Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Выбор исследовательской парадигмы
1. Историко-материалистическая концепция утопии: К.Маркс 25
2. Гносеологический статус утопии: К.Манхейм 32
3. Онтология и антропология утопии: Э.Блох 39
Глава 2. Утопическое сознание как культурный регулятив
1. Понятие утопии и утопического сознания 51
2. Функции утопии в культуре 67
3. Утопия как антропологическое измерение истории 75
Глава 3. Историко-культурная динамика утопии
1. Античная утопия: от Платона к Ямбулу 87
2. Утопические идеи в эпоху Средневековья 106
3. Новое время: классическая модель утопии и
ее трансформации 119
Глава 4. Утопия в пространстве культуры
1. Утопия и миф 141
2. Утопия и религия 156
3. Наука и утопия 177
Глава 5. Цивилизационный контекст утопического дискурса
1. Америка как источник европейских утопий» 200
2. Начало формирования латиноамериканской утопической традиции 217
3. Развитие латиноамериканской утопии в XVIII-XIX вв 234
4. Специфика современной латиноамериканской литературной утопии 257
Заключение 277
Библиографический список 285
- Историко-материалистическая концепция утопии: К.Маркс
- Понятие утопии и утопического сознания
- Античная утопия: от Платона к Ямбулу
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Рубеж тысячелетий, осмысленный современным теоретиками как конец идеологии (Д.Белл, 1960), утопии (Г.Маркузе,1968), истории (Ф.Фукуяма,1989) подвел итоги эпохи Модерна. Хронологическая последовательность и комплементарность обозначенных «концов» содержат определенную логику: идеология и утопия формируют смысловое пространство истории, а крушение веры в прогресс способствует распаду традиционно связываемого с ним утопизма.
И все-таки: можно ли сегодня говорить о «конце утопии»? В условиях, когда личность и общество лишены солидных опор, а человечество, как во все трудные времена, живет надеждой, страх перед будущим усиливает стремление к его осмыслению. Переживаемый техногенной цивилизацией глобальный социокультурный кризис неотделим от поисков путей дальнейшего исторического развития и качественно иных ценностных ориентации и поэтому интерес к утопии, открывающей для человека новые возможности духовных исканий, в наши дни не может не обостряться.
Даже применительно к развитым странам Запада, где, как считал Г.Маркузе вследствие высокого уровня развития производительных сил будущее стало настоящим и «наступил конец утопии», этот вывод вряд ли правомерен. Пространство утопического дискурса простирается здесь от различных контр-культурных молодежных и коммунитарных движений - до неолиберальных антиутопий саморегулируемого рынка и проектов глобализации (Ф.Хинкеламмерт).
«Конец утопии» зачастую связывается и с крушением тоталитарных систем, распадом социалистического мира, неспособностью . прежде «революционного общества» использовать и развивать собственные волевые основания и миросозидательные установки. Однако исчезновение коммунистических утопий не привело к деутопизации постсоветского культурного пространства. Утопическое явно или латентно присутствует в
большинстве программ реформируемой России: от «перестройки» реального социализма в «социализм с человеческим лицом», проекта «500 дней», неолиберального «рыночного романтизма»- до текущих планов борьбы с бедностью и оптимистических проектов триумфального вхождения страны в мировое сообщество.
И тем более почва для утопий сохраняется в тех регионах «третьего мира», которые продолжают пребывать за пределами царства экономической стабильности, прагматизма и политического реализма; у классов и социальных групп, одержимых мессианской верой в спасение человечества, у народов, предрасположенных в силу особенностей своего менталитета и психического склада к социальной мечтательности и изобретательству. Развитие процессов глобализации заставляет обратить более пристальное внимание на роль неевропейской части мира в генезисе и воспроизводстве утопического дискурса.'
В свете вышесказанного трудно не согласиться с утверждением известного испанского ученого и писателя профессора Ф.Аинсы, что вне утопического измерения вообще невозможно представить эволюцию современной цивилизации. Происходящая «переоценка ценностей не должна сочетаться с недооценкой утопии в историческом процессе, а кризис еще недавно прочных утопических моделей не следует считать отмиранием утопической функции, которая позволяет в мире, претендующем на разрешение всех вопросов, подвергать сомнению установленный порядок вещей и разрабатывать альтернативные предложения» .
Особо серьезного осмысления требует вопрос о причинах возникновения и постоянного воспроизводства утопии в социуме, которые, как это уже стало очевидным, не могут быть сведены к социально-экономическим предпосылкам и классовым интересам: ведь исторические условия изменяются, а утопии, оставаясь имманентным измерением человеческого
Под утопическим дискурсом мы будем понимать способ высказывания об особой, вероятностно-ценностной реальности, которую конструирует утопическое мышление.
" Аинса Ф. Реконструкция утопии: Эссе/ Предисл. Ф.Майора: пер. с фр. Е.Гречаной, И.Стаф.- М.: Наследие: Editions Unesco. 1999, с. 14-15
сознания и деятельности, продолжают свою жизнь в культуре.
Культура в современных условиях обретает особую роль, потому что направлена в будущее и участвует в формировании реалий нового, неизвестного еще сегодня общества (Д.Белл). В свою очередь утопия, являясь важнейшей из конструктивных фантазий человечества, всегда была связана с продуцированием общественного идеала. Эти обстоятельства превращают утопию в важнейшее условие и движущую силу культуры, которая, как отмечал Й.Хейзинга, должна быть метафизически ориентирована.
Отсюда следует, что назрела необходимость комплексно переосмыслить сущность утопии и воссоздать целостную картину ее развития. Последняя должна быть понята как особый духовно-практический феномен, который, оставаясь неотъемлемой частью процесса «филиации идей» и формой социально-философской рефлексии, критически оценивающей настоящее с позиций будущего, выступает, вместе с тем, специфическим культурным регулятивом, направляющим действия личностей и коллективов на реальное изменение общества.
При объяснении генезиса современного утопического дискурса невозможно далее игнорировать развивающийся диалог культур. Начиная с эпохи Великих географических открытий, интенсифицировавшей мировые межкультурные коммуникации, получают эмпирическую проверку концепты, принадлежащие западному менталитету, а из осмысления новых, ранее неизвестных европейцу реалий, рождаются идеи, питающие утопическую традицию Нового времени. Именно тогда Латинская Америка стала для Запада «новым рассадником образов» (Л.Лима) и превратилась в «главу истории европейских утопий» (О.Пас).
Все вышесказанное объясняет важность философско-культурологического осмысления феномена утопии, реконструкции генезиса утопического дискурса, а также постоянного его развития в процессе диалога культур. Сейчас, когда развитие цивилизационных, кросскультурных и
компаративных методов открывает широкие перспективы для междисциплинарных гуманитарных исследований, традиционное решение проблемы с позиций европоцентризма и абстрактного социологизирования не может быть признано удовлетворительным.
