорвавшими традиционный хозяйственный уклад жизни нанайцев как основу их существования. Эти видоизменения повлекли за собой изменение и в духовной сфере, и в системе домостроительства. Отдельные рефлексы традиционной культуры нанайцев сохраняются и до сих пор, поэтому в работе использованы материалы, относящиеся к концу XX - началу XXI века, собранные в ходе экспедиций, организованных КнАГТУ.
Теоретическая и методологическая база исследования
Основу метода, примененного в исследовании, определяет семиологиче-ская теория Ф. де Соссюра и Р. Барта, на основании которой мы отличаем значение знака (как процесса, объединяющего означаемое и означающее) от его функциональной значимости (обусловленной окружением знака) (Соссюр Ф. де., 1977; Барт Р., 1975). Теоретическое учение Р. Барта позволяет нам выстраивать иерархию в системе значений, относя их к денотативной (первичной) или коннотативной (вторичной) семантике.
Объяснение языка архитектуры, правил образования, сочетания, соотношения, интерпретации первоэлементов (знаков) и составления из них ансамблей основывается в работе на концепции трех измерений семиозиса (процесса создания и интерпретации знаков, или опосредованного знаком отношения человека к миру), выделенных Ч.У. Моррисом (Моррис Ч.У., 1983). Это:
семантика - отношения знаков к их объектам, то есть правила интер претации значений и функций архитектурных знаков;
прагматика — отношения знаков к интерпретаторам, то есть отношения между архитектурными элементами и их пользователем;
синтактика - отношения знаков друг к другу, то есть структура сочетания архитектурных первоэлементов, понимание которой важно при раскрытии смысла цельных композиций: архитектурного ансамбля, орнаментальной композиции.
Эти три формы архитектурной семиотики учтены при анализе традиционных нанайских построек. Структура работы и этапы исследования также обусловлены применением структурно-функционального подхода К. Леви-Стросса, позволяющего выявить универсальные бессознательные социально-психические структуры, которые определяют механизмы освоения человеком окружающей среды
Под понятием «структура» мы подразумеваем взаимосвязи в системе, состоящей из иерархически и гомологически упорядоченных элементов, в которой изменение одного элемента влечет за собой трансформацию всех других (Леви-Стросс К., 1983).
Процесс анализа включает в себя три этапа:
Первый этап — комплексное описание элементов и функций жилища в структуре поселений, практической и ритуальной сторон национальной нанайской культуры;
Второй этап - выявление значения всех компонентов материальной культуры, связанных с жилищем, и отношений между этими значениями. Большинство значений представляют собой бинарные или тернарные оппозиции;
Третий этап - создание парадигматической системы значений элементов и функций, в синтагматическом плане реализующейся в виде конкретного артефакта - жилища.
Перечень возможных значений-функций материальных предметов, особенности их функционирования в конкретной ситуации (будничной, празднич ной, ритуальной), отношения доминирования и подчинения между знаками-функциями выявлены в работе П.Г. Богатырева, посвященной изучению национального костюма (Богатырев П.Г., 1971). С изменением обстоятельств существования вещей происходит изменение в системе их функций. Если в будничном употреблении предмет выступает больше как вещь, то в культовой практике -как знак или символ.
В работе при сопоставлении разновременных типов построек и отдельных их частей с целью выявления генезиса их семантики также применяется сравнительно-исторический метод исследования.
Существенным для нас оказался и метод реконструкции. Пробелы и фрагментарность имеющегося фактического материала в работе компенсируются за счет их реконструкции, обоснованной применением знаний об универсальных инвариантных правилах воспроизводства макрокосма в «своем» пространстве и рассмотрением аксиолого-мифологической значимости отдельных зон, фрагментов жилища. Хотя большая часть работы представляет собой получение информации о мировоззренческих принципах через анализ материальной культуры, мы действуем и прямо противоположным методом - реконструкцией материальных фактов через изучение сферы психического и духовного.
Реконструкция семантики, прагматики и синтактики нанайского жилища как семиотического целого в тех случаях, когда мы не располагали материалом для анализа, осуществлялась не только за счет привлечения универсальных категорий традиционной культуры в контекст нанайской, но и за счет широких аналогий между различными культурами, относительно которых мы имели точные сведения о той или иной интересующей нас лакуне. В первую очередь, привлекался материал родственных и соседних относительно нанайской культуры культур, таких, как китайская, нивхская, ульчская, орочская, бурятская, русская. Однако в ряде случаев приходилось обращаться и к другим культурам, например, индейской. При этом мы исходили из предположения неоэволюцио нистской культурной антропологии о возможности существования одинаковых явлений на одинаковом уровне становления культуры в различных пространственных и временных ее вариантах. Следствием такой методологии явился некоторый крен в сторону универсализации семантики нанайского жилища, хотя мы никогда не упускали из вида поставленной задачи выяснить специфические черты именно нанайского жилища.
