Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Проблема смерти в истории культуры и философии . 9
Параграф 1.1. Смерть как феномен культуры . 9
Параграф 1.2. Рефлексия феномена смерти в западноевропейской и русской философии. 38
Параграф 1.3. Социальные и правовые аспекты феноменологии смерти в России первой половины XIX века . 62
Примечания к главе I. 78
Глава 2. Аксиолого-танатологическая интерпретация деятельности декабристов и петрашевцев в России . 82
Параграф 2.1. Деятельность декабристов и их социально-нравственная оценка обществом. 82
Параграф 2.2. Деятельность петрашевцев и их социально-нравственная оценка . 118
Параграф 2.3. Сравнительный анализ воздействия деятельности декабристов и петрашевцев на российское самосознания . 158
первой половины XIX века.
Примечания к главе II. 188
Заключение. 195
Библиография. 198
- Смерть как феномен культуры
- Социальные и правовые аспекты феноменологии смерти в России первой половины XIX века
- Деятельность петрашевцев и их социально-нравственная оценка
- Сравнительный анализ воздействия деятельности декабристов и петрашевцев на российское самосознания
Смерть как феномен культуры
Каждая историческая культура по мере своего возникновения и развития вырабатывает определённую систему духовных ценностей, в которой одним из фундаментальных вопросов осмысливаются и передаются от поколения к поколению отношения людей к жизни и смерти. Именно культура обеспечивает психологическое, духовное, нравственное равновесие личностей.
Хотим мы этого или нет, но вопросы жизни и смерти всегда подспудно существуют в нашем сознании независимо от места, времени и других объективных и субъективных обстоятельств. И остаются актуальными для каждого из живущих на земле. И это справедливо. Ведь грани между жизнью и смертью не знает никто. Однозначно, что всем нам когда-то суждено покинуть этот мир и уйти за грань земного существования. При этом тело, как физическая субстанция, после смерти человека становится лишь предметом, который со временем превращается в прах. Что же происходит с сознанием человека после смерти, его духовным миром? Пока объяснить с научной точки зрения это не может никто.
Вот поэтому каждая из человеческих культур пытается объяснить это с помощью религий, веры в потусторонний (другой) мир, жизнью после смерти.
Человек, независимо от того, какую религию он исповедует, либо отрицает любую, никогда не сможет получить окончательного подтверждения своей правоты о том, что же ждёт нас после смерти, до тех пор, пока в человеке теплится жизнь.
Тема смерти и то, что нас ждёт после неё, никогда не утратит своей загадочности, т. к. является тайной человеческого бытия.
Как считает большинство исследователей человеческой личности: психологов, культурологов, философов (Фёдорова М. М., Лаврин А. П., Моуди Р., Гуревич П. С, Неговский В. А.), смерть - это явление универсальное, которое затрагивает каждое живое существо, каждого человека. Это один из немногих феноменов, о котором мы ежедневно читаем в газетах, слышим по радио и видим собственными глазами. Смерть касается всего, что развивается во времени: людей, предметов, обществ, культурных систем. Если говорить о смерти только как о человеческом качестве, то можно с уверенностью сказать, что смерть многолика. Здесь можно выделить смерть физическую (когда происходит разрушение тела), биологическую (когда происходит остановка жизненно важных функций организма), психическую (уход в себя) и социальную (уход человека из активной практической и общественной деятельности). «Поэтому отношение к смерти - одно из самых устойчивых в истории коллективных представлений, настроений, эмоций, изучение которого позволяет выявить определённые закономерности и тенденции в формировании жизненных установок и моделей поведения. Проблема смерти - это тот «инвариант», который в любой «человеческой ситуации» задаёт тест на коллективную чувствительность. С другой стороны, это - и один из самых загадочных и таинственных феноменов, постоянно привлекавших и гипнотизировавших человеческую мысль». (3; с.9)
Проблема смерти изучалась и изучается не только биологами и медиками, но и другими учёными, в частности этнографами, поскольку для понимания народных обычаев и традиций важными остаются погребальные обряды, фольклор, мифология, а также связанная с ними символика. Интересна эта проблема и для археологов, так как на основе материальных источников они пытаются реконструировать представления древних людей о смерти и их представления о загробной жизни. Реальна эта проблема и для историков литературы, и для философов, и для историков культуры. «Смерть - один из коренных параметров коллективного сознания, а поскольку последнее не остаётся в ходе истории неподвижным, то изменения эти не могут не выразиться также и в сдвигах в отношении человека к смерти. Изучение установок в отношении к смерти может пролить свет на установки людей в отношении к жизни и основным её ценностям...» (1; с.92).