Степень разработанности проблемы. Несмотря на то, что феномен утопии давно уже стал предметом теоретического осмысления, и его изучению посвящено немало работ зарубежных и отечественных авторов, представителей самых различных наук, школ и направлений, данная исследовательская область продолжает оставаться дискуссионной.
Прежде всего, до конца не определено само понятие утопии. Хотя после появления книги Т.Мора это слово, казалось бы, прочно закрепилось за особым литературным жанром романа-путешествия, в котором рассказывается о прекрасной, но несуществующей стране, за столетия, прошедшие со времени выхода в свет «Золотой книжечки», оно обросло множеством значений, выходящих за пределы первоначального употребления. Современные трактовки понятия «утопия» весьма неоднозначны: от обозначения всеобщего принципа бытия (Э.Блох, Ж.Дюран, А.Нойзюсс, Х.Ортега-и-Гассет) - до кабинетного опуса (Ж.Сорель), от грезы о невозможном (Ж.Дюво) - до движущей силы истории (К.Манхейм, Дж. Мелвин Ласки), от шизоидного синдрома (Ж.Камп, Р.Труссо) - до научного метода мышления (Г.Крисмански, Р.Рюйе, М.Швонке), от «гуманистической религии» или секуляризированной эсхатологии (М.Бубер, Р.Бультман, Х.Кестинг, П.Тиллих) - до фальшивой ценности, несущей человечеству погибель и зло (Н.Бердяев, К.Поппер, М.Чоран, Дж.Шклар).
Многообразные исследовательские парадигмы и теоретические подходы можно классифицировать по различным основаниям: хронологическому (работы определенного исторического периода), региональному или национальному принципам (национальные исследовательские школы), предметной области (философские, социологические, антропологические,
политологические исследования), политическим и идеологическим ориентациям исследователей (марксистская, либеральная, консервативная, неолиберальная) и т.д.
Основные направления в изучении утопии сложились в русле трех исследовательских программ, которые условно могут быть названы социально- исторической, сциентистской и культурно-антропологической. -
В социально - исторической программе (М.М. Барг, В.П.Волгин, А.Л.Мортон, А.И.Клибанов, К.В.Чистов и др.) предметом изучения выступает творчество конкретных утопистов, отдельные направления утопической мысли. Исследование утопий в содержательном плане и во взаимосвязи с социальной практикой позволило воссоздать широкую панораму утопических поисков. Достижениями этого направления можно считать установление прочных и обширных связей утопии с западным менталитетом и культурой в целом.
В рамках второй программы утопия рассматривалась в сопоставлении с наукой и оценивалась по критериям научности. Для классического позитивизма утопия была неистинным, до- или антинаучным знанием. С переходом к неклассической и постнеклассической науке постепенно изменяются и критерии оценки утопии; за последней признаются функции модели, мысленного эксперимента (Э.Мах, Р.Рюйе), «научного метода в социологии» (Г.Крисмански). Ценным моментом в данной связи выступает трактовка утопии как формы знания, развивающейся комплементарно науке (Р.Рюйе), и в некотором смысле - равноценной ей (П.Фейерабенд).
Проблемное поле третьего подхода - утопия как всеобщее свойство бытия, как константная характеристика сознания и культуры, обусловленная способностью субъекта к целеполаганию, воображению, творчеству (Ф.Аинса, Э.Блох, М.Элиаде, Х.Ортега-и-Гассет, Р.Дри, Х.Дюран Лусио, Ж.Дюво, Ф.Хинкеламмерт, и др.). Свойственные человеческой природе дух бунтарства, нежелание видеть мир окончательно сформировавшимся и предопределенным, несогласие с безальтернативностью социального
развития превращают утопию в важнейшее условие человеческого существования. Важным результатом реализации этой исследовательской программы является отход от понимания утопии как жанра, связанного исключительно с конструированием модели совершенного общества к более широкой ее трактовке как универсальной исторической интенции («константа», «функция», «принцип надежды»).
«Утопический бум», пришедшийся на 60-70-е годы XX столетия, привел на Западе к возникновению новой научной дисциплины - «социологии утопии», в рамках которой были продолжены изыскания прежних лет, а также сформировались новые подходы к изучению феномена. Стремясь постичь сущность утопии, определить ее место среди других феноменов культуры ученые сопоставляли ее с идеологией (К.Манхейм, Р.Рорти), мифом (Ж.Сорель, Р.Рюйе, Н.Фрай), религией (Т.Молнар, Х.А.Маравалль, П.Тиллих), политикой (Р.Дарендорф, М.Ласки, К.Поппер), искусством (Г.Гюнтер, Г.Офф).
В наши дни огромное внимание изучению утопии уделяется в странах Латинской Америки, о чем свидетельствует растущее число публикуемых книг и статей по этой тематике1. Основные достижения теоретических исследований латиноамериканских ученых можно свести к следующим: разработка теоретического инструментария, введение в научный оборот понятий «утопическая функция», «утопическое напряжение», «утопический разум» и др. (F.Ainsa, H.Guldberg Cerutti, J.Lucio Duran, F.Hinkellamert, A. A.Roig); рассмотрение сложившихся в западном менталитете мифосюжетов, религиозных архетипов как источников латиноамериканской утопии
1 Duran J.G. Literatura у Utopia en Hispanoamerica. Tesis. Cornel University, 1972; Ainsa F. Necesidad de la Utopia.- coedicion de TUPAC (Buenos-Aires) у Nordan-Comunidad (Montevideo), 1990; он же: Reconstruccion de la Utopia.- Correo de UNESCO, Mexico, 1997; Pardo I.J. Fuegos bajo del agua. La invencion de Utopia. - Caracas, Fundacion de la casa de Bello, 1983; Las Utopias en el mundo hispanico. -Madrid: n.p., 1990. Actas del coloquio celebrado en la Casa de Velazquez, 24-26 de noviembre de 1988; Cerutti Guldberg. H. La Utopia en America. Centra Coordinador у difusor de Estudios Latinoamericanos, UNAM, Mexico 1991. Cerutti Guldberg, H. / Aguero O. (Coord.). - Utopias у Nuestra America. Quito: Ed. Abya-Yala, 1996; Roig A. A. La Utopia en el Ecuador.- Banco Central del Ecuador, Quito, 1987 ; Сто S. Realidacl у Utopia en el descubrimiento у conquista de la America Hispana (1492-1682). - Nueva-York, Madrid, IBP, Fundacion universitaria Espanola, 1983; Reyes A. "Ultima Tule" I "No hay tal lugar". II Obras Completas. Vol. XI. Mexico: Fondo de Cultura Economica, 1960, и другие.
