Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Личность и судьба иоанна златоуста как феномен культуры
1.1 Культура эпохи Иоанна Златоуста
1.2. Формирование личности Иоанна Златоуста в культурных условиях Антиохии
1.3. Культурная миссия Иоанна Златоуста в сане архиепископа
1.4. Константинопольского Е4. Иоанн Златоуст - изгнанник
Глава 2. Основные особенности творчества иоанна златоуста
2.1 Классификация литературного наследия Иоанна Златоуста
2.2. Иоанн Златоуст в истории библейской экзегетики
2.3. Общество и культура эпохи в проповедях Златоуста. Нравственные установки святителя
Глава 3. Духовное наследие иоанна златоуста в древнерусской культуре
3 1. Беседы Иоанна Златоуста в древнерусской литературы с позиций их дистрибутиции (на материале «Златоструя», «Маргарита», Троицкой рукописи, Успенского сборника, Супрасльской рукописи и Клоцова сборника)
3.2. Особенности отражения духовного наследия Иоанна Златоуста в древнерусской культуре на материале бесед «Златоструя» и Троицкой рукописи
3.3. Особенности отражения духовного наследия Иоанна Златоуста в древнерусской культуре на материале Успенского сборника XII в., Супрасльской рукописи и сборника Клоца
3.4. «Маргарит» и историко-культурная ситуация на Руси XV—XVI вв.
Заключении
Список использованной литературы
Список сокращений
- Формирование личности Иоанна Златоуста в культурных условиях Антиохии
- Общество и культура эпохи в проповедях Златоуста. Нравственные установки святителя
- Особенности отражения духовного наследия Иоанна Златоуста в древнерусской культуре на материале бесед «Златоструя» и Троицкой рукописи
- Особенности отражения духовного наследия Иоанна Златоуста в древнерусской культуре на материале Успенского сборника XII в., Супрасльской рукописи и сборника Клоца
Формирование личности Иоанна Златоуста в культурных условиях Антиохии
Иоанн Златоуст был родом из столицы Сирии Антиохии-на-Оронте (современная Антакья в Турции)12. Здесь жили его родители, тут же и сам Иоанн прожил большую часть своей жизни.
Аятиохия была красивейшим городом тех времен, не даром ее называли «Царицей Востока». Историки писали о ней как о четвертом по величине городе империи, уступающем Риму и Константинополю, но сравнимым с Александрией [Liebeshuetz 1972, 92]. О численности города достоверно не известно, по разным мнениям она составляла от 150.000 до 375.000 человек [ibid.; а также Jones 1964,698 и 1040].
Благоприятные климатические условия, плодородная почва13 и выгодное расположение на важных путях внутренней и внешней торговли, которая занимала видное место в жизни города, способствовали благополучию Антиохии. Антиохия явилась мощным синтезатором восточно-западных культурных и духовных ценностей. Тут процветало много разнообразных ремесел с несколько более развитым производством предметов роскоши. Великолепие дворцов, театров, роскошь мод и развлечений - все это очаровывало каждого, кто посещал Антиохию [Курбатов 1962, 105-110; Baur 1934]. «Легкая» для христиан постконстантиновская эпоха, равно как и пример августейших особ способствовали обращению в христианство многих богатых аристократических семей. Само антиохийское христианство обретает в этот период черты некоторой аристократической моды, наделенной роскошью, присущей сирийскому Востоку.
Антиохия гордилась своим духовным наследием, полученным от апостольских времен. Как известно, именно в Антиохии последователи Христа впервые стали называться христианами [Деян. 11: 26]. Основное население Антиохии было христианским, по крайней мере, числилось таковым14. Факт горячей приверженности Антиохии к христианству подтверкдается некоторыми историческими свидетельствами, в частности повествованиями церковных историков о времени правления императора Юлиана, прозванного Отступником (361-363 гг.).
Родной город стал для будущего великого проповедника естественной школой, где он научился видеть и различать добро и зло. «Родиться и вырасти в таком городе (как Антиохия) для Златоуста, как будущего проповедника христианского нравоучения, было чрезвычайно важно. Ему не для чего было объезжать свет, чтобы во всей полноте изучить людей и современную жизнь: в родном его городе, как в фокусе, собрана была и, так сказать, била ключом вся современная деятельность со всеми ее проявлениями...» [Бажанов 1907,7].