Анализ функционирования национального дома направлен на пересечение духовной и материальной сферы культуры. Затруднения, вызванные недостаточным информированием по поводу семантики отдельных мифологических образов, и противоречия, обусловленные некоторыми пробелами в исследовании мифологических механизмов восприятия и представления нанайцами мира, мы разрешили с помощью экспликации композиций и мотивов фольклорных источников и истолкования семантики некоторых обрядовых действий.
В исследовании показаны взаимопроникновение и взаимообусловленность специфики мифотворчества и материальной культуры гольдов. Как форма артефакта обусловливается его функцией, и наоборот, так изменение в картине мира инициирует модификацию в системе домостроительства.
Источники исследования
В соответствии с проблематикой и задачами исследования источниковедческая база представлена несколькими группами источников. Первая группа источников включает в себя вещественные свидетельства: фотографии, рисунки древних нанайских построек и их отдельных фрагментов, виды орнамента, представленные в монографиях И.А. Лопатина (Лопатин И.А., 1922), Ю.А. Сема (Сем Ю.А., 1973), СВ. Иванова (Иванов СВ., 1953,1954, 1963).
Вторая группа источников — собственные полевые исследования автора: интервью с информантами, изображения вариантов местоположения современных нанайских усадеб относительно сторон света, природных объектов (реки, горы), фотографии экспонатов этнографических музеев, полученные в результате следующих экспедиций: в с. Верхняя Эконь Комсомольского района (март 2000 года), с. Кондон Солнечного района (март 2003 года), с. Троицкое Нанай ского района (апрель 2003 года), с. Джари Нанайского района (апрель 2004 года), с. Найхин Нанайского района (апрель 2004 года).
Следующая группа источников включает в себя работы по этнографическому и археологическому изучению Приамурья. Здесь необходимо назвать следующие имена: А.П. Окладников (Окладников А.П., 1883), А.П. Деревянко (Деревянко А.П., 1965), Е.И. Деревянко (Деревянко Е.И., 1991), Л.И. Шренк (Шренк Л.И., 1883, 1899, 1903), Л.Я. Штернберг (Штернберг Л.Я., 1933), Ю.А. Сем (Сем Ю.А., 1973), И.А. Лопатин (Лопатин И.А., 1922), СВ. Березницкий (Березницкий СВ., 1992, 1998, 1999, 2000, 2002), Н.В. Кочешков (Кочешков Н.В., 1993, 1995, 1996, 1997, 1998), А.В. Смоляк (Смоляк А.В., 1966, 1975, 1976, 1984, 1991), СВ. Иванов (Иванов СВ., 1953, 1954, 1963).
Последняя группа представлена фольклорно-лингвистическими источниками, а также исследованиями, ориентированными на изучение духовной стороны нанайской культуры. В диссертационном исследовании используются фольклорные памятники (мифы, сказки, легенды, предания) в обработке А.Я. Чадаевой (Чадаева А.Я., 1990), В.А. Аврорина (Аврорин В.А., 1986), публикации Н.Б. Киле (Киле Н.Б.,1976, 1981, 1989, 1994, 1997, 1998), Т.А. Кубановой (Кубанова Т.А., 1995, 2002), Т.Д. Булгаковой (Булгакова Т.Д., 1995, 2001, 2002), Е.В. Шаньшиной (Шаньшина Е.В., 1993, 1994, 1996, 1997, 1998), исследования Е.А. Гаер (Гаер Е.А., 1981,1991), П.Я. Гонтмахера (Гонтмахер П.Я., 1996).
Научная новизна исследования. В опубликованных материалах по традиционной нанайской культуре, а также древности Приамурья жилище изучено с позиции археологии и этнографии. То есть предмет нашего исследования ранее рассматривался, преимущественно, в рамках материальной культуры. Многие авторы описывали лишь конкретные типы построек, не ставя перед собой цели охватить проблему в целом.
В диссертационной работе сделано обобщение данных археологии и этнографии приамурского жилища, осуществленное в рамках культурологии и семиотики: рассмотрение неолитического жилища, построек приамурского средневековья и традиционных сооружений второй половины XIX - начала XX веков, поиск похожих способов космологизации и социализации пространства в иной культурной среде с целью определения его смысла. Несмотря на то, что проблемы межкультурной коммуникации, сравнительный анализ и изучение эволюции жилища во времени не являются целью нашего исследования, всестороннее рассмотрение приамурского жилища в синхроническом и диахроническом аспектах позволяет получить более полное представление об особенностях устройства и функциях традиционных сооружений гольдов.
