Содержание к диссертации
Введение
1.АНТИТЕЗА ТВОРЧЕСТВА И РУТИНЫ В КУЛЬТ РФИЛОСОФИИ. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ИССЛЕДОВАНИЯ АВТОРСКОЙ ХАРАКТЕРИСТИКИ КУЛЬТУРЫ 25
2. Автор как предмет культуропознания 80
2.1. Творец и автор: опыт семантизации понятий 80
2.2. Авторский процесс 97
3. ПРОБЛЕМА АВТОРА: ДВОЙНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ 127
3.1. Авторское всеведение и эффекты ретроспективы . 127
3.2. Авторский канон 164
4.ФУИКЦИЯ АВТОР В ИСТОРИИ 199
5. Автор и эпонимическая характеристика культуры 234
6. Проблема автора и "серединная культура" 272
Заключение 293
Литература 306
- Автор как предмет культуропознания
- Авторское всеведение и эффекты ретроспективы
- Автор и эпонимическая характеристика культуры
Введение к работе
Теоретическая актуальность проблемы автора в культуре обусловлена значимостью исследования творчества и его проблематики в понятиях культуроведения. Феномен творчества обрел высокий аксиологический статус в культуре модерна. В то же время творчество противостоит миру социальной повторяемости как угрожающий ему фактор. Социум сотворенный противится изменениям: интенция обезличивания и объективирования - устойчивая общественная потребность, которая находит свое выражение в построении теорий и идеологий тотальности, авторитарных и псевдодемократических способах организации социальной жизнедеятельности, закрывающих всепронизывающее всеразличие, искусственность и альтернативность социального. Прежде всего, в них исчезает активность человека-творца - источника социальных изменений.
Искусственность культуры скрыта внутренней логикой культурной трансляции, стерта несоразмерностью социума и единичного поступка, которым вносятся изменения в социальное целое. Отмеченная несоразмерность побуждает к поискам внешних человеку сил, что в сфере теоретической реализуется наделением нечеловеческих (объектных и объективированных) сущностей абсолютными функциями. В чистом виде это произошло в теологии культуры, исходная предпосылка которой - вера в Авторскую (Божественную) природу культурогенеза. Но и исследования, реализующие подход к культуре как к творению человека, избегают персона-листической проблематизации темы творчества.
Различными направлениями культуроведения реализовано понимание культуры без авторов, то есть воплощены теологический, историцист-ский либо формалистический варианты теории культуры. Если проблема автора в частных дискурсивных практиках получила теоретическое осмысление, то проблема автора в целом культуры, проблема личностного способа продуцирования нового и внесения его в культурно-историческую целостность не ставилась в качестве самостоятельного предмета культурфило-софии, хотя за автором традиционно признавалась значительная культурная (в некоторых парадигмах - сакральная) роль. Укорененная в христианской канонической традиции идея творческой (Богоподобной) природы человека и актуализированный в эпоху Возрождения тезис об искусственности человеческого мира никогда не тематизировали магистральный путь развития философии. Творчество принадлежало к числу активно упоминаемых, но почти никогда не эксплицируемых понятий.
Известно, что вторая половина XIX - XX век с присущей этому времени неудовлетворенностью классическим образцом рациональности были ознаменованы поисками новых оснований человеческого бытия, в результате чего философией были открыты новые способы представления человека, новые типы дискурсивности, в которых стало возможно описание не только саморазвивающегося мира, но и мира, где человеческий индивид производит культурные изменения.
Исследование проблемы автора в культуре актуально в свете представления теоретической программы постмодернизма, прежде всего, апо-фатического проекта постструктурализма, где подвергается деконструкции метадискурс классики и констатируется "смерть субъекта". Бартовский концепт "смерти автора" во многом определил содержание гуманитарного мышления второй половины XX века, утратив теоретичность и войдя в массовое сознание (сегодня эта формулировка - популярный слоган.) Без персоналистической интерпретации авторской функции в культуре неосу ществима рефлексия постмодернистской аннигиляции автора и невозможно выдвижение теоретической альтернативы программе постмодерна.
Теоретической актуальностью обладает культуроведческое исследование, связанное с поиском нового языка, на котором возможна реконструкция творческого процесса. Культуроведение сформировало язык для экспликации саморазвивающихся целостностей либо для описания культуры как совокупности процессов трансляции, плохо приспособленный к реконструкции единичных инновационных культурных событий. Поиск новых языковых возможностей адекватных духу творчества как уникального события - одна из актуальных задач теоретического сознания.
Практическая значимость исследования проблемы автора в культуре вызвана актуальностью задач стимулирования творческой активности индивидов и максимально адекватного, неискажающего оформления результатов персонального творчества и предложения их социуму. Злободневность темы мы усматриваем в выявлении владеющего современным общественным сознанием социального предрассудка безымянности идей, событий, технологий, сковывающего и искажающего индивидуальную активность и ответственность. На практическую значимость темы автор в культуре указьшает, в частности, ценностная необеспеченность авторского права, которую демонстрирует современная правовая практика.
Персонифицированный механизм культурной новации не получил достаточного обоснования в теоретических работах, хотя для этого в философии сложились необходимые условия, а значимость исследования этого феномена стала осознаваться особенно остро. Феномен автора в культуре - предмет, без аналитики которого, вербализации его как точки пересечения индивидуального и социального, нового и рутинного, прописывания его как системы притязаний и ограничений - картина культуры неполна, принципиально объективирована и своеобразно эксплуатирует тот факт, что отчужденное произведение независимо от смертного творца, не подчиняется ему, реализует свою суверенную социокультурную судьбу.
Степень разработанности проблемы.
Находясь на острие междисциплинарных пересечений, тема автор в культуре разрабатывалась применительно к частным культурным практикам (юриспруденции, герменевтике, текстологии, филологии, науковедению и другим). Диапазон тематизаций формулируется весьма широко, а различные исследовательские цели и программы фиксируют разнообразие предметных полей, где обнаруживается автор как инстанция культуры.
Автор как правовая инстанция, как субъект авторского права (права интеллектуальной собственности) исследуется в юридической науке. Проблематика автора здесь редуцирована до регулируемых государством отношений лица, чьим творческим усилием произведение создано, к использованию произведения. В исследованиях В.О. Калятина, Н.П. Козаде-рова, Н.В. Макагоновой, И.А. Носовой, И.В. Савельевой, А.П. Сергеева, С.А. Чернышевой и других обосновывается и раскрывается правоприменительная практика закона об интеллектуальной собственности, обсуждаются условия и границы распространения авторского права.
Проблематика подлинности (аутентичности) текста как принадлежности его некоторому автору и апокрифичности как авторской псевдопринадлежности, иначе, проблематика атрибуции входит в предмет текстологии и источниковедения. В работах Д.С. Лихачева и его школы исследовались главные репрезенты авторского характера текстов {авторская воля как главный императив литературной канонизации, авторская правка, авторская самоцензура, авторское сомнение и другие), являющиеся основаниями текстологической и комментаторской работы (труды А.А. Алексее ва, П.Н. Беркова, А.Г. Боброва, Э.Л. Ефременко, Н.П. Корниенко, Л.В. Опульской и др.)