(F.Ainsa, S.Cro, J.Gil, I.J.Pardo, A.Reyes); изучение социальных проектов первых монашеских орденов, имевших мощную утопическую составляющую (A.M.Barabas, L.Gomez Canedo,); публикация трудов отдельных утопистов, их научный анализ; выяснение специфики латиноамериканской утопической традиции в целом (H.Guldberg Cerutti, P.Henriquez Urena, Y.Leon del Rio, P.Serrano Gassent); отдельных этапов ее формирования, а также особенностей бытования в культурах различных стран континента (А.А. Roig, J.Gil)
Утопия и утопическое сознание неоднократно были предметом специального обсуждения на международных конгрессах, конференциях, сессиях и симпозиумах, проходивших в различных странах мира. Созданное в 1975 году в Торонто Общество по изучению утопии, представляющее собой организацию, координирующую международные исследования утопизма во всех его проявлениях, ежегодно проводит научные конференции (в октябре 2005 года состоялась уже 39 международная встреча). Обществом издается журнал «Утопиан Стадис» и газета «Утопус дискаверед». В начале 80-х при Университете г.Билефельда функционировал междисциплинарный симпозиум, участники которого обсуждали вопросы о природе и судьбах утопии, о ее значении как функции западного сознания, утопических формах и жанрах, и другие. В рамках XI Межамериканского Философского Конгресса, проходившего в Мексике в ноябре 1985 года работала секция, посвященная столетию Э.Б лоха, на которой рассматривались различные проблемы утопического сознания. Международная конференция на тему «Утопия: воображение и реальность» состоялась в январе 1990 года в Израиле. В июне 1992 года в Праге проходил Международный симпозиум «Утопии Нового Света».
На IV Европейского конгрессе латиноамериканистов (Братислава, июль 2004) различные проблемы утопического мышления и праксиса обсуждались на секции «Европейские утопии и дистопии в латиноамериканской «лаборатории»: успехи и неудачи». Уже этот далеко неполный перечень научных форумов и симпозиумов говорит о неисчерпаемости утопической
тематики и о непреходящем интересе мировой общественности к ее изучению.
В нашей стране существует длительная традиция изучения утопической мысли. Еще в 20-е В.Святловским был создан каталог утопий, представлявший собой синтез аннотированного указателя и библиографического обзора изданий утопических произведений преимущественно зарубежных авторов. Применительно к советскому периоду следует особо выделить заслуги академика В.П.Волгина и представителей его школы, издававших и неустанно популяризировавших с конца 20-х и до начала 90-х годов наследие утопистов, создавших фундаментальные труды по истории социалистических учений.'
Если попытаться систематизировать основные направления исследования утопии и утопического мышления в отечественной науке, то можно выделить следующие: разработка проблем истории и теории русского утопического социализма (И.К.Пантин, А.И. Володин, Г.Г.Водолазов, В.А. Малинин, Е.Г.Плимак, В.Г. Хорос); изучение эволюции народной утопии (М.А.Барг, К.В. Чистов, А.И. Клибанов); анализ античных утопий, их места в истории социально-утопических идей (В.А.Гуторов, А.И.Зайцев, Ф.Х.Кессиди, Д.В.Панченко, Э.Д.Фролов, Ю.Г.Чернышов). Особо пристальное внимание в советский период уделялось изучению западноевропейского утопического социализма Нового времени, творчества его отдельных представителей (Л.М.Баткин, А.Х. Горфункель, Н.Е. Застенкер, Г.С. Кучеренко, СБ. Кан, И.Н.Осиновский, А.Я. Штекли). Острые дискуссии велись вокруг того, кого считать родоначальником утопического социализма, кто может называться предшественниками научного социализма, каковы «критерии социалистичности» и т.д.
Важным направлением исследований в 70-80-е годы стали теоретические разработки проблемы природы и сущности утопического сознания
' Волгин В.П. Очерки истории социалистических идей: С Древности до конца ХУИГ в. М., 1975; Волгин В.П.Очерки истории социалистических идей: Первая половина XIX в. М., 1976; История социалистических учений. Л.- М., 1962, 1964, и далее.
(Э.А.Араб-Оглы, Э.Я.Баталов, А.И.Володин, Ч.С.Кирвель, И.Н.Неманов, С.С.Сизов, Т.А.Пчелинцева, В.А.Чаликова, В.П.Шестаков и др). В работах И.Н.Неманова было предложено принципиально новое для того времени понимание утопического сознания, а опубликованная в 1972 году в «Вопросах философии» статья В.П.Шестакова «Понятие утопии и современные концепции утопического», долгие годы оставалась для советского читателя чуть ли не единственным источником информации о существовавших на Западе исследовательских подходах1.
В конце 80 - начале 90-х гг. появляются первые антологии европейской и отечественной утопической мысли,2 а затем полные тексты утопических произведений и труды западных исследователей утопии.3 Были изданы работы В.А. Чаликовой, прежде публиковавшиеся только в «закрытых» сборниках ИНИОН, защищено несколько диссертаций по утопической тематике (Б.А. Ланин, Ю.Л. Латынина, О.В. Лазаренко, С.С. Романов). Постепенно интерес к утопии, традиционно обращенный к конкретным фактам и именам европейской и отечественной истории, становился все более универсальным; росло число работ, авторы которых стремились осмыслить своеобразие утопий различных регионов земного шара и предложить решение важных теоретических проблем.4 Среди исследований последних лет следует отметить вышедшую под редакцией В.А Лекторского книгу «Идеал, утопия и критическая рефлексия», а также работы
Неманов И.Н. Социальный утопизм и общественная мысль / Методологические проблемы истории
философии и общественной мысли. М.: Наука, 1977; Шестаков В.П. Понятие утопии и
современные концепции утопического. //Вопросы философии. - 1972. № 8
2 Утопия и утопическое мышление: Антология зарубежной литературы / Сост., Общ. ред..и предисловие
Чаликовой В.А. М., 1991; Русская литературная утопия: Антология / Под общ. ред. Шестакова В.П. М.,
1986;
3 Аинса Ф. Реконструкция утопии. М., 1999; Блох Э. Тюбингенское введение в философию. Екатеринбург,
Изд-во УрГу, 1997; Дарендорф Р. Тропы из утопии.- М.: Праксис, 2002, Мамфорд Л. Миф машины: Техника
и развитие человечества. М.: Логос, 2001; Манхейм К. Идеология и утопия // Диагноз нашего времени. М.,
1994; Поппер К. Открытое общество и его враги. В 2 т. - М.: Международный фонд «культурная
инициатива»: Феникс, 1992; Шацкий Е. Утопия и традиция М., Прогресс, 1990; и другие.
