Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретико-методологические основы исследования диалога национальных культур 13
1. Диалог национальных культур как проблема культурологии 13
2. Тезаурусный подход к исследованию диалога культур 38
Глава 2. Национальные культуры России и Швеции: две картины мира 61
1. Универсалии русской культуры в контексте тезаурусного подхода 61
2. Культурные доминанты шведского менталитета 78
Глава 3. Россия и Швеция: диалог культур во взаимоотражении литератур 102
1. Шведские писатели как константы русской культуры 102
2. Классики русской литературы как константы шведской культуры 127
Заключение 144
Список использованной литературы 149
- Диалог национальных культур как проблема культурологии
- Универсалии русской культуры в контексте тезаурусного подхода
- Шведские писатели как константы русской культуры
- Классики русской литературы как константы шведской культуры
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В контексте современных социо- и геокультурных процессов проблема взаимодействия культур приобрела особую актуальность. Многократное ускорение темпов развития современной науки и техники привело к стремительному увеличению темпов жизни и количества межкультурных контактов. Исходя из этого, с большой степенью уверенности можно утверждать, что в мире не осталось ни одного народа, который бы хоть раз не испытал необходимости установления контактов с представителями иной нации. Контакты с другими этносами и культурами могут носить различный характер -от агрессивно-захватнического до дружеского. Изучение культур в их взаимодействии позволяет выяснить принципы и формы их взаимоотношений, степень их «совместимости» друг с другом и уровень близости их интересов.
Современный мир вступает в стадию, когда основой для разногласий становится не «непроницаемость» культур, а наоборот, их излишне интенсивное взаимопроникновение, не оставляющее им временного пространства для достаточно глубокой ассимиляции друг с другом и тем самым служащее основой для формирования новых конфликтов. Диалог как концепция, построенная на взаимодействии равноценных субъектов, обладает уникальным свойством поддержания отношений равноправия между его участниками. По принципу своего функционирования он противодействует глобализации, не позволяя ни одной из сторон занять доминирующую позицию. Таким образом, диалог обеспечивает взаимодействие двух независимых субъектов и поддерживает баланс сил между ними. Экономическая и ценностная экспансия высокоразвитых стран наряду с проблемой массовой миграции населения поднимают на новый уровень актуальность изучения принципа диалога культур как подхода к решению международных отношений.
Швеция - не только один из близких соседей России на северо-западе и одна из наиболее развитых стран Европы, но и давнишний партнер в области культурных и экономических отношений. Несмотря на это, сегодня практически отсутствуют серьезные исследования, которые позволили бы в полной мере понять, каким образом русская и шведская культуры соотносятся в современном быстро меняющемся мире, особенно после глобальных социальных и экономических перемен, полностью изменивших Россию в последние десятилетия. Эти перемены оказали огромное влияние на восприятие мира с точки зрения России и россиян, а также изменили представление о них самих извне. Какой предстает в глазах шведов Россия и что знают в России о Швеции; как воспринимаются основные ценности национальных культур: литература, философия, искусство, спорт; какие стороны общественной жизни в России хорошо знакомы современной Швеции и наоборот? И самый важный для культуролога вопрос: на чем это знание основано? На данный момент наука практически не располагает аргументированной, основанной на фактах информацией по этой теме. Количество подобных вопросов очень велико и все они требуют детального изучения.
Одним из основных ориентиров в культурологическом освоении таких комплексных явлений, как этнические и национальные культуры, является менталитет народов. В форме традиций, обычаев и поведенческих стереотипов в них фиксируются важнейшие культурно-исторические константы каждого этноса. Эта
информация формирует новые поколения представителей того или иного общества, в свою очередь, определяя его социокультурные ориентиры. Разработка вопроса о центральных константах национального характера особенно актуальна в обозначенном контексте, поскольку позволяет ориентироваться не только в принципах передачи культурных данных в пределах одной культурной единицы, но и внести ясность в понимание способов их обмена между разными культурами.
Константы культуры имеют разные формы выражения. Важнейшим способом передачи любого типа информации является, несомненно, вербальный код, представленный литературой. С ее помощью особенности культур способны преодолевать временные, географические и политические границы. Произведения крупнейших русских писателей XIX-XX вв. стали одним из главных источников формирования образа России в культурном сознании Запада, и в частности Швеции. Шведская литература тоже оставила заметный след в русском сознании. Для понимания глубинных основ русско-шведских культурных взаимоотношений важно знать, в какой степени литературное наследие обеих стран повлияло на формирование и характер диалога между ними.
Анализ константных свойств литературных отражений как главнейшего посредника в процессе культурного взаимодействия вкупе с исследованием основ национального характера обоих народов как источника народного духа также представляется актуальный в постановке проблем, связанных с диалогом культур.
Степень научной разработанности проблемы. Вопрос об интерференции культур приобрел актуальность уже в античности. Наиболее ранним трудом, где диалог зафиксирован как форма общения, являются «Диалоги» Платона, в которых диалогичность выступает в роли философской концепции, метода общения и познания действительности. Позднее этой проблеме посвящали свои труды Тацит, Ф. Петрарка, М. Монтень, Ж.-Ж. Руссо.
Выстраивание сегодняшнего дискурса диалога культур не представляется возможным без научного обоснования этой проблемы. Разработка этих вопросов связана с именами крупнейших культурологов, философов и историков И. Г. Гер дера, Н. Я. Данилевского, О. Шпенглера. Гердер одним из первых указал на существование различных национальных культур и их уникальные свойства. Шпенглер отказался от стремления свести весь культурно-исторический процесс к одной стержневой логике, пронизывающей всю историю и находящей свое завершение в некой высшей точке, таким образом фактически утвердив «суверенитет» каждой из культур для всего философского мира. Это открытие создало для философов и культурологов возможность сравнивать те или иные культуры, а также проводить исследования в области межкультурных контактов и взаимовлияний.
