Содержание к диссертации
I. ВВЕДЕНИЕ. 7.
II. ЧАСТЬ I. КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ СВЯТОСТИ И СТРАСТНОСТИ В ПРАВОСЛАВНОМ ДИСКУРСЕ, ИХ ДЕСКРИПЦИЯ В НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЕ. 30
Глава 1. Святость как концепт православия. 33
§1. Религиозно-семантическое определение святости. 33
§2. Святость и иночество. 41
§3. Православный опыт постижения святости. 46
Глава 2. Страстность как концепт православия. 52
§1. Страстность и чувственность. 52
§2. Православный опыт описания страстности. 57
Глава 3. Дескрипция святости и страстности в народной культуре. 64
§1. Семантика терминов «святость» и «страстность» в народном православии. 66
§2. Мифологема святых в русской духовной культуре. 73
§3. Мифологема о святости и страстности русской женщины. 76
IIL ЧАСТЬ II. ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ОСМЫСЛЕНИЕ КОНЦЕПТОВ СВЯТОСТИ И СТРАСТНОСТИ (НА ПРИМЕРЕ ТВОРЧЕСТВА Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО). 85
Глава 1. Публицистика. 85
§1. Мифотворчество. 88 і
§2. Святость и страстность в мировоззрении Ф. М. Достоевского. 92
§3. Литературный миф о святости и страстности русской женщины., 106
Глава 2. Художественное осмысление концептов святости и страстности в романе «Братья Карамазовы». 115
§1. Карамазовскин космос. Неопределенность как хронотоп. 117
§2. Житие Алеши.. ^и^сгГА;^п1Ж
§ 3. Святость и страстность в диалогах Зосимы с русской интеллигенцией. 131
§41 Оппозиция святости и страстности в образах праведника и грешника. 136
§5. Карамазовскин вопрос как центральный вопрос русской жизни. 147
§6. Концептуализация святости и страстности в символических образах романа. 152
§7. «Бунт» и «Легенда о Великом Инквизиторе» как «pro et contra» концептов святости и страстности; 166
§8. Рай и ад как религиозная оппозиция святости и страстности в романе. 178
IV. ЧАСТЫЙ; СВЯТОСТЬ И СТРАСТНОСТЬ КАК ПРИНЦИП ДЕСКРИПЦИИ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ; 190
Глава 1; Феномен русской интеллигенции., 190
Глава 2. История русской философии: как «трагедия» святости и< страстности русской интеллигенции. ' 199?
§ 1. Маргинальные черты русской интеллигенции. 213
§ 2. Типология святости/страстности русской интеллигенции; 217
§ 3; Дискурсивная оппозиция святости и страстности русской интеллигенции. 227
Глава Зі Типология святости и страстности в русской философской культуре «серебряного» века., 235;
§Ш Творчество как форма реализации святости/страстности в русской философии. 237
§ 2. Мифологема страстного страстотерпцав русской философии ^ культуры; 243
§}3і Философский миф о святости и страстности русской женщины.. 251
V. ЧАСТЫУ. ДЕСКРИПЦИЯ СВЯТОСТИ И СТРАСТНОСТИ В ФИЛОСОФИИ Ві В. РОЗАНОВА; 265
§ 1і В; Ві Розанов. Мифотворчество как дискурс. 265
§2. «Мениппея» и «опавшие листья»: жанровые особенности. 276
§ Зі Специфика жанра «опавших листьев». Трилогия и ее герой. 280
§ 4; Дескрипция переживания в интимной философии В.В.Розанова. rv"/ л 286
§ 5. Святость и страстность как оппозиция жизни и слова. 295
§ 6. Святость и страстность в философском дискурсе В. В. Розанова. 313
VI. ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 326
VII. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. 339
Введение к работе
АКТУАЛЬНОСТЬ ТЕМЫ.
Философия «русского і зарубежья» породила известный; бум в период перестройки, который, казалось бы, затих к концу прошлого века. Начало XXI века; отмеченное явлением глобального терроризма, создало новый контекст осмысления русской; философской мысли. После 11 сентября 2001 года; в мире снова «замаячил» призрак вселенской катастрофы и вновь стала насущной потребность понимания природы религиозного сознания; действий разума; любви ш ненависти, сплетенных в клубок фанатизма, экстремизма, политики и веры. Дескрипция?русской философии культуры рубежа XIX-XX веков в этом контексте представляет собой в какой-то степени «учебник» современной истории и энциклопедию тем и решений, которые невозможно проигнорировать в поисках адекватного «ответа» на «вызов» сегодняшнего времени.
