Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Истоки этнокультурогенеза осетин 12
1.1. Историко-культурная зона северокавказского региона предскифского периода 17
1.2. Фактор скифо-сармато-аланского компонента в культуре народов Северного Кавказа 35
1.3. Этногенез осетин: история изучения вопроса в северокавказской историографии 48
Глава 2. Нартский эпос - «логос кавказского культурогенеза» 65
2.1. Нартский эпос - феномен культуры народов Северного Кавказа 69
2.2. Нартский эпос как исторический источник 89
2.3. Особенности социально-политической культуры скифов и их отражение в нартском эпосе осетин 101
Глава 3. Хронотопы развития осетинского нартского эпоса в историографии XIX - нач. XXI вв 120
3.1. Историография - область исторической культурологии 123
3.2. Хронологическая характеристика историографииосетинского нартского эпоса 135
3.3. Теоретические подходы в истории осетинского нартоведения 179
Заключение 189
Библиография 193
- Историко-культурная зона северокавказского региона предскифского периода
- Нартский эпос - феномен культуры народов Северного Кавказа
- Историография - область исторической культурологии
Введение к работе
Исследование проводится в русле исторической культурологии и регионалистики. Работа направлена на сбор, систематизацию и анализ исследований по этнокультурогенезу осетин и, в основном, по историографии нартского эпоса (осетинской версии). Логика диссертационного исследования развивалась таким образом, что историю осетинского нартоведения, иллюстрирующую динамику культуры в целом, представлялось необходимым рассматривать через этнокультурную историю народа: сначала в контексте анализа своеобразия историко-культурной зоны Северного Кавказа, далее - в пространстве взаимодействия осетинской культуры с другими северокавказскими культурами на основе общей эпической традиции. В заключении внимание было сосредоточено на характере и направлении протекания интеграционных и дифференционных процессов в культуре региона. Эти процессы выявлялись на основе изучения динамики и результатов развития осетинского нартоведения в XIX - нач. XXI вв.
Актуальность работы обусловлена проблемой идентичности -региональной, этнической, культурной - в постсоветском пространстве. В историографиях этого периода наблюдается усиление этнонациональных тенденций в трактовке исторического процесса. Всплеск этнического самосознания в национальных историографиях проявляется, прежде всего, в акцентировании специфических, «особенных» этнонациональных черт бытия народов, формирующих определенный тип их самосознания, культурной памяти, сопрягающей, если пользоваться терминологией Д. Тоша, ностальгию и веру в прогресс своей нации. С одной стороны, это - закономерное следствие интернационализации культур советского периода, нивелировавшей этнокультурную специфику, особенности менталитета народов полиэтнических регионов. С другой - данное явление, рассматривающееся, прежде всего, как дифференционный процесс, дробит общее культурное пространство на локусы этнических/национальных культур его составляющих, при котором определить
дальнейшие тенденции развития северокавказского региона представляется
проблематичным. Концепция кавказской (северокавказской, горской, адыгской
доиндустриально-земледельческой) цивилизации, развиваемая в
кавказоведении в последнее время (В.Е. Давидович, В.В. Черноус, Х.Г. Тхагапсоев, Р. Абдулатипов, А.А. Аникеев, А.В. Лубский, А.Х. Бижев, А.Ю. Шадже, Э.Т. Майборода и др.), отчасти компенсирует негативистский «кавказоцентризм» начала 90-х гг., рассматривая весь регион как единое историко-культурное образование.
Поскольку нартский эпос распространен у большинства северокавказских народов (адыгейцев, кабардинцев, балкарцев, дагестанцев, осетин, чеченцев, ингушей, и т.д.) в различных этнических версиях, в настоящей культурной ситуации региона Нартиада, возможно, играет роль своеобразного символического универсума/теоретической традиции, сохраняющей смысловое и ценностное наполнение культурного пространства полиэтнического региона. «Устремленность культурного пространства к ценностным позициям», согласно мнению А.В. Бабаевой1, является одним из его отличительных свойств.
