Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Экономические связи оседлых и кочевых народов Центрального Предкавказья в V-нач. XIII в.
1.1. Экономические связи населения Центрального Предкавказья в IV-VI вв 44
1.2. Северное ответвление Великого шелкового пути в VI-IX вв 64
1.3. Экономические связи населения Центрального Предкавказья в X-нач. XIII в
Глава II. Культурные связи народов Центрального Предкавказья в V-нач. XIII в.
2.1. Отражение культурных связей в повседневной жизни 102 2.2.Особенности развития храмовой архитектуры 123
2.3. Особенности изобразительного искусства .136
Глава III. Психологические механизмы межэтнических контактов и религиозного взаимодействия населения Центрального Предкавказья в V-нач. XIII в .
3.1. Психологические механизмы межкультурной коммуникации народов Центрального Предкавказья в V-X вв 153
3.2. Особенности религиозных предтавлений в V-IX вв 171
3.3. Феномен политеизма в религиозных воззрениях населения Центрального Предкавказья в X-нач. XIII в 183
3.4. Психологические механизмы межкультурной коммуникации народов Центрального Предкавказья в X-нач. XIII в 197
Заключение 208
Список источников и литературы .
- Северное ответвление Великого шелкового пути в VI-IX вв
- Особенности изобразительного искусства
- Особенности религиозных предтавлений в V-IX вв
- Психологические механизмы межкультурной коммуникации народов Центрального Предкавказья в X-нач. XIII в
Северное ответвление Великого шелкового пути в VI-IX вв
Особое внимание советскими историками и археологами уделялось проблеме изучения сооружений раннехристианской архитектуры в Предкавказье. Вопросам домостроительного творчества горцев в 1920-30-е годы посвящали свои труды А.А. Миллер, Л.П. Семенов, И.П. Щеблыкин, Г.А. Кокиев, В.А. Куфтин, Е.Г. Пчелина, Е.И. Крупнов, А.П. Круглов, В.П. Христианович39. Достижение данных трудов – разработанная типология, обоснованная хронология и этническая принадлежность историко-архитектурных памятников.
Христианские храмы Северного Кавказа изучалась историками-археологами Е.П. Алексеевой, О.М. Милорадович, Т.М. Минаевой, Е.И. Крупновым, В.И. Марковиным, А.А. Демаковым, И.Л. Чумаком40 и др. Изучению крестово-купольных храмов на территории Карачаево-Черкесии посвящены труды ученых Л.А. Перфильевой, В.Б. Бесолова41; исследователи изучали, прежде всего, аспекты генезиса крестово-купольных храмов Центрального Предкавказья.
К публикациям второй половины ХХ в., в которых анализируются локальные направления христианской архитектуры, относятся работы Н. Дюваля, П. Шевалье, Н.Г. Чубинашвили, Л.Г. Хрушковой, С.А. Беляева42.
В советский период было продолжено исследование северокавказских костюмов раннего средневековья. В 20 – 50-е гг. XX в. на территории верховьев Кубани, Северной Осетии и Ингушетии в памятниках X-XII вв. было выявлены изделия из шелка, шерсти, кожи и др. (Л.П. Семенов, Е.И. Крупнов, А.П. Глушков, С.С. Кусаева, В.А. Кузнецов)43.
Значительное пополнение коллекции древних костюмов выявлено в памятниках Предкавказья в 70-80-е гг. XX в. В результате исследований захоронений конца XI-первой пол. XII вв. некрополя Кольцо-гора (Кавминводы) С.Н. Савенко обнаружил детали костюмов, которые во многом повторяют технологию изготовления и формы находок из Змейского катакомбного могильника. Важные костюмные находки выявлены с исследованием скальных могильников в Нижнем Архызе и Мощевой Балке44.
Также памятники в районе Нижнего Архыза изучал В.А. Кузнецов. Им были выявлены фрагменты одежд и обуви на горе Церковной и у поселка Буковый. Исследователь отмечает местное производство холщевых и полотняных тканей45.
Большое значение для изучения аланского костюма имеют исследования А.А. Иерусалимской. Исследовательницей был опубликован ряд монографий и статей, посвященных находкам в памятниках вдоль северокавказского шелкового пути (Мощевая Балка), шелковым тканям и другим импортным изделиям46.
