Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Сущность и методы изучения истории повседневности 48
1. Предмет и содержание истории повседневности 48
2. Место истории повседневности в системе гуманитарных наук 76
3. Подходы к изучению истории повседневности 81
4. Источники изучения истории повседневности 89
5. Проблемы реконструкции культурных текстов исторических эпох 113
Глава II. Проблемы структурирования истории повседневности 126
1. Подходы к структурированинию культуры 126
2. Основные подструктуры повседневности 173
3. Иерархия структур повседневности 189
Глава III. Динамика истории повседневности 209
1 .Необходимые условия и формы исторической изменчивости повседневности 209
2. Факторы и темпы динамики исторической изменчивости культур в поле повседневности 254
Заключение 303
Список источников и литературы 312
- Предмет и содержание истории повседневности
- Источники изучения истории повседневности
- Основные подструктуры повседневности
- Факторы и темпы динамики исторической изменчивости культур в поле повседневности
Предмет и содержание истории повседневности
Обращаясь к истории культуры, мы неминуемо имеем дело с широкой совокупностью исторических фактов, проявлений общественной жизни человека, из которой должны выделить ее предмет как некую целостность, включающую лишь главные, наиболее существенные ее свойства и признаки. Для этого нужно найти определяющий принцип отбора элементов истории культуры как специфического предмета исследования. Один из историков отечественной культуры, Б. И. Краснобаев, предложил "в качестве... предмета исследования (истории культуры - Л. Б.) закономерности ее развития" (219, с. 97). Однако закономерности развития присущи любым проявлениям общественной жизни в их исторической динамике. Определение закономерностей необходимо, но для познания прошлого не менее важны формы, в которые они облекаются.
Исходным пунктом исследования служит представление о культуре как содержании всей общественной жизни человека. Культура здесь выступает как совокупность исторически складывающихся и постоянно видоизменяющихся социально актуальных норм и стандартов человеческой жизнедеятельности, порожденной потребностями воспроизводства человека.
В качестве предмета истории культуры предлагается использовать повседневную жизнь человека в ее исторической динамике. Представляется, что повседневность есть практическая реализация в процессе общественного бытия существующих и выработки новых культурных норм, стандартов и ценностей, формируемых жизненным опытом индивида и социума. Она выступает как сочетание различных видов специализированной и обыденной деятельности, детерминированных ценностными ориентациями человека, переживающего здесь и сейчас как настоящее, так и неотъемлемое от него прошлое, переживаемое как субъективно, в живом восприятии людей, так и объективно, как данность, налагающая отпечаток на настоящее. Это неразрывность и взаимообусловленность прошлого и настоящего, конституирующихся в адаптивно-деятельностном и ценностно-смысловом, инновационном конструктивно-созидательном и устойчиво-традиционном аспектах бытия. Повседневность обнаруживает свойства универсальности: практически нет таких жизненных сфер, которые были бы вне повседневности. Там, где есть человек, есть и повседневность. Она выражается в "правилах игры" коллективной жизни социума: мотивациях, социальной стратегии, нормах и правилах, стандартах адаптивной деятельности, взаимоотношениях людей, организации, коммуникации, регуляции, в нравах, обычаях, ритуалах, стереотипах восприятия и поведения, вкусах, оценках, творчестве, труде, формах отдыха и других регуляторах общественного поведения этносов, страт, социокультурных микрогрупп и индивидуумов в процессе общественного бытия в каждый исторический момент. Объединяет эти аспекты образ жизни как способ реализации в формах повседневного бытия представлений о мире (картины мира). Повседневность есть практика общественного бытия, формируемая элементарной рефлексией и несущая на себе ее отпечаток в сочетании с практически нерефлексивной рутиной обыденности. Поскольку культура реализуется только в повседневном бытии человека, они неразделимы и говоря о повседневности, необходимо постоянно апеллировать к культуре. В повседневности сочетаются как обыденная, так и специализированная культура, включая ее высший уровень - культуру профессиональную, поскольку творчество, инновативность являются частью повседневной жизни, разновидностью труда многих или даже практически всех социокультурных страт. В культурологии понятие повседневности употребляется, но в большинстве случаев не раскрывается как нечто само собой разумеющееся, всем понятное. Это путь не научный и, можно сказать, в научном смысле опасный. Крайне необходимо выяснить сущность и общие границы повседневной жизни. Ведь сравнительно недавно научная общественность точно так же, без расшифровки, как нечто само собой разумеющееся, употребляла слово "культура". Неожиданно выяснилось, что окончательно так никому и не понятно, что же это такое: существование сотен определений культуры - свидетельство этому. Между тем, в науке создание точных и общепринятых дефиниций - та печка, от которой только и можно начинать общий танец. В отечественной культурологии сейчас только делаются попытки дефиницировать понятие повседневности. В. Д. Лелеко в своей докторской диссертации и публикациях по ее теме приводит ряд вариантов содержания и смысла понятия повседневности в разговорном, литературном и научном языках, выявляя ряд смысловых оттенков. Очевидно, такая работа нуждается в продолжении.