Так как эпос (в данном случае осетинский) в силу жанровых особенностей непосредственно апеллирует к «золотому прошлому» определенного народа — своего создателя или причастных к нему этнических сообществ, он рассматривается как исторический источник, повествующий в метафорической форме об особенностях этикета, быта, ценностных доминантах, т.е. иносказательно передающий информацию о тех формах коммуникации и механизмах воспроизводства этнической культуры, на основе которых возможным представляется реконструкция базовых, константных и меняющихся черт культуры осетин. Акцентирование этнического становится программой социальной и культурной политики, иначе — способом восстановления этнической и культурной идентичности.
1 Бабаева А.В. Изменение форм поведения в процессе трансформаций русского культурного пространства. Автореферат д. философ, н. - СПб., 2002. - С. 18.
История нартоведения обнаруживает, как константные, базовые черты этноса, явленные через эпические образы, воспринимались в различные хронологические периоды, иначе - самовосприятие нацией, групповым субъектом своих этнических основ. Будучи обусловленным исторической и социальной ситуацией, прочтение национальной мыслительной традицией этнических основ, всякий раз акцентировало внимание на отдельном аспекте/ракурсе изучения нартского эпоса, созвучном ментальной атмосфере конкретного исторического периода, что в свою очередь корреспондирует и направление изменений ценностных ориентиров культуры осетин. История нартоведения, рассмотренная в синхроническом и диахроническом срезах, иллюстрирует природу соотношения менталитета и ментального, т.е. постоянных и исторически обусловленных черт, характеризующих закономерности развития осетинской культуры.
Степень разработанности. В качестве теоретической основы историко-культурологического исследования использованы работы А.Я. Флиера, М.С. Кагана, С.Н. Иконниковой, И.В. Кондакова, И.Г. Яковенко, Э. Соколова. Исследование региональных культур как историко-культурных зон разрабатывается А.С. Гердом, Г.С. Лебедевым, Х.Г. Тхагапсоевым, М.Л. Кумаховым, Е.А. Окладниковой, А.С. Мыльниковым, Л. М. Мосоловой, Л.В. Дмитриевой, Е.В. Васильевой, А.Ю. Чукуровым, И.Л. Набоком, В.В. Селивановым.
Методологические приемы междисциплинарного исследования этногенеза рассматриваются в трудах Р.Ф. Итса, М.Г. Левина, В.А. Шнирельмана и т.д. Вопрос этногенеза осетин преимущественно рассматривался камерно: в ракурсе или археологии, или этнографии, или антропологии, или языкознания. Отдельные аспекты данной проблемы освещаются в трудах В.Ф. Миллера, Н.Я. Марра, Ю.С. Гаглоева, М.Г. Абдушелишвили, В.П. Алексеева, В.Б. Ковалевской, Н.М. Цветковой, Е.И. Крупнова, Б.А. Калоева, В.И. Абаева, З.Н. Ванеева, П.А. Зураева, Б.Х. Балкарова, А.В. Гадло.
Феномен нартского эпоса как общей эпической традиции северокавказских этносов рассматривается в трудах И.В. Трескова, Л.П. Семенова, В.И. Абаева, Ж. Дюмезиля, Ю.С. Гаглойти, У.Б. Далгат, Х.Г. Тхагапсоева и т.д.. Характеристика отдельных этнических версий Нартиады представлена в исследованиях Ш.Х. Салакая, А.А. Аншба, Н.Г. Ловпаче, A.M. Гадагатля, П.К. Козаева, Б.В. Скитского, Б.А. Алборова, Ш.Д. Инал-Ипа, Е.М. Мелетинского, А.И. Алиевой, Т.А. Гуриева, Г.В. Цулая, А.О. Мальсагова, А.А. Туаллагова, А.З. Холаева, З.М. Салагаевой, Ф.Д. Техова, Ю.А. Дзиццойты и др.
Под историографией Нартиады, как правило, понимается общая традиция исследования северокавказского эпоса без определения локальных тенденций в отдельной (национальной) ветви нартоведения. Основные направления в историографии и тематический спектр нартоведческих работ выделяются в монографиях Б.А. Калоева, Ю.С. Гаглойти. В статье Х.З. Бакаева, С.Л. Дударева рассматривается история вопроса генезиса ядра эпоса в нартоведении. О вкладе отдельных исследователей в разработку осетинского нартоведения повествуется в исследованиях А.З. Абаевой, Г.З. Гаглоевой. В большинстве работ представлена история вопроса.