Родился будущий святитель Церкви в благородной семье от образованных родителей. Несмотря на то, что семья Иоанна была не очень богатой (PG, 47, 284), его отец, Секунд15, имел хорошее положение военачальника Восточной Империи (єггуєусск; гахра tfj TU EI отратцХ&хох) xfjg Х-орісь;) [Pall. 5 = PG, 47, 18]. Анфуса, по свидетельству самого Иоанна, была христианка [PG, 48, 601 ]. Секунд умер, когда Иоанн был еще ребенком, однако, как и другие люди его положения, он успел собрать достаточные средства для своей семьи. Анфуса, оставшись вдовой в 20 лет, отказалась от повторного замужества16, взяла на себя заботы по управлению домом и посвятила свою жизнь воспитанию и образованию Иоанна [PG, 48, 624].
О детстве Иоанна Златоуста известно очень мало, как и о детстве большинства великих людей древности. Обычно историки пытаются восполнить пробел в детском периоде биографии, угадывая или приписывая своим героям те или иные качества, которые развились у них позже и имели какое-то судьбоносное значение. Так произошло и с Иоанном Златоустом. Сократ говорит, что еще в детстве Иоанн обнаруживал в характере более суровости, нежели ласковости [PG, 67, 665 =Сокр. 6.3]. Более поздние историки (напр., Георгий Александрийский) и вовсе рисуют картину совершенного святого, бывшего таковым от колыбели (отрывок из переведенного на древнерусский язык Жития Иоанна Златоуста цитируем по изданию XVI в.):
Бяше же и той сам Иоанн из детьска нрав зело добр имый; житие ему упрятано хитростию; воздержася присно детскых глумлений; кормяста же и зело любовною мудростию родителя его, яко же подобаше лепо добра рода сущиим творити. /.../ Ти остр ум имыи отрок, в мале годе и той гавыче, бяше бо зело любя учение; имеяй страх Божий в себе и съмирение велие, ум си устремив день и нощь, навыче учению [см.: ВМЧ, Ноябрь 13-15, стб. 901-902]. Начальное образование юный Иоанн получил дома под руководством матери Анфусы, скорее всего при помощи наемных учителей. Имена их не сохранились, как предполагает А.П. Раин, потому, что они «стушевывались перед заботливым и всенаправляющим влиянием самой Анфусы, которая, как женщина весьма образованная, была его главной воспитательницей, руководившей всей системой воспитания своего единственного любимца-сына» [Раин 1895, 472]. Сам Златоуст нигде не рассказывает о том, как с ним занималась мать. Однако по особому пафосу и восторженности, с которыми Златоуст говорит о женщине-воспитательнице, можно понять, что образ его собственной матери, отдавшей все силы на его воспитание, живо представлялся ему и был своего рода идеалом [De Anna Нот. -PG, 54, 631-676].
Искусству риторики Иоанн Златоуст учился у знаменитого софиста Ливания [PG, 67, 665]17. Анфуса отдала своего сына в школу Ливания уже достаточно взрослым. Относительно возраста Иоанна при поступлении в школу высказываются различные мнения18, но по всей вероятности, ему было не менее 20 лет: при знакомстве с Ливанием (очевидно, что знакомство с учителем происходило в первое время после поступления Иоанна в школу Ливания) Анфуса была сорока лет от роду, и двадцать лет уже прошло, как она лишилась мужа [PG, 48,601].
Общество и культура эпохи в проповедях Златоуста. Нравственные установки святителя
В проповедях Иоанна Златоуста мы видим очень живо обрисованную современную ему культуру с ее этической, бытовой, религиозной составляющими.
Со времени приобретения христианством гражданских прав, утвержденных Миланским эдиктом Константина Великого, как только христианство было объявлено господствующей религией и на стороне его стал сам император, язычники и даже иудеи стали массами переходить з христианство, зачастую по соображениям самым земным и практическим. Понятно, что подобные христиане мыслили и жили по прежним своим уставам, языческим или иудейским, в христианстве же довольствовались соблюдением лишь внешних правил: «Златоуст видел, что в большинстве случаев распространением примет и употреблением разных охранительных средств руководит не одна привычка и слепое подражание уже установившемуся обычаю, но гораздо более этого - антихристианские понятия о судьбе, языческая вера в фатализм и непреодолимую силу демонического влияния» [Neander 1848, I, 340]. Как и повсюду в древности и в средние века, культурологическая мысль Златоуста не бьиа сконцентрирована в специальных трактатах, но рассредоточена в его обширном духовном наследии.
