Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Характеристика теории архетипов Карла Юнга 11
1.1. К истории вопроса о проблеме бессознательного и применении теории архетипов К.Юнга в изучении литературных произведений 11
1.2. Характеристика архетипов и архетипических образов в работах К.Юнга и его учеников 33
Глава 2. Архетипическая интерпретация мифа о Гильгамеше 53-
Глава 3 Архетипы и архетипические образы в сказке 72
3.1. Введение 72
3.2. Интерпретация сказки о царевне-лягушке 74
3.3. Интерпретация сказки Э.Т.А. Гофмана «Крошка Цахес» 80
3.4. Конфликт архетипов Духа и Анимы в сказке А.С. Пушкина «О золотом петушке» 97
Глава 4. Интерпретация образной системы романа И.А. Гончарова «Обломов» с позиции теории архетипов 109
Глава 5. Власть архетипа Дух, персонифицированная в образной системе рассказа И.А. Бунина «Чистый понедельник» 149
Заключение 157
Библиография 160
- К истории вопроса о проблеме бессознательного и применении теории архетипов К.Юнга в изучении литературных произведений
- Характеристика архетипов и архетипических образов в работах К.Юнга и его учеников
- Интерпретация сказки о царевне-лягушке
- Конфликт архетипов Духа и Анимы в сказке А.С. Пушкина «О золотом петушке»
Введение к работе
Актуальность исследования. Психология и литературоведение всегда сотрудничали и взаимообогащали друг друга. С начала своего становления в середине XIX века психологическая наука оказывала влияние на общетеоретическое познание форм искусства. Л.С. Выготский охарактеризовал это влияние в книге «Психология искусства», отмечая при этом необходимость «языком объективной психологии говорить об объективных фактах искусства» .
В литературоведении в разное время преобладали разные принципы и подходы в изучении литературы — об этом пишет Г-Н. Поспелов в статье «Развитие теории литературы в Московском университете»2. Изучение велось с позиций классической философии, этики и эстетики, истории, социологии, идеологии и психологии в том числе. В многообразии подходов отражается сложность как произведения искусства, так и авторского сознания и авторского бессознательного, участвующих в творческом процессе. В XIX веке в России такими известными учеными и писателями, как Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, А.Н. Веселовский, А.А. Потебня, Д.Н. Овсянико-Куликовский, декларировалась важность изучения психологии человека и ее проявлений в искусстве. В XX веке достижения психологии активно используются учеными разных гуманитарных дисциплин.
Карл Густав Юнг ( 1875 — 1961) известный психолог, культуролог, основатель школы аналитической психологии. Будучи учеником и последователем З.Фрейда, Юнг затем отходит от научных позиций учителя и создает свою собственную теорию бессознательного, в которой одну из главных ролей играет коллективное бессознательное, представленное архетипами. Архетипы посредством «образотворческой» деятельности заявляют о себе. Отсюда интерес К.Юнга к искусству, мифологии и религии — в них репрезен-
тируются архетипические содержания. Сфера интересов ученого была чрезвычайно широка: мифология, фольклор, классическая литература, философия гностицизма, религии, восточные учения йоги, алхимия, социология и т.д. Его идеи находили отклик у таких известных писателей, как Т.Манн и Г. Гессе. Среди его учеников — И. Якоби, М- Л. фон Франц, М. Фордхэм и др. Из работ психологов, занимавшихся литературоведческой практикой, особенно хочется отметить исследования Л.С. Выготского, М- Л. фон Франц, Д. Шарпа, К.Наранхо.
Не только писатели и психологи развивали и использовали идеи архе-типического бессознательного, но и теоретики искусства и литературы, в частности, Н. Фрай, Дж. Кэмпбелл, М. Бодкин, Е.М. Мелетинский и др. Теория архетипического инициировала активную деятельность по исследованию психологии искусства и тех закономерностей, которые участвуют в творческом процессе создания образов, а также способствовала дальнейшему развитию интерпретации литературных произведений с позиций психологии.