Не только в разговорном, но и в научном языке наряду с термином "повседневность" как равноценное, употребляется слово "обыденность". Они выступают как синонимы. Так, в одной из последних работ, затрагивающих этот сюжет, Н. Г. Михайлова традиционно прибегает к к дихотомиям и одновременно к синонимическому использованию понятия "повседневное" и "бытовое" ("Культуролога... интересует в культуре... и бытовое, повседневное" (314, 7); "... выделяется культура., культура повседневная, обыденная" (314, 9). Думается, что в разговорном и даже в литературном языках эта синонимичность вполне допустима. Но в научном языке все же, как представляется, желательно было бы сделать уточнения и развести эти два слова. Противопоставление повседневного как будничного праздничному, повседневного неповседневному ведет к логической противоречивости, покольку существуют разные уровни повседневности: так, праздники любого вида вписываются в календарь человеческого бытия, война по определению есть повседневность военных (для нее они и существуют), риск - повседневность спасателей, их "трудовые будни".
Переход к синонимическому использованию понятий "повседневный" и "обыденный" совершился в русском языке лишь во второй половине XX в. Так, "Толковый словарь" В. Даля различает эти понятия: "повседневный" трактовалось как совершающееся ежедневно, изо дня в день, а "обыденный" - как обиходный, привычный, в противоположность исключительному. Здесь предлагается "обыденность" понимать в более узком смысле, лишь как часть повседневности, связанную с бытом. Это также культурная практика, реализация культурных норм и стандартов, но не всей их совокупности, а лишь части их. Обыденность в огромной степени лишена рефлексивности и существует в сфере традиционного, привычного, совершающегося автоматически. Обыденность - часть повседневности, из которой изъята специализированная инновативная деятельность. Это совокупность неинновативных традиционных форм деятельности.
Все это может быть воспринято лишь как "игра в слова". До известной степени это так и есть. Но в академической науке такая игра необходима,.ибо в ходе нее создаются отправные точки для исследования.
Схематически культурно-исторический процесс и его результаты может быть представлен цепочкой: технологии - производство - продукция -технологии. Под технологиями здесь выступает собственно культура, способ исторического бытия человека. Эти технологии применяются при производстве культурных ценностей; процесс их производства и есть повседневность человека. Результатом производства с применением определенных технологий становятся новые культурные ценности. Они в дальнейшем используются в качестве технологий в процесс производства последующих ценностей. Процесс производства, т. е. повседневность, непрерывен, но в ходе его происходит смена технологий, которая есть смена парадигм культуры.
Культурные нормы и стандарты, свойственные той или иной локальной культуре или даже метакультуре, могут получать различные формы реализации в повседневности разных социокультурных групп. Эти формы реализации культурных норм и стандартов становятся характерными признаками субкультур этих групп. Таким образом, обращаясь к повседневности, можно рассмотреть не только сами нормы и стандарты, свойственные данной культуре, но и способы их интерпретации различными социокультурными группами.
Поясним это положение, отметив, что в дальнейшем для аргументации будут использоваться факты как из отечественной, так и зарубежной истории, ибо теория должна быть универсальна, и факты как крупномасштабные, так и мелкие, ибо повседневная история означает "не разглядывание мелочей, а рассмотрение в подробностях".