Возникновение понятия «философия диалога» восходит к трудам филосо-фов-диалогистов начала XX в. (Ф. Эбнер, Ф. Розенцвейг, М. Бубер), а также работам Г. Марселя и Э. Левинаса. Для них человеческое Я создано для существования в диалоге. Сама по себе возможность говорить связывалась в их философии с природной диалогичностью индивида. В качестве замены «монологизма» этой школой разработана теория бисубъектной коммуникации, провозглашающая равноправие участников общения. Впоследствии биологизм как особое направление философии разрабатывался как в отечественной (М. М. Бахтин, Н. А. Бердяев,
С. Л. Франк, В. А. Малахов, Г. С. Батищев, Я. С. Друскин), так и в зарубежной науке (А. Тойнби, Р. Барт, X. Блум, А. Бём, Ю. Кристева, Дж. Морсон, К. Эмерсон, К. Томсон, Ю. Тишнер).
Понятие «диалог культур» сформировалось и развивалось в культурологии под воздействием трудов представителей диалогической школы. Различные подходы к изучению диалога культур отражены в работах таких ученых, как М. С. Каган, Г. С. Померанц, В. Л. Махлин, Т. П. Лифинцева, М. Фридман, У. Джонстон и др. Серьезный вклад в развитие философии диалога и диалога культур внес В. С. Библер и его научная школа (А. В. Ахутин, М. С. Глазман, Т. Б. Длугач, Я. А. Ляткер, Л. А. Маркова, С. С. Неретина, В. Л. Рабинович, Л. Б. Туманова). Современные исследования, связанные с изучением диалога культур, проводятся в различных областях гуманитарного знания - культурологии (А. Хюлья, Ан Су Ми), философии (А. Ф. Малышевский, С. В. Медведко, И. Ю. Корюхина), филологии (О. Н. Колчина), педагогике (А. М. Кулага, Л. И. Орешкина, Л. А. Бахтеева), социологии (С. В. Луков), истории (О. А. Масалова). Для общего понимания процессов межкультурной коммуникации большое значение имеют работы А. В. Костиной и А. И. Шендрика.
Субъектная культурология, выводы которой важны в контексте данной темы, во многом основывается на понятии «картина мира», которое исследуется Т. Ф. Кузнецовой, Р. С. Карпинской, В. С. Степиным, В. И. Михайловским, Г. Н. Хоном и др. Тесно связанная с изучением культурных картин мира концепция констант культуры развивалась в работах Э. Жильсона, Г.-Г. Гадамера, С. В. Лурье, В. С. Степина, В. М. Межуева, А. Я. Флиера.
Проблема взаимоотношения национальных культур до сих пор является одной из наиболее сложных и наименее методологически разработанных в культурологии. Тематика культурных взаимоотношений России и Швеции развивалась в трудах Ю. А. Веселовского, А. А. Мацевича, К. Е. Мурадян, А. Г. Мысливченко, Д. К. Хачатурян, Д. М. Шарыпкина, В. П. Неустроева.
Что касается исследований, непосредственно посвященных проблемам русско-шведского культурного диалога, то их количество чрезвычайно ограничено. Этой теме посвящены работы Т. А. Чесноковой1. Шведско-русские связи также изучаются шведскими исследователями, например П.-А. Будином, Т. Бургманом, Я. О. Делленбрантом, С. Нильссоном и др.2 Как показал анализ литературы, проведенный в диссертации, в более широком культурологическом аспекте постановка и решение обозначенной проблемы практически не нашли отражения в науке3. Между тем, с разработкой ряда новых подходов к изучению культуры (в частности тезаурусного) открываются новые возможности в исследовании проблем культурного диалога. С учетом научной актуальности темы и ее недостаточной разработанности в культурологии в диссертации формулируются объект, предмет, цель и задачи данного исследования.
Чеснокова Т. А. Шведская идентичность. Изменение национального менталитета. - М., 2008.; Чеснокова Т. А. Россия-Швеция: диалог культур. - М., 2004.
2 Bodin Р.-А. Ryssland och Europa. - Stockholm, 2006; BurgmanT. Rysslandsbilden і Sverige. - Lund, 2001;
Dellenbrant J. A. Arvfiender?: om relationema menan Sverige och Ryssland і ett longitudinellt perspektiv. - Stockholm,
198S; Nilsson S. Rysskracken і Sverige: fordomar och verklighet. - Orebro, 1990.
3 В ряду таких исследований можно отметить исследование С. В. Корниловой «Художественная культура Швеции
нового времени в русскоязычной историографии XIX - нач. XXI вв.» (СПб., 2003).
Объектом исследования являются национальные культуры России и Швеции.
Предмет исследования - характер и формы диалогических взаимоотношений культур России и Швеции.
Цель исследования - опираясь на основополагающие характеристики диалогичное культур, охарактеризовать основной вектор и формы диалога национальных культур России и Швеции на базе тезаурусного подхода.
Целью определяются задачи диссертации:
- проанализировать теоретико-методологические основы исследования
диалога национальных культур как проблемы культурологии;
рассмотреть пути формирования и доминирующие характеристики русско-шведских культурных связей;
на основе тезаурусного подхода выявить соотношение картин мира России и Швеции через анализ их культурных моделей и базовых констант;
- охарактеризовать диалог культур России и Швеции через анализ взаимо
отражений их литератур сквозь призму ведущих культурологем.
