Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА ПЕРВАЯ. "Пореволюционный" монархизм как политическое и идейное течение в русской эмиграции 1920-30-х годов 18
1.1. Политический монархизм 18
1.2. Идея монархии и русская консервативная традиция 36
ГЛАВА.ВТОРАЯ. Идея монархии в творчестве И.А.Ильина И И.Л.Солоневича 55
2.1. Монархическая программа философа И.А.Ильина 55
2.2. Идея "народной" монархии в публицистике И.Л.Солоневича 69
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Неомонархические концепции младороссов и евразийцев 84
3.1. Младороссы и монархическая идея 84
3.2. Идея и принципы "народного самодержавия" в политической программе евразийства 100
Заключение 119
Библиографический список 127
Приложение
- Политический монархизм
- Идея монархии и русская консервативная традиция
- Монархическая программа философа И.А.Ильина
- Младороссы и монархическая идея
Введение к работе
Актуальность исследования. Политическая история русского и других народов, некогда входивших в состав Российской империи на протяжении многих веков была связана с монархией и ее институтами. Падение монархического строя в России привело к разрушению основ самой государственности, Гражданской войне и массовому "исходу" значительной части населения, которая была не готова признать легитимность установившегося политического режима.
Послереволюционная эмиграция стала, без преувеличения, событием большого исторического масштаба; ее численный и интеллектуальный состав уникальны в своем роде. О значении и роли этой эмиграции для России было сказано не мало. Известный деятель "первой" волны эмиграции архиепископ Иоанн Сан-Францисский уподобил русскую эмиграцию "большому кораблю", который, покинув родную гавань, зажил "своей, по-своему полной, жизнью, ощущая, впрочем, что он лишь часть целого, что он лишь корабль своей Родины, а не ее гавань. Этот корабль поддерживал с Родиной "радиосвязь", принимал иногда шлюпки с "твердой земли" и сам отпускал от себя шлюпки на эту землю. Связь корабля с гаванью была не только в том, что он к ней формально оставался приписан, - она была в большем: корабль был частью Родины в водах мира".1
Долгое время у нас в стране деятельность эмиграции или замалчивалась, или интерпретировалась крайне тенденциозно, что не могло не создать о ней искаженного представления, особенно это касалось деятельности политической эмиграции, которая целиком была "записана" в антисоветский помещичье-реставраторский лагерь.
Процесс серьезного изучения русской послеоктябрьской эмиграции начался лишь с конца 1980-х годов, когда были открыты "спецхраны" библиотек и архивные фонды, содержащие книги и материалы по истории
Архиепископ Иоанн Сан-Францисский. Избранное. Петрозаводск, 1992. С. 49.
Русского зарубежья. За прошедшие десять с лишним лет немало сделано в изучении эмиграции, вышло значительное количество работ и различных публикаций, что свидетельствует о большом общественном и научном интересе к проблемам зарубежной эмиграции. Вместе с тем, что надо признать, еще остается достаточно проблем, которые требуют дополнительного и более глубокого исследования.
Одной из таких тем, которая пока не получила должного освещения в отечественной и мировой науке, является политическая история эмиграции, и в частности, проблема "пореволюционного" монархизма. Те работы, которые мы имеем на сегодняшний день, не дают полного и исчерпывающего ответа по существу поставленной проблемы. Более того, тема монархии и монархизма в последнее время приобрела излишне политизированный характер, что осложняет процесс объективного научного исследования, многие публикации, которые появились и продолжают появляться в отдельных изданиях, требуют критического к себе отношения.
Проблема монархии имеет большое научное значение. История царской и императорской России - это огромный пласт материальной и духовной культуры, который был создан нашими предками за многовековую историю Государства Российского. Идеология этого государства, как и история его народа, неотделимы друг от друга, являются частью нашего общего прошлого, которое мы не имеем права игнорировать и замалчивать.
Изучение идеологии русского самодержавия является важным и необходимым делом, способным помочь нам избежать тех ошибок, которые дважды приводили к краху государственности, в 1917 и 1991 годах. Как писал более полувека назад замечательный русский философ Иван Ильин, "Грядущей России предстоит найти для себя - свою, особую, оригинальную государственную форму", которая бы соответствовала "русским, национальным историческим данным...".2
1 Ильин И.А. О грядущей России: Избранные статьи. М., 1993. С. 26.
Степень научной разработанности проблемы. Проблематика отечественного консерватизма нашла отражение в работах как российских, так и зарубежных авторов. Наиболее обстоятельным исследованием в этой области стала коллективная монография "Русский консерватизм 19 столетия. Идеология и практика", написанная ведущими специалистами Института российской истории РАН: В.Я.Гросулом, Г.С.Интенбергом, В.М.Твардовской, К.Ф.Шацилло и Р.Г.Эймонтовой. В работе исследуются истоки русского консерватизма, его разновидности, показана связь отечественной консервативной мысли с идеями европейского консерватизма. Названная монография стала, по существу, первой работой по проблемам русского консерватизма за последние десятилетия, написанной с новых методологических позиций. Ее авторы предприняли попытку отойти от устоявшихся в отечественной науке подходов к консерватизму и рассмотреть проблему без идеологической зашоренности.
Из зарубежных ученых, давно занимающихся проблемами русского консерватизма и написавших по нему работы, следует назвать имена Эдварда Тадена, Леонарда Шапиро, Анджея Валицкого и других.4 Большой научный интерес представляет работа Ежи Шацкого "Утопия и Традиция",5 в которой исследуются духовные истоки консерватизма как социального и культурного явления.
В нашей стране за последние годы вышло немало работ, авторы которых поставили предметом своего изучения феномен консерватизма применительно к переживаемому Россией времени.6
Все чаще исследователи консерватизма в России стали обращаться к творчеству известных общественных деятелей и мыслителей консервативной
3 Русский консерватизм 19 столетия. Идеология и практика / Под ред. В.Я.Гросула. М., 2000.