Изучение отечественной философской культуры, предполагает в этом свете: необходимость ее глубокого концептуального осмысления.. Феноменология святости и страстности представляет собой одну из таких концептуализации, в которой - явно или неявно - просматриваются предпосылки, побудительные мотивы и целевые интенции развития русской религиозно-философской? мысли П-й пол: XIX - нач. XX вв; Дескрипция? святости и страстности может стать составляющей интегральной концепции русской философии культуры, направленной на постижение ее внутренней целостности.
Стараниями культурологов, лингвистов, изучающих древние языки; и-заключенную в них религиозную лексику, философов и литературоведов,. религиоведов, текстологов, патрологов и христианских мыслителей к настоящему времени накоплен значительный конкретный материал, позволяющий реконструировать представления о святости и страстности В; различных текстах русской культуры.. В свете историко-философских, этнолингвистических, феноменологических разработок в области философской антропологию возможно новое переосмысление дискурсов; православного, народного и индивидуального сознания, специфически описывающих и концептуализирующих данные феномены.
В последние десятилетия лингвистика и этнофилология предоставляют наиболее существенные данные для изучения феноменов и состояний религиозного сознания, к которым;, безусловно, относятся святость и страстность.. Объединение философии и культурологии с современным языкознанием, опирающимся на дескриптивный? метод анализа, сегодня очевидно для всей гуманитарной сферы. В нынешнем философском каркасе источниковедения; обязательны, ссылки на важнейшие лингвистические концепции Р. Барта, Э. Бенвениста, А. Мейе, Р. Якобсона, В:М; Живова, Н. ИІ Толстого, ВІН. Топорова, O.Hi Трубачева, Б;А. Успенского, Ю; М: Лотманач ш других. Очевидно, что обращение к классическим учениям» и исследовательским открытиям А.Н; Афанасьева, Ф.И; Буслаева, В; ИІ Даля, А.А. Потебни, А.Н; Веселовского, Ф.ФІ Зелинского по-прежнему актуально при описании особенностей русской ментальносте XIX - нач. ХХвв:
Начиная- со второй половины XIX в., в литературе, философии и публицистике смыслы православно-религиозного культурного космоса были специфически перекодированы в язык светской культуры — философии, филологии; политики. В; результате на основе «вторичной» перекодировки религиозного словаря культуры возникли и? стали функционировать важнейшие мифологемы эпохи.
«Добротолюбие», труды отцов Восточной Церкви, переводимые в «тиши» русских монастырей в конце XVIII — начале XIX века, оказались специфическим, субстратом1 последующих религиозных, психологических ш идейных трансформаций в русской философии культуры последней четверти» XIX- нач. XX вв. Описанный святыми отцами мир религиозных смыслов и ценностей - и внутренних, и внешних, с феноменологической точки зрения равным образом становится объектом сознания, достоянием мира культуры. Отцы церкви учили о «внутренней целостности ума», о специфике «умного делания» - исихастской молитве, то есть о сознании-уме-внутреннем человеке, отличающемся и в то же время связанном с «плотским умом» -внешним человеком. Эти идеи были глубоко пережиты русскими философами,, сделавшими святоотеческую мысль «идейной платформой» дальнейшего философского анализа и сформировали их подвижническое мироощущение. С философской точки зрения изучение аскезы и исихазма, данное в святоотеческой; литературе, важно как представление об опыте «человека в подвиге» (С. Хоружий),принадлежащего пограничной области человеческого бытия.
Философская дескрипция в процессе трансформации основных религиозных: понятий и текстов «обнаруживает» святость и страстность как пограничные состояния; ментальносте, отраженные как. в художественных, теоретических, так и народных текстах. В силу этого описание святости и страстности как смыслоорганизующих и ключевых состояний русского религиозного сознания особенно важно и актуально для осмьісленияі историко-философских- тенденций: и- избранных историко-культурных «путей» развития. Это осмысление позволяет обнаружить тот факт, что рассматриваемые концепты и соотносимые с ними переживания-состояния простираются и за пределы собственно религиозного сознания, включаясь в другие его структуры и обеспечивая возможность религиозной мотивации изначально нерелигиозных понятий и действий. «Философский подъем тридцатых и сороковых годов имел двойной исход. Для ОДНИХ-открылся путь в Церковь, путь религиозного восстановления, - религиозный апокатастазис мысли и воли. Для других это был путь в безверие и даже в прямое богоборчество»1.