В центре мировоззренческой системы Златоуста находится человек как образ и подобие Бога. Человеку Бог даровал «естественный», т.е. нравственный закон. Что такое естественный закон? Бог впечатлел в нас совесть, и познание добра и зла сделал врожденным. Нам не нужно учиться, что блуд - зло, а целомудрие - добро, мы знаем это от начала [PG, 49, 131].
Это имя - человек - мы определяем не так, как внешние (язычники), но как повелевает Божественное Писание. Человек - не тот, кто имеет только руки и ноги человеческие, и не тот, кто имеет только разум, но кто с ревкостию упражняется в благочестии и добродетели [PG, 49, 233].
Рассмотрение разума человека, целесообразности организации человеческого тела и его красоты выливается у Златоуста в гимн человеку и совершеннейшему Творцу:
Это существо (человек) небольшое, величиною в три локтя, и столь малое по телесной силе в сравнении с бессловесными животными, Он сделал превосходнейшим пред всеми ими способностью разума, одарив его разумною душою, что и служит знаком величайшей чести. При помощи этой способности человек построил города, рассек моря, возделан землю, изобрел бесчисленные искусства, сделался обладателем свирепейших животных, и - что всего важнее и главнее - познал своего Создателя Бога, приступая, к добродетели, узнал, что хорошо, и что нет. Он один из видимых тварей молится Богу, он один удостоился откровений, познал много сокровенного, научился небесному; для него землся, для него небо, для него солнце и звезды, для него течение луны, перемены времен года и разнообразие погоды, для него произрастание плодов, растения и столь многие роды животных, для него день и ночь; для него были посланы апостолы и пророки, для него часто были посылаемы ангелы... [PG, 55, 233].
В основе гуманизма Златоуста лежало христианское понимание любви. Святитель неоднократно поднимает свой голос а защиту слабого, обездоленного, страдающего человека, даже раба (и здесь он на века впереди своей эпохи), пытаясь на основе Сз. Писания обосновать, что любой человек - живое существо «любезнейшее Богу»:
В древности не было раба; Бог, созидая человека, сотворил его не рабом, но свободным..» потому что и раб есть брат и удостоился истинной свободы, имея один (с нами) дух [PG, 47, 397.]
Раб и свободный - суть простые названия /.../ Сколько господ лежат пьяные на постеле, а слухи стоят подле них трезвые! Кого же назвать рабом, - трезвого или ПЯЬЕОГО? Раба ли, служащего человеку, или пленника страсти? У того рабство внешнее, а этот внутри себя носит невольничество [PG, 48, 1039].
Взгляды Иоанна Златоусту на культуру его эпохи были во многом обусловлены постоянным тесным общеним в условиях городской жизни сторонников самых разных вероучений, что во многом способствовало возникновению «того странного синкретизма религиозных суеверий, почерпнутых из казалось бы несовместимых источников, который был характерен для самых различных слоев византийского общества» [Поляковская, Чекалова 1989, 89]. Весьма распространенным явлением во времена Златоуста было ношение амулетов, которым приписывалась чудодейственная сила. Магия в этот период процветала даже в среде риторов и философов. Люди верили в колдовство, в гадания, в чародеев, в волшебные любовные напитки. Первым в ряду суеверий, свойственных людям этой эпохи, была глубокая вера в силу дьявола и в то, что могущество дьявола почти равно божественному22. В наличии подобных убеждений у многих византийцев, в сильном тяготении их к дуализму сказывалось влиняние маркионитских и манихейских учений. Язычники, хотя и менее многочисленные, нежели христиане, все еще составляли значительную часть населения. Многочисленны были иудеи, но особенно много было христиан-еретикоз [ibid., 87].
Знание самых основ христианской веры было зачастую поверхностным, отношение к самым серьезным понятиям христианской этики и морали - небрежным и даже извращенным. Во втором огласительном слове Златоуст с горечью констатирует, что выходя на улицу люди отвращаются от встреча с целомудренной женщиной, но приветствуют развратных:
Если встретится девица, то говорят: день будет бесплоден; а если встретится блудница, то счастлив, хорош и весьма прибылен [PG, 49, 240]. Златоуст указывает и на то, что крещение некоторыми из христиан откладывалось чуть ли ке до самой смерти с тем, чтобы не принимать на себя большой ответственности; из-за духовной беспечности причащались многие лишь раз в году. В свободное время христиане предпочитали играть в кости, но не читать Св. Писание [PG, 59, 186-187]:
Ваши дети любят сатанинские песни и пляски /.../ псалма же никто РІК ОДНОГО не знает. Ныне такое знание кажется неприличным, унизительным, смешным... [PG, 59, 362].
