Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Доминантные черты культуры британцев, американцев и россиян 40
1.1 Компромиссность в англо-американской и русской культурных традициях 40
1.1.1 Базовые мотивационные ориентации в призме отношения к компромиссу 40
1.1.2. Специфика национального мировоззрения в призме отношения к компромиссу 76
Выводы к разделу 1.1.... 97
1.2. Дистанцированность в системе ценностных ориентации 101
носителей англо-американской и русской культур
1.2.1. Пространственная дистанцированность 101
1.2.2. Особенности восприятия личности в контексте дистанцированности НО
1.2. 3. Социальные отношения и дистанцированность 123
1.2. 4. Временная дистанцированность 142
Выводы к разделу 1.2 164
Выводыкглаве 1 168
Глава 2. Доминантные черты коммуникативного поведения британцев, американцев и россиян 173
2.1. Культурно-обусловленные особенности коммуникативного поведения 173
2.1.1. Пространственная организация общения 173
2.1.2. Специфика социального межличностного взаимодействия 180
2.1.3. Временная организация общения 190
2.1.4. Культурно-специфические расхождения в уровне контекстности : 197
2.1.5. Доминантные черты англоязычного и русскоязычного информативного общения как отражение расхождений в уровне контекстности 206
Выводы к разделу 2.1 218
2.2. Доминантные черты англоязычного и русскоязычного социального общения 221
2.2.1. Формальная сторона общения. 224
2.2.2. Содержательная сторона общения 231
2.2.3. Количественная сторона общения 240
2.2.4.Эмоционально-оценочная сторона общения 244
2.2.5. Реляционная сторона общения 253
2.2.5. Целевая направленность общения : 261
Выводы к разделу 2.2 270
Выводы к главе 2 274
Глава 3. Стратегии англоязычного общения как отражение доминантных черт коммуникативного поведения 278
3.1. Специфика коммуникативного поведения в свете реализации категории вежливости 278
3.1.1. Некоторые предпосылки возникновения межкультурных вариаций в системах вежливости 278
3.1.2. Особенности англоязычного общения в свете универсальной теории вежливости 296
Выводы к разделу 3.1 307
3.2. Стратегии англоязычного общения и их лингвистическое содержание 309
3.2.1. Стратегии маневрирования 321
3.2.2. Стратегии реагирования 345
Выводы к разделу 3.2. 363
3.3. Практические возможности решения проблем эффективной англоязычной коммуникации 369
3.3.1. Стратегии англоязычной коммуникации в контексте модульного подхода 369
3.3.2. Некоторые перспективные направления 380
Выводы к разделу 3.3 383
Выводы к главе 3 385
Заключение 389
Библиография . 397
- Компромиссность в англо-американской и русской культурных традициях
- Культурно-обусловленные особенности коммуникативного поведения
- Специфика коммуникативного поведения в свете реализации категории вежливости
Введение к работе
Изучение языка как отражения системы культурных ценностей, обусловивших принятые в конкретном обществе модели поведения, указывает на рост внимания отечественных и зарубежных ученых к вопросам, связанным с влиянием на межкультурную коммуникацию культуро-ориентированных факторов. Различные аспекты исследования культурной вариативности и национального своеобразия получили достаточное освещение в трудах современных зарубежных и отечественных ученых (Верещагин, Костомаров 1985, 1999; Сорокин 1990, Кабакчи 1993, Кубрякова 1994, Фурманова 1994, Сафонова 1996, Воробьев 1997, Леонтьев 1997, 1999; Прохоров 1998, Уфимцева 2000, Тер-Минасова 2000, Тарасов 2000, Харченкова 2000, Карасик 2002, Стернин 2002, Hall 1959, 1983, 1988, 1990, 1992; Kluckhohn, Strodtbeck 1961; Henle 1965, Lado 1966, Hymes 1971, 1972, 1974; Hofstede 1980, Goodenough 1981, Samovar, Porter 1981; Tannen 1984, 1986; Bennett 1986, Byram 1989, Gudykynst, Ting-Toomey 1992; Wierzbicka 1992, 1997; Brislin 1993, Clyne 1994, Kohls 1994, Triandis 1994, 1995; Kramsch 1998, Weaver 1998, Kim 2000, Scollon 2001 и многих других), которые уже несколько десятилетий, работая в ряде смежных областей знания, таких как социология, история, лингвистика, лингвокультурология, межкультурная прагматика, культурантропология, этнопсихология занимаются сопоставлением культур. Рассматриваемые вопросы имеют не только теоретическое значение, - для россиян, интенсивно вовлекаемых в орбиту международных контактов, проблемы эффективного владения речеповеденческими стратегиями (прежде всего англоязычными) приобретают все большую значимость. Возможности реализации этой перспективной установки в свете настоящего исследования
1 В диссертации термин коммуникативная стратегия понимается как совокупность языковых средств и речевых приемов для достижения намеченной цели общения; термины общение и камиуникация используются как синонимы.
предполагают опору на знание доминантных черт культуры, проявляющихся в коммуникативном поведении ее носителей -британцев и американцев.
Следует при этом подчеркнуть немаловажную роль культурного компонента значения ключевых понятий (отражающих ценностные ориентации носителей культуры), для обозначения которых в русском и английском языках используются внешне похожие, но отнюдь не эквивалентные по смысловому наполнению слова. Неизбежно проецируясь на уровень общения, различия такого рода нередко приводят к культурной интерференции, для предотвращения которой необходима опора на знание особенностей не только — как в данном случае - британской и американской культур, достаточно широко освещаемых в современной литературе, но и русской культурной традиции, которой в этом аспекте уделяется сравнительно немного внимания.
Построение типологии культур, основанной на систематизации факторов, предопределяющих национально-специфический стиль общения, признается одним из недостаточно изученных, но весьма актуальных и перспективных направлений современных исследований. В данном русле выполнена и настоящая диссертация, посвященная рассмотрению коммуникативных доминант англоязычного общения в их соотнесенности с доминантными чертами культуры британцев. Для определения указанных доминант пришлось привлекать сведения из различных смежных областей знания, что обусловило немалое количество отклонений от основной линии изложения и весьма непрямой путь исследования; однако необходимость именно такого подхода продиктована стремлением составить по возможности более целостное представление о проблеме.
Настоящая диссертация, таким образом, относится к типологическим исследованиям в области лингвокультурологии; сопоставление с русской культурой, достаточно широко используемое в работе при объяснении межкультурных различий, носит вспомогательный характер, - основной акцент делается на выявлении своеобразия британской и американской (лингво)культур, что и отражено в названии. Тема диссертации предполагает рассмотрение целого комплекса взаимосвязанных вопросов под разными углами зрения, и в рамках проведенной работы их можно свести к исследованию совокупности факторов — культурологических и лингвистических, знание которых призвано, в конечном счете, обеспечить эффективность практического использования стратегий англоязычного общения.
Последние десятилетия ознаменовались появлением целого ряда исследований как культурологической, так и лингвистической направленности, приведших ученых к выводу о культурной обусловленности общения, языковая составляющая которого является неотъемлемой частью коммуникативного поведения, и в межкультурных исследованиях стала прослеживаться ориентация на выявление своеобразия каждой лингвокультуры (Арутюнова, Булыгина 1992: 52; Еемерен, Гроотендорст 1992; Елизарова 2001; Ларина 2003; Tannen 1993; Clyne 1994; Gumpertz, Levinson 1996; Goldschmidt 1996; Blum-Kulka 1997; Palmer 1996; Wierzbicka 1998; De Cillia et al. 1999) и др. Различия в типах коммуникативного поведения при межкультурном общении обусловлены «типом культуры, которым определяются и нормативный этикет, и социальные нормы, включающие мотивы, цели, само действие и его субъектов, ожидание, оценку и средства» (Кравченко 2001: 91; Ларина 2003: 16).
Модели коммуникативного поведения и его интерпретация зависят от сложившихся у носителей культуры представлений о
принципах организации речевого взаимодействия. Вариативность этих представлений, отражающая глубинные различия культур, в процессе межкультурного общения нередко оборачивается переносом прагматических социокультурных норм родного языка на иностранный и, как результат, - к формированию у носителя языка негативных стереотипов о собеседнике. Разнообразные проявления интерференции обнаруживаются во всех сферах общения -формальной и неформальной, научной и деловой - как на уровне отдельно взятых речевых актов, так и в общих стратегических подходах - и нередко приписываются недостаткам этнокультурного происхождения2. На самом деле, здесь мы имеем дело с рядом прагматических факторов, определяющих мотивационную ориентацию речевого поведения - в нашем случае англоязычного и русскоязычного,' далеко не всегда и не во всем совпадающих. В процессе межкультурного общения при этом первостепенную роль играет не столько соблюдение принципа правильности, сколько принципа уместности (Орлов 1991: 87). Если нарушения «грамматических норм легко узнаваемы и даже защищают тех, кто их совершает, позволяя идентифицировать их как иностранцев» (Blum-Kulka 1997: 53), то прагматические нарушения выявить значительно сложнее, поскольку носители культуры, следуя общепринятым нормам коммуникативного поведения (очевидным - и соответственно обязательным), редко ставят под сомнение их «универсальность» — то есть непременность выполнения и представителями других культур.
