Содержание к диссертации
Введение
ПЕРВЫЙ РАЗДЕЛ. Сущность и содержание политологического подхода к моделированию взаимодействия власти и массовой коммуникации 22
Глава I. Массовая коммуникация как объект и предмет политологического исследования 22
Глава II. Основные политологические модели взаимодействия властей массовой коммуникации 59
ВТОРОЙ РАЗДЕЛ. Модель доминирования: сущность и основные этапы эволюции 106
Глава I. Конструктивный принцип модели доминирования: основные виды доказательств 106
Глава II. Основные этапы эволюции модели доминирования 141
ТРЕТИЙ РАЗДЕЛ. Плюралистическая модель: сущность и основные этапы эволюции 188
Глава I. Конструктивный принцип плюралистической модели 188
Глава II. «Теория установления повестки дня» как результат эволюции плюралистической модели 222
Заключение 269
Библиография
- Массовая коммуникация как объект и предмет политологического исследования
- Основные политологические модели взаимодействия властей массовой коммуникации
- Конструктивный принцип модели доминирования: основные виды доказательств
- Конструктивный принцип плюралистической модели
Введение к работе
Актуальность темы исследования.
Проблема места и роли средств массовой информации в современном обществе является одной из самых актуальных в политической науке. Вопрос о том, в какой мере средства массовой информации являются независимым социальным и политическим институтом и каковы пределы их влияния на аудиторию, возник уже в момент появления в обществе первых форм печатной коммуникации -ранних элитарных газет в форме проблемы «свободы печати». Именно под углом зрения «свободы печати» проблема взаимодействия массовой коммуникации и власти рассматривалась в XVIII — XIX веках. В этот период была сформулирована классическая либертарианская модель отношений средств массовой информации и государства, а средства массовой информации оформились как социальный и политический институт со специфическими формами организации и нормами, а также правилами поведения входящих в него индивидов.
Однако подлинную остроту проблема взаимодействия массовой коммуникации и власти приобрела только в связи с появлением в начале XX века массовой аудитории и действительно массовых средств коммуникации - сначала газет, затем радио, а к середине XX века — и телевидения. Это привело к качественному изменению способов взаимодействия власти и массовой коммуникации. На смену элитарной политической коммуникации пришла массовая политическая коммуникация, рассчитанная не только на «просвещенную публику», но и на широкую общественность. Именно массовая политическая коммуникация стала обеспечивать трансляцию информации между политической и социальной системами, а СМИ, с помощью которых она осуществляется, стали важнейшим политическим институтом. На смену либертарианской модели пришла модель «социальной ответственности средств массовой информации», а проблема взаимодействия массовой коммуникации и власти вышла за пределы темы «свободы печати» и превратилась в одну из важнейших проблем политической теории.
В настоящее время массовая политическая коммуникация играет ключевую роль в процессах, связанных с формированием гражданского общества и становлением демократии в России. Именно массовая политическая коммуникация обеспечивает граждан основной информацией о субъектах политического процесса, его содержании и направленности, тем самым влияя на их политические предпочтения и электоральное поведение. Следует учесть, что отечественное общественное мнение зачастую возлагает на СМИ основную ответственность как за политическую незрелость и непредсказуемость отечественного электората, так и за его неспособность осознавать и отстаивать в пространстве публичной политики собственные интересы. При этом массовая коммуникация нередко отождествляется с манипулированием сознанием и даже «зомбированием» населения. С другой стороны, отечественные средства массовой информации с трудом усваивают модель «социальной ответственности» и зачастую опираются на мифологизированные представления о роли СМИ в обществе. Поэтому в комплекс задач отечественной политологии, помимо теоретического изучения массовой коммуникации, входит демифологизация ее образа, сложившегося в массовом сознании.
Для того чтобы решить эти задачи, необходимо понять, каковы реальные пределы и характер воздействия массовой коммуникации на аудиторию, а также каковы возможности влияния власти на средства массовой информации. Однако обращение к современным теориям массовой коммуникации и современной политической науке показывает, что на эти вопросы даются крайне противоречивые и зачастую взаимоисключающие ответы. В результате возникла ситуация, когда, оценивая степень и характер влияния СМИ, политологи нередко опираются на вырванные из общего теоретического контекста отдельные результаты, по сути игнорируя существование прямо противоположных по содержанию утверждений. Это заметно снижает эвристическую ценность их выводов и не позволяет в полной мере проанализировать специфику массовой коммуникации в современном российском обществе. Между тем политологический анализ названного процесса требует глубокого
теоретического осмысления базовых начал и основных итогов развития современной коммуникативистики как научной дисциплины, в чьем пространстве сосуществуют сразу нескольких парадигм, каждая из которых по-своему решает проблему взаимодействия власти и массовой коммуникации.
Такой анализ приобретает особое значение с учетом того, что с началом очередного этапа информационной революции проблема взаимодействия власти и массовой коммуникации приобрела новую актуальность. Появление такого средства коммуникации как Интернет и изменения, которые под его влиянием претерпели традиционные средства массовой информации, с особой остротой поставили вопрос о влиянии власти на массовую коммуникацию и влиянии массовой коммуникации на власть. Интернет, с одной стороны, возродил надежды на возможность реализации на практике идеалов «прямой демократии», а с другой — усилил опасения, связанные с неконтролируемым доступом к информации всех желающих, в том числе радикалов и экстремистов. Появление новых форм политической активности, опирающихся на Интернет, и реализующихся в виртуальной реальности, свидетельствует о формировании новых тенденций взаимодействия власти и массовой коммуникации, нуждающихся в дополнительном изучении.
При этом в России на общемировые тенденции, порожденные информационной революцией, накладываются специфические процессы, обусловленные как особенностями социально-политического развития страны в постсоветский период, так и социокультурной спецификой отечественных средств массовой информации. С момента своего возникновения отечественные СМИ отнюдь не были механически перенесенной на российскую почву копией западных средств массовой информации. Они имели собственную социальную и культурную базу и собственные закономерности развития. Если учесть, что за исторически короткий период российское общество стало свидетелем появления на развалинах некогда мощной советской системы средств массовой информации и пропаганды качественно новой системы электронных и печатных СМИ, во многом ориентированной на западные образцы,
необходимость обращения к теоретическому анализу проблемы взаимодействия массовой коммуникации и власти станет еще более очевидной.
Для значительной части населения, привыкшей к стилю и формату советских средств массовой информации, новые российские масс-медиа оказались непривычными и во многом чуждыми и неприемлемыми. В то же время у населения во многом сохранились советские ментальные установки в отношении средств массовой информации, сочетающие недоверие к любой информации, исходящей от власти, со склонностью переносить на средства массовой информации ответственность за сообщаемую ими негативную информацию.
В результате у ряда представителей российской политической элиты произошла актуализация традиционной отечественной фобии: признавая, что новые средства массовой информации обеспечили аудитории невиданную доселе свободу выбора, они в то же время постоянно выражают опасения, что такая свобода ведет к разрушению самих основ отечественной ментальности и национальной самобытности. Эти опасения зачастую сочетаются со стремлением возродить те или иные формы цензуры (например, «нравственную цензуру»), и во многом опираются на некритически усвоенные положения, разработанные в рамках некоторых теоретических подходов к анализу проблемы взаимодействия власти и массовой коммуникации, и на обыденное сознание, за которым скрываются те же положения, но в более мифологизированной форме.
Поэтому и научному сообществу, и политической элите необходимо четкое осознание того, что средства массовой информации, как и всякий объект социального анализа, могут изучаться с самых разных теоретических позиций, причем лежащая в их основе модель во многом предопределена тем, какие ценностные и метафизические положения составляют основу анализа. Именно поэтому проблема взаимодействия власти и массовой коммуникации требует осмысления прежде всего как теоретическая проблема, имеющая свою историю, свою логику развертывания и свои неустранимые антиномии.