Источники изучения истории повседневности
По мнению историка русской культуры Б. И. Краснобаева, высказанному еще в 1979 г. на заседании "круглого стола", посвященного предмету и методу истории культуры, на вооружении науки не только нет разработанного источниковедения, но эта задача даже не ставилась учеными. За истекшие два с лишним десятка лет в этой области ничего не изменилось.
Если повседневность есть совокупность специализированной и обыденной деятельности человека, детерминированной переживанием прошлого, то источниками для ее изучения должна стать сумма результатов этой деятельности, выраженная в разнообразных культурных текстах каждой исторической эпохи. История повседневности - наука историческая. Историческая наука, уже около двух веков занимающаяся критикой исторических источников, разработала различные системы их классификации. В данном случае, в силу отмеченной полной неразработанности дисциплины и специфики самого предмета, мы воспользуемся более старой и традиционной системой и включим в источниковедение истории повседневности как классические письменные (вербальные) источники исторической науки (законодательные акты, материалы официального и частного делопроизводства, статистику, мемуаристику, эпистолярное наследие, публицистику), так и памятники, изучаемые исскусствоведением, литературоведением, историей науки и техники, историей философии, просвещения и т. д.; при этом в круг источников должны включаться, как уже неоднократно говорилось, без изъятия, как шедевры, отобранные и накопленные человечеством за века, так и самые заурядные и типичные памятники, принадлежавшие обыденной или массовой культуре. Третью группу должны составить изобразительные и вещественные источники: фотографии и зарисовки, орудия труда, оружие, машины, одежда, утварь и т. п.
Представляется, что источниковедение истории повседневности имеет некоторую специфику. Если в классической исторической науке факт "одномерен", это чистая информация о чем-либо (разумеется. подвергающаяся научной критике), то в истории повседневности поступающая из источника информация может быть "многомерной". Во-первых, из источника поступает информация о самом факте. Во-вторых, если информация исходит от индивидуума (например, из мемуаров, писем), то как из самого факта фиксации данного явления (показалось важным, интересным, дюбопытным, достойным упоминания или разбора), так и из его интерпретации или оценки мы получаем информацию об этом индивидууме, его осведомленности, отношении к явлению, а анализируя отношение к данному явлению других лиц, свидетельствующих о нем, мы можем сделать вывод о типичности или нетипичности данного индивида как представителя эпохи, и его восприятия этого явления. В-третьих, мы получаем информацию о круге лиц, социальной микрогруппе или страте, к которой принадлежит индивид, если его интерпретации и оценки оказываются типичными. В-четвертых, мы получаем информацию об эпохе, которая способна породить это явление и которая тем или иным образом относится к этому явлению (например, пыткам, смертной казни, дуэлям, крепостному праву). Итак, для "чистого историка" интересен факт сам по себе, для историка культуры, учитывая, что социальная психология и общественные настроения - сфера культуры, - интересна оценка современниками этого факта и его интерпретация. Для историка культуры источник сам по себе есть артефакт культуры. Еще в начале XX в. русский историк А. Е. Пресняков видел в историческом источнике явление культуры.
С этой точки зрения история исторической науки в широком понимании этого слова - от гражданской истории до истории искусства и литературы, - сама превращается в источник истории культуры и становится сферой интересов историко-культурологической мысли. Во-первых, она становится, в отличие от "чистой" истории, источником фактических сведений: историк должен пользоваться сведениями "из первых рук", т. е. из подлинного источника, историк культуры может брать данные из трудов других историков. Во-вторых, интересны не столько те факты истории, о которых говорится в исторических сочинения, сколько именно их набор, их оценка и толкование, т. е. мы можем оценить и данного историка, и социальный круг, им представленный, и уровень науки, и самое эпоху. Так, "История государства Российского" Н. М. Карамзина историку культуры интересна не как свод исторических сведений (с тех пор появилось множество более информативных, качественных и подлинно научных исторических трудов), но прежде всего как свидетельство о самом Карамзине, его времени, системе политических взглядов круга лиц, к которому он принадлежал, и состоянии исторической науки.