Знание и соблюдение этих скрытых правил, реализуемых на уровне стратегий общения, служат залогом успешной межкультурной коммуникации, поскольку позволяет неносителю языка понять, как воспринимает его вербальное поведение носитель
2 См. подробнее Етазарова 2001.
(и в какой мере достигнутый результат соответствует его намерениям), и таким образом, избежать возникновения взаимного непонимания. Внимательное изучение причин коммуникативных сбоев свидетельствует о том, что они чаще всего возникают из-за наблюдаемого расхождения между семантическим и прагматическим значениями, или иначе, между тем, что речевой акт означает и что он совершает3. Однако, прагматический аспект, заложенный в культуро-обусловленных моделях поведения, является мало осознаваемым и трудно определимым источником интерференции, и его невозможно адекватно интерпретировать без учета культурных ценностей.
Сопоставительное изучение лингвокультур с опорой на emic-подход, активно развивающееся в настоящее время, способствует обнаружению особенностей национального мировосприятия, отражающихся в моделях речевого общения, которые рассматриваются как проявления скрытой системы ценностей или правил культуры (Tannen 1993; Wierzbicka 1997). Как справедливо отмечает Г.В. Елизарова (2001), для эффективного межкультурного общения коммуниканту необходимо иметь представление о принципах речевого взаимодействия, принятых и в иноязычной культуре (для определения содержания намерения), и в родной (для предотвращения интерференции), поскольку носители культуры во многом руководствуются интуицией, не осознавая специфики своих предпочтений в выборе лингвистических средств и линии коммуникативного поведения. Анализ культурного компонента значения языковых/речевых единиц закладывает фундамент для обоснования существующих различий - языковых, речевых, коммуникативных, а также способствует преодолению культурной интерференции, проявляющейся на всех уровнях, включая лексический (Вугат 1989; Елизарова 2003). Так, «в области лексики
3 См. подробнее Murphy, Neu 1996:193-194.
наибольшую трудность представляют значения слов абстрактной
семантики, отражающих не только несовпадение границ
обозначаемых (нередко ключевых) понятий, но и специфическое
восприятие последних. В области грамматики значения неосознанно
используемых носителем языка конструкций еще более абстрактны,
и если неправильное использование слов конкретной семантики
может навести на мысль об инокультурной принадлежности
коммуниканта, то неадекватный выбор синтаксической структуры
(например, императива) при правильности ее грамматической формы
чаще приводит к взаимному непониманию, поскольку
воспринимается не как результат интерференции, а как иное видение
значения - с позиций носителя лингвокультуры» (Елизарова, там же).
Таким образом, для адекватной интерпретации культуро-
обусловленных моделей поведения, отражающихся в структуре и
функционировании иностранного языка и соотносимых с
культурными ценностями и с образом жизни его носителей,
требуется систематизация взаимосвязанных представлений.
Положение о том, что систематическое наблюдение за речевыми моделями носителя культуры является залогом понимания их значения и лежит в основе выявления его картины мира, отразилось в развитии этнографических подходов к изучению динамических4 аспектов взаимодействия языка и культуры. Показательны в плане смещения акцентов размышления Д. Хаймса о соотношении языка и культуры: «Часто отмечают, что язык - своеобразно отражает культуру. Однако это не происходит пассивно или автоматически. Говорение само по себе - форма культурно окрашенного поведения, и язык, как любая иная составляющая культуры частично формирует целое, и выражает другие компоненты культуры также частично и
4 В «этнографии говорения» (Hymes 1995) и далее - в «этнографии общения» (Saville-Troike 1996) гипотеза лингвистической относительности, ранее связывавшая язык и мыслительный образ как статические сущности, получила новую интерпретацию (Slobin 1996:75).
избирательно. Такая избирательность и представляет для нас наибольший интерес: почему, например, какие-то черты общественной жизни выражаются в речи напрямую - в словесной форме, тогда как другие имплицитны?»5 (Hymes 1974:127). Подчеркивая важность взаимосвязанного исследования особенностей языка и культуры, Хаймс трактует речь как систему культуро-обусловленного поведения, сосредотачивая внимание на развитии знаний о вербальном поведении носителей культуры, необходимых для приемлемого и эффективного межкультурного общения (там же, 212), приблизившись в своих трудах к осознанию необходимости синтеза культурных аспектов иноязычной речи и их трактовке в виде когнитивных схем.
Культурологическая лингвистика (термин Г. Пальмера), фокусируется на рассмотрении причин, процессов и результатов речевой деятельности носителей языка, анализируя при этом свои объекты в когнитивном аспекте. В русле данного подхода в работах, нацеленных на изучение культурного компонента значения единиц различных уровней, обеспечивающее их целостное восприятие, язык трактуется как социальный феномен, отражающий систему ценностей и раскрывающий мир иной культуры. Предметом внимания ученых (Фурманова 1994; Елизарова 2000; Гудков 2003; Palmer 1996; Gumpertz, Levinson 1996; Bonvillain 1997 и др.) служат культурные различия, которые проявляются на уровне семантики и в то же время обусловливают когнитивную категоризацию мира, а различия в их интерпретации могут быть заложены как в структуре языка, так и в его систематическом использовании; таким образом понятие релятивности распространяется на оба элемента дихотомии «язык - речь».
Здесь и далее (если не указано иначе) перевод наш - Ю.К.
Обращение лингвистов к рассмотрению проблем, включающих
соотнесенность понятий общество - культура - язык — речь,
знаменующее собой включение в парадигму лингвистического
знания (социо)культурного измерения, воплотилось в развитии
различных научных направлений. В России первой попыткой решить
проблему интеграции компонентов культуры в процесс изучения
иностранного языка стала теория лингвострановедения (Верещагин,
Костомаров 1980), в задачи которой входило ознакомление с
культурой, воплощенной в языковых/речевых единицах, что
позволило создать эффективную методику извлечения из семантики
слова сопряженного с ней национально-культурного компонента
значения. Позднее, в последние десятилетия XX века, наблюдается
всплеск интереса к соизучению языка и культуры в различных
аспектах их взаимодействия. Многоаспектный подход к решению
проблемы язык и общество!культура вызвал к жизни многообразие
терминов для его определения, таких как страноведение,
лингвострановедение, лингвокулътурология, культурология,
лингвокультуроведение, и целая плеяда отечественных ученых (В.В. Воробьев, В.Г. Гак, Д.Б. Гудков, В.В. Кабакчи, В.И. Карасик, А.С. Мамонтов, Л.В. Московкин, В.В. Ощепкова, Ю.Е. Прохоров, В.В. Сафонова, И.Ю. Сорокин, В.П. Фурманова, Л.И. Харченкова, В.И. Шаховский и многие другие) занималась интенсивной разработкой данного направления.
Для настоящего исследования представляет особый интерес обозначившаяся в последнее время тенденция к прагматическому освещению проблем межкультурной коммуникации, к исследованию факторов, определяющих выбор языка социального общения, а также результатов влияния этого выбора на участников коммуникации, что
отражается в использовании тех или иных стратегий вежливости . Наиболее значительным вкладом в этой области считаются постулаты Грайса7, максимы вежливости Дж. Лича и универсалии вежливости С. Левинсона и П. Браун. Постулаты вежливости (всякое сообщение должно быть вежливым, тактичным и т.д.) не включаются в число основополагающих, - что не удивительно, поскольку, с точки зрения Грайса, задачей общения является эффективная передача информации. Отметим, однако, что это далеко не единственная и не во всех ситуациях основная цель коммуникации, и, по справедливому мнению Л.А. Городецкой, нарушение принципов эффективной
коммуникации , нежелательное при передаче информации, является непременным условием вежливого общения при реализации реляционной и фатической функций, поскольку способствует взаимному расположению собеседников и готовит почву для установления дальнейших деловых контактов (Городецкая 2000: 125).
Большое влияние на изучение межкультурного речевого взаимодействия (на основе сравнения речевых актов различных культур и установления расхождений, релевантных для их
Как известно, выделение и формирование прагматики как области лингвистического исследования, стимулированное идеями Ч.С. Пирса, под влиянием прагматических теорий значения Г.П. Грайса (Grice 1975), логико-философских теорий речевых актов Дж. Остина (Austin 1962) и Дж. Серля (Searle 1969, 1975) выдвинуло в качестве объединяющего принцип употребления языка в коммуникативных ситуациях.
К так называемым максимам Грайса, или, иначе, постулатам речевого общения, выражающим принципы речевой коммуникации и интуитивно соблюдаемым собеседниками для успешного достижения поставленных целей общения, относятся: постулаты качества (сообщение не должно быть ложным или не имеющим под собой должных оснований), количества (сообщение не должно быть ни слишком кратким, ни слишком пространным), релевантности (сообщение должно быть релевантным для адресата) и введенный позже другими авторами постулат манеры (сообщение должно быть ясным, четким, не содержать непонятных для адресата слов и выражений и т.д.). Нарушение одного или нескольких из этих постулатов, которые выводятся из лежащего в основе всякого общения принципа кооперации, в той или иной степени влечет за собой коммуникативную неудачу.