4 Thaden Е. Conservative nationalism in nineteenth century Russia. Seatle, 1964. Shapiro L. Rationalism and nationalism in Russian nineteenth-century. Political thought. London. 1964; Walicki An. The Slavophile controversy. History of a conservative Utopia in Nineteenth-Century Russian Thought. London, 1975; Carter S. Russian nationalism: yesterday, today, tomorrow. London, 1990.
5 Шацкий E. Утопия и традиция І Пер. с польск.М., 1990.
6 Ачкасов В.А. "Взрывающаяся архаичность": традиционализм в политической жизни России. СПб., 1997; Гудименко Д. Политическая культура России: Преемственность эпох / Полис. 1994. № 2; Консерватизм и либерализм: История и современность. Материалы международной научной конференции. СПб., 2002 и др. ориентации. "Теории официальной народности" и деятельности С.С.Уварова посвящено исследование И.К.Качалова. Несомненным достоинством этой работы стало то, что ее автор по-новому, попытался взглянуть на существо проблемы, отойти от расхожих представлений о деятельности теоретика "официальной народности" и его детища. По мнению И.К.Качалова, "теория официальной народности" появилась в довольно уникальный, с точки зрения развития русского национального самосознания момент, когда общественные интересы русской интеллигенции, обычно находившейся в оппозиции к самодержавию, совпали на время с интересами самого самодержавия".7
Сразу несколько работ за последнее время было написано о творчестве одного из самых заметных мыслителей "пореформенного" консерватизма Л.А.Тихомирове.8
Проблеме монархии как культурно-историческому феномену русской политической культуры посвящено исследование Л.В.Рухтаевой.9 В конце своей работы автор приходит к выводу, что идеология официального монархизма на рубеже веков переживала период острейшего кризиса, выходом из которого мог бы стать только кардинальный пересмотр основ самодержавной идеологии, к чему, однако, интеллектуальная элита правящего режима была не готова.
В докторской диссертации Г.В.Лобачевой "Монархическая идея в массовом сознании россиян (1881-1917 годы)"10 предпринята попытка воссоздать образ верховной власти в массовом сознании населения России, проследить процесс эволюции монархических настроений в массах на отрезке указанного времени. Г.В.Лобачева в проведенном ею исследовании
показывает, что в 80-е годы XIX века под влиянием первомартовской трагедии общество переосмыслило социальную ценность монархии и осознало верховную власть как духовную категорию; в 90-е годы законность российского самодержавия и его нравственная состоятельность вновь были поставлены под сомнение; первые годы XX века отличались нарастанием антагонизма между властью и обществом; в ходе первой революции и позже государственно-институциональные представления русского народа претерпели радикальные перемены, демифологизация и десакрализация представлений о верховной власти вписались в общий контекст социальных и политических противоречий и обострили их; с началом мировой войны существование монархии какое-то время ассоциировалось с идеей целостности и жизнеспособности России, что вызвало всплеск монархических настроений; затем отчуждение населения от власти стало всеобщим, самодержавие потеряло авторитет, а в 1917 году, когда власть зашла в политический тупик, монархия рухнула.
Тема "пореволюционного" монархизма и его идеологии получила развитие в работах, посвященных творчеству философа И.А.Ильина в эмиграции. Среди работ об И.А.Ильине в первую очередь следует выделить фундаментальное исследование Н.П.Полторацкого "Иван Александрович Ильин. Жизнь, труды, мировоззрение",11 вышедшее в США в конце 1980-х годов.
Из работ отечественных авторов, в которых исследуются политико-правовые взгляды философа И.А.Ильина, следует назвать работы И.Н.Зернова "Концепция монархической государственности И.А.Ильина", М.А.Реньш "Идея государственности в социальной философии И.А.Ильина" и Ильина А.Ю. «Проблемы будущей Российской государственности в политической философии И.А. Ильина». Обращаясь к теме послереволюционного монархизма нельзя обойти работы, в которых рассматриваются проблемы русской политической эмиграции. К сожалению, из-за господствовавшего в СССР "идеологического" подхода к проблемам послеоктябрьской эмиграции, советские историки не могли объективно подойти к изучению этих проблем. Пожалуй, единственной работой, которая сохранила свои научные достоинства, является монография историка Л.К.Шкаренкова "Агония белой эмиграции",13 впервые изданная в 1981 году. Работа написана по материалам "пражского" архива русской эмиграции, который после Второй мировой войны был передан СССР.
В перестроечное время вышла книга В.В.Костикова "Не будем проклинать изгнанье...",14 написанная в форме эссе, она стала первой попыткой объективного рассказа о судьбах русской эмиграции "первой волны". Вместе с тем в некоторых суждениях автора, особенно это касается деятельности "правых", по-прежнему присутствует значительная доля субъективизма.
В 1994 году у нас вышли сразу две книги, посвященные истории русской эмиграции. В работе М.И.Раева "Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции. 1919-1939" достаточно полно представлена культурная жизнь Русского зарубежья. В центре внимания автора - проблемы культурной адаптации эмигрантов. Отдельная глава книги посвящена издательскому делу в эмиграции. В ней автор отмечает, что "за исключением чисто технических и специальных, а также имевших исключительно политическую направленность изданий самыми долговечными и авторитетными были журналы, издававшиеся либералами или умеренными социалистами. Несмотря на то, что преобладающее большинство "средних" русских эмигрантов были консервативны и придерживались монархических убеждений, ни одна газета или журнал правого толка не пользовались таким успехом, как либеральные издания"15.