4 Батракова СП. Искусство и утопия. М., 1990; Гальцева Р.А. Очерки русской утопической мысли XX
века. М., 1991;; Чернышев Ю.Г. Социально-утопические идеи и миф о «Золотом веке» в Древнем Риме.
Новосибирск, 1994, Баталов Э.Я. Утопия и утопическое сознание в США, М., 1982; Ушков А.В.
Утопическая мысль в странах Востока: Традиции и современность. М, 1982; Китайские социальные утопии.
М., 1987; Чаликова В.А. Утопия и свобода: Эссе разных лет. М., 1994
В.Д.Бакулова, Р.А.Гальцевой, Л.И.Новиковой, И.Н.Сиземской,
Е.Л.Чертковой, В.П.Шестакова и других авторов.
Однако, несмотря на то, что утопия давно стала объектом пристального внимания ученых, превратившись в важное направление научного теоретизирования, пока не удалось создать обобщающего исследования, представляющего целостную картину утопического мышления в мировом масштабе. Причины заключаются как в слабой изученности утопических традиций отдельных стран и регионов, так и в отсутствии координации научных усилий. До сих пор представители различных национальных школ осуществляют свои теоретические разработки изолированно, в отрыве от мирового научного сообщества. Так, латиноамериканская утопия изучается преимущественно учеными из романо-язычных стран. Что же касается других регионов земного шара - и Россия здесь не представляет исключения -не будет преувеличением сказать, что научный интерес к проблеме здесь пока еще не подкреплен серьезными теоретическими разработками. Место и роль Латинской Америки в мировой истории идей еще не изучены, без чего она обречена оставаться неполной и фрагментарной. Между тем осмыслить мировую культуру как целое, не принимая во внимание латиноамериканский континент невозможно хотя бы потому, что уже в момент своего цивилизационного самоопределения он стал, говоря словами крупнейшего современного философа Латинской Америки Леопольдо Сеа, «ничем иным, как идеалом Европы».
Следует отметить, что отечественными латиноамериканистами, прежде всего историками и литературоведами, осуществлен ряд интересных исследований в области истории культуры континента1. Однако проблема
' Шишкина В.И. Социально-политические взгляды Хосе Марти. М., 1969; В.А.Кузьмитцев У истоков общественной мысли Перу. М., 1979; Паниотова Т.С. О некоторых особенностях развития социалистических идей на Кубе // Социально- политические науки. №6. 1990; Iberica Americans. Культуры Нового и Старого Света XYI-XYII1 вв. в их взаимодействии. Санкт-Петербург, 1991; Iberica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. М., 1996; История литератур Латинской Америки. Т. I-V. Латинская Америка и мировая культура. Вып. I, М., 1995; Петякшева Н.И. Латиноамериканская «философия освобождения» в контексте компаративистики. М.: Уникум-центр, 2000. Изучение латиноамериканистики в Российском Университете Дружбы народов. Доклады и выступления ученых РУДН на X Всемирном конгрессе латиноамериканстов 26-29 июня 2001 г. М., 2002 , и др.
своеобразия латиноамериканской утопической традиции и роли Латинской Америки в генезисе европейской утопии до сих пор не стали предметом философско-культурологического осмысления и специального изучения. Этими обстоятельствами и обусловлен выбор темы настоящего диссертационного исследования.
Объектом исследования выступает утопия как социокультурный феномен
Предмет исследования - формирование утопии в различных социокультурных контекстах.
Цель диссертационного исследования осуществить философско-культурологическую реконструкцию генезиса утопического дискурса в контексте диалога западноевропейской и латиноамериканской культур.
Для достижения поставленной цели необходимо было решить следующие исследовательские задачи:
- раскрыть современное состояние философско-культурологического
знания по проблеме утопии, проанализировав и сравнив основные
исследовательские парадигмы (К.Маркс, К.Манхейм, Э.Блох);
разработать авторскую теоретическую модель утопии и утопического сознания, описать ее место в культуре;
проследить социокультурную динамику утопического мышления;
- рассмотреть механизм и результаты взаимодействия утопии с
родственными ей духовно-практическими формообразованиями в
пространстве культуры;
раскрыть роль фактора всемирности (открытие Америки) в генезисе европейского утопического дискурса;
определить тип развития латиноамериканской утопии (зависимый/ независимый от европейского аналога), охарактеризовать общие и особенные ее черты;
- проанализировать исторические трансформации форм и способов
трансляции утопической традиции в латиноамериканской культуре.
В диссертационном исследовании выдвигается следующая гипотеза:
В процессе усиливающегося, начиная с эпохи Возрождения, интеркультурного диалога и межцивилизационного взаимодействия выявляется особая роль Латинской Америки в генезисе европейского утопического дискурса и формировании классической модели утопии. Она состоит в том, чтобы служить а) «опытным полем» для проверки европейских мифологем и концептов; б) источником формирования новых идей и образов в западной культуре; в) пространством формирования собственной утопической традиции. Анализ генезиса и бытования утопии в латиноамериканской культурно-исторической среде способен обнаружить множественность специфических дискурсов, комплементарных либо дивергентных инвариантным структурам утопической мысли.
Теоретико-методологические основы исследования. Утопия относится к числу пограничных и синкретичных феноменов культуры, поэтому теоретическое переосмысление ее сущности является достаточно сложной задачей. Многоуровневый характер исследуемого феномена потребовал применения междисциплинарных подходов, синтезирующих достижения социальной философии, истории, культурологии, исторической и культурной антропологии, литературоведения, религиоведения, психологии и этнологии. В своем исследовании автор опирался на широкий круг источников, представляющих различные области знания, в том числе на такие, которые неизвестны отечественному читателю и впервые вводятся в научный оборот.
Теоретическую основу исследования составили идеи и концепции русских и зарубежных философов и культурологов, внесших существенный вклад в разработку проблем утопии и утопического мышления (К.Маркс, К.Манхейм, Э.Блох, Р.Рюйе, Н.Фрай, Ф.Аинса, А.А. Роиг, П.Энрикес Уренья, Э.Я.Баталов, И.Н.Неманов, Ч.С.Кирвель, и др.); теории и истории культуры (В.Е. Давидович, Г.В. Драч, Ю.А. Жданов, М.С. Каган, Э.С Маркарян, В.М. Межуев, Е.Я.Режабек), цивилизационного (Ф.Фукуяма, С.Хантингтон, А.С.Ахиезер, Б.С.Ерасов, А.Н Ерыгин) и синергетического (И.Р.Пригожин,
Ю.А.Данилов, Е.Н.Князева, С.П.Курдюмов) подходов. Большое значение в
общетеоретическом плане имеют исследования латиноамериканской
цивилизации и культуры (В.Г.Аладьин, Ю.Н.Гирин, Т.В.Гончарова,
В.Б.Земсков, А.Ф.Кофман, В.А.Кузьмищев, В.Н.Кутейщикова,
Н.М.Полыциков, Н.И. Петякшева, Я.Г. Шемякин и др.).