Автор рассматривает различные вопросы, касающиеся истории раннего средневекового текстиля. В сфере внимания исследователя – текстильные сюжеты, технология ткачества, а также аспекты, связанные с художественными заимствованиями. А.А. Иерусалимская первая осуществила попытку использования шелковых тканей из северокавказских могильников для изучения истории северокавказских племен и проблем всемирного шелкоткачества.
Весомое количество сведений о костюме народов Центрального Предкавказья в эпоху раннего средневековья содержится в работах Т.Д. Равдоникас47.
Систематическое изучение предметов византийской и русской христианской пластики, выявленных в памятниках Северного Кавказа, начинается с конца 60-х годов XX в. с выходом в свет работ В.А. Кузнецова, Т.С. Магомадовой, С.А. Головановой48 и др.
Характеру культурных взаимосвязей местного населения с Древней Русью, в том числе феномену проживания славян в ряде районов Центрального Предкавказья, посвящали свои работы Т.М. Минаева, Е.П. Алексеева, В.А. Кузнецов, А.А. Медынцева, С.А. Плетнева, М.Д. Полубояринова, С.А. Голованова, В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный49 и др. Интенсивные археологические и этнографические изыскания последних лет способствовали получению и обобщению новых данных по вопросам хронологии, генезиса и классификации памятников традиционной архитектуры, в частности горцев Северного Кавказа. Эти научные данные нашли отражение в трудах В.А. Кузнецова, Л.И. Лаврова, В.И. Марковина, М.Б. Мужухоева, В.Х. Тменова, Ю.Н. Асанова, Е.С. Абросимовой, В.В. Виноградова, С.Т. Гаджиева, Б.А. Калоева, В.П. Кобычева, Т.Х. Мамбетова, И.М. Мизиева, К.М. Текеева, С.Ц. Умарова, А.И. Робакидзе, И.М. Чеченова, Л.А. Чибирова.
Последний (современный) период в изучении особенностей культуры населения Центрального Предкавказья в эпоху средневековья и вопросов, касающихся межкультурных коммуникаций, связанных с функционированием транскавказских торговых магистралей, начинается в начале 1990-х гг. Политические изменения в стране содествовали стремительному увеличению объема научных конференций и изданных итогов исследований, в которых рассматриваются многообразные аспекты этногенеза и истории культуры народов Северного Кавказа. При этом круг затронутых проблем становится разнообразнее, в том числе и за счет пересмотра устаревших точек зрения.
Особенности изобразительного искусства
На Кавказ бусы поступали разнонаправленными путями: с юго-запада по Черному морю и через Западное Закавказье из Византии, Египта и Средиземноморья; с северо-запада речными долинами Днепра, Дона и Волги в Предкавказье. С юга через Закавказье, Иран, а позднее Арабский халифат, поступали транскавказскими трассами восточные бусы113.
О торговле бусами в эпоху раннего средневековья В.Б. Ковалевская пишет: «Надо полагать, что на прилавках в стеклянных прозрачных сосудах, в выемках деревянных прилавков, в керамических мисках и в блюдах лежали бусы: в закрытых сосудах – однотипные, в мисках – разные, чтобы покупатель мог бы выбрать (также и сегодня в Мурано), на прилавках, на косяках дверей – ожерелья и браслеты из бус. Если представить купца, отправившегося в далекую поездку, покупающего бусы или в лавке при александровской и антиохийской мастерской, или у перекупщика в Константинополе, то, судя по тому, что мы можем извлечь из обычного состава ожерелья, он покупает, скорее, по типам и везет с собой амфоры, кожаные мешки бус разных групп: с металлической прокладкой, одноцветных (возможно, разделив их отдельно по цвету, форме, размеру); особое место, как самые ценные, должны были занимать мозаичные».
В числе импортных изделий в Центральное Предкавказье в IV-V вв. поступали, также, монеты Западной и Восточной Римской империи. Прежде всего, следует отметить экземпляры монет конца IV в., выявленные в Кабардино-Балкарии - в окрестностях с. Гижгид (солид Грациана 375-383 гг.) и на территории Чеченской республики у с. Мартан-Чу (асс Валентиниана II (378-383 гг.)115.