На сегодняшний день не существует работ по семиотическому и структурно-функциональному исследованию традиционных построек гольдов. Между тем, такие работы позволяют систематизировать представления о традиционном нанайском жилище в соответствии с требованиями исторической культурологии, изучающей архаические общества. В частности, дихотомия в структурировании символических и практических функций и значений жилища, отражающая основную черту и особенность мышления первобытного человека, позволила упорядочить описанный материал. Данная диссертационная работа представляет собой опыт целостного семиотического анализа нанайского жилища.
Впервые исследованы и некоторые частные проблемы семантики нанайского жилища:
выявлено соотношение семантики круга и прямоугольника в основании нанайских жилищ с господствовавшим типом хозяйствования (присваивающим), который подразумевает существование как относительно постоянного жилища, так и наличие временных промысловых сооружений, отдаленных от основного жилища;
определена семантика строительства нанайского жилища (выбора места и времени, этапов строительства и материала для него, жертвоприношений и других ритуалов, сопровождавших эти этапы);
описаны модели космологизации и социализации внутреннего про странства жилища, его вертикальной и горизонтальной структуры;
введены в научный оборот новые этнографические данные по нанайской культуре в целом и нанайскому жилищу, в частности.
Теоретическая и практическая значимость работы
Теоретическая значимость диссертационной работы состоит в том, что материалы и выводы исследования позволяют углубить понимание сущностных основ традиционной культуры вообще, и нанайской, в частности. Результаты изучения традиционного нанайского жилища открывают перспективы построения целостной концепции нанайской культуры - в ее материальном и духовном аспектах — и изучения национальных построек других дальневосточных этносов.
Практическое значение исследование имеет для образовательной сферы и деятельности по сохранению культурного наследия. В первом случае результаты работы могут быть использованы при подготовке курсов по семиотике, теории и истории культуры, методологии ее изучения, спецкурсов по культуре Дальнего Востока. Во втором — применение полученных результатов целесообразно в реализации программ сохранения культурно-этнического наследия в рамках музейного дела: при организации экспозиций, для информационной обеспеченности научных сотрудников, экскурсоводов краеведческих музеев.
Основные положения, выносимые на защиту:
Различие террасных и линейных поселений нанайцев обусловлено как особенностями ландшафта, так и господствовавшей в различные исторические эпохи системой родства. Скученные равнинные поселения - следствие их расположения вдоль реки на возвышенных таежных плато и господства большого материнского рода; террасные линейные поселения — следствие близости только реки и господства мелких патриархальных родов.
Прямоугольное основание имели нанайские постройки, имеющие отношение к оседлому образу жизни. Основание в форме круга либо эллипса -временные сооружения; подобная топологическая классификация жилищ следствие хозяйства нанайцев, относящегося к присваивающему типу.
Дом как «свое» пространство противопоставлялся в нанайской культуре «чужому» пространству (горе, реке, тайге), но имел с ними связь посредством внешних границ-медиаторов и проемов (дымоходов, окон, дверей, вентиляционных отверстий — чонко), выступавших в роли «фильтров» по отношению ко всему неблагоприятному для жильцов дома и обеспечивавших эту роль благодаря системе оберегов. Проемы жилища играли важнейшую роль в качестве пространства и объекта ритуалов жизненного цикла человека (рождения, свадьбы, смерти).
В нанайской традиционной обрядности жертвенный объект (например, собака, багульник) был эквивалентен оберегу и образно либо функционально связан с идеей мирового древа. Знаки-обереги имели медиативное значение.
Вход в традиционное нанайское жилище мог находиться как со стороны юга, так и со стороны востока. Вариант восточного направления двери есть следствие участия в этногенезе нанайской народности родов северного происхождения (например, рода Самар).
Принципы символизации нанайцами пространства в вертикальном и горизонтальном плане жилища отражают представление человека традиционной культуры об устройстве вселенной; изначальная вертикальная организация традиционного нанайского дома, свидетельствующая о двоичности в структуре мироздания, в XIX веке сменилась троичной организацией макрокосма (нижний, средний и верхний миры) и, соответственно, микрокосма, что доказывает взаимообусловленность системы домостроительства и представлений о строении картины мира.
Столб и очаг как утилитарно, ритуально-символически значимые элементы традиционного нанайского жилища, обладающие дуальной сексуальной символикой, выступая в сознании нанайцев метафорой «пути» в подземный мир буни и верхний мир небесного бога Эндури, организовывали не только вертикальную ориентацию смыслов, но и участвовали в сегментации пространства постройки по горизонтали.