Л.С. Выготский говорил о необходимости специальных психологических исследований для того, чтобы понять механизм психического воздействия художественного произведения на читателя. Сознание автора или сознание коллектива в момент творческой деятельности представлялось ему функционирующим по общему принципу: «Мы имеем все основания утверждать, что с психологической точки зрения нет принципиальной разницы между процессами народного и личного творчества»3. Сейчас можно сказать, что и творчество автора и творчество коллектива объединяются, во многом, архе-типической частью психики, активизирующей символопорождающую деятельность человека. Но безусловно, что результат этой деятельности зависит от множества факторов, наукой до конца не определенных. Важно, что уже тогда ученый выделял коллективную психологию, в отличие от индивидуальной, которую также необходимо изучать. Соотношение коллективного и
индивидуального, социального и природного начал в психике человека, реализующееся в произведении искусства, требует тщательного рассмотрения. Аналитическая интерпретация с позиций теории архетипов способна внести некоторую ясность в изучение этого вопроса, поскольку сосредотачиваясь на универсальной части психики, она контрастней выделяет индивидуальное и социально-типическое героя художественного произведения.
Карл Юнг неоднократно подчеркивал сложность человеческой психики, её динамический характер и постоянное становление — ив этом тоже заключена привлекательность и плодотворность его теории для других гумани-тарных наук. Исследование архетипической структуры художественного произведения — это только один из многочисленных аспектов в системном подходе к проблеме комплексного изучения литературных произведений. Поэтому наряду с психологическим аспектом аналитическая интерпретация инициирует и социально-философский , и историческими этический аспекты литературы, что естественно.
Американская школа мифокритики использовала идеи Юнга в изучении художественной литературы. Н. Фрай, разрабатывавший теорию мифа, повторяет вслед за Юнгом, что «первобытные формулы», т.е. «архетипы», постоянно встречаются в произведениях классиков, и более того, «существует общая тенденция к воспроизведению этих формул»4 . Психологи аналитической школы также исследовали природу символики образных систем сновидений и произведений искусства5 . Таким образом, интерпретация литературы в аспекте архетипического становится в один ряд с исследованиями формально-содержательных аспектов художественного текста.
Важно, что К. Юнг никогда не считал свой подход в интерпретации художественных произведений исчерпывающим. Наоборот, он всячески подчёркивал ограниченность какого бы то ни было анализирования с точки зрения психологии произведений искусства, имеющих собственно-эстетическую
функцию. Он говорит о необходимости смещения акцента с изучения особенностей личностной психологии автора на анализ воплощённых в специфических формах искусства образах, т.к. именно это приближает нас к пониманию смысла и назначения искусства. Следовательно, одной из задач аналитической работы, в том числе и данной, становится осознание тех бессознательных содержаний, которые участвуют в конструировании образов и образных систем литературного произведения. Также представляется интересным охарактеризовать проявления архетипического в художественных произведениях классической литературы разных исторических эпох.
Аналитическая интерпретация литературных произведений с позиций психологии в большей степени осуществлялась психологами, нежели литературоведами. К числу таких работ принадлежат — статья К. Юнга о романе Дж. Джойса «Улисс», наблюдения К. Наранхо о произведениях Данте и Гете. Дж. Хиллман рассуждает о проблемах сюжетосложения и жанра и т.д. Работы юнгианцев позволяют по-новому осмыслить классические произведения мировой литературы. Универсальное «архетипическое ядро», репрезентирующееся в образной системе, позволяет сблизить художественные произведения разных эпох, стилей, жанров, что может представлять интерес для построения более полной, учитывающей многообразие подходов, теории литературы.
О необходимости сближения разных гуманитарных наук во имя построения объемного гуманитарного знания говорят ученые-филологи, отмечая при этом: «Наиболее значительным результатом альянса психологии и литературоведения нам представляется ответвление аналитической психологии К. Юнга в соединении с «мифологической критикой»... Архетипный мифологический подход как результат междисциплинарного синтеза сулит немалые возможности как в сравнительном изучении литератур, так и в исто-
6 рико-литературном подходе» .
