Содержание к диссертации
Введение
Глава 1
СООТНОШЕНИЕ ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННОСТИ В СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ КАК ИССЛЕДОВА ТЕЛЬСКАЯ ПРОБЛЕМА
Истоки социологического теоретизирования. 25
Существует ли социологическая теория 29
Особенности «теоретического взгляда»; типы и уровни социологического теоретизирования 39
Стратегии социологического теоретизирования 47
Глава 2
МЕТАТЕОРЕТИЗИРОВАНИЕ В СОЦИОЛОГИИ: ПЕРСПЕКТИВЫ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ СТАНДАРТИЗАЦИИ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ КОДИФИКАЦИИ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ
Коммуникативный impasse и возникновение социологического метатеоретизирования 52
Модели объяснения и классификация основных парадигм современной социологической теории 60
Глава 3
КРАТКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ОСНОВНЫХ ПОНЯТИЙ И ПАРАДИГМ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
Ключевые понятия общей социологической теории 81
Основные парадигмы социологической теории: натурализм, интерпретативизм (конструкционизм), структурализм, функционализм.. 85
Раздел II
СОЦИАЛЬНОЕ ДЕЙСТВИЕ: СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И ПРАКТИЧЕСКОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ВВЕДЕНИЕ: ИСТОКИ КОНЦЕПЦИИ ИНТЕНЦИОНАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ 101
А. ИНТЕРПРЕТАТИВНЬІЕ ТЕОРИИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Глава 1
«КЛАССИЧЕСКИЕ» ИНТЕРПРЕТАТИВНЬІЕ ТЕОРИИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
М. Вебер и концепция «социального действия 114
Идеи Г. Зиммеля и общая теория действия 134
Глава 2
«МОДЕРНИСТСКИЕ» ТЕОРИИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ: ОТПАРСОНСА К КОНСТРУКЦИОНИСТСКОЙ ПРОГРАММЕ
Т. Парсонс и общая система действия 138
Нормативное—инструментальное измерение в типологии действия Ю. Хабермаса 148
Дж. Г. Мид и формирование исследовательской программы символического
интеракционизма: поведенческое взаимодействие, общество, символ и самость 154
А. Шюц и возникновение феноменологической теории социального действия 162
П. Бергер и Т. Лукман: формирование конструкционистской версии интерпретативной программы 173
Глава 3
СОВРЕМЕННЫЕ ИНТЕРПРЕТАТИВНЬІЕ ТЕОРИИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Действующий и ситуация действия в драматургической социологии И. Гофмана 179
X. Гарфинкель и этнометодология 185
Теория структурации Э.Гидденса: синтетическая модель актора 192
Реляционная социология М. Эмирбаейера и попытка неопрагматистского синтеза в теории
действия 205
Б. ТЕОРИИ ПРАКТИЧЕСКОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ
ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ВВЕДЕНИЕ: ТРИ ТРАКТОВКИ РАЦИОНАЛЬНОСТИ И ТЕОРИИ
СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ 220
Глава 1
КЛАССИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ПРАКТИЧЕСКОЙ (ИНСТРУМЕНТАЛЬНОЙ) РАЦИОНАЛЬНОСТИ
От утилитаризма к теории полезности 225
Взгляды В. Парето 233
Глава 2
«МОДЕРНИСТСКИЕ» ТЕОРИИ ПРАКТИЧЕСКОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ
Зарождение социологических теорий рационального выбора и общественного выбора 243
Практическая рациональность без интенционального выбора: от бихевиоризма к
необихевиористским теориям обмена (Б. Скиннер, Дж. Хоманс, П. Блау, Р. Эмерсон) 248
Глава 3
«ПОСТМОДЕРНИСТСКИЕ» ТЕОРИИ ПРАКТИЧЕСКОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ: ОТ МАКСИМИЗАЦИИ ИНДИВИДУАЛЬНОГО ИНТЕРЕСА К ПАРАДОКСАМ КОЛЛЕКТИВНОГО ДЕЙСТВИЯ И СОТРУДНИЧЕСТВА
Теоретико-игровые модели рационального действия и «эволюция сотрудничества 263
Пирамиды прав и цемент общества: общественный выбор как социальный обмен
(Дж. С. Коулмен, Дж. Элстер) 273
Раздел III
МЕТАТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КРИТИКА ТЕОРИЙ СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ
ВВЕДЕНИЕ: МЕТАТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КРИТИКА И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗРАБОТКИ
НОВОЙ ТЕОРИИ СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ 289
Глава 1
НЕКОТОРЫЕ ЛОГИЧЕСКИЕ И СОДЕРЖАТЕЛЬНЫЕ ТРУДНОСТИ РАЦИОНАЛЬНОГО ОБЪЯСНЕНИЯ ДЕЙСТВИЯ
Логические трудности 290
Содержательные трудности 299
Глава 2
СОЦИОЛОГИЯ С ПРАКТИЧЕСКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ: К КРИТИКЕ СОВРЕМЕННЫХ ТЕОРИЙ ПРАКТИКИ
Интеллектуальная генеалогия «практик» 306
Критика теорий практики и возможные альтернативы 311
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 326
ЛИТЕРАТУРА 334
- Особенности «теоретического взгляда»; типы и уровни социологического теоретизирования
- М. Вебер и концепция «социального действия
- П. Бергер и Т. Лукман: формирование конструкционистской версии интерпретативной программы
Введение к работе
Диссертация посвящена метатеоретическому анализу социологических теорий целенаправленной деятельности и практической рациональности. Социологические теории деятельности и практической рациональности нацелены на объяснение источников, способов протекания и механизмов детерминации социального действия как сложнейшего эмпирического феномена, а также на описание действия как наиболее фундаментальной единицы анализа социальной реальности и основополагающей категории общей социологической теории.