Особенности отражения духовного наследия Иоанна Златоуста в древнерусской культуре на материале бесед «Златоструя» и Троицкой рукописи
Вопрос о предназначении рукописи остается нерешенным. Первоначально в рукописи видели «пролог» [Бодянский 1855]. хотя размеры вошедших в нее житийных сочинений значительно превышает краткие проложные жития. Однако после более внимательного ознакомления с составом Успенского сборника О.М. Бодянский писал: «Первая половина сего сборника занята некоторыми житиями на месяц май в довольно правильной последовательности, стало быть представляет как бы начало четьи-минеи майской, но вторая половина содержит в себе большей частью слова Иоанна Златоустого и других отцов» [Бодянский 1879, V]. А.Н. Попов, сравнивая расположение чтений в Успенском сборнике и Супрасльской рукописи, отмечал: «Супрасльская рукопись следует неуклонно своему подлиннику, отличается выдержанным календарным порядком, который в Успенском сборнике нарушается переписчиком, а может быть лицом, внесшим славянские статьи» [Попов 1879, 3J. Причины столь своеобразного расположения статей неясны. Вероятным представляется предположение, что состав Успенского сборника определен волей заказчика. указавшего на определенный круг святых.
Необходимо отметить, что гомилитическая часть Успенского сборника, которая, собственно, и находится в центре нашего внимания, обнаруживает интересные параллели с Супрасльской рукописью, а отчасти и с Клоцовым сборником. Эта часть состоит из бесед на все дни 7-й недели поста, на Пасху, на праздники между пасхой и днем всех святых и из трех проповедей на разные темы. Все гомилии переведены с греческого языка". По времени написания Успенский сборник является третьим из древнейших славянских сборников. содержащих пасхальные гомилии. Известно, что перевод Клоцова сборника более древний. чем перевод Супрасльской рукописи, и что последняя возникла но крайней мере из двух сборников такого рода, переведенных в разное время в разных литературных центрах, вероятно, болгарских.
Основу гомилитической части составляют слова Иоанна Златоуста на страстную и пасхальную недели. Однако и здесь последовательность чтений не всегда представляется внешне логичной: некоторые чтения страстной недели расположены после пасхальных. Например, слово Иоанна Златоуста на Вербное воскресенье (л. 233 г - 23 9г) следует после слова на «Великую Пятницу»"1. Гомилитическую часть составляют всего 26 гомилий из которых 15 - допасхальные и пасхальные. И лишь 5 гомилий из этих 15 обнаруживаются в том же самом переводе в Супрасльской рукописи и эти 5 бесед принадлежат именно Иоанну-Златоусту. Супрасльская рукопись имеет в своем составе 20 гомилий Иоанна Златоуста (для двух из них не найден греческий оригинал). Успенская рукопись насчитывает 1 8 гомилий Златоуста (для трех из бесед греческий оригинал также не найден).
Слова Иоанна Златоуста, общие для Супрасльской рукописи и Успенского сборника восходят к одному переводу. Текстологические различия между идентичными гомилиями указанных сборников являются незначительными и приводятся в работе Э. Благовой [Благова 1966. 79-81]. Эта же исследовательница отмечает, что текстологическая и морфологическая сторона гомилий Успенского сборника показывает большой консерватизм писца. Лексических и синтаксических вариантов в этом сборнике сравнительно мало. Единственным стремлением писца Успенского сборника было устранение малоупотребительных слов и способов словообразования и замена их общеупотребительными [Благова 1966. 82-86], что указывает на желание составителя (писца) приблизить текст сборника к пониманию читетеля.