С.С. Аверинцев полагал возможным изучение архаических закономерностей психического, являющих себя в искусстве и лежащих в основе художественных структур, систематизация которых может быть осуществлена с позиций как философской феноменологии и структурализма, так и с позиций психологического анализа. Поскольку аналитическая психология К. Юнга в большей степени, чем фрейдистская, учитывает сложность человеческой психики, постольку и применение ее в литературоведении может быть более продуктивным. Отсюда, пишет С.С. Аверинцев, интерес к теории архетипов Карла Юнга: «...архаические ходы мифомышления активно работают в заново творимой образной структуре на выявление простейших элементов человеческого существования и придают целому глубину и перспективу»7 .
Сама задача понимания скрытого смысла художественного текста, перевод значений бессознательных содержаний, реализующих себя в образной форме, на язык понятий, логики и анализа — все это сближает позиции аналитической психологии и теории литературы. В современном мире, когда дифференционные процессы в нашем обществе стремительно нарастают, очень важно еще раз подчеркнуть общность всех людей в их психическом становлении и бытии.
Основной задачей диссертации является теоретическое осмысление и апробация в практике аналитической интерпретации идей и наблюдений К. Юнга, имеющих отношение к теории архетипов коллективного бессознательного. Необходимо продемонстрировать, как в конкретном литературном произведении, понимаемом как единая художественная система, проявляет себя «архетипическое ядро». Чрезвычайно важно исследование системы персонажей и тех ситуаций, в которых они изображены, с тем, чтобы показать, что аналитическая интерпретация может способствовать прояснению поступков и поведения героев, породить новые смыслы, скрытые в художественном тексте.
О задачах аналитической интерпретации явлений культуры с позиций психологии писал и П. Рикер: «Задача такого анализа заключается не в том, чтобы отыскать вытесненное и найти то, что его вытесняет; цель его погрузиться в работу по производству смыслов, которая постоянно ведет нас от отсутствующих означенных величин к творениям рук человеческих, переводящим фантазмы в мир культуры и воссоздающих их в качестве реальности, имеющей эстетическую ценность» . Исследование образных проявлений ар-хетипических сил и их участия в создании художественной структуры произведения — это важная задача для аналитической интерпретации, и мы понимаем, что не все возможности применения теории архетипов исчерпаны в данной работе.
Также одной из задач исследования было уточнение понятий «архетип» и «архетипический образ», характеристика этих терминов в том значении, которое придавал ему К. Юнг и его последователи. В связи с этим дан обзор работ по данной проблематике. Важной также представлялась задача сближения аналитического подхода в психологии и теории литературы. Отсюда краткая характеристика герменевтической деятельности некоторых ученых-психологов, представляющих юнгианскую школу, с позиций филологии.
Материалом исследования стали тексты художественных произведений эпического рода разных исторических эпох и жанров: миф о Гильга-меше (древний памятник шумеро-аккадской литературы, характеризуемый как эпическая поэма), русская народная сказка о царевне-лягушке и авторские сказки Э.Т.А. Гофмана «Крошка Цахес по прозвищу Циннобер» и А.С. Пушкина «О золотом петушке», а также роман И.А. Гончарова «Обломов» и рассказ И.А. Бунина «Чистый понедельник».
Избранные художественные произведения являются шедеврами мировой литературы. Они принадлежат к разным историческим эпохам, в которых
господствовали различные литературные направления и стили. Тем интереснее было обнаружить в их образных системах универсальное «архетипиче-ское ядро», объединить произведения столь разных авторов в процессе исследования.
Теоретической основой диссертации являются научные разработки в области психологии и культурологии К. Юнга и известных ученых, использовавших его идеи в изучении произведений искусства, — М.-Л. фон Франц, К. Наранхо, М. Бодкин, Е.М. Мелетинского. Исследования С.С. Аверинцева, М.М. Бахтина, Л.С. Выготского, П. Рикера стимулировали работу, ориенти-* руя на строго научный и логически выстроенный подход к анализу литературного произведения, представляющего целостную художественную систему.
Метод амплификации, разработанный К.Юнгом, в сочетании с историческим и сравнительно-типологическим методами позволили провести аналитическую интерпретацию избранных литературных произведений с позиций внимательного и бережного отношения к тексту.