И здесь, на наш взгляд, необходимо обратить внимание на два типа культуры: восточную и западную, поскольку как показывает анализ, отношение к человеку в разных типах культур происходило и происходит по-разному. Коснёмся общей характеристики восточного и западного типа культур. Культуры восточного типа формировались в районах, где возникали древнейшие цивилизации, а именно: египетская, китайская, индийская. Основным видом хозяйственной деятельности являлось земледелие, которое характеризовалось определённой цикличностью, формировало соответствующий образ жизни и культуру, отличающуюся высоким удельным весом традиций. В цивилизациях Древней Греции и Рима берёт своё начало западный тип культуры. Данному типу культуры свойственна большая подвижность и изменчивость, т. к. основными занятиями здесь являются ремесло и торговля, которые зависят от динамики спроса и предложений и других переменных факторов, не укладывающихся в рамки традиционного опыта. «Долгое время развитие западной и восточной культур шло параллельно, не пересекаясь, причём Запад в своих оценках Востока колебался от объявления его царством дикости, варварства и застоя до объявления его идеалом для Европы, образцом для подражания, особенно в вопросах философии и государственного устройства».(15;с.23) Существующие различия между Востоком и Западом наблюдались и в науке, и в технике, культуре, в уровне развития знаний. Углублению таких различий между двумя типами цивилизаций способствовали и различия в господствующих религиозных и философских системах, на базе которых возникали ценности, которые не всегда согласовывались друг с другом. Сообразно с этим, можно сказать, что главное отличие этих двух типов культур состоит прежде всего в отношении к человеческой личности. Оно проявляется в том, что начиная с античности, в центре европейской культуры ставится личность. Что касается восточной культуры, то здесь преобладание коллективных форм жизнедеятельности, реализуемых на основе крестьянской общины, предполагало существование более значимых интересов, чем интересы отдельного человека. Государство, клан, семья стоят в иерархии ценностей на первом месте, в связи с чем отдельная личность ценилась в странах Востока гораздо меньше, чем в европейских государствах. Необходимо отметить, что этому способствовала и религиозная традиция, особенно буддийская, которая говорила об иллюзорности реального существования человека, так как человек - это одно из звеньев в цепи бесконечных перерождений.
Что касается темы смерти, то философы, обращавшиеся к данному вопросу, нередко говорят о том, что эта тема, как и отношение к человеческой личности, в различных культурах рассматривается по-разному. В иные эпохи страх смерти и вовсе отсутствовал, поскольку люди находили в себе силы противостоять угрозе физической смерти, например, античные греки преодолевали ужас небытия путём концентрации духа, силой животворной мысли воспитывали в себе презрение к смерти. Но, напротив, что касается эпохи средневековья, то мысль о смерти доводила людей до исступления. «Размышления о смерти, которые можно было встретить у монастырской братии прежних времён, сгустились в чрезвычайно упрощенный, близкий простонародью и лаконичный образ; такая смерть - и в слове, и в изображении - бурно воздействовала на воображение толпы этот образ смерти был в состоянии заимствовать ... лишь один элемент: понятие преходящего. Похоже, что позднее Средневековье не могло воспринимать смерть ни в каком ином аспекте бренности всего земного». (14; с. 149)
Как показывает человеческий опыт, людям всегда было свойственно избегать мыслей и разговоров о смерти. Даже само слово «умереть» в повседневной жизни старались заменить другим, более мягким выражением, например: «отправиться в лучший мир», «приказать долго жить». Примерно такие же языковые табу на данное слово присутствовали и в других языках: в немецком - «heimgehen» (уйти домой), «die Augen» (закрыть глаза); в английском - «to go» (уйти), «to take the feery» (сесть на паром), «to hop off the twig» (спрыгнуть с ветки); в испанском - «irse al otro potrero» (отправиться на другое пастбище); в итальянском - «ritornerare al nulla» (вернуться к нулю); во французском - «casser sa pipe» (сломать свою трубку). Также определённый интерес вызывает следующий факт: многие боятся цифры 13, хотя и не могут объяснить, чем же вызван их страх. Вероятно, дело в том, что цифры у некоторых народов обозначалась буквами и, например, у древних евреев слово «смерть» и цифра 13 писались одним знаком. Японцы стараются избегать цифры 4, потому что при чтении иероглифа 4 - «си» - он звучит как иероглиф, обозначающий смерть. По этой причине в японских больницах отсутствуют палаты под номером четыре, а в указателе лифта не будет четвёртого этажа.