Таким образом, всесторонний политологический анализ основных моделей взаимодействия власти и массовой коммуникации представляет собой актуальную и назревшую задачу современной политической науки.
Степень разработанности проблемы
Следует признать, что в современной политической науке теоретическое моделирование взаимодействия власти и массовой коммуникации пока не получило должного развития. Это объясняется тем, что, несмотря на явную актуальность проблемы взаимодействия власти и массовой коммуникации, данная проблема сравнительно слабо отрефлексирована в отечественной и зарубежной литературе.
Обращение к отечественным исследованиям массовой коммуникации показывает, что круг авторов, занимающихся такого рода исследованиями, достаточно узок, а в их исследованиях существуют серьезные пробелы теоретического и методологического плана. Отчасти это объясняется тем, что массовая коммуникация как социальный и политический феномен стала объектом самостоятельного анализа относительно недавно. В советский период идеологическое давление на исследователей,, занимавшихся изучением массовой коммуникации, было исключительно велико, поэтому те, кто стремился ввести в отечественный научный оборот достижения западных теоретиков массовой коммуникации, испытывали весьма значительные трудности.
Достаточно указать, что сам термин «массовая коммуникация» долгое время находился под запретом как «буржуазный». Еще в 1988 году А.И. Федякин был вынужден ссылаться на то, что слова «коммуникация» и «коммунизм» являются однокоренными и поэтому использование термина «массовая коммуникация» является вполне допустимым для советского исследователя1.
При этом от специалистов требовали всячески подчеркивать принципиальное различие между процессами массовой коммуникации в западном обществе и массовой коммуникацией в условиях советского общества. Так, В.Ю. Борев и А.В. Коваленко противопоставляли
Федякин ИЛ. Общественное сознание и массовая коммуникация в буржуазном обществе. М.: Наука, 1988. С. 43.
буржуазную «массовую коммуникацию», основанную на манипуляции общественным мнением в интересах правящих классов, советскому «массовому общению», в котором манипуляция полностью отсутствует, а
аудитория имеет возможности для всестороннего духовного развития .
Естественно, что в этих условиях допускалась только очень ограниченная рецепция существовавших теорий массовой коммуникации, причем по идеологическим причинам явное предпочтение оказывалось работам зарубежных авторов, которые проводились в марксистской или хотя бы радикально-либеральной парадигме. Если выводы, к которым приходили западные ученые, находились в противоречии с официальной догмой, то их работы просто игнорировались. Так, отечественные исследователи много и подробно писали о сторонниках радикально-либерального направления в теориях массовой коммуникации, а работа одного из ведущих теоретиков этого направления Б. Багдикяна даже была опубликована на русском языке3.
То же самое можно сказать о таком теоретике массовой коммуникации, как М. Маклюэн, который в настоящее время имеет в коммуникативистике маргинальный статус. Технологический детерминизм М. Маклюэна и его радикальные выводы импонировали отечественным авторам заметно больше, чем, например, труды представителей Британской школы культурных исследований, несмотря на то, что последние прямо называли себя сторонниками марксизма (правда, «марксизма без границ») и одним из основных источников своих исследований считали работы М. Бахтина.
Идеологические причины сильно затрудняли изучение проблемы власти, а тема взаимодействия власти и массовой коммуникации рассматривалась только на зарубежном материале в строгом соответствии с ортодоксальной марксистской теорией государства как инструмента в руках господствующих классов.
Тем не менее, несмотря на идеологическое давление, в шестидесятые — восьмидесятые годы вышел ряд трудов, в которых началось
См.: Борее В.Ю., Коваленко А.В. Культура и массовая коммуникация. М: Наука, 1986. Багдикян Б. Монополия средств информации. М: Прогресс, 1987.
рассмотрение проблем массовой коммуникации. Впервые в отечественной литературе основные подходы к анализу массовой коммуникации в англоамериканской коммуникативистике были описаны в пионерских работах таких авторов, как Ю.А. Шерковин (1967), А.А. Брудный (1972), П.С. Гуревич, В. Терин и П. Шихарев (1975), В.А. Мансуров (1976)4, а также в монографии О.А Феофанова5. Затем последовали труды Э.Г. Багирова, Н.С. Бирюкова, В. Борева, Ю.П. Буданцева, А.И. Власова, В.В. Егорова, А. Коваленко, СМ. Митиной, В.Л. Энтина и др.6, в которых был произведен анализ различных аспектов массового коммуникативного процесса, включая ту его составляющую, в которой СМИ выступают как властный ресурс. Свой вклад в изучение современной коммуникативистики внесли авторы сборников, посвященных критике буржуазных теорий журналистики, издававшихся факультетом журналистики МГУ под редакцией Я. Засурского . Работы Т.И. Дридзе и ее школы включали в себя анализ некоторых аспектов структуралистских теорий массовой коммуникации8.
Шерковин Ю.А. Природа и функции массовой коммуникации // Вестник МГУ. Сер. 10. 1967. № 1; Брудный А. А. Коммуникация и семантика // Вопросы философии. 1972. № 4; Гуревич П.С. Массовая буржуазная пропаганда и злоключения американской социологической теории // Массовая культура — иллюзии и действительность. М.: Искусство, 1975; Терин В., Шихарев П. Массовая коммуникация как объект социологического анализа // Массовая культура - иллюзии и действительность. М.: Искусство, 1975; Мансуров В.А. Из истории социологии массовых коммуникаций в США// Из истории буржуазной социологии XIX-XX веков. М.: Изд-во МГУ, 1976.
5 Феофанов О А. США: реклама и общество. М.: Мысль, 1974.
6 Багиров Э.Г Очерки теории телевидения. М.: Искусство, 1978; Бирюков Н.С.
Буржуазное ТВ и его доктрины. М.: Мысль, 1977; Буданцев Ю.П. Системность в
изучении массовых информационных процессов. М.: Изд-во Ун-та дружбы народов,
1986; Власов AM. Политические манипуляции: (история и практика СМИ США). М.:
Международные отношения, 1982; Егоров В.В. Теория и практика советского
телевидения. М.: Высшая школа, 1980; Митина СМ. Критика буржуазной социологии
массовых коммуникаций // Некоторые проблемы современной буржуазной социологии.
Кн. 2. М.: Институт социологии АН СССР, 1979; Энтин В.Л. СМИ в политической
системе современного капитализма. М.: Наука, 1988.
Современные буржуазные теории журналистики. М.: Изд-во МГУ., 1967; Буржуазные теории журналистики: Критический анализ. М.: Мысль, 1980.
Дридзе Т.Н. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации. М.: Наука, 1984.
Уже в разгар перестройки вышла монография А.И. Федякина (1988) , в которой был подведен своеобразный итог советским исследованиям зарубежных теорий массовой коммуникации. Еще раз подчеркнем, что такие исследования осуществлялись исключительно в рамках ортодоксального советского марксизма, что сильно ограничивало возможности исследователей при анализе взаимодействия власти и массовой коммуникации. Они были вынуждены подчеркивать, что занимаются не столько анализом, сколько критикой буржуазных теорий массовой коммуникации, которые совершенно неприменимы для анализа советских средств массовой информации и пропаганды. Однако процесс усвоения достижений западной коммуникативистики шел и шел достаточно активно, о чем свидетельствует, в частности, проведенное под руководством Б. Грушина классическое Таганрогское исследование аудитории советских СМИ10, методология которого разрабатывалась на основе принципов позитивистской социологии массовой коммуникации.