Так историография сама становится для историка культуры источником сведений об исторической эпохе или определенной социокультурной группе. Идеационально-содержательная и знаково-вещественная
составляющая культуры может быть обозначена как культурный текст в широком, не только вербальном смысле. В любом культурном тексте непременно содержатся определенные стереотипы, формальные клише, свойственные определенной эпохе и неотъемлемые от сознания (или подсознания) человека этой эпохи. Но вербальные тексты в этом смысле занимают особе, ведущее место. С этой точки зрения требуется постоянное соотнесение исторического нарратива с повседневной реальностью прошлого. Культурный текст отражает способ мышления исторического человека и свойственную ему картину мира. Поэтому, обращаясь к источникам, прежде всего вербальным и личного происхождения, нужно учитывать большую роль мифологем: необходима критика источника с точки зрения его достоверности. Переживание настоящего и прошлого индивидуумом или социокультурной группой накладывает отпечаток на характер их представлений об этом настоящем и прошлом; кроме того, большая часть людей не способна к самостоятельному критическому мышлению, к самостоятельным оценкам и оказывается во власти ходячих представлений. Речь идет не о намеренном искажении фактов, не о преднамеренной лжи, а о добросовестном заблуждении людей, которое может иметь массовый характер, и в силу своей массовости исказить картину, создаваемую источниками. Дискурсивное содержание источника -это представление, само собой разумеющееся для артикулирующего его индивида и демонстрирующее, что для него важно и истинно.
Совокупность источников и их содержание может быть весьма широким и неоднозначным, выходя за рамки классического источниковедения. В нее входят средневековые летописи (анналы) и актовый материал, богослужебная, житийная и богословская литература, законодательные памятники, материалы официального делопроизводства, частные акты, статистические материалы, мемуаристика, эпистолярное наследие, научные сочинения, художественная критика и научная полемика, публицистика, очерковая литература, художественная литература (проблема ее использования в качестве источника очень сложна и дискутируется в науке), произведения искусста, чертежи, географические карты, фото- и киноматериалы, вещественные артефакты культуры. Археология, история материальной культуры, фото- и кинодокументы, другие изобразительные материалы, в том числе произведения искусства, дают исследователю материал, зачастую более полно отражающий историю повседневности и становящийся основой для осмысления информации, содержащиейс я в вербальных источниках. Ценность этого типа источников, кроме того, заключается в их максимальной достоверности. В то же время информация, содержащаяся в вещественных и изобразительных источниках, труднодоступна. Большинство вещей и изображений обладает собственной семантикой, а она зачастую может быть раскрыта лишь с помощью вербальных текстов. Легко определяются материалы и технологии, свидетельствующие об уровне технического развития и роли природной среды обитания, но остается зашифрованным социально-психологический смыл явления. Последний аспект требует поисков средств семантической дешифровки источника и только комплексного использования вербальных и невербальных источников.
Основные подструктуры повседневности
Проведенное выше рассмотрение имеющихся подходов к структурированию культуры является подготовительным этапом для обращения к структурированию повседневности, в пространстве которой и реализуются нормы и стандарты, свойственные тем или иным субкультурам. В повседневной жизни воплощаются материальная и духовная, массовая и элитарная и т. п. культуры. Для выделения подструктур повседневности можно было бы применить социально-функциональный подход к структурированию культуры, выделив повседневность "сельских производителей", "городских производителей", "производителей и ретрансляторов интеллектуальной продукции" "производителей и ретрансляторов социального порядка", "нарушителей социального порядка". Однако, рассматривая такой подход, мы отметили ряд осложнений, когда в одну подгруппу (например, сельских производителей) попадают представители социальных структур разного типа: крестьяне, помещики, сельские ремесленники и батраки; представители социальной верхушки и социальных низов и т. д. Равным образом имеются определенные трудности и при применении деятельностного подхода, либо сочетания социально-функционального и деятельностного подходов.
Вероятно, оптимальнее был был подход несколько иной: можно выделить повседневность деревни и города. Так, производители интеллектуальной продукции, производители социального порядка и его разрушители принадлежат почти исключительно городской повседневности, тогда как сельские производители, независимо от их социальной принадлежности и производственных функций - деревенской. А уже внутри этих двух больших структур можно выделять родственные подструктуры.