В первые десятилетия XIX века эмоциональное отношение к миру выступило в качестве психологической; предпосылки формирования рационального осмысления и созидания мира «русских» идей. Как заметил F. П. Федотов, история литературных, философских, социальных идей того времени была не чем иным, как субъективным переосмыслением всевозможных проблем в процессе самоописания русской интеллигенции. Поэзия, а затем и русская проза сформировали особый мир интеллигентских переживаний, страстное отношение к жизни; ее идеализацию. Метафизической основой страстности явилась поэтически представленная религиозность интеллигентского мировосприятия, аккумулирующая в себе многие элементы. духовности, переосмысленной»с точки зрения тогдашнего рационализма и спиритуализма и при этом опирающейся на христианский дискурс.
Православный дискурс: святоотеческой литературы, и дескрипция народной культуры, будучи духовным субстратом философской рефлексии того времени, явились одним из; «базовых словарей», в использовании которого складывался особый язык философии культуры русского общества, описывающий- важнейшие: мировоззренческие: оппозиции- и коллизии: философского сознания. Это оппозиции христианства и язычества, веры и безверия; России и Запада, церкви и интеллигенции, «Афродиты Небесной» и «Афродиты земной», души и тела, горнего и дольнего, святого и грешного. Онич в разной степени впитывали в себя важнейшие; религиозно-дискурсивные христианские и народные представления о святости; и страстности.
Феноменология святости и страстности также включает в; свою семантическую структуру соответствующие смыслы, такие как жизнь и 1 Флоровский Г. П. Пути русского богословия. - Париж, 1937. С. 246.
сліерть, сліерть и бессліертие, любовь и страсть, згоизлі и самопожертвование, образующие сердцевину религиозно-философской мысли и задающие эти предельные смыслы самой философии культуры. Они же позволяют воссоздать и круг культурно-смысловых категорий, бывших объектами пристального философского внимания: божественное и дьявольское, софийностъ и инфернальность, добро и зло, долг и честь, «свой и чужой», правда и истина, интеллигенция и народ, мужское и женское и т.п.
Святость и страстность, рассмотренные в диссертации как смыслоорганизующие начала и границы (пределы) православно-антропологического космоса, телесной, душевной и: духовной жизни человека представлены в качестве своеобразной дуальной модели организации христианского мировоззрения, на языке которой можно описать существо многих процессов и явлений русской культуры. С одной стороны, феноменология святости; и страстности позволяет переосмыслить такие важнейшие культурно-философские и религиозные определения святости как слтрение, покаяние, иночество, страдание, страстотерпие, кенозис, соборность, софийностъ, подвижничество, профетизлі, праведность. С другой стороны, феноменология страстности раскрывается в дескриптивном- многообразии:- религиозном-рассмотрение страстей-страданий Христовых, страстных помыслов, смертных грехов; поэтически-философском - плотской страстности как разрушающей человека (Ф. Тютчев, Ф. Достоевский, Н. Гоголь, Л: Толстой, Н. Лесков, Д. Мережковский), культурологическом дискурсе — анализ «содомитства» (В. Розанов), эгоизма и ресентимента, терроризма, антихристианства («Вехи»), лшрового зла. (Вл. Соловьев), идеи сатанизма «великого инквизитора» (Ф. Достоевский), описывающем страсть как страдание, муку и (само)разрушение не только личности, но и общества, и культуры в целом. Философы, обнаруживая известный антиномизм в собственных воззрениях, пытаются «снять» их в синтезирующих понятиях. Таковы концепты страстного страстотерпца (Ф. Достоевский), святой плоти (Д. Мережковский/3. Гиппиус), религии пола и семьи (В. Розанов), святой телесности (Вл. Соловьев), святого сладострастия (С. Соловьев), светского аскетизма {С Булгаков) и др., вплоть до материалистического идеализма (А. Лосев).