Социальные и правовые аспекты феноменологии смерти в России первой половины XIX века
Рассматривая данную проблему следует упомянуть, что русский император Александр І в своё время отказался решать вопрос о применении смертной казни и потому данный вопрос находился в неопределённом положении до конца его царствования. Однако законы о наказаниях в России данного периода действовали самые суровые, и хотя не отменённый елизаветинский указ 1754 года о смертной казни не применялся, исполнение её всецело зависело от верховной власти. Известно, что при Павле I Комиссия для сочинения проекта нового Уложения», была переименована в «комиссию для составления законов Российской империи», десятой по счёту. В неё были назначены новые лица, и организованы «съезды» сенаторов с членами этой комиссии для выработки новых подходов к высшей мере наказания; но это мало помогло делу и Россия продолжала быть страной, где не было чёткой позиции по вопросу о смертной казни. (39;с.253) В 1813 году Александр I предпринял издание проекта уголовного уложения, который так и остался проектом, но в нём были высказаны определённые взгляды на смертную казнь. В новом проекте применение данного вида наказания сильно ограничивалось. Было оставлено только два вида: повешение - казнь первой степени, и отсечение головы - казнь второй степени. В проекте было оговорено, что в каждом конкретном случае смертный приговор должен быть утверждён верховной властью. Смертная казнь в России назначалась:
1) За преступления против веры - богохуление (повешение);
2) За государственные преступления, выразившиеся:
а) в злоумышлении против жизни и здоровья государя и особ его фамилии - повешение, а для пособников - отсечение головы;
б) за злоумышления на ниспровержение верховной власти, против целости государства и поднятие оружия против отечества (повешение);
в) за измену в виде сдачи неприятелю города и государственных запасов (обезглавлевание);
г) за сообщение государственных тайн враждебному лицу (обезглавлевание);
д) за изменнические сношения с чужим государством (обезглавлевание);
3) За преступления против порядка управления - освобождение преступника из тюрьмы при посредстве взлома (обезглавлевание);
4) За преступления против жизни личности - отцеубийство (казнь без определения степени);
5) За преступления против собственности:
а) за поджог, осложнённый опустошением, убийством или намерением произвести бунт (вид казни не определён);
6) за разбой, соединённый с поджогом или убийством (вид казни не определён).
В 1824 году данный проект был вынесен на рассмотрение Государственного Совета. В ходе обсуждения появились основательные протесты. В частности, против применения смертной казни выступил Николай Семёнович Мордвинов, ссылаясь на то, что «...где часто казнят, там день казни для развратных бывает днём удачного мошенничества и не служит для порочных исправлением...».(39;с.256) Протест поддержали и многие другие члены Государственного Совета, но мнение Александра I было не понятно. Царь всё-таки допускал, что во главе наказания находилась смертная казнь, но в то же время он не считал возможным применить её хотя бы один раз во время своего царствования.
Для того чтобы сложилась более полная картина законодательства, необходимо обратиться к указам императора Александра I.