Методологическую и теоретическую основу исследования составили важнейшие культурфилософские труды Ф. Эбнера, Ф. Розенцвейга, М. Бубера, М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, Ю. С. Степанова. Диссертация базируется на сравнительно-типологическом методе исследования культурных текстов. При этом в качестве теоретико-методологической доминанты в данной работе используется тезаурусный подход, разрабатываемый научной школой тезаурусного анализа мировой культуры (Вал. А. Луков, Вл. А. Луков, Т. Ф. Кузнецова, Н. В. Захаров, Б. Н. Гайдин и др.)4.
Положения, выносимые на защиту:
Диалог культур представляет собой субъект-субъектные отношения и подразумевает отношение равноправия между сторонами, вовлеченными в процесс коммуникации. В процессе взаимодействия культур диалог выполняет двойную функцию: с одной стороны он обеспечивает возможность межкультурных контактов на мирных основаниях, а с другой стороны одновременно поддерживает баланс сил между вовлеченными в диалог субъектами, противодействуя развитию эффектов глобализации.
Для ориентации в социокультурном пространстве каждый из субъектов (в нашем исследовании - шведской и русской национальных культур) обладает тезаурусом, т. е. системой ориентирующих его ценностей и констант. Константы представляют собой наиболее устойчивые и значимые концепты - особого рода понятия, сочетающие в себе логические и ценностные основания.
Диалог культур в своей основе представляет собой диалог картин мира. Картина мира, будучи сосредоточением важнейших констант для формирования идентичности нации и культуры, является ядром ее самосознания. Наличие или отсутствие одинаковых или близких друг к другу констант, концептов и основополагающих принципов функционирования в картинах мира разных культур по-
Луков Вал. А., Луков Вл. А. Тезаурусы: Субъектная организация гуманитарного знания. - М.. 2008; Захаров Н. В. Шекспиризм русской классической литературы: тезаурусный анализ - М, 2008: Гайдин Б. Н. Вечные образы как константы культуры (интерпретация «гамлетовского вопроса : Дис.... канд. филос. наук. - М., 2009.
зволяет определить степень близости этих культур и степень их вовлеченности в процесс диалогизации.
Литературные взаимоотражения между тезаурусами культур представляют собой один из наиболее достоверных источников информации о направлениях культурного взаимодействия во времени и пространстве. Литература отражает основные особенности национального характера народа, а также позволяет точно проследить процесс перемещения культурных констант (авторов, произведений, литературных героев и др.) между тезаурусами различных культур, что в свою очередь позволяет выяснить степень их влияния друг на друга в процессе диалога культур. В русском культурном тезаурусе оказываются, в большей степени, освоенными литературные образы и константы Августа Стриндберга, Сельмы Лагерлеф, Астрид Линдгрен, а в шведском культурном тезаурусе -Ф. М. Достоевского, И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова.
«Супер-константой», объединяющей в себе набор других крупных констант русской культуры, является понятие «русской души». Эта константа отражается в творчестве Гоголя, Гончарова, Толстого, Достоевского, Чехова и других крупных русских писателей и противопоставляется логике, продуманности и рационализму западноевропейской культуры. Это понятие оказывается смыслооб-разующим для таких констант, лежащих в основе картины мира (центров тезаурусов) культуры России, как коллективизм, полярность мышления, привязанность к культурным традициям. Для Швеции такими константами культуры, составляющими центр тезауруса, являются индивидуализм, умеренность (от lagom - в меру), современность (modernitet).
6. Различия в содержании культурно-исторических констант, формирующих
картины мира Швеции и России, очень велики. Индивидуальное начало шведской
культуры противопоставлено общинному в русской, lagom - полярности мышле
ния и определенному максимализму, современность - отчетливой привязанности
к культурным традициям, четкая направленность на практичность - иррацио
нальному нежеланию следовать за организационно-материалистическими тенден
циями Запада. На уровне картин мира сегодня можно говорить только о зарожде
нии прямого диалога между ними.
Научная новизна исследования заключается в следующем:
выявлены основные характеристики констант и концептов культуры и обосновано их положение в ядре культурного тезауруса субъекта;
показана роль диалога культур России и Швеции в процессе межкультурной коммуникации;
ф впервые на основе тезаурусного подхода выделены основополагающие константы и концепты, лежащие в основе картин мира (центров тезаурусов) культур России и Швеции;
определены константы шведской и русской литератур, а также охаракте
ризованы взаимоотражения между ними;
ф впервые на основе полученных результатов произведен анализ степени диалогизированности тезаурусов русской и шведской культур.
Теоретическая значимость исследования состоит в выработке и применении новых методологических оснований (тезаурусного подхода) к анализу межкультурных связей, что позволит использовать их в анализе коммуникативного
пространства культуры. Содержащиеся в диссертации теоретические идеи и выводы способствуют дальнейшим типологическим исследованиям культуры в контексте диалогизма.
Практическая значимость диссертации состоит в том, что ее результаты могут использоваться в вузовских курсах истории и теории культуры, теории и истории литературы, в разработке спецкурсов, в прикладных исследованиях смежных проблем.
Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены на ряде научных конференций и семинаров, в том числе на VI международной научной конференции «Высшее образование для XXI века» (Москва, 2009 г.), 4 научных симпозиумах «Тезаурусный анализ мировой культуры» (2007-2008 гг.) каф. культурологии МосГУ. По теме диссертации опубликовано 10 научных работ. Отдельные главы диссертации и вся диссертация в целом обсуждались на кафедре философии, культурологии и политологии Московского гуманитарного университета.