Как считают исследователи Ю.А. Прокопенко и Р.Р. Рудницкий, солид Грациана, найденный в Гижгиде и асс Гонория (окрестности Пятигорска) были принесены аланами, возвратившимися из воинских лагерей Западной Римской империи. Однако следует отметить, что монеты от имени Гонория выпускались, также, и на монетных дворах Восточной империи его братом Аркадием и сыном последнего – Феодосием II (408-450 гг.). Например, к таким монетам относится солид Гонория из клада, найденного в Гудаутском районе Абхазии. Т.е. образцы, чеканенные от имени Гонория, могли поступать в Центральное Предкавказье в одном потоке с монетами Аркадия из Восточной Римской империи116.
Монеты V в. Восточно-Римской империи, обнаруженные в памятниках на территории Предкавказья, относятся к чеканной продукции двух императоров Феодосия II Младшего (408-450) (Сурхохи, Чегем) и Зинона (474-491) (Ахкинчу-Барзой, Чегем). Вероятно, их находки связаны с участием алан в качестве союзников в походах гуннов в Закавказье. Памятники, из которых происходят экземпляры монет, расположены в районах, на территории которых были выявлены и выше отмеченные ассы и солиды конца IV в. (Балкария, Чеченская республика). Возможно, данное обстоятельство является свидетельством одновременного участия в походах отрядов из восточной группировки алан (Среднее Притеречье) и из западной Алании (долина Чегема). Рассматриваемые монеты могли оказаться в данных районах и в силу продолжающихся торговых связей между местным населением и центрами Закавказья
Явно привезенными из Византии считаются найденные в Пятигорье стеклянные сосуды: бутыли, сосуды на ножке-поддоне (Лермонтовская скала-2) и кубки (Острый мыс (КМВ), Учкекен-Терезе (Карачаево-Черкесия), Лермонтовская скала-2)118.
Стеклянная посуда, преимущественно стаканы и чаши разных форм, обнаружена и в других погребениях западной группы – в могильниках Лермонтовская скала-2, Хабаз (Кабардино-Балкария)119. Подавляющее их большинство украшено каплями синего стекла, что позволяет отнести их к группе стеклянных сосудов Северного Причерноморья IV-начала V в., получивших распространение на Боспоре, в первую очередь в Пантикапее и в Восточном Причерноморье. Широкое их бытование на Боспоре связано, по мнению Н.П. Сорокиной, с появлением среди боспорской знати моды на предметы с инкрустацией. Стеклянные сосуды в Причерноморье сначала появились в крупных городах (в первой пол. - третьей четв. IV в.), а затем распространились и на периферии120. В частности, стеклянные кубки из мастерских Крыма или Восточного Причерноморья обнаружены в поселении Узун-Кол (Карачаево-Черкесия)121.
Также следует отметить находку восьмигранного флакона из светло-зеленого стекла (производство Восточно-Римской империи V в.) в могильнике Гиляч (территория Карачаево-Черкесии). В этом же могильнике Т.М. Минаевой выявлены: кубок конической формы из тонкого зеленоватого стекла с синими глазками с закругленным дном; чаша-полусфера с венчиком, отогнутым наружу; сосуд полусферической формы, выполненный из зеленоватого стекла с наплывами темно-зеленых глазков. Изделия датируются IV-V вв.122. Стеклянная граненная бутылка с греческой надписью на дне найдена в одной из могил городища Гиляч123. В этом же могильнике в контексте V-VI вв. найдены стеклянные кубки на ножке или кубки с каплями синего стекла. Фрагмент стеклянного кубка первой половины V в. обнаружен в погребении у Вольного аула.