Автор - одно из центральных понятий священной, филологической и философской герменевтики, исследуемый которой процесс понимания обращен на тексты, "за которыми стоят боги или люди" (М.М. Бахтин). Проблема автора как предметное содержание текстовой реконструкции активно исследовалась начиная с эпохи патристики. Изыскания Хладениуса и Ф. Шлеиермахера, положившие начало конституированию герменевтики как науки, сформулировали проблему автора как проблему темного Ты для реципиента, а задачу понимания - как задачу реконструктивного осуществления первичного творческого опыта автора. Противоположный полюс герменевтического представления автора - отказ от реконструктивного отношения и редукция автора к материалу, свободно используемому для целей интерпретатора (фундаментальные труды Г. Гадамера, современные исследования P.M. Габитовой, С.С. Гусева, В.Г. Кузнецова, А.Н. Лоя, С.Ф. Одуева, Г.Л. Тульчинского и др.).
Автор в понятиях науковедения рассматривается как автор новой па-радигмальной практики, как автор внутри наличной дисциплинарной практики (нормальной науки), как автор открытия (изобретения), как автор публикации (последняя мыслится в качестве основного механизма научной коммуникации). Наиболее весомый вклад в осмысление этих вопросов внесен основополагающими работами Т. Куна о структуре революций в науке, Р. Мертона о ценностно-нормативных регулятивах научной деятельности и Д. Дж. Прайса о "сетях цитирования" и "невидимом колледже". Исследования Д. Бивера, Дж.Р. Коула, С. Кроуфорда, Н. Маллинза, Э.М. Мирского, А.П. Огурцова, М.К. Петрова, К. Студера, У. Хэгстрома, Д. Шубина, Б.Г. Юдина и других содержат анализ интеллектуального влия ния, сотрудничества, соперничества и конкуренции авторов, способов достижения авторского признания в науке, количественных методов установления продуктивности автора, цитирования и иных опор на авторов-предшественников, феномена избыточности и взаимодублирования авторских вкладов, ролевой структуры взаимодействия автор — соавтор и других аспектов темы. Интенсификация научного творчества связывается, прежде всего, с оптимизацией "интерьера науки", где актуально стимулирование активности автора-исследователя.
Тема автор изучается в контексте традиционного биографического подхода, где господствует автор-человек, и созданное им произведение содержательно выводимо из персональной биографии, являясь ее репрезентацией. Биографический подход ассимилирован историей наук и искусств и в качестве метода наук о духе осмыслен в трудах В. Дильтея и К. Ясперса, а также в современных работах С.С. Аверинцева, B.C. Библера, А.Л. Валевского, А.А. Гусейнова, С.Н. Иконниковой, С.Н. Неретиной, М. Пруста, В.Л. Рабиновича, Л.В. Рябовой, Э.Ю. Соловьева, В.А. Шкуратова.
Автор рассматривается как инициирующая инстанция отношения автор — герой в понятиях феноменологии словесного творчества (работы М.М. Бахтина и Р. Ингардена). Тема автор исследуется в литературоведении, где представляет различные уровни и ипостаси субъекта литературного произведения/текста. Автор анализируется как повествователь (повествующий персонаж), которому корреспондирует образ автора, чья функция рассматривается в качестве константы словесного творчества. Своеобразие повествовательного кода, используемого реальным автором, и своеобразие языковой структуры образа автора составляют несущую конструкцию стилистического единства произведения и изучается стилистикой, а наличие особенной авторской позиции или точки зрения анализиру ется поэтикой (исследования И.В. Арнольд, В.В. Виноградова, Л.Г. Кайда, А.А. Корниенко, В.А. Кухаренко, О.А. Мельничук, И.В. Роднянской, Ю.В. Рождественского, З.Я. Тураевой и других).
Вышеназванные науки о культуре, работающие с эмпирическим материалом, где очевидна роль личности человека-творца и его объективирований, актуализировали понятие автор и сформулировали соответствующую проблематику. Но понятие автор не обрело соответствующего статуса в философии.
В философии тема автор в культуре не эмансипировалась от давления "материнской" темы творчества, а понятие автор присутствует в философских исследованиях феномена творчества на правах синонима понятия творец. Иллюзия самоочевидности и одновременно смутности творчества для классического и неклассического философского мышления, его принципиальная неэксплицируемость, следующая из идиографичности творческого акта, привели к ситуации, когда по проблеме почти отсутствуют специальные исследования, при этом само понятие нещадно эксплуатируется. Укоренение понятия творчества в "природе человека", в его "сущностных силах" привело к усилению семантической неопределенности понятия, и при этом - к использованию его в чуждых контекстах в качестве объяснительного принципа. Содержание культуры в современной философии представляет собой неравновесное акцентирование бытийного каркаса социальности, который втягивая в себя культуротворчество, реконструирует последнее на языке бытия.
Наиболее радикальная постановка проблемы человеческого творчества осуществлена философией немецкого и английского романтизма (Ф. и А. Шлегели, Новалис, В. Ваккенродер, Л. Тик, С. Кольридж), достижениями которой стали выдвижение принципа тотальной искусственности мира, спонтанности и неметодичности творческого акта, неподлинности мира социальной повторяемости (репродукции) и стереотипно действующего индивида. Сформулированный романтиками дуализм творчества и рутины последовательно вел к противопоставлению творческого акта миру обыденности, обусловив вывод об их взаимонезамыкаемости. В романтизме не возникла необходимость в выделении культурной фигуры автора.
Испытавший влияние романтической школы философский персонализм, разрабатывавший тему творчества и личности творца, также не различал творца и автора, творческую и авторскую функции в культуре. В работах Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, Ф.А. Степуна, С.Л. Франка, Л. Шестова и других ставились проблемы возможности творчества в мире, творческого призвания человеческого индивида, творчества как катарсиса (освобождения духа от тела). Творчество понималось как эзотерическая тайна Божественного откровения и предполагало радикальную постановку проблемы новизны, в которой было усмотрено "опрокидывание объективного бытия". Определение творчества как творения небывшего в мире, утверждение безосновности, акаузальности творческой свободы вели персонализм к негативному обсуждению темы взаимосвязи творчества и мира. Человек рассматривался в качестве стоящего в преддверии теургической эпохи, но подлинному творчеству пока не причастный.
Влияние персоналистической интерпретации творчества мы находим в левогегельянской "философии действии" (А. Кожев), в марксизме (B.C. Библер, Г.С. Батищев), "философии жизни" (Ф. Ницше, Г. Зиммель, X. Ор-тега-и-Гассет), экзистенциализме (М. де Унамуно), некоторых других направлениях. Вышеназванные подходы восприняли идею уникальности человеческой личности как единственного источника нового, в то же время культурная трансляция была осознана как аксиологически неподлинная, почему не была обозначена идея неизбежности ввода нового в наличный мир как важнейшая культурная функция человека-творца. Все перечисленные направления обнаруживают абстрактную нерасчлененную семантиза-цию категории творчества, использование понятий творчество, творец в качестве свернутого комплекса, где не обозначен автор.