В работе активно использовались труды ученых российской филологической школы: Н.А. Добролюбова, А.В. Дружинина, Л.Я. Гинзбург, И.М. Дьяконова, А. Карельского, А.С. Козлова, Ю.М. Лотмана, В.А. Недзвецкого, П.А. Николаева, Г.Н. Поспелова, В.Я. Проппа, В.Е. Хализева, А.Я. Эсалнек и ДР-
Научная новизна диссертации обусловлена возможностью сближения позиций аналитической психологии и литературоведения в герменевтической практике изучения конкретного литературного произведения в его системности и общечеловеческой значимости. При этом, если миф о Гильга-меше и сказка о царевне-лягушке уже рассматривались с позиций теории архетипов, то сказки Э.Т.А. Гофмана и А.С. Пушкина, а также роман И.А. Гончарова и рассказ И.А. Бунина исследуются впервые в этом аспекте.
Научно-практическое значение диссертации связано с использованием ее выводов в практике литературоведения и в общетеоретической разработке комплексного подхода к изучению литературных произведений.
Результаты работы могут быть использованы в преподавательской деятельности как психологов, так и литературоведов. Они также могут иметь значение для изучения и более полного определения жанровой специфики художественных произведений.
Структура работы обусловлена тем, что аналитическая интерпретация с позиций теории архетипов предполагает знание основного круга работ К. Юнга и теоретической литературы по данной проблематике. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографии. Первая глава представляет обзор работ по данной проблематике. Следующие четыре главы представляют собой интерпретации мифа, сказок, романа и рассказа. В заключении обобщены результаты проделанной работы.
Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1987. С. 18.
2 Живая мысль. К 100-летию со дня рождения Г.Н. Поспелова. М.,1999.
3 Выготский Л.С. Психология искусства. М.,1987. С. 19.
4 Современное зарубежное литературоведение. М.,1996. С.247
s Analytical psychology. London, 1980
6 Карташева И.В., Емельянова Т.П., Семенов Л.Е. Историческая психология и литературо
ведение: возможности и перспективы взаимодействия./ Художественная литература в со
циокультурном контексте. Поспеловские ЧТЄНИЯ.М.1997.С.І69.
7 Аверинцев С.С. Аналитическая психология К-Юнга и закономерности творческой фанта
зии. //Вопросы литературы. М.,1970,№З.С.П7.
8РикерП. Конфликт интерпретаций. М., 1995.C.I87.
К истории вопроса о проблеме бессознательного и применении теории архетипов К.Юнга в изучении литературных произведений
Роль психологической науки в общетеоретическом познании искусства достаточно велика. В XIX веке А.Н. Веселовский мотивировал психологическими причинами рождение искусства: «И созвучия являются, потому что в природе всегда найдутся ответы на наше требование суггестивности. Эти требования присущи нашему сознанию, оно живёт в сфере сближений и параллелей, образно усваивая себе явления окружающего мира...» . Филолог Д.Н.Овсянико-Куликовский, сторонник использования достижений психологии в литературоведении, полагал, что различие между эпосом и лирикой имеет принципиальное психологическое значение 2.
В начале нашего века интерес к психологии нарастает — это связано с работами З.Фрейда и проблематикой бессознательного. Фрейд вводит в научный обиход новые термины: либидо, сублимация, эдипов комплекс и т.д. Литературоведение обсуждает преимущества и недостатки применения фрейдовских методов в трактовках литературных героев и биографиях авторов.
В России психоанализ развивался довольно бурно в начале XX века. Свидетельство тому многочисленные издания трудов З.Фрейда и его сподвижников, в том числе и К. Юнга, а также участие в дискуссии известных ученых: Л. Выготского, В.Волошинова, АЛурия и др. Но поскольку в то время полемика вокруг психоанализа вышла за рамки чисто научной и стала фактом политики и идеологической борьбы, то к началу 30-х гг. психоанализ и его последователи были изгнаны из научной и общественной жизни страны: «Психоанализ с его интенцией на развенчание различного рода иллюзий не мог существовать в обществе, всеми средствами насаждающем всякого рода мифы и иллюзии»3.