В постсоветский период, с исчезновением идеологических барьеров, ранее сдерживавших развитие отечественной теории массовой коммуникации, положение сильно изменилось. Появилась целая серия исследований, посвященных проблемам массовой коммуникации. В работах В.М. Березина, Ю.П. Буданцева, Е.Л. Вартановой, И.М. Дзялошинского, А.В. Дмитриева, В.В. Егорова, Л.М. Земляновой, В.П. Конецкой, В.В. Латыпова, Б.Н. Лозовского, Г.С. Мельника, В.Ф. Олешко, Г.П. Почепцова, Л.Г. Свитич, М.В. Шкондина и др.11 были
Федякин НА. Общественное сознание и массовая коммуникация в буржуазном обществе. М.: Наука, 1988.
Массовая информация в советском промышленном городе. М: Политиздат, 1980.
Березин ВМ. Теория массовой коммуникации. М.: Изд-во Российского университета Дружбы народов, 1996; Березин ВМ. Сущность и реальность массовой коммуникации. М: Изд-во Российского университета Дружбы народов, 2002; Буданцев Ю.П. Очерки ноокоммуникологии. М: Изд-во Российского университета Дружбы народов, 1995; Буданцев Ю.П. Парадигма массовой коммуникации. М.: Изд-во Российского университета Дружбы народов, 2001; Вартанова E.JI. Медиа в постсоветской России: их структура и влияние // Pro & Contra. Т. 5, № 4. 2000; Дзялошинский ИМ. Методы деятельности СМИ в условиях становления гражданского общества. М.: Пульс, 2001; Дмитриев А.В., ЛатыповВ.В. Социальная коммуникация//Социология. Основы общей теории. М.: Аспект-пресс, 1996; Егоров В.В. Телевидение и власть. М: Изд-во МГУ, 1997; Егоров В.В. Телевидение между прошлым и будущим. М: Изд-во МГУ, 1999;
описаны и проанализированы новейшие этапы развития современной теории массовой коммуникации, а ее достижения были применены для анализа современных российских СМИ. Для описания всей совокупности существующих теорий массовой коммуникации И.М. Дзялошинским был введен специальный термин «коммуникативистика», ставший российским аналогом «media studies».
Однако следует признать, что при этом проблема взаимодействия
власти и массовой коммуникации как целостная общедисциплинарная
проблема не получила в отечественной литературе должного освещения.
Безусловно, исследователи активно занимались изучением отдельных
аспектов данного вопроса, таких как влияние средств массовой
информации на аудиторию или взаимодействие СМИ как социального
института с элитами. Однако они не видели взаимосвязи этих аспектов,
поскольку не в полной мере осознавали, что в своем анализе опираются на
определенные ценностные представления о природе и функциях власти.
Такое положение препятствовало формированию системного
представления о коммуникативистике как о научной дисциплине и
затрудняло политологический анализ взаимодействия власти и массовой
коммуникации. Кроме того, ряд исследователей испытывал определенные
сложности при отнесении тех или иных теорий массовой коммуникации к
» основным направлениям общетеоретической социологии, что подчас
приводило к смешению между собой взглядов авторов, принадлежащих к принципиально различным теоретическим течениям. Интересные попытки В.М. Березина и Ю.П. Буданцева создать целостную теорию массовой
Землянова ЛМ.. Концептуально-терминологические новации в коммуникативистике 1990-х годов // Вестник МГУ. Сер. 10. 1997. № 3; Землянова ЛМ. Современная американская коммуникативистика. М.: Изд-во МГУ, 1995; Конецкая В.П. Социология коммуникации. М.: Международный институт бизнеса и управления, 1997; Лозовский Б.Н. СМИ как объект манипуляции // Известия Уральского государственного университета. Серия «Проблемы науки, образования, культуры». 2002. № 14; Мельник Г.С. Mass Media: психологические процессы и эффекты. СПб.Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1996; Олешко В.Ф. Социожурналистика: Прагматическое моделирование технологий массово-коммуникационной деятельности. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1996; Почещов Г.Г. Коммуникативные технологии XX века. М.: Киев: Ваклер, 1999; Почещов Г.Г. Теория и практика коммуникации. М.: Изд-во Центр, 1998; Свитич Л.Г. Феномен журнализма. М.: Факультет журналистики МГУ, 2000; Шкондин М.В. Системная типологическая модель СМИ. М.: Изд-во МГУ, 2002.
коммуникации также уперлись в недостаточную проработанность анализа ее базовых оснований, связанных с теми или иными представлениями о власти. В 2000 году появилась монография М.М. Назарова , в которой впервые была сделана попытка системно описать основные направления коммуникативистики, исходя из общесоциологических подходов, лежащих в их основе. Но М.М. Назаров не ставил себе целью рефлексию над базовыми основаниями коммуникативистики и анализ теоретических моделей, функционирующих в этой дисциплине. Его работа носила скорее обзорный характер и была посвящена социологическому, а не политологическому анализу массовой коммуникации. Проблема взаимодействия власти и массовой коммуникации не была для него базовой и существовала наряду с множеством других проблем теорий массовой коммуникации. Поэтому в процессе анализа он не обращал должного внимания на взаимосвязь и взаимодействие различных направлений коммуникативистики, объясняющиеся единством представлений о сущности власти.
Изучение массовой коммуникации осуществлялось не только в социологии СМИ и теории журналистики, но и политологии. Такие исследователи как М.С. Вершинин, Г.В. Грачев, М.Н. Грачев, О.А. Малаканова, А.В. Чугунов и др.13 занимались изучением массовой коммуникации как элемента политической коммуникации, а средств массовой коммуникации — как составной части политической системы общества. Особый интерес у них вызывали трансформации, которые претерпевает политическая коммуникация в условиях развития современных информационных технологий. Они рассматривали также
Назаров М.М. Массовая коммуникация в современном мире: методология анализа и практика исследования. М.: УРСС, 2000.
1 Вершинин М.С. Политическая коммуникация в информационном обществе. СПб.: Изд-во Михайлова В. А., 2001; Грачев Г.В. Информационные технологии политической борьбы в российских условиях // Полис. 2000. № 3; Грачев М.Н. Политика, политическая система, политическая коммуникация. М.: Изд-во Россйского университета дружбы народов, 1999; Малаканова О.А. Политическая коммуникация // Полис. 2000. № 2; Чугунов А.В. Политика и Интернет: политическая коммуникация в условиях развития современных информационных технологий: Автореф. канд. дис. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2000.
технологические аспекты массовой политической коммуникации как элемента предвыборных технологий.
Однако, обращаясь к политологическому анализу массовой коммуникации, эти политологи неправомерно сужали предмет своего исследования до типологии и изучения различных видов массовой политической коммуникации и не использовали в полной мере те возможности, которые дает современная политическая наука для анализа коммуникативных процессов. Кроме того, они исходили из представления о коммуникативистике как монотематической научной дисциплине, что, с одной стороны, не позволяло им учесть все многообразие подходов к взаимодействию власти и массовой коммуникации, существующих в современной коммуникативистике, а с другой стороны, приводило к недооценке важности теоретической, а тем более политологической рефлексии над ее базовыми основаниями.
В круг интересов отечественных авторов, в последние десятилетия занимавшихся изучением проблемы власти — А.В. Гайда, А.А. Дегтярев, В.В. Китаев, Б.И. Коваль, В.В. Ильин, М.В. Ильин, В.Г. Ледяев, и другие14, - не входило исследование проблематики массовой коммуникации, хотя ими были заложены теоретические и методологические основания, позволяющие осуществлять анализ этого феномена.