8 Легко убедиться, что стратегии, направленные на защиту лица, несовместимы практически ни с одним их принципов Грайса. По наблюдению Л.А. Городецкой, обращение к understatement, по определению связанное с преуменьшением, противоречит принципу количества, как и преувеличение при выражении положительной оценки, которое, являясь в какой-то мере неискренним, нарушает также и постулат качества, равно как и способы смягчения выражения негативного отношения; что же касается small talk, имеющего мало отношения к «разговору по делу», то здесь налицо явное нарушение постулата релевантности (Городецкая 2000: 125).
понимания) оказали теории Грайса и Серля - несмотря на то, что они неоднократно подвергались критике за приписывание универсального характера моделям, построенным на основе английского языка9. Аналогичную критику вызвала и «универсальная» теория вежливости, в которой понятие вежливости использовалось для объяснения широкого распространения косвенных речевых актов, предоставляющих собеседникам альтернативные способы достижения коммуникативных целей. Мы также продемонстрируем культуро-специфическую ориентацию данной теории.
Выдвинутая в конце 80-х годов прошлого века (Brown, Levinson 1987) и получившая широкую известность, универсальная теория вежливости явилась одной из попыток рассмотрения моделей коммуникативного поведения через призму общественно принятых этикетных норм. Развив идеи Э. Гофмана о необходимости положительной оценки друг друга в процессе общения и проанализировав в нескольких языках и культурах механизмы создания этого положительного образа, Левинсон и Браун констатировали их универсальность (при несовпадении лингвистического выражения). По мнению авторов, универсальными являются способность к рациональному поведению и стремление «сохранить лицо»10, равно как и целенаправленные усилия для установления социальных отношений между коммуникантами, лежащие в основе реляционной функции общения. Социальную необходимость таких усилий * и принятия мер для сохранения не только собственного лица, но и лица собеседника - избегая вербальных актов, угрожающих собеседнику потерей лица (face
9Так, например, по справедливому мнению Пальмера, при исследовании межкультурного речевого взаимодействия приоритетным является «определение максим каждой культуры, а не приложение к нему максим, характерных для западной коммуникации» (Palmer 1996: 192).
10 Основные характеристики «личности-модели», базового в их концепции понятия.
11 Ній facework- как авторы назвхти усилия по поддержанию лица.
threatening acts ) в расчете на его аналогичное поведение - они также сочли универсальной, а тип образа - варьирующим от культуры к культуре. На основании того, что внимание, уделяемое сохранению лица варьирует от культуры к культуре, авторами был сделан вывод о возможности различать их в зависимости от превалирующего типа вежливости - негативной (связанной с демонстрацией социальной дистанции и подчеркиванием собственного достоинства) или позитивной (связанной с демонстрацией социальной близости и взаимной симпатии). Очевидно, что для рассматриваемых англоязычных культур, в которых забота о позитивном имидже отходит на второй план и акцент делается на стремлении «защитить свою территорию», прослеживается большее тяготение к первому типу (Brown & Levinson 1987).
Следует, однако, указать, что усилия авторов универсальной теории вежливости (и аналогичных современных исследований) способствуют прежде всего выявлению норм коммуникативного поведения носителей англоязычных культур. В русле данного направления зарубежными (и вслед за ними отечественными) учеными предлагаются различные списки13 стратегий вежливости, варьирующих в зависимости от их соотнесенности с конкретными речевыми актами. Делая акцент на прагматическую установку и способы ее реализации в различных речевых актах (а не на набор необходимых для этого конкретных речевых средств), приверженцы рассматриваемого подхода неизбежно теряют системообразующий элемент - ввиду до сих пор не решенной проблемы классификации
Данный термин представляет значительные трудности для адекватного перевода на русский язык и попытки отечественных исследователей обозначить его как «ликоугцемляющий акт» или «опасный акт» (нередко встречающиеся в тексте даже без кавычек), вряд ли можно считать удачными. В данной работе, анализируя положения теории Левинсона и Браун, мы попытаемся передать его значение описательно, поскольку считаем, что для носителя русского языка различение двух «лиц» - позитивного и негативного - нерелевантно.
'3 См., например, Brown & Levinson 1987; Leech & Thomas 1990; Scollon & Scollon 2001; Еіизарова 2001; Ларина 2003 и др.
речевых актов адекватно выдвигаемым стратегиям - и обобщение сменяется подробным описанием. При этом обращает на себя внимание большая дробность вычленения предлагаемых стратегий, которые в ряде случаев было бы целесообразнее выстроить в иерархическом порядке, подразделяя на тактики и приемы. Следствием является также большое взаимопересечение на понятийном уровне, что в целом снижает эффективность их практического использования для неносителей английского языка.
Не ставя под сомнение теоретическую значимость стратегий вежливости, отметим только, что практически овладеть ими — в силу их культурной специфики - могут либо носители английского языка, либо люди, обладающие высоким уровнем культуры (знающие особенности использования языка и культурного контекста и имеющие возможность лучше сконцентрироваться на том, как тактически выстраивать линию речевого поведения). Целевая ориентация таких стратегий представляется весьма расплывчатой -адресат вообще. Рядовому россиянину приходится сталкиваться здесь с целым рядом трудностей, связанных, прежде всего, с расшифровкой культурного компонента (необходимостью думать, например, какое из двух лиц он не должен «ущемить» при решении той или иной речевой задачи, и не совершает ли он «опасный акт», прибегая к стратегии «сближения»), а также с проблемой переключения с одного речевого акта на другой. Последние, естественно, изолированно анализируются только в теории, на практике же «шаг в сторону» от одной стратегии заставляет при таком подходе заново концентрироваться, вспоминая о следующей. Представляется более целесообразным формализовать структурный аспект, смещая акцент на набор лингвистических конструкций, который, будучи «сквозным» системообразующим компонентом, может составить основу коммуникативной стратегии (не
замыкающейся на речевых актах). Таким образом можно обеспечить оптимальные возможности ее практического освоения, поскольку при англоязычном общении это позволяет коммуниканту (неносителю языка) сфокусировать свое внимание преимущественно на выборе речевых средств адекватно контексту ситуации независимо от привязки к конкретным речевым актам14 и гибко реагировать при возможных непредвиденных поворотах в ходе беседы. Для нашего исследования больший интерес представляют культуро-специфические «механизмы» вежливости в англоязычном общении, поскольку «универсальность» теории Левинсона и Браун является далеко не бесспорной.
Коммуникативное поведение людей неотделимо от их национальной культуры, и при межкультурном общении его интерпретация должна основываться на знании специфики культурных традиций, определяющей формирование в конкретном обществе установок и норм, которые влияют на реализацию важнейших аспектов общения, связанных с использованием языка, передачей информации и взаимодействием в социальных ситуациях. Этнокультурная специфика коммуникативного поведения, а также стиль вербального общения обусловлены типом культуры. Как известно, ядро любой культуры составляют ценности, передающиеся традицией (Kroeber, Kluckhon 1952); именно система ценностей, принятая в конкретном обществе и рассматриваемая в качестве стержневого элемента традиции, определяет национальное своеобразие подходов к общению.
Для того, чтобы более четко обозначить круг проблем, связанных с выявлением национального своеобразия рассматриваемых культур, приведем несколько примеров,
14 Возможности такого подхода к классификации стратегий англоязычного общения, более эффективного для практики российского пользователя, рассматриваются в гл.З.
иллюстрирующих наиболее распространенные подходы к выбору критериев сопоставления ценностных ориентации15 в свете культурной вариативности. В зарубежных исследованиях, основанных на принципе культурной относительности Сепира-Уорфа, развивается мысль Ф. Боаса о том, что каждая культура должна рассматриваться в собственных терминах, а не в системе координат исследователя, и при ее изучении необходимо сочетать эмический (emic) и этический (etic) подходы (Pike 1966). В настоящее время наблюдается общее движение к универсализму на основе комбинированного etic — emic - etic подхода (Triandis 1994), и в поисках решения вопроса о соотношении универсалий и вариаций в области культуры и психологии многие ученые исходят из того, что крайний универсализм в изучении языка и мышления столь же неоснователен и опасен, сколь и крайний релятивизм в изучении культуры (Вежбицкая 1997: 238).
Для представителей универсалистского направления, признающих наличие универсальных составляющих, свойственных для любого общества, но имеющих этноспецифическое содержание, характерно стремление выявить элементы сходства на базе ценностных характеристик, для чего выстраиваются шкалы соответствующих параметров, значение которых варьируется в пределах выбранного континуума, ограниченного двумя крайними -полярными - значениями. Основы такого рода исследований были заложены в теоретических работах М. Рокича, автора методики, которая использовалась, в частности, и при анализе приоритетов национальных ценностей. Последние Рокич понимал как «внутренние нормы для направления действий», считая, что
Ценностная ориентация понимается нами как «избирательное отношение человека к материальным и духовным ценностям, система его установок, убеждений, предпочтений, выраженная в поведении» (Мамонтов 2000: 55).