Тем не менее важно, что в ходе обсуждения наметились определенные тенденции в использовании психоаналитических методов и подходов к феномену бессознательного. И. Григорьев высказал мнение о необходимости изучать проявления бессознательного, реализующего себя в формах искусства: «Что может дать литературоведению фрейдовская теория динамического бессознательного? Она может внести ясность в запутанней-шие вопросы психологии творческого процесса, в вопросы взаимоотношения между художником и созданным им произведением, между произведением и действительностью...»4.
Определенную роль в сближении психологии и литературоведения сыграла книга Л.С.Выготского «Психология искусства», в которой ученый анализирует произведения художественной литературы. Отдавая дань аналитическому мастерству Фрейда, он, тем не менее, отмечал, что его работы по искусствоведческим проблемам имеют отношение, скорее, к общей психологии, нежели к психологии искусства. И тем не менее Выготский пишет: «Применение психоаналитического метода еще ждет своего осуществления, и мы можем только сказать, что оно должно реализовать на деле и в практике те громадные теоретические ценности, которые заложены в самой теории. Эти ценности в общем сводятся к одному: к привлечению бессознательного, к указанию на то, как бессознательное в искусстве становится социальным»5 . Психолог анализировал в этой работе произведения искусства, пытаясь выявить закономерности психологического воздействия тех или иных литературных образов, композиционных приемов и художественных деталей на сознание читателя. И с этой точки зрения теория бессознательного, представленная в работах К. Юнга, дает возможность проследить, как бессознательное и сознание автора и читателя вступают в диалог, позволяет понимать интенции художественного текста и смысл произведения независимо от исторических и социокультурных различий.
Идея бессознательного не является впервые в работах 3. Фрейда. Дело в том, что проблема бессознательного имеет давнюю научно-историческую традицию — еще древнегреческие философы высказывали суждения о наличии «темных» сторон души, неожиданно проявляющих себя. И Юнг не скрывал взаимосвязи своей теории с идеями Гераклита, Платона, Аристотеля. Он прекрасно знал мифологию и философию древнего Востока, учение гностиков, мистические откровения европейских алхимиков и философов Нового времени, и эти знания успешно применял в своей практике.
Рене Декарт, провозгласивший: «Я мыслю, следовательно, я существую»,— инициировал полемику о границах разума и сознания. Согласно этому постулату вне человеческого мышления нет ничего подлинно существующего. Декарт превозносит силу разума, веря в его огромное значение для человеческого существа. В трактате «Страсти души» он предпринял попытку осмысления проблемы взаимодействия души и тела, классифицировал страсти, охарактеризовал конфликт между «низшей» чувствующей частью души и «высшей» разумной ее частью. Вопрос о тождественности психического и сознательного будет разрешен в картезианской философии положительно6.
Своеобразная трактовка бессознательного имела место в философии И.Г.Фихте (1762 — 1814). Он создал учение, в основе которого лежало представление о самопорождении субъекта посредством его внутренней деятельности, развертывания из самого себя не только необходимых для существования телесных и духовных атрибутов, но и всего жизненного мира, объективной реальности. Он выдвигает постулат, согласно которому деятельность есть бессознательное стремление к саморазвертыванию, активное по своей природе и свободное в своих проявлениях. Бессознательное представляет собой «абсолютно-первое, совершенно безусловное основоположение всего человеческого знания»
Характеристика архетипов и архетипических образов в работах К.Юнга и его учеников
Термин «архетип» впервые появляется в работах К.Юнга в 1919 году .Учёный заимствовал его у псевдо-Дионисия Ареопагита из трактата «О божественных именах»; подобный же термин встречается и у Св.Августина. В теории Юнга «архетип» имеет другое значение, чем в трудах богословов. Ученый акцентирует ассоциированность архетипов с идеями Платона, но архетипы амбивалетны и находятся вне категорий этики, они лишены идеального характера платоновских «идей». Также очевидна связь архетипов с reprezentations collektives Леви-Брюля, тем самым подчеркивается их символическая природа .