Объект исследования: культурное наследие осетин и нартский эпос как его базовое составляющее.
Предмет исследования: историко-культурная динамика историографических концепций осетинского нартского эпоса XIX - нач. XXI вв. Цель исследования: Рассмотреть этнокультурогенез осетин в контексте особой историко-культурной зоны (ИКЗ) северокавказского региона; проанализировать изменение восприятия и толкования нартского эпоса как феномена осетинской культуры в историографии дореволюционной эпохи, советского периода и постсоветского времени, обусловившее формирование исторического и мифологического направлений в нартоведении; определить основной тематический спектр и ценностные ориентации нартоведческих работ разных культурных эпох.
Задачи иссдедования:
показать Северный Кавказ как специфическую историко-культурную зону формирования народов и их культур;
обосновать взаимосвязь генезиса осетин и национальной историографии, имеющей своей целью реконструкцию исторической судьбы народа;
систематизировать и проанализировать историографический материал по нартскому эпосу;
рассмотреть нартские сказания (осетинский вариант) в источниковедческом плане и с позиции исторической культурологии;
выделить основные тенденции в историографии эпоса XIX - нач. XXI вв;
определить предпосылки и причины возникновения теоретических направлений в нартоведении;
показать взаимосвязь исторического и мифологического направлений в нартоведении как и корреляцию, и конфликт исторической и филологической герменевтик.
Методологическая основа исследования.
При решении поставленных в работе задач используется комплекс методов. Компаративный метод исследования используется при сравнении результатов этнографических, археологических, лингвистических данных по вопросу этногенеза осетин, иллюстрирующих темпоральный характер смены исторических фаз этногенетического процесса. В свою очередь механизм протекания этногенетического процесса, определяющий сценарий культурогенеза, позволяет рассмотреть соотношение в культуре осетин культурной инноватики экзогенной и эндогенной природы. Синергетический метод, применяющийся в этнологической акмеологии, позволяет рассматривать этническое образование и его динамику как самоорганизующееся целое; данный метод также используется при выявлении общих закономерностей истории осетинской культуры XIX- нач. XXI вв.. Герменевтико-феноменологическай метод применяется при рассмотрении нартского эпоса как исторического источника, раскрывающего через систему
устанавливающего своеобразную связь/диалог между культурами прошлого и настоящего. Описательный метод способствует наиболее точному воспроизведению социокультурной ситуации определенного исторического цикла, предопределяющего тематический спектр нартоведческих работ этого периода. Синхронический метод предполагает изучение специфики историографической ситуации в конкретный хронологический период, так как историография опирается на определенный набор ментальных установок, детерминированных историческими условиями, социальным заказом. Диахронический метод дает возможность проследить изменение восприятия, трактовки осетинского варианта эпоса в истории нартоведения в хронологическом срезе. Источниковая база исследовании:
- Этнические варианты нартского эпоса (адыгский, осетинский, вайнахский и
др.)-
Изопродукция.
Периодические издания: газетная и журнальная периодика.
Научные публикации (монографии, статьи, доклады, материалы, тезисы конференций и т.д.), соответствующие заявленной теме; исследования по исторической культурологии, регионалистике, археологии, этнологии, историографии.
Справочно-энциклопедические издания, связанные с темой диссертационного исследования.
Научная новизна. Предложен междисциплинарный подход к этнокультуро логической проблематике, разрешающий и объясняющий двукомпонентность (иранского и кавказского элементов) этнической природы осетин и особенности их культуры. Этногенез осетинского народа рассматривается в пространстве историко-культурной зоны северокавказского региона как череда/смена этнических пластов составляющих данное этническое образование. Рассмотрена история становления осетинского нартоведения в синхроническом и диахроническом срезах в контексте социокультурной
ситуации, процессов интеграции и дифференциации, происходивших в северокавказском регионе и в республике; обусловлены предпосылки выделения тематических направлений (исторического и мифологического) в нартоведении.