«Именным указом от 8 апреля 1801 года ( № 19824), объявленным Сенату генерал- прокурором Беклемишевым, было повелено «поставленные в городах при публичных местах виселицы... уничтожить»; когда же был выработан план «непосредственного» внутреннего управления в Грузии, присоединённой к России, то указом и манифестом от 12 сентября того же года (№ 20007) было предписано следующее: «Уголовные же дела производить по общим законам Российского Государства, позволяя однако ж Главнокомандующему вместе с Правителем сообразить их с умоначертаниями тамошняго народа, и... представить мнение своё на Высочайшее усмотрение... Долг Главнокомандующего будет облегчить жребий и самих преступников благостью законов Российских и истребить пытки и смертную казнь». (39;с.257) Совершенно аналогичное положение было введено 19 апреля 1811 года в Имеретинской области. В Мингрелии смертная казнь была уничтожена ещё в 1804 году. «В январе 1806 году появился именной указ императора (№ 21983), в котором сохранялся в силе указ Елизаветы Петровны от 27 (30) сентября 1754 года, Александр I запретил присылку экстрактов в Сенат из губерний о преступниках не из дворян, осуждённых к смертной и политической казни...». (39;с.257) Более того, когда решался вопрос о принятии в подданство России Гуриельского владетельного князя Мамия Гуриела в апреля 1811 года, то тогда было оговорено, что «во Всероссийском подданстве смертная казнь и лишение членов не могут быть терпимы». (39;с.258)
Таким образом, из всех законов в России смертная казнь в царствование Александра I была сохранена только в Действующей Армии, в Военных судах за тяжкие преступления, совершённые во время войны и воинскими чинами, шпионами и жителями занимаемых армией областей; но это чисто военный закон, применявшийся исключительно во время войны. Характерным этого закона является то, что он давал подсудимому все возможные гарантии против ошибочного приговора: допускался защитник, осуществлялось судоговорение, а разбор дела происходил публично, кроме того, главнокомандующему предоставлялось право смягчения наказания и даже прощения виновных. (39; 258) Тем не менее, следует обратить внимание на указ, говорящий о смертной казни. 14 декабря 1814 года (№ 25748) было дано разъяснение манифеста от 30 августа 1814 года, в котором говорилось, что на смертников прощение не распространяется и они подлежат наказанию «на основании ныне существующих законов».
Подводя итог времени Александра I нужно сказать и о Высочайше утверждённом Карантинном Уставе от 21 августа 1818 г. (№ 27490). Параграф № 230 содержит следующее: «обличившийся в несправедливом, вопреки данной присяги, по какой бы то ни было причине, показании на счёт здоровья прибывших с ним людей на судне, или сухим путём, наказывается смертью», а по параграфу 238 «карантинная стража, не донесшая о тайном провозе товаров, наказывается смертию». (39;с.258)
Таким образом, несмотря на то, что смертная казнь не была отменена законодательно, ситуация в обществе складывалась так, что морально-этические взгляды на проблему применения смертной казни кардинально менялась в сторону гуманизации.
14 декабря 1825 года был обнародован манифест от 12 декабря о восшествии на престол императора Николая I и в тот же день произошло событие, имевшее огромное влияние на дальнейшую историю смертной казни в России. Николай I поставил себе, задачу ничего не менять в стране, не вводить ничего нового в её основаниях, а только поддерживать существующий порядок и восполнять пробелы. Более того, император стремился делать всё это без всякого участия общества, путём подавления общественной самостоятельности, одними правительственными карательными средствами. Однако этими мерами он не снял с очереди тех жгучих жизненных вопросов, которые были поставлены в прежнее царствование, и, кажется, смутно понимал их остроту, чем его предшественник. (40; с.241) Итак, консервативный и бюрократический образ правления Николая I - самая существенная характеристика нового царствования, которым он собирался поддерживать существующее положение в государстве с помощью чиновников - и тем самым сохранить пошатнувшееся здание империи.
Деятельность петрашевцев и их социально-нравственная оценка
Противоречивая международная обстановка периода 40-50-х годов XIX века отразилась на и судьбе России. Революции в Европе напугали Николая I и он был готов проводить в европейских странах неприкрытую жандармскую политику. Уже были готовы к отправке русские войска для похода в Пруссию, Австрию, Францию для подавления революционных выступлений. В это достаточно напряжённое для России время было неожиданно получено сообщение о формировании кружка М. В. Буташевича-Петрашевского в Петербурге. Для того времени деятельность петрашевцев была явлением большого масштаба. Руководитель этого кружка, т.е. сам М. В. Петрашевский -выпускник Царскосельского лицея, крестник царя Александра I - выполнял в Министерстве внутренних дел обязанности переводчика. Считая свои знания недостаточными, он определяется вольнослушателем в Петербургский университет, где слыл свободомыслящим человеком и высказывал критические мнения по отношению к религии и правительству. Можно сказать, что уже в то время он имел чёткое представление о том, что является целью его жизни, а именно: борьба с чиновничеством, разоблачение злоупотреблений и несправедливости. «Я обрёк себя, - писал Петрашевский, характеризуя свои мысли начала 40-х годов, - на служение человечеству, и стремление к общему благу заменило во мне эгоизм и чувство самосохранения, уважение к истине подавило во мне всякую вспышку самолюбья... Чтоб найти приличное место для употребления моих способностей, мне незачем было ходить вдаль, мне стоило только обратить внимание на моё отечество». (53; с.405)