«специфическая модель поведения лично и социально предпочтительнее альтернативных» (Rokeach 1968: 160).
Исследование ценностей и норм как важнейших элементов традиции, лежащих в основе регуляции социального поведения человека, приобрело особую популярность среди этнопсихологов после выхода в свет книги Г. Хофстеда «Последствия культуры» (1980). Не претендуя на безупречность выбранных критериев, Хофстед как бы оставил вопрос открытым, выдвинув предложение «пополнить список» 16, на которое и откликнулись ученые в разных странах. Выделяемые ими шкалы, основанные на различных наборах оппозиций психологического типа, имеют один общий критерий: «все элементы традиции (ценности, нормы, обычаи и пр.) рассматриваются с точки зрения проявляющегося в них стержневого компонента структуры» (Стефаненко 2003: 196). В настоящее время при составлении шкал вариативности выбираются разнообразные ценностные измерения, позволяющие определить место конкретной культуры в зависимости от принятого в ней отношения к пространству, власти, времени, деятельности, природе, общению, толерантности к отклонениям от принятых в культуре норм и ряду других параметров17 (достаточно дробных, взаимопересекающихся на понятийном уровне - как ив случае стратегий вежливости - и зачастую выбираемых исключительно на основе их культуро- и социально-обусловленной значимости). Применяя данный подход к анализу британской и американской культур, ученые делают об их
,6Как известно, к выделенным Г. Хофстедом оппозициям относятся противопоставления по шкалам: дистанция власти, индивидуализм/коллективизм, избежание неопределенности, маскулинностъ/феминностъ и — добавленная позднее — динамичная/статичная временная ориентация.
' Так, У. и К. Стефаны на базе анализа большого объема литературы выделили предложенные различными авторами 11 измерений культур, основанные на оппозициях психологического типа (Stephan, Stephan 1996). Представляется, что этот список далеко не полный и свидетельствует о попытках найти одну или несколько стержневых особенностей или измерений культуры. См. тж. Hofstede 1991, Hall 1987, Bennet 1998, Gudykunst & Ting-Toomey 1988, Schwartz & Bilsky 1990, Triandis, Brislin & Hui 1988, Berry et al. 1992 и др.
индивидуалистичное ти и демократичности, монохронности и низкоконтекстности. Регулярные расхождения по базовым параметрам, отмечаемые отечественными специалистами18, позволяют располагать ценностные ориентации россиян на противоположных полюсах соответствующих континуумов. Представляется, однако, что место России на указанных шкалах вариативности определяется далеко не столь однозначно19, и попытка «втиснуть» ее в установленные зарубежной наукой20 рамки - в значительной мере условна — ввиду глубинной специфики русской культуры. Показательна в свете теории культурного релятивизма большая степень относительности и условности выделения самих шкал вариативности и, например, критерии, лежащие в основе противопоставления культур Великобритании и США странам Востока при сопоставлении с русской, в основе своей православной, культурой, не являются релевантными. Что же касается специфики мировосприятия (того самого «стержневого компонента»), то и она требует более детального рассмотрения, поскольку в современных отечественных исследованиях нередко наблюдается тенденция к безоговорочному следованию линейной, а иногда и просто предвзятой логике американских антропологов относительно взглядов на российскую культуру. Но если исследования отечественных ученых нередко основываются на традиционных американских моделях, зарубежными исследователями уже давно, акцентируется необходимость включения культурного контекста и внимания к национальному своеобразию.
См., например, Lebedko 1999, Кулинич 2000, Елизарова 2001, Городецкая 2002.
19 Этот вопрос требует ряда уточнений — хотя бы в свете существенных различий в значениях
используемых базовых терминов, как мы покажем в гл.1.
20 При этом «отечественная социальная психология априорно считается наукой западного типа.
Однако православная культура породила те особенности русской ментальності!, которые
указывают, что ее место - между Востоком и Западом» (Стефаненко 2003: 162).
Как же трактуют русское национальном своеобразие современные ученые? Принимая во внимание тот факт, что шкалы «межкультурных контрастов» использовались американскими культурантропологами21 и социальными психологами в основном применительно к жизни в обществе, в высшей мере симптоматичным видится то, что подавляющее большинство современных исследователей межкультурных различий в своих изысканиях ограничиваются выявлением сходных и культуро-специфических черт именно по указанным базовым параметрам - в их проекциях на сферу социального взаимодействия, тем самым исключая из поля зрения значимое для каждой культуры отношение к духовным ценностям. Весьма показательно также, что при сопоставлении ценностных ориентации зарубежные ученые (Kluckhohn, 1984) обнаруживают тенденцию вообще не выделять отдельно отношения к духовным ценностям, а если таковое и рассматривается, то, преимущественно, с позиций психологии и психиатрии. Таким образом,, русская культурная традиция - несмотря на ее очевидное отличие в данном аспекте от англо-американской22 — подгоняется под общие (западные) мерки. Следует также отметить, что нередко зарубежные авторы (как, например, небезызвестный специалист по России Р. Пайпс) обнаруживают тенденцию рассматривать русскую историю и культуру исключительно в плоскости современного сознания (Pipes, 1974), полностью игнорируя требования историзма,
21Как известно, эту область этнопсихологии американцы называют кулътурантропалогш, британцы - социальная антропология, а россияне - этнология (поскольку термин антропология в отечественной традиции преимущественно относится к физической антропологии); при этом западноевропейские и американские этнопсихологи выделяют два направления: психологическую антропологию (опирающуюся на культуро-специфический emic - подход) и сравнительно- (или кросс-) культурную психологию (опирающуюся на унивесалистский etic подход), которые исследуют культуро-обусловленные психологические переменные (см. подробнее Berry 1992, Стефаненко 2003).
22 Обобщающий термин англо-американский нами используется преимущественно в социокультурном контексте при сопоставлении особенностей мировоззрения (единого для представителей западноевропейской и американской традиций), а англоязычный дифференцируется лишь в случаях наличия существенных расхождений между британской и американской лингвокультурами и, соответственно, подходами к общению.
и зачастую не подкрепляя аргументацию проверенными фактами и руководствуясь своими убеждениями и социально-политическими установками (Шафаревич 2003: 30). Или же широко известное исследование С. Шварца (Shwartz & Bardi 1997: 385-410), как и многие другие аналогичные, несмотря на декларацию, что для анализа полученных культурных различий необходимо применять исторические, этнокультурные, религиозные, политические и другие факторы, свелось лишь к подробной интерпретации различий ценностных ориентации жителей Западной и Восточной Европы с привлечением лишь политических аспектов24.
Следует, однако, отметить, что в последнее время наблюдается несколько видоизмененный подход, в рамках которого подобные «шкальные» сравнения проводятся на фоне более широкого охвата сопоставляемых культур — в плане идейно-философском или мировоззренческом , чаще, однако, авторы ограничиваются более или менее подробным описанием культурологической модели, характерной для конкретного этноса, с целью познакомить читателя, например, со спецификой миропонимания (Begley 2000, Broome 2000, Gannon 2000, Yum 2000). По аналогичному принципу американскими специалистами составляются - преимущественно ориентированные на многонациональную студенческую аудиторию и на выезжающих за рубеж - кулътурграммы (culturgrams), на основе которых имеется возможность составить общее (хотя и достаточно поверхностное) представление о культурном своеобразии различных стран мира. Исследования такого рода - хотя и не всегда
23 Так, влияние славянофильства на примере работ Данилевского и Леонтьева сводится к
черносотенству, а развитие идей этого течения (в трудах Достоевского — как писателя, Соловьева
- как философа, Тихомирова - как публициста, а также в других областях) попросту
замалчивается, искажая реальную картину (там же, с.28).
24 Как отмечает в своем критическом обзоре Н.М. Лебедева, не было предпринято даже попытки
анализа с точки зрения истории и этнической культуры восточного славянства, да и роль
авославия никак не была проанализирована (Лебедева 2001).
См., например, подборку в современном сборнике работ по межкультурной коммуникации Samovar & Porter 2000.
построенные на строго научной основе - содержат обширный культурологический материал и разнообразный методологический инструментарий, представляющий определенный интерес для исследования принятых в рассматриваемых культурах ценностных ориентации.