В книге М.В.Назарова "Миссия русской эмиграции" показана деятельность различных эмигрантских (преимущественно правых) организаций. Отдельная глава посвящена Русской Зарубежной церкви. В работе в целом объективно показана деятельность различных политических сил в эмиграции. Причину неудачи правых автор видит в отсутствии у них единства. "Хотя монархические настроения в эмиграции преобладали, -указывает автор, - они, кажется, не ощущались как сущностно важные политически активной ее частью (она соглашалась на непредрешенчество). А у подчеркнуто монархических организаций вся энергия, похоже, уходила на полемику с доминировавшим в печати левым флангом".16
В последние годы в нашей стране вышли работы, авторы которых предметом своего исследования ставили идейные воззрения эмиграции. В 1996 году вышла монография Н.А.Омельченко, в которой показана эволюция либеральной и либератльно-консервативной мысли в условиях эмиграции. К числу проблем, в постановке которых, по мнению автора, эмиграции принадлежит несомненный приоритет, следует отнести "проблему национальных (в том числе народнических) и доктринальных (марксистских) истоков большевизма, анализ особенностей русского исторического процесса и места России в Европе (историческая концепция России у евразийцев), вопрос об особенностях и причинах поражения российского либерализма".
В 1998 году вышло исследование О.Д.Волкогоновой, в котором представлены основные идейные течения русской эмиграции. По словам О.Д.Волкогоновой, "философия русской истории, созданная в эмиграции, -уже прошлое, но прошлое, которое не только имеет аналоги с современностью, но и составляет блестящую страницу отечественной
культуры, прошлое, в котором содержится немало стимулов для развития современной мысли".18
За последние годы вышло немало работ, посвященных евразийству.19 Изучению политической теории евразийского движения посвящено исследование К.В.Пишуна. Названная работа является единственным на сегодняшний день исследованием, в котором изучены концептуальные положения политической теории евразийства.
Изучению евразийства как культурно-исторического явления посвящена работа В.В.Хобта "Евразийство как явление российской политической культуры". Названное исследование будет, несомненно, интересно тем, кто занимается проблемами взаимосвязи культуры и политики.
В диссертационном исследовании О.О.Баскакова предпринята попытка научного анализа политической идеологии монархической эмиграции, дан анализ взглядов монархистов на вопросы общественного устройства России, на экономическое, социальное и внешнеполитическое положение, на вопросы церковной жизни и территориальной организации государства.22
В журнальной статье С.Онегиной "Пореволюционные политические движения российской эмиграции в 1920-30-е годы" показан процесс политико-организационного и идейного оформления "пореволюционных" движений в эмиграции. По заключению автора, несмотря на определенную идейную близость отдельных "пореволюционных" организаций, единой идеологии у них никогда не было и вряд ли это было возможно. "Все пореволюционные течения ставили перед собой единую цель - претворение в жизнь российской исторической идеи..."23 Что же касается путей и средств достижений этой идеи, то здесь имелись весьма существенные различия. С.В.Онегина к "пореволюционерам" относит как представителей старшего поколения эмиграции, в том числе "сменовеховцев" и евразийцев, так и молодого - младороссов, "новопоколенцев" и "русских фашистов".
Из последних отечественных работ по эмиграции, в которых нашла отражение проблема идейного творчества эмигрантов, следует назвать коллективную монографию "Русские без Отечества. Очерки антибольшевистской эмиграции 20-40-х годов". Исследование построено на новых архивных документах, позволяющих более объективно оценить историческую роль послеоктябрьской эмиграции. Как справедливо указывают авторы, "восприятие эмигрантской философии в нынешних условиях российской действительности не нуждается ни в какой снисходительности с нашей стороны и не должно быть утилитарно, тем более что ее антикоммунистический запал уже не представляется политически интересным, а выглядит куда привлекательней как показатель научной ценности факта обращения к прошлому с целью прогнозировать будущее".24
Тема русской послеоктябрьской эмиграции нашла отражение и в работах зарубежных авторов. Из книг, имеющих непосредственное отношение к теме диссертации, следует назвать работу американского историка Дж.Стефана "Русские фашисты: Трагедия и фарс в эмиграции. 1925-1945".25
Изучению проблем "сменовеховства" и евразийства посвящена работа М.Агурского "Идеология национал-большевизма",26 изданная во Франции в 1980 году. Несомненный интерес для тех, кто занимается проблемами евразийства, может представлять статья немецкого исследователя Л.Люкса
"Евразийство и консервативная революция" (первоначально опубликована в журнале "Вопросы философии").
Надо признать, что большинство исследователей, как у нас, так и за рубежом проявляют недостаточный интерес к изучению идеологий, ограничиваясь в основном евразийством и "сменовеховством". Причину низкого "спроса" на эмигрантские идеологии М.И.Раев объясняет тем, что "политическая жизнь в эмиграции превращалась в битву с ветряными мельницами". Все попытки эмиграции, каким-либо образом оказывать влияние на происходящие в СССР события, по его словам, "показали свое полное бессилие, что-либо изменить на Родине".
Цели исследования. Целью диссертационного исследования является реконструкция и анализ идеологии послереволюционного /эмигрантского/ монархизма на предмет ее соответствия /несоответствия/ идейной традиции русского консерватизма. Для реализации поставленной цели автором поставлены следующие задачи:
- реконструировать "идеальный" образ верховной власти в форме единодержавия на основе работ философа И.А. Ильина, публициста И.Л. Солоневича, а также идеологов младоросского и евразийского движений;
- установить идейные позиции представленных авторов по вопросу о будущем монархии и политического строя в России;
- определить общее и особенное в идеологии "пореволюционного" монархизма на фоне консервативной традиции в России;
- оценить актуальность и практическую значимость всех представленных программ "обновленного" самодержавия для новой, посткоммунистической России.