Роль архетипов определяется, прежде всего, необходимостью доводить до сознания содержания бессознательного. Таким образом, понятие архетипа связано с идеей коллективного бессознательного, которое составляет неотъемлемую часть души человека наряду с сознанием и личным бессознательным. Бессознательное гораздо старше сознания. В начале жизни человек пребывает в бессознательном состоянии и лишь затем вырастает до сознания. «Если так называемое личностное бессознательное составляет вытесненные забытые, подавленные содержательные элементы, источник которых — в жизни данной личности, то коллективное бессознательное не зависит от исторической эпохи, от влияний, обусловленных общественной или этнической принадлежностью, и представляет собой хранилище типичных, исконно присущих всем людям реакций на универсальные ситуации — такие, как тревога, угроза, борьба с превосходящей силой, отношения полов, отношения между детьми и родителями, ненависть и любовь, рождение и смерть...»3. «Архетип есть символическая формула, которая повсюду вступает в функцию там, где или не имеется сознательного понятия, или таковое по внутренним и внешним обстоятельствам вообще невозможно. Архетип служит архаически интуитивным средством психологического постижения объекта» -такое определение мы находим в издании «Современное зарубежное литературоведение»4.
В работе «Структура психики и процесс индивидуации» К.Юнг отмечает физиологическую обусловленность коллективного бессознательного. Архетипы тесно связаны с инстинктами (иногда даже отождествляются с ними): «он(архетип) суть бессознательное отображение инстинкта... или представляет собой модель и образец инстинктивного поведения»5. Синонимом «архетипа» является термин «паттерн» — это «базисные структурные образования человеческой психики» или сформировавшиеся под воздействием инстинктов модели поведения. В работе «Архетип и символ» появляются и другие синонимичные термины: «первобытные образы», «мыслефор-мы», «праобразы». Юнг постоянно уточняет содержание понятия «архетип».
Архетипы активизируются и продуцируют образы, представляющие собой определённую систему. Юнг и открыл их в ходе работы с пациентами, изучая материал их сновидений и фантазий, заметив, что «он распадается на модели, и эти модели напоминают миф, сказку, легенду и что воображаемое не восходит ни к индивидуальному опыту, ни к сознанию человека», представляя собой трансперсональный опыт души6. Реальность, в данном случае, выступает как провоцирующий фактор.
Наивное сознание дикаря выражает содержание бессознательного в образах природного мира, психологически переживая метаморфозы Солнца, Луны, природные катаклизмы: «Недоступным пониманию первобытного человека было то, что душа содержит в себе все те образы, из которых ведут свое происхождение мифы, что наше бессознательное является действующим и претерпевающим действия субъектом, драму которого первобытный человек по аналогии обнаруживал в больших и малых природных процес сах» . Описывая переживания человека в ситуациях, провоцирующих архе-типические содержания, Юнг говорит об окрыленности, мистической сопричастности жизни человеческого рода: говорящий праобразами говорит как бы тысячью голосов, он пленяет и покоряет, приобщая нас к вечности. Возможно, именно это может объяснить то волнение, которое охватывает читателя при восприятии классики независимо от того, в какую историческую эпоху создавалось произведение.
«Первообразы» или архетипы и являются теми объединяющими началами в психике людей, которые способствуют восприятию образов искусства независимо от социокультурных различий. «Подробнее исследовав эти образы, мы обнаружим, что в известном смысле они являются сформулированным итогом огромного типического опыта бесчисленного ряда предков...В каждом из этих образов кристаллизировалась частица человеческой психики и человеческой судьбы, частица страдания и наслаждения — переживаний, несчётно повторявшихся у бесконечного ряда предков...»8. Эти переживания связаны с ситуациями жизни человека, который на пути от рождения до смерти проходит свойственные каждому этапы: рождения, взросления, инициации, борьбы за выживание, брака как формы упорядочивания репродуктивной деятельности, опеки над детьми и смерти как неизбежного завершения жизненного пути. Человек осуществлялся в системе оппозиций: рождение — смерть и ребенок — родитель. При этом сопровождая свою жизнедеятельность активным образотворчеством.