Поскольку культурология представляет собой знание, интегрирующее результаты исследования культуры из многих научных областей, постольку использование при анализе конкретных проблем разнообразных методов и теоретических подходов вполне объяснимо и оправдано. Автор исходит из необходимости сочетания ценностного и деятельностного подхода, логического и исторического, синхронного и диахронного методов, применения диалектической и герменевтической методологии.
В то время как исторический метод позволяет диахронно воссоздать целостность многовекового процесса формирования утопической мысли, метод структурного анализа обеспечивает системное синхронное рассмотрение утопии как особого духовно-практического феномена. В свою очередь, решение задач реконструкции генезиса утопического дискурса в контексте диалога культур связано с обращением к философской герменевтике.
При написании работы проводился анализ и сопоставление культурных феноменов различных исторических эпох и цивилизаций, что вызвало необходимость кросскультурных исследований, применяемых в компаративистике, которая способствует выявлению коммуникативного характера гуманитарного знания и утверждает диалог как норму современного мышления. С позиций компаративистики представилась возможность показать, как общие черты и формы утопического мышления преломляются в конкретных культурно-цивилизационных условиях, в нашем случае - «проверяются» латиноамериканскими реалиями. Поскольку компаративистика задает ориентиры, качественно противоположные европоцентристской методологии, проблема генезиса утопического дискурса
обретает новые смыслы и значения.
Научная новизна и теоретическая значимость диссертации
определяется тем, что в ней:
1. выделены важнейшие исследовательские парадигмы, проведен их
сравнительный анализ и обоснована необходимость культурологического
подхода к изучению утопии;
выявлена ценностно-регулятивная природа утопического сознания; проанализированы функции утопии в культуре и описан механизм утопического творчества;
разработана теоретическая модель утопического сознания: утопия рассмотрена как культурная константа и как жанр социальной мысли, связанный с конструированием рационалистических моделей совершенного мира;
в процессе диахронного исследования показано, что появление утопии как специфического культурного феномена связано с качественным изменением мировоззренческой ситуации в Европе в эпоху Модерна;
установлено, что существуя синхронно в одном культурном пространстве с мифом, религией и наукой, утопия воспринимает и преобразует на основе собственной матрицы многие архетипы, образы, концепты пограничных феноменов культуры;
продемонстрировано, что в генезисе утопического дискурса наряду с внутрикультурными факторами важную роль сыграло межцивилизационное взаимодействие, усилившееся в результате открытия Америки;
описана классическая модель утопии, раскрыты ее основные черты, показано многообразие и динамика утопических форм;
при анализе процесса формирования латиноамериканской утопической традиции установлена ее комплементарность европейскому утопическому дискурсу, между ними проведены типологические параллели и выявлены дивергентные признаки, задаваемые особенностями цивилизационного развития;
выделены интегративные характеристики латиноамериканской утопии, основные этапы ее формирования, типы и формы выражения (социально-христианский коммунитарный эксперимент, политический трактат; литературное произведение).
определено место «нового латиноамериканского романа» как одного из способов трансляции утопической традиции в современной культуре, зоны конвергенции общечеловеческих и этнических ценностей, художественной рефлексии глубины и необратимости социокультурного кризиса рубежа тысячелетий.
Тезисы, выносимые на защиту:
1. Культурный плюрализм, характерный для постнеклассической
парадигмы и несовместимый с жесткой иерархией форм знания, требует
отказа от позитивистской в своей основе трактовки утопии, наделяющей ее
чертами иллюзорности, антинаучности, нереализуемости. Современному
культурологическому виденью утопии более всего соответствует концепция
Э.Блоха, предложившего многоуровневое и систематизированное понимание
концепта утопического не только как онтологического и гносеологического,
но и как универсального культурно-исторического и антропологического
феномена. Из такого понимания вытекает: 1) нетождественность понятий
«утопический» и «утопичный» как фиксирующих научное и обыденное
значения, закрепившиеся за этим словом; 2) различие между утопией как
жанром, связанным с конструированием моделей идеального общественного
устройства, и утопией как универсальной характеристикой человеческого
сознания и константой культуры; 3) необходимость комплексного
рассмотрения утопии как органического единства двух сторон - критической
и проективной; 4) важность различения «конкретной» и «абстрактной»
утопии. В настоящее время нерешенность методологических вопросов и
неразработанность понятийного аппарата приводит к закреплению за
термином «утопия» отрицательных коннотаций.
2. Утопическое сознание представляет собой специфическую
разновидность ценностного сознания, выполняющего на определенных этапах теоретическую функцию. В отличие от научного познания, направленного на постижение истины, для утопического сознания приоритетны поиски смысла существования, значения того или иного события для человека. Представляя жизнь в модусе возможного оно открывает ценность Другого - нового и более совершенного; проецируя новое вперед, способно создавать и такую ценность культуры как ценность будущего. Основываясь на свободе творческого воображения, утопическое сознание конструирует идеальный коррелят дисгармоничной социальной реальности, формирует целостный образ культуры, общества и человека. Все проявления утопического сознания, включая онтологию и гносеологию, подчинены аксиологическим и этическим представлениям: оно всегда направлено к моделированию таких состояний социального бытия, которые, выступая одновременно желаемыми и возможными, воспринимаются как высшая ценность.
Роль утопии в культуре не исчерпывается моделированием идеальных состояний бытия. Утопия способна проявляться как антропологическое измерение истории, поскольку представляет собой смысловой горизонт личностного опыта человека в мире и зримый образ цели истории. Это образ совершенства, в котором аккумулируется проблематика смысла истории как человеческой деятельности, и указывается, каким должно быть бытие, достойное человека. Специфика утопии в том, что она раскрывает перед субъектом широкие перспективы именно тогда, когда с высоты недостижимого совершенства обнажает тенденции, содержащиеся в самой реальности. Требуя от субъекта специфической деятельности, «сокращающей расстояние» между совершенством и реальностью в соответствии с возможностями, скрытыми в самой действительности, утопия выступает в качестве одного из важнейших регулятивов культуры.
Экскурс в историю культуры, предпринятый с целью обнаружения в
ней утопической константы и воссоздания целостного ансамбля утопического творчества позволяет установить, что в доиндустриальные эпохи были созданы важные предпосылки для возникновения утопии как особого феномена культуры и жанра социальной мысли. В античности при переходе от мифа к логосу сложилась утопическая парадигма, которая, однако, была связана с циклическим временным архетипом, а потому носила ретроспективный характер. По своей сути ее можно назвать «спекулятивным мифом». В свою очередь различные средневековые эсхатологические и милленаристские пророчества, хотя и учитывали принцип линейности времени, привнесенный в европейскую культуру христианством, предлагали человеку вместо утраченного первоначального Рая - грядущий Рай небесный или Царство Божье на земле. В силу ограниченности рамками религиозного сознания они также не могут быть квалифицированы как утопии в строгом смысле слова.