Феноменология святости и страстности позволяет осмыслить определенные аспекты как экзистенциальных, так и парадигматических основ философствования: в целом, объяснить специфическую подоплеку создания грандиозных философских проектов, позволявших философам «соединять» апокалиптику и социализм, героизм и подвижничество, соборность и всеединство, богочеловечество и человекобожество и т.п.
Круг сугубо «русских» философско-культурологических проблем:. Россия-Европа, Запад-Восток, Бог-Инквизитор, народ-интеллигенция, любовь-страсть, дух-плоть, сердце-разум,, теургия-революция и Т.Д., был тесно связан г с определением места, роли и значения в культуре ш истории тех, кто: эти проблемы формулировал и пытался разрешить. Основной задачей философии культуры стал поиск способа «введения» личности в историю; Философия, как «личное дело философов» (Вл. Соловьев), как проявление человеческой- субъективности была-направлена не только на поиск смысла истории, но = и «телоса» (телеологии) самого познающего, обнаруживающего/творящего этот смысл субъекта. Творцы идей оценивали свое место в одном; ряду с Творцом мира, воспринимали себя (явно или неявно) Его со-творцами. Начиная с А. Радищева, но главным образом- со славянофилов и П; Чаадаева, явно наблюдается процесс самоидентификации русской интеллигенции в ходе ее самоописания, своеобразно преломленного в описании, постижении и проникновении в природу Другого, в контакте с которым и осуществляется самопознание и жизненная самореализация.. Оппозиция «свой/чужой» становится имманентной характеристикой русской творческой; интеллигенции, которая заключила фактологичность мира «в скобки», сосредотачивая внимание на собственных переживаниях этого мира; «опредмечивая» их в художественных, философских, публицистических текстах. Интеллигентские переживания становятся той «бытийственностью», на основе которой осуществляется разнообразная І смысло-конституирующая деятельность.
Именно переживания явились почвой, позволившей обрести русской литературе подлинно философский смысл, вскрывая І имманентную связь философии и литературы. В них осуществлялось «строительство» языка,. в котором; понятия, освобожденные от традиционных смыслов, обретали новую жизнь и становились причиной рождения нового типа людей, каких еще не было: в- русской культуре. Речь идет, прежде всего,- о нашей страстной интеллигенции, которая- взяла на себя миссионерскую функцию «спасительницы» русского народа, бессознательно идентифицировав свою жизнь, (переживания) с православным; подвигом святости. В XIX веке доминировало два типа «идейных/идеологических» страстей: страсть к философии и страсть к политике. И та и другая первоначально возникли как результат душевного яереэ/сивяншг русскими-интеллигентами-своего особого статуса. Страсть к философии и страсть к политике как «единство противоположностей» оказались в пространстве одних и тех же дискурсивно-смысловых и культурных коннотаций эпохи.
Задача изучения феноменологии святости и страстности сопряжена с рядом значительных трудностей. Из рассмотрения пришлось изъять многие «сопутствующие» социальные и культурные факторы, обеспечивающие всестороннее видение проблемы. Отталкиваясь от анализа традиционного религиозного словаря культуры, как «универсального», внимание было сосредоточено на православно-дискурсивной природе светских явлений. В стороне остался; философский и социокультурный анализ многообразия социорелигиозных, этнорелигиозных, масонских и сектантских сообществ, безусловно, влиявших на создание мозаичной мировоззренческой картины мира, но не имевших первостепенного значения в ее формировании.