Актуальность исследования обусловлена назревшей потребностью в пересмотре сложившихся в социологической теории представлений о социальном действии как целостном «естественном» феномене, допускающем однозначную характеристику в терминах внутренних и внешних условий, мотивов и целей действующего, которые выступают также ключевыми элементами причинного объяснения действия. Эти представления очевидным образом противоречат как многообразию несовместимых подходов к концептуализации социального действия, существующих в современной социологической теории, так и факту наличия фундаментальных расхождений в используемых моделях его объяснения. Неупорядоченное многообразие языков описания и моделей объяснения социального действия не ведет к росту социологического знания, поскольку в отсутствии единого концептуального словаря и сопоставимых критериев оценки адекватности теорий невозможно сравнить результаты эмпирических исследований социального поведения людей, осуществляемые в рамках различных теоретических традиций и социологических парадигм. Все более выраженный разрыв между языками теоретизирования и логико-методологическими стандартами обоснования научного вывода ведет к усугублению «коммуникативного тупика» и концептуального хаоса в современной социологической теории, что не только препятствует консолидации и кодификации накопленного знания, но и подрывает статус теоретического исследования внутри социологии, а также снижает влияние и объективную значимость социологической теории в более широкой перспективе междисциплинарного знания об обществе. Нерешенные фундаментальные проблемы, накапливаясь, ведут к постмодернистскому отказу от социологической теории, попыткам ее замены «социальным нарративом» или публицистическим дискурсом, либо к некритическому заимствованию теоретических моделей из смежных дисциплин (экономики, политологии, культурной антропологии, психологии), зачастую восходящих к ранее отвергнутым социологическим идеям и концепциям.
Сложность концептуализации и объяснения действия и его «макросоциальных» контекстов и результатов - устойчивых социальных взаимодействий, норм, институтов и социального порядка как такового -рассматривалась в классической и современной социальной теории преимущественно с точки зрения нормативных импликаций действия, объясняющих существование социального порядка либо, напротив, возводимых к нему. При этом зачастую упускались из внимания те содержательные и логико-методологические трудности, с которыми сопряжена сама по себе задача идентификации значимых паттернов социального поведения и их каузального объяснения. Это, прежде всего, трудности, возникающие из-за несовместимости причинного объяснения действия и его описания в терминах логически взаимосвязанных субъективных целей (смыслов) действия и представлений действующего субъекта о ситуации и доступных способах действия. Таким образом, явные и скрытые противоречия в способах теоретического описания и объяснения социального действия оказываются несводимыми к традиционным дилеммам «социального действия - социального порядка» или «деятельности - структуры» и могут быть раскрыты лишь в результате тщательной историко-социологической реконструкции и метатеоретического анализа моделей объяснения действия в социологии. Этим обуславливается необходимость и актуальность метатеоретического анализа оснований социологической теории с целью выявления несовместимых предположений о природе и способах объяснения социального действия, на которых основаны существующие подходы. Практическая актуальность такого анализа связана с кризисным состоянием социологической теории, не позволяющим предложить единые концептуальные рамки для интерпретации и сопоставления результатов эмпирических исследований сознания и социального поведения людей в их взаимосвязи, что снижает их теоретическую обоснованность и прогностическую ценность. Неудовлетворительная концептуализация отношений между субъективными и объективными детерминантами социального действия ведет к невозможности построения адекватных моделей их измерения, проявляясь на уровне исследовательской практики в систематических расхождениях между субъективными индикаторами установок, предпочтений, убеждений и реальными поступками людей, что подрывает доверие к социологии как научной дисциплине.
Степень разработанности проблемы. Для работ, рассматривающих теоретические проблемы социологии конца XX - начала XXI веков, характерно возрождение интереса к исследованию оснований социологической теории, то есть к тому, что можно обозначить, пользуясь предложенным Р.Мертоном термином, как «общую теоретическую ориентацию» (формальную теорию). Значительная часть таких работ посвящена проблематике мета-анализа и теоретического синтеза, то есть решению задач аналитического упорядочения, теоретико-методологической кодификации, концептуальной стандартизации и, в более отдаленной перспективе, содержательного соединения различных типов и уровней социологического теоретизирования (т.е. создания новой, сводной теоретической перспективы). По меньшей мере с начала 1990-х гг. широко принятым собирательным обозначением для подобных исследовательских усилий в области социальной теории служит термин «метатеоретизирование», широко используемый не только социологами (Дж. Александер, Р. Антонио, Дж. Бергер, М. Зелдич-мл., Д. Келлнер, П. Коломи, Ч. Лемерт, Дж. Ритцер, У. Уоллес, Э. Тирьякиан, Д. и М. Уайнстайны и др.), но и историками (X. Уайт), философами (Дж. Радницки), психологами и др. (Д. Фиске, Р. Шведер)1. В общем случае, метатеорией называют теорию, предназначенную для анализа структуры, методологических принципов, законов и объяснительных механизмов некоторой предметной (объектной) теории. В социологии под метатеоретизированием понимают, по определению Дж. Ритцера, «систематический анализ внутренней структуры социологической теории», имеющий три основные цели: 1) достижение более глубокого понимания предметных теорий, 2) преодоление логических и концептуальных слабостей существующих теорий и 3) подготовка к разработке новой теории, к построению сводной теоретической перспективы. К этому определению близки по целям и методологическим принципам общетеоретические подходы, разрабатываемые другими ведущими теоретиками, не принимающими по тем или иным причинам сам термин «метатеоретизирование»: «аналитическое теоретизирование» Дж. Тернера, анализ моделей объяснения, систематизация аналитического инструментария и объяснительных «социальных механизмов» (У. Аутвейт, Д. Гамбетта, Р. Коллинз, Р. Сведберг, Дж. Элстер и др.).
Причины резко возросшего интереса исследователей к анализу оснований социологической теории в основном связаны с тем, что более ранние попытки накопления обоснованного знания путем исключительно эмпирической проверки множества «разноязыких» формальных и содержательных теорий вели не к созданию системы согласованных теоретических утверждений, а ко все большему разрыву языков теоретизирования, свойственных ведущим социологическим парадигмам, к ситуации «коммуникативного impasse» (выражение Дж. Александера), тупика в социальной теории, когда невозможно прямо сопоставить теоретические объяснения и даже описания, предлагаемые сторонниками разных социологических «школ», и указать на какие-то универсальные критерии оценки теоретической рациональности их утверждений (подчас относящихся к одним и тем же социальным явлениями или к процессам одного уровня). Иными словами, результатом интенсивных усилий предыдущих поколений исследователей по созданию и эмпирическому обоснованию все новых теорий и понятий стало, по выражению Дж. Александера и П. Коломи, неконтролируемое «...изобилие парадигм, моделей, понятий и эмпирических исследований, относящихся практически к любому аспекту социального мира, который только можно вообразить», которое породило поначалу ощущение теоретического кризиса и парадигматического раскола (70-е годы XX века) (Ш. Айзенштадт и М. Курилару, А. Гоулднер, Р. Фридрихе), а десятилетием позже привело некоторых социологов следующего поколения к пессимистическим оценкам полезности теорий как таковых и/или возможностей их рационального оценивания и сравнения. Естественной реакцией на растущий скептицизм и разочарования стали попытки ведущих специалистов в области социологической теории и методологии провести систематизацию теоретических понятий, осуществить анализ и обобщение используемых объяснительных моделей, стандартизировать применяемую терминологию, кодифицировать устойчивое «ядро» ведущих исследовательских программ, существующих в современной социологии. Так в фокусе интересов ведущих теоретиков оказались проблемы социологической теории как таковой, проблемы общей теоретической ориентации.