Появление утопии как особого социокультурного феномена и жанра социальной мысли, связанного с моделированием идеальных состояний бытия, стало возможным в ситуации «разбожествления мира», утверждения в европейской культуре идеи Нового как предельного морально-эстетического авторитета и образа Будущего в качестве безусловной ценности. Такая мировоззренческая ситуация складывается в Новое время. Репрезентацией тематически и парадигматически собранных в целостные доктрины представлений о желаемом идеальном Другом, совпадающим с Будущим и Новым, стали утопии, воплотившие поиски европейской личностью, нескованной традициями патриархальной жизни, стереотипами религиозного и мифологического сознания, новых форм выражения своей социальной активности.
Поскольку особенностью культуры является синхронное сосуществование и взаимодействие в одном культурном пространстве и времени феноменов, сменявших друг друга в ходе исторического развития, постольку утопия неизбежно делит «сопредельные территории» и
взаимодействует с родственными ей духовными феноменами: мифом и религией, идеологией и наукой, политикой, моралью, искусством. В процессе взаимодействия утопия проявляет себя как универсальный парафраз с игровым и компилятивным началом: она может «встраиваться» другие жанры и культурные формы, а может перерабатывать их содержание на основе собственной матрицы. В чертах классической модели утопии проявились различные мифологические и эсхатологические архетипы: пространственные (остров, гора), временные (Золотой век), культурного героя (мессия), сада (Рай) и города (Небесный Иерусалим), космоса, рождающегося из хаоса. В процессе своего самоопределения утопия производит рационализацию мифа, десакрализацию и секуляризацию постулатов религиозного вероучения и начинает выстраивать себя по парадигме науки. Во многом именно этим обстоятельством обусловлено восприятие европейским сознанием Америки как своеобразной «лаборатории утопий».
Классический облик утопии обусловлен не только диалогом, идущим внутри европейской культуры, но и развитием межцивилизационного взаимодействия Европы и Америки в эпоху Великих географических открытий. В результате фантастические мифообразы, существовавшие в европейском сознании до «изобретения» утопии («острова блаженных», «леденцовая гора», «страна Кукканья», «Золотой век», «Рай»), актуализировались в реалиях Нового Света, и соединяясь с мифами и традициями автохтонных народов Америки, превращались в концепты, с помощью которых Другое (Америка) объясняло себя. В свою очередь и для Европы постижение Другого стало источником многих идей, («естественное состояние», «добрый дикарь», общность имуществ и др.), предопределивших на перспективу содержание и направления утопического творчества.
В латиноамериканской утопии можно выделить четыре уровня, каждому из которых соответствуют определенные формы: 1) нижний слой предутопического, образованный представлениями «о других возможных
мирах», зафиксированными в мифах, легендах, сказаниях европейской античной и средневековой традиции; 2) милленаристские мечтания, спроецированные на американскую почву в процессе христианизации автохтонных народов, воплотившиеся в теократических моделях общественного устройства; 3) этнографические описания обычаев, языков, обрядов народов континента, ставшие источниками утопий «естественного состояния» и «доброго дикаря»; 4) Собственно утопические рационалистические проекты и программы, в которых структурировались мечты о социальной реформе. Эти проекты становятся доминирующими по мере роста национального самосознания и сложения собственной утопической традиции (С.Боливар, Х.Марти, Д.Ф.Сармьенто и др.)
9. Латиноамериканская утопия, повторяет многие «сюжетные ходы» своей европейской предшественницы, воспроизводя определенную матрицу утопического творчества. Вместе с тем, утопические концепты, преломляясь в специфических историко-культурных обстоятельствах, начинают «измеряться» реалиями латиноамериканской культуры, обнаруживая при этом признаки, нехарактерные для европейского утопического дискурса. К ним относятся: доминирование утопической компоненты в латиноамериканском менталитете и культуре в целом; двойственность положения Америки как «утопии для других» и «утопии для себя», преобладание в литературе так называемых религиозно- мифологических утопий ретроспективного плана; превалирование «практической» утопии над теоретической, актуализация «этноутопии» («метисаж»), и др. Эти особенности нашли отражение в современной латиноамериканской литературе, которая, создавая художественными средствами модели «чудесного утопического», выступает своеобразным генератором утопических идей, их транслятором в культуре, способом идеальной реконструкции гармонии, утраченной в реальном мире.
Апробация результатов исследования. Диссертационное исследование обсуждалось на совместном заседании кафедр исторической культурологии и
кафедры теории культуры, этики и эстетики факультета философии и культурологии РГУ. Основные идеи диссертации нашли свое отражение в монографии автора «Утопия в пространстве диалога культур» (Ростов-на-Дону, Изд-во Рост. Ун-та, 2004), в статьях, опубликованных в журналах «Вестник МГУ. Серия философия», «Социально-политические науки», «Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион», «Гуманитарные и социально-экономические науки», а также учебниках и учебных пособиях «Культурология», «Учебный курс по культурологии», «Культурология в вопросах и ответах», «История мировой культуры». Основное содержание диссертации отражено в публикациях, общим объемом 42 печатных листа.
Положения и выводы диссертационного исследования докладывались и обсуждались на Международных конгрессах латиноамериканистов, Российских философских конгрессах, международных и всероссийских научных конференциях, среди которых следует отметить:
X Всемирный Конгресс латиноамериканистов и карибологов "El aporte de America Latina al Universo del siglo XXI" (Москва, 26-29 июня 2001г.)
IY Европейский конгресс латиноамериканистов "Desafios socials de America Latina en el siglo XXI" (Братислава, 4-7 июля 2004г.)
III Российский философский конгресс «Рационализм и культура на пороге
третьего тысячелетия» (Ростов-на-Дону, 16-20 сентября 2002 г.)
IV Российский философский конгресс «Философия и будущее
цивилизации» (Москва, 24- 28 мая 2005 г.)
Международная конференция «Человек-культура-общество». Актуальные проблемы философских, политологических и религиоведческих исследований» (Москва, 13-15 февраля 2002 г.)
Международная конференция Гумбольдтовские чтения «Культурология как строгая наука» (Санкт-Петербург, 25-27 сентября 2003г.)
Всероссийская конференция «Историко-культурные отношения Нового и Старого Света в ХУ1-ХУШ вв.» (Москва, февраль 1988г.),
Российская конференция «Философия культуры и современная Россия» (Тула, 16-19 сентября 2000 г.)