К изделиям, поступавшим из средиземноморского региона, следует отнести и инкрустированные пряжки. Из района Чегема происходит две средиземноморские пряжки, одна с четырехлепестковым декором, редким в Восточной Европе, но зато распространенным на Средиземноморье, на среднем Дунае и меровингском Западе, и вторая пряжка с гранатами, обточенными в виде валика. Известна серия средиземноморских пряжек с декором в виде перегородчатой инкрустации середины V-середины VI вв. (Мокрая Балка, Кисловодское озеро-2, Мирный-2, Учкекен-Терезе). Особо стоит отметить инкрустированную пряжку с орнаментом в виде птичьих головок из могильника Лермонтовская скала-2, которая имеет параллели в Керчи. Реже встречаются ранние птицевидные фибулы-броши византийского происхождения (Мокрая Балка) или солярные фибулы V-середины VI в. с декором в стиле перегородчатой инкрустации (Пятигорск, погребение 7). У Вольного аула была обнаружена византийская инкрустированная пряжка второй половины V в. со стилизованными изображениями дельфинов на рамке и птичьими головками на щитке, напоминающую пряжки из Керчи и Лермонтовской Скалы1
Особенности религиозных предтавлений в V-IX вв
В контексте византийско-варварских военно-дипломатических контактов попадают на Северный Кавказ предметы парадного вооружения и экипировки средиземноморского происхождения291. Возможно, привозной категорией украшений следует считать инкрустированные бляшки, большая часть которых найдена в могильниках Байтал-Чапкан и Верхняя Рутха. Все бляшки по форме круглые, инкрустированы двумя способами – вставками в напаянных гнездах или перегородчатой инкрустацией. М.П. Абрамова в их числе называет бляшку, покрытую золотым листом с тисненым узором по краю и сердоликовыми вставками в золотых гнездах из могильника Байтал-Чапкан, близкие по форме и технике изготовления бляшки из Верхней Рутхи, где они составляют одну группу изделий со сбруйными бляхами и фибулами. Все бляшки круглые, четыре из них имеют бронзовую основу, обтянутую золотой пластиной, украшенной гнездами со вставками из сердолика. Четвертая бляха имеет вставки из янтаря и граната. Еще две круглые бляхи из Рутхи имели более высокое качество – они не имели бронзовой основы, были сделаны из золота и украшены «изящной сканью» и вставками из граната и сердолика292.
Здесь же обнаружены три золотые бляшки прямоугольной формы, инкрустированные вставками из синего стекла в напаянных гнездах293. Золотая инкрустированная шарнирная бляха обнаружена в погребение 10 могильника
В мог. Гиляч и в окрестностях Кисловодска найдены золотые прямоугольные шарнирные бляхи, украшенные перегородчатым орнаментом, инкрустированные красным и зеленым стеклом295.
Оружие в могилах Центрального Предкавказья IV-VI вв., в целом, встречается редко, в основном, в могилах предводителей (Мокрая Балка, Лермонтовская Скала, Зарагиж, Брут, Острый Мыс). В этой зоне распространяется отдельные предметы позднеримского/ранневизантийского парадного снаряжения такие, как ранневизантийские мечи с инкрустированными гардами (Мокрая Балка, Лермонтовская Скала) или инкрустированные пряжки портупейных, поясных и обувных гарнитур (Лермонтовская Скала, Байтал-Чапкан, Брут), типичные для убора воинских предводителей эпохи Великого переселения народов и происходящие, скорее всего, из мастерских средиземноморской традиции296. Аналогии в западноевропейских древностях эпохи Великого переселения народов находят мечи (четыре экземпляра) из Кисловодской котловины и степного Прикубанья297.
Инкрустированная бутероль меча из некрополя Зарагиж (Кабардино-Балкария) представляет собой точную аналогию бутероли меча французского короля Хильдерика (436-481/482 гг.) (г. Турне, Бельгия), а инкрустированный декор скрамасакса из могилы в Зарагиже также близок украшениям скрамасакса Хильдерика, видимо, средиземноморского происхождения (Константинополь?).
Однако могила в Зарагиже содержала пряжку, явно относящуюся к более раннему времени, к концу IV-началу V в., а декор зарагижской бутероли стилистически ближе изделиям гуннского времени, чем эпохи Хильдерика. Поэтому, зарагижская бутероль, попавшая на Кавказ со Средиземноморья, представляет собой прототип бутероли меча из Турне. Скорее всего, престижные мечи поступали на Кавказ из Константинополя в составе дипломатических подарков или заказывались варварскими вождями в Византии под влиянием восточно-римской офицерской моды298.