Яркими проявлениями растущего интереса к метатеоретизированию в социологии стали характерные для 80-90-х годов XX века дискуссии о конфликте и взаимосвязи между микро- и макроуровнями социологического теоретизирования (Ш. Айзенштадт, Дж. Александер, Р. Коллинз, Н. Смелзер, А. Сикурел и др.), о соотношении различных социологических парадигм (Ш. Айзенштадт, Дж. Александер, Дж. Ритцер, Р. Фридрихе, В.А. Ядов и др.), а также о взаимоотношении деятельности и структуры (М. Арчер, Э. Гидденс). Увеличивается и число работ, посвященных истории, методам и принципам мета-анализа в социологической теории, классификации складывающихся в этой области подходов, перспективам концептуальной стандартизации и формирования единого терминологического тезауруса (Дж. Александер, Д. Гудмен, Дж. Ритцер, Дж. Скотт, У. Уоллес, М. Уотерс), построению типологии уровней теоретического объяснения, а также попыткам теоретико-методологической кодификации и концептуальной стандартизации отдельных областей социологического знания (Д. Лэйдер, Н. Музелис, Дж. Скотт, Р. Стоунз, Дж. Холмвуд и А. Стюарт и др.).
Наряду с отмеченными тенденциями в общей социологической теории, можно также констатировать наличие значимых сдвигов в междисциплинарных исследованиях природы, механизмов детерминации и возможностей объяснения интенционального действия (Дж.Боман, А. Меле, А. Монтефиоре, Д. Нобл, А. Розенберг и др.), а также существенные достижения логико-философской аналитической теории действия (Д. Дэвидсон, Л. Дэвис, А. Голдмен, А.Л. Блинов, Э.Г. Юдин). Важные результаты этих новейших исследований соотношения между интенциональностью и деятельностью, сравнительного статуса научных и обыденных теорий деятельности, логических трудностей причинного объяснения действия требуют адекватного отражения и осмысления в современной социологической теории.
Вместе с тем в отечественной и зарубежной социологии отсутствуют работы, в которых новые общетеоретические представления о ведущих социологических парадигмах и характерных для них онтологических и гносеологических «базовых предположениях», предложенные в перечисленных выше исследованиях, а также вновь разрабатываемые принципы и методология метатеоретического анализа были бы систематически применены к конститутивной для социологии (по выражению М.Вебера) проблематике социального действия. Общетеоретические и собственно методологические проблемы социологического объяснения действия анализируются преимущественно в рамках создания синтетических и интегративных подходов к преодолению традиционных дуализмов «действие -порядок» и «деятельность - структура» (М. Арчер, Э. Гидденс, X. Иоас, Р.Мюнх, М. Эмирбаер и др.), однако такие попытки синтеза, не подкрепленные детальной реконструкцией интеллектуального контекста возникновения основных концепций социального действия, их систематизацией, метатеоретическим анализом и критикой их концептуальных, логических и содержательных недостатков и преимуществ, остаются преждевременными к обреченными на неуспех. В отличие от более ранних попыток создания интегративной теории социального действия (Т. Парсонс, Ю. Хабермас), эти подходы не основываются на достаточно детальной историко-социологической реконструкции альтернативных концептуализации социального действия, лишь фрагментарно и выборочно используют ранние и современные социологические теории в качестве материала для систематического «эмпирического исследования социальной мысли», если воспользоваться выражением Парсонса. Возникшие в рамках разных социологических парадигм концепции действия и используемые модели его идентификации и объяснения остаются недостаточно соотнесенными, различные подходы к теоретическому осмыслению действия, прежде всего, интерпретативные, неоутилитаристские и неопрагматистские, продолжают развиваться относительно изолированно, что мешает преодолению известных концептуальных и логических сложностей, характерных для этих подходов.
Указанные обстоятельства во многом предопределили общетеоретическую направленность и теоретико-методологический характер данной работы, выбор проблемного поля, объекта и предмета, а также целей и задач исследования.
Проблемное поле исследования представлено совокупностью социологических концепций, определяющих социальное действие с точки зрения его субъективной направленности, характера протекания (перформативного аспекта), материальных и нематериальных окружений действия, детерминирующих его объективных интересов и/или последствий, по которым действие может быть идентифицировано. Такое широкое определение проблемного поля, с одной стороны, позволяет максимально полно реконструировать и проанализировать все представленные в социологической теории концептуализации социального действия в их содержательной и исторической взаимосвязи, с другой стороны, оно требует выполнения предварительной работы по систематизации и метатеоретическому анализу основных социологических парадигм и соответствующих им моделей объяснения действия, поскольку альтернативные концептуализации действия в рамках этих парадигм основаны на различающихся фундаментальных предположениях о природе действия и действующих (социальных акторов), а также о возможностях и ограничениях научного понимания и объяснения человеческой деятельности. Таким образом, предварительная работа по метатеоретическому анализу ведущих моделей социологического объяснения, в частности, исторической и концептуальной кодификации их тематического ядра, базовых предположений, логико-методологических норм и ключевых проблем, является необходимой предпосылкой для выделения релевантных теорий, по-разному определяющих природу, возможности идентификации и способы объяснения социального действия. Проведенный в диссертационном исследовании анализ моделей объяснения, базовых предположений о природе социального мира и способах его познания, а также ключевых теоретических «проблематик» общей социологической теории, в свою очередь, позволил выделить два основных типа теорий социального действия — теории целенаправленной деятельности и теории практической (инструментальной) рациональности, развивавшиеся преимущественно в рамках интерпретативнои и натуралистской парадигм в социологии. Кроме того, для фиксации и истолкования тенденций синтеза, межпарадигмальных заимствований и концептуальной «гибридизации», характерных для современного этапа развития теорий деятельности и практической рациональности, потребовался анализ взаимосвязей, а также негативно-критических и позитивных интеллектуальных влияний между четырьмя основными моделями социологического объяснения. Таким образом, основным объектом диссертационного исследования выступают классические и современные концепции социального действия, разрабатывавшиеся в рамках различных исследовательских традиций и парадигм, а предметом — социологические теории деятельности и практической рациональности. Анализ проблемного поля предопределил формулировку цели и задач работы.