Всероссийская научно-практическая «Экстремальные ситуации и предельные возможности человека» (Ростов-на-Дону, 17-20 октября 2001г.)
Общероссийская конференция «Исторические перспективы либерализма и консерватизма в контексте российской модернизации» (Ростов-на-Дону, 16-17 декабря 2004г.)
I Всероссийская научная конференция «Сорокинские чтения -2004» «Российское общество и вызовы глобализации» (Москва, 7-8 декабря 2004г.).
Круглый стол «Утопия в контексте модернизации» (Ростов-на-Дону, 28-29 октября 2004 г.).
Основные положения и выводы диссертационного исследования нашли отражение в читаемых автором спецкурсах на факультете философии и культурологии и факультете психологии РГУ - «Утопия как феномен культуры» и «Специфика утопического мышления»; в соответствующих разделах курсов лекций по истории мировой культуры XIX-XX вв.; многие идеи автора были реализованы им при разработке и осуществлении проекта РМИОН «Утопия в контексте модернизации (компаративистский анализ российского и латиноамериканского опыта)».
Научно - практическая значимость работы. Положения и выводы диссертации имеют значение для научной разработки проблем гуманитарного знания. Эти материалы могут быть востребованы в качестве элемента экспертных оценок межкультурного взаимодействия России и стран Латинской Америки. Содержащийся в исследовании материал, отдельные положения и выводы могут быть использованы при подготовке лекционных курсов по истории и теории культуры, спецкурсов и семинаров по проблемам утопии и утопического мышления, интеллектуальной и культурной истории стран Латинской Америки. Поскольку исследование имеет междисциплинарный характер и вводит в научный оборот широкий круг ранее не исследовавшихся источников, оно может также представлять
научный и практический интерес для религиоведов, психологов, социальных философов и историков философии. Исследование вносит определенный вклад в совершенствование подходов и методов компаративистской методологии, так как, демонстрируя возможности их использования на конкретном страноведческом материале, позволяет найти прочные основания для сравнения культур и отдельных их феноменов в процессе межцивилизационного взаимодействия.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, включающих 16 параграфов, заключения и библиографии (387 наименований, в том числе 117 источников на иностранных языках).
Историко-материалистическая концепция утопии: К.Маркс
Без преувеличения можно сказать, что одна из наиболее цельных и разработанных концепций утопического была предложена в XIX веке марксизмом. Сформулированные еще в ранних работах К.Маркса и Ф.Энгельса принципы анализа утопий оставались практически неизменными на протяжении всего их творчества, и затем были унаследованы последующими поколениями марксистов, в том числе - В.И. Лениным. Попытаемся коротко изложить суть марксистской парадигмы и определить ее методологическую значимость в контексте предстоящего исследования.
На формирование марксистской парадигмы исследования утопизма повлияли, на наш взгляд, прежде всего, три момента:
1. интересы классовой борьбы, диктовавшие отношение к носителям утопического сознания как к идейным противникам и предопределявшие политизированный взгляд на утопию;
2. «гегельянское прошлое» Маркса, во многом обусловившее его отношение к проблеме общественного идеала;
3. общая мировоззренческая ситуация, связанная успехами естественных наук и влиянием философии позитивизма, выносившего ценностную проблематику за рамки научного познания.
В основе марксистского анализа утопии лежит принцип обусловленности общественного сознания общественным бытием. По Марксу «даже туманные образования в мозгу людей, и те являются необходимыми продуктами, своего рода испарениями их материального жизненного процесса, который может быть установлен эмпирически и который связан с материальными предпосылками... Не сознание определяет жизнь, а жизнь определяет сознание»1. Неразвитость общественно-исторической практики порождает неразвитые теории. Классический анализ этого положения дан в «Немецкой идеологии»: «Если сознательное выражение действительных отношений этих индивидов иллюзорно, если они в своих представлениях ставят свою действительность на голову, то это есть опять-таки следствие ограниченности способа их материальной деятельности и их, вытекающих отсюда, ограниченных общественных отношений»1. Развивая эту мысль, К.Маркс и Ф.Энгельс далее пишут: «Если во всей идеологии люди и их отношения оказываются поставленными на голову, словно в камере-обскуре, то и это явление точно так же проистекает из исторического процесса их жизни,— подобно тому, как обратное изображение предметов на сетчатке глаза проистекает из непосредственно физического процесса их жизни»."" Применяя данное положение к анализу утопизма, Маркс в другой работе трактует его как «непонимание необходимого различия между реальной и идеальной структурой буржуазного общества и вытекающее отсюда желание предпринять совершенно излишнее дело: претворить опять в действительность само идеальное выражение».3
Утопическое сознание, по Марксу, обладает чертами «превращенных форм» сознания. В них действительность представлена в аспекте внешних связей и взаимодействий, такой, какой она лежит на поверхности. Глубинные, сущностные закономерности скрыты для субъекта. Как следствие «та извращенная форма, в которой выражается действительно существующее извращение, естественным образом воспроизводится в представлениях агентов этого способа производства». Рассматривая это явление на примере способа мышления вульгарных экономистов, Маркс отмечает, что для них - «Земля становится источником земельной ренты, капитал - источником прибыли, а труд - источником заработной платы». Мир «превращенных форм» - это мир видимостей, принимаемых за подлинный мир. Комментируя эту идею Маркса, Э.Я. Баталов пишет, что "извращенные" общественные отношения, в систему которых включен субъект, воспроизводят превращенное сознание и в качестве условия собственного существования, и в качестве критической реакции на эти условия. Иначе говоря, сам индивид и та социальная группа, представителем которой он выступает, поставлен историей в положение, позволяющее ему видеть общество лишь под определенным «углом зрения». Действительные социальные детерминации «спрятаны» от его непосредственного взора, и чтобы их раскрыть и проанализировать, субъект должен выйти - реально или мысленно - за пределы тех границ, в которых он находится."
Понятие утопии и утопического сознания
Изначальный смысл термина «утопия», как уже говорилось, связан с представлением об идеальном мироустройстве, о совершенном обществе. Производное от «утопии» слово «утопический», как отмечает Ф.Аинса, анализировавший семантическую судьбу утопии, появилось в 1529 году, почти незамедлительно вслед за названием книги Мора. Термин «утопианский», который также был в моде в те годы, к концу XYIII века практически выходит из употребления. «Утопист» получил верительные грамоты в 1729 году. В немецком языке от «утопии» произведены два различных по смыслу слова: utopisch (утопия в объективном смысле) и utopistisch, утопия в уничижительном смысле, синоним поиска невозможного.1
В Толковом словаре В. Даля были даны два значения понятия «утопия»: 1) «небывалая, блаженная страна»; 2) «все мечтательное, несбыточное, греза о счастье»". В современном русском языке и гуманитарной науке существует уже целый семантический ряд связанных с утопией понятий. Так, различаются понятия «утопическое», «утопический подход», «утопический контекст», «утопическое сознание» (мышление), «утопия», «утопизм», «утопическая традиция», не говоря уже о бесчисленных трактовках самого понятия утопия.