СТЕПЕНЬ РАЗРАБОТАННОСТИ ТЕМЫ;
Так как в рассматриваемой постановке данная тема не была объектом специального научного или философского исследования, то необходимо указать 3 на существование значительного количества работ, описывающих состояния или феномены святости и страстности, в самых различных срезах и направлениях. В; работе была; использована литература определенного характера, концептуально соединившая научные изыскания с дескрипцией выделенных составляющих русской культуры. Поэтому степень разработанности по отдельным направлениям следующая: общефилософские и культурологические работы последнего десятилетия: Ш П: Апрышко, П. С. Гуревич, Г. В: Драч, И. И; Евлампиев, А. Ф; Замалеев, И: В. Кондаков, Т. Ф. Кузнецова, М. А. Маслин, А. Пайман. Различные аспекты русской философской культуры рассматриваются в трудах А. И; Абрамова, С G. Аверинцева, П. П. Гайденко, М.Н. Громова, А.В; Панибратцева, А. В: Семушкина, В;В. Сербиненко, С. С. Хоружего и др. исследователей истории и персоналий русской философии. Религиозная и богословская литература: помимо общезначимых памятников святоотеческой мысли (включая «Добротолюбие»), представленных в первой части работы и библиографии, можно указать на ряд фундаментальных исследований- современной богословской и философско-религиозной мысли; специальных исследований в этой области, взятых за; основу в ходе прояснения: и концептуализации религиозных определений святости и страстности: G.W. Lampe, Leonard J:
Stenton, В. В. Зеньковский; ВІН. Лосский, митр. Антоний (Сурожский), И: Ф. Мейендорф, о. А. Мень, Д. В і Новиков, F. М. Прохоров, В. Ш. Сабиров, В. Н. Топоров, С. С. Хоружий: Феноменология святости и страстности в народной культуре рассмотрена с опорой на достаточно разработанный пласт этно филологических исследований, переработаны данные многих этимологических словарей русского языка и словарей \ русских народных говоров,, указанных в библиографии,, использованы выводы многих; исследователей, таких как Олеарий Адам, А. К. Байбурин; А. П. Забияко, А. И: Юіебанов, В. Я; Пропп, Б. А. Рыбаков, С. Смирнов, Ю. Мі Степанов, В; Н. Топоров, Б. А. Успенский; F.TI:Федотов.
Рассмотрение художественного осмысления концептов святости И; страстности в творчестве Ф. М. Достоевского было осуществлено с опорой, главным образом, на «Дневники писателя» и романы разных лет. Не пересказывая существа тех подходов к осмыслению творчества писателя, которые стали уже классическими в литературоведении (Мі МІ Бахтин) ив русской философии (Н. Бердяев,. Н. Михайловский; Д. Мережковский, В; Розанов и др.), в диссертации были учтены самые последние- веяния в научной литературе, связанные с именем: и творчеством Достоевского в соответствующем: для данной темы контексте (работы В. Е. Ветловской, Т. М: Горичевой; В; Д: Рубина; Г. И: Кабаковой; В; К. Кантора; В: А. Котельникова, Д. С. Лихачева, О. С. Соиной и др.).
Большое внимание уделено литературе,: посвященной анализу природы и специфики риской интеллигенции. Большое значение в этом вопросе имели для автора труды: Mi Malia, R. Pips, Mi Raeff, P. Рорти; M; Шелера, P. Иванова-Разумника, о. Г. Флоровского, В: H; Ильина, Пі Н. Милюкова; Мі В: Лодыженского, В. Р. Лейкиной-Свирской, Мі Могильнер, И. Паперно, В; Мі Живова.
В изучении наследиям В.Ві Розановаї можно; выделить несколько принципов. Первый, оценочный, охватил всю амплитуду чувств его современников: от восторга и пиетета (А. Устьинский, Э. Голлербах, М. Спасовский, В: Ховин), сдержанных и критических оценок (Д, Мережковский, 3. Гиппиус, А... Белый, П: Струве, Б. Грифцов и др.) до полного неприятия даже его имени (В1 Ленин, Л; Троцкий, А. Луначарский, публицисты-А. Пешехонов, Н. Стечкин,С Шарапов; В; Буренин). Второй связан с осмыслением религиозно-философской концепции В: Розанова в различных философских школах. Одни его считали «антихристианином» и «христоборцем»(Н. Бердяев, В: Свенцицкий; А. Закржевский; А. С. Глинка (Волжский); другие - великим апологетом религии семьи (А. Устьинский, П; Флоренский, М. Нестеров). В диссертации при изучении творчества Розанова обнажается третий принцип,, связанный? с осмыслением стиля его работ, созданных в форме «опавших листьев». Авторская; методика; изучения розановских произведений; написанных в жанре «опавших листьев», их анализ в существенной степени был определен самой структурой этих работ В .В Розанова. Определенную роль в; формулировке этой методики; сыграла также и статья І Виктора Шкловского «Розанов». В ней с точки зрения формалистического подхода жанр «опавших листьев» рассматривался как определенная семантическая композиция - оксюморон. В литературоведении «методологический реализм» В. Б. Шкловского нашел поддержку в формалистическом- направлении? В. М:. Жирмунского. Безусловно; в исследовании учитывались многообразные подходы известных современных интерпретаторов творчества Розанова: Е. Барабанова, ВІ Пишуна и С. Пишуна, А. Ремизова, ВіСукача, А..Синявского, В. Николюкина, В. Фатеева и др.