Теме творчества адекватны представления о культуре, противостоящие субстанциалистскому пониманию человека и общества. Культура, понимаемая как совокупность искусственных социальных технологий в пространстве объективирования бесконечности человеческих способностей, как взаимопереход артефактов и артеактов (В.Л. Рабинович) - неото-ждествляема с культурной инерцией. В нашем понимании культуры мы опирались на исследования Г.С. Батищева, B.C. Библера, В.Е. Давидовича, Г.В. Драча, А.Н. Ерыгина, Ю.А. Жданова, М.С. Кагана, Т.П. Матяш, B.C. Межуева, Н.С Злобина, М.К. Петрова, В.О. Пигулевского, B.C. Поликарпова, В.Л. Рабиновича, Е.Я. Режабека, O.K. Румянцева, М.Б. Туровского. Универсалистское обоснование культуры, различающее культуротворчест-во и культурную трансляцию, которые составляют весь объем социума; социокультурное прописывание синтеза творчества и репродукции, нуждаемости трансмутации в стабильном мире трансляции, содержащиеся в работах М.К. Петрова, составили категориальную основу исследования нашей проблемы.
Проблема автор в культуре исследовалась в работах М.М. Бахтина, ставших впоследствии культурфилософской "неклассической классикой" XX века. Труд раннего М.М. Бахтина был посвящен взаимодействию автора и героя в эстетическом словесном творчестве. Но эвристичностью понятия автор был обусловлен выход его за пределы предмета эстетики в предмет культуропознания, расширение изначального смысла и продук тивное использование понятия в философии поступка (основаниям нравственной философии), то есть автор произведения вырастал до автора поступка.
Тема автор, являясь в творческой биографии М.М. Бахтина центральной, претерпевала концептуальные изменения (от раннего М.М. Бахтина с его феноменологически ориентированной работой "Автор и герой в эстетической деятельности" до зрелого и "радикального" М.М. Бахтина книги "Проблемы поэтики Достоевского", где обоснована идея полифонии и заново осмыслено отношение автор — герой как незавершенное.) В методологических трудах М.М. Бахтина проанализирована функция авторского Я в различных типах речевой деятельности, специфицировано место автора в гуманитарной науке и искусстве.
Работы М.М. Бахтина по проблеме автора сосуществовали в одном культурном и литературоведческом пространстве с работами по литературоведению и поэтике, посвященными функции автор, во многом совпадая тематически и пересекаясь концептуально. Это теоретическое противостояние, выстраивавшееся вокруг проблемы автора, сегодня принадлежит истории культуры. Но различие подходов к проблеме автора позволило обнаружить различные аспекты нашей проблемы, обозначить специфику культуроведческого подхода к теме автор, которую мы усматриваем в обнаружении способов взаимозамыкания творчества и социокультурной трансляции.
Современное бахтиноведение, насчитывающее тысячи работ, является, по сути, бахтинским направлением в философии культуры. Исследования Л.М. Баткина, B.C. Библера, С.Г. Бочарова, Н.К. Бонецкой, Г.Д. Гачева, Л.А. Гоготишвили, Е.В. Золотухиной-Аболиной, К.С. Исупова, В.В. Кожи-нова, В.Л. Махлина, С.Н. Неретиной, В.Л. Рабиновича представляют собой оригинальные исследования, проведенные в русле бахтинской концепции гуманитарного мышления и теории культуры. Все они в различной степени затрагивают проблематику авторства в культуре. Ряд работ посвящены собственно теме авторства, среди них выделяются статьи Д.П. Бак, Н.К. Бонецкой, И.В. Егорова, Е.Б. Левченко, А.А. Мамалуй, О.Г. Клигерман, Б.В. Орлова, СВ. Юрловой. Ими анализировались частные аспекты проблемы автора в контексте эстетики, философии языка, герменевтики; в художественном творчестве и научной коммуникации, в структуре автор -соавтор и другие.
Тема автора попала в эпицентр культурфилософской проблематики во многом благодаря теоретическим изысканиям постмодернизма. Интерпретация проблемы автора сделала особенно отчетливым расхождение неклассики и постмодерна, феноменолого-структуралистских и экзистенци-ально-персоналистических концепций человека и человеческого творчества. Программа структурализма и постструктурализма по отношению к автору последовательно негативна: автор в качестве активного субъекта культуротворчества вытесняется, демиургическими способностями наделяются безличные квазиантропные структуры, воплощенные в знаках. Манифестацию культурной роли автора как предрассудка классической эпохи представляют работы Р. Барта, М. Фуко, Ж. Женетта и других. Работы Ж. Деррида методически продолжают постструктуралистский вектор, автор рассматривается в качестве агента логоцентризма, подлежащего ниспровержению. Анализ концепта "смерти автора" как теоретического обоснования автономии и обезличенности самодвижения культурных текстов мы находим в работах Н.С. Автономовой, А.В. Гараджи, Е.Н. Гурко, Л.К. Зы-байлова, И.П. Ильина, Г.К. Косикова, М.А. Можейко, В.А. Шапинского и других.
Функционирование в культуре неавторских искусственных образований, произведений с растворенным, стертым авторством, лингвистические либо феноменологические аргументы в пользу несобственности содержаний авторского сознания получили развернутую экспликацию в близких постструктурализму направлениях (феноменологии, семиотике, лингвистике, формалистической эстетике). Предметность этих направлений представляет реальность, но реальность культурной трансляции, где уже произошли социализация и анонимизация авторских культурных продуктов. В то же время их выводы распространяются на целое культуры.
Исключая три знаменитые работы М.М. Бахтина, М. Фуко и Р. Барта, носящие философский характер и обсуждающие собственно тему автор в культуре, исследуемый нами предмет не рассматривался самостоятельно, но преимущественно коннотировался в связи с исследованием более общих либо смежных проблем: анализом частных дискурсивных практик, проблем текста в лингвистике и культуроведении, стадий исторической эволюции книжной ментальносте, характеристик классического и неклассического типов ratio и других.
Анализ существующих тенденций, обнаруженных в философско-культуроведческих исследованиях, указывает на неисследованность проблемы автора в культуре в понятиях персоналистически ориентированного культуроведения. Эмпирический характер исследований функции автор в частных дискурсивных практиках при отсутствии теоретических обобщений; семантическая нерасчлененность лексемной констелляции творчества в персонализме при разветвленности и четкости негативного аппарата постмодернистской дескрипции авторской функции; "квантование" творческого процесса лишь в понятиях общей психологии или феноменологии как этапов ментальной активности индивида при невыявленности культур ной дискретности процессов творчества; негативное присутствие темы автор в культуре в большинстве современных философских и культурологических работ; отсутствие теоретической реконструкции взаимозамыкания творчества и социальной репродукции - аргументы в пользу необходимости нашего исследования.
Объектом исследования является культурное творчество.
Предметом исследования выступает проблема автора в культуре, эксплицированная как антиномия индивидуальности творческого процесса, которым создается произведение, и социального характера существования отчужденного творческого вклада.