Глубокое осознание поведенческих норм, принятых в той или иной культуре, невозможно без обращения к ее истокам : именно такой сравнительный обзор позволяет выявить как отклонения от исторически сложившихся традиций в современном обществе, так и характерные для него тенденции. Как отмечал выдающийся французский этнограф и социолог К. Леви-Стросс, «оригинальность каждой из культур заключается прежде всего в ее собственном способе решения проблем - перспективном размещении ценностей, которые общи всем людям. Только значимость их никогда не бывает одинаковой в разных культурах, и потому современная этнология все сильнее стремится познать истоки этого таинственного выбора» (цит. по Касьянова 1994: 30). Истоками культурных традиций служат философско-религиозные воззрения, призванные «объяснить необъяснимое для представителей конкретной культуры» и лежащие в основе мировосприятия или «картины мира» (world view). Их обычно определяют как «ориентацию культуры по отношению к Богу, человечеству, природе, вселенной... вопросам жизни и смерти и прочим философским проблемам, влияющим на восприятие мира, разделяемое членами культурной группы» (Begley 2000: 99).
26 В противном случае, исходя из современных представлений, трудно избежать искажения и далеко не бесспорных обобщений типа: «Социально-культурная реальность России такова, что вне зависимости от политического устройства (тоталитаризм сменился незрелой демократией) основным стимулом к работе, действию, даже учебному, является угроза неприятностей, провала и даже наказания. Естественно, осознанно или бессознательно, но такое положение дел исходит из такого ценностного постулата, как порочность человеческой личности, нуждающаяся в исправлении и наказании для осуществления последнего» (Елизарова 2001:34).
Традиция каждой культуры27 имеет целостный характер и представляет собой «сложную систему взаимосвязанных элементов -ценностей, норм, идеалов, убеждений, являющихся регуляторами поведения человека» (Стефаненко 2003:194), при этом акцент может делаться на групповые убеждения, включающие нормы, ценности, цели, обладающие ядерным положением в ряду других (Bar-Tal 1998), которые удовлетворяют внутренне присущую человеку религиозную потребность (не обязательно связанную с системой Бога или идолов) поклоняться системе взглядов своей группы (Фромм 1986).
Следует подчеркнуть, что именно систематизация взаимосвязанных представлений, определяющих специфику
мировосприятия и влияющих на возникновение того или иного типа межличностного социального взаимодействия, признается в настоящее время одним из недостаточно разработанных и перспективных направлений современных исследований29. Одной из важнейших проблем, которую предстояло решить в рамках поставленной задачи, явился поиск системообразующего элемента, позволяющего определить инструментарий для адекватного типологического описания - с учетом специфики русской культурной традиции (т.е. фактора духовности в целом и, в частности, православия).
Современные культурологи в конце прошлого века насчитывали около 300 определений культуры, характеризующих различные аспекты этого понятия (Мамонтов 1999: 3), по другим данным — их не менее полутысячи. Мы придерживаемся вышеприведенного определения традиции, а также точки зрения отечественных ученых, согласно которой понятие культура выступает как более общее по отношению к традиции (см., например, Осипова 1985:49). При использовании самого понятия культура — многоаспектного и многофункционального - в контексте настоящего исследования мы преимущественно акцентируемся на регулятивной функции, благодаря которой культура в той или иной мере определяет поведение людей.
28 Данный подход с акцентом на связи как наиболее существенном компоненте характерен для
французских историков школы «Анналов», оперирующих при этом понятием mentalite, наиболее
близким по смыслу к которому оказывается русское понятие миропонимание (см., например,
Дюби 1991: 52; История ментальностей 1996: 56).
29 Так, в русле данного подхода отмечаются попытки рассмотреть трансформацию понятий труд
и время в условиях общественного развития европейского средневековья (Ле Гоф 2000); или же -
исторически сложившуюся иерархию ценностей как базовую конструкцию национальной
ментальности (Бороноев, Смирнов 2000).
В этом контексте уместно вспомнить размышления отечественного этнолога Г.Г. Шпета о том, что «этническая психология есть описательная типологическая наука, она ищет не логического верховного понятия для своих категорий, а такого понятия, которое представляло бы в свою очередь общий тип, общно объединяло бы в себе как в высшем коллективе все типы человеческих переживаний, определяемых по языку, верованиям, обычаям, искусствам, мировоззрениям и проч.» (Шпет 1996: 152). При этом, по его мнению, человек сам духовно определяется, относит себя к данной общности, и для исследователя значимыми становятся «типические переживания» народа, его отношение к религиозным, языковым, научным ценностям. Именно в этом отношении выражается национальный «дух» или «душа» (там же). Руководствуясь, отчасти, данной концепцией, в качестве отправной точки исследования мы ввели понятие дистанцированности. Дистанцированность - это результат выбора человеком ориентации по отношению к окружающему миру - духовному и материальному, его самоопределения (позиционирования) в отношении добра и зла, лежащего в основе формирования системы ценностей. Этой позицией в мире духовном определяется место человека по отношению к высшим ценностям, в сфере социальных отношений - особенности межличностного взаимодействия «по горизонтали» и «по вертикали», а в мире физическом - его положение в системе «пространственно-временных координат». На наш взгляд, предлагаемое понятие, более емкое и позволяющее связать воедино дистанцированность личности не только в пространстве и в социуме, но и в психо-эмоциональной и морально-этической сферах, представляет удобный инструмент для типологического исследования.
Следует добавить, что в настоящее время многие ученые, осознав, что типологизация культур на основе отмеченных выше
бинарных оппозиций (в рамках некоего теоретического континуума со взаимоисключающими полюсами) является сверхупрощением, тем не менее продолжают использовать данные категории для концептуализации, предсказания и объяснения межкультурных различий в поведении индивидов. Поэтому в дальнейшем и мы будем частично пользоваться результатами, полученными Хофстедом и Триандисом30, а для системного описания культурных различий в их взаимосвязи - опираться на совокупность результатов различных этнопсихологических исследований, на достижения культурной антропологии, лингвокультурологии и смежных областей науки, а также на наблюдения известных философов и историков, писателей и публицистов.
Так как рассматриваемые культуры основаны на традициях христианства, рамки исследования ограничиваются анализом ключевых31 особенностей национального мировосприятия, а также нравственных норм, посредством которых осуществляется регуляция стереотипического поведения, характерного для этих культур. При этом типология строится, исходя из принятого в них отношения к компромиссу и конфронтации межу добром и злом32, а соответствующие расхождения в моделях поведения рассматриваются через призму дистанцирования. Подчеркнем, что добро и зло трактуются нами в традиционном (православном)
Г. Триандис составил свою классификацию, выделив из более чем 60 атрибутов индивидуализма/коллективизма 4 основных, включающих определение «я», структуру целей и пр. (Triandis 1994). Такой подход может быть полезен, например, при анализе основных особенностей восприятия личности в свете ценностных ориентации, характерных для представителей индивидуалистических культур.
31 Поскольку всеобъемлющее и исчерпывающее описание системы ценностей отчасти выходит за
рамки настоящей работы, мы воспользовались методами традиционного описания культуро-
специфических явлений и комплексного анализа в первую очередь в отношении тех параметров,
которые имеют непосредственное отношение к задачам последующего исследования
коммуникативного поведения.
32 На подобных основаниях построена, например, типология В.А. Лефевра, согласно которой в
одних культурах добро и ало четко разведены (по принципу «кто не с нами, тот против нас»), а
конфронтация между ними сама воспринимается как добро, в других - не исключается
возможность совмещения добра со злом, н как добро воспринимается компромисс (Lefebvre
1982)
русском понимании - в отличие, например, от более отвлеченных построений СВ. Лурье (система образов, существующих в коллективном сознании и подсознании) и вслед за нею - T.F. Стефаненко . Нам более созвучны высказанные еще в 20-е годы прошлого века мысли Шпета о необходимости изучать «духовный уклад человека, который и есть дух его народа», или его «характер», который трактуется как «связка характерных черт поведения народа», призванная служить «нормой» для определения принадлежности индивида к данному коллективному типу, а равно и для определения меры его уклонения от него (Шлет 1996: 153). При рассмотрении особенностей русской культуры системообразующим компонентом является православная традиция, в отрыве от которой «связка характерных черт» распадается, превращаясь в столь часто и справедливо критикуемый эклектический и субъективно выбираемый «набор качеств», из которых «составляется» национальный характер. Из-за наблюдаемой размытости границ самого понятия национальный характер34 мы будем ориентироваться на выявление личностных
В концепции Лурье константами ментальносте являются локализация источников добра и зла и представление о способе действия, ведущих к победе добра над злом (без конкретизации типов этих действий, которые однако четко обозначены в православной традиции). Стефаненко добавляет к предлагаемым Лурье константам представление о вероятности, с которой добро побеждает зло, и, соответственно, разграничивая оптимистические и пессимистические культуры. Представляется однако, что замечание о том, что «русским свойственна уверенность в том, что все обойдется (само собой - Ю.К.) и добро возобладает над злом непременно, но в будущем» (Стефаненко 151; подчеркнуто нами — Ю.К.) свидетельствует опять же об отходе от традиции и трактовке данных констант с позиций современного сознания, поскольку православное «представление о вероятности» вполне определенно, равно как и понятие будущей жизни, и, напротив, очевидно, что просто так, само собой, ничего не обходится. 2 Всестороннее исследование черт национального характера выходит за рамки проводимого исследования, и мы сосредоточимся преимущественно на выявлении ряда базовых характеристик, значимых для дальнейшего анализа коммуникативного поведения, преследуя в конечном счете цель спроецировать их на вербальный уровень. Разграничивая, вслед за И.А. Стерниным, понятия национальный менталитет и национальный характер (иногда используемые в работе), мы соотносим первый со способом восприятия действительности на базе стереотипов сознания, а последний — с психологическими стереотипами поведения народа (Стернин 2003:25), или более узко, в терминологии А.Г. Асмолова, с «социотипическим поведением личности», которое, выражая «типовые программы данной культуры» и будучи обусловлено определенным образом жизни, наиболее ярко обнаруживает свою специфику, когда человек сталкивается с нестандартной ситуацией или попадает в другую культуру (Асмолов 2001: 304). Здесь мы придерживаемся той точки зрения, что теоретически национальный характер состоит из неповторимого сочетания эмпирически определяемых поведенческих и социальных установок представителей данной национальности, что, однако, вовсе не означает
черт как ценностей, соотнося их с базовыми мотивационными ориентациями британцев, американцев и россиян в сфере духовной и материальной. Необходимо подчеркнуть, что эти черты не являют собой нечто застывшее и неизменное, и именно по этой причине, анализируя их, мы всякий раз будем отталкиваться от духовной основы русской культуры, которая может служить устойчивым ориентиром (вероятно, единственным) в ряду прочих - переменных: любое отступление от традиционных принципов неизбежно влияет на систему мировосприятия в целом (в чем мы убедимся на примере динамики изменения протестантского мировоззрения).