Научная новизна работы определяется тем, что автором впервые в отечественном обществознании предпринята попытка комплексного исследования и анализа идейных положений "пореволюционного" /эмигрантского/ монархизма с учетом тех изменений, которые произошли в стране за прошедшее после революции время. Через изучение идеологии "пореволюционного" монархизма был рассмотрен весь спектр проблем, имеющих отношение к развитию российской государственности, функционированию институтов политической власти и легитимации политического строя и других. На примере анализа программ "обновленного" самодержавия философа И.Ильина, публициста
И.Солоневича, "неомонархических" концепций младороссов и евразийцев показано, как идеология монархизма "эволюционировала" от установок на "незыблемость основ" самодержавной власти российского императора до признания за народом права осуществлять контроль за деятельностью правительства и исполнительных структур власти. В диссертационном исследовании были использованы новые документы и материалы, которые, по мнению автора, проливают дополнительный свет на деятельность правых в эмиграции, установлены причины, обусловившие неудачу монархистов в эмиграции реализовать свои программно-политические цели.
Объектом настоящего исследования стала идеология "пореволюционного" монархизма как совокупность идей, представлений, ценностных установок, взглядов на институт монархии в России.
Предметом исследования выступили программные заявления, речи, статьи, выступления, работы, переписка деятелей зарубежья по проблемам государства, власти и института монархии в истории России. Идеология "пореволюционного" монархизма рассматривается в работе на двух уровнях: на теоретико-концептуальном и программно-политическом.
Методологией исследования явились принципы историзма и научной объективности, что позволило автору исследовать идеологию послереволюционного монархизма как явление духовной культуры и политическую реальность в контексте определенного времени, с учетом данных исторической, политической и правовой наук. В ходе проведенного исследования автором, наряду с общенаучными методами (описание, анализ,
синтез, сравнение и др.), были использованы методы политологического анализа.
Хронологические рамки исследования охватывают период с начала 1920-х до конца 30-х и частично начала 40-х годов. Это время соответствует формированию, развитию и закату "первой" русской эмиграции. Этот период был отмечен наиболее значительными попытками интеллектуальной части эмиграции выработать идеологию, стратегию и тактику борьбы с большевизмом в России.
Как отмечает М.В.Назаров, в этот период "эмигрантской монархизм был занят осмыслением своей сущности (в том числе в полемике с антимонархистами) и приобрел новые черты, отличавшие его от дореволюционного".
Со второй половины 1940-х годов на смену "первой" эмиграции, которая сформировалась преимущественно на ценностях старой, дореволюционной России, приходит "вторая", послевоенная эмиграция, которая не знала "той России", новые эмигранты в большинстве своем были ориентированы на либеральные ценности и идеи. Произошедшая смена поколений эмиграции практически полностью вытеснила правых из активной политической жизни. Уход из жизни в начале 1950-х годов Ивана Ильина и Ивана Солоневича лишил оставшихся в эмиграции монархистов своей идейных вождей.
Источниковую базу исследования составили: - работы философа И.А. Ильина по проблемам монархии и государства;30 - произведения публициста И.Л.Солоневича;31 - работы евразийских авторов;32 -статьи и выступления (опубликованные) А.Л.Казем-Бека; -работы дореволюционных консервативных мыслителей и государственных деятелей;34 -монархическая пресса;35 -произведения мемуарной литературы: воспоминания о жизни в эмиграции архиепископа Иоанна Сан-Францисского, писателей Р.Б.Гуля, В.С.Варшавского, Ф.А.Степуна, бывшего депутата Государственной Думы В.В.Шульгина, князя Ф.Ф.Юсупова, генералов бывшей царской армии А.И.Деникина и П.Н.Врангеля.36 -документы и материалы из Государственного архива Российской Федерации, Центрального архива ФСБ России, Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории, как опубликованные в отдельных сборниках, так и выявленные самим автором.
К сожалению, политическая эмиграция, особенно правая, в отечественных архивах представлена не полно: архивы многих эмигрантских организаций были безвозвратно утрачены в годы Второй мировой войны, другая часть материалов осела в иностранных архивах и у частных лиц, что делает их практически недоступными для отечественного исследователя.
При работе над темой диссертации были использованы различные информационно-справочные ого идеала.
Теоретическая и практическая значимость работы определяется теми целями и задачами, которые были поставлены автором.
Представленный в работе теоретический и фактологический материал, выдвинутые автором положения и сделанные выводы /если они будут приняты научным сообществом/ могут быть использованы при подготовке общих лекционных курсов по истории русской политической мысли, а также спецкурса по истории политической мысли русской послеоктябрьской эмиграции. Представленный в работе библиографический материал может быть полезен тем, кто занимается проблемами русской эмиграции.
Апробация работы. Диссертация выполнена на кафедре
международных политических процессов Санкт-Петербургского государственного университета, обсуждалась на кафедре международных отношений Петрозаводского государственного университета в ноябре 2002 года и на кафедре международных политических процессов Санкт-Петербургского университета в сентябре 2003 года и была рекомендована к защите.
По теме диссертации имеются следующие авторские публикации:
1. Монархическая идея в политической мыли России// Ученые записки Института Права Санкт-Петербургского государственного финансово-экономического университета. Вып. 10. СПб., 2003.
2. К проблеме монархии и монархизма в России. М., 2003. // Деп. в ИНИОН РАН.
3. К истории русской политической эмиграции в 20-е годы прошлого века. М, 2003. // Деп. в ИНИОН РАН.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав по два параграфа в каждой, заключения, библиографического списка и приложения.
Во введении обосновывается актуальность темы исследования, определяется ее научная и практическая значимость, раскрываются цели и задачи работы, дается обзор источников и литературы по теме диссертации.