«Перераспределение доли» (то есть иерархически упорядоченные в быту и в ритуале социально-пространственные отношения) осуществлялось в горизонтальном плане, а именно по периметру жилища (точнее, по расположенным вдоль стен канам либо лежанкам). В знаково-символическом плане оно обладало семантикой «пути», направление которого обусловлено движением солнца по небосводу с максимально положительного востока на максимально отрицательный запад.
Совпадение значений мирового, родового и шаманского дерева обусловлено не только общностью их медиативного значения, но и другой мифологической семантики образов некоторых деревьев, таких, как лиственница, береза, ива. Некоторые из них служили материалом для изготовления столбов жилища. Мифологическое мировое древо модифицировалось в нанайской культуре в образ древа рода (древа душ).
Апробация результатов исследования
Материалы и основные положения диссертационной работы обсуждались на научном семинаре кафедры, представлялись на двух международных научно-практических конференциях: «Язык, культура, этнос: опыт диалога» (ХГПИ, 2003), «Дальний Восток: наука, образование, XXI век» (КнАГПУ, 2004); региональных научно-практических конференциях: «Гуманитарные науки: Научно-теоретические и логико-методологические аспекты» (КнАГТУ, 2002), «Амурские рассветы» (КнАГПУ, 2003), «Гуманитарные науки и современность» (КнАГТУ, 2003), «Науки о человеке, обществе и культуре: история, современность, перспективы» (КнАГТУ, 2004), «Человек, общество и культура: проблемы исторического развития» (КнАГТУ, 2005), «Научно-техническое творчество аспирантов и студентов» (КнАГТУ, 2005). Результаты исследования опублико- ваны в шести статьях и двух тезисных изложениях.
Архитектоника исследования
Работа состоит из Введения, двух глав, Заключения, Списка источников и литературы и Приложений. Логика исследования потребовала именно такой его структуры. Первая глава посвящена описанию жилища как семиотического целого, являвшегося пространством и объектом различных ритуалов, придававших жилищу космологическую и социальную семантику, противопоставлявших его чужому - нежилому - пространству. В этой главе содержится исследование пространственно (равнинные и террасные поселения) и темпорально (постоянные и временные жилища) ориентированной топологии жилища (его конфигураций). Вторая глава исследования представляет опыт описания жилища как системы необходимых и достаточных для выполнения им всех символических и практических функций элементов. В этой главе содержатся результаты анализа динамических и статических компонентов жилища и отношений (границ) между ними (внутренние границы) и между их системой и нежилым пространством (внешние границы). В Приложении содержатся фотографии и рисунки планов расположения поселений, традиционных нанайских сооружений, отдельных частей дома, фрагментов орнаментальных композиций, домашней утвари и некоторых ритуальных предметов.
Террасные и равнинные поселения. Дом для одной патриархальной семьи и большие родовые дома
В сознании древних людей двор, жилище представлялось центром мира и воспринималось как замкнутое и наиболее безопасное пространство. «Дом - мельчайшая частица, неделимый атом древнего общества был весь пронизан магическо-заклинательной символикой, с помощью которой семья (...) стремилась обеспечить себе сытость и тепло, безопасность и здоровье» (Рыбаков Б.А., 1988: 460). Таким образом, жилище как наиболее безопасное место обитания для человека было противопоставлено всему остальному миру. Отгораживание от «чужого» внутри поселения обнаруживается уже в том, что если в установлении каркаса дома участвовало практически все село, то изнутри жилое пространство, согласно сведениям И.А. Лопатина, обустраивалось лично членами семьи (Лопатин И.А., 1922: 81). С периферией обжитого пространства (дома, усадьбы, поселения) отождествлялись следующие населенные духами и потому почитаемые естественные объекты:
1) гора; так в поселке Кондон есть горный хребет, составляющий «материальное воплощение Дракона девятого неба» (Кубанова Т.А., 2002: 142), к которому совершали «паломничество» нанайцы со всего Амура;
2) река, которая была связана с промысловыми обрядами; являясь главным источником пропитания, она привлекала для своих незримых обитателей-духов угощения; от их щедрости и соблюдения людьми правил задабривания зависел улов (Гаер Е.А., 1991: 10 - 42);
3) тайга, где жили духи-покровители, хозяин тайги и тотемные животные. Представления о духе-хозяине тайги и тотемном животном в нанайской духовной культуре соединились в фигурах медведя или тигра. Как считает А.В. Смоляк, обычаи, связанные с медвежьим культом, пусть в несколько различных вариациях, но существовали как у низовых, так и у верховых нанайцев. Низовые нанайцы хозяина медведей (огромного медведя с девятью горбами) одновременно считали и хозяином тайги. У верховых же нанайцев хозяином медведей и хозяином тайги считался тигр. Ряд исследователей, изучающих первобытные верования, считают, что тотемические представления архаичнее культа хозяина (Смоляк А.В., 1976: 145 - 152). В приамурских мифах о первопредках есть указания на происхождение отдельных нанайских родов в результате матримониальной связи женщины и медведя, либо женщины и тигра. После оплодотворения супруги зверь, как правило, уходил в тайгу, но продолжал всячески покровительствовать своей семье, способствуя ее благополучию. На людей же, рожденных от тигра или медведя, переносились некоторые лучшие качества этих животных, воспринимаемые как унаследованные от звериного предка.