Настоящее исследование базируется на гипотезе, выдвинутой на основе анализа универсальной теории вежливости: англоязычное коммуникативное поведение основывается, в конечном счете, на стремлении дистанцироваться от собеседника и найти компромисс, обеспечивающий необходимую комфортную атмосферу общения. В диссертации предпринята попытка доказать, что высокая степень дистанцированности и компромиссность отражают специфику мировоззрения британцев и американцев и, являясь доминантами культур, проецируются на все уровни коммуникативного поведения и определяют его базовые характеристики. При этом, как известно, анализ может идти как от культурных ценностей к способам их манифестации, так и от лингвистических свидетельств к постулируемым культурным ценностям. С целью обеспечить достоверность выводов, результаты анализа языковых фактов сопоставлялись с данными, полученными на основе изучения неязыковых явлений, и исследование проводилось в двух направлениях: при трактовке системы ценностей обозначались ее
утверждать, что все индивидуумы данной нации обладают данной совокупностью. Национальный характер описывает тенденции, а не абсолютные понятия. Нация может обладать «модальным характером», как выражаются некоторые антропологи-психологи, однако, характеры индивидуумов в той или иной степени совпадают с ним гаи же отличаются от него (Ранкур-Лаферьер 2000:40).
проекции на уровень коммуникации, а лингвистическое содержание
речеповеденческих стратегий, реализующих культуро-
обусловленные принципы общения, соотносилось со спецификой национального сознания и рассматривалось в свете ориентации на русскоязычную аудиторию.
Решение поставленной проблемы возможно только на междисциплинарном уровне, с привлечением сведений культурантропологии, этнопсихологии, социологии, межкультурной прагматики, лингвокулыурологии, лингвистики и других смежных областей на основе комплексного подхода, позволяющего рассматривать тип культуры, структуру социальных отношений, основные культурные ценности, принятые нормы, правила и стратегии коммуникативного поведения в их взаимозависимости и в совокупности причинно-следственных связей.
Актуальность исследования, таким образом, обусловлена
востребованностью типологического описания рассматриваемых культур;
необходимостью обобщения и систематизации имеющихся научных фактов на междисциплинарном уровне для выявления закономерностей, определяющих выбор моделей коммуникативного поведения их представителей;
потребностью разработки речеповеденческих стратегий, имеющих конкретную адресную ориентацию.
Объектом исследования явились ценностные ориентации носителей англо-американской культурной традиции и их отражение в коммуникативном поведении. Предмет исследования составили доминантные черты культуры и англоязычного общения, проявляющиеся в речеповеденческих стратегиях.
Материалом исследования послужили исторические,
этнокультурные, религиозные и другие факты, почерпнутые из
различных исследований в области этнопсихологии, культурантропологии, социологии, межкультурной коммуникации и смежных с ними, а также наблюдения известных философов и историков, писателей и публицистов - с одной стороны; а с другой -языковые факты, полученные на основе выборки из учебных пособий и научных трудов современных отечественных и зарубежных авторов, опирающихся на аутентичные источники и данные анкетирования, а также речевые образцы в виде реплик и высказываний, услышанных непосредственно в ситуациях общения и собранных во время стажировок автора в Англии и США; в качестве иллюстративного привлекался лингвистический материал из произведений художественной литературы, лексикографических справочников и личной переписки автора, что в целом составило около 7 тыс. единиц.
Основными целями исследования явились:
поиск системообразующих факторов для типологической характеристики культуры и коммуникативного поведения британцев, американцев и россиян и обоснование выбора дистанцированности и компромиссности в качестве стержневых компонентов рассматриваемых (лингво)культур;
определение критериев отбора параметров для типологической характеристики англоязычного общения (информативного и социального35), формируемого коммуникативными доминантами;
систематизация речеповеденческих стратегий, отбор и классификация языкового материала, составляющего их содержание.
Современными учеными такие функции общения, как передача информации и взаимодействие в социальных ситуациях обозначаются различными терминами: например, когнитивное и интерактивное (Еемерен, Гроотендорст 1992) или соответственно трансакционалъное и интеракциональное общение (Орлов 1991: 81; Ларина 2003: 7) и др.; в диссертации в первом случае используется термин информативное (и преимущественно рассматриваются особенности научного общения), а во втором - социальное общение.
В соответствии с данными целями были поставлены следующие задачи:
рассмотреть базовые мотивационные ориентации через призму
отношения к компромиссу;
определить место компромиссности в национальном мировоззрении и ее роль в регуляции коммуникативного поведения;
рассмотреть через призму дистанцированности основные особенности восприятия пространства и времени, личности и власти;
выделить на основе полученных данных доминантные черты культурной традиции;
установить по результатам системного анализа ценностных ориентации иерархию социально желательных качеств36;
определить доминантные черты англоязычной коммуникации, проецируя полученные ' характеристики на уровень речевого общения;
выявить закономерности возникновения интерференции культурных норм и определить способы предотвращения коммуникативных сбоев;
конкретизировать специфику коммуникативных доминант в свете культуро-обусловленных расхождений в трактовке вежливости;
обосновать совокупность положений, составляющих теоретические предпосылки выделения речеповеденческих стратегий и их эффективности для практики англоязычного общения;
сформулировать принципы отбора структурных элементов -языковых средств, используемых при реализации вышеуказанных стратегий;
Имеются в виду качества наиболее значимые с точки зрения их отражения в коммуникативном поведении и непосредственно в вербальном общении представителей англо-американской и русской культур
продемонстрировать возможности использования модульного подхода для эффективного развития знаний межкультурного характера.
Теоретическую основу исследования составили научные достижения в областях:
этнопсихологии и социологии (А.Г. Асмолов, А.О. Бороноев, Б.С. Братусь, М.М. Громыко, К. Касьянова, И.С. Кон, В.Г. Крысько, Н.О. Лосский, Н.М. Лебедева, СВ. Лурье, М.В Назаров, О.А Осипова, В.В. Радаев, П.И. Смирнов, T.F. Стефаненко, А.В.Юревич, A.Bardi, F.Boas, R.Benedict, J.Bruner, E.Goffman, G.Gorer, G.Hofstede, V.Lefebvre, N.Luhman, A.Lunn, M.Mead, K.Parthe, K.Pike, R.Pipes, R.Rancour-Laferriere, D.Risman, M.Rokeach, G.Santayana, S.Schwartz, A.Seligman, R.Sennett, H.Triandis, M.Weber и др.); лингвистики и межкультурной коммуникации (Н.Д. Арутюнова, Е.М. Верещагин, В.В.Воробьев, В.В. Кабакчи, В.И. Карасик, В.Г. Костомаров, Е.С. Кубрякова, А.А. Леонтьев, А.С. Мамонтов, Ю.Е. Прохоров, В.В. Сафонова, И.Ю. Сорокин, И.А. Стернин, Е.Ф. Тарасов, С.Г. Тер-Минасова, Н.В. Уфимцева, Л.И. Харченкова, В.И. Шаховский, M.Bennett, R.Brislin, M.Byram, M.Clyne, W.Goodenough, W.Gudykynst, E.Hall, P.Henle, D.Hymes, G.Kasper, Y.Kim, F. Kluckhohn, L.Kohls, C.Kramsch, G.Nemetz-Roinson, G.Palmer, R.Porter, L.Samovar, E.Stewart,S.Ting-Toomey, G.Weaver, J.Yum и др.); межкультурной прагматики и исследования речевых актов (Е.И. Беляева, Н.Н. Германова, И.В. Головина, А.В. Дорошенко, М.А. Егорова, Г.В. Елизарова, Л.В. Куликова, М.А. Кулинич, В.Н.Куницына, Т.В. Ларина, М.Г. Лебедько, О.А. Леонтович, Н.И. Формановская, В.П. Фурманова, J.Austin, S.Blum-Kulka, P.Brown, H.Grice, J.Gumpertz, R.Lado, J.Laver, R.Lakoff, G.Leech, S.Levinson,
B.Murphy, J.Neu, M.Owen, J.Searle, M.Sifianou, R.Scollon, S.Scollon, D.Tannen, J.Thomas, A.Trosborg, A.Wierzbicka и др.).