После прихода гуннов в степи Северного Причерноморья здесь появляется своеобразное убранство коня: кожаные ремни украшаются бляшками геометрических форм, декорированных вставками цветных камней в напаянных гнездах и штампованным орнаментом, имеющих в основе бронзовую пластину, покрытую золотым листом. Бляшки-«лунницы» украшали налобный и наносный ремни. Железные удила соединялись с уздечными ремнями с помощью зажимов, лицевая сторона которых часто покрывалась золотым листом и декорировалась полудрагоценными камнями.
Следует отметить, что парадный кинжал из некрополя Брут находился в ножнах, устье и бутероль которых были оформлены в виде П-образных скоб полихромного стиля. Такие скобы были обнаружены в гуннском могильнике Новогригорьевка на Днепре. Видимо, кинжал из Брута отражает гуннскую моду и, таким образом, свидетельствует о «степном» влиянии на культуру аланских воинских элит эпохи переселения народов299.
Предметы конского снаряжения также декорировались в полихромной технике. Железные удила, которые соединялись с уздечными ремнями при помощи зажимов, представляющих сложенные вдвое бронзовые пластины, лицевая сторона которых покрыта золотым листом с заранее вытесненным орнаментом и круглыми вставками из синего стекла, обнаружены в могильнике IV-V вв. у сел. Кишпек (Кабардино-Балкария)300. Аналогичный сбруйный набор с предметами из золота и серебра, инкрустированными сердоликовыми и стеклянными вставками, обнаружен у ст. Вороссколевской (Ставропольская возвышенность) в 1914 г.301.
Таким образом, костюм как феномен культуры постоянно находится в развитии, отражая не только материальное производство, но и социальные моменты и торгово-экономические связи, влияние моды, образа жизни, эстетических пристрастий. Костюм – это не просто продукт деятельности мастера-портного, а сложный, зафиксированный в каком-то моменте истории облик или отпечаток всей сложности связанных в единое целое разнообразных проявлений человеческой деятельности. Поэтому не существует постоянного костюма для одной этнической единицы
Комплекс костюма в территориальном аспекте культурогенеза является отражением тенденций культурного контактирования. Результаты его морфологического изучения являются диагностикой механизмов территориально-культурных контактов автохтонного населения Предкавказья и пришлых кочевнических групп, что позволяет определить специфические черты районов культурно-исторического взаимодействия, осмыслить уровень воздейстаия главных цивилизационных факторов (христианского, мусульманского, кочевнического) на процесс формирования региональной культуры303.
Итоги сравнительного типологического изучения вышеуказанных костюмов являются явным свидетельством существовавшей контактной зоны культурного взаимодействия в районах функционирования северокавказских трасс ВШП, где сосредоточены черты северокавказских, средиземноморских, и среднеазиатских, иранских и др. костюмных комплексов.
Сравнение контактной территории культурного взаимодействия, вскрытой по итогам типологического сопоставления разных костюмных ансамблей в Предкавказье, с рассматриваемой зоной влияния северокавказского участка ВШП, подчеркивает отличие подобных ареалов от участков, удаленных от трасс транскавказских торговых путей, и факт существования подобных переходных зон для взаимодействовавших археологических культур в древности и средневековье.
Отдавая предпочтение тому или иному костюму («византийскому», «сасанидскому» и др.) социальная верхушка населения Центрального Предкавказья демонстрировала соответствующие политические интересы. При этом не исключено, что костюм претерпевал некоторые изменения, связанные с влиянием местных традиций, удобством и индивидуальным принятием той или иной формы одежды. Поэтому, в торговых центрах и на прилегающей территории в период раннего средневековья наблюдается феномен синтеза нескольких видов костюма, воспринятых вследствие политических, военных, коммерческих, культурных и др. контактов местного населения с представителями заинтересованных регионов.
Психологические механизмы межкультурной коммуникации народов Центрального Предкавказья в X-нач. XIII в
В верховья Кубани христианство стало проникать в V-VII вв., а начало функционирования северного отрезка ВШП во второй половине VI в. способствовало более активному проникновению в Аланию христианства из Византии426. Действительно, концентрация населения в торговых центрах ускоряла процессы ознакомления и заимствования инородных религиозных традиций.