Беседы Иоанна Златоуста, выбранные для Успенского сборника, имеют торжественный, «праздничный» характер и по содержанию соответствуют дням, к которым беседы приурочены. Выбор бесед выполнен с большой тщательностью. Вначале следуют три беседы па Великий Вторник, затем три беседы на Великую Среду, одно слово на Великий Четверг, два слова на Великую Пятницу. Место беседы на Великую Субботу занимает беседа на Вербное Воскресенье (т.е. воскресенье, предшествующее страстной неделе). Затем следует беседа на преславное Воскресение Христово. Беседа на святую Пятидесятницу и о том, почему ныне не бывают знамения и что дела и слова наши записываются для Судного дня. Следующая Беседа приурочена к следующему за Пятидесятницей воскресению. Полное заглавие беседы: Похвала всем святым, во всем мире пострадавшим.
Успенский сборник имеет также в своем составе два общих слова с «Златоструем» XII в.: Востав третий день Господь наш Исус Христос [PG, 61, 733-738]; Принеси и день с паче и преждниих. днии [PG. 60. 723-730]. Последнее слово встречается также во всех других списках «Златоструя».
Естественно предположить, что именно те пять бесед Златоуста, которые были избраны и для Успенского сборника, и для Супрасльской рукописи, по своему идейному содержанию были наиболее актуальны для древнего читателя. Проанализируем содержание этих бесед Златоуста и сравним полученные данные с данными Клоцова сборника. 1) Всюду прелесть сама ся ослепляет [PG, 58, 781-788]. Беседа 89 из цикла на ев. Матфея, 27: 62-64, на слова: «събьрашася арьхиереи и фарисеи къ Пилату глаголюще: помяянухомъ, яко Оиъ, льстьць, еще живъ сы, глагола, яко по трьхъ дньмъ въстану. Повели убо утвьрьдити гробъ до третияго дне, еда како пришьдъше, ученици его нощию украдуть и, и рекуть людьмъ, яко въста из мьртвыихъ, и будеть ПОСЛЪДЬНЯЯ льсть горьши пьрьвыя». Беседа делится на две равные по риторической нагрузке части. Первая тема точно передана в славянском названии беседы: «О лжи и истине». В этой части речь идет о доказательствах воскресения Христова (истина) и о тех, которые пытались доказать, что воскресения не происходило (ложь). Вторая тема, не менее важная с точки зрения того внимания, которое оратор ей уделяет, - о вреде роскоши и украшений (на примере тщеславных женщин). Таковы две главные для этой беседы темы. 2) Елико вас Илиини ученици есте [PG, 61, 705-709]. Беседа на слова из ев. от Матфея 12: 14: «слово въ Великую Сръду, о зависти, еже въ еуаньгелии речено: излъзъше же фариеЬи и съвЪтъ сътвориша на Исуса, да Его изгубять». Ключевой риторической темой этой беседы является тема о зависти. Эта тема разрабатывается оратором на протяжении всей беседы на примерах из жизни верующих, а также на примере Христа и фарисеев (попутно поясняется значение Христа для Елю последователей).
Особенности отражения духовного наследия Иоанна Златоуста в древнерусской культуре на материале Успенского сборника XII в., Супрасльской рукописи и сборника Клоца
Основной темой беседы звучит мысль о том, что только в Церкви Христовой происходит окормление верующих, что иудеи отпали от благодати Божией. В заключение звучит тема зависти (успеху и под.).
Ключевые темы разворачиваются линейно в седующей последовательности: Церковь Христова- кормилица; иудеи бесчестили и оскорбляли Христа и не покаялись; о зависти.
Выбор бесед Иоанна Златоуста для Успенского сборника выполнен с большой тщательностью и умом. Сборник создавался в первые в-..ка древнерусской культуры (до периода мопоголо-татарского завоевания) и пронизан светлой радостью унавания нового, открытия неизвестного.
В дни подготовки к важнейшему православному празднику - к празднику св. Пасхи, а также в дни самого Празднества, шаг за шагом верующих сопровождато мудрое слово святителя Иоанна Златоуста. Гомилии Успенского сборника, приуроченные к Страстной неделе, настраивают читателя па пересмотр своей жизни, на «дела веры», «яко без делъсъ мьрътво есть искусиша, яко едино не довълъетъ на сїїсение исправление, одинЪм бо перъмь орьлъ на высоту не възлетить» [Слово в Великий Вторник, л. 191 г]. Верующих призывают вдохновляться примером исправившихся грешников, поскольку даже блудница, если раскается, может стать «двця сестра Хсова невъета словне образъ црквьны и ставъши бо пръдъ Хсъмь [Слово в Великую Среду, л. 2026]. Неоднократно разбираются евангельские притчи (притча о десяти девах, ждущих жениха, упоминается три раза), неоднократно проводится мысль о том, что домашние заботы и труд не должны отвлекать верующего от духовной жизни. Чтение во Святую Пятницу целиком посвящено размышлениям о Христовой жертве и символе Креста. Неустановленный автор этого слова пишет о том, что в Кресте Господнем, который евреям казался «уродивым», открылась высшая мудрость: «Къде прЬмудръ, къде сътязаяися о въцъ семь? Сии (крест - Е.К.) философьское величие разори и цркьныя трЪбыикы гля: иже ся мьнить мудръ сы въ вЪцЪ семь - уродивъ буди, да будет мудръ. Уродивое бо Бжие мудръе члвкъ есть и немощьное Бжие сильнее члвкъ есть» [Слово во святой Пяток, л. 206г].