Интерпретация сказки о царевне-лягушке
Сказка начинается с того, что царским сыновьям необходимо жениться, и выбор невест происходит традиционно для сказки: трое братьев пускают стрелы, т.е. надо положиться па волю случая. Психологически это объясняется тем, что выбор невесты должен произойти по воле бессознательного, а не рационально. М.-Л. фон Франц рассматривает разные варианты такого вероятностного выбора, схожего с гаданием. Она отмечает, что такая ситуация возникает, когда эго-сознание индивида не может принять решение на рациональной основе. Вполне вероятно, что это происходит тогда, когда бессознательно ощущается необходимость перемены в жизни или активизируется архетип Самость.
Тот факт, что стрела младшего брата улетает далеко за пределы цивилизованного пространства, говорит о том, что он имеет способность вступать в контакт с бессознательным. Происходит это в силу индивидуальных особенностей (обычно, это мужество и простодушие): младший брат не столь прагматичен и рационален, как старшие. А ещё современные психологи утверждают, что младший ребёнок в семье обладает большей креативностью.
Лес — это стихия дикой природы, там господствуют силы инстинкта, он символизирует бессознательную сторону души (в немецкой сказке Дурень отправляется в подземелье). Архетипические образы леса, моря, океана, и вообще какого-то значительного и нецивилизованного пространства психологами рассматриваются как свидетельствующие об активизации сил бессознательного в психике человека. Интересно, что в романе И.А. Гончарова «Обломов» у героя в определённый момент душевного состояния тоже возникает образ леса, символизирующий власть бессознательного, как и у героя сказки Гофмана.
Царевич находит свою стрелу у лягушки, которая просит взять ее замуж. После некоторых раздумий он соглашается. То, что герой поступает таким образом, характеризует его как человека, действующего в согласии с архетипическими силами: дело в том, что в древности лягушка воспринималась как животное воплощение духа воды. Франц подробно исследует символику этого образа.
Хотелось бы добавить, что в древнекитайской мифологии также есть божественная пара, предшествующая появлению богов и людей, зооморфные существа Фу-си и его жена-сестра Нюй-ва. Из этимологии имен мы узнаем, что Нюй означает «дева, женщина», а Ва/гуа - «улитка, углубление, лягушка, стоячая вода». Исследователи предполагают, что Нюй-ва была духом дождевых вод, лягушкой-богиней12. И следовательно, царевич связывал свою жизнь с могущественным существом. Но в сказке, как и в жизни, что легко дается, то легко теряется. По мнению Юнга, трудности и испытания неизбежны в духовном становлении человека.
Излишние поспешность и самонадеянность героя привели к утрате Василисы — Иван нарушил неведомый ему запрет. Франц отмечает, что сжигание лягушечьей шкуры привело также и к утрате архетипическим образом Василисы-лягушки (Анимы) связи с водной стихией, которая является символом уже её бессознательного и источником ее душевной силы. Но взаимодействие со своей обретённой Анимой для царевича уже является потребностью. Мы видим в этой сказке, как и в мифе о Гильгамеше, что смириться с утратой друга или подруги на определенном этапе психического становления и взаимодействия крайне трудно, это и является психологическим импульсом для поиска Василисы. Путь будет тяжелым — сказка символически это подчеркивает: три железных пары сапог надо сносить, три железных хлеба сглодать.
Конфликт архетипов Духа и Анимы в сказке А.С. Пушкина «О золотом петушке»
Сказка была опубликована в 1835 году в журнале «Библиотека для чтения». Анна Ахматова подробно исследовала текст этой пушкинской сказки и дала собственную интерпретацию образной системы и содержания, ей удалось найти литературный источник пушкинской сказки — «Легенда об арабском звездочете» Вашингтона Ирвинга из книги «Альгамбра», вышедшая в 1832 году в Париже она имела успех у публики. «Знакомство Пушкина с «Альгамбрскими сказками Ирвинга можно датировать 1833 годом. К этому времени относится и черновой набросок сказки»26 .