В первой главе "Пореволюционный" монархизм как политическое и идейное течение в русской эмиграции 1920-30-х годов" исследуются проблемы, связанные с политико-организационным и идейным оформлением монархической эмиграции.
Во второй главе "Идея монархии в творчестве И.А.Ильина и И.Л.Солоневича" исследуются модели монархической государственности названных авторов, дается их анализ.
В третьей главе "Неомонархические" концепции младороссов и евразийцев" исследуются проекты "обновленного" монархического государства, представленные в работах младоросских и евразийских авторов, дается их анализ.
В заключении подведены итоги проведенного исследования.
Библиографический список содержит названия использованных автором источников и литературы по теме.
В приложении дается список использованных в работе монархических изданий с краткими о них сведениями.
Политический монархизм
Эмиграция из России, по данным, которые приводит В.Д. Поремский, к 1922 году составила приблизительно 900 тысяч человек.39 Основная масса русских эмигрантов к середине 20-х годов осела в Европе. Ее центрами стали Германия, Турция, Чехословакия, балканские страны, Франция. Другой крупный центр эмиграции возник на Дальнем Востоке, в Китае. Лишь незначительное число эмигрантов попало сразу в США, Канаду и другие более отдаленные страны.
В политическом отношении послеоктябрьская эмиграция представляла собой достаточно разнородную массу. После революции в эмиграции оказалось много известных политических деятелей, лидеров партий, которые попытались возродить свои организации за границей. "Русские, оказавшиеся в эмиграции, - пишет в своей книге В.В.Костиков, - воссоздали, хотя и не всегда в четко оформленном виде, почти точную копию политической карты старой России".40
Русская политическая эмиграция была представлена многочисленными организациями, движениями, а также небольшими группами: от кадетов и меньшевиков до монархистов. В 20-30-е годы главный "водораздел" между политически активной частью эмиграции проходил по вопросу принятия или неприятия Февральской революции, иначе, между теми, "кто отвергал в революции только Октябрьский переворот, принимая Февраль, и теми, кто видел катастрофу уже в Феврале".41
Политическим центром левой эмиграции с самого начала стал Париж, в то время как у правых такого политического центра не было, их организации были в Германии, Югославии, Болгарии, Турции, Польше, Финляндии, в Китае, что в определенной степени затруднило их совместную деятельность.
В отличие от левых, которые уже перед революцией сумели создать политические партии, правым пришлось процесс партийного строительства начинать практически сначала, не имея при этом ни политического опыта, ни достаточных финансовых средств.
Для многих представителей правого лагеря эмиграция началась сразу после падения монархии, позднее этот лагерь значительно пополнился военнослужащими и членами их семей из числа эвакуированных белых армий. Правые к началу 20-х годов были весьма многочисленной и влиятельной силой в эмиграции. Одним из главных парадоксов русской эмиграции, как и всего Белого движения, - было то, что по мнению П.Б.Струве, вначале 85 процентов всех эмигрантов составляли монархисты, в то время как около 90 процентов эмигрантских изданий, по подсчетам немецкого историка Х.Римшы, были "февралистскими".42 Многие монархические издания быстро прекращали свое существование. Старейшим монархическим изданием за рубежом был журнал "Двуглавый орел", он выходил сначала в Берлине с 1920 по 1922 годы, затем в Париже с 1926 по 1931 гг.
Первым шагом на пути объединения правых сил эмиграции стал съезд в Бад-Рейхенгалле (Германия), состоявшийся в конце мая - начале июня 1921 года. Съезд получил название "Съезда Хозяйственного Восстановления России". В его работе принимало участие 106 делегатов, представлявших организации из более чем 20 стран Европы, Азии и Америки. Почетным председателем съезда был избран видный церковный деятель, митрополит Антоний (Храповицкий), возглавлявший Архиерейский Синод Русской Православной Церкви за границей.43
Рейхенгалльский съезд вошел в историю как съезд монархический, приветствуя представителей эмигрантских организаций, съезд признал "важным и неотложным делом" возрождение России на монархической основе.
Съезд заслушал доклад "по основам тактики и организации Монархического движения" и принял по нему несколько резолюций. В этих резолюциях признавалось "необходимым и своевременным" провозглашение монархической идеи, признавалось "необходимым" приступить к организации "монархически настроенных элементов в новых государственных образованиях".44 Решением съезда был образован Высшей монархический совет (в него вошли Н.Е.Марков, князь Н.А.Ширинский-Шихматов, А.М.Масленников), который был призван стать координирующим органом монархистов.
Политические решения Рейхенгалльского съезда были приняты неоднозначно в эмигрантской среде: если монархисты и им сочувствующие восприняли их с воодушевлением, то левыми съезд характеризовался не иначе как "реставраторским". Милюковские "Последние новости" писали, что монархическая эмиграция открыто "выступила за полную реставрацию самодержавия, за полное возвращение даже не к 1916, а к 1904 году".45
Такая характеристика, как нам представляется, была не вполне объективной, в ней в большей степени нашло отражение общее неприятие либералами монархизма, чем оценка конкретных решений съезда.
"Утверждая монархию как "единственный путь к возрождению России", рейхенгалльский съезд соединил ее с такими принципами, как "единоличное владение землей на правах частной собственности" и решение этого вопроса в интересах "многомиллионной массы земледельческого населения" (предполагалось оставить за крестьянами поделенную ими землю, возместив владельцам ее стоимость за счет государства), "право свободного труда, охраняемого законом от всякой эксплуатации", равенство всех перед законом; неприкосновенность личности, свобода гражданская, политическая и вероисповедная, примирение со старообрядцами".46
По существу, на съезде в Рейхенгалле был подтвержден столыпинский курс на реформы, основой которых должен был стать крепкий хозяин-собственник земли. Большинство точек зрения сходились на том, что вопрос о возвращении бывшей помещичьей собственности должен быть навсегда снят с повестки дня: невозможность изъятия земли у крестьян в пользу помещиков признавалась практически всеми (кроме правых "радикалов").