Рабочая гипотеза: Эпос формируется в ходе этнокультурологических процессов, например, консолидации или дисперсии этнических сообществ. Историофафическое прочтение хронологически разных пластов эпоса, их разнообразное истолкование представляет попытку реконструкции/ воссоздания этапов формирования и развития культуры осетин - с одной стороны. С другой - демонстрируя способы прочтения эпоса, историофафическая традиция корреспондирует ментальную атмосферу конкретного исторического периода осетинской культуры. Положения, выносимые на защиту:
Этногенез осетинского народа, рассмотренный с позиции культурологии региона, протекал в условиях консолидации дисперсных ираноязычных этнических образований синкретического характера с культурной доминантой сармато-аланских племен на территории Северного Кавказа в постмонгольский период, т.е. не ранее тринадцатого столетия.
Сложение нартского эпоса, протекавшее на фоне этногенетических процессов, происходивших в регионе, рассматривается как синтез иранских и кавказских мифологических традиций, которому соответствует категория «вызова-ответа» (в терминологии А. Тойнби, Л.Н. Гумилева).
Высказано предположение о привнесении лишь образа нартов/нарта, в поэтизированной форме олицетворяющего образ иранских номадических племен (скифских, сарматских, аланских), в общекавказское эпическое пространство, поскольку интерпретация образа нартов в различных этнических версиях неоднозначна: от богатырей (осетинский вариант) до отрицательных героев (вайнахский вариант) и великанов (дагестанская версия).
История нартоведения составляет существенный компонент интеллектуальной истории нации, которая в ретроспективе демонстрирует природу соотношения менталитета и ментальносте / ядра и периферии в истории осетинской культуры.
Выделение теоретических направлений (исторического и мифологического) в осетинском нартоведении определяется, с одной стороны, обращением исследователей к проблеме генезиса осетинского этноса: в данном случае эпос рассматривается в качестве исторического источника; с другой — представляется как конфликт исторической и филологической герменевтик, при котором доминирующая позиция текста (эпического) или контекста (исторического) обусловливает их методологическое расхождение — различие в технике и приемах интерпретации.
Теоретическая значимость работы. Генезис осетин, показанный с позиции историко-культурной зоны Северного Кавказа определяет логику корреляции региональной и этнокультурной идентичности в поликультурном пространстве региона. В диссертации рассхматриваются на примере историографической традиции нартоведения малоизученные аспекты истории соотношения этнического и национального компонентов в культуре осетинского народа. Целостное исследование истории нартоведения, его взаимосвязи с социокультурными процессами проясняет современную ситуацию, намечает перспективы дальнейших нартоведческих исследований.
Практическая значимость работы. Результаты диссертации важны для последующего историко-культурологического изучения этнических культур северокавказского региона. Материалы исследования могут быть использованы при составлении школьных и вузовских курсов, ориентированных на региональную проблематику; в качестве источниковой базы для этнокультурологических и социологических исследований. Выявление закономерностей протекания интеграционных и дифференционных процессов, показанных на примере истории осетинского нартоведения, может быть
использовано при разработке программ по культурной политике в полиэтнических регионах.
Апробация работы. Основные положения и результаты исследования на разных этапах его выполнения нашли отражение в выступлениях в виде докладов и сообщений конференций: "Молодые исследователи региону" (Вологда, Вологодский государственный технический университет, апрель 2003 г.); "Культура и менталитет населения Сибири" (Санкт-Петербург, Санкт-Петербургский государственный университет, 22-24 октября 2003 г.); "Символ в системе культуры: проблемы интерпретации текста" (Сыктывкар, Коми государственный педагогический институт, 30 апреля 2003 г.); "Народная культура: личность, творчество, досуг (Этнокультурный и творческий потенциал личности в пространстве досуга)" (Омск, Омский государственный университет, 9-Ю декабря 2003 г.); "Сад отечественной культуры. Культура Санкт-Петербурга и Ленинградской области" (Санкт-Петербург, Ленинградский областной институт развития образования, июнь 2004 г.). Диссертация обсуждалась на заседании кафедры художественной культуры РГПУ им. А.И. Герцена, на заседании теоретического аспирантского семинара кафедры художественной культуры.
Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
Историко-культурная зона северокавказского региона предскифского периода
Специфика природно-климатических и географических условий Северного Кавказа обусловила пути исторического и культурного развития региона: «Формы культуры, архетипически восходящие к освоению и преобразованию (адаптации) горных природных условий, с необходимостью
несут на себе отпечаток этих условий» . Открытость Кавказского перешейка к северу и к югу и смыкание Закавказья с Западной или Передней Азией, частью которой оно является, сыграли определенную роль в первоначальном заселении Кавказа человеком и связях древнейшего населения региона с соседними территориями2. Высказывается предположение о раннеашельском времени первичного заселения Кавказа3. На раннеашельское время появления человека в регионе указывают и результаты археологических раскопок Азыхской пещеры4.
Границей расселения через Кавказский перешеек служила Манычская впадина, так как в ледниковую эпоху здесь неоднократно образовывался пролив, соединяющий акватории Каспия и Черного морей5. Широкое освоение людьми территории Кавказа происходило, главным образом, во второй половине ашельской эпохи, особенно в ашеле верхнем. Многочисленные следы расселения ашельских людей выявлены, в основном, в южной и западной частях Кавказа (Армения, Южная Осетия, Колхида, Причерноморье и Прикубанье)6. Мустьерская эпоха, как корреспондируют данные археологических материалов, характеризуется оседлым образом жизни . Мустьерские местонахождения были зафиксированы в Прикубанье, Причерноморье и в Северной Осетии. Только в эпоху позднего палеолита, человек начал осваивать горные районы Кавказа. Так, Манычская преграда обусловила предел миграции первобытного человека через Кавказский перешеек. Однако в силу периодического осушения Маныча и Азовского моря возможны были сухопутные контакты Кавказа с Крымом и Русской равниной, передвижения отдельных групп палеолитического населения этих областей1.
В целом, в каменном веке жизнь первобытных людей на Северном Кавказе была ориентирована на связи с югом, с Закавказьем, где зарегистрированы древнейшие на Кавказе стоянки шелльского и ашельского времени. В.П. Любин замечает: «...расселение ашельских людей на территории Кавказского перешейка начиналось, по всей видимости, с юга, со стороны Закавказского нагорья, где имеются более ранние доашельские памятники» . К данному периоду относятся пещерные памятники-поселения Кударо и Цон в Южной Осетии и пещера Мыстулагты-лагат в Северной Осетии - Алании. Стоянки шелльской эпохи Армении связаны через Араратскую долину с древностями верхнего бассейна Тигра и Евфрата. Верховья этих рек расположены вблизи верховий Куры и Аракса, представляя единую горную систему/узел, в который сходятся пути из Месопотамии и Закавказья. Возможно, последнее обстоятельство оказало решающее воздействие на формирование специфики культур ранней бронзы, в частности, куро-аракской культуры. Традиция изготовления ручных рубил из цельного нуклеуса, кремневого и обсидианового, предположительно, проникла в бассейн Куры и Аракса из Северной Месопотамии через Малый Кавказ. Допускается, что дальнейшие носители этой традиции обогнули южные отроги Большого Кавказского хребта и проникли на территорию Дагестана и в западный Прикаспий . Это - восточный путь из Передней Азии в сторону Кавказского перешейка. Западный путь вел в Кавказское Причерноморье (территория Абхазии). Он прослеживается «по распространению особого способа изготовления каменных орудий из степов кремня. Такой прием характерен для абхазских древностей, а также для раннего палеолита Малой Азии»5. Вероятно, последнее обстоятельство объясняет существование древнейших связей
Западного Кавказа с Передней Азией, проходивших через Восточную Анатолию и давших основание говорить о Кавказе и Передней Азии как о единой территории сходного развития верхнепалеолитических культур2. Другой путь проходил вдоль течения реки Галис, Кызыл-Ирмак, основной бассейн которой обводняет Анатолийское плоскогорье и впадает в Черное море. Этим путем первобытный человек, вероятно, мог проникнуть из западной части ойкумены вдоль побережья Черного моря на территорию Абхазии и западной Грузии3.