Для решения поставленных задач был использован комплекс взаимодополняющих методов исследования, включающий: методы дескриптивного и сопоставительного анализа, диахронического и типологического анализа, методы структурно-семантического и функционального анализа языкового материала, метод верификации посредством системного анализа культурных универсалий, связанных с коммуникативно-дискурсивными установками общения. Общим методологическим принципом исследования является междисциплинарный подход, позволяющий рассматривать данные смежных областей знания под разными углами зрения при интегрирующей роли лингвокультурологии.
Научная новизна исследования заключается в
выборе дистанцированности и компромисности (стержневых элементов традиции рассматриваемых (лингво)культур) в качестве системообразующих факторов типологического описания;
разработке типологии, позволяющей установить доминантные черты культуры, отражающие специфику национального мировосприятия и определяющие коммуникативные доминанты британского и американского речевого поведения;
выделении стратегий англоязычного общения на основе четкой систематизации критериев их лингвистического наполнения;
обосновании нового комплексного подхода, позволяющего рассматривать тип культуры, структуру социальных отношений, базовые культурные ценности, принятые нормы, правила и стратегии коммуникативного поведения в их взаимозависимости и в совокупности причинно-следственных связей.
Достоверность и обоснованность полученных результатов исследования обеспечены
логикой исходных методологических позиций, применением комплекса методов, адекватных цели, задачам, объекту и предмету исследования;
отзывами членов НМС по иностранным языкам при МО РФ, на основании которых книге «Азы вежливого общения» (2001), ставшей лауреатом конкурса на лучший учебник года (2004), был присвоен гриф МО РФ «рекомендовано в качестве практического пособия по межкультурной коммуникации», а модульная программа курса английского языка была включена в сборник «Иностранные языки. Примерные и авторские программы для системы высшего образования» (1998);
успешной апробацией результатов исследования, системно инкорпорированных в программу курса преподавания английского языка в ГУ-ВШЭ.
Теоретическая значимость исследования состоит в создании
инструментария для адекватного типологического культуро-связанного описания (с учетом специфики русской культуры), обобщения и классификации научных фактов из различных смежных областей знания;
научной базы, обеспечившей выявление стратегий культуро-адекватного речевого поведения и системный подход к их лингвистическому наполнению.
На защиту выносятся следующие положения.
1. В основе типологии, позволяющей определить доминантные черты британской и американской и культур, лежит отношение
к компромиссу между добром и злом и к дистанцированию человека в окружающем мире.
Дистанцированность и компромиссность, являясь культурными доминантами, проецируются на все уровни коммуникативного поведения британцев и американцев и определяют «стратегический» характер англоязычного общения.
Дистанцированность (основанная на принципе невмешательства) определяет базовые ценностные ориентации носителей культуры индивидуализма и проявляется в следующих тенденциях:
к четкому разграничению пространственно-временных зон в мире физическом и жесткой регламентации в сфере общения;
к демократичности и формальному сокращению дистанции «по вертикали» при сохранении или увеличении дистанции «по горизонтали» в сфере социальных отношений, а на вербальном уровне - в унифицированном «статусно-индифферентном» характере коммуникации;
к обособленности и сдержанности в сфере психоэмоциональной при соблюдении условностей общения.
4. Компромиссность (как средство сохранения
дистанцированности и privacy) лежит в основе мотиваций и
проявляется:
в тенденции к размыванию границ между добром и злом, между духовными и материальными ценностями в мировоззренческой, этической, социально-политической и пр. сферах,
в стремлении нивелировать разрыв между формой и содержанием и в акцентуации формальной стороны и бесконфликтной атмосферы общения.
Для русской культуры, основанной на православной традиции, характерны диаметрально противоположные тенденции.
Специфика прагматически ориентированной англоязычной коммуникации проявляется в сознательном допущении неоднозначности трактовок высказываемого и, как следствие, -в регулярных расхождениях между семантическим и прагматическим значениями. Для русскоязычного общения характерны акцент на сущностной стороне общения и совпадение вышеотмеченных аспектов высказываний
Коммуникативной доминантой англоязычного общения является конвенциональность (или ритуализованностъ), определяющая относительно высокую (по сравнению с россиянами) степень его имплицитности и косвенности, некатегоричности и эмотивности.
Для американцев характерна большая (по сравнению с британцами) импульсивность, склонность к преувеличению и эмоциональность, прямолинейность, проявляющаяся в малой популярности «светской беседы» и стратегии намека, в относительно невысокой степени косвенности при выражении побуждений, личного мнения и оценки.
Основными для англоязычных коммуникантов являются макростратегии маневрирования и реагирования, с помощью которых регулируется степень вербально оказываемого давления и эмоционального воздействия (позволяя не выходить за рамки условностей).
Практическая значимость исследования состоит в
разработке классификации и системы предъявления
лингвокультурологических фактов, обеспечивающей
практическую возможность их интегрирования в курс
английского языка;
обосновании модульного подхода к обучению межкультурной коммуникации и его перспективности для практики преподавания;
создании и успешной апробации комплекса разноплановых учебных материалов культурологического характера, имеющих коммуникативную направленность и ориентированных на развитие грамотного речевого и неречевого поведения и предотвращения коммуникативных сбоев при общении с носителями английского языка.
Апробация и внедрение результатов. Результаты экспериментального исследования обсуждались на внутри- и межвузовских конференциях (Москва, 1997, 1999), на страницах периодических изданий для отечественных преподавателей английского языка (газета "English", приложение к газете «Первое сентября», "ESP/BESIG Russia", a Newsletter for Russian Teachers; "ELT News and Views", the Russian Magazine for EL Teachers; "Speak Out" и др.); публиковались в научных изданиях (Вестник МГУ, Сборник научных трудов МГЛУ; Сборник научных статей СПб ГУЭиФ и др.); демонстрировались и получили одобрение на всероссийских и международных конференциях в Москве (1996 -2004), Оренбурге (1996), Курске (1999, 2003), Ростове-на-Дону (1999, 2000), Самаре (2000), Волгограде (2001), Санкт-Петербурге (2001), Перми (2002), Нижнем Новгороде (2002), Саранске (2003), Тюмени (2004), Эдинбурге {IATEFL 1999), Нью-Йорке (TESOL 1999).
Исследовательская часть диссертации, связанная с разработкой стратегий речевого поведения и их лингвистического содержания, детально обсуждалась и была одобрена зарубежными специалистами во время работы автора в США по программе IVP (International
Visitor Program, 1999) и стажировок в Великобритании {Concorde International, 1999; Eastbourne School of English, 2003).
Результаты работы были предметом обсуждения в ходе чтения лекций в рамках методических семинаров для российских учителей средних школ и вузовских преподавателей, проводимых под эгидой издательств «Центрком» (Санкт-Петербург, 2000, Самара, 2000, Волгоград, 2001, Москва, 2001), «Титул» (Обнинск, 2001, 2002), «Первое сентября» (Москва, 2002, 2003), а также демонстрировались на мастер-классах в Кэнтербери {Concorde International, 1999 — во время стажировки), Санкт-Петербурге (1999, 2000 - в рамках ежегодных Рождественских чтений СПб ГУЭиФ), Нижнем Новгороде (1998) и Перми (2002).
Опубликованные учебные пособия и концепция оптимального построения программы курса иностранного языка на основе модульного подхода прошли успешную апробацию в течение пяти лет работы головной кафедры английского языка ГУ-ВШЭ и 3 филиалов (в Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде и Перми). Опыт работы на основе модульного подхода обобщен в монографии «Модульный подход к проблемам эффективной межкультурной коммуникации» (Москва, 2002).
В целом у автора имеется более 100 публикаций культурологической и лингвистической направленности в различных изданиях, включая периодическую печать (общим объемом ок. 80 п.л.); из них по теме диссертации - 60, в том числе: 2 научных монографии, 40 научных статей и тезисов, 1 практическое пособие по межкультурной коммуникации; а также учебно-методические пособия и программы, составленные с использованием модульного подхода.
Структура работы. Диссертация состоит из настоящего введения, трех глав, заключения и библиографии.