Сделавшись ходатаем по частным делам в Сенате, М. В. Петрашевский пользовался любой легальной возможностью для разоблачения произвола и насилия властей, как правило, это заканчивалось неудачей и на него смотрели как на ненормального человека или чудака. Через некоторое время он поместил в газетах объявление, в котором говорил о безвозмездной помощи малоимущим по всем тяжбам. Для своей пропагандисткой деятельности Петрашевский планировал использовать и печатные издания. В его планах было открытие журнала, для которого он также готовил материалы. Его записи позволяют выявить круг интересов в первые годы его активной политической и общественной деятельности. В основе лежит требование ликвидации абсолютизма и предоставление национальной самостоятельности всем народам. ««Государства должны быть основаны по народам и каждое государство должно вмещать в себе один народ, - пишет Петрашевский в своих «Афоризмах». Правление в этих государствах «должно быть представительно-республиканское». Все должности здесь замещаются по выбору. В будущих государствах предоставляется полная свобода промышленности, устанавливается веротерпимость. Отношения между народами должны быть такие же, как между «провинциями одного и того же государства». Пошлинные и таможенные сборы уничтожаются. Огромные армии, которые ныне содержатся, окажутся в этих обстоятельствах излишними, т. к. при новом устройстве общества «война не могла бы иметь места». В таком обществе не должно быть людей, уделом которых была бы обязанность, с целью обогащения других, служить своеобразным дополнением к машинам. Петрашевский признаёт необходимость для большинства людей заниматься физическим трудом. Но «из этого не следует, - замечает он, - ...чтобы одна часть общества была живой движущей машиной, предназначенной служить для доставления предметов роскоши другой части оного, как мы можем это заметить в некоторых промышленных государствах, в Англии особенно». (53; с.405-406) Таким образом, уже в первых трудах М. В. Петрашевского, в которых он рассматривает социально-политические преобразования в обществе, прослеживается влияние мыслителей утопического социализма, в частности Фурье.
По мнению Буташевича-Петрашевского идеальным является такое общество, где отсутствует деление на эксплуататоров и эксплуатируемых. Но в то же время нельзя говорить о том, что Петрашевский был только фурьеристом, т. к. в своих размышлениях он отводит значительное место и преобразованиям политическим, что же касается Фурье, то его схема полностью аполитична. Петрашевский становится на путь пропаганды и просвещения, «критикующей политическую и экономическую сущность господствующего строя и утверждающей политическое и экономическое превосходство строя нового». (53; с.406)
Летом 1844 года Петрашевский попытался получить место преподавателя юридических наук в лицее, но лицейское начальство имело отрицательное представление о деятельности Петрашевского и поэтому его кандидатура не прошла. Более того, по настоянию принца Ольденбургского за ним было установлено секретное наблюдение, которое через два месяца было снято, т.к. оно не дало желаемого результата.
В 1845 году вокруг него сложился кружок, в основном дворян, но не родовитых, за исключением некоторых. Деятельность этого кружка можно условно разделить на два этапа. По мнению Троицкого Н. А. в период с 1845 по 1847 год в этом кружке не было определённого состава, ни программы, ни даже общности взглядов. (11;с.149) Собрания проходили на квартире у Петрашевского по пятницам, где шли оживлённые беседы о социалистическом устройстве общества, велись разговоры об известных литературных произведениях, иногда бывали споры по некоторым вопросам политической экономии, а также шли дискуссии по проблемам фурьеризма и обсуждались возможности его применения в России. На таких собраниях присутствовали не только более или менее устоявшийся круг петрашевцев, но и все желающие: военные, студенты, деятели искусств и культуры. Среди них нередко можно было встретить: Валериана Майкова (хотя вскоре он перестал бывать на «пятницах», т. к. ему не нравились политическая атмосфера), поэты Алексей Плещеев и Апполон Григорьев, чиновник министерства иностранных дел Александр Баласогло, молодые чиновники Владимир Милютин и Михаил Салтыков-Щедрин, литератор Р. Штрандман, студент Александр Ханыков и многие другие. Широко развернуть свою пропагандистскую деятельность Петрашевскому удалось при помощи «Карманного словаря иностранных слов», издание которого предпринял в 1845 году в Петербурге штабс-капитан Кириллов. В этом словаре под видом разъяснения таких слов, как «деспотизм», «обскурантизм», «демократия» пропагандировались антикрепостнические и антисамодержавные идеи. Конечно же, возникает вопрос: как могло это произведение миновать царскую цензуру? Прежде всего этому способствовало то, что словарь был посвящен великому князю Михаилу Павловичу, известному солдафону и реакционеру. Также необходимо отметить и тот момент, что рукопись была представлена в Цензурный комитет в таком виде, что разобрать её было практически невозможно; более того, знаки препинания были сначала расставлены так, что фразы приобретали совершенно невинный смысл. Затем Петрашевский переставлял знаки препинания и статья становилась пропагандистской. Хотя и не сразу, но власти разгадали крамолу и выпуск словаря был остановлен на букве «О». Цензору Крылову был сделан строгий выговор и было отдано распоряжение об уничтожении «этой книги как весьма вредной и опасной». Но 400 экземпляров из 2000 всё-таки разошлись. Примерно в это же время Петрашевский активно формирует свою библиотеку, состоявшую в основном из запрещённой литературы: Ж. Руссо, А. Смит, Л. Фейербах, Ж. Сисмонди, практически все сочинения Фурье, Л. Блана и П. Прудона. Конечно же, этот факт являлся неслыханным в николаевской России и как говорили сами петрашевцы, библиотека являлась главной приманкой на их «пятницы».