Таким образом, в нижнем палеолите люди освоили два основных пути переселений из Передней Азии на Северный Кавказ, ведущих в обход Главного хребта и его отрогов. Один путь - восточный: через Малый Кавказ и Центральное Закавказье вел в сторону Каспия, другой - западный: через Анатолию к Черному морю. Ашельские памятники Кавказа демонстрируют множественность форм развития материальной культуры древнейших обитателей данного региона. Возможно выделение локальных образований типа археологических культур4. Различия между культурами Кавказа начинают более четко прослеживаться в позднем палеолите5, когда Северный Кавказ представлял собой территорию сосуществования разных археологических культур, носители которых владели схожими техническими навыками и находились на одинаковой ступени социального развития, но отличались по этнографическим показателям (техника обработки и форма орудий)6. Однако уже в раннем палеолите намечается некоторая обособленность культур Северного Кавказа и Закавказья, что объясняется локализованностью данных областей, разделенностью их Главным Кавказским хребтом, покрытых льдом в вюрме.
В мустьерскую эпоху, ознаменованную появлением и развитием имеретинской культуры на Западном Кавказе и губской - на Северном Кавказе, прослеживаются территориальные единства, дальнейшее развитие которых относится к позднему палеолиту и к более поздним эпохам1. Это — историко-культурные области, или этнокультурные общности, представляющие собой части ойкумены, у населения которых сложились сходные культурно-бытовые особенности. «Можно утверждать, что мустье Закавказья тяготеет к переднеазиатской историко-культурной области той эпохи. Мустье Северного Кавказа обнаруживает отдельные элементы сходства, с одной стороны, с Закавказьем, а с другой стороны, с югом Русской равнины» . Однако, подразумевается бифуркационный путь формирования мустьерских культур внутри северокавказского региона. В.П. Любин отмечает, что различные пути развития мустьерских культур севера и юга данного региона, обусловленные прежде всего климатическими и географическими особенностями местности, определяли в некоторой степени изолированное существование общностей севера Кавказа и контактное сосуществование различных общин в районах с большой концентрацией населения, приходящихся, в основном на южную область Кавказа.
Нартский эпос - феномен культуры народов Северного Кавказа
Роль культуры доиндустриального общества, как правило, бесписьменной, выполняют мнемонические символы — природные и созданные человеком, имеющие, как правило, сакральный характер и «включенные» в комплекс ритуальных действий. Связанный с мнемоническими символаїми комплекс действий/закрепленный механизм действий - своеобразный транслятор социальной памяти коллектива. «Бесписьменная культура тяготеет к ландшафту, поскольку то или иное урочище, святилище, идол «включаются» в культурный обиход ритуалом, жертвоприношением, гаданиями»1. Действительность воспринимается сквозь призму культуры, - заключает Д. Бидни, ссылаясь на М. Херсковица, т.е. «восприятие времени, пространства и других «реальностей» опосредуется конвенциями данной группы» . Процесс символизации при этом в большей степени свойственен бесписьменной, чем письменной, культуре. «Символизация действительности возникает на первом уровне адаптации этноса к природно-географическим условиям, а ее истоком является познавательная деятельность человека, которая на этой стадии неотделима от ценностно-осмысливающей и создающе-проектирующей активности и включает в себя как рациональные, так и иррациональные элементы» . Небезынтересно другое обстоятельство: при «культурном, предметно-знаковом напластовании, своей «естественной установкой» закрывающем феномен сознания, ...последний движется в терминах предметов, полагаемых во внешнем мире, а разные культуры полагают разные предметы подобного рода, хотя феноменальное состояние может быть одно»4, что подтверждает определение культуры как адаптивно-адаптационного механизма. Символизация при этом - процесс присвоения и одновременно наделения собственным смыслом «присвоенного» объекта, т.е. его означения, которое уже представляется как ценностное отношение. «Ценностное отношение образуется связью двух контрагентов — некоего предмета, который становится носителе м ценности, и человека, который оценивает данный предмет ...и придает ему определенный смысл»5. Из вышесказанного следует, что в реализованном продукте человеческой деятельности особенно, если это - результат духовной деятельности1: мифы, легенды, генеалогические предания, в данном случае нартский эпос, содержится информация о культурном опыте коллектива, имеющем своим непременным основанием ценностную парадигму данного общества.