Методологические и теоретические основы исследования.
Диссертационное исследование основывается на принципах рационализма, системности, объективности, историзма. Нами был реализован неклассический вариант рациональности, предполагающий представление рациональными средствами идиографических событий, персональных включений в социокультурный процесс. Авторская функция анализировалась как в культуроведческои парадигме универсализма, предполагающей всеобщую схему культурной трансляции и трансмутации, так и в контексте локализма, в пределах историко-культурной типологизации. Использовались герменевтические подходы к анализу текстовых ментальностей. Реализованы нестрогие способы этимологизации и семиотизации понятий. В работе предпринят антитетический подход к исследованию тождественных/противоположных феноменов (творчества - рутины, творчества - авторства, инсайта - социализации, анонимности - эпонимности, серединного - максимального в культуре и т. д.). Был использован компаративный принцип в подходе к канонизации в творчестве и репродукции; к реализа ции механизма обновления (авторской функции) в различных историко-культурных типах.
Целью исследования стало исследование проблемы автора в культуре, эксплицированной как противоречие уникального творческого акта, v в котором создаются новые творческие произведения, и культурной трансляции, где объективированные творческие вклады утрачивают уникальность, обретая номологическое и редуктивное бытие. Заявленная цель была реализована решением совокупности следующих задач:
проблематизации темы творчества и рутины в контексте культур-философской традиции и выявления методологических оснований и теоретических возможностей исследования темы автор в культуре;
семантизации и этимологизации понятия автор; рассмотрения понятия автор в лексической констелляции творчества; выделения авторского этапа в творческом акте;
теоретической реконструкции культурной функции автор как пер-соналистического момента общекультурного процесса, связанного с ов-нешнением (социализацией) внутреннего опыта творческого индивида по нормам социокультурной трансляции;
выявления эффектов ретроспективы в современном культуроведе-нии, возникающих в ходе реконструкции авторской функции культуры, исследования их в качестве "идолов" (в бэконовском смысле) современного гуманитарного знания;
теоретического обоснования основных признаков авторского канона;
проблематизации всеобщности авторской функции в культуре, прослеживания историчности возникновения автора как участника культурного процесса;
- анализа культурных значений и способов эпонимической редукции автора как персонажа культуры и выявления особенностей функционирования авторского антропонима в культуре модерна;
показа неизбежности как анонимного существования артефактов, так и их вторичного эпонимического декодирования в новом творческом акте;
рассмотрения авторской способности (способности к формообразованию, стремления к совершенной форме) в структуре национального характера; постановки проблемы серединной культуры и исследования авторской способности в контексте серединной культуры.
Вопросы, не вошедшие в предмет исследования. Многосложный характер исследуемого предмета и ограниченность объема диссертации вынудили не включать в нее исследование ряда актуальных вопросов. Проблема автора была рассмотрена в контексте истории европейской цивилизации; на материале письменной культуры в отношении художественного, научного, теологического и философского творчества. Нами не ставились задачи изучения проблемы автора в восточных цивилизациях, в других сферах духовной и материальной культуры; не разрабатывалась проблема автора в синтетических искусствах, проблема автора-интерпретатора; не исследовалась специфика взаимодействия автор — соавтор, не рассмотрен феномен коллективного авторства.
Научная новизна
Проанализирована антитеза творчества и рутины в культур философии и обоснована ее эвристичность. Выявлены и систематизированы способы преломления концептов творчества в неклассической философии. Обосновано, что взаимозамыкаемость творчества и рутины как предмет философского изучения либо отсутствует в теоретических реконструкциях феномена творчества, либо проблематизируется аксиологически, почему в теоретическом анализе проблематики творчества культуроведческий срез представлен недостаточно.
Выявлены особенности интерпретации темы автор в постструктуралистском ("апофатическом") культуроведении, при этом были предъявлены тематические и методические возможности персоналистически ориентированного культуроведения как оптимального пространства для концептуализации темы. Обоснована первичная различающая понятийная структура исследования, распознающая, во-первых, единичные акты культуро-порождения или культуротворчества, осуществляемые авторами-индивидами, и, во-вторых, многократное повторение-использование массой социальных индивидов однажды сотворенного.
Проанализирована целостная терминологическая констелляция, сигнифицирующая субъекта в культуроведении, при этом понятие автор отделено от понятий творец, теург (теургическая личность), бытийный пишущий человек, нарратор, скриптор и других, что позволило обосновать теоретическое содержание понятия автор в культуре и определить его семантический потенциал.
Осмыслена парадоксальность феномена автор в структуре трансля-ционно-трансмутационного механизма культуры, при этом функция автор была отделена как от функции творчества, непосредственно не связанной с социальным объективированием творческого результата, так и от функции интерпретации, для которой автор - интеллектуальная проекция, возникающая в работе с текстами. Функция автор обозначена как перевод уникального принадлежащего лишь смертному индивиду результата в социокультурный ряд, предполагающий массовое использование.
Исходя из дискретного понимания творчества как последовательности функционально различенных этапов активность автора осмыслена как противоречивый момент творческого оформления индивидуального результата посредством преобразования-овнешнения материала внутреннего творческого опыта человека-автора с использованием диссоциированных элементов-опор наличной культуры.
Рассмотрены эффекты ретроспективы в культуроведении, при этом ретроспективизация взгляда проанализирована на материале реконструкции авторского присутствия в текстах/артефактах. Представлены ментальные предпосылки эффектов ретроспективы, воспроизводящиеся гуманитарным знанием в виде тезиса об "авторском неведении".
Намечены теоретические перспективы описания авторского канона. Авторский канон проанализирован как культурный механизм, обеспечивающий социальную перцепцию и интегрирование произведения в культурное целое, но не схематизм творческого процесса. Обоснован принцип завершения как важнейшая составляющая авторского канона.
Исследованы неавторские типы социальной инновации в контекстах архаического и традиционного социумов и показан социокультурный генезис индивидуальной авторской функции. Рассмотрены предпосылки ее появления, условия и схематизм ее исторической реконструкции, сосуществование ее с традиционными формами инновационности.
Эксплицирована взаимосвязь авторства и эпонимики; показана историчность именной характеристики современной культуры, возникшей как результат перестройки трансляционного кода и индивидуации творчества в истории.
Раскрыты условия анонимизации авторских произведений в культуре как неизбежного следствия их оформления по стандартам репродуктивно го мира, при этом законченная форма существования культурного продукта в культуре осмыслена как анонимная форма. Выявлено, что только новое индивидуальное творчество и ориентированные на него формы деятельности вынуждает к эпонимическому декодированию, разрушающему якобы-естественность социального повтора.
Предложен подход к анализу русского национального самосознания через призму понятия серединной культуры. Обоснована замкнутость авторской способности на культурную интенцию серединности. Показано, что неразвитость цивилизационного компонента русской культуры сдерживает энергию творческой продуктивности, блокирует авторскую ориентацию на завершение произведения, инициирует разнообразные варианты тотального разрыва с наличным.