Метод художественной или ритмизованной прозы, обнаруживаемый в; стиле почтирукописности В. Розанова; был рассмотрен с опорой?на работы А. Белого, М; Гиршмана, А. Г. Грека, Г. Н. Ивановой-Лукьяновой.
Дескрипция специфики мифа и мифомышления дана; с учетом достижений последних десятилетий в данной области. Не ставя перед собой задачу дополнительных изысканий в этой области, автор работы опирался на ставшие уже классическими, труды русских символистов Р. Барта. Э. Я: Голосовкера, К. Леви-Строса, А. Ф. Лосева, Е.М; Мелетинского и др.
В работе особое внимание уделялось разработке и концептуализации ряда частных понятий и проблем: учение о дуальной модели русской культуры обосновывалось в работах Ю. М . Лотмана, Б. А. Успенского, В. М. Живова; описание средневекового космоса в работах А. Я. Гуревича, Ж. Ля Гоффа; анализ понятия маргиналъности:и маргинальной личности подробно рассмотрен в работе С. П. Гурина; понятие границы в трудах В. М:Живова; С. G. Хоружего; специальное исследование феномена страсти дано в монографии «А се грехи злые, смертные......Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России (Х- первая половина ХІХв.). — М.: Ладомир, 1999, а также в работах Г.И: Кабаковой, И. С. Кона, И. Кубанова и других.
Необходимо отметить также крупнейшую монографию В. Н. Топорова, посвященную анализу феномена святости? в; русской духовной культуре и единственное диссертационное исследование в отечественной философии:. Забияко А. П..Категория святости (философско-религиоведческий анализ). — Москва, 1998г, в которой подробнейшим образом; проанализированы концепции святого в современной философии: религии — Э.- Дюркгейма, М; Мосса; Р. Отто, Н. Зедерблома, М. Элиаде, К. Юнга.
В целом в истории философии, истории религии; филологии, лингвистике, культурологии, философии языка накоплен огромный материал, открывающий новые теоретические и конкретно-исторические возможности- для дальнейшего исследования концептов святости и страстности в русской философии культуры.
ЦЕЛЬ И ЗАДАЧИ ИССЛЕДОВАНИЯ.
Исходя из степени научной разработанности проблемы, основной целью диссертационного исследования является выявление, описание и концептуализация таких компонентов религиозных переживаний и чувств, как святость и страстность в качестве смыслоорганизующих начал православного космоса и важнейших концептов философского, литературного и политического теоретизирования в конце Х1Х-нач. XX вв, специфически перекодировавшего данные религиозные концепты в дискурсах и «поведении» творцов светской культуры. Для реализации данной цели необходимо решить следующие задачи:
- представить дескрипцию данных феноменов в текстах православной, народной и секулярной культуры;
- описать процесс перекодирования святости и страстности в качестве смыслоорганизующих начал православного космоса в дискурсы отечественной философской культуры;
-рассмотреть святость и страстность в качестве характеристик маргинальных (пограничных типов) состояний и личностей; -проанализировать процесс сближения смыслообразов святости и страстности, вплоть до их «слияния», и как следствие этого, их ценностную неразличимость в ментальности эпохи;
- описать трансформацию аскетических практик в форму личностных мифов-«житий» и другие проявления мифологизирующего сознания; -показать процесс переосмысления концептов святости и страстности в актах самоописания (идентификации) русской интеллигенции;
рассмотреть новое бытование языка христианских символов и составляющих веры на основе вторичной переработки концептов святости и страстности в литературном и- философском мифотворчестве в эпоху модернизма;
- описать уникальный характер демонстрации модернистами представлений о святости и страстности как о переживаниях особого рода, функционирующих в дискурсе;
- рассмотреть своеобразие жанра «опавших листьев» (В; В. Розанов) как особого способа соединения святости и страстности.
МЕТОДОЛОГИЯ И МЕТОДЫ
В целом методология диссертации? имеет комплексный характер — автор стремился опереться на лучшие образцы теоретического опыта различных историко-философских и историко-культурных: направлений, синтезировать идеи феноменологического метода, структурализма, семиотики Pi Барта и структурной семиотики Ю. Лотмана. Б. Успенского, В. Топорова, исторической семантики Э. Бенвениста, этнолингвистики- и этнофилологии.