Основная цель работы состоит в историко-социологической реконструкции, метатеоретическом исследовании и критике теорий деятельности и практической рациональности, которые позволят выявить главные концептуальные, содержательные и логические преимущества и недостатки этих теорий и определить наиболее перспективные направления дальнейшего развития теоретических и эмпирических исследований социального действия. Анализ теорий деятельности и практической рациональности в единых метатеоретических рамках позволит обобщить, систематизировать и синтезировать различные подходы к пониманию и решению содержательных и логико-методологических проблем описания и объяснения социального действия, что в дальнейшем откроет возможности построения теории социального действия «в единственном числе». На этом основании мы стремились систематизировать и критически проанализировать все существующие в рамках разных и нередко конфликтующих социологических парадигм теоретические представления с единых теоретико методологических позиций. Возможность и продуктивность такого подхода представляет собой теоретическую гипотезу нашего исследования.
Эта цель достигается посредством решения следующих основных задач:
- проанализировать состояние современной общей социологической теории и ее отношения с другими уровнями и типами социологического теоретизирования;
провести анализ основных социологических парадигм и характерных для них моделей теоретического объяснения социального действия и порядка;
осуществить анализ базовых предположений выделенных моделей объяснения действия, позволяющих построить их аналитическую классификацию;
- выделить основные типы теорий социального действия;
осуществить историко-социологическую реконструкцию и провести метатеоретическии анализ существующих теоретических представлений о природе, механизмах детерминации, способах исследования и объяснения действия, сформировавшихся в рамках разных социологических парадигм в классический, современный и новейший периоды развития социологической теории;
воссоздать интеллектуальный контекст эволюции социологических представлений о природе, возможностях объяснения и логико-методологических принципах эмпирического исследования социальных действий с учетом междисциплинарных, межпарадигмальных и внутрипарадигмальных влияний;
рассмотреть основные преимущества исследованных теорий социального действия, позволяющие сформировать контуры интегрированной социологической теории деятельности и практической рациональности;
- осуществить метатеоретическую критику теорий деятельности и практической рациональности, которая позволит выделить и систематизировать их концептуальные, логические и содержательные недостатки и объяснительные «тупики», препятствующие созданию интегрированной теории социального действия и снижающие теоретико-методологическую обоснованность эмпирических исследований социальной деятельности людей.
Теоретико-методологическая база исследования. Диссертация выполнена в традиции метатеоретического исследования фундаментальных категорий и базовых предположений общей социологической теории, основания которой были заложены в 1930-60 е гг. Т. Парсонсом и Р. Мертоном и развитой в 1970-е-90-е гг. в трудах Дж. Александера, Э. Гидденса, Ю.Н. Давыдова, X. Йоаса, Дж. Ритцера, Дж. Тернера, С. Тернера, Р. Фридрихса, Ю. Хабермаса, Ш. Айзенштадта, Дж. Элстера, В.А. Ядова и др. В частности, в разработке аналитической классификации основных социологических парадигм и моделей теоретического объяснения, характерных для них ключевых проблем и базовых предположений, а также при разработке схемы периодизации развития основных социологических парадигм и типологии теоретических стратегий мы опирались на ранее полученные результаты, представленные в работах Дж. Александера, Р. Мертона, Дж. Ритцера и М. Уотерса.
В историко-социологической реконструкции и концептуальной проработке теорий социального действия и практической рациональности мы использовали принципы, методы и результаты сравнительного анализа и воссоздания «исторического горизонта» социологического знания, изложенные в трудах представителей отечественной историко-социологической школы — Г.С. Батыгина, Ю.Н. Давыдова, А.Б. Гофмана, Л.Г. Ионина, А.Д. Ковалева, И.С. Кона, А.Ф. Филиппова, В.И.Шамшурина и др., а также опирались на расширенную трактовку роли интеллектуального контекста в истории социологических идей, предложенную и разработанную в трудах Р. Бирстедта, Т. Боттомора, Л. Козера, Д. Мартиндейла, Р. Нисбетта, Дж. Тернера, С.Тернера, Ч. Пауэрса, П. Штомпки.
В анализе философских и логико-методологических проблем исследования социального действия мы опирались на результаты критического анализа существующих моделей идентификации и объяснения интенционального действия, изложенные в работах Дж. Бомана, Д. Дэвидсона, А. Макинтайра, А. Меле, Р. Нозика, А. Розенберга, Б. Хиндесса, М. Холлиса, П. Черчлэнда и др., а также на подходы к использованию объективных характеристик материального и идеального контекстов социальной-деятельности в идентификации ее целевого аспекта, обозначенные в трудах отечественных исследователей - Ю.А.Левады, Н.Ф.Наумовой.
Научная новизна и значимость результатов исследования определяется обозначенным выше характером проблемного поля и решением основных задач исследования. В ходе исследования методы метатеоретического анализа и критики социологической теории были впервые применены к решению крупной научной задачи - историко-социологической реконструкции и метатеоретического анализа теорий деятельности и практической рациональности, включающего в себя их периодизацию, аналитическое упорядочение, теоретико-методологическую кодификацию, концептуальную стандартизацию и очерчивание рамок интегрированной теории социального действия. Среди полученных новых теоретических результатов заслуживают особого упоминания следующие:
- в рамках анализа современного состояния общей социологической теории сформулированы критические аргументы против метатеоретического тезиса о «конце социологической теории», дано сводное описание типов и стратегий теоретического дискурса в социологии, критически проанализированы идеологические и эпистемологические основания антитеоретических и антиуниверсалистских позиций в социологии;
описаны причины и интеллектуальный контекст возникновения метатеоретизирования в социологии, обоснованы его цели и применимость к анализу концептуальных и логических трудностей общей и содержательной социологической теории;
предложена и обоснована аналитическая классификация и дана характеристика основных парадигм и моделей теоретического объяснения в социологии, более полно в сравнении с ранее предлагавшимися классификациями, учитывающая различия базовых гносеологических и онтологических предположений и ключевых общетеоретических проблем; выявлены различия между выделенными моделями объяснения с точки зрения теоретической логики, способов концептуализации и эмпирической идентификации социального действия - конститутивной проблематики общей социологической теории;
- на основании классификации социологических парадигм и моделей объяснения выделены основные типы теорий социального действия, рассматривающие в качестве ключевых проблемы деятельности и практической рациональности, выделены общие черты интерпретативных, неоутилитаристских и необихевиористских теорий социального действия;
- представлена периодизация основных теорий деятельности и практической рациональности, учитывающая интеллектуальный контекст их возникновения и развития и основные межпарадигмальные и междисциплинарные влияния;
осуществлены историко-социологическая реконструкция и метатеоретический анализ основных социологических концептуализации интенционального действия и теорий деятельности и практической рациональности, разработанных в классический, «модернистский» и «постмодернистский» периоды развития социологической теории;
- осуществлена метатеоретическая критика социологических теорий деятельности и практической рациональности, рассмотрены причины их эмпирической неадекватности и недостаточных объяснительных возможностей, дано аналитическое упорядочение присущих им логических, концептуальных и содержательных слабостей, очерчены возможности их преодоления в рамках интегрированной теории деятельности и практической рациональности.