Тезисы, выносимые на защиту:
1. Тема автор в культуре позволяет расширить и проблематизиро-вать категориальный аппарат культурфилософии. Существующая оппозиция творчества и рутины, обладая значительным эвристическим потенциалом, была осмыслена в истории философии антиномически, почему способы замыкания единичности (творчество) и массовидности (рутины) не были найдены. Возможность вышеозначенного замыкания содержит в себе понятие автор.
2. Без актуализации понятия автор невозможно дальнейшее продвижение в исследовании темы творчества, которая установилась как негативная либо абстрактная. Автор как функция культуры является апофатиче-ским предметом формалистического культуроведения, возникшим в качестве антитезиса экспликации феномена в гуманистическом (персоналисти-ческом) культуроведении. В рамках культуроведческой проблемы автор в культуре может быть реконструирована логика противостояния двух направлений в культуроведении: формалистического и персоналистического.
3. Автор как функция культуры пребывает в предметном центре пер-соналистически ориентированного культуроведения и репрезентирует изначальный компромисс, связанный с неизбежностью социализации и омас-совления уникального творческого замысла.
4. Неправомерно отождествление творца и автора, что ведет к иррацио-нализации творчества либо к идентификации творчества с мастерством, использованием средств и технологий. Автор как культурная функция не тождествен творі?, теургической личности, человеку-meopify и не связан с моментами творческого процесса, не получающими завершающего социокультурного оформления. Автор - социокультурная ипостась творца, функция которой заключает в себе имманентное противоречие: индивидуальный по генезу однократный творческий акт должен получить социальное подтверждение и пролонгирование в номологической форме, в результате чего уникальное произведение обретает возможность вхождения в каналы культурной коммуникации/трансляции.
5. Авторская характеристика исторична и обретается культурой на этапе перехода к универсально-понятийному типу социокультурного кодирования. На более ранних этапах исторического движения мы вправе говорить об авторской функции социума, которой чужды авторское позиционирование, индивидуация, рефлексивность, архитектоническое собирание результатов декодирования наличной культуры в целостность, но которая может быть сведена к социальному узаконению сбоя программы или результатов пошаговой (эволюционной) оптимизации. Авторская функция социума сохраняется в модернистских культурах и существует как ее "эволюционный фон", как "периферия" авторской новации.
6. Культуроведческая реконструкция проблемы автора захвачена эффектами ретроспективы, в основе которых - завершенность и угасание творческого акта в творческом вкладе и обретение творческим результатом репродуктивных свойств. Вписанность авторских вкладов в мир репродукции не позволяет обнаружить личность человека-творца. Эффекты ретроспективы - это "идолы" (в бэконовском смысле) современного культуро-ведения, смещающие масштаб реальных авторских вкладов и искажающие культурное значение опоры на авторов-предшественников.
7. Индивидуальная эпонимика - способ замыкания творческих продуктов в культуре античности и Нового времени. Антропоним, перенесенный на культурный результат, становится знаком персонального источника артефакта. Логика репродуктивного мира, цели культурной трансляции вынуждают культурные продукты к анонимному квазиестественному существованию, почему авторская эпонимика уничтожается. Стирание имен является важным шагом на пути к представлению культурной истории без авторов, т. е. к ее субстанциализации. Вторичная именная концептуализация истории культуры является инициирующим новое творчество явлением.
8. Понятие серединной культуры связано с основными категориями творчества. Низкий аксиологический статус серединной культуры в русской ментальности способствовал утверждению на национальной почве схематизма культурного творчества без авторства и без антиципации использования. Неразвитость серединной культуры соответствует апологии творчества, но не авторства; при отсутствии ориентации творчества на социализирующий процесс усиливается утопическая направленность национальной системы ценностей.
Апробация диссертационного исследования. Диссертация трижды обсуждалась на расширенных заседаниях кафедры философии и истории Ростовской-на-Дону государственной академии сельскохозяйственного машиностроения (в 1998 и 2002 гг.) и на совместном заседании кафедры теории культуры, этики и эстетики и кафедры исторической культурологии философского факультета Ростовского государственного университета (в 2003 г.).
Отдельные результаты работы докладывались на всесоюзном научно-теоретическом симпозиуме "Проблемы нравственной культуры общения" (г. Вильнюс, 1986 г.); на всесоюзной конференции "Рефлексивные процессы и творчество" (г. Новосибирск, 1990 г.); на всероссийской конференции "Гуманитарная подготовка студентов негуманитарных специальностей и специалистов гуманитарного профиля" (г. Москва, 1992 г.); на всероссийской конференции "Проблемы и перспективы развития культурологии в вузах России" (г. Ростов н/Д, 1993 г.); на всероссийской научно-методической конференции "Проблемы изучения истории российской интеллигенции и культуры в вузовских исторических курсах" (г. Иваново, 1994 г.); на всероссийском симпозиуме "Проблемы преподавания культурологии и создания культурной среды в вузах негуманитарного профиля" (г. Иваново, 1994 г.); на межгосударственной научно-теоретической конференции "Российская интеллигенция в отечественной и зарубежной историографии" (г. Иваново, 1995 г.); на региональной научной конференции "Н.А. Бердяев как философ и историк" (г. Ростов н/Д, 1994 г.); на международной научно-практической конференции "Экология и современность" (г. Азов, 1995 г.); на IV всероссийских Бахтинских чтениях (г. Саранск, 1997 г.); на зональной научно-практической конференции "Инженерно-техническое образование на рубеже XXI века: проблемы и перспективы" (г. Ростов н/Д, 1999 г.); на межгосударственной научно-теоретической конференции "Интеллигент и интеллигентоведение на рубеже XXI века: итоги пройденного пути и перспективы" (г. Иваново, 1999 г.); на всероссийской научно-практической конференции "Проблемы патриотического воспитания студенческой молодежи в современных условиях" (г. Ростов н/Д, 2001 г.); на всероссийской научно-практической конференции "О деятельности вузов по организации и осуществлению воспитательного процесса в современных условиях" (г. Ростов н/Д, 2001 г.); на всероссийской научно-практической конференции "Развивающаяся личность в системе высшего образования России" (г. Ростов н/Д, 2002 г.); на третьем российском философском конгрессе "Рационализм и культура на пороге III тысячелетия" (г. Ростов н/Д, 2002 г.); на международной научно-теоретической конференции "Интеллигенция современной России: духовные процессы, исторические традиции и идеалы" (г. Иваново, 2002 г.).
Основные положения диссертационного исследования отражены в публикациях автора общим объемом более 37 п. л., в том числе в двух монографиях: "Проблема автора в культуре" (Ростов н/Д: Изд-во Ростовского ун-та, 2002. - 224 с.) и "Проблема автора и эффекты ретроспективы (культурологический анализ)". (Ростов н/Д: РГАСХМ, 2002. - 154 с. - Деп. в ИНИОН РАН 18.04.2002. Деп. № 57154. - "Депонированные научные работы". - Раздел "Культурология". - 2002. - № 9.); в статьях, тезисах, отчетах по НИР, получивших государственную регистрацию, и других публикациях.