М. Хайдеггер указывал, что феноменологически можно изучать «все то, что принадлежит к способу выявления и і экспликации и что составляет требуемую в этом исследовании концептуальность». В этом аспекте феноменологический метод представляет собой- наиболее плодотворный способ анализа, позволяющий за контекстуальным многообразием подходов (этимологическим, лингвистическим, историческим психологическим и т. д.) найти общезначимую схему, универсальный смысл. Этот метод целесообразен и? при описании тех истоков, из которых рождается мир переживаний и чувств человека, к которым, безусловно, относятся смыслообразы святости и страстности. Процесс переживания, воплощенный в текстах культуры, как специфический объект осмысления, рассматривается как основа «пересотворения» реальности посредством пересотворения языка, ее описывающего. Феноменология Гуссерля обнаруживает человеческую субъективность как единственную смысловую 3 Хайдеггер М. Бытие и время. - М, 1997. С.ЗО.
инстанцию мира, «это, другими словами, специфически понимаемая сфера абсолютного». Как отмечал Гадамер, переживание;не исчерпывается своей способностью быть «последней данностью и основанием всякого познания»5. В нем есть, нечто незыблемое — способность жить (пере-жить) в особом напряжении/созидании самой жизни. Немецкому понятию erleben (переживать) в интерпретации Х.-Г. Гадамера, с точки зрения автора работы, соответствует понятие «живой жизни» Ф. Mi Достоевского.
G другой, стороны, феноменологический метод напрямую сопряжен с историко-культурным и историко-философским анализом функционирования явленийt и соответствующих концептов, что и позволяет понять и описать механизм формирования; и осмысления святости и страстности в их динамике. Немаловажное значение в; этом смысле принадлежит опыту христианской • антропологии, святоотеческому учению о природе человека, его переживаниях (практика исихазма), давшему уникальный пример его целостного постижения. В. трудах св. отцов; кроме канонической и литургической экзегетик, содержался опыт психологического понимания сущности человека и практический опыт постижения аскезы и святости.
Согласно Э. Бенвенисту, исследование истории слов имеет продолжение в истории идей; более того — в истории; мировоззрения. Всякое слово,- как известно,- обладает константным значением отнюдь не исчерпывающим его содержание. Оно пропитано множеством текучих, изменчивых культурных и идеологических смыслов; приобретенных в процессе своего «тысячекратного» употребления. Речь идет о «социально-идеологическом языке» (выражение М.МІ Бахтина), имеющем широкое поле культурных, герменевтических и других смысловых кодов; Каждое конкретное языковое высказывание причастно не только лингвистике, но и социальным тенденциям лингвистического «разноречия»; «социальные языки» суть воплощенные «идеологические кругозоры» определенных социальных коллективов. Будучи идеологически наполнен, такой язык образует упругую смысловую среду, через которую индивид должен с усилием «пробиться к своему смыслу и к своей экспрессии».6
На каждом этапе смены основных дискурсов/текстов, происходит не уничтожение концептов, доминировавших в предыдущем дискурсе/тексте, а его перекодирование, обретение иного коннотационного поля, иных смысловых кодов культурного бытия. При этом естественно «стремление» концепта к «самосохранению», что удается только за счет изменения соотношения между значением и коннотацией. Концепт заменяется другим концептом по принципу схожести, при «удержании» главного на пути такого превращения — сохранении имени. То есть между индивидом и действительностью возникают все время новые значения одного и того же концепта, которые, однако, могут выдаваться за один и тот же концепт и без соответствующей рефлексии восприниматься индивидом как естественное свойство, приписываемое совершенно разным предметам и явлениям. «Смысл — это путь, которым люди приходят к имени» (F. Фреге). Этот процесс и можно определить как способ воспроизводства «заново» культуры прошлого.
Святость и- страстность представлены в работе как объекты специального философского исследования. При этом был сделан упор на дескриптивный способ анализа, суть которого заключается в установлении факта, извлекаемого из эмпирически фиксируемой целостности, в контексте работы - из того, что «созерцаемо в русской культуре», из ее текстов, последующей его концептуализации и включении в метатекст-анализ.