Положения, выносимые на защиту. Таким образом, на защиту выносятся следующие основные положения и результаты:
1. Различия между социологическими парадигмами не сводимы исключительно к расхождениям между их идейно-теоретическими истоками и исторически сложившимися научными школами. Они в значительной мере связаны с фундаментальными расхождениями в способах концептуализации основных проблем социологической теории, в гносеологических и онтологических представлениях о природе и способах объяснения социального действия и социального порядка и в совокупности применяемых в исследовательской практике логико-методологических норм. К основным социологическим парадигмам относятся: натуралистская, интерпрётативная, структуралистская, функционалистская.
2. Метатеоретический анализ основных социологических парадигм и характерных для них моделей объяснения выявил систематические различия в базовых предположениях, логико-методологических нормах и ключевых проблемах. На основании этих различий описанные парадигмы могут быть аналитически классифицированы по следующим базовым предположениям, имеющим форму фундаментальных аналитических различений между возможными онтологическими и гносеологическими позициями: индивидуализм - холизм, субъективизм - объективизм, инструментализм — нормативизм. Принятие исследователем одной из сторон дихотомического различения означает принятие соответствующего предположения о природе и способах объяснения социального действия и упорядоченности социального мира. В отличие от ранее предлагавшихся классификаций базовых предположений, мы выделили различение «инструментальная - нормативная ориентация социального действия» как автономное и несводимое к двум другим аналитическим различениям. Описанные базовые предположения составляют основу аналитической классификации социологических парадигм, которая может быть конструктивно дополнена характеристикой ключевых проблем, составляющих тематическое ядро исторически изменчивых исследовательских программ. Такими проблемами являются целенаправленная деятельность, практическая рациональность, структура и социальная система.
3. Построенная аналитическая классификация социологических парадигм позволила уточнить и дополнить существующие периодизации этапов развития социологической теории. Продемонстрированы возможности углубленного анализа междисциплинарных и межпарадигмальных влияний на разных этапах становления социологического теоретизирования с учетом не только прямых концептуальных заимствований, но и модификаций моделей объяснения и отдельных базовых предположений, особенно характерных для нынешнего «постмодернистского» этапа развития социологической теории.
4. Основными типами теорий социального действия являются теории целенаправленной деятельности и практической рациональности, имеющие общую концептуальную основу - категорию интенционального действия. Интенциональное действие - базовая концептуализация, определяющая действие через указание на его субъективную направленность на некоторую цель, то есть на характеризующую действие в качестве такового интенцию, а также на устанавливаемое с помощью рассудка соотношение между интенцией и избранными средствами, определяющее рациональность действия с точки зрения имеющихся у действующего субъекта знаний, объективных возможностей и средств. При этом в интерпретативных теориях деятельности исходной и конститутивной для социального действия считается именно субъективная интенция, а натуралистские теории практической (инструментальной) рациональности объясняют действия и саму их интенциональную направленность прежде всего через знания (обоснованные убеждения или докогнитивные репрезентации) действующих субъектов о своих объективно определяемых индивидуальных целях-интересах и возможностях- ресурсах, то есть исходят из того положения, что смысл действия, как отличного от рефлекторного поведения или физического события, может и должен идентифицироваться объективно. 5) Наряду с различиями в способах определения и идентификации действия, теории целенаправленной деятельности и теории практической рациональности сохраняют преемственность по отношению к исходной аристотелевской концепции практического силлогизма как модели объяснения интенционального действия и принимают ее ключевой методологический принцип: для того чтобы служить адекватными объяснениями действия, желания и убеждения действующего должны не только рационализировать социальное действие, но и быть его эффективными причинами. Этот тезис подразумевает принципиальную возможность создания телеологических теорий разумного поведения, описывающих практическую деятельность людей на основе эмпирически проверяемых общих законов, которые соответствуют правилам логического вывода и оперируют понятиями желаний, убеждений и намерений действующих.
6. Историко-социологическая реконструкция и метатеоретический анализ интерпретативных теорий деятельности позволяют сделать вывод, что они основаны на идентификации смысла действия как его феноменологического или экзистенциального значения для вовлеченных в него акторов. Эволюция теорий деятельности - от классической концепции социального действия, предложенной М. Вебером, до современных «постмодернистских» концепций - в целом характеризуется возрастанием роли нормативистского и холистского предположений в трактовке природы деятельности (Т. Парсонс, Ю. Хабермас) в «модернистской» фазе, а также нарастающими в текущей фазе развития социологической теории тенденциями к синтезу с прагматистскими (Дж. Дьюи, Дж.Г. Мид) и феноменологическими (Шюц) представлениями о процессуальной, рефлексивной и ситуативной природе действия. Последняя тенденция ведет к сдвигу от телеологической модели «обособленного» социального действия к конструкционистским, постструктуралистским и неопрагматистским концепциям, подчеркивающим перформативный характер деятельности субъекта и рассматривающим ее как спонтанную, проективную, произвольную, рефлексивную, реляционную и креативную (И. Гофман, X. Гарфинкель, Э. Гидденс, X. Йоас, М. Эмирбаер и А. Мише).
7. Историко-социологическая реконструкция и метатеоретический анализ натуралистских теорий практической рациональности позволяют сделать вывод том, что они в целом основаны на объективистской, индивидуалистской и инструменталистской метатеоретической модели объяснения действия, характеризующей поступки людей в терминах индивидуальных, преимущественно материальных, желаний-интересов и обоснованных убеждений (или предпочтений и информации). Для эволюции теорий практической рациональности характерно движение от утилитаристской трактовки полезности как обобщенной характеристики направленности действия на объект к необихевиористской концепции обобщенного подкрепления, а также от аналитической редукции институционального контекста действия к серии отдельных сделок, переговоров-торгов или соревновательных игр - к более реляционному, нормативистскому и холистскому представлению о сетях обобщенного многостороннего обмена, создающих основу для возникновения норм и институтов (Дж. Хоманс, Р. Акселрод, Р. Эмерсон, Дж. Коулмен, Дж. Элстер и др.).