Нартский эпос распространен в различных версиях у большинства северокавказских этносов: он представлен у осетин, адыгов (кабардинцев, адыгейцев, черкесов, убыхов), абхазов, балкарцев, карачаевцев, ингушей, чеченцев, дагестанцев; созвучные элементы встречаются у горных грузинских племен, сванов (мотив богоборчества, на основании которого И.В. Тресков выделяет самостоятельный эпический узел формирования нартских сказаний). В современной фольклористике сложилось самостоятельное направление исследований - нартоведение, - которое на материале этнических вариантов Нартиады занимается такими проблемами, как хронологические рамки формирования нартских сказаний, специфика поэтики различных этнических версий, отражение в эпосе исторической жизни его создателей, их мировоззрения3.
Любой фольклорный текст подвержен вариативности, существованию в нескольких версиях, и Нартиада отнюдь не исключение. Под вариативностью, Б.Н. Путилов, понимает «видоизменение каких-либо устойчивых «данных», существующих в традиции со своими сложившимися признаками фольклорных сюжетов, мотивов, образов, текстов или их частей, жанровых особенностей и т.д.»4. Вариативность - закономерное следствие устного характера трансмиссии. Вариативности подвержен общий фольклорный контекст, обнаруживающий атмосферу фольклорной культуры того или иного исторического периода, способствующий «возникновению не просто тех или иных конкретных вариантов, но многочисленных вариационных полей -своеобразных творческих лабораторий, обеспечивающих направление этого процесса»1. Немаловажную роль в вариативном процессе играют экстрафольклорные факторы такие, как исторические условия, социальная среда или личное начало исполнителей, определяющее вектор вариационного процесса: «Старые сказания не отличаются ни словосложением, ни размером периодов, рассказываются не одними и теми же словами; потому, хотя предмет один и тот же, но передается с бесчисленными оттенками изменений, прибавками и выпусками, смотря по способности рассказчика и его прихотям; следовательно, истина отдана тут на произвол случайностей»2. Однако вариативность, в отличие от трансформации, не изменяет структуры фольклорного текста. Предпосылки вариационного процесса могут быть связаны с этнической историей народа, но его характер не выводим исключительно из этнической специфики носителей фольклорной традиции . Этнические версии Нартиады репрезентируют природу вариационного процесса.
Вариативность северокавказского эпоса проявляется в доминировании различных культурно-исторических эпох в этнических версиях Нартиады, смене сюжетных нюансов, в своеобразии стилистики и композиции, художественных средств выражения, индивидуальных для каждой эпической версии. «Однако главные герои (знаковые образы) сохраняют свое положение в конструкции культурного мира, отображенного в эпосе, нередко и собственные имена»4. В связи с вышесказанным, представляется немаловажным акцентировать внимание на типическом, свойственном для всех эпических версий, «чтобы путе.м сопоставительного анализа вариантов выделить типовые черты, «сложить» тип, что сделает возможным понимание каждого отдельного текста именно как варианта, определение его места в системе/наборе вариантов, значение его в творческом процессе, захватывающем данный тип».
Историография - область исторической культурологии
Флиеровский тезис, что «история - это описание того, что в статике описывается как культура»2, в значительной степени проясняет границы исторической культурологии. Все явления, изучаемые культурологией, так или иначе исторического происхождения и, соответственно, подвержены изменениям. В данном случае сам процесс трансформаций или метаморфоз ранее существовавших культурных форм и продукты им порожденные оказываются в центре внимания. Культура, понимаемая с точки зрения синергетического подхода, «как система, отличающаяся наивысшей степенью сложности по своему устройству и полифункциональности, система историческая, саморазвивающаяся и саморегулирующаяся, органически связанная со своим творцом - человеком - и находящаяся в постоянном взаимодействии со своей природной и социальной средой» , имеет исторически сложившиеся механизмы воспроизводства. «Культура живет общими накоплениями, - как очень тонко заметил Д.С. Лихачев, - а умирает постепенно, через утрату отдельных своих составляющих, отдельных частей единого организма»4.