Обрисованные природные компоненты: тайга, река и гора, согласно номенклатуре А.Л. Топоркова, были наделены «семантической двунаправ-ленностью», то есть, обращены одной стороной к «своему» миру, а другой -к «чужому» (иному) и потому выполняли «медиативную функцию» (Топорков А.Л., 1989:95).
Мотив горы (сопки) в древних культурах отображал вертикальную модель мироздания и представлял собой вариант мирового древа, соединяющего различные уровни картины мира. Потому в нанайском фольклорном творчестве нередко встречалось сочетание этого природного объекта со стрелой, устремленной вверх, со стоящим на нем дворцом либо золотым домом, мостом или деревом. За сопкой, которую нанайцы назвали Кондо-хурэ, согласно народным представлениям, находился загробный мир (Зуев В.Ф., 2001: 31). Данный факт доказывает периферийность и «двунаправлен-ность» этого естественного объекта.
В потустороннем мире можно было очутиться, пройдя через воду, а точнее, озеро или реку. Вектор направленности движения в этом случае устремлялся вниз. Описания таких «путешествий» в качестве знаков потустороннего мира содержали холод, мрамор, золото, серебро, испорченную еду как пищу загробного мира, предлагаемую герою в час проникновения его по ту сторону бытия. В нанайских сказках способами прохождения через воду «вниз» выступают: бросание героем в водоем остроги, которая, как и стрела, имела вытянутую и заостренную с одной стороны форму; переправа по реке на лодке. Нередко у первобытных народов такое перемещение являлось одним из способов захоронения и выступало как метафора «пути». Согласно сведениям И.А. Лопатина, у нанайцев на могилу мужчин клали нарочно поврежденную лодку, тела детей на дереве помещались в лодку (Лопатин И.А., 1922: 125). Следующий способ проникновения в загробный мир через воду - залезание героя на наклоненную низко к воде березу, а уже потом погружение в воду. Береза по классификации деревьев, изложенной Т.Ю. Семом, могла выступать в роли мирового древа; кривая же или низко наклоненная береза, о которой в данном случае идет речь, - шаманского дерева (Сем Т.Ю., 2002: 116). Несмотря на то, что шаманы общались с духами всех трех уровней картины мира, основной курс их «путешествий» пролегал в подземный мир буни. Окончательно же проясняет ситуацию тот факт, что в тунгусской традиции, согласно Т.Ю. Сему, образ мирового древа, шаманского дерева и древа жизни, несмотря на некоторые различия в их изображении, семантически совпадали (Сем Т.Ю., 2002: 116). Одним из деяний шамана было путешествие по шаманской реке, называемой нанайцами «мифической рекой Саян» (А. Чадаева, 1990: 207). Таким образом, река в фольклорной традиции гольдов представлялась еще и в качестве шаманской реки.
Следующий выделенный нами способ проникновения героя в чуждое дому пространство - попадание в тайгу, лес, либо, в отдельных случаях, березовую рощу. Здесь находился объект, выполняющий функцию «ворот» в загробный мир. Среди таких объектов мы отметили опять же дерево, мост, а также дом. Нередко в нанайских сказках описывался дом, одиноко стоящий среди тайги, который населялся одним или несколькими героями, либо ду хом в мужском обличий. Когда в такое обиталище попадала девушка, то, как правило, результат был один - замужество героини; также известны смертельные для девушки исходы подобного гостеприимства, что, однако, случалось редко. В перечисленном материале отчетливо прослеживаются межкультурные аналогии этих лесных построек, как и некоторых нанайских амбаров, с «мужскими домами», о которых говорил В.Я. Пропп в работе «Исторические корни волшебной сказки». Возникновение «мужских домов» или «домов холостых» у различных народов связывалось с охотой и тоте-мическими верованиями. Они стояли, как правило, в лесной глуши. В таких домах проживали юноши с момента половой зрелости и до вступления в брак, хранились святыни племени, и потому вход в них женщинам был запрещен (Пропп В.Я., 202-213). В пространстве же нанайской культуры в данном случае мы видим параллель с зимовьем, называемым унтэха (И.А. Лопатин), в котором нанайские мужчины проживали во время зимней охоты.