Как отмечает В.Д.Поремский, "свобода крестьянам" стала лозунгом без различия партийной принадлежности. В разных выражениях об этом говорилось и в левых и в правых кругах. Милюков в этом отношении был полностью единодушен с Марковым-вторым. Земля - крестьянам".47
Идея монархии и русская консервативная традиция
Идея монархии, как убедительно показал в своем капитальном исследовании английский этнограф и религиовед Дж.Фрэзер, имеет языческое происхождение и находит свое объяснение в первобытной магии. "Так, начав с простого заклинателя духов, знахарь или колдун постепенно объединяет в своем лице бога и светского правителя".78 В "обязанности" языческого царя входило уметь управлять природными стихиями, что, по представлениям древнего человека, требовало "специального" знания. По утверждению Дж.Фрэзера, культ "человекобога" сформировался, в своих основных чертах, в ранний период истории религии, когда боги и люди продолжали рассматриваться как существа во многом одного и того же порядка и не были еще разделены непроходимой пропастью, которая разверзлась между ними в сознании позднейших поколений.79
В своей работе английский ученый приводит примеры существования "человекобога" у различных народов в дохристианскую языческую эпоху. "Первые правители Вавилона от Саргона I до четвертой династии Ура и позднее - при жизни выдавали себя за богов. В честь царей четвертой династии Ура воздвигали храмы, их статуи устанавливались в различных святилищах, и народу вменялось в обязанность приносить им жертвоприношения; восьмой месяц года был полностью посвящен поклонениям царям; жертвы им приносились в новолуния и пятнадцатого числа каждого месяца".80
Пример с Вавилоном - не единичный, похожие обряды существовали и в других странах Востока, где земной правитель воспринимался населением с теми же почестями, которые оказывались настоящим богам. В представлении древних египтян, ассирийцев, персов, китайцев и других народов Востока земные порядки являлись отражением небесных, отчего царская власть обрела божественный ореол. "Вся жизнь царя есть как бы подобие небесной жизни. Дворец и трон есть подобие седалища богов: дворец не отделим от храма и есть как бы часть божественного жилища".81
Власть подобного монарха с самого начала имела абсолютный характер, поскольку в общественном сознании древних людей власть земная была неразрывно связана с божественной. "Подлинно абсолютной властью", - подчеркивает правовед Н.Н.Алексеев, - может быть только власть, подобная божественной, которую никто не может ограничить и которая даже выше нравственных законов".82
Обладая абсолютной властью, земной владыка внушал своим подданным не меньший страх, чем врагам. "Здесь берет свое начало воззрение, что истинный царь может быть и безнравственным, если он силен, всемогущ и грозен, как Демиург. Обладая богоподобной властью, древний языческий царь был существом страшным, внушающим ужас и грозным",83 - говорит Н.Н.Алексеев.
Эти воззрения на сущность верховной власти составили культ "царебожества", отдельные элементы которого встречаются у всех первобытных народов. Но в силу определенных исторических и культурных условий наибольшее развитие он получил на Востоке. Позднее, в период знакомства западных народов-македонян и греков, а затем римлян - с народами Азии, культ "царебожества" был занесен в Европу, однако так и не смог там прижиться в силу различия культур Запада и Востока.
Известно, что Александр Македонский, несмотря на все ухищрения придворной знати, не смог своих товарищей по оружию - македонян и греков - убедить в своем божественном происхождении и относиться к нему как подобию живого Бога. Как пишет в своем исследовании о жизни Александра Великого Ф. Шахермайр, "жителям Востока падение ниц казалось естественным; македонянам и грекам представлялось нелепостью преклонять колена перед другим человеком, когда они и перед настоящими богами - то склонялись разве что при большом несчастье, прося их о помощи.
Что касается царя Александра, то он был у них "первым среди равных". Никакого принципиального различия между ним и окружающими быть не могло. Подчеркивать каким-то образом его авторитет считалось бессмысленным. Скорее надо было заботиться о том, чтобы и перед троном сохранить достоинство свободного человека, имеющего право высказывать свое мнение, ибо любой авторитет оправдан лишь в том случае, если он признает свободу своих сторонников. Власть, не считавшаяся с нею, казалась греку деспотией.84
Не многого сумели достичь в своем обожествлении и римские императоры, несмотря на все свои "божественные" титулы и стремление копировать восточные образцы. Ни одному из них не удалось подняться в общественном сознании при своей жизни до положения царебожества. Единственным исключением, в каком-то роде, был Юлий Цезарь, который после своей смерти, как повествует об этом Гай Светоний Транквилл, был "сопричтен к богам, не только словами указов, но и убеждением толпы".85
В первые века новой эры у Рима появился новый и могущественный противник в лице христиан. Христианство не могло принять в любой форме деспотии, даже если она прикрывалась религиозным авторитетом. И хотя христианство не проповедовало бунт против государства и правящих в нем, оно не могло считать власть божественной. "Христианство, - как отмечает Н.Н.Алексеев, - решительно отказалось от мысли, что государство есть совершеннейшее из обществ, выше государства христианство поставило общину, церковь; и с тем большей определенностью земное государство перенесено было в порядок ценностей относительных и условных".
От столкновения евангельского учения с языческой государственностью, по словам ученого, произошла своеобразная равнодействующая, причем направления ее были различны на Западе и на Востоке. Наделение монархов божественными предикатами проникло в Западную Европу, и в эпоху особого процветания монархии неоспоримо здесь практиковались некоторые формы культа кесарей, напоминающие подобные обычаи в древнем мире. Однако же на Западе всегда сильным было правовое, договорное начало, ограничивающее абсолютность монархии и не допускающее превращения монархии в политическую постройку древнеязыческого стиля. Сильно было также и влияние римской церкви, которая настойчиво учила об ограниченности государственной власти.