Особо следует подчеркнуть, что теоретическое моделирование взаимодействия власти и массовой коммуникации практически отсутствует не только в отечественной, но и в зарубежной научной литературе, несмотря на обилие обзорных и аналитических работ по теории массовой коммуникации. Начало таким работам положило хрестоматийное исследование Дж. Клаппера15, посвященное анализу позитивистской коммуникативистики с момента ее возникновения и до начала 60-х годов XX века. Затем эта традиция была продолжена в
4 Гайда А.В., Китаев В.В. Власть и человек. Свердловск: Изд-во Уральского ун-та , 1991; Дегтярев А.А. Политическая власть как инструмент социального общения // Полис. 1996. № 3; Ильин В.В. Понятие власти // Философии власти. М.: Изд-во МГУ, 1993; Ильин М.В. Слова и смысл: опыт описания ключевых политических понятий. М: РОССПЭН, 1997; Коваль Б.И., Ильин М.В. Власть и политика // Полис. 1991. № 5; Ледяев В.Г. Власть: концептуальный анализ. М.: РОССПЭН, 2001. 15 KlapperJ. The Effects of Mass Communication. N.Y.: Free press, 1961.
фундаментальных трудах М. Дефлера и его соавторов, а также в «Теории массовой коммуникации» Д. Макквайла16. Анализу коммуникативистики как научной дисциплины посвящены также работы Т. Беннета, Э. Вартеллы, Дж. Ватсона, Дж. Вуллакотт, Л. Гроссберга, М. Гуревича, Дж. Корнера, Б. Макнейра, Дж. Стори, Ч. Уитни, Э. Хилл и др. п Однако во всех этих работах проблема взаимодействия массовой коммуникации и власти так и не была проанализирована как целостная научная проблема.
Косвенно об этом свидетельствует неудача постоянных попыток осуществить парадигмальный синтез и превратить коммуникативистику из политематической в монотематическую научную дисциплину, предпринимавшихся Н. Джекобсом, К.-Э. Розенгреном, Э. Роджерсом и др. Причиной неудач явилось именно непонимание специфики теоретических моделей, лежащих в основании этой научной дисциплины, и игнорирование тех ценностных и метафизических представлений о власти, которые обуславливают онтологическую обязательность этих моделей. Осуществляя парадигмальный синтез, эти авторы рассматривают представления о власти, которые характерны для того направления, к которому они сами принадлежат, как само собой разумеющиеся. В результате направления, основанные на качественно иных представлениях, либо вовсе игнорируются, либо рассматриваются как результат
DeFleur M.L., Ball-Rokeach S.J. Theories of mass communication. N.Y.& L.: Longman Inc., 1989; DeFleur M., Dennis E. Understanding Mass Communication. Boston, MA: SAGE publications Inc., 1981; DeFleur M., Lowery Sh. Milestones in Mass Communications Research. N.Y.: Routleddge, 1995; McQuail D. Mass Communication Theory. L.: SAGE publications Inc., 1994.
7 Bennett T. Theories of Media, Theories of Society II Culture, Society and the Media. L.: Routleeddge, 1982; Corner J. Critical Ideas in Television Studies. Oxford: Clarendon Press, 1999; Grossberg L., Wartella E., Whitney Ch. Media Making: Mass Media in Popular Culture. Thousand Oak, L., New Delhi: SAGE publications, 1998; Hill A., Watson J. Dictionary of Media and Communication Studies. 5th ed. L.: Arnold, 2000; McNair B. The Sociology of Journalism. L.: Arnold, 1998; Storey J. Cultural Studies and the Study of Popular Culture. Theories and Methods. Athens: Univ. of Georgia Press, 1996. 18 Jacobs R.N. Producing the News, Producing the Crisis: Narrativity, Television and News Work II Media, Culture and Society. 1996. V. 18; Rogers E. Empirical and Critical Schools of Communication II The Media Revolution in America and in Western Europe. V. 2. Norwood: Ablex Publishing corporation, 1985; Rogers E. A History of Communication Studies: A Biographical Approach. N.Y. Free Press, 1994; Rosengren K.E. Communication Research: One Paradigm or Four? II The Media Revolution in America and Western Europe. Norwood: Ablex Publishing corporation, 1987.
теоретического недоразумения и недопонимания, а коммуникативистика была и остается политематической дисциплиной, находящейся на стадии «нормальной науки».
Таким образом, анализ теоретических и методологических оснований коммуникативистики как научной дисциплины, чья целостность задается не только объектом исследования - массовой коммуникацией, но и базовой дисциплинарной проблемой взаимодействия массовой коммуникации и власти, является назревшей и актуальной задачей. Учитывая это, в настоящем диссертационном исследовании предлагается авторский вариант теоретического моделирования оснований теории массовой коммуникации, осуществленный на основе политологического анализа проблемы взаимодействия власти и массовой коммуникации.
Источниковую базу исследования в основном составили многочисленные тексты представителей современной западной коммуникативистики, начиная с работ Г. Инниса, Э. Каца, П. Лазерсфельда,. У. Липпмана, Р. Мертона, Дж. Фиска, С. Холла19 и других классиков этой дисциплины и заканчивая новейшими исследованиями. Для обоснования своих выводов автор обращался к работам основателей марксизма, позитивизма и социальной феноменологии, а также к трудам М. Вебера, М. Бентона, Т. Болла, Н. Гарнхэма, У. Рансимэна, Р.-Ж. Шварценберга и других исследователей феномена власти. В ходе работы над диссертацией автор использовал
9 См., напр.: Fiske J. Media matters: everyday culture & political change. Minn., L.: Univ. Of Minnesota Press, 1994; Fiske J., Hartley J. Reading television. L. & N.Y.: Methuen & Co Ltd, 1978; Hall S. Encoding/ Decoding II Media and Cultural Studies. KeyWorks. L.: Blackwell Publishers, 2001; Innis H.A. The Bias of Communication. Toronto: University of Toronto, 1951; Katz E. et al. On the Use of Mass-Media for Important Things II American Sociological Review, 1973. V. 38, № 2; Lazersfeld P. et al The People's Choice. How the Voter Makes Up his Mind in a Presidential Campaign. N.Y.: Columbia Univ. Press, 1948; Lippman W. Public Opinion. 14th ed. N.Y.: The McMillaan Company, 1951; Merton R.K. Social Theory and Social Structure. Glencoe: Free Press, 1957.
20 Болл Г. Власть II Полис. 1993. № 5; Вебер М. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994; Шварценберг Р.-Ж. Политическая социология. М.: Прогресс, 1992. Ч. 1; Benton М. «Objective» Interest and the Sociology of Power// Sociology. 1981. V. 15, № 2; Garnham N. Emansipation, Media and Modernity. Arguments about the Media and Social Theory. Oxford: Oxford Univ. Press, 2000; Runciman W.G. A Treatise in Social Theory. V. 2. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1989.
классические труды теоретиков Франкфуртской школы Т. Адорно, Г. Маркузе, Т. Хоркхаймера и Ю. Хабермаса21.
Многие работы были впервые введены автором в отечественный научный оборот и до сих пор не подвергались научной критике. В первую очередь это относится к трудам авторов Британской школы культурных исследований, включая работы ее основоположника С. Холла, а также труды А. Макробби, Д. Морли, Дж. Хартли, Й. Энга и др.22, а также к феноменологическим и конструкционистским исследованиям массовой коммуникации, представленным работами X. Молотча, Т. Кука, Дж. Такмен, Д. Олтейда, П. Сноу, М. Шудсона, Э.Дж. Эпштейна и др. Сказанное верно и в отношении комплекса исследований по «теории установления повестки дня», которыми занимаются Дж. Диаринг, Ш-. Йенгар, Д. Киндер, Дж. Кингдон, Дж. Коген, М. Маккоумз, Д. Шоу24 и др.