Сравнительный анализ воздействия деятельности декабристов и петрашевцев на российское самосознания
Определённый интерес вызывает вопрос об отношении общественности России к участникам восстания и к смертному приговору, вынесенному им. Вполне естественно, что в многочисленных откликах на это событие общество разделилось на два противоположных лагеря: на тех, кто сочувствовал участникам восстания, и тех, кто относился к данному движению резко отрицательно. Поэтому целесообразно рассматривать данный вопрос именно в такой логической последовательности.
Думается, что было бы правильно, если данный вопрос начать с анализа непосредственного отношения к смертной казни вообще и конкретным участникам восстания императора Николая I.
Для истории смертной казни в России, как наказания, стоящего во главе прочих, дело личных действий декабристов важно потому, что прежде всего, следует выделить лиц, которые были приговорены к этому наказанию. Таких было 36 человек, из коих только двое не принадлежали к военному сословию, они судились вместе с военными, как их соучастников; во-вторых, следует иметь в виду из 36 только пять человек были казнены, все они принадлежали к военному сословию и квалифицированная смертная казнь была заменена простою; в - третьих, нужно подчеркнуть, что у палачей обнаружилась поразительная «неопытность» и неумение совершить процедуру повешения осуждённых. Отсюда, напрашивается вывод, что в рассматриваемое нами время смертная казнь, как наказание, действительно не практиковалась в России за обще-гражданские преступления. Она применялась за воинские преступления, совершаемые военными, но исполнялась крайне редко. Поэтому у общественности сложилось мнение, что в ходе процесса над декабристами вряд ли будет применена смертная казнь. (16; с.270)
Однако в случае с декабристами, покусившихся на жизнь царя, вопрос о смертной казни был решён лично императором Николаем І в первый день же допросов. В письме от 15 декабря 1825 года он писал Константину в Варшаву: «...так как в данном случае речь идёт об убийцах, то их участь не может не быть достаточно сурова». 20 декабря в беседе с французским послом в Петербурге графом Ляферронэ Николай заявил: «Я начинаю царствовать под грустным предзнаменованием и со страшными обязанностями. Я сумею их исполнить. Проявлю милосердие, много милосердия, некоторые даже скажут, слишком много; но с вожаками и зачинщиками заговора будет поступлено без жалости, без пощады». (39; с. 192)
В начале января 1826 года царь, недостаточно подготовленный юридически и не различавший процедуру следствия от суда, проговорился публично. «7 января читатели «Русского инвалида» в «Прибавлении к подробному описанию происшествия, случившегося в Санкт-Петербурге 14 декабря 1825 года, могли прочесть следующее: «Касательно главных зачинщиков и заговорщиков, примерная казнь будет им справедливым возмездием за нарушение общественного спокойствия». На другой день в газете появилось «исправление»: «В № 5 «Русского инвалида», на странице 20-й, в строках 19-й, 20-й и 21-й надобно читать: примерное наказание, коего требуют справедливость, польза государства и общее мнение людей благомыслящих».