Монархическая программа философа И.А.Ильина
Одной из менее изученных граней философского наследия И.А.Ильина является его монархическая концепция. Большинство исследователей И.А.Ильина обходило эту тему, считая ее, по-видимому, не столь интересной, а, главное, не актуальной для сегодняшнего времени. Между тем проблема монархии занимала философа на протяжении длительного . времени. Результатом проделанной мыслителем работы по этой проблеме стала книга "О монархии и республике", которая увидела свет в 1979 году в США. Продолжением данной работы стали "Понятия монархии и республики", а также статьи И.А.Ильина из сборника "Наши задачи", которые были изданы впервые в 1956 году эмигрантским биографом И.А.Ильина Н.П.Полторацким. По словам исследователя И.А.Ильина, "в этих статьях отображено целостное и многогранное мировоззрение замечательного русского религиозного и политического мыслителя".120
В творчестве И.А.Ильина, как ученого мыслителя и общественного деятеля, определенно просматривается линия на познание природы государства с целью его усовершенствования. Теоретической основой для решения поставленной задачи стала разработанная И.А,Ильиным "концепция правосознания". "Правосознание", по Ильину, есть особого рода "инстинктивное правочувствование", в котором человек формирует свою духовность и одновременно определяет отношения с другими людьми.
Целью политики, по словам философа, есть "достойная и творческая жизнь человеческого духа, а государство и право являются проводниками этой цели". Без них люди не в состоянии добиться построения совершенного общества. Государство и право составляют основу человеческого бытия и влияют на моральное состояние общества в худшую или лучшую сторону.121
Как отмечает в своей статье об И.А.Ильине Ю.Лисица, "И.А.Ильин был ученым-правоведом по преимуществу, но, как православный философ, он увязывал свою теорию права с моральными, нравственными и религиозными нормами и с естественным человеческим религиозным опытом...".
Такая оценка, по нашему мнению, достаточно точно определяет характер и содержание политико-правовых взглядов И.А.Ильина, в которых мы видим его всего. Религиозное мировоззрение И.А.Ильина является основой его концепции государства. Государство, по мысли философа, есть некая надисторическая данность, которую человек должен познать и "под себя устроить". "Каждый народ, - подчеркивает философ, - призван к тому, чтобы принять свою природную и историческую "данность" и духовно проработать ее, одухотворить ее по-своему, пребывая в своем, своеобразном национально-творческом акте. Это его неотъемлемое, естественное, священное право и в то же время это его историческая, общечеловеческая и, что самое главное, - религиозная обязанность".
Политические взгляды И.А.Ильина ориентированы на выявление тех задач государства, которые определяют народу и каждому индивиду в отдельности право на "внешне свободную и внутренне самостоятельную жизнь". Организацией такой жизни людей, основанной на праве и власти, служит государство. Государство, право и правосознание общества, по Ильину, не отделимы от человека и служат средством воспитания в нем (человеке) тех ценностей, которые дает семья и вера.
При определении места и роли государства И.А.Ильин близок к немецким мыслителям - Г.Гегелю и И.Фихте, для которых государство и общество не есть противостоящие друг другу части, а один живой организм. Речь, таким образом, идет не о свободе индивида, с одной стороны, и государства, с другой, а об одной целостной организованной свободе -свободе "государственно-организованного" народа, включающей в себя свободу отдельных индивидов. Государство опираясь на общую волю нарда, должно было утвердить права и свободы личности в пределах границ его влияния, не покушаясь при этом на духовную свободу личности.
Для философа И.А.Ильина каждое конкретное государство имеет свою определенную форму, которая является "вещественным" отражением духовной жизни проживающего на его территории народа и тех природных, хозяйственных и прочих условий, в которые поставлен данный народ.
"Пафос Ильина-политолога, - справедливо отмечает отечественный исследователь В.Гусев, - состоит вовсе не в отрицании какого-то государственного строя, но в обнаружении тех духовных основ, на которых только и может прочно и уверенно держаться тот или иной строй".124
В исследовании "О монархии и республике" философ рассматривает две основные формы политического устройства - монархию и республику. Предваряя свою работу кратким вступлением, И.А.Ильин указывает на трудности, которые могут встретиться перед ним при решении поставленной задачи. Эти трудности, по его мнению, касаются, во-первых, того, что монархия принадлежит к наиболее древним формам правления, во-вторых, в отсутствии надежной методологической базы для такого исследования, в-третьих, что природу монархии невозможно понять и познать в рамках формальной юридической науки, поскольку монархия, в отличие от республики, имеет "сверхюридическую" природу.125
Стремясь уйти от ошибок в сравнительном анализе монархической и республиканской форм правления, И.А.Ильин предметом своего исследования ставит не внешние, формальные признаки монархии и республики, а внутренние, сущностные их различия. Единственно верным критерием оценки монархии и республики, с точки зрения И.А.Ильина, является природа монархического и республиканского "правосознания", основанная на тех признаках, которые в меньшей степени подвержены влиянию времени. Всякая государственная форма, по Ильину, есть прежде всего "порождение" или "произведение" "правосознания", не личного индивидуального (оно может и различаться в ту или иную сторону, что вполне естественно и нормально), но "множества сходно живущих, сходно построенных правосознании".
В названной работе И.А.Ильин рассматривает особенности монархического и республиканского "правосознании". По словам Н.П.Полторацкого, "главный недостаток республиканкой формы правления Ильин видел в том, что в основе ее лежит пафос отрицания вечных и последних религиозно-органических основ народного правосознания".126
Младороссы и монархическая идея
История младороссов и других "пореволюционных" движений в русской эмиграции в 1920-30-е годы интересна в плане попыток синтеза в их идеологиях различных, на первый взгляд исключающих друг друга установок и мнений. Стремление найти компромисс с новой, советской действительностью, характерное для "пореволюционных" течений в Русском зарубежье, еще более размежевало эмиграцию, проведя новые разъединительные барьеры.