Среди множества компонентов повседневность, как сложноорганизованная система, включает обыденные формы сознания: мироощущение, мировосприятие, миросозерцание, верования, коллизии мифотворчества и мифологемы, переоценки ценностей в соответствии с картиной мира и жизненными идеалами данного этноса или социума в каждую данную эпоху. В известной мере они определяют характер человеческого быта. Но одновременно они являются важными детерминантами для другой составляющей повседневности - труда, в том числе и творческого.
Весьма приемлемым представляется сравнительно простое трехчастное структурирование по видам деятельности: труд, быт и отдых. Ведь вся повседневная жизнь человека и состоит из этих трех видов деятельности: трудовой, бытовой и рекреационной, поскольку главная задача бытия сообщества - воспроизведство популяции, - обеспечивается прежде всего трудом, им во много детерминируются тип быта и формы отдыха, а такие ценности, как мораль, семейные и межличностные отношения, воспитательные процессы, идеал красоты ориентированы в значительной степени на труд (или психологическое отторжение от него). Выделяя сельскую и городскую повседневность, а внутри их повседневную жизнь социально-функциональных групп с учетом их характерных черт (социальных, экономических, профессиональных, образовательных, этнических, конфессиональных характеристик), применительно к каждой из них можно изучать нормы и стандарты трудовой, бытовой и рекреационной деятельности.
Под трудом в данном случае подразумевается деятельность по созданию материальных и духовных ценностей. Она может иметь нетворческий стереотипный характер и быть по преимуществу неспециализированной. Это стереотипное воспроизведение повторяющихся образцов каких-либо материальных ценностей или приемов, технологий (например, труд землепашца, рабочего на конвейере, землекопа, строителя и т. д.). Нетворческой может быть и деятельность специализированная, характерная для профессионально подготовленных работников, например, учителей, врачей и т. п., которые зачастую ограничиваются стереотипным воспроизведением повторяющих приемов и образцов, что отнюдь не исключает возможностей творческого подхода к труду. Но труд может быть и творческим, инновативным и относиться преимущественно к профессиональной культре. Творчество в данном случае понимается как специализированная деятельность лиц, профессионально, в силу своей специальной подготовки занятых созданием культурных ценностей любого рода - от идей, философских систем, законодательных актов и т. д. до создания уникальных образцов предметов потребления, связанных в данную эпоху с господствующими вкусами, модой или художественными стилями.
Сюда включается как сам процесс творчества, являющийся обыденностью для этой части общества, так и результаты этого творчества, вплоть до традиционно относимых к художественным шедеврам; подчеркнем, что речь идет не только о них. Эта сфера повседневности преимущественно есть удел т. н. культурной элиты - социокультурной группы профессионалов, обладающих высоким уровнем компетентности и занятых разработкой и развитием знаний, технологий, образного языка культуры, политических, моральных и религиозных доктрин и т. д. В итоге в повседневность включается традиционно изучаемая "шедевроведением" Культура с большой буквы как частный случай культурологического исследования. Но сразу же отметим, что творчество как тип деятельности, свойственно не только культурной элите, а значительно более широкому кругу людей и может принадлежать обыденности (например, разные формы художественной самодеятельности, техническое любительство и т. п.), а так же находить свое место в обыденном и нетворческом труде (рационализация). В любом случае творческая деятельность характеризуется инновативностью как особым типом решения проблем, не поддающихся решению с помощью имеющихся технологий, а в некоторых видах деятельности ее нетворческий характер просто не практикуется.
В качестве второй подструктуры повседневности предлагается принять быт. Нередко повседневность молчаливо представляют как некий аналог быта. Однако это грубая ошибка. Это лишь одна из важнейших подструктур повседневности, включающая все внеправовые и внеэкономические регуляторы общественного стереотипного поведения. Изучение быта как существенной стороны жизни этносов и социумов ведется давно, но преимущественное внимание обращалось на т. н. народный быт, т. е. этнографическую его составляющую. Лишь в зарубежной науке, а в России только в последнее время начинает изучаться быт и других групп населения.