Историческая, или ретроспективная, по Э. Соколову, культурология - это «по преимуществу синтезирующая, типологизирующая, индивидуализирующая» область научных изысканий, оформляющая «культуру прошлого в виде четко очерченных культурно-исторических типов, эпохальных событий, великих исторических личностей»1. Момент обобщения в любом историко-культурологическом исследовании, несомненно, имеет место быть в силу привычного стремления к логическому построению любого высказывания, текста, тем более исторического нарратива. Историческая культурология акцентирует внимание на проблемах исторической динамики культуры, генезиса культурных феноменов, на причинах порождения новых культурных форм, что, в свою очередь, расширяет поле культурологического исследования, предваряя всякое объяснение или истолкование историко-культурных метаморфоз, выявлением закономерностей и определением технологий организации жизнедеятельности социума. Историческая культурология интегративная область научного знания, объединяющая изыскания в сфере философии истории, теории культуры, философии культуры, социологии и этнологии, «призванная» «систематизировать, тематизировать и обобщить тот корпус текстов, который был посвящен изучению того или иного исторического (общего и локального) явления или типа культуры» . История в ракурсе исторической культурологии - эмпирическая реальность со своими закономерностями развития, явленными в хронологической последовательности событий, порожденных процессами жизнедеятельности и взаимодействия сообществ/этносов/наций, и мотивированными их интересами: «Историческая культурология подходит к истории не как к процессу достижения какой-то заведомо предопределенной «цели», а как к техническому результату практической жизнедеятельности людей; история ... как процессы порождения, функционирования и изменения различных содержаний и форм коллективной жизни людей (прежде всего - локальных человеческих сообществ — народов)»3. Из вышесказанного следует, что историческая культурология так или иначе исследует различные формы социальных конвенций, являющихся регуляторами коллективных форм существования определенного сообщества, или группы людей, объединенных на основании разделяемых ими общих ценностей, норм, обычаев, ментальностей, стандартов, социальной адекватности. В поле изучения исторической культурологии находится исследование макродинамики историко-культурных процессов исторических эпох, этносов, цивилизаций, государств и микродинамические процессы культурной трансляции, диффузии, культурной инноватики. «Реализация групповых интересов, как правило, связана с более или менее стихийными процессами самоорганизации людей в устойчивые коллективы и выработки ими способов и правил коллективного взаимодействия и взаимопонимания» . Выработка «социальных конвенций», общих правил совместного бытия, осуществляется при осмыслении, интерпретации ранее опробованных культурных текстов; при этом любая инновационная идея корректируется общекультурным контекстом, исторически сложившимися формами организации социального бытия.
Историческая культурология включает несколько основных направлений научных исследований. Среди них С.Н. Иконникова выделяет следующие: история культурологических учений, культурогенез явлений культуры, историческая динамика культурных процессов, хранение и трансляция культурного наследия, историческая типология культуры народов мира, историческая персоналогия, методы и источники исторической культурологии2. Первым разделом исторической культурологии С.Н. Иконникова называет историографию культурологии: наука о культуре как о целостном общественном явлении: «История культурологии является методологическим и теоретическим основанием исторической культурологии» . Методологическая основа историко-культурологических исследований апеллирует, как правило, к двум основным методам - диахроническому и синхроническому. В первом случае, при прочтении культурных текстов в хронологической последовательности, выявляется соотношение между тенденциями преемственности/удержания и инновации; во втором - сопоставительная характеристика культурных текстов, принадлежащих к одному темпоральному срезу, способствует более глубокому, осмысленному пониманию внутренних процессов, климата общества, эпохи. Среди других методов упоминаются системный, диалектический, структурно-функциональный, сравнительно-исторический, семиотический, метод моделирования, биографический, герменевтический2. Так как историческая культурология оперирует методологическим аппаратом ряда наук, стремясь к унификации и максимальной объективации фактического материала, иной раз комплексный подход оборачивается битвой концепций с дальнейшим определением приоритета одного метода над другим, допустим, герменевтического над структурным, что и определяет проблемное поле историко-культурологических исследований.