Если для старшего поколения эмигрантов, бывших непосредственными участниками или свидетелями событий 1917 года, важнейшими по-прежнему оставались вопросы "кто виноват?" и "почему так случилось?", то для молодого - вопрос стоял в другом: "что делать дальше?".
Вечный конфликт "отцов" и "детей", характерный для русской интеллигенции 19 века, получил продолжение в эмиграции, затронув весь спектр "русской проблемы". Эмигрантская молодежь бросила открытый вызов старшему поколению, обвинив его в политическом банкротстве и идейной несостоятельности, лишив его, таким образом, права говорить от лица всей эмиграции. Наиболее остро конфликт поколений затронул "правый" лагерь эмиграции, хотя не обошел и "левый".
Движение младороссов - одно из наиболее ярких и оригинальных "пореволюционных" течений, которое буквально ворвались со своей неудержимой энергией в уже ставшую будничной эмигрантскую жизнь, заставив сразу же обратить на себя внимание. "Молодость духа, стремление вперед, а не вспять с новыми идеями, новыми средствами и новым оружием должны быть отличительными чертами национального движения. Люди старших поколений, живущие в прошедшем, не понимают настоящего. В будущем руководящее творческое значение будет у молодежи", - говорилось в декларации "Всеобщего съезда национально мыслящей молодежи".
Лидером движения младороссов (с 1934 г. - Младоросская партия) стал молодой ветеран Белого движения Александр Львович Казем-Бек, выступавший одновременно и в качестве главного идеолога движения.
У А.Л.Казем-Бека, как и у его будущих единомышленников по младоросскому движению, не было ни политического опыта, ни необходимых финансовых средств, чтобы добиться скорого успеха на политическом поприще. Сначала младороссы пытались найти себе союзников в эмигрантском монархическом движении, но не смогли этого сделать. Единственным союзником младороссов на многие годы стал вел. князь Кирилл Владимирович, который так же как и они, не смог найти для себя места в зарубежном монархическом движении.
Организационное и идейное становление младороссов завершилось к концу 20-х годов. За относительно небольшой период времени младороссы сумели создать достаточно сплоченную организацию, имевшую своих членов и единомышленников во многих странах от Европы до Китая и Северной Америки. Младороссы сумели извлечь для себя опыт из ошибок и промахов своих политических оппонентов по правомонархическому лагерю. В отличие от остальной части правых, продолжавших делать главную ставку на остатки бывшей врангелевской армии, младороссы серьезно занялись политической работой с рядовым эмигрантом, особенно с молодежью.
Сборник "К Молодой России" по своему значению фактически стал политическим манифестом младороссов. В нем в основных чертах были изложены основы их политической программы и наиболее принципиально важные идейные установки. Младороссы одними из первых сделали ставку на "внутренние" силы в России (СССР). Контрреволюция, как исключительно военная акция по свержению большевистского режима, была ими решительно отвергнута. Во-первых, они не верили, что военной эмиграции по силам решение этой задачи, во-вторых, идея "контрреволюции" для младороссов ассоциировалась с попыткой Бурбонов во Франции восстановить прежние порядки при помощи иностранных штыков.
Контрреволюции и реставрации младороссы противопоставили идею новой революции, которая должна завершить Русскую революцию и вернуть политический процесс в эволюционное русло. Большевизм, по мнению идеолога движения А.Л.Казем-Бека, можно было избежать, если бы у властей в свое время нашлось достаточно мудрости и воли, чтобы своевременно провести те преобразования, которые были жизненно необходимы для государства. Однако этого не произошло. В припадках самоистребления Русская нация шла к катастрофе, которая разразилась десять лет тому назад, как подлинная историческая необходимость... Революция сокрушительная, стремительная, страстная, по словам Казем-Бека, есть завершение Русских исканий. После нее отольются новые формы Русской жизни, уже не позаимствованные, а естественные, присущие ее целям и ее содержанию.171
Младороссы утверждают, и с их мнением нельзя не согласиться, что Русская революция произвела такие огромные перемены, такой переворот в общественном сознании, что любые попытки силой вернуть все назад встретят сопротивление масс. Только новая революция, которая поставит своей целью не ликвидацию революции, а ее продолжение и углубление найдет сочувствие и поддержку в народе.
На смену диктатуре большевистской партии должна прийти диктатура народа, интернационализм и коммунизм должны быть отброшены, как антинациональная идеология. В этом младороссы видели цели начатой ими борьбы.
Младороссы проявляли большой интерес к Италии и фашистскому движению Б.Муссолини, который обещал сохранить монархию, освободив ее от зависимости со стороны "старого и умирающего" мира, и преподнести идеал монархии в гармонии с молодыми революционными силами. На итальянском "опыте" А.Л.Казем-Бек учился тому, что успешная национальная, антикоммунистическая и антилиберальная революция должна в первую очередь завоевать на свою сторону массы, подчинив их воле вождя.
Харизматический вождь, - отмечает в своей книге немецкий исследователь Л.Люкс, - пришествие которого многие европейские мыслители предсказывали еще в 19 в. и в начале 20 в. - кто с тревогой, кто с надеждой, - призван был заместить господство безличных институций господством личной воли. Непрозрачные, сложные институциональные образования, с одной стороны, подавляют человека своей анонимностью, с другой - обнаруживают бессилие, когда речь идет о преодолении кризиса. Отсюда широко распространенное желание вернуть в политику личность, тоска о харизматическом герое.172