В наших словарях быт трактуется как "Уклад повседневной жизни, внепроизводственная сфера, включающая как удовлетворение материальных потребностей... так и освоение духовных благ" (416, с. 186-187; 465, с. 69). С некоторыми оговорками можно согласиться с такой дефиницией. Однако, если мы говорим о "сложившемся укладе" повседневной жизни, то, несомненно, подразумеваем его продолжительность, стабильность. Это, так сказать, достаточно долго длящийся уклад. В предлагаемой нами трактовке повседневной жизни отмечена роль переживания прошлого в формировании повседневности. Но это также переживание и единичных, кратковременных, но социально значимых событий, влияющих на внутренний мир людей и их последующую жизнь. Например, никто не будет отрицать того огромного влияния, которое оказала кратковременная Чернобыльская катастрофа на повседневность огромной части российского, белорусского, украинского населения, и не только оказавшегося в зоне непосредственного действия этой катастрофы, но и живущего поблизости от атомных электростанций, хотя быт их не изменился: произошли перемены в других сторонах повседневной жизни.
Кроме того, если быт есть "непроизводственная сфера" (а это так), то повседневность человека включает в себя и производство, труд, в том числе и производство "духовных благ", т. е. творчество: труд есть важная составная часть повседневности.
Таким образом, быт не есть аналог повседневности, но одновременно он является ее важной составной частью, подструктурой, ибо в него включаются все внеправовые и внеэкономические регуляторы общественного стереотипного поведения, стереотипы массового сознания и этика, понятия престижности и мода, ритуалы, обряды, церемониал, обычаи, нравы - все, что стабильно в повседневной жизни человека и составляет единую систему его бытования в социуме.
Заговорив о быте как важной подструктуре повседневности, мы должны иметь в виду, что само это явление неоднородное и также нуждающееся в структурировании.
Факторы и темпы динамики исторической изменчивости культур в поле повседневности
Сколь сложна система стратифицированных культур и субкультур и их взаимодействие в поле повседневности, столь же, если не более, сложна система факторов динамики культурных форм и способов их реализации. Кроме того, можно говорить о своеобразной "многослойности" факторов: бытование одних может быть обусловлено наличием других, а сами факторы, как правило, являются феноменами культуры.
Имеет место представление о культуре как организованной интегрированной системе, в которой вычленяются три основных подсистемы: технологическая, социальная и идеологическая или политическая, внутри которых, в свою очередь, можно вычленить новые подсистемы. Они взаимосвязаны: каждая влияет на другие и испытывает их влияние. Однако их взаимодействие не одинаково: некоторые подсистемы в культурных процессах играют более важную роль. Одна из таковых -технологическая подсистема, в частности, возрастание количества потребления энергии. По мнению одного из теоретиков культуры, Л. Уайта, "Основной закон культурной эволюции при прочих равных условиях: культура развивается по мере того, как увеличивается количество энергии, потребляемой в год на душу населения, либо по мере роста эффективности орудий труда, при помощи которых используется энергия" (455, с. 444). Вероятно, это чисто американское утверждение не бесспорно, но значительная доля истины в нем есть. А если это так, то по мере развития культуры, т. е. потребления энергии, темпы роста должны увеличиваться. Вполне понятно, что это потребление энергии и рост эффективности орудий труда происходит в рамках повседневной жизни. Это принципиально важно, ибо рост потребления энергии связан с таким важным фактором культурной динамики, как историческое время, и с падением роли среды обитания.
Как известно, физическое время протекает с одинаковой скоростью. Физическое время - это изменение материи: нет материи, нет ее изменения -нет времени. Историческая изменчивость повседневности, ее динамика связана с историософским преставлением о времени. Время человека общественного, т. е. историческое время, есть как изменение личности, так и изменение общественной среды, изменение человеческого сообщества, а значит изменение его культуры. В отличие от времени физического, т. е изменения материи, скорость протекания исторического времени может быть переменной не только в масштабах человеческой истории (здесь ход его постоянно ускоряется), но и в рамках одного суперэтноса или этноса. Историческое время может останавливаться, идти медленно или ускоренно, с относительно постоянной скоростью или скачкообразно. Можно даже представить, что историческое время способно идти вспять (т. н. деградация культур). Однако на деле это все равно есть движение вперед, поскольку любое изменение есть движение, и на его основе прирастают новые явления культуры, изменяющие повседневность: "движение назад" есть основа последующего скачка вперед. В разных этносах, регионах, социокультурных группах время может протекать с различной скоростью в одну и ту же эпоху. Так, уже отмечалось, что во Франции в конце XVIII в. в Париже, да и вообще в крупных городах и экономически развитых областях, было одно время, как говорят историки, Новое, на окраинах же, например, в Вандее - еще Средневековье с его вассальной верностью сюзерену. Россия в эпоху Петра I твердо вступила уже в эпоху Нового времени, сознание же массы людей было еще средневековым, о чем, например, свидетельствует петровский "Артикул воинский", прокламирующий репрессии против колдунов.