Постоянные и временные поселения. Круг и квадрат в основании жилища
Исследователи культуры дальневосточных народов, в том числе и приамурского региона, стремились классифицировать, типологизировать традиционные жилища, выбирая в качестве критериев причисления к определенному типу то конфигурацию жилища, то технологические его особенности. Так, З.П. Соколова в работе, посвященной изучению строений народов Сибири и Дальнего Востока, выделила следующие семь типов нанайских построек, руководствуясь формой каркаса сооружения:
1) каркасные - пирамидообразные;
2) сферические;
3) двускатные;
4) конические;
5) в форме рассеченного цилиндра;
6) прямоугольные с двускатной крышей;
7) кановые типа фанзы (Соколова З.П., 1998: 97).
Ю.А. Сем называл временными все промысловые сооружения, среди постоянных конструкций он отмечал зимний дом. Выделение же четких признаков для соотнесения определенного жилища с временными либо постоянными постройками не входило в его планы. Он также отделял наземный тип дома от землянки и полуземлянки (то есть жилищ, углубленных в землю).
С точки зрения структурно-функционального и семиотического методов анализа, применяемых в нашей работе, наиболее уместной представляется типология, воссоздающая закономерности пространственно-временной ориентации древнего человека.
Прежде чем определить, какую нанайскую постройку мы отнесем к временной, а какую к постоянной, следует рассмотреть образ жизни гольдов, а также некоторые особенности их поселений.
Согласно сведениям, предоставленным И.А. Лопатиным, нанайцы жили в поселках (стойбищах) как на берегу реки, либо островке среди Амура, так и в глухой тайге. Особо излюбленное место их поселений — против устьев притоков, так как эти места были богаты рыбой. Количество жилищ в стойбище чаще было незначительное (всего две-три фанзы), однако встречались и большие деревни, где число фанз достигало пятидесяти. Целесообразность небольших поселений объяснялась тем, что нанайцы предпочитали селиться как можно ближе к месту промыслов и долго не жили на одном месте. (Лопатин Й.А., 1922: 72 - 73). В зависимости от своего размера нанайские селения назывались по-разному: ихон (не менее двадцати домов), гасян (не менее ста человек), бируэн (не менее тысячи человек) (Сем Ю.А., 1973: 24).
Д. Кропоткин отмечал, что «образ жизни гольдов — полубродячий, по луоседлый, т.е. они имеют постоянное жилище, покидаемое на более или менее продолжительный срок» (Крапоткин Д., 1896: 34 - 38). Однако оседлыми назвали лишь уссурийских гольдов, поскольку им отчасти было знакомо земледелие, а «амурские гольды, у которых земледелия нет вовсе, никак не могут называться оседлым народом, (...) они чрезвычайно часто меняют место своего жительства, нисколько не дорожа своими постройками» (Лопатин И.А., 1922: 76 - 77). В качестве причин подвижности нанайских стойбищ и оставления обжитых домов указывали следующие:
1) порча рыболовных угодий;
2) исчезновение лесов как последствие пожаров;
3) оскудение охотничьих районов;
4) опасные эпидемии;
5) появление близ стойбища тигра;
6) появление в селении «черта» (Сем Ю.А., 1973: 25).
Место обитания тигра (Амба) считалось священным для гольда. Это животное отдельными нанайскими родами почиталось как тотемный предок, хозяин тайги. Но за обликом Амба мог быть сокрыт такой персонаж нанайской демонологии, как черт или бусеу. (Лопатин И.А., 1922: 75). Для мифологии гольдов был характерен мотив перевоплощения как результат наблюдения первобытным человеком метаморфоз в природе. В частности, такой маскарад касался злых духов.
В связи с выше перечисленными обстоятельствами возникают трудности с определением временного и постоянного жилища. Поэтому такой параметр, как временность и постоянство, мы будем определять согласно особенностям технологии постройки дома. Тогда временными поселениями или жилищами следует считать те, которые сооружались быстро. Большинство из них имели промысловое значение. К постоянным же отнесем те, в которых человек все же намеревался проживать длительный срок, и потому строившиеся более тщательно, основательно и с соблюдением всех существующих ритуалов, отра жающих представления человека о мире.
«Постоянное жилище появилось тогда, когда люди смогли обеспечить себя определенным пропитанием. Огонь позволял древнему человеку переселяться в холодные районы» (Деревянко Е.И., 1991: 16).