Адорно Т., Хоркхаймер Т. Диалектика Просвещения. Философские фрагменты. М., СПб.: Медиум, Ювента; 1997; Маркузе Г. Одномерный человек. М.: REFL-book, 1994; Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2000; Habermas J. Knowledge and Human Interest. Boston: Beacon Press, 1971; Habermas J. The Public Sphere: An Encyclopedia Article II Media and Cultural Studies. KeyWorks. L., 2001; Habermas J. The Structural Transformation of the Public Sphere. Cambridge, Mass.: the MIT press, 1989.
Ang I. Living Room Wars: Rethinking Media Audience for a Postmodern World. L., N.Y.: Routledge, 1991; Hall S. The Rediscovery of 'Ideology': Return of the Repressed in Media Studies // Culture, Society & the Media. L., N.Y.: Routledge, 1982; Hall S. The Work of Representation If Representation: Cultural Representations and Sygnifying Practices. L., Thousand Oaks, New Delhi: SAGE Publications, 1997; Hall S. et al. Policing the Crisis. L.: Routledge, 1978; Hartley J. Understanding News. L.: Routledge, 1995; McRobbie A. Feminism and Youth Culture. L., N.Y.: Routledge, 1991; McRobbie A. Postmodernism and Popular Culture. L.f N.Y.: Routledge, 1994; Morley D. Cultural Studies and Common Sense I Without Guarantees. In Honour of Stuart Hall. L.: Verso, 2000; Morley D. Television, Audiences and Cultural Studies. L., N.Y.: Routledge, 1992.
гъAltheide D. Creating reality. How TV News Distort Events. Beverly Hill & L.: SAGE Publications Inc., 1974; Altheide D.L. Media power. Beverly Hills & L. SAGE Publications Inc., 1985; Altheide D.L., Snow P.L. Media logic. Beverly Hills & L. SAGE Publications Inc., 1979; Cook T. Governing with the News: the News Media as a Political Institution. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1998; Epstein E.J. News from Nowhere: Television & the News. N.Y.: Raandom House, 1973; Schudson M. The Power of News. Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 1995; Tuchman G. Making News: a Study of the Construction of Reality. N.Y.: Free Press, 1978..
24 Dearing J. W„ Rogers E.M. Agenda-Setting. Communication Concepts. L.: SAGE Publications Inc., 1996; Cohen J.E. Presidential Rhetoric & the Public Agenda II American Journal of Political Science. 1995. V. 39, № 1; Iyengar Sh., Kinder D.R. More than Meets the
Актуальность и неразработанность многих теоретических и методологических аспектов проблемы взаимодействия власти и массовой коммуникации, а также их высокая практическая значимость определили выбор объекта, предмета, цели и задач исследования.
Объект и предмет исследования
Объектом данного диссертационного исследования является проблема взаимодействия власти и массовой коммуникации как проблема современной политической науки.
Предметом исследования являются основные модели взаимодействия власти и массовой коммуникации, существующие в теориях массовой коммуникации.
Цели и задачи исследования
Главной целью диссертационного исследования является теоретическое моделирование взаимодействия власти и массовой коммуникации, политологический анализ структуры, основных оппозиций и конструктивных принципов моделей взаимодействия власти и массовой коммуникации, а также концептуальное осмысление структурообразующей роли полученных моделей.
Для достижения целей исследования автором были поставлены и решены следующие задачи:
Раскрытие сущности и специфики политологического подхода к проблеме взаимодействия власти и массовой коммуникации.
Концептуальное обоснование статуса политической теории как метатеории по отношению к современной коммуникативистике.
3. Формализация основных подходов к анализу взаимодействия
власти и массовой коммуникации.
Eye: TV News, Priming & Public Evaluations of the President II Public Communication & Behaviour. V. 1. L.: Academy Press Inc., 1986; Iyengar Sh., Kinder D.R. News that Matters: Television & American Opinion. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1987; Kingdon J.W. Congressmen's Voting Decisions. N.Y.: Norton, 1981; McCombs M. et al. Media Agenda-Setting in the Presidential Election. N.Y.: Praaaaeger Scientific, 1981; McCombs M., Becker L.B. Using mass communication theory. Englewood Clifls: Prentice Hall Inc., 1979; McCombs M, Shaw D. The Agenda-setting Function of Mass-Media II Public Opinion Quaterly. 1972. V. 36, № 3.
4. Построение теоретических моделей взаимодействия власти и
массовой коммуникации.
Выявление конструктивных принципов, базовых оппозиций и механизмов функционирования основных моделей взаимодействия власти и массовой коммуникации.
Анализ основных этапов эволюции теорий массовой коммуникации на основе построенных моделей.
7. Системное рассмотрение коммуникативистики как целостной
научной дисциплины на основе политической науки как метатеории.
Методологические основания исследования и его методы заданы как объектом и предметом исследования, так и его основными задачами, которые носят комплексный характер в силу сложности объекта исследования — базовой дисциплинарной проблемы политематической научной дисциплины.
Для политологической рефлексии над базовыми основаниями коммуникативистики использовался метод моделирования, так как именно этот метод позволяет достичь поставленных целей и решить основные задачи исследования. Переход от анализа основных направлений коммуникативистики к построению лежащих в их основе моделей осуществлялся на основе теории парадигм Т. Куна и теории моделирования М. Вартофски, а также достижений отечественной теории и методологии научного познания и моделирования.
В исследовании использовался компаративный метод, позволяющий сопоставлять различные по генезису и исходным основаниям теоретические модели.
В основу исследования был положен принцип историзма. Это означает, что проблема взаимодействия власти и массовой коммуникации рассматривалась в контексте ее исторической эволюции, порожденной, с одной стороны, внутридисциплинарными противоречиями, а с другой -эволюцией самих средств массовой коммуникации и серией информационных революций XX века.
При анализе проблемы взаимодействия власти и массовой коммуникации был применен генетический подход. В процессе анализа
была вскрыта связь моделей решения данной проблемы с основными ценностными и метафизическими концепциями власти, которые существуют в политической науке.
При анализе моделей взаимодействия власти и массовой коммуникации применялся системный подход, а также принципы целостности и дополнительности, что позволило продемонстрировать пределы влияния этих моделей друг на друга.
В; работе использовались достижения междисциплинарных исследований, что позволило анализировать проблему взаимодействия массовой коммуникации и власти, опираясь не только на политологические, но и социологические, культурологические и исторические исследования массовой коммуникации.
Научная новизна исследования
Выполненная работа является первым в научной литературе комплексным политологическим исследованием актуальной проблемы взаимодействия власти и массовой коммуникации, осуществленным методом теоретического моделирования.
Политологический анализ проблемы взаимодействия власти и массовой коммуникации позволил автору исследовать совокупность теорий массовой коммуникации как целостную научную дисциплину и раскрыть ее системный характер. В работе показано, что дисциплинарная целостность коммуникативистики обеспечивается базовым статусом в этой дисциплине проблемы взаимодействия власти и массовой коммуникации.
Тем самым в диссертации впервые обоснован статус политической науки как метатеории по отношению к коммуникативистике, проясняющей недоступные для рефлексии внутри этой дисциплины базовые основания и обеспечивающей возможности теоретического моделирования.
В диссертации выявлены и проанализированы основные модели, функционирующие в современных теориях массовой коммуникации, раскрыты их конструктивные принципы и базовые оппозиции, а также исследованы их генезис и эволюция.
Новизну для политической науки представляет осуществленный автором анализ новейших марксистских концепций взаимодействия власти
и массовой коммуникации (Британская школа культурных исследований), что позволяет вписать современный марксизм в дисциплинарный контекст коммуникативистики.
Впервые в отечественной литературе комплексно анализируется «теория установления повестки дня», а также делаются выводы о практической применимости этой теории в отечественных условиях.
Апробация работы
Основные положения диссертации и полученные результаты обсуждались на заседаниях отдела философии и методологических семинарах Института философии и права УрО РАН в 1995 — 2003 годы.