Эта разница в историческом времени позволяет исследователю зафиксировать изменения в культуре, которые становятся заметными лишь, если происходят на фоне устоявшихся отношений, стабильных структур. Тогда создается возможность анализа изменений в сравнении их с неизменными элементами. Любая из культур может быть понята лишь в своем историческом контексте.
С ростом потребления энергии имеет место рост эффективности орудий труда, а следовательно и рост темпов развития экономики. Это и есть ускорение историчесекого времени Развитие экономики ведет к активной повседневной хозяйственной деятельности, вызывающей интенсивное движение населения, освоение новых территорий и усиление контактов с иными этническими, конфессиональными, социальными и экономическими группами. Взаимосвязь роста потребления энергии и ускорения исторического времени проявляется в развитии таких культурных форм, как транспортные системы и средства коммуникации и распространения информации. Технический прогресс, т. е. внедрение в повседневность новых технических средств и приемов - феномен, принадлежащий к специализированной культуре, даже к ее высшей форме - культуре профессиональной: для него прежде всего потребны кадры профессионально подготовленных и специально ориентированных людей. Но в огромной степени он воздействует и на обыденность людей, которая, таким образом, становится инновативной.
Противоречия между изменяющимися и остающимися неизменными элементами в повседневной жизни общества создают психологические напряжения. Они вызываются несоответствием уже освоенных и осмысленных элементов культуры новым явлениям, которые могут возникать спонтанно и оцениваются людьми как чуждые и бессмысленные, как угроза деструкции. Столкновение с этими деструктивными элементами порождает стремление включить их путем освоения в привычную культурную парадигму. Достигается это в ходе повседневной деятельности путем "перевода" нового на "язык" своей культуры.
Деятельность по интерпретации нового и переосмыслению привычного имеет целенаправленный характер, будучи направленной на достижение осознанно поставленной задачи. Но одновременно адаптация к новому имеет место и в процессе человеческой активности, т. е. неосознанных, нецеленаправленных действий. Деятельность более свойственна специализированным формам культуры, активность обыденным, но в обоих случаях имеет место адаптация человека к изменившимся условиям бытия в поле повседневности. "Реальное содержание деятельности - рассматривается ли она в макро- или микроисторическом масштабе, на уровне группы или отдельной личности, -составляет основание для динамики форм культуры, связанных с соответствующими формами деятельности" (20, с. 10).
Жизненная среда человека "постоянно "прирастает" по мере того, как настоящее становится прошлым. Факты и явления прошлого по мере этих изменений получают новую интерпретацию и обретают новые возможности воздействия на поведение и мышление... людей" (171, с. 37). Прошлое, т. е. история, постоянно и активно воздействует на настоящее. Но имеет место и обратный процесс. Представления людей о нормальном и естественном вступают в противоречие с изменившимися условиями среды обитания и интерпретируются, приспосабливаясь к этим новым условиям. Но теперь уже то, что некогда представлялось нормальным и естественным, кажется ненормальным и противоестественным: наступает переоценка ценностей прошлого. Это есть важнейший фактор изменчивости, динамики культуры в поле повседневной жизни людей.
Можно выделить два типа культурной динамики. Первый, основной и наиболее известный - культурная эволюционная изменчивость. Изменчивость систем как упорядоченных целостностеи, идет путем эволюции, трансформации и модернизации форм. Под влиянием различных факторов, порожденных повседневностью, общество в этой повседневной жизни адаптируется к медленно изменяющимся условиям исторического бытия. Эта адаптация идет путем модернизации привычных форм на базе их наследования, т. е. в результате диахронного взаимодействия культур. Но в большинстве случаев (однако, как показывает история некоторых локальных культур, не всегда), эта модернизация идет при одновременном наличии синхронного взаимодействия культур, путем диффузий или различных форм адаптации.