8. Метатеоретическая критика социологических теорий деятельности и практической рациональности, т.е. анализ присущих им логических, концептуальных и содержательных трудностей, — это эффективный метод оценки сложившихся подходов к пониманию и объяснению социального действия в разных перспективах с точки зрения выявления теоретических «тупиков» и очерчивания возможных путей их преодоления.
9. Теории, основанные на принятии модели интенционального действия, сталкиваются с логическими и концептуальными трудностями: рациональные объяснения действия в терминах его оснований (обоснованных убеждений и желаний) не могут служить его каузальными объяснениями; они не фальсифицируемы (или обладают очень ограниченным эмпирическим содержанием), поскольку не содержат независимого от конкретного описания действия критерия приписывания действующему желаний и убеждений. Содержательные трудности рациональных объяснений действия связаны с ограниченными объяснительными возможностями «обыденной психологии», формализацией которой они являются, и наличием веских эмпирических доказательств того, что действующие в большинстве ситуаций не располагают привилегированным доступом к ментальным состояниям, выступающим рациональными резонами действия. 10) Попытки заменить индивидуалистские трактовки социального действия холистскими теориями практики как имплицитного, нерефлексируемого («фонового») и надындивидуального символического порядка и источника регуляции действия порождают иного рода логические, концептуальные и содержательные трудности. Понятие «практики» (как и родственные ему понятия «традиции», «неявного знания») в современных социологических теориях не является объяснительным в узком смысле слова: практика выступает в них в качестве не подлежащего объяснению квазиобъекта, отсылки к которому подменяют анализ конкретных социальных механизмов воспроизводства социальных и культурных паттернов действия. Два основных способа концептуализации практики (модель «скрытых предположений» и модель «неявного знания») порождают проблемы объяснения каузального механизма ее воздействия на социальных акторов, что проявляется в невозможности объяснить процессы передачи практик и механизм сохранения их тождественности. Существующие попытки решения этих проблем остаются недостаточно концептуально проработанным и эмпирически подтвержденными. Более убедительным на сегодняшний день выглядит подход, опирающийся на анализ вариативных механизмов научения практическим правилам, однако в этой области теоретические исследования значительно опередили накопленные социологической наукой эмпирические результаты.
Теоретическая и практическая значимость работы. Историко-социологическая реконструкция процесса становления теорий деятельности и практической рациональности и их метатеоретический анализ позволяют лучше понять генезис и перспективы общей социологической теории, для которой они послужили важнейшим тематическим полем и источником теоретических конструктов и объяснительных схем. Систематическая экспозиция взглядов на социальное действие, развивавшихся социологами и представителями смежных дисциплин, позволяет также проследить источники межпарадигмальных и междисциплинарных влияний, упорядочить накопленное в социологической традиции теоретическое знание и заложить прочные основания для его концептуальной стандартизации. Метатеоретическая критика, направленная на выявление недостатков и слабостей объяснительных моделей, сложившихся в теориях деятельности и практической рациональности, создает основу для их преодоления и позволяет обозначить не только заведомо ведущие в тупик, но и перспективные направления для дальнейших теоретических и эмпирически ориентированных исследований. Материалы диссертации могут использоваться при разработке учебных курсов «История социологии», «Современная социологическая теория», «Социологические теории деятельности и практической рациональности», «Модели объяснения и логика социологического исследования».
Особенности «теоретического взгляда»; типы и уровни социологического теоретизирования
С расхожей и чрезмерно упрощенной «социологической» точки зрения, социология, подобно другим наукам, представляет собою социальный институт, то есть совокупность глубинных ценностных принципов, норм, ролей и ролевых ожиданий. С этой точки зрения, само существование роли «теоретика» гарантировано нормами разделения научного труда и сложившейся иерархией престижа (символической ценности) научных ролей. Более того, престиж самой социологии, её место в иерархии других наук исторически связаны с её способностью продемонстрировать наличие «нормальной» институциональной структуры зрелой науки, в частности, наличие запаса фундаментального абстрактного знания и высококвалифицированных специалистов, предположительно производящих такое знание. Уже в силу этого обстоятельства в социологии в широком смысле, как и во всех «национальных» социологиях, существуют специалисты-теоретики и теоретические научные специализации. Однако этот «социологический аргумент» в пользу существования теоретических исследований, теоретического знания и теоретических способов рассуждения, хотя и тривиально доказывает требуемое («теория — это то, чем занимаются теоретики»), делает это слишком дорогой ценой. Оказывается, что либо всё, чем «занимаются теоретики» должно считаться теорией, либо мы вновь нуждаемся во «внутреннем», рациональном критерии отграничения «собственно теоретических» занятий от «нетеоретических», а «настоящих» теоретиков от «ненастоящих». Слабость «социологического аргумента» становится ещё очевиднее, как только мы обращаемся к истории социологии. Можно легко вспомнить целые исторические эпохи, когда институционально полноценная наука, в том числе и социальная, вместо теоретического знания (то есть совокупности утверждений, истинность которых получила эмпирическое подтверждение в соответствии с некоторыми правилами) производила политико-идеологические доктрины или откровенно псевдонаучные «иллюстрации» спекулятивных или алогичных идей, а увенчанные всеми положенными научными знаками отличия «теоретики» печатали объемистые труды о несуществующих или невозможных вещах — от «воспитания полезных свойств у растений» до «стирания классовых различий в обществе зрелого социализма» [см.: 20].
Отсюда следует, что мы нуждаемся в каком-то содержательном и рационально обоснованном списке критериев, пусть приблизительном и неполном, которые позволяют отличить социологическую научную теорию как «точку зрения» и вид исследовательской деятельности от других социологических практик [см.: 308, р. 2-3].