Структура диссертации определяется поставленными задачами, включает Введение, 3 главы (в каждой по 2 параграфа), Заключение и список использованной литературы, включающий 210 источников. Общий объем диссертации 168 страниц.
Диалог национальных культур как проблема культурологии
В наши дни выражение «диалог культур» стало обыденным и даже модным. Оно находит себе применение в самых разных областях знаний — в культурологии, искусствознании, литературоведении, лингвистике, педагогике и других дисциплинах, тем или иным образом связанных с изучением различных народов. Это понятие вносится в образовательные программы, учебные планы и курсы лекций для студентов. Но, так же как представление о культуре в современном ее понимании не всегда было само собой разумеющимся, так и идея о существовании различных культур и возможности диалога между ними возникла относительно недавно.
Вопрос об интерференции культур и народов должен был стать актуальным уже во времена формирования первейших социумов. В числе наиболее ранних нам известны труды Платона, где уже в форме его сочинений (диалоги) диалогичность выступает в роли философской концепции, метода общения и познания действительности. В них «раскрыто главное качество диалога как способа постижения мира: возможность перехода от знания к пониманию»5.
Несомненную культурологическую ценность представляет работа римского писателя и политического деятеля Корнелия Тацита (55-120) «О происхождении германцев и местоположении Германии», созданная в 98 г. и посвященная описанию жизни, быта, нравов и обычаев германских племен с позиции представителя римской аристократии. Тацит начинает с описания мест поселения германских племен, затем дает объяснение происхождению религии германцев, особенностям их внешнего вида, описывает детали ландшафта германских земель, виды оружия и одежды, тип социального устройства, способы ведения военных действий, подробности устройства семьи и отношений между мужчиной и женщиной и так далее: «Что касается германцев, то я склонен считать их исконными жителями этой страны, лишь в самой ничтожной мере смешавшимися с прибывшими к ним другими народами и теми переселенцами, которым они оказали гостеприимство [...] Да и кто, не говоря уже об опасности плавания по грозному и неизвестному морю, покинув Азию, или Африку, или Италию, стал бы устремляться в Германию с ее неприютной землей и суровым небом, безрадостную для обитания и для взора, кроме тех, кому она родина?»6
Подход Тацита конечно вряд ли возможно назвать в полной мере научным с точки зрения современного культуролога, но по своей сути этот очерк представляет собой не что иное, как образец интеркульту-рального анализа, т. е. попытки установления контакта между тезаурусами римской и германской культур. Хочется отметить, что в словах Тацита отсутствует категорическое неприятие культуры германцев, что в свою очередь свидетельствует о проникновении артефактов германской реальности в римский культурный пантеон и их «освоении» в сознании римлян.
Итальянскому мыслителю и поэту эпохи Возрождения Франческо Петрарке (1304-1374) среди многих прочих открытий принадлежит концепция, согласно которой язык представителя той или иной культуры имеет прямое отношение к культурной среде его (представителя) происхождения. Как поясняет эту концепцию А. И. Шендрик, «...речь тождественна внутреннему миру человека и не только зависит от состояния души человека и степени его развитости, но и сама влияет на душу и развитие индивида. Именно поэтому изучение как человека, так и творимой им культуры необходимо начинать с анализа его речи и того языка, который употребляется в том или ином обществе, причем изучение языка не может ограничиваться только постижением премудростей "техники" языка, как считали средневековые схоласты, а прежде всего должно преследовать цель постичь его суть, внутренние закономерности, связь с типом культуры, родившей его»7.
С этим утверждением нельзя не согласиться. Зачастую особенности фонетики, морфологии и синтаксиса того или иного языка дают объяснение направлению движения мыслей носителя соответствующей культуры. Одним из первейших инструментов исследователя при анализе явлений как родной, так и других культур должно быть отточенное чувство языка и стиля, что в полной мере возможно только при непосредственном контакте с их носителями.
К подобному выводу впоследствии пришли многие другие мыслители, в частности, один из столпов антропологии Эдуард Барнет Тайлор (1832-1917). По его мнению, развитие форм языка имеет прямую связь со стадиями развития культуры. Исходя из этого, можно утверждать, что лингвистические исследования должны являться неотъемлемой частью культурологического подхода.
Мишель Монтень (1533-1592) в книге «Опыты», наряду со многими другими вопросами, метко комментирует характер взаимоотношений между странами Старого и Нового Света. Рассказ Монтеня, как и работа Тацита, носит описательный характер без претензий на научную объективность, что, однако, не лишает его наблюдения замечательной точности: «...В этих народах, согласно тому, что мне рассказывали о них, нет ничего варварского и дикого, если только не считать варварством то, что нам непривычно» — определение, формулирующее ключ к возникновению «войн тезаурусов» (о которых речь пойдет ниже) во все времена. «Ведь, говоря по правде, у нас, по-видимому, нет другого мерила истинного и разумного, как служащие нам примерами и образцами мнения и обычаи нашей страны. Тут всегда и самая совершенная религия, и самый совершенный государственный строй, и самые совершенные и цивилизованные обычаи»9 — продолжает Монтень, во многом предвосхищая характеристику восприятия Востока современным Западом. По мнению Монтеня, управляемый естественными законами «народ, [...] у которого нет никакой торговли, никакой письменности, никакого знакомства со счетом, никаких признаков власти или превосходства над остальными, никаких следов рабства, никакого богатства и никакой бедности, никаких наследств, никаких разделов имущества, никаких занятий, кроме праздности, никакого особого почитания родственных связей, никаких одежд, никакого земледелия, никакого употребления металлов, вина или хлеба»10 представляет собой общество намного совершеннее государства, созданного Платоном в его одноименном произведении.