17 декабря Николай I писал Константину: «Впоследствии для суда я предполагаю отделить лиц, действовавших сознательно и предумышленно, от тех, кто действовал как бы в припадке безумия...». Письмо от 4 января 1826 года содержало уже конкретный план расправы: «Я думаю покончить возможно скорее с теми из негодяев, которые не имеют никакого значения по признаниям, какие они могут сделать, но будучи первыми, поднявшими руку на своё начальство, не могут быть помилованы... Я думаю, что их нужно попросту судить, притом только за самый поступок, полковым судом в 24 часа и казнить через людей того же полка». (39; с. 187)
6 июня царь сообщал в Варшаву: «...В четверг начался суд со всей подобающей торжественностью. Заседания идут без перерыва с 10 часов утра до 3 часов дня... Затем последует казнь - ужасный день, о котором я не могу думать без содраганья. Предполагаю произвести её на эспланаде крепости». Константин, одобряя намерение брата, писал в ответ: «Если когда-нибудь необходим пример, так это теперь». (39; с. 192).
12 июля Николай I пишет своей матери, императрице Марии Фёдоровне о том, что он чувствует ужас, содрогание, которое смешивается у него с чувством благодарности богу. В этот день, накануне казни, Николай 1 вновь пережил весь страх, чувство беспредельного ужаса, которое он испытал на Сенатской площади 14 декабря 1825 года и за которое так жестоко мстил.
Николай I подробно разработал обряд предстоящей казни. В особой записке петербургскому генерал-губернатору П. В. Голенищеву-Кутузову он писал: «В кронверке занять караул. Войскам быть в 3 часа. Сначала вывести с конвоем приговорённых к каторге и разжалованных и поставить рядом против знамён. Конвойным оставаться за ними, считая по два на одного. Когда все будут на месте, то командовать на караул и пробить одно колено похода: потом г. генералам, командующим эскадронами и артиллерией прочесть приговор, после чего пробить 2 колено похода и командовать на плечо; тогда профосам сорвать мундир, кресты и переломить шпаги, что потом и бросить в приготовленный костёр. Когда приговор исполнится, то вести их тем же порядком в кронверк; тогда взвести присуждённых к смерти на вал, при коих быть священнику с крестом. Тогда ударить тот же бой, как для гонения сквозь строй, докуда всё не кончится, после чего зайти по отделениям направо и пройти мимо и распустить по домам». О часе совершения казни Николай писал Дибичу: «Я полагаю назначить час вам вместе с Кутузовым; я считаю в 4 часа утра; так чтобы от 3 до 4 часов могла кончиться обедня и их можно было бы причастить». (39; с. 194-195) Как свидетельствуют документы, царь Николай был далеко не уверен, что всё будет спокойно. Внутренняя тревога и страх не покидали его. Ведь не случайно, после молитвы в дворцовой церкви он писал Дибичу, начальнику генерального штаба: «Прошу вас соблюдать сегодня величайшую осторожность и в особенности передать Бенкендорфу, чтобы он удвоил свою деятельность и бдительность, то же следует предписать и войскам». (39; с. 195)
У большей части официальных лиц отношение к декабристам было как к банде, бунтовщикам, мерзавцам, которые осмелились посягнуть на законную власть. Вот как описывает М. А. Корф мнение Великого князя Михаила Павловича о событиях 14 декабря 1825 года: « - Теперь ребята, - сказал он, -если нашлись мерзавцы, которые осрамили ваш мундир, докажите же, что между вами есть и честные люди, которые присягали не понапрасну и готовы омыть это посрамление своею кровью; я поведу вас против вашей же братьи, которая забыла свой долг». (38;с.57) В этом же аспекте можно привести и слова из воспоминаний двоюродного брата Николая I Евгения Вюртембергского «Моя поездка в Россию в 1825 году и петербургский заговор», о восстании он пишет следующее: «Теперь у всех нас, кто был осведомлён об истинном положении дел и сохранял верность императору, не осталось больше сомнений, что речь шла не о простом недоразумении, а о настоящем бунте». (38;с.75) Эти слова сразу же опровергают официальную версию восстания, которая была написана, по указанию императора Николая I, Д. Н. Блудовым и опубликована в виде прибавки к «Санкт-Петербургским ведомостям» 15 декабря 1825 года, т. е. на следующий день после восстания. Николай приказал ему (Блудову) «сделать сие поспешно тут же, не выходя из его кабинета». Прежде слывший либералом, известный петербургский литератор, один из основателей общества «Арзамас», недавний приятель многих «бунтовщиков», Блудов с усердием выполнил эту высочайше возложенную на него задачу, положив на бумагу основные мысли официальной версии.