Основные идеи и выводы диссертации отражены в одной авторской и четырех коллективных монографиях, а также в статьях и других публикациях общим объемом около 60 печатных листов (в том числе авторских листов — 38). Диссертант является автором 77 научных работ, из них 62 относятся к теме диссертации.
Основные результаты диссертации докладывались автором на международных и всероссийских конгрессах, конференциях, совещаниях, в том числе Международном научном конгрессе «300 лет российской газеты: от печатного станка к электронным медиа» (Москва, 2002); Международной конференции «300 лет российской журналистики» (Санкт-Петербург, 2002); Международной конференции «Взаимодействие политической науки с органами государственной власти в формировании политических процессов в Российской Федерации и новых независимых государствах» (Екатеринбург, 2002); III Всероссийском политологическом конгрессе (Москва, 2003); II Российском философском конгрессе (Екатеринбург, 1999); Всероссийской научно-практической конференции «Культура. Власть. Общество: Пути интеграции» (Екатеринбург, 2002); Всероссийской конференции «Интеллигенция и проблемы формирования гражданского общества в России» (Екатеринбург, 2000); Всероссийском семинаре-конференции «Общество - Выборы - СМИ» (Екатеринбург, 1999); конференциях «Средства массовой информации в современном
мире» (Санкт-Петербург, 2000, 2001, 2002); а также на раде региональных научно-практических конференций и семинаров.
Материалы исследования легли в основу прочитанных автором спецкурсов в Уральской академии государственной службы (1995).
Выводы диссертации получили апробацию в ходе работы автора в качестве члена Экспертного политического совета при полномочном представителе Президента РФ в Уральском федеральном округе и члена Консультативного совета по взаимодействию со средствами массовой информации при полномочном представителе Президента РФ в Уральском федеральном округе (с 2001 по настоящее время).
Структура диссертационного исследования
Диссертация состоит из введения, трех разделов, заключения и списка использованной литературы. Каждый раздел диссертации включает две главы. Список использованной литературы включает 296 наименований. Общий объем работы - 301 страниц.
ПЕРВЫЙ РАЗДЕЛ. Сущность и содержание политологического» подхода к моделированию взаимодействия власти и массовой
коммуникации
Массовая коммуникация как объект и предмет политологического исследования
В настоящее время массовая коммуникация является объектом исследования целой группы обществоведческих дисциплин. Существуют и активно развиваются социология, культурология, психология и история массовой коммуникации, не говоря уже о собственно коммуникативистике или теории массовой коммуникации которая на междисциплинарной основе объединяет достижения всех этих отраслей знания.
Все эти дисциплины в той или иной мере затрагивают проблему взаимодействия массовой коммуникации с политическими институтами и властными элитами, а также проблему влияния средств массовой коммуникации на аудиторию и общество в целом. Более того — политические аспекты процессов массовой коммуникации находятся в самом центре исследовательского интереса в соответствующих дисциплинах.
Так, социология массовой коммуникации подробно изучает, каким образом осуществляется взаимодействие средств массовой информации как социального и политического института с государством, культурология массовой коммуникации исследует, каким образом средства массовой информации распространяют в обществе господствующую идеологию и поддерживают доминантный культурный порядок, психология массовой коммуникации уделяет большое внимание анализу способов политической мобилизации посредством СМИ, а история массовой коммуникации — это в весьма значительной, мере история, политической борьбы за свободу слова и печати.
Наконец, в любом учебнике по коммуникативистике можно найти раздел, посвященный средствам массовой информации и политике. В такой раздел обычно включаются главы о воздействии средств массовой информации на политические предпочтения и электоральное поведение аудитории, о нормативных теориях масс-медиа (имеется в виду классификация СМИ в зависимости от типа политической системы, в которой они функционируют) и о взаимодействии работников средств массовой информации с политическими деятелями, политическими партиями и активистами общественных организаций1.
В связи с этим возникает вопрос: необходим ли и насколько необходим собственно политологический анализ массовой коммуникации, если различные научные дисциплины успешно справляются с изучением различных аспектов взаимодействия СМИ и политической системы общества? Этот вопрос приобретает особую актуальность, когда мы обращаемся к самой политологии. Оказывается, что если в дисциплинах, входящих в зону влияния коммуникативистики, проблема взаимодействия средств массовой коммуникации и политических структур является одной из центральных, то в политологии эта проблема рассматривается как второстепенная и изучается в одном из ее подразделов — в теории политической коммуникации.
Массовая коммуникация исследуется политологами как один из элементов политической коммуникации, а сама политическая коммуникация понимается как «процесс передачи политической информации, благодаря которому она циркулирует от одной части политической системы к другой и между политической системой и социальной системой»2. Массовая политическая коммуникация или политическая коммуникация посредством средств массовой информации традиционно рассматривается І в отечественной политологии как один из трех основных видов, политической коммуникации, наряду с неформальной политической коммуникацией и коммуникацией через политические организации, прежде всего партии .
Это означает, что теоретический анализ массовой коммуникации в политологии осуществляется по следующей схеме: сначала в общей структуре коммуникативных процессов общества производится выделение политической коммуникации как коммуникации по поводу особого предметного поля - политики, которая осуществляется между политической и социальной системами и/или внутри самой политической системы. Затем сама политическая коммуникация по формальным основаниям, т.е. в зависимости от того, кто является отправителем и получателем посланий, т.е. субъектом коммуникативной деятельности, делится на типы.
Главное внимание при типологизации уделяется отправителям посланий: исследователи выделяют одного неинституционализированного отправителя (неформальная политическая коммуникация) и двух институционализированных (формальная политическая: коммуникация посредством политических партий и средств массовой информации). Казалось бы, в центре исследовательского интереса в этом случае также должен стоять субъект политической коммуникации, однако это не так: в теории политической коммуникации изучаются не столько СМИ как социальный и политический институт, сколько функции СМИ в политической системе общества.
Основные политологические модели взаимодействия властей массовой коммуникации
В соответствии с известным определением М. Вартофски, модели «создаются как репрезентационные артефакты, и как таковые служат... тем средством, с помощью которого человеческое сознание может охватить свои собственные творения, т.е. тем инструментом, благодаря которому оно становится самосознанием»36. Поэтому целью политологического моделирования и является не перечисление и описание существующих в коммуникативистике направлений, а выделение лежащих в основе этих направлений более общих моделей, описывающих массовую коммуникацию как ресурс власти. Иными словами, политологическая рефлексия направлена на то, чтобы прояснить конструктивные принципы, определяющие, как связаны ценностные и метафизические представления о власти как таковой и те модели массовой коммуникации, которые порождаются этими представлениями.
Следует отметить, что внутри самой коммуникативистики, несмотря: на неизбежную ограниченность ее рефлексивных возможностей, описанную нами выше, была сделана попытка моделирования парадигм, лежащих в основе тех или иных научных направлений. Эту попытку предпринял известный нидерландский теоретик массовой коммуникации Д. Макквайл. Сам он является сторонником позитивистского подхода к анализу массовой коммуникации, поэтому его модели строятся как описание реальных исследовательских практик. В основу описания положена классическая схема коммуникативного акта, предложенная одним из основателей позитивистской коммуникативистики Г. Ласуэллом. Напомним, что согласно Ласуэллу специфика любого коммуникативного акта может быть исчерпывающе описана, если получены ответы на следующие вопросы: «Кто передает Что Кому и с каким Эффектом?».