Прежде всего, теорией можно называть лишь такую совокупность знаний, которая содержит некие общие законы или понятия, позволяющие каким-то образом объяснить наблюдаемые факты. Ещё одной важной характеристикой теоретического знания является его абстрактный характер. Под абстрактностью здесь подразумевается не какая-то особая сложность и возвышенность теоретических утверждений, а их отвлеченность, отделенность от множества не рассматриваемых в данной теории характеристик конкретных феноменов. Конкретное, «вот это» событие или явление всегда содержит неопределенное множество значимых и уникальных черт, связанных с множеством причинных влияний и локальных условий, что делает его «полное описание» сингулярным, единичным и, в пределе, недостижимым. Научные объяснения, как, впрочем, и хорошие «житейские» теории, приобретают свою объяснительную силу лишь в результате абстрагирования, отвлечения от множества конкретных и, возможно, тоже интересных и значимых деталей. В определенном смысле, мы вообще не объясняем сингулярные факты (хотя, несомненно, сталкиваемся с ними). Объяснению подлежат лишь определенные «аспекты» фактов, их схематизированные и идеализированные (то есть упрощенные) описания в терминах абстрактных свойств или признаков-переменных («вес», «агрессивность», «социальный статус» и т. п.). Сингулярные события и явления неповторимы, тогда как теоретические рассуждения должны обладать некоторой обобщенностью и универсальностью. Последние два свойства теоретического знания и теоретического способа исследования тесно взаимосвязаны: все явления и события, которые могут быть описаны в терминах некоторого абстрактного свойства или совокупности свойств, могут быть подведены под теорию, описывающую эти свойства и их взаимосвязи, и наоборот — теория, имеющая релевантный «диапазон применения», позволит объяснят и, в ряде случаев, предсказывать любые явления и события, обнаруживающие соответствующие абстрактные черты, разумеется, при соблюдении некоторых граничных условий (ceteri paribus, то есть «при прочих равных»). Однако «взгляд» даже очень сложной теории на область фактов всегда немного близорук: обобщение требует повторяемости, а повторяемыми могут быть лишь отдельные аспекты, абстрактные свойства явлений и событий: Универсальность и общность — весьма ценные свойства теорий, придающие им собственно способность что-либо объяснять. Универсальные (в заданных способом концептуализации границах) теоретические объяснения должны обладать достаточной степенью общности, то есть распространяться, хотя бы в принципе, на все эмпирические примеры объясняемых явлений. Последнее требование, в свою очередь, создает гарантии эмпирической проверяемости (и опровергаемости) теоретических объяснений, о чем ещё будет сказано немного ниже. Оборотная сторона этого заключается в том, что свойства универсальности, общности и проверяемости теорий ограничивают возможности научного мышления, всегда оставляя за его пределами нечто уникальное, неповторимое и значимое (впрочем, за расшифровку смысла уникального, единичного и субъективно значимого охотно берутся другие исследовательские традиции — от магии до псевдонауки, и если первая из них в принципе обладает «внутренними» критериями для демонстрации исследовательского успеха, то вторая представляет собой идеальный объект исследования для «социологии не-знания» [см.: 24; 63; 68]).
М. Вебер и концепция «социального действия
Теории деятельности нашего времени тесно связаны с теориями «классического» периода, поэтому понимание их специфики требует, по крайней мере, краткого обзора ключевых теоретических идей и аргументов, составивших интеллектуальный фон и концептуальный «арсенал» более поздних разработок. В ряде случаев (Г. Зиммель, Дж. Г. Мид) нас интересует не столько завершенная интерпретативная теория деятельности, сколько некоторые ключевые идеи, повлиявшие на упомянутые разработки и реконцептуализации (например, природа «Я», символическое поведение и групповое взаимодействие у Мида, «социация» у Зиммеля), но по меньшей мере в одном— мы имеем дело с последовательной и цельной социологической теорией деятельности, основанной на фундаментальных представлениях о природе, источнике и типах действия, а также о доступных социальным наукам методах его исследования и объяснения.
Классическая формулировка интерпретативной теории деятельности в социологии была дана М. Вебером [см.: 9, с. 602; 311, р. 4], который определил социологию как науку, нацеленную на «истолковывающее понимание» социального действия и, следовательно, «причинное объяснение его способа и - последствий». При этом Вебер сделал предположение о том, что причины человеческих поступков могут быть объяснены лишь через понимание субъективного смысла действия и, более того, собственно причины поведенческих событий входят в «правильное каузальное толкование конкретного действия» лишь в той мере, в какой они помогают понять смысловое, логическое соответствие между способом действия и его мотивами [9, с. 612]. Иными словами, сознательное смысловое отношение «цель — средства», определяющее чистый, или «идеальный» тип объясняемого действия, во-первых, а также волевое усилие, необходимое для поведенческого исполнения этого отношения, во-вторых, являются для Вебера необходимыми и достаточными причинами действия, тогда как объяснительный статус любых «внешних», нементальных причин (от неосознаваемых психофизических закономерностей до не входящих в сознательные «предпосылки» действующего социально-исторических условий или институционального контекста индивидуального действия) связан с их способностью или неспособностью объяснить наблюдаемые отклонения от воплощения чистой «субъективной интенции» в мире «природных» причин и следствий.
Приводимый Вебером пример «каузальной редукции» в объяснении отдельных исторических событий хорошо иллюстрирует последний тезис: чтобы понять протекание военной кампании 1866 года, необходимо прежде всего установить, как расположили бы свои войска Мольтке и Бенедикт, обладая тем, что ныне в теории игр называют «полной информацией» о собственной ситуации и ситуации противника, и лишь затем причинно объяснить тот «остаток» в реальном положении дел, который не описывается данной идеальной конструкцией: «Затем с этой конструкцией сравнивается фактическое расположение войск в упомянутой кампании, чтобы посредством такого расположения каузально объяснить отклонение от идеального случая, которое могло быть обусловлено ложной информацией, заблуждением., логической ошибкой, личными качествами полководца или не стратегическими факторами» [9, с. 624].
И хотя в реальной жизни полностью рациональное поведение и отчетливое субъективное осознание смысла действия являются, как подчеркивает Вебер, скорее редкостью, они, в силу веберовского понимания предмета и целей социологии как генерализующей науки, незаменимы в собственно социологическом объяснении и в процессе образования теоретических понятий в социологии.
Описанные методологические предпосылки веберовской теории действия объясняют и её содержательно-теоретические особенности: социальный мир, создаваемый интенциональным действием, это прежде всего «мир как воля и представление», в котором детерминировано всё, кроме целей и ценностей самого действия. Сам предмет социологии, осмысленное социальное действие, определяется индивидуальным действующим (в своих методологических работах Вебер неоднократно отмечает, что говорить об осмысленном социальном действии можно лишь применительно к отдельным людям, тогда как коллективные образования для понимающей социологии выступают прежде всего как «представления», существующие в умах отдельных людей [9, с. 507-508, 511—513 и ел.; с. 613-615]. Действие и идентифицируется в своей конкретности («чтойности»), и объясняется «с точки зрения действующего» (см. раздел III наст, дисс), даже в том случае, если последний не имеет внятной для него самого «точки зрения». Такая безусловная и в целом нехарактерная для классической социологической традиции атрибуция «авторства» осмысленного действия, как мы увидим ниже, в немалой степени связана с важнейшим источником веберовской мысли — теорией и философией права, где однозначное приписывание целей индивидуальным субъектам права является необходимым условием решения вопроса о правовой причинности и ответственности.