На уровне обыденного сознания понятие «утопия» используется, в основном, в отрицательно - оценочно смысле для обозначения различных, в том числе и возвышенных, но в целом нереальных и неосуществимых проектов и ожиданий относительно будущего. Эту негативистскую окраску подметил, в частности, американский исследователь Дж. Кейтеб, который писал, что слова «утопия», «утопический» чаще всего употребляются с интонацией, лишающей их всякой достоверности и полезности. Заумная или неправдоподобная идея, недопустимо отличающаяся от привычного понимания, часто клеймится как утопическая, независимо от того, заключается в ней какое-то позитивно-реальное содержание или нет. Слово «утопия» используется также для обозначения всего того, что желаемо, но недостижимо. Грезы, мечты, фантазии называют утопическими, будто желаемое и утопия - это синонимы. Получается, что утопия- это всякая мечта, всякое нетрадиционное, непривычное утверждение, выражающее нечто практически неосуществимое, хотя и весьма желанное.
Эта односторонняя позиция нашла отражение и в научной литературе. Еще в 1972 году В.П.Шестаков в своей программной статье «Понятие утопии и современные концепции утопического», которую не обошел своим вниманием ни один серьезный автор, пишущий по утопии, указывая на необходимость различения понятия «утопический» и «утопизм», предложил понимать под последним нечто абстрактное, умозрительное, нереальное." И хотя эта точка зрения по сей день весьма распространена, с ней согласны далеко не все авторы, пишущие по данной проблеме. В частности, Ч.С.Кирвель считает, что указанные понятия несут иную смысловую нагрузку, и в случае, когда внимание фиксируется на нереальности и неосуществимости тех или иных идеалов или проектов, корректнее использовать не термин «утопизм», а «утопичность». Что же касается «утопизма» - то это понятие в силу его собирательности - более уместно для обозначения совокупности разнообразных проявлений утопического творчества. Понятия утопическое сознание - утопия - утопизм исследователь разграничил следующим образом: когда речь идет об утопическом сознании, «имеется ввиду определенный способ восприятия, подхода к исторической реальности», «целостный, относительно самостоятельный тип сознания, не сводимый ни к какой-либо отдельно взятой форме общественного сознания, поскольку он, как правило, находит свое воплощение в любой из них, ни к тому или иному его уровню, так как он практически имеет место в рамках того и другого».1 В свою очередь утопия - это конкретное целостное произведение художественного или концептуального характера. Утопизм же имеет «собирательное» отношение к продукции утопического сознания: он «включает в свое содержание все элементы утопического творчества, в какой бы форме они не выступали и в каких бы произведениях и документах ни воплощались»."
Античная утопия: от Платона к Ямбулу
Античная Греция не только является колыбелью европейской культуры, она же - прародительница европейской рационалистической утопии, принявшей в своем наиболее развитом виде форму политической теории. Появление политической теории было обусловлено тем уникальным политическим климатом, который сложился в полисах уже в период архаики. Как писал Э.Д.Фролов, «микрокосм греческих полисов, весь исполненный жизни, движения, перемен, являл собой своего рода живую социологическую лабораторию, где обществом ставился опыт за опытом, где непрестанно опробовались различные политические идеи и формы, где постоянные столкновения старого, едва впрочем, успевшего обрести силу традиции, с новым будили мысль, обогащали ее наблюдениями и естественным образом подводили к теоретическим заключениям».1
Однако еще до появления рационалистической утопии в классической форме политической теории, в поэмах Гомера и Гесиода появились утопические идеи, имевшие значительные последствия для истории общественной мысли. В отличие от утопических идей соседних ближневосточных стран роль религиозного фактора в них была весьма незначительна. «Сложившийся в Ионии гомеровский эпос, писал в этой связи А.И.Зайцев,- являет нам картину подчинения религиозных мотивов художественному методу автора, которая представляется немыслимой в обществе, где религия является доминирующей формой идеологии»".
Религиозные представления, отраженные в «Илиаде» и «Одиссее», воспроизводят мировоззренческие ориентиры автора и его героев, но существенно не меняют смысла утопических построений. Как исторические реалии «темных веков», так и элементы крито-микенской культуры сплавлены здесь воедино и подчинены идеализации аристократических ценностей и образа жизни. Определяющей чертой последнего является предпочтение, отдаваемое наслаждению земными благами, перед любыми наградами загробного мира. Мысль о посмертном воздаянии находится на периферии гомеровского внимания.
Вместе с тем, встречающиеся в поэмах утопические мотивы, имеющие прямое отношение к жизни людей, еще не отделились в сознании автора от той гармонии, которая существует среди богов на Олимпе. Даваемое в «Одиссее» красочное описание Елисейских полей, где ведут блаженную жизнь герои - любимцы богов, имеет заметные черты сходства с картинами безмятежного существования богов на Олимпе. Такая судьба уготована, в частности, Менелаю: «Но для тебя, Менелай, приготовили боги иное / Ты не умрешь и не встретишь судьбы в многоконном Аргосе; / Ты за пределы земли, на поля Елисейские будешь / Послан богами - туда, где живет Радамант златовласый / (где пробегают светло беспечальные дни человека / где ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает / Где сладкошумно летающий веет Зефир, Океаном / С легкой прохладой туда посылаемой людям блаженным»1.
У Гомера мы встречаем комплекс идей, который условно можно было бы назвать «утопией естественного состояния», или, пользуясь терминологией Гюнтера, «утопией сада». В так называемом феакийском круге рассказов встречаются описания образа жизни и систем правления, идеальных народов (это «справедливейшие абии», «непорочные эфиопы», феаки, и др.). Идеальный общественный строй имеют, в частности, феаки, которым противопоставляются злобные киклопы, живущие вольно, вольготно, в природном избытке, но совершенно нецивилизованно.
Феакийское царство одни авторы рассматривают как первую в европейской традиции «монархическую утопию», а другие - как идеализированный образ архаического полиса. Так или иначе, в описаниях Схерии присутствуют элементы многих последующих утопий: природное изобилие, локализированное, правда, в саду Алкиноя, счастливая жизнь на лоне природы, безмятежность которой обеспечивается полной изоляцией от внешнего мира, и т.д. И если страна киклопов впоследствии стала в античной общественной мысли каноном, в соответствии с которым изображался «Золотой век» при Кроносе, то сад Алкиноя стал топосом «земного рая».