Д. Макквайл исходил из того, что схема, которая широко используется для анализа процессов коммуникации, с таким же успехом может быть применена для анализа теорий массовой коммуникации. Правда, для этого ему пришлось существенно расширить само понятие теории, определив ее как «любой набор идей, позволяющих осмыслить то или иное явление»37. Это расширение, в свою очередь, позволило Макквайлу ввести в рамки коммуникативистики как нучной дисциплины, наряду с теориями в собственном (т.е. позитивистском) смысле этого слова еще и теории нормативные, предписывающие, как следует функционировать масс-медиа, чтобы в обществе воспроизводились те или иные социальные ценности и тем самым обеспечивалась легитимация масс-медиа как социального института, а также теории операциональные, т.е. те «практические идеи», которые были накоплены и применяются практиками массовой коммуникации при производстве посланий. На этой основе было осуществлено выделение двух основных моделей, которые сосуществуют в современной коммуникативистике.
Первую модель Д. Макквэйл назвал «моделью доминирования», а вторую - «плюралистической моделью». Базовые различия между этими моделями он изобразил в виде таблицы (см. табл. 1) .
Нетрудно заметить, что предложенный Д. Макквайлом способ описания обеих моделей имеет один, но чрезвычайно важный недостаток. Он не вскрывает внутренней логики их построения и не касается специфики аргументации в каждой из них. Это вполне объяснимо -Д. Макквайла интересовали в первую очередь формальные различия между моделями, а не их внутренняя структура. Эти различия он доводит до уровня оппозиций, причем оппозиции прочерчиваются по всем основным параметрам схемы Ласуэлла: «Кто (форма организации) передает Что, (содержание и характер посланий) Кому (аудитория) и с каким Эффектом».
Именно здесь и проявляется позитивизм Д. Макквайла — для него все, что выходит за рамки плюралистической модели, которую он неявно отождествляет с позитивистской парадигмой, выступает как «не плюралистическая модель», где каждому плюсу соответствует минус, причем минусом каждый раз оказывается единообразие: точно так же, как множественности субъектов противостоит единая организация, так разнообразию содержания посланий противостоит их единообразие, а различию эффектов - единый однонаправленный эффект. В этом смысле описание Д. Морли тавтологично: плюралистическая модель «плюралистична» по всем параметрам, а модель доминирования также по всем параметрам единообразна и монолитна.
На самом деле, как будет показано ниже, различия между моделями далеко не всегда принимают форму оппозиций. Например, плюралистическая модель и модель доминирования в ее современном варианте дают достаточно близкие ответы на вопрос о степени активности аудитории масс-медиа, хотя и понимают эту активность по-разному. Поскольку Д. Макквайл не видит внутренней логики построения моделей, задающей границы их эволюции, он вынужден игнорировать эту эволюцию.
Только один выделенный Д. Макквайлом параметр — «социальные силы» — не укладывается в ласуэлловскую схему, и не укладывается именно потому, что здесь он ближе всего подходит к проблеме взаимодействия власти и массовой коммуникации. Фактически под названием «социальные силы» он описывает массовую коммуникацию как объект контроля. Точно так же под названием «формы организации» Д. Маквайлом фактически описывается массовая коммуникация как субъект влияния. Поэтому вместо явно напрашивающегося указания на то, что формой организации масс-медиа является иерархическая бюрократическая структура (структуры), появляется указание на различие между единым субъектом влияния и множеством таких субъектов. При этом никакой связи между «социальными силами» и «формами организации» Д. Макквайл не видит, и не видит потому, что власть во всех ее аспектах, включая ценностные, остается за пределами его анализа. Точнее, он обращается к проблеме власти только при анализе нормативных теорий СМИ, не осознавая, что данная проблема является ключевой и для анализа «нормальных» теоретических построений.
В результате описанные Д. Макквайлом модели, несмотря на декларированное намерение автора исходить из реальной исследовательской практики, огрубляют и искажают эту практику. Для ее адекватного описания необходимо обратиться к анализу тех характеристик, которые определяют правила построения и механизмы эволюции данных моделей. Иными словами, нам необходимо выделить конструктивные принципы, лежащие в основе как модели доминирования, так и плюралистической модели. Это можно сделать только на основе анализа проблемы взаимодействия массовой коммуникации и власти, причем анализа, осуществленного с позиций метатеории, а не изнутри самой коммуникативистики. Для того чтобы перейти от эмпирического описания функционирующих в коммуникативистике исследовательских моделей к их теоретическому конструированию, нам необходимо выйти в сферу политологического анализа.
Конструктивный принцип модели доминирования: основные виды доказательств
Сущность -. подхода сторонников модели доминирования к проблеме взаимоотношения власти и массовой комммуникации можно изложить следующим образом: 1. Массовая коммуникация как объект контроля: СМИ полностью контролируются единой и монолитной господствующей элитой и воздействуют на пассивную аудиторию в интересах этой элиты. « 2. Массовая коммуникация как субъект влияния: СМИ полностью подчиняют себе сознание индивидов, они всемогущи и вездесущи, но сами, в свою очередь, подчиняются всемогущей элите1.
Мы уже упоминали, что модель доминирования возникла и получила развитие в рамках европейской коммуникативистики. Европейские исследователи с самого начала были склонны анализировать массовую коммуникацию в рамках общей теории идеологии и видели в средствах массовой информации могущественный инструмент социального контроля, препятствующий радикальным изменениям и способствующий сохранению статус-кво. И хотя в рамках модели доминирования сосуществуют различные теории, все они исходят из того, что СМИ являются носителем и проводником идеологического влияния элиты на остальных членов общества. Поскольку теория идеологии первоначально была сформулирована в рамках марксизма, практически все вариации модели доминирования представляют собой применение к особой предметной области — массовой коммуникации — различных версий этого учения, а ее эволюция во многом определяется эволюцией марксизма в XX веке.
Уже в самых ранних работах Маркса, посвященных защите свободы печати, просматривается тенденция к описанию прессы как выражения и проявления некоего более общего целого. По определению молодого Маркса, свобода печати «есть воплощение идеи, воплощение свободы, положительное добро» , а сущности печати соответствует свободное бытие, так что «та свободная печать, которая дурна, не соответствует характеру своей сущности»3. Аргументация от идеи «положительного добра» является, конечно, еще вполне гегельянской и по форме, и по сути. Однако трактовка печати как воплощения идеи добра и рассуждения о том, что дурная свободная печать не соответствует своей сущности, приобретают вполне определенное звучание в свете последующего развития марксистских идей, а также реализации их на практике. Собственно, именно несоответствие СМИ своей сущности и есть главная претензия, которую сторонники модели доминирования предъявляют реальным средствам массовой информации. Их рассуждения строятся по схеме: «в то время как на самом деле СМИ должны... они вместо этого...».
В модели доминирования постоянно, хотя и не всегда явно, присутствует образ совершенно свободных СМИ, в прямом смысле являющихся «голосом народа», независимых ив экономическом, и в политическом отношении и поэтому ничего не искажающих и ни о чем не умалчивающих. Реальные СМИ подвергаются критике как раз за то, что те нарушают свои собственные принципы и функционируют как инструмент идеологического доминирования. Не случайно сторонники модели доминирования называют свой подход «критическим»: анализ СМИ в рамках этого подхода зачастую сводится к их критике за несоответствие своей идеальной сущности. X. Хардт был совершенно прав, когда, анализируя процесс рецепции Британской школы культурных исследований в США, заметил, что работы Британской школы «базируются на твердой вере в утопическую модель общества... со всеобщим участием в демократической практике и с применением политической и экономической власти в интересах развития масс»4.