Среди долговременных жилых сооружений мы называем землянку, полуземлянку, а также наземный тип дома, или фанзу, которая по своей конструкции и внутреннему убранству походила на первые два типа. Одной из главных наших задач на данном этапе работы является исчерпывающее описание внешнего и частичное описание внутреннего устройства построек, необходимое для дальнейшего семиотического анализа (подробная характеристика объектов внутреннего пространства предусмотрена во второй главе работы).
Наиболее древним постоянным жилищем на Амуре была землянка (рис. 4). И.А. Лопатин сравнивал первобытную землянку с ямой, покрытой двускатной крышей (Лопатин И.А., 1922: 78). А.П. Окладников произвел раскопки землянки (XII век) на месте давнего поселения в пади Большой Дурал. В своем основании жилище было прямоугольным. «Внутренняя часть ямы имеет вид слегка углубленных площадок, окруженных валом, который со стороны, обращенной к реке, разомкнут. Здесь, вероятно, помещался выход. Площадь землянки 8X9 метров. Под дерном обнаружена плотная кладка из массивных булыжников и плит-торцов в виде буквы «П», под которыми обнаружен слой сажи. Это отапливаемые лежанки — каны. Каны располагались против входа у задней стенки и по боковым стенкам жилища. У входа слева сохранились остатки печи в виде большого валуна и груды камней». (Окладников А.П., 1951: 299 - 301). Однако, по результатам исследования неолитических стоянок в Нижнем Приамурье 1999 - 2002 годов, стало известно, что помимо прямоугольных на Амуре в древние времена существовали землянки «округло-овальные» с «уплощенной, конусовидно-усеченной крышей» с выходом через верхнее дымовое отверстие (Исследования на острове Сучу в Нижнем Приамурье в 2002 году, 2003: 375 - 377). Закругленная форма основания определялась первобыт ной техникой строительства, которая не подразумевала сложных операций измерения прямых углов. Человек каменного века не мог, судя по описанию землянки, строить прямые линии, ему проще было выкопать овальную яму. Мы не будем достаточно подробно останавливаться на этом архаическом памятнике архитектуры и, тем более, использовать его в нашем семиотическом анализе, поскольку неолитических людей, строивших такие сооружения, мы не можем считать прямыми предками нанайцев, а их сооружения выглядят несколько необычно среди нанайских землянок и полуземлянок. К тому же, изучение трансформации приамурского жилища во времени, а также вопросов культурного заимствования в нанайском домостроительстве, не входит в планы нашего культурологического исследования. К вопросам аналогичного плана мы будем обращаться лишь в случае выявления нетипичных артефактов, противоречащих единству и закономерностям, сложившимся в системе традиционной нанайской культуры, с целью поиска оснований для их элиминирования из анализа.
Внешние границы жилища и обереги
Жилище, воспринимаемое первобытным человеком в качестве центра вселенной, как мы показали в первой главе работы, противопоставлялось внешнему окружению, населенному добрыми и злыми духами. Даже добрые, по представлению нанайцев, духи в определенный момент могли перейти в ранг враждебных существ, поэтому необходимо было тщательно обезопасить дом от их недоброжелательных деяний. Сегментация пространства осуществлялось с помощью целого ряда границ:
-к первой группе мы отнесли внешние границы дома. Внутри этой группы мы выделили, во-первых, грани реальные, т.е. материально воплощенные, имеющие практическое значение, к которым причислили такие архитектурные элементы построек, как стены, крыша (в том числе и надфронтонные доски), окна, двери, вентиляционные отверстия чонко; во-вторых, условные наружные границы-обереги с преобладающей магической функцией;
-ко второй группе мы отнесли внутренние границы дома, призванные структурировать социальное и космологическое пространство (о них мы будем вести речь в последующих параграфах), и внутренние обереги, обеспечивающие безопасность человека от злых духов внутри жилья.
Сначала остановимся подробнее на описании и анализе элементов, составляющих экстерьер дома и реально отделяющих жилое пространство от наружного, репрезентируя его как смысловой центр.
Среди компонентов, определяющих внешний облик дома, по количеству функций наиболее значимыми были окна и дверь. Оконный проем нанайцы мастерили следующим образом: если он вырезался, тогда по бокам ограничивался небольшими столбиками ирга торани, если же окно «было расположено около столбика несущей конструкции, то этот столб мамоха торани являлся одной стороной переплета окна, а второй служил столбик ирга торани» (Сем Ю.А., 1973: 54). Раму, которую изготавливали из кедровой, липовой или еловой основы, изнутри членили на секторы и затягивали рыбьей кожей (Сем Ю.А., 1973: 54). Однако в отдельных фольклорных памятниках отмечался и другой материал, выступающий аналогом стекла. Так, в сказке «Младший сын Фиоха -духа священного дерева» упоминается о бумажном окне (Древний свет, 1990: 25). На наш взгляд, бумажное затягивание оконного проема было перенято гольдами у более южных соседей, как и фанза китайского образца. Снаружи оконный проем щедро украшался резьбой и скульптурными изображениями. Рамы летом убирались, а оконный проем завешивался тростниковой циновкой. Позднее у нанайских домов появились ставни (Сем Ю.А., 1973: 54). Их возникновение было связано с влиянием русской системы домостроительства.