Ахматова проводит сравнительный построчный анализ текстов Пушкина и Ирвинга и делает ряд важных наблюдений: развязка пушкинской сказки существенно отличается от первоисточника, фабула ее несколько сокращена, отсюда — «неясность» сюжета и таинственность звездочета и царицы, усилен сатирический пафос сказки, персонажи приобрели комический характер в пушкинском варианте. Отмечая сатирическую направленность и характеризуя языковой строй, автор статьи говорит о скрытой интенции пушкинского текста: «Бутафория народной сказки служит здесь для маскировки политического смысла...Ссора звездочета с царем имеет автобиографические черты»27 . Далее Ахматова приводит доказательства того, что сказочный жанр часто служил формой для политической сатиры, отсюда «семантическая двупланность» сказки. Намеки на современность Пушкин тщательно зашифровал, поскольку ситуация, нашедшая отражение в тексте, имеет автобиографический характер. Основной темой «Сказки о золотом петушке» является неисполнение царем данного им слова. Взаимоотношения с монархом у поэта не складывались, это его мучило. Осень 1834 года, когда была написана сказка, для Пушкина была «самой бесплодной».
Надо отметить, что сатирический пафос сказки в полной мере обнаруживает себя в ходе анализа сюжета, сопоставления фактов текста и фактов биографии поэта. Проделанная Ахматовой исследовательская работа позволила прийти к выводу о том, что в образе Дадона Пушкин зашифровал свое отношение к двум русским царям — Александру и Николаю, современником которых он являлся.
Как и в сказке Гофмана, в пушкинской сказке социальный контекст играет важную роль, которую можно определить как компенсаторную — элементы сказочной фантастики позволяют «разрешить» социальные проблемы, неразрешимые в реальности: в «Крошке Цахес» — это возможность благополучной женитьбы для бедного студента, в «Сказке о золотом петушке» — наказать лживого царя, не выполняющего свое обещание.
Что касается непосредственно сказочного сюжета и архетипических образов, репрезентированных в нем, то следует обратить внимание прежде всего на выбор героя. В сказках, которые были рассмотрены ранее, в центре повествования находился герой, осуществляющий путь индивидуации, стремящийся утвердить свое Эго и гармонизировать мужское и женское начала в душе. С позиций очевидного здравого смысла этот этап детерминирован необходимостью поиска невесты, брака и создания семьи. Герой вызывает у читателя сочувствие, его победа в конце обнадеживает и воспринимающего сказку.
В сказке Пушкина царь, уже не молодой человек, является антигероем или тем, кому подражать явно не следует. Его возраст уже предполагает какое-то предшествующее развитие на пути личностного совершенствования или индивидуации. Но испытания, которые он не выдерживает, обнаруживают, что в своем личностном становлении он так и не овладел силой архетипического — и поэтому его Эго остается незрелым и неустойчивым. А ведь укрепление эго-сознания и является психологической установкой сказки и задачей героя. «Жил-был славный царь Дадон. Смолоду был грозен он И соседям то т дело 100 Наносил обиды смело, Но под старость захотел Отдохнуть от ратных дел...»28 .
Как и у Гофмана, в этой сказке сознание героя подвергается воздействию архетипов. Образ звездочета-скопца можно рассматривать, как архети-пический образ Духа: его знание и волшебный предмет, которым он одаряет старого царя, призваны сыграть роль помогающих старцев и животных, типичных для народной сказки. Тогда как Шемаханская царица — воплощение архетипа Анимы, причем в его негативном деструктивном проявлении, так как результатом аффекта стала смерть братьев, нарушение клятвы, смерть звездочета и самого царя. Причем, без акцентирования архетипиче-ского начала в образной системе сказки и Шемаханская царица и звездочет окутаны дымкой загадочности, что отмечает и Ахматова: читатель смутно понимает, что появление девицы как-то связано с даром скопца и его желанием отсрочить вознаграждение за оказанную царю услугу, что эта связь существовала каким-то образом еще до описанной встречи персонажей, но выходит за рамки текста. Таким образом, введение теории архетипов в исследование амплифицирует данные образы, позволяя соотнести их с традиционными сказочными персонажами.