Возникает впечатление, что разрыв с гегельянством, который лежит в основе марксистской традиции, во многом оказался чисто внешним. Марксисты так и не смирились с тем, что Всеобщее, по Гегелю, может реализоваться в действительность только в искаженных, недостоверных и неточных формах, поэтому любые попытки воспроизвести его в чистом виде порождают свою противоположность. Например, «демократия чревата опасностями махинаций, коррупции, власти демагогов и т.д. Однако стоит нам исключить возможность таких негативных аспектов, и мы потеряем демократию вообще... Так называемая «реальная демократия» - это просто еще одно имя для «не-демократии»5. Точно так же попытка привести средства массовой информации в соответствие с идеалом и реализовать принцип «та свободная печать, которая дурна, не соответствует характеру своей сущности» приводит к ликвидации свободной печати. Из несоответствия сущности достаточно легко вывести отсутствие права на существование, что и было сделано, когда марксистская критика превратилась в материальную силу.
Поскольку становление марксизма, как известно, сопровождалось отказом от гегельянской терминологии и радикальным изменением статуса Всеобщего, в зрелом марксизме анализ прессы осуществляется с позиций материалистической теории идеологии, на основе положений, впервые четко сформулированных К. Марксом и Ф. Энгельсом в «Немецкой идеологии». Эти положения сводятся к тому, что «сознание никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием»6, поэтому «тот класс, который представляет собой господствующую материальную силу общества, есть в то же время и его господствующая духовная сила». Именно эти два тезиса лежат в основе всего корпуса марксистских работ, посвященных анализу массовой коммуникации. Однако вопрос об их адекватной трактовке породил огромное количество дискуссий, отличающихся большей или меньшей степенью схоластичности.
Мы имеем в виду прежде всего дискуссию о том, в какой степени бытие определяет сознание, а надстройка зависит от базиса. Как известно, классическая формулировка Ф. Энгельса, в письме к В. Боргиусу указавшего, что экономический базис только «в конечном счете» определяет политическую и идеологическую надстройку8, только усугубила дискуссии о том, что означает «определять в конечном счете», имеется ли в виду детерминация надстройки базисом, «предетерминация» в смысле предопределенности («predetermination») или же «сверхдетерминация» ( overdetermination ).
Конструктивный принцип плюралистической модели
Плюралистическая модель решения проблемы «массовая коммуникация и власть» начала складываться в американской коммуникативистике в 30-е годы. Исследователи, разрабатывавшие плюралистическую модель, стремились прежде всего эмпирически подтвердить, что воздействие СМИ на сознание и поведение аудитории носит ограниченный и опосредованный характер.
При этом само наличие множества относительно самостоятельных и постоянно конкурирующих между собой СМИ считалось как бы само собой разумеющимся. Более того, исследователи этого направления неявно отождествляли американские СМИ, организованные на; чисто коммерческой основе при минимальном вмешательстве со стороны государства и активно конкурирующие между собой за рекламодателей, со «СМИ вообще», «СМИ как они есть» и даже со «СМИ, какими они должны быть». Тот факт, что институциональная структура американских СМИ отнюдь не стерильна в культурном отношении, ими не осознавался. Наоборот, предполагалось, что американские масс-медиа полнее, чем все остальные, реализуют либеральный идеал «свободного рынка идей» (по Дж. С. Миллю и И. Бентаму) и в этом смысле являются образцом для средств массовой информации во всех остальных странах.
Во многом отсутствие интереса к СМИ как социальному институту, функционирующему в определенном социокультурном контексте, было связано с особенностями неопозитивистской методологии, господствовавшей в американской коммуникативистике на первом этапе ее развития. Как известно, эта методология исходит из принципиального тождества естественнонаучных и гуманитарных исследовательских методик и основана на принципе формализации. Предполагается, что как законы физики действуют в любой точке Вселенной, так и открытые социологами закономерности должны быть применимы к любому обществу. Социологическое исследование только тогда отвечает требованиям научной репрезентативности, когда «его данные могут быть сопоставлены с результатами аналогичных по теме исследований и послужить исходной предпосылкой продолжения изысканий»1. Поэтому социологи изучали, как средства массовой информации вообще воздействуют на «индивида вообще», с учетом его социально-демографических характеристик (которые также можно рассматривать как присущие любому индивиду в любом обществе). Главной своей задачей они считали накопление индуктивных генерализаций на основе анализа частных случаев. Характерно, что для самого П. Лазерсфельда массовая коммуникация была лишь одним из объектов, «по отношению к которому можно испробовать и; успешно применять все виды исследовательских методик»2.
По этой же причине идеологическая составляющая посланий просто игнорировалась. В ранней американской коммуникативистике вообще не использовался термин «идеология», даже тогда, когда обсуждались проблемы тоталитарной индоктринации, где без этого термина, казалось бы, невозможно обойтись. Вместо термина «идеология» использовался термин «пропаганда», причем каждый раз речь шла об эффективности конкретной пропагандистской акции, и никаких глобальных выводов о природе СМИ на этом основании не делалось.
Поскольку П. Лазерсфельд и Р. Мертон вообще выражали озабоченность состоянием американских СМИ, они делали это с позиций радикального либерализма. Однако к их исследовательской деятельности данная озабоченность отношения практически не имела. Главной задачей и того и другого было доказать эмпирически, что воздействие массовой коммуникации на аудиторию всегда носит принципиально ограниченный характер.
Это не означает, что конструктивный принцип плюралистической модели развертывался без опоры на оппозицию. В качестве исходной оппозиции в плюралистической модели выступала оппозиция «мнимое всемогущество массовой коммуникации в отношении аудитории — реальная ограниченность ее воздействия». Она является структурным эквивалентом оппозиции «мнимая независимость средств массовой информации - их реальная подконтрольность властвующей элите и государству», посредством которой разворачивается конструктивный принцип модели доминирования.
При этом первую, ложную сторону этой оппозиции воплощали не реальные марксистские («критические») исследования, а особый конструкт — «теория шприца». «Теория шприца» в изложении сторонников плюралистической модели утверждала, что средства массовой информации воздействуют на аудиторию подобно уколу шприца: каждый пациент (= член аудитории) получает одну и ту же дозу лекарства, которая оказывает на него то же самое воздействие, что и на всех остальных. Другое название этого теоретического конструкта звучало как «модель волшебной пули»: в этом варианте предполагалось, что существует точка зрения, согласно которой послания, которые производят и транслируют средства массовой информации, действуют по принципу волшебной пули - всегда попадают в цель и сражают жертву наповал. В обеих своих формулировках данная теория (модель) присутствует в большинстве учебников по коммуникативистике в качестве отправной точки, с которой началось развитие подлинно научной теории массовой коммуникации.
Однако, как показали уже упоминавшиеся нами С. Чаффи и Дж. Хоркхаймер, «теория пшрица»/«модель волшебной пули» представляет собой «несуществующую традицию». Ни в одном из исследований, посвященных воздействию массовой коммуникации на аудиторию, которые выходили в США с начала 20-х годов XX века, не содержится утверждений, сколько-нибудь совпадающих с основной формулировкой «теории шприца».
Это объясняется тем, что «теория шприца» явилась порождением не научного, а массового сознания 20-30-х годов XX века, впервые столкнувшегося с качественно новым типом массовой коммуникации (имеется в виду превращение радио из «беспроволочного телеграфа» в средство массовой информации) и пытавшегося осмыслить последствия его появления. В этом смысле знаменитая паника, порожденная трансляцией по радио «Войны миров» в постановке Орсона Уэллеса, гораздо сильнее повлияла на представления о роли массовой коммуникации в обществе, чем любые теоретические исследования.
Таким образом, одна из сторон оппозиции, на основе которой развертывается конструктивный принцип плюралистической модели, принадлежит сфере социальной мифологии и массового сознания. Напомним, что это верно ив отношении конструктивного принципа модели доминирования. Как и в случае конструктивного принципа модели доминирования, оппозиция, в форме которой реализуется конструктивный принцип плюралистической модели, основана на том, что одной ее стороне присвоен статус «научного знания», а вторая проходит по разряду «массового заблуждения».