Дверь, размещенная в прямоугольном типе жилищ в продольной стене дома, носила название уйкэ. Ее изготовляли из досок, скрепляли снаружи в верхней части горизонтальными планками и утепляли мхом. Замки были только в состоятельных домах. С внутренней стороны двери присутствовал внутренний запор в виде железного крючка, засова или щеколды (Сем Ю.А., 1973: 56). Если постройка стояла на берегу, то дверь была обращена к реке; в охотничьих зимовьях — в сторону тайги. Направленность двери была обусловлена обыденной деятельностью древнего человека.
Общими для двери и окна были практическое значение (как конструктивно значимого элемента архитектурного ансамбля), символическое (как грани между «своим» и «чужим» пространством, видимым и невидимым мирами), а также ритуальное (порог играл особую роль в свадебных церемониях, с окном у нанайцев были связаны действия в родильных и погребальных обрядах). Се мантикой оберега и эстетическим значением окна и двери наделялись в большей степени при сочетании с дополнительными компонентами. Так, оконные проемы приобретали дополнительную «защиту» и выглядели искуснее при наличии резных украшений вокруг них, поскольку «оконный проем.это не только «окно в мир», в «белый свет» для обитателей избы, но и глазок для чужих людей и сторонних злых сил» (Рыбаков Б.А., 1988: 485).
Среди иллюстраций, представленных Н.В. Кочешковым в статье «Этнические традиции в декоративном искусстве нанайцев», мы обнаружили изображение резной накладки, предназначенной для подвешивания над дверью традиционного нанайского жилища, выполненной в форме стилизованных оленьих рогов (рис. 17). В центральной ее части имеется рельеф из трех дисков с крестообразным знаком внутри каждого. Композиционное построение их (два круга расположены снизу напротив друг друга, а другой размещен по центру и чуть выше) позволяет интерпретировать данное сочетание символов как движение светила над землей, где два нижних знака означают восход и закат, а верхний полуденное солнце. Наше предположение относительно толкования знака круга с крестообразной фигурой внутри находит подтверждение в работе О.А. Бельды «Орнамент костюма шамана и его атрибуты». «На шаманских халатах и чехлах для бубнов удэ часто изображали два солнца в виде кругов, в центре которых помещалось по небольшому крестообразному кружку, окруженному розеткой. Эти солнца, якобы освещали дорогу шаману, одно впереди, другое сзади» (Бельды О.А., 1995: 29). Подобное символическое геоцентрическое изображение движения светила в виде розеток по контуру небесного купола, помещалось и на фасаде славянской избы. Левый край относительно позиции смотрящего передавал образ утреннего солнца, а правый - вечернего. Та-кое истолкование описанной композиции могло быть, сопряжено не только с пространственным определением дома, но и с восприятием движения как такового слева направо. В традиционном славянском жилище «архитектурный декор не был простой суммой отдельных знаков, даже таких значительных и мо гущественных, как знак Солнца. Это была защита при помощи макрокосма, тщательно воспроизведенного во всех своих основных элементах в декоре жилища, которое становилось макрокосмом семьи» (Рыбаков Б.А., 1988: 494).
Над нижними дисками нанайской дверной накладки на уровне верхнего расположена пара треугольников с вершинами, устремленными вверх. Они, являясь ярко выраженными мужскими символами и, словно уравновешивая декоративную композицию, противопоставляли себя эллипсовидным фигурам, которые выступали в сознании древних людей в роли женских знаков. Число граней треугольника три ритмично сочеталось с тремя позициями солнца на небосклоне. Но треугольник, направленный острием вверх, мог быть и иероглифом, означавшим гору, что особенно актуально в соединении с фигурой в виде оленьих рогов. Такое комбинирование намекает на образ мировой горы-оленя из тунгусской мифологии, который «упирался» ногами в землю, но рогами своими «простирался» до небес. Интерпретируя эту декоративную архитектурную единицу нанайского дома, мы, пришли к утверждению о наличии у нее оберегающей функции, которая реализовывалась при содействии макрокосма, а также в очередной раз удостоверились в совпадении значений оберега и образа мирового древа.