Научно-практическая значимость исследования. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы в исследовательских разработках в области теории и истории культуры. Отдельные положения исследования были включены в НИР, выполненную кафедрой фило софии и истории Ростовской-на-Дону государственной академии сельскохозяйственного машиностроения по тематическому плану Министерства образования РФ в 1996-1998 гг. Концептуальные положения диссертации могут привлекаться при подготовке учебных и учебно-методических пособий и иных материалов для студентов и аспирантов всех специальностей. Выводы диссертанта составили теоретическую основу его спецкурсов и спецсеминаров по культурологии и философии, прочитанных в РГАСХМ, и были использованы в учебно-методических разработках.
Структура диссертационной работы. Диссертация состоит из введения, шести глав, заключения и списка литературы, включающего 291 названия.
Автор как предмет культуропознания
Что есть автор? С.С. Аверинцев, исследуя смену жанровой категоризации в древнегреческой литературе и связанное с ней оживление основных тематических констант поэтики, посчитал этот вопрос в числе вечных. Детский вопрос для дорефлексивной эпохи, не выходивший за рамки "простейших реальностей литературы", идентичный иным детским вопросам, вроде "что такое творчество?", он подвергался реинтерпретациям во времена "больших перемен". Функция автор была заново осмыслена в античном рефлексивном традиционализме, где закрепилось представление об авторе как необходимом условии состязательности индивидуальных сочинителей внутри целостности определенного жанра [см.: 210, 5-7]. (Состязательность - ценностная константа античного мира, через призму которой приобретало значимость все иное.) Излишне говорить, что и этот ответ не стал окончательным.
Как известно, именно вечные проблемы обладают неустранимо, по определению философским статусом. Вечные вопросы актуализируются в ситуации "вопрошания парадигмы" - стабильность не испытывает парадигму без нужды. После-современная культурная ситуация предельно обострила вечный вопрос, обозначив состояние ее решения как "смерть автора". Но предваряя постановку вопроса "что есть автор?" как вечного; как испытывающего парадигму; как вопрошающего об авторе - исчезающем фигуранте культуры — поставим его в качестве операционального междисциплинарного понятия, и, далее, как теоретического понятия культурфило-софии. Очевидно пребывание понятий автор, авторство в лексической констелляции творчества. Процесс творчества описываем совокупностью понятий, среди которых необходимо обозначить differentia specifica авторства. Наиболее адекватным субъектным эквивалентом предиката творчества (грамматическая категория - отглагольное существительное во флективных языках, а также герундий — в языках аналитических) является творец. Синонимический ряд значений глагола творить — давать бытие, со-зидать.создавать, производить, рождать, делать, исполнять, чинить, производить и другие [см.: 87, IV, 394]; почти всем соответствуют субъекты-существительные: создатель, созидатель, изобретатель и т.д. Отметим немаловажную для нас переходность глаголов творить, создавать и других, следы этой переходности мы обнаруживаем и у существительных-дериватов. (Попытки деструкции переходности глагола творить неоднократно предпринимались в постструктурализме).
Грамматический модус переходности имеет феноменологическую параллель в характеристике интенциональности, направленности на предмет. Тем не менее, творчество, созидание в культурной ретроспекции утрачивают модус переходности: философско-теологическое "запределива-ние" уничтожает всякие следы эмпиричности (Творец, Создатель - имя монотеистического Бога). Теологическая отягощенность понятия творец никогда не позволит уйти от первообраза Творца, творившего "из ничего", на что ни при каких условиях не сможет претендовать человек-автор.
Некогда И. Кант в своих знаменитых опровержениях рациональных доказательств бытия Божия, в частности, доказательства "от порядка во Вселенной", заметил, что факт упорядоченности Универсума в лучшем случае доказывает наличие зодчего, но не творца [см.: 118, II, 224]. Архитектор как функция не тождествен творцу: поле его деятельности ограни 82 чено, он не творит бытие, но переиначивает уже явленное и обладающее независимостью бытие. Тоталитарность понятия творчества порождает семантическое отталкивание творчества и человека, инициируя использование других понятий.
На комизм словосочетаний "мое творчество", "поэт создал" и подобных обратил внимание Г.В. Адамович: "Господь Бог создал вселенную, Иван Иванович тоже что-то создал" [4, 262]. Напротив, мистифицированная интерпретация творчества полагает его надбытийной теургической силой, а людей-творцов представляет теургами. "Теурги творят слова, а словотворчество есть творчество нового мира" [55, 204]. А. Белый при этом ссылался на миропреобразующую силу Христова слова, подобной же силой, согласно символистскому миропониманию, наделены теургические личности. На теургичность творчества обращал внимание Н.А. Бердяев, утверждая, что творчество не есть отражение и выражение, но продолжающееся миротворение [см.: 37,258].
Понятие автор примечательно тем, что, будучи во многом идентичным по содержанию понятию творец, в отличие от него, сохранило семантическую ущербность ("переходность", замыкаемость на произведение) и не приобрело стилистической отягощенности теологизированностью, па-фосности — именно поэтому, на наш взгляд, оно используется в культурологии, литературоведении, науковедении, социологии и прочих дисциплинах, работающих с эмпирическим материалом. Автор изначально соотнесен с произведением. По существу, автор - это автор произведения, точнее, автор произведения х. Словарные значения понятия автор также фиксируют модус отношения. Так, феномен авторства в эстетике определяется как "отношение к произведению, лично сотворенному его создателем и ему принадлежащему" [278, 7]. Юридический смысл понятия автор, ори 83 ентированный на непосредственное приложение понятий к фактам, сводит его к "физическому лицу, чьим творческим усилием создано произведение" [185, 7], то есть также имплицирует отношение.
Слово автор восходит к латинской лексеме au(c)tor, что обозначало деятелъ,создатель, творец, организатор, живой источник, зачинатель, виновник, учредитель, основатель, даритель, носитель мнения и т.п.. Данная лексема входила в контакт с древнегреческим корнем autos, обозначавшим сам, чем персоналистический акцент в ее значении (создателя либо первооткрывателя некоторого культурного продукта, проекта, произведения, изобретения, решения, результата) усиливался.
X. Ортега-и-Гассет связал понятие автор с экстенсивностью, с расширением мира, прибавлением к уже существующему - вымышленного, ирреального или небывшего материка: "Слово "автор" происходит от "auctor" - тот, кто расширяет. Римляне называли так полководца, который добывал для своей родины новую территорию" [189, 247-248].
Я.С. Голосовкер увидел в понятии автор интенсивность, "смысловую глубину изречения "В начале было Слово": автор -"первосоздатель", "виновник творения". "Слово "автор" ощущается как нечто духовное. Он создает то, чего нет и никогда еще не было. Вводит в культуру нечто небывалое-нечто от себя" [77,138].