В эпоху Просвещения Жан-Жак Руссо (1712-1778), анализируя пути развития Европейской культуры, приходит к подобному выводу, критикуя достижения цивилизации. Руссо сравнивает Европу XVIII века с культурами античности и современности и при этом не раз ссылается на высказывания Монтеня, приводя в качестве культурного идеала представителя народов, находящихся на патриархальной стадии развития с его чистотой нравов и простотой. «Государи всегда с удовольствием взирают на распространение среди своих подданных склонности к доставляющим лишь приятное развлечение искусствам и к некоторым излишествам — если только это не влечет за собою вывоза денег за границу, — ибо, помимо того что таким путем они воспитывают в подданных душевную мелочность, столь удобную для рабства, они очень хорошо знают, что всякая новая потребность в то же время является для народа лишним звеном сковывающей его цепи [...]. Американские дикари, не знающие одежды и промышляющие одной лишь охотой, непобедимы: в самом деле, какое иго можно наложить на людей, у которых нет никаких потребностей?»11.
По вышеприведенным цитатам понятно, что проблематика взаимодействия тех или иных сообществ, народов и культур всегда имела место. Однако она не всегда была облачена в современную терминологию. Данная характеристика отношения европейцев к другим нациям у Монтеня и Руссо невольно вменяет Западу замкнутость в своей внутренней системе ценностей, подталкивая философскую мысль к развитию концепции диалога в XX веке.
Универсалии русской культуры в контексте тезаурусного подхода
Понятие «картина мира» может быть определено при применении тезаурусной концепции как система культурных констант тезауруса, вы-работанная в ходе социализации субъекта . Русская душа — понятие, покрытое ореолом загадочности как для большинства иностранцев, так для самих россиян, одновременно представляет собой центр русской картины мира, обобщая основные свойства русского менталитета. Что подразумевается под «душевностью» и почему таким образом характеризуются именно представители русской культуры?
Утверждение о том, что душа и душевность являются «визитной карточкой» русской культуры за границей наравне с матрешкой и страстью к употреблению крепких напитков, было бы преувеличением. Однако при непосредственном контакте с русским языком и культурой невозможно избегнуть столкновения с этим понятием. На одном из англоязычных интернет-ресурсов, посвященных русскому языку и культуре, обнаруживается следующее утверждение: «Если вы не делаете все возможное для понимания Русской души, у вас нет ни малейшего шанса понять Россию. Русской душе свойственна особая логика (даже если сначала может показаться, что ее нет). Русская душа горда и глубока, преданна и легкомысленна, игрива и серьезна. Русская душа добра, открыта, терпелива, нежна и всегда готова пригласить незнакомца на кухню и угостить чашечкой чая» . Тот же автор (шведка по национальности, но не называет своей фамилии) пишет о желании жить в России, несмотря на отсутствие западного сервиса, широко известную русскую бюрократию, плохие погодные условия и прочее, по одной только причине — из-за возможности вхождения в контакт с Русской душой, разговоров «по душам», жизни «душа в душу», чего ей, очевидно, не хватает на родине.
Сам по себе факт наличия национального признака у «русской загадочной души» является основанием для проведения границы между русским и другими народами. Нередко встречаются мнения о «бездуховности» представителей иных культур (в первую очередь западноевропейских), главным свойством которых, с этой точки зрения, является холодная расчетливость.
Это разделение имеет тысячелетнюю историю, и немаловажным основанием этому послужил произошедший в 1054 г. конфликт между православной и католической церквями об исхождении Святого духа, приведший к разрыву двух ветвей христианства. По утверждению первой, Святой дух исходит только от Бога-Отца. Западная же церковь настаивает на исхождении Святого духа от Бога-Отца и от Сына. Дополнительным разделяющим фактором выступило различие в языках. Латынь и греческий, используемые во время церковных служений на Западе, были заменены в Киевском государстве на церковнославянский, что увеличило уровень взаимного непонимания. Период тесного контакта с восточными культурами во времена монголо-татарского ига перенес внимание славянских наций в сторону Востока. В истории Западной Европы соответствующий период был пропитан идеями Возрождения, дошедшими до России на два века позже, во время Петра I.
Вышеперечисленные факторы привели к асинхронности развития и появлению культурного барьера между Россией и Западом. Есть основания предположить, что и само понятие о «русской душе» также родилось вследствие этого разделения.
В русском языке слово «душа» обладает очень широким кругом значений и входит в большое количество устойчивых выражений, чего не наблюдается в других языках. «Всей душой», «Для души», «От всей души», «Говорить по душам», «Сколько душе угодно», «Душенька», «Душа моя», «Душа ушла в пятки» имеют соответствия в шведском и других западноевропейских языках с одной только оговоркой — в большинстве случаев концепт «душа» заменяется на «сердце» (hjarta): «Med hela mitt hjarta» («Всем сердцем», соотв. «Всей душой»), «Fran hela mitthjarta» («От всего сердца», соотв. «От всей души»), «Talafran hjartat» («Говорить от сердца», соотв. «Говорить по душам»), «Mitt hjarta»7 («Мое сердце», соотв. «Душа моя»), «Rymligt (trangt) hjarta»79 («Вместительное (тесное) сердце», соотв. «Широкая душа»), «Berdtta vad du har pa hjartat» (« Что у тебя на сердце», соотв. « Что у тебя на душе»), «Han lattade/oppnade sitt hjarta» («Он раскрыл сердце», соотв. «Он раскрыл душу»81). То есть в русском языке центр чувственной активности сместился со вполне физиологического и легкоощущаемого сердца на эфемерную душу.