Многие авторы [см.: 104, р. 49; 113, р. 75-76; 303, р. 7-10] отмечают, что веберовская социологическая теория и типология действия изложены достаточно сложным, «уклончивым» и не поддающимся простой интерпретации теоретическим языком. Причины этой сложности связывают и с оригинальностью веберовской социальной мысли, и, отчасти, с её специфическим и часто игнорировавшимся интеллектуальным контекстом — с правовой традицией, в которой Вебер исходно сформировался как учёный и для которой именно особый язык правовых абстракций является наиболее яркой чертой, отличающей «социальную теорию» права не только от языка других социальных наук, но и от обыденного способа описания действий и взаимоотношений. Рассматривая два «параллельных проекта» — работу Р. фон Иеринга «Цель в праве» (1877) и вводные «понятийные» параграфы книги Вебера «Хозяйства и общества» (1922), а также его методологические работы, — С. Тернер и Р. Фактор показывают подчас поразительное сходство в их методологической ориентации, теоретическом словаре и отдельных определениях, а также совпадения в структурировании изложения, и существенные расхождения, позволяющие лучше понять позицию Вебера в противопоставлении тому материалу, от которого он отталкивался, следуя собственным интеллектуальным целям (цели эти, отметим, также интерпретируются исследователями неоднозначно— от создания новой и своеобразной социологической теории [см.: 176] до последовательного «подрыва» всей классической традиции социального мышления [см.: 303, р. 1-7])\
П. Бергер и Т. Лукман: формирование конструкционистской версии интерпретативной программы
Одной из наиболее ранних попыток развития шюцевских идей в рамках интерпретативной программы, относящейся к середине 60-х годов XX века, стала «метатеория» Питера Бергера и Томаса Лукмана, представленная в их совместной работе «Социальное конструирование реальности» [7]. В целом, этот труд представляет собой своеобразное соединение исследовательских традиций «социологии знания» (К. Маннгейм, М. Шелер) и философской антропологии (А. Гелен, X. Плесснер), с одной стороны, с некоторыми идеями социальной феноменологии — с другой, и наследует характерные черты обеих традиций. Детальный анализ этой достаточно спекулятивной и разветвлённой социально-философской конструкции не входит в наши исследовательские задачи, однако для нас важна одна оговорка. Она касается силы и слабости «социологии знания», унаследованных Бергером и Лукманом, и позволяет оценить роль, которую сыграла их книга в консолидации конструкционистской программы исследования действия (никогда, впрочем, до конца не реализованной, но составившей неявный «теоретический фон» для некоторых работ в прикладной социологической теории девиации и социального контроля, этничности, религии и т. д.). Преимуществом избранного Бергером и Лукманом подхода является специальное внимание к роли знания в конструировании социального действия и социального мира, однако это преимущество не может быть на деле реализовано в рамках воспринятой ими традиции социологии знания.
Самой поразительной особенностью классической социологии знания, восходящей от Маннгейма по крайней мере к Марксу, является недотеоретизированность самого понятия «знания»: детальный анализ его социального распределения и институционального контекста воспроизводства, иерархий достоверности и приёмов легитимации и т. п. строится вне отчетливой концептуализации знания как такового, которая, в частности, позволила бы отличить знание от всего «иного», то есть от того, что ему сополагается или противостоит — от незнания, невежества и т. д. Побочным результатом такого положения дел является ситуация, когда любые когнитивные, докогнитивные и прочие убеждения и верования, в том числе заведомо ложные, неизбежно рассматриваются в качестве «дотеоретических», «повседневных», «альтернативных», «вненаучных» или иных форм знания, а социальные процессы производства, передачи или получения знания могут быть описаны только «в других терминах» — метафорически или метонимически (например, с помощью категорий «значения» или «практики», также не получающих адекватной концептуализации, см. третий раздел данной работы)". Неудивительно, что в границах данной традиции преимущественный статус социологически объясняемого знания в результате получают те или иные формы не-знания, а проблема внесоциальной детерминации знания и его универсальных критериев оказывается неразрешимой или, вернее, заранее решаемой в пользу «социологизма» как проблематичного проекта анализа социальных условий приписывания истинностных значений убеждениям (этот проект не может быть реализован вне рамок более сильного эпистемологического проекта, позволяющего определить эти истинностные значения в каждом отдельном случае, а также сформулировать «несоциальные» критерии обоснованности для утверждений самой «социальной эпистемологии» [см.: 162])XXXV1". В частности, Бергер и Лукман отмечают, что: «Социология знания должна заниматься всем тем, что считается «знанием» в обществе» [7, с. 30], специально оговаривая, что речь
будет идти не о теоретическом мышлении, мировоззрениях или «идеях» , производимых специалистами, а об обыденном, повседневном «знании», представляющем собой «ткань» значений. (Однако они не определяют, где проходят границы этой «ткани», то есть что ещё не или уже не является таким знанием в кавычках и кто, помимо интеллектуалов, является его носителем.)
Социология знания, таким образом, «должна иметь дело с социальным конструированием реальности» [7, с. 31]— программа, вполне естественная в рамках дескриптивной «социальной феноменологии», описывающей данность «неявных теорий» здравого смысла (ментальных репрезентаций, «представлений о мире») в той мере, в какой она действительно является данностью сознания, однако ведущая к противоречивым и даже абсурдным результатам в случае другого истолкования— в духе «конститутивной» феноменологии, превращающей сам мир в «конструкцию» как совместную (социальную) материализацию субъективных представлений в ходе их «институциализации», «хабитуализации» и тому подобных социальных процессов, уравнивающих эпистемологический статус любых убеждений"1. Метафизику, на которую опирается последнее истолкование, Кант когда-то вполне обоснованно назвал «грезящим идеализмом»" 1. Можно показать, что работа Бергера и Лукмана является систематическим балансированием на тонкой грани между первым (условно, «шюцевским») и вторым (не менее условно, «истматовским») истолкованиями этой идеи, балансированием, которое сами авторы обосновывают в качестве особого, диалектического метода. Большинство интерпретаций этой работы в рамках конструктивистской программы в социологии науки, социологии девиации, социологии социальных проблем и т. д. лежит далеко за очерченной гранью, в области социологической «материализации духов» [см.: 199]).