Родственными понятию автор являются: уже упомянутое авторство, обозначающее отношение к произведению его создателя — понятие, фиксирующее юридический смысл, формируемый "авторским правом", а, также, атрибуционный текстологический смысл; авторитет, понимаемый как форма осуществления влияния и власти, базирующихся на престиже и доверии к лицу либо организации; авторитаризм, обозначающий принцип властного диктата, а, также, недемократический политический режим, ос 84 нованный на властносиловых полномочиях; авторитарность как характеристика личности, односторонне ориентированной на реализацию власти и силы, и соответственно авторитарная личность как антропологический тип человека, склонного к самоосуществлению в диктаторских либо сервильных формах (исследования Т. Адорно, Э. Фромма, Г. Маркузе и др. [см.: 5 и др.]).
Везде в вышеперечисленных понятиях, различных в своих значениях, мы обнаруживаем следы самораскрывающей самореализующейся, "самонавязывающейся" самости человеческого существа, действующего в отношении других человеческих существ и вещества природы. Авторы продуцируют идеи и поступки, эксперименты и дискурсы, аргументы и суггестивность, чем обеспечивают духовную и институциональную власть, мнимое и подлинное, тайное и явное господство над теми, кто в наличной социальной ситуации авторами не являются.
Автор, это фактуальное создающее существо, явившееся предметным фокусом нашего исследования, во всех упомянутых случаях тождественно творцу, но степень дистанцирования-приближения к номинируемому содержанию, интервал продуцируемой абстракции, набор сущностных характеристик, задающих направленность процессу конституирова-ния понятий, - будут разными в отношении творчества и авторства, творца и автора, вариативными не только в рамках конкретной научной дисциплины, но и в пределах конкретного исследования.
Авторское всеведение и эффекты ретроспективы
Проблема автора в культуроведении сформулирована нами как проблема двоемирия, принадлежности автора двум мирам. В этом случае авторская инстанция рассматривается как посредническая и компромиссная. Примирить, соединить два мира (внутренний и внешний, идиографический и номотетический) - значит пойти на компромисс, оправданность которого подтверждается эффективностью: максимальной адекватностью уникальной первоначальной структуры смысла - антиципируемым сознаниям потенциальных пользователей и регламенту "типовых форм", минимализаци-ей зазора между внутренним и внешним.
Содержание инсайта абсолютно индивидуально. Социализация ин-сайта предполагает, что творец находит смутный привидевшийся ему образ среди явленного и законного: явленное и законное - формы, в которых только и могут осуществиться предметная соотнесенность и культурная коммуникация. Иными словами, инсайт случается имплицитно для одного и не нуждается в способах, но продукт-произведение по определению эксплицитно, создается для других, рассчитано на понимание и утилизацию и оформляется социокультурными средствами общепонятного и общепринятого. Проблема автора становится проблемой реализации в средствах. Автором актуализируется задача собирания, сцепления и связывания разнородных фрагментов наличного, иначе, использования технологий (их поиска, отбора, адаптации, оценки их адекватности, определения характера их использования).
Творческий проект принадлежит будущему, но средства для его осуществления наличны. "Будущее - горизонт проблем, прошлое - твердая почва методов, путей, которые, как мы полагаем, у нас под ногами" [190, 434]. Быть наследниками "прекрасного прошлого" и "жить на проценты с него" - значит владеть технологиями, испытанным оружием, которое "не обернется картонными мечами, разбивающимися о суровую бронзу нашего будущего" [190, 434-435]. Творческий индивид не является здесь исключением. Авторский поиск, в терминах М.К. Петрова, происходит в глубинах совместного с другими людьми опыта, он обращен на прецеденты и авторитетных предшественников, которые послужат строительным материалом возведения лесов, последние - оконтурят новое старым [см.: 198, 230]. Ненайденность"прецедентов и предшественников" или их неадекватность содержанию инсайта, проявляющего себя лишь сквозь общее прошлое, срывают процесс культурной коммуникации.
Воспользуемся примером К. Юнга, обратившего внимание на очевидную границу между первой и второй частями "Фауста" И. Гете. Первая часть репрезентирует некоторый исходный материал, ограниченный пределами повседневности, "вечно повторяющихся скорбей и радостей людских". Творчески оформленные, они психологически прозрачны ("ничто не осталось неясным, все убедительно объясняет себя из себя самого" [229, 106]). В связи с этим К. Юнг называет типичные жанры оформления подобного материала, его истолкования, "высветления" и побуждения двигаться "к более высокой ясности и более последовательной человечности", каковыми он считает: любовный, бытовой, семейный, уголовный и социальный романы, дидактическое и лирическое стихотворение, трагедию и комедию. Но исходный материал второй части "Фауста" наделен какой-то иной природой и будто происходит "из бездн дочеловеческих веков". К. Юнг номинирует его как некое первопереживание, вынуждающее человека испытывать свое полнейшее перед ним бессилие [см.: 229, 107]. Мощный, потрясающий опыт, пугающий и увлекающий одновременно, ломает границы жанров. Автор нуждается в поистине парадоксальных средствах, в диковинных и самопротиворечивых формах-предшественницах, дабы передать свое визионерское переживание. "Гете понадобился Блокберг и греческая преисподняя, Вагнеру - вся нордическая мифология и сокровища саги о Парсифале, Ницше вернулся к сакральному стилю, к дифирамбу и к сказочным провидцам древности, Блейк обратил себе на потребу индийские фантасмагории, образный мир Библии и апокалиптики..." [229, 113]. Однако авторский замысел второй части "Фауста" остался невоплощенным, средства - недостаточно адекватными. Этот текст И. Гете вызывает растерянность, озадаченность, даже отвращение публики, он требует дополнительных комментариев и разъяснений. Но очевидна локализация авторского поиска: новое ищется в имеющемся, в инструментальном качестве используется потенциал уже произошедшего, состоявшегося, что присутствует как constanta деятельности автора.
Индивидуальный поиск средств, составляющий содержание функции автор, является феноменом, созданным эпохой романтизма. Романтизм разрушил не только то, что являлось стилями предшествующей эпохи, бла-годя чему готика может противопоставляться романскому стилю, треченто - кватроченто, барокко - классицизму и т.д.; он разрушил само существование большого стиля, в котором интуитивно самоопределялись автор и реципиент и чем обеспечивалась соборность творчества [см.: 229, 268-269; 229, 154-155]. В.В. Вейдле вкладывал в понятие соборности творчества возможность общего духовного пространства, в котором только могут звучать голос человека-творца и всенепременный ответ других людей, где осуществляется совместное культурное бытие.
Традиционная культура предполагала общее духовное поле и стабильный репертуар типовых форм, регламентирующих все особенности и способы оформления новых произведений. Нарративная практика строилась на использовании единого канона, которым задавались навсегда-завершенные формы "действий со словами".
Если традиционное общество негласно сообщало индивиду его стиль, который был внешним типизированным обнаружением "внутренней согласованности душ" и неприметным образом срастался с каждой индивидуальной душой, то Новое время и наиболее явственным образом романтическая эпоха уничтожили формальную предопределенность творчества, элиминировав саму возможность общего канона [см.: 229, 269-270]. Катастрофа "большого стиля" обернулась отсутствием общего транляци-онного/коммуникативного поля. "Круговая порука" гения и вкуса исчезли, социум как кооперированное культурное единство разбалансировался, автор утратил "интуитивную убедительность" канона и всякий раз как бы заново конституировал свои средства, предполагая таким образом осуществить одноразовое восстановление некогда существовавшего единства.