Шведский исследователь, профессор кафедры славянских языков Стокгольмского университета Пер-Арне Будин (Per-Arne Bodin) в своих рассуждениях о русскости пишет: «Наше представление о русской душе может быть частично основано на том, что переводчики с русского на западноевропейские языки слишком однозначно расценивают русское "душа" именно как душу, а не как сердце. При прочтении произведений русских классиков в переводе создается впечатление, что русские не-обыкновенно душевны» .
Он же утверждает, что идея о «русской душе» почерпнула вдохновение в идеях немецкого романтизма. Исходной точкой является конец XVIII века, когда в противопоставление интересу эпохи Просвещения к высшему свету и пространным материям были раскрыты более «приземленные» понятия народа и индивида. Иоганн Готфрид Гердер в это время пришел к выводу, что изучение фольклора разных стран позволяет определить особый характер каждой нации, который он обозначил словом «Geist» — дух. Позднее Георг Вильгельм Фридрих Гегель сформулировал понятие о «народном духе» (Volkgeist) каждой нации, привносящем свою роль в мировую историю. В XIX веке в Германии понятие «душа» (Seele) применялось вместо понятия «дух» (Geist) для определения характерных черт простого народа. Впоследствии понятие «народной души» приобретало все более широкое значение и применялось в качестве средства для сравнения немецкой культуры с другими, в частности с французской. Представление о «народной душе» стало, таким образом, инструментом формирования народного самосознания.
Сходные процессы можно обнаружить и в русской культуре. В начале XVIII века Петр I приступил к активной европеизации России. Военные победы над Швецией в Северной войне, а через столетие и над Францией во главе с Наполеоном дали понять, что Россия представляет собой не отсталое варварское государство, а мощную военную и политическую державу, что поставило Западную Европу перед необходимостью определения сущности русскости .
Следствием непосредственного соприкосновения разных народов стали непонимание и разногласия в области культурных ценностей, стандартов, образцов поведения и т. д., что нашло свое отражение в литературе. Образ России в Западной Европе и в частности Швеции создавался во многом через произведения крупных русских писателей и литературных критиков. Кроме того, свою лепту в формирование русской идеи и понятие русской души впоследствии внесли славянофилы (А. С. Хомяков, И. В. и П. В. Киреевские, К. С. и И. С. Аксаковы, М. П. Погодин, С. П. Шевырев, Н. М. Языков) и русские религиозные философы XIX века (Н. А. Бердяев, В. С. Соловьев, Л. И. Шестов, С. Н. Булгаков, П. А. Флоренский).
Н. В. Гоголь в «Мертвых душах» представляет русскую душу в образе тройки, летящей по планете. Она оказывается очевидным противопоставлением прочим героям произведения, заботящимся лишь о собственной наживе, символом наилучших качеств русского характера, связанных со стремлением к высоким идеалам, не имеющим ничего общего с материальными субстанциями. Таким образом, «русская душа» превратилась в символ естественности, позиционируемый в качестве противовеса искусственности и жеманности культуры всей Западной Европы, во главе с ее главными представителями Германией и Францией.
Шведские писатели как константы русской культуры
Известно, что всякая национальная литература отражает в себе особенности характера создавшего ее народа. Шведский историк, искусствовед и литературовед, член Шведской академии Карл Руперт Нюблум (Carl Rupert Nyblom, 1832-1907) соглашался с этим утверждением и видел значение литературы в иллюстрировании «развития цветка национальной жизни». Одновременно с этим он указывал на значение крупных духовных движений в европейской культуре, подчеркивая их значение для географически отдаленной от центров цивилизации Швеции. В своем анализе взаимодействия шведской литературы с литературами других стран он высказывается за образование некоего синтеза между воплощением национального духа и общечеловеческим развитием .
Хенрик Шук (Henrik Schtick, 1855-1947), автор «Иллюстрированной истории шведской литературы» (Illustrerad svensk litteraturhistoria), в статье «Методы истории литературы» (Litteraturhistoriska metoder, 1907) подчеркивает значение международного сравнительного литературоведения. Он подчеркивает, что ни одна современная литература не развивалась сама в себе. Между народами происходит «постоянное интеллектуальное взаимодействие», поэтому исследование литературы должно быть «более или менее компаративным». Поток идей передвигается «не из прошлого в будущее в пределах одного народа», а «из одного народа к другому в пределах одного временного отрезка» . По мнению Шука, «истинное значение литературы заключено в выражении чувств и мыслей народа на протяжении определенного периода в его развитии». Литература одного народа на его родном языке отражает неполную картину духовной жизни народа, потому в изучение литературы должны также входить те произведения на других языках, которые тем или иным образом повлияли на его сознание и литературную жизнь134.
Значительную часть шведского культурного «экспорта» составляют книги для детей. За период с 1966 по 1975 гг. со шведского на другие языки было переведено чуть более 3000 художественных книг, 1268 из которых — книги, ориентированные на взрослых, и 1776 — книги для детей и подростков. На восточноевропейские языки за тот же период было переведено порядка девяноста книг для детей и порядка тридцати книг из этих стран переведены на шведский135. Ингемар Визелиус (Ingemar Wizelius, 1917—1969) в работе под названием «Шведская литература за границей»136 составил список шведских писателей, заслуживших славу на мировой арене. Линней и Сведенборг были наиболее известны в XVIII веке. В XIX веке успехом пользовались писательницы Фредрика Бремер (Fredrika Bremer, 1801-1865) Софи фон Кнорринг (Sofie von Knorring, 1797-1848) и Эмилие Флюгаре-Карлен (Emilie Flygare-Carlen, 1807-1892). Тремя наиболее известными шведскими писателями в XX веке Визелиус называет Августа Стриндберга, Сельму Лагерлеф и Астрид Линдгрен.