Компромиссность в англо-американской и русской культурных традициях
Целью данного раздела является не столько доказательство самого стремления к достижению компромисса, свойственного для британцев и американцев (и неоднократно и убедительно продемонстрированного в работах историков и богословов, культурологов и психологов), сколько рассмотрение сложившихся (исходя из принятого отношения к компромиссу и конфронтации между добром и злом) принципов регуляции поведения, отражающих расхождения в культурном компоненте значения ряда ключевых понятий, определяющих специфику национального сознания. Для определения духовной ориентации в иерархии ценностей носителей рассматриваемых культур построение «системы координат» на основе их отношения к компромиссу позволяет несколько иначе очертить круг вопросов - исходя из традиционного понимания1 таких базовых понятий, как, например, толерантность, истина, будущая жизнь и др. - отражающих специфику национального мировосприятия и базовых мотивационных ориентации. Базовые ориентации и нравственные нормы в англоамериканской культурной традиции
Согласно мировоззренческим принципам человека индивидуалистической культуры, каждый индивидуум, с его мыслями (и имуществом) признается «ответственно» свободным в своих поступках и независимым от остальных членов общества, которое призвано всемерно защищать эти его права, основываясь «на приоритете личных интересов независимо от их соответствия интересам и ценностям конкретной общности людей» (Yum 2000: 63). Как полагает американский философ Дж. Сантаяна, стремление к независимости и «объединение людей для свободного осуществления любых общих для них целей» представляет собой всецело английское явление; эта исконно английская черта в Америке наиболее ярко проявила свою истинную природу - «дух свободного сотрудничества, в основе которого лежит свобода личности, глубоко укорененная в характере англичанина, присущая ему как некий неукротимый инстинкт2, в Америке является всепроникающим, легким и искренним... этот дух английской свободы требует большой кооперации, ответственности и пластичности» (Сантаяна 2003: 148). Очевидно, что если цель состоит в поддержании единства людей даже после того, как обнаружатся различия в характерах и моральные размежевания, тогда все дальнейшие события должны быть объектом демократического контроля. Логично поэтому, что в рассматриваемых англоязычных культурах такое большое значение придается детальной формулировке закона и «добуквенному» соблюдению прав и обязанностей, — «любое нарушение права самостоятельно мыслить..., принимать решения, вести тот образ жизни, какой человек сочтет нужным — не просто моральное зло, а кощунство или святотатство» (Yum, Ibid.). Симптоматичное звучание приобретает в таком контексте надпись на английском гербе: «Бог и моё право» (курсив наш — Ю.К.) .
Культурно-обусловленные особенности коммуникативного поведения
Пространственно-временная организация общения является одной из наиболее изученных систем невербального поведения. Один из основоположников фундаментальных исследований в данной области, Э. Холл, отмечая тенденцию к нивелированию межкультурных различий в современном мире, подчеркивал важность распознавания (при поверхностном сходстве) существующих глубинных расхождений на уровне невербальных языков - «пространства и времени, двух составляющих ядра культуры, вокруг которых вращается все остальное» и обращал особое внимание на влияние культуры как основного фактора, определяющего особенности подходов к его структурированию (Hall 1988: 145).
Холлом была разработана система (оптимальных для представителей американской культуры) пространственных зон для различных видов общения, включающая публичное, социальное, личное и интимное пространство, определяющих нормы взаимного приближения в соответствующих коммуникативных ситуациях. Публичное пространство (2,5 м. и более) разделяет людей во время официальных общественных мероприятий — презентаций, лекций и пр., социальное пространство (120см. - 2, 5 м.) характерно для формальных и неформальных деловых встреч, приемов, банкетов и пр., личное пространство (60 — 120см.) - для контактов хорошо знакомых людей - коллег, приятелей, родственников; и, наконец, интимное пространство (0 — 60см.), предполагающее возможность физического контакта, предназначено для общения самых близких друзей или родственников. Следует при этом специально оговорить, что приведенные цифры ни в коей мере не отражают измерений абсолютных и неизменных и более того, варьируют от культуры к культуре. Так, авторами «Очерка английского коммуникативного поведения» для характеристики пространственных зон британцев приводятся следующие величины: пространство публичное - с 3.5 м., социальное - 1 - 3.5 м, личное - 45 -120 см. и интимное — 10 - 45 см., что в среднем приблизительно в 1.5 раза превышает соответствующие дистанции общения россиян (Стернин, Ларина, Стернина 2003: 114). По отношению к пространству российская культура относится к тем, в которых (по градации Э. Холла) предпочитается так называемое социальное пространство и характерно сравнительно небольшое расстояние между говорящими дистанция «по горизонтали» (и при этом существенно отличающееся от измерений соответствующей зоны в американской культуре), тогда как в обеих рассматриваемых англоязычных культурах предпочтительным является пространство личное (часто воспринимаемое как непреложное, ср. «территориальность»), где это расстояние гораздо больше (может превышать расстояние вытянутой руки (Hall 1982: 1). В целом, для социального общения русских характерен большой разброс расстояний: по наблюдениям А.А. Леонтьева, «в русской общности сама система проксемических зон не столь стабильная и больше зависит от различных непространственных факторов» (Леонтьев 1997: 215).
Различие в восприятии этих пространственных зон имеет свою культурную специфику и коренится в отношении к территориальности. Поэтому при рассмотрении современных проекций «территориальности» на уровень коммуникативного взаимодействия нас прежде всего будет интересовать культуро-специфическая вариативность в отношении общепринятых размеров характерного для британцев, американцев и россиян индивидуального жизненного пространства, непосредственным образом влияющая на размеры комфортного расстояния для общения, и степень допустимого нарушения этих общественно признанных границ.
Специфика коммуникативного поведения в свете реализации категории вежливости
Более глубокое объяснение выявленных расхождений коммуникативного поведения британцев, американцев и россиян дает обращение к теории вежливости. Как известно, принцип вежливости, лежащий в основе межличностных и социальных отношений, относится к области этикетного поведения. Этикет обычно определяется как социально детерминированные нормы поведения в обществе, а речевой этикет как «регулирующие правила речевого поведения, система национально специфичных стереотипных, устойчивых формул общения, принятых и предписанных обществом для установления контакта собеседников, поддержания и прерывания контакта в избранной тональности» (Формановская 1987). При этом система вежливости, понимаемая как совокупность коммуникативных стратегий и (более конкретных речеповеденческих тактик) в определенном смысле шире этикета, и ряд составляющих ее элементов может не являться этикетно-закрепленной нормой в какой-либо ситуации общения или в исторический период1.
Речевой этикет часто вписывается в более широкий контекст прагматики поведения в типичных ситуациях, в которых степень детерминированности речевого поведения зависит от степени стандартизованности ситуации общения. Как правило, выделяются ситуации двух типов: стандартные и вариабельные (Верещагин, Костомаров 1983); ситуации первого типа являются в большой степени ритуализованными, предполагают жестко регламентированное коммуникативное поведение, основанное на знании закрепленного за конкретными речевыми актами набора этикетных формул и их автоматическом использовании. Подобные элементы речевого этикета усваиваются настолько глубоко, что воспринимаются «наивным» языковым сознанием как часть повседневного, естественного и закономерного поведения людей, а незнание этих требований и, как следствие, их невыполнение воспринимается как желание оскорбить или как невоспитанность.
Ко второму типу относятся ситуации, предполагающие возможность выбора речевых средств и соответственно большую вариативность выражения коммуникативного намерения; сам же выбор определяется с учетом целого ряда прагматических и экстралингвистических факторов (например, реляционных, статусных, контекстных и пр.). Выбор речевых средств адекватно предлагаемой ситуации детерминируется на основании этикетной нормы - принятой в данной культуре совокупности требований к форме, содержанию, порядку, характеру и ситуативной уместности высказываний (Формановская 1987). Таким образом, речевой этикет в широком смысле сопрягается с общей проблематикой лингвистической прагматики, и коммуникативные акты рассматриваются с точки зрения достижения собеседниками тех или иных целей. При реализации коммуникативной категории вежливости используются как маркированные речевые формулы, так и формы, этикетный статус которых получает прагматическую интерпретацию в соответствии с параметрами конкретной коммуникативной ситуации. Принцип вежливости по-разному реализуется в различных типах речевых актов и в значительной степени определяется этнокультурной спецификой речевого поведения (Беляева 1992: 47), и соответственно «кросс-культурные вариации в системах вежливости могут свидетельствовать о глубоко заложенных различиях культур» (Blum-Kulka 1997: 53).
В речевом этикете практически всех народов можно выделить общие черты (так, практически у всех народов существуют устойчивые формулы приветствия и прощания, формы уважительного обращения к старшим и пр.). Однако реализуются эти черты в каждой культуре по-своему. Как правило, наиболее развернутая система требований существует в традиционных культурах. При этом с известной долей условности можно сказать, что осмысление речевого этикета его носителями проходит как бы несколько стадий. Для замкнутой традиционной культуры характерна абсолютизация этикетных требований к поведению вообще и к речевому поведению в частности. Носитель другого речевого этикета воспринимается здесь как плохо воспитанный или безнравственный человек либо как оскорбитель.