Произошла, в терминах М.М. Бахтина, "секуляризация словесности". "Человек нового времени не вещает, а говорит, то есть говорит оговороч-но... Речевые субъекты высоких, вещающих жанров - жрецы, пророки, проповедники, судьи, вожди, партиархальные отцы и т. п. - ушли из жизни. Всех их заменил писатель, просто писатель, который стал наследником их стилей" [25, 336]. Далее, как отмечает М.М. Бахтин, поскольку произошла трансформация словесности и пишущий лишился прежней речевой ситуации, он оказался обречен имитировать внехудожественные жанры
Романтизм сознательно разрушил методический реализм (в схоластическом смысле), тепло и комфорт большого стиля. Обезоружив автора, он обнажил неявную сверхзначимость авторского метода. Романтизм декларировал методический номинализм и разнообразие еретических версий метода. Представление о том, что творец реализует творческое отношение и к средствам (творит новые, а не использует имеющиеся), практически ниспровергает средства как формальные обстоятельства человеческой деятельности на основании их нетворческого статуса. Собственно протест романтиков и неоромантиков против "использования готового" был инициирован их убежденностью в том, что использовать готовые средства, наличные и законные - это перестать быть творцом.
Автор и эпонимическая характеристика культуры
Именная маркировка артефактов, именные матрицы различных типов социальности - актуальные, но малоизученные темы культуроведения. Здесь распространено убеждение в исторической регрессии и минимизации культурной функции имени, что делает актуальной тему эпонимики лишь для архаических/традиционных социумов. Представим аргументы в пользу новой проблематизации темы эпонимики в культуре Нового времени. На наш взгляд, история культурной функции антропонима не может быть однозначно представлена в виде регрессии либо прогрессии. С функцией автор корреспондируют в культуре модерна новые функции имени, что заставляет предположить наличие у онимов собственных историко-культурных перспектив.
Имя — атрибут и символ культуры, свидетельство ухода человека от состояния хаоса. Факт погшенованности равнозначен выделанности из стихий, успешности человеческого им противостояния [см.: 198]. Имя-индекс и имя-указательное местоимение - различные способы интерпретации знака собственное в философии. Имя собственное - предел, "дно", которого достигает нисходящее движение от общих понятий, своеобразное "выпадение" из абстрактного порядка ratio.
Индивидуализирующая эпонимика - один из опорных элементов социальной организации и дискурсивной традиции. Имя собственное (оним), на которое замыкается событие культуры, выступает в качестве основания используемых в гуманитарии нестрогих периодизаций, делящих историю на именную и безымянную. Именным параметром фиксируется решающий момент диахронии - начавшийся процесс вытеснения теонима антропонимом, появление человеческого имени как опорного элемента актов трансмутации. "Миф - упакованная в образах... тысячелетняя и мутации. "Миф - упакованная в образах... тысячелетняя и безымянная традиция... Мы узнаем акт философствования не только как акт какой-то автономной не ритуальной мысли, но узнаем его еще и потому, что второй вопрос, который всегда возникает после выслушивания мысли - имя", — читаем у М.К. Мамардашвили [162, 4]. Миф насыщен теонимами и не различает антропонимы. Исторически первая попытка связывания автономной мысли и антропонима, состоявшаяся в античности, выдержала испытание временем, хотя и сосуществовала длительное время вместе с приоритетным замыканием социального изменения на теоним.
Имя используется в типологическом различении культур, ориентированных на авторитетные имена собственные и на логические универсалии, имена собственные заменившие [см.: 155]. Традиционное мышление, практиковавшее замыкание информации на авторитетные имена, и рациональность, практикующая замыкание на понятия, представляют собой историческую последовательность. В то же время неактуальные типы эпонимиче-ского замыкания могут быть реанимированы и востребованы меняющимися контекстами разных культурных эпох.
Так, выделение в истории СССР культуры один (20-е годы) и культуры два (30-50-е гг.) позволило В.З. Паперному описать первую через признак ориентации на понятия, а вторую — на имена. Культура один эгалитарна и коллективна, ее отрицательное отношение к имени сказывается в стремлении заменить его универсалией или сделать явление безымянным (объективным). Культура два почтительна к имени, сообщает ему пафос-ность, проводит ревизию имен, санкционированных культурой один и по-новому иерархизирует их; однако имя в культуре два становится привилегией для немногих [см.: 192, 182-190]. Характеристики именная - безымянная востребованы в аналитике синхронии/диахронии культурного процесса. Анонимность - состояние хаоса, неназванности, все нехаотическое обретает индивидуальность и нарекается [см.: 114, 210]. Анонимность может быть состоянием порядка и сверхпорядка, целерациональности и унифицированности, которыми снимается индивидуальное своеобразие. В культуре создаются именные творческие продукты, краткоживущие индивиды совершают личностные поступки, но, отчужденные в культурную репродукцию, они, оставаясь искусственными, безымянны.
Эпонимика как социокультурный феномен непосредственно связана с проблематикой исторического существования индивида и индивидуальности. Индивидное пребывание человека в культуре реализуется в формах репродукции. Индивидуально же существовать в культуре можно только в формах творчества. Но традиционное общество не выдавало человеку лицензии на творчество. Анонимный социум - "естественная" среда обитания homo reproductor a, пространство, где органично усреднение человека, простота и утилизуемость культурных форм. Этой вязкой анонимности противостояло в эпоху античности и в Новое время творческое меньшинство, состоящее из индивидуальностей.
Простая поименнованностъ совечна культурной истории в связи с неизбежностью апеллятивной и различительной функций, с необходимостью упорядочения первым человеком информационных потоков. Появление индивидуального имени не синхронно появлению индивидуальности -исторически первое имя использовалось в простой функции различения идентичных особей и технологических функций, которые заполнялись ди-ахронной последовательностью индивидов.
Этимологизация термина имя собственное в постструктурализме обнаруживает несобственный характер имен, их функционирование в качестве собственных (единственных) имен, но на деле - обозначение ими системной принадлежности, то есть отношения противоположного собственности и исключительности (таков вектор деконструкции Ж. Деррида смысла имени собственного в текстах К. Леви-Строса [см.: 90] ).
Первична индивидуальность не человеческого индивида, а технологического онима, присваивавшегося живым хранителям фрагментов технологической программы. Им обеспечивались функции программирования, фрагментирования, интергирования (осуществлялось совокупностью имен, связанных "общим сценарием"), хранения и межпоколенной передачи всей полноты социокультурной информации. Хронологически первое имя складывалось как индивидуализирующий (индивидный, но не индивидуальный) адрес. К адресу прикреплялся текст имени, который кумулировал в числе прочего и конструктивную новизну, время от времени обнаруживаемую сбоями и просчетами репродуктивного процесса, и транслировал ее новому носителю имени.