Тем практических, «мирских» в гомилитической части сборника представлено крайне мало: зависть, тщеславие женщин, о празднествах и совместных трапезах, о супружестве (в противоположность блуду). Общая тональность звучания бесед в Успенском сборнике -отчетливо мажорная (даже в дни Страстной недели). Радость о творении Бога, прославление Его человеколюбия, чудес, радость о спасении (Христос-победитель, Христос-Царь), победа над диаволом, обетования о сошествии Святаго Духа - обилие подобных тем создает особое «праздничное» звучание гомилитической части сборника. Всматриваясь как бы в только что открывшийся ему духовный мир, древнерусский читатель прежде всего воспринимает его эмоционально-эстетически. В этих эмоциональных реакциях на христианское учение, зафиксированных древними книжниками, и выявляется комплекс его мировоззренческих предпочтений. Опираясь на тематический анализ Успенского сборника, мы можем заключить, что таковым для древнерусского человека была в первую очередь сфера духа, которая до этого оставалась у восточных славян вне поля их осознанного внимания.
Корпус гомилий Златоуста, вошедших и в Успенский сборник, и в Супрасльскую рукопись показывает, что самыми актуальными оказались «христологические» темы, которые затрагиваются в каждой из пяти общих для названных сборников бесед. Неоднократно в центр внимания попадает тема о значении личности Христа, Его жертвы и воскресения, о вселенском значении Церкви, о значении веры и «премудрости духовной». Такие философские категории как «истина» и «ложь» также мыслятся в рамках христианской мировоззренческой парадигмы: Воскресение Христово - истина, отрицание, неверие в это Воскресение - ложь.
В целом Успенский сборник представляется сложным по своему идейному содержанию памятником. Этическое и эстетическое сознание древнерусского книжника одухотворено радостным мироощущением; оно, на наш взгляд, выступило важным стимулом быстрого взлета культуры в Киевской Руси. Составитель Успенского сборника очень умело выбрал беседы для соответствующих дней церковного календарного круга, мысля и чувствуя в общем круге средневекового мировоззрения.
Ни одна гомилия Успенского сборника формально не сходна с гомилиями Клоцова сборника, но в словах Иоанна Златоуста обоих сборников, обнаруживается тематическое сходство. Из трех бесед Клоцова сборника, надписанных именем Иоанна Златоуста, две беседы приурочены к Страстной седмице. 1) Первая беседа не имеет собственного заголовка и надписания именем Златоуста. Тем не менее слово принадлежит именно святителю и своим содержанием «поддерживает» праздничную тематику: о чудесах Господних и о пророчествах, (зачало: Сугобите благодЪть зане таковомъ отрокмъ достоини бысте оци) [Clozianus 1959, 49-58]. 2) Вторая беседа приурочена к Великому Четвергу и называется «О предательстве Иуды и о Пасхе, о преподании тайн, а также и о непамятозлобии. Во святый и Великий Черверток» (зачало: ХогЬхъ патриархову бесіду къ вамъ простърт ти) [Clozianus 1959, 58-84]; 3) Третье слово лишь надписано именем Златоуста, но принадлежит св. Афанасию [PG, 28, 1053-1054]: Слово читается во Святую Пятницу. Чьтенье въ Великую Параскевь Ъю (зачало: Велика убо есть тваръ нбо отъ небы тъЪ въ бытье Бмь) [Clozianus 1959, 84-94]. Итак, как мы видим, гомилии Клоцова сборника, принадлежащие Иоанну Златоусту или надписанные его именем, по своей тематике имеют «близкородственный» Успенскому сборнику характер.