Путь к успеху шведской детской литературы открыла Сельма Лагерлеф (1858-1940), известная во всем мире прежде всего как автор «Чудесного путешествия Нильса Хольгерссона с дикими гусями»137, не смотря на то, что ей принадлежит авторство широкого ряда художественных, исторических и страноведческих книг. В 1909 году она стала первой женщиной-писательницей, удостоенной Нобелевской премии по литературе «...в знак признания возвышенного идеализма, яркого воображения и духовного восприятия, характеризующих ее труды...». Ее произведения уходят корнями в легенды и саги Скандинавии. Все свое детство она училась и росла дома, под присмотром бабушки, которая и привила Сельме тягу к народным сказкам и легендам. Отвернувшись от доминирующего реалистического движения, она в романтической манере образно описывала крестьянскую жизнь и природу Швеции. Всемирное признание получили ее первый роман «Сага о Иёсте Берлинге» (1891), знаменитая трилогия о Лёвеншёльдах — романы «Перстень Лё-веншёльдов» (1925), «Шарлотта Лёвеншёльд» (1925) и «Анна Сверд» (1928), дилогия «Иерусалим» (1901-1902), а также «Путешествия Нильса с дикими гусями» (1906-1907), самая популярная из ее книг, частично вдохновленная неоромантическими рассказами Редьярда Киплинга.
Изначально данное произведение задумывалось и было создано в качестве средства для изучения географии страны по заказу Министерства Образования Швеции . В двух томах писательница повествует историю четырнадцатилетнего мальчика Нильса, который превращается в карлика из-за своей эгоистичности и избалованности. На спине гуся он отправляется в путешествие в сторону Лапландии. Во время поездки с дикими гусями Нильс посещает все уголки Швеции и одновременно учится доброте. История носит открыто моралистический характер, и ее призыв к бережному отношению к природе еще более актуален в наши дни. Рассматривая шведскую жизнь с воздуха, автор обильно снабжает читателя информацией о своей родной стране, ее географии, истории и мифологическом прошлом. Книга была издана в России еще до революции (первое издание выпущено в 1907 году в детской газете «Всходы») и с тех пор пользуется огромной популярностью. В частности, с советского времени (точнее говоря с 40-х гг.) книга стала неотъемлемой частью детской библиотеки и нередко включается в списки литературы, обязательной для чтения в русских школах. На «Путешествиях Нильса» в СССР и России выросло уже не одно поколение детей139.
Первым произведением Сельмы Лагерлёф, переведенным на русский язык, стала новелла «Падший король» («En fallen kung») из первого издания «Невидимых цепей» («Osynliga lankar») в 1895 г.140 Новелла была опубликована в журнале «Северный вестник» в Петербурге и, судя по всему, не пробудила никакого интереса. Переводом занимался квалифицированный переводчик О. Петерсон. Последующие переводы публиковались на периферии — в газетах на Урале, Ростове-на-Дону и в Риге. Имя переводчика неизвестно, и маловероятно, что книги переводились со шведского. В 1900 г. в Петербурге были вновь опубликованы три новеллы: одна в ежедневной газете, вторая в популярном семейном журнале «Нива» и третья в литературном журнале «Вестник иностранной литературы». Первым опубликованным романом стало не дебютное произ-ведение «Сага о Иесте Берлинге», а роман «Иерусалим». Возможно, это произошло по причине актуальности романа в Швеции, кроме того, он стал настоящим прорывом для Сельмы Лагерлёф. Произведение печаталось частями в журнале «Русский вестник» в 1902-1903 гг. и вышло отдельной книгой в издательстве Комарова в Петербурге (1902). Годом позже роман был выпущен в издательстве Поповой в Петербурге, и это издание получило большой резонанс. Попова была известным издателем высококачественной иностранной литературы, в списках изданных произведений присутствовали Виктор Гюго, Эмиль Золя и многие другие.
Произведения «Королевы в Кунгахэлла» и «Легенды», вошедшие в сборник Лагерлёф «Невидимые цепи», вышли в виде отдельной книги в 1905 г. под названием «Северные легенды» в издательстве Ефимова в Москве. Вымысел играет важную роль в историях и новеллах Лагерлёф. Роман «Возница» («Korkarlen», 1912) был основан на легенде, в которой утверждается, что последний умерший в новогодний вечер должен управлять каретой Смерти весь последующий год. В рамках сверхъестественной истории Лагерлёф обращается к вопросам социального характера. В ее небольших рассказах нередко размываются границы между вымыслом и реальностью.
Классики русской литературы как константы шведской культуры
Первые знакомства шведского читателя с русской литературой зафиксированы уже в начале XVIII века. В это время еще не существовало переводов конкретных произведений с русского на шведский, но с Россией и ее литературным миром (в частности с Дмитрием Ростовским, Стефаном Яворским, Феофаном Прокоповичем) можно было познакомиться через описательные произведения, такие как, например, «История путешествий в Россию, Сибирь и великую Татарию...» Филиппа Иухана Страленберга (1730) . Проникновению русской литературы в Швецию активно способствовала Финляндия, присоединенная в 1809 г. к России. Другой посредницей между литературными мирами России и Швеции была Германия. В переводе с немецкого на шведский вышли, к примеру, повести Н. М. Карамзина177 и роман Ф. В. Булгарина «Иван Выжигин» .