Христианизация нехристианских народов вокруг Империи была концентрированным выражением успехов византийской политики и дипломатии, расширения и упрочения ее влияния, следовательно – безопасности. Поэтому распространению христианства – государственной религии Византии – придавалось первостепенное значение427.
Проявление интереса аланской военной знати к христианству в начальный период установления контактов объясняется дипломатическими соображениями в быстроменяющейся политической обстановке. Поиски надежных союзников в зоне степи были бесперспективными
Особенно удобными для такого контактирования являлись торговые центры, расположенные на транспортных коммуникациях. В частности, в Центральном Предкавказье это городища в районе Верховьев Кубани, в Восточном Предкавказье – г. Дербент.
Миссионерская деятельность была одним из востребованных способов политики Византии. Ш. Диль отмечал, что в Византии политика и религия были переплетены, христианская пропаганда шла параллельно с завоеваниями. Миссионер являлся партнером солдата, он трудился также старательно и результативно, как дипломат над распространением византийского влияния. Категория воинов была особо довлеющей над остальными прослойками этноса. Это была наиболее мобильная и характерная часть общества430.
В VII в. наблюдается феномен переосмысления – осознания ядром потестарных структур потенциальной выгоды христианского учения как идеологии социального смирения. С этим связано очаговое распространение христианства в регионе.
Последователи христианского вероучения в период до VII в. подвергались преследованию. Те, кто проходил обряд крещения вне территории Алании, насильно возвращались на родину или предавались мечу.
В середине VII в. Центральное Предкавказье входило в состав Хазарского каганата, что затормаживало экономическое и социальное развитие Алании. Но данное обстоятельство не являлось особо сдерживающим моментом в процессе приобщения алан к новой вере. Так, в аланскую крепость Тусуме попадает в 662 г. Анастасий апокрисиарий, сосланный в Лазику вместе с Анастасием монахом и Максимом Исповедником. По словам В.А. Кузнецова, в середине VII в. в Алании, прилегающей к Абхазии с севера, сложилась явная конфессиональная неустойчивость и даже борьба. Правивший Аланией, очевидно, недоброжелательный к христианству и дважды оттуда изгнанный властитель, уступает место «богоязненному» христианину Григорию, сразу вмешавшемуся в судьбу Анастасия и приблизившему его к себе. Смена властителя симптоматична и отражает истинное положение в противостоянии дохристианских верований и христианства, а также в расслоении аланского правящего класса на сторонников и оппонентов греко-византийской религии. Событие, героем которого был Максим Исповедник, к принятию христианства не привело, но важным его результатом было появление в Алании монастыря св. Иоанна Крестителя с настоятелем Григорием.
О спорадическом характере проникновения христианства к аланам во второй половине I тысячелетия свидетельствует ряд характерных находок. В их числе – каменный крест (VII-VIII вв.) с греческой надписью в семь строк с городища Рим-гора на р. Подумок. Здесь же, следует отметить кресты и следы греческих слов на стенах катакомб Рим-горы (предположительно VIII-IX вв.). На поселении VIII-XII вв. «Козьи Скалы» (г. Бештау, Пятигорье) открыты остатки прямоугольной каменной ограды и два каменных надгробия, на которых высечены плоскорельефные кресты, вписанные в круг. Подобных каменных надгробий здесь было выявлено значительное количество. Видимо, на западной окраине поселения «Козьи Скалы» находилось древнее христианское кладбище. Изображения крестов высечены на стенах пяти катакомб VIII-IX вв. в местности Песчанка близ Нальчика (Кабардино-Балкария).
Подобные находки фиксируются в Прикубанье. Выявлены три каменных надгробных креста (один со следами греческой надписи) VII-X вв. из Успенского и Новокубанского районов Краснодарского края.
Подтверждением переплетения традиций местного культа, элементов зороастризма с обрядами и нормами христианской религии является образование в среде местного населения сложного комплекса верований и ритуалов, который можно назвать народным или приходским православием.
Также особенностями традиционной культуры этого периода являлись: консерватизм; взаимоотношения, опирающиеся на неписанные правила; мифологическое мышление; поклонение предкам4