В 1838 году на шведском языке была выпущена книга под названием «Заметки о России, написанные во время краткого пребывания в Петербурге и поездки в Москву» . Автор освещает древнерусскую литературу и культуру, упоминая Владимира Великого и сказочных богатырей Добрыню Никитича, Чурило Пленковича и др. Впоследствии упоминаются имена выдающегося русского поэта Ломоносова, Хераскова, Богдановича, Аблесимова, Фонвизина, Озерова, Крылова. Из писателей XIX века упоминаются Булгарин, Греч, Сенковский, Полевой, Гри-боедов и Марлинский .
Произведения Лермонтова впервые стали доступны шведскому читателю в середине XIX века. В 1843 г. в Стокгольме вышел первый перевод «Измаил-Бея», а за ним в 1844 г. последовал «Герой нашего времени»181.
Первым изданием Гоголя на шведском стала «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» из сборника «Миргород» в 1850 г. По мнению критика Карла Веттергофа (1832— 1887), Гоголь заложил основы русского реалистического романа. В «Ревизоре» и «Мертвых душах» писатель обнажил тщательно скрываемую сторону российской реальности, создав пример для своих последовате-лей — Тургенева, Достоевского и Толстого . Славист, писатель и переводчик Альфред Йенсен (1859-1921) утверждал, что Гоголь — первый реалист европейской литературы1 .
В современной Швеции А. С. Пушкин известен только самым начитанным из шведских читателей. Причину этому некоторые видят в чрезмерной «русскости» поэта. Другие считают, что проблемой стали сложности с переводом слога Пушкина на другие языки. Финляндия сыграла роль первооткрывателя творчества Пушкина в Европе, поскольку два первых перевода его творений на западноевропейские языки были сделаны финнами. «Кавказский пленник» был переведен на немецкий Александром Вульффертом, выходцем из Выборга с немецкими корнями . На шведском языке поэма вышла в свет уже в 1825 году . За ней последовал перевод «Капитанской дочки» в 1841 году и тогда же в Упсале была защищена первая в мире докторская диссертация, посвященная творчеству Пушкина188 под названием «Александр Пушкин, русский Байрон. Литературный портрет. Диссертация, с дозволения знаменитого философского факультета, подлежащая защите в Густавианской аудитории 8 декабря 1841 года магистром доцентом Карлом Юлиусом Ленстрёмом»189.
Наличие непосредственной границы между Россией и Швецией через Финляндию значительно повлияло на уровень популярности русской литературы в Швеции. В отличие от прочих скандинавов, к концу XIX в Швеции были известны не только столпы литературного мира Толстой, Достоевский и Тургенев, но и менее прославленные на Западе Чернышевский, Гончаров и др.
Первым произведением Тургенева, переведенным на шведский с французского в 1867 году, стали «Три встречи»190. В следующем году, опять же в переводе с французского, были выпущены «Первая любовь», «Муму» и «Постоялый двор». В 1869 году вышел роман «Дым». Впоследствии произведения Тургенева продолжали печататься регулярно вплоть до 2006 года, когда вышло на сегодняшний день последнее, исправленное издание романа «Рудин»191.
Во вступительном слове к «Запискам охотника» Карл Руперт Нюблум192 признал, что творчество Тургенева открывает новый этап в истории европейской литературы. Тургеневу удалось выйти с локального на межнациональный, общечеловеческий уровень искусства. У его стиля нет четких рамок, в своих книгах ему удалось отразить действительность с ее плюсами и минусами, уча читателей глубже познавать себя и окружающую действительность. «Dagens nyheter», одна из крупнейших шведских газет, настоятельно рекомендовала к чтению романы и повести Тургенева . В 1886 году он стал наиболее широко обсуждаемым писателем в Швеции194.
Книги Ф. М. Достоевского присутствуют на книжных полках в большинстве шведских домов, наряду с другими бессмертными классиками мировой литературы. Возможность самостоятельно ознакомиться с книгами писателя в Швеции появилась в 1881 году, когда на шведский впервые был переведен роман «Униженные и оскорбленные» . Роман «Преступление и наказание» пользовался (и до сих пор пользуется) большим успехом как у читателей, так и у критиков. Крупные шведские литераторы Тур Хедберг, Виктория Бенедиктссон, Аксель Лундегорд высоко ценили Достоевского и способствовали популяризации его творчества. Описание к изданию книги о жизни и творчестве Достоевского шведского литературного критика Карла Эрика Лагерлёф звучит следующим образом: «Вокруг Достоевского всегда создавались сенсации, его личность и его произведения всегда удивляли и пробуждали самые различные реакции. Он бывший приговоренный к смерти, который пишет криминальные романы; реалист, описывающий социальные беды; набожный христианин, который позволяет своим героям нападки на Бога; глубокий психолог с потенциалом превосходящим Фрейда. И все равно он — один из наиболее читаемых классиков и его психологическая оригинальность, писательское искусство и нестареющие описания человека подвергаются постоянным дискуссиям»196. Финско-шведский философ Георг Хенрик фон Врикт видел в Достоевском человека, преодолевшего границы своего времени и своего народа: «Среди классиков русской литературы Достоевский наиболее близок современному человеку. [...] Для европейца XIX века романы Достоевского были описаниями неизвестного мира. Этот мир называли «русским». Достоевский наверняка безгранично русский, но нельзя ставить знака равенства между ним и русскостью. Для современного читателя должно быть очевидно, что Достоевский как минимум настолько же европеец. Как Кьерке-гор и частично Ницше он жил — будучи рассматриваемым как европеец — далеко впереди своего времени: в частном мире идей, настроений и конфликтов, которые были чужды его современникам, но составляют духовную действительность сегодняшнего человека. Это человек двух мировых войн и идеологических конфликтов глобального масштаба, преследуемый страхом и доводимый до экстаза апокалипсическими видениями»197.
